Помочь сайту
Поздравления
Детство моё прошло, отрочество и юность были интересными. Позвольте мне, дорогие читатели, прикоснуться к Вашим сердцам несколькими страницами этого рассказа, описывающего период моей жизни, переваливший за 50 лет.
Наступили Горбачёвские времена, когда выяснилось, что всё, о чём мы, жители СССР, имели представление - оказалось ошибочным. Горбачёв всё стал переворачивать с ног на голову. Народ почти 70 лет жил по жёстким установкам курса партии, где преследовалась личная инициатива. Горбачёв разрешил делать практически всё. Наш инициативный народ, зажатый тисками коммунистических догм на долгие годы и уставший от «нельзя», в новых условиях проявил себя по всем направлениям в полной мере. Частная инициатива стала проявляться в небывалых до того масштабах. Одним из первых, кто проявил частную инициативу, был поэт Евгений Я. Я – это его фамилия, которую он самостийно присвоил себе после длительных судебных тяжб с милицией.
У Евгения Я была неуёмная энергия и оригинальное мышление. Он красил свои волосы на голове в зелёный цвет, а бороду в синий. В торжественных случаях Женя Я украшал свою голову большим красным бантом. В своём новом паспорте, в графе особые приметы, он заставил милицию Тёплого Стана, которая выдала ему паспорт, поставить надпись: 19 см. На фотографии в паспорте он снялся с кольцом в носу и галстуком на голом теле.
Судился Женя Я с милицией за новый паспорт несколько лет. Не всем было понятно, к чему относятся эти 19 см, но не трудно догадаться. Женя ходил по Арбату в майке с этой надписью на груди – 19 см. Если кто-то из встречных спрашивал его, о чём эта надпись, то он охотно пояснял её истинный смысл. Когда же милиция начинала к нему придираться, то он объяснял, что является меломаном, и это относится к скорости движения магнитофонной ленты в секунду, а не к тому, что они подумали. Милиционеры только широко разводили руками, но ничего поделать с Евгением Я не могли. Женя активно продавал свои стихи и рассказы в неположенных местах. На каждой книге он ставил свой автограф и надпись: «Книга не продаётся. Продаётся автограф». Милиционеры его не могли преследовать, так как он не продавал свои книги, а продавал только автограф, что не противоречило законодательству. Представлялся Евгений Я обычно коротко:– Зелёный.
Вся Москва его под таким именем и знала. Зелёный был талантливым человеком. Его оригинальным выдумкам не было предела. Зелёный придумал удостоверения юмористического толка на все случаи жизни. Одно из своих удостоверений он лично подарил Ельцину. Интересно происхождение Зелёного. Родился он в лагере для заключённых в городе Воркуте.
Первые 14 лет своей жизни Женя «просидел» со своими родителями-политзаключёнными. После реабилитации родителей, жил в Москве. Зелёный одним из первых стал группировать вокруг себя поэтов, художников, композиторов, певцов и авторов-исполнителей песен. Он постоянно устраивал поэтические и песенные концерты, фестивали. Сначала это были любительские акции, где поэты и барды выступали бесплатно. Затем он организовал официально зарегистрированную «Транснациональную Конфедерацию Я», где вся творческая братия поэтов, художников и бардов стала зарабатывать деньги своим творчеством. Многие поэты и барды ушли со своей основной работы и, вздохнув Горбачёвской свободы полной грудью, стали свободными лицами, занимающимися только своим призванием. К последним лицам присоединился и я, Ваш покорный слуга. В своём НИИ Прикладной Физики, где я работал в то время, я подал заявление на увольнение, чем очень озадачил своё начальство. Меня начали уговаривать остаться, обещая новую должность с хорошим окладом. Я стоял на своём. Меня, в конце концов, спросили:– На каких условиях вы, Вячеслав Фёдорович, можете остаться?
Ни на каких условиях я остаться не хотел. Я уже вдохнул воздуха свободы и больше не хотел работать в нашем НИИ с утра и до вечера. Я мог зарабатывать деньги своим творчеством, выступая на многочисленных площадках Москвы со своими авторскими песнями и юмористическими рассказами. Начальство настаивало. Я, зная, что меня никакая должность не устроит, сказал:
– Должность ведущего инженера.
Мой расчёт был прост. Этой должности в нашей лаборатории не было свободной, да и я её не соответствовал по уровню моей компетенции. При этом, две недели, которые отвело мне моё начальство на размышление, я провёл с чувством нависшей надо мной гильотины: я боялся – а вдруг эту должность мне дадут. И надо будет найти в себе силы отказаться от этого. Смогу ли? Но, слава богу, мне отказали, на что я и рассчитывал. Я вышел с родного НИИ с трудовой книжкой в кармане, не веря своему счастью.
Далее начался самый интересный период всей моей жизни. Я стал артистом. Конечно, не настоящим, но всё-таки артистом, о чём мечтал долгие последние годы. Горбачёвская перестройка дала мне эту возможность. Я организовал при Перовском Доме Культуры творческое объединение «Доминанта», где сам себя назначил директором. В своё объединение я пригласил работать около 20-ти администраторов с трудовыми книжками, как и было положено. Администраторы организовывали концерты не только по всей Москве, но и по подмосковью.
В то время государство поддерживало культуру и на низшем уровне, предоставляя организациям денежные средства на свои внутренние мероприятия. Вот из этих средств и оплачивались концерты, которые администраторы «Доминанты» организовывали. В нашем распоряжении были практически все артисты Московских театров и кино. Пользуясь своим привилегированным положением, я всовывал себя в любые концерты, какие только могли происходить. Заслуженные и народные артисты, приглашённые в эти концерты, не вмешивались в состав участников концертов, ибо для них это было просто-напросто халтурой. В своих театрах они получали гроши, а в наших концертах им перед выступлением вручалась солидная куча денег, превышающая порою их месячную зарплату. Позволю себе вам рассказать о нескольких таких концертах с моим «участием»:
Сегодняшним вечером я выступаю с номером в небольшом клубе трамвайного депо. В концертную бригаду входят: заслуженные артисты Наталья Селезнёва и Рудольф Рудин, – завсегдатаи «Кабачка 13-ть стульев» и Ваш покорный слуга, дилетант Вячеслав Сергеечев.
У меня, как всегда, мандраж. Сложности усугубляются тем, что мне предстоит объявлять выход знаменитых артистов. На небольшие концерты конферансье приглашать было не рентабельно, поэтому роль конферансье обычно в таких случаях выполнял я. Не имея для этого профессиональных навыков, я в таких случаях обходился только представлением артистов. Но и этот примитив мне давался нелегко. Первым номером в концертах всегда принято запускать самое слабое звено. Этим звеном я обычно и являлся, открывая концерты. Я усаживался на стул и пел под гитару в микрофон, если он был, свои авторские песни. Чепчики вверх никто из зрителей никогда не бросал, но мне всегда хлопали, возможно, что из вежливости. И в этот вечер 10 секунд аплодисментов мне достались.
Небольшой зал работников трамвайного депо был заполнен до предела. К ним впервые приехали такие знаменитости «Кабачка 13-ть стульев», как пани Катарина и пан Гималайский.
Далее я объявил о выходе Натальи Селезнёвой. Раздались дружные аплодисменты. 
Наталья Игоревна вышла на сцену и великолепно прочитала несколько юмористических рассказов. Зал долго рукоплескал.
Затем, от самого входа в зал, из-за спины зрителей раздался громкий голос:
– Добрый вечер, голуби мои сизокрылые!
И в зале появился Рудольф Рудин - пан Гималайский по «Кабачку 13-ть стульев».
Этой знаменитой фразы было достаточно, чтобы зал стоя аплодировал минут 5-ть, как минимум. Рудольф Григорьевич давно уже на сцене, но зал не унимается. Аплодисменты долго не дают Рудину открыть и рта. Рудольф Григорьевич успокаивает зрителей и начинает показывать свою интермедию со справками, доказывая, что он не верблюд.
Зал в восторге…
Сегодня вечером я «выступаю» в каком-то НИИ. Комнатка за сценой, где мы переодеваемся перед выходом на сцену. В концерте заняты: Спартак Мишулин, Семён Фарада, Наталья Селезнёва, и «примкнувший» к ним насильственным путём Вячеслав Сергеечев.
Непринуждённая обстановка, артисты почти готовы, ждём заполнения зала. Лёгкий разговор: 
– В прошлом концерте, – говорит Наталья Игоревна, (божественно красивая женщина, то есть актриса, то есть человек, то есть... Да просто красавица! Разве не понятно? Гм... Автор несколько застеснялся) – выходим мы, кабачковцы, из автобуса, а нас уже ждут зрители на улице и шепчутся: «смотрите, стулья приехали!». (комментарий автора: Великолепные Стулья. Их более по количеству, чем в оригинале, то есть в произведении "Тринадцать стульев" Ильфа-Петрова).
– Это что, ведь они вас не съели, – вторит ей Спартак Васильевич.
– Вот когда мы снимали «Белое солнце пустыни», то взбунтовался один верблюд. Он сорвался с привязи и агрессивно себя повёл. Все, кто был на съёмочной площадке – врассыпную. А меня-то уже закопали в песок по самое горло. Верблюд попёр на меня. Ну, думаю я – сожрёт. Верблюд подошёл ко мне, понюхал и отошёл в сторону. Я, слава богу, оказался ему несъедобным.
Наталья Игоревна просит мужчин отвернуться – ей надо переодеться. Я отворачиваюсь к окну, хотя посмотреть на "точёную" фигурку Натальи Игоревны хочется до умопомрачения. Ведь звезда театра и киноэкрана, гм... обворожительна до крайности, и, пардон, лишь слегка прикрыта весьма ограниченным набором дорогого импортного нижнего белья (комплект-двойка) своего сверх-прекрасного божественного тела. (отражение в окне, а не прямое наблюдение автора). 
Я, грешным делом, смотрю за спины Мишулина и Фарады, всматриваясь в божественное оконное отражение Натальи Игоревны, гм... и, выискивая наилучший ракурс, (виноват, но не смотреть в оконное отражение Натальи Игоревны невозможно) всё-таки получаю истинное удовлетворение высоко-эстетического уровня. А стоявшие к окну спиной Семён Фарада и Спартак Мишулин такого интереса к богине красоты совсем не проявляют, хотя и обращены к ней (богине красоты, обладательнице божественного тела, дара от самого бога) своими лицами.
Но глаза Фарады и Мишулина совсем не прикованы к прелестям богини красоты, в отличии от автора, который обращён своим лицом только к отражению в окне богини красоты, а не к прямому лицезрению. Они (Мишулин и Фарада) для Селезнёвой свои люди, и отворачиваться, по-видимому, для них не обязательно. Фарада держит в руках большую пачку денег и говорит, обращаясь к Мишулину, совсем не смотря на богиню красоты:– Смотри, Спартак! У меня в кулаке деньги, которые я получу в своём театре почти за месяц работы.
А тут всего за 20-ть минут. Могли ли мы о таком думать всего лишь год назад?
Спартак Васильевич шутит, совсем не обращая внимания на столь божественное явление природы в виде образа Натальи Игоревны:
– Надо за всё это сказать спасибо Вячеславу Фёдоровичу, организатору и вдохновителю всех наших побед.
Далее он обращается ко мне:
– Вячеслав Фёдорович, который раз я за вами наблюдаю, – как вы ловко аккомпанируете себе на гитаре. Я не умею играть на гитаре, поэтому всегда вынужден приглашать с собой на выступления пианиста. Научите меня играть на гитаре.
Я отвечаю, что с удовольствием, только моя игра оставляет желать лучшего. Спартак Васильевич машет на меня рукой:
– Для меня этого более, чем достаточно!
– Спартак Васильевич,– спрашиваю я его, – как вас объявить? Выступает народный артист СССР…
– Что вы, что вы! Объявите: «у вас в гостях завсегдатай Петровки 38-мь».
Далее он пояснил мне, что его на Петровку 38 приглашают выступать чаще, чем в родном театре «Сатиры». Забегая несколько вперёд, автор этого повествования всё же докладывает уважаемым читателям, что он получил свою долю внимания богини красоты Натальи Игоревны к своей персоне по её небрежно брошенной фразе:
– Противный Вячеслав Фёдорович! Что стоите, как истукан, широко открыв рот? Который раз вы со мной в одном концерте, а рот у вас всё открыт и открыт шире, чем проход в партере нашего театра "Сатиры". Закройте свой рот, чтобы туда не залетела какая-нибудь птичка, и помогите мне расстегнуть верхнюю пуговку моего концертного платья после этого окончившегося концерта, где вы всё время пели, пели и пели... Паршивец модельер! Поместил пуговку специально туда, чтобы я её самостоятельно, без Вячеслава Фёдоровича, не смогла расстегнуть... Раз уж вы оказались ближе ко мне, чем эти противные мои коллеги (конечно, это шутка), то расстегните верхнюю пуговку моего такого же, как и вы противного платья да поцелуйте у меня плечико в награду за ваше противное пение.
Что я благоговейно и сделал... Только вот проснувшись на следующий день в своей неуютной и жёсткой постели, я вдруг обнаружил, что это всё мне приснилось в моём праздничном сне о нашей всенародно любимой богине красоты театра и кино Наталье Игоревне Селезнёвой! (пуговка, поцелуй в плечико и что-то там ещё). А противный, противное пение – было в действительности!...
Я выхожу на сцену и объявляю:
– У вас в гостях завсегдатай Петровки 38 Спартак Ми…
Зал заглушает аплодисментами моё объявление...
Сегодня вечером мне «выступать» в каком-то концерте не знаю с кем. В «Доминанте» это обычная практика: два, три артиста с именем, остальное – что придётся. Коммерция на первом месте. Надо обеспечить концерт на полтора, два часа, и, если приглашать одних знаменитостей, то у организации на это не хватит денег. Поэтому к «звёздам» обычно добавляют неизвестных певцов, фокусников, танцоров, Вячеславов Фёдоровичев для заполнения. Лично мне это очень подходит. За выступление я получаю гонорар в сумме моего двухнедельного заработка в моём бывшем НИИ ПФ, кроме того, проценты с каждого концерта как директору «Доминанты», что оговорено в специальном договоре с Перовским домом культуры, который находится рядом с моим домом на Мартеновской улице. Приезжаю на концерт, жду своего выхода. Не всегда в концерте первым номером выходят «слабочки». Очень часто знаменитости просят их запустить первыми, так как у них в этот вечер есть ещё концерты на других площадках, организованных не обязательно «Доминантой», а и многочисленными другими объединениями. Администратор мне говорит, что сейчас мой выход. Я спрашиваю: "Что петь – юмор или лирику?". – "Сегодня интеллигенция – отвечает администратор, – лучше пройдёт лирика". Я иду коридором, останавливаюсь у сцены за кулисами. Сквозь приоткрытую дверь слышу, как зал «обваливается» бурными аплодисментами. В коридор со сцены выходит низенький, полноватый мужчина, низко опустив голову. Когда артист поднимает голову, то я вижу, что передо мною народный артист СССР Александр Калягин.
Администратор благодарит Александра Александровича за участие в концерте и говорит, что этот концерт составлен директором «Доминанты» Вячеславом Фёдоровичем, указывая на меня. Александр Калягин смотрит снизу вверх на меня своими серыми, доброжелательными глазами и говорит:
– Так это я с вами так часто общаюсь по телефону, когда вы меня приглашаете на концерты вашей «Доминанты»? Очень рад, очень рад! Надеюсь, что и в дальнейшем вы не будете забывать обо мне, скромном артисте – и протягивает мне руку.
Я с благоговением принял это рукопожатие, расточая искренние комплименты моему любимому артисту, и мысленно благодаря судьбу за столь щедрый дар. Моему счастью не было предела…
Сегодня концерт «Доминанты» на каком-то крупном заводе. Зал мест на 400, праздничный концерт. Я в «обойме» с известным юмористом Альбертом Левиным и замечательной пародисткой Раисой Мухаметшиной.
Мне, как «слабочку», выступать первым. Я к этому времени уже стал «матёрым» автором-исполнителем песен, работая с аккомпаниатором под «Ямаху». Мой клавишник, Виталий Иванович, мне подсказывает:
– В зале работяги, интеллигенции почти нет, будем исполнять юмор, начнём с «коронки».
Это значит, что надо петь мою лучшую юмористическую песню «Писатель». Песня очень длинная, поэтому пою её я скороговоркой, как из пулемёта. На сцене я уже «много» лет. Без малого, как лет пять, пообнаглел. Выхожу, поздравляю рабочих и служащих завода с праздником, отсыпаю в зал несколько заранее припасённых стандартных и примитивных шуточек. Затем объявляю, что я автор-исполнитель песен, и начну своё выступление с пародии на самого себя. Даю знак моему аккомпаниатору, Виталий Иванович включает в работу свою «Ямаху». «Ямаха» отказывается играть.
Он стал щёлкать кнопками самоиграйки, передёргивать шнуры, но «Ямаха» молчала. Скандал! Я разнервничался, подхожу к Виталию Ивановичу и спрашиваю, мол что случилось? Тот отвечает, что сам ничего понять не может. В зале зашушукались. Минут через пять, что для концерта очень много, самоиграйка заработала, но не с теми подголосками. Я эту песню знал назубок, но новые подголоски и нервная нестандартная обстановка стали меня сбивать. Я начал путать текст песни, проглатывая слова. Из всей песни я спел, спотыкаясь, в лучшем случае половину текста. Зрители, как мне показалось, поняли, что это так и надо. Действительно, получилась пародия. Но я-то знал, что это ни в какие ворота не лезет. Зал нехотя похлопал для приличия. Затем я объявил, что следующей песней исполню «Мой прах». Есть в моём репертуаре такая, в принципе, добрая песня о том, что автор любит всех своих слушателей так сильно, что готов служить им даже своим собственным будущим прахом. Я эту песню исполнял очень редко и только в сольных полуторачасовых концертах, считая её вполне достойной песней, которая в интеллигентной аудитории пользовалась хорошим успехом. Но тут, перед работягами, да ещё и в праздник, исполнять такую песню не стоило. Но чего не бывает, когда человек находится в стрессе? Виталий Иванович мне тихонько подсказывает, что «Прах» не нужно исполнять, но было уже поздно. Я не смог отменить объявленную песню и сделал отмашку. Виталий Иванович запустил «Ямаху». Я трогательно запел о своей любви к слушателям, вылезая из собственных штанов от старания:
Когда душа моя пред Богом,
Дрожа, явилась в небесах,
Она, смирясь, под грозным оком
В земле оставила свой прах...
Несколько слушателей, наверное, из администрации, громко захлопали, выражая своё одобрение. Остальной зал отделался лёгкими хлопками. Неожиданно встал со своего места пожилой рабочий и сказал, громко обращаясь ко мне:
– Товарищ автор, вы что нас за дураков держите?
И он сел на своё место. Мне сесть было некуда, я был ошарашен его возгласом. Но делать было нечего, мне нужно было занять ещё несколько времени, иначе концерт оказался бы очень коротким. Я спел ещё несколько своих самых лучших песен уже по подсказке моего аккомпаниатора и моё выступление благополучно закончилось с вполне приличными для меня аплодисментами. После концерта ко мне подошёл директор завода и извинился передо мной за реплику пожилого рабочего, сказав:
– Что с него, нашего профорга, взять? Вечно он откалывает свои штучки! Как всегда, после работы принял на грудь ради праздника немного больше, чем следовало бы. Вы уж извините его…
Поступила заявка в подмосковный город на день Советской Армии – кажется в Зеленоград. Просят спеть военные песни Высоцкого.
Никто из наших певцов-профессионалов такого репертуара не имеет. Я решаюсь разучить 6-ть песен Высоцкого к указанному дню. Кроме меня в концерте принимают участие Юрий Никулин и Валерий Золотухин.
Едем два часа на автобусе, присланном за нами заказчиками. Юрий Владимирович сел на первое сидение рядом с водителем и все два часа, не останавливаясь ни на минуту, травил анекдоты.
Была скверная погода. Лобовое окно автобуса заносило снегом. Автобус был старенький и очиститель стекла не работал. Водитель выискивал брешь в стекле и сквозь маленькую дырочку вёл автобус. Через каждые полчаса он останавливал автобус и вручную чистил лобовое стекло. Затем водитель снова вёл автобус, смотря на дорогу в маленький просвет. Навстречу нам по узкому подмосковному шоссе ехали встречные машины, и было немного жутковато. А Никулин травил анекдотики и травил, не останавливаясь.
Приезжаем на место. Великолепный дом культуры с большим залом. Первые ряды заполнены в основном ветеранами войны, вся грудь которых была в орденах и медалях. Мне предложили начать первому. Я, сославшись на то, что моя старенькая гитара с холода не держала строй, попросил запустить меня вторым. На самом деле причина была в том, что я боялся забыть слова очень трудных по стихам песен Высоцкого. Если припомнить известную телевизионную запись Высоцкого, где он пел о том, что мы, то есть солдаты, толкали землю то руками, то ногами, то зубами и так далее, и что сам Высоцкий так и не смог допеть эту песню до конца, то не трудно представить, что мне эту песню исполнить было ещё труднее. Но без этой песни я обойтись не мог.
Валерий Золотухин без всяких препирательств согласился выйти на сцену первым.
Я поблагодарил Валерия Сергеевича за это и сел репетировать свой номер, откровенно сказав Никулину, что сильно волнуюсь. Штудирую одну песню за другой, но когда дошёл до песни «От границы мы землю…» пошла в голове путаница. Одно дело дома спеть – там всё шло без запинки, а тут совсем другое дело. Зал на 700-от мест «забит» почти битком. Ордена и медали на груди ветеранов впечатляют и завораживают. Люди своей жизни не щадили, защищая Родину, а тут выходит на сцену какой-то исполнитель военных песен самого Высоцкого. Каждое слово этих песен прочувствовано ветеранами в бою с врагами, и вдруг исполнитель начинает путаться. Кошмар! Ужас! Позор! Это накладывало на меня большую ответственность. У меня началась паника.
Но деться было некуда. Слышу, что Золотухин закончил свой номер и объявил мой выход, сказав, что будут исполнены военные песни Высоцкого. Я глотнул воды, чтобы сбить сухость во рту, и с дрожью в коленках вышел на сцену. Зал встретил меня дружными аплодисментами. Конечно же, не меня, а песни Высоцкого, которые так любит наш народ, а особенно ветераны войны. Я начал с самой для меня простой песни – «Блистал закат, как сталь клинка». Не сложный текст, но какие великолепные слова написал Высоцкий. Как всё точно и достоверно. Такое мог написать только бывший солдат, прочувствовавший всё это на своей шкуре. Но Высоцкий никогда не воевал. Как ему удалось написать такое? Просто диву даёшься!
На втором куплете я немного позабыл о своих страхах и сумел сосредоточиться на песне, точно передав её настроение. Зал хорошо зааплодировал. На второй и последующих песнях мне удалось донести до слушателей стиль Высоцкого, накал его пыла и страсти. Когда я закончил последнюю песню «От границы мы землю…» без ошибок, что далось мне неимоверными усилиями, и мысленным взором окинул все пропетые мною песни, то только в этот момент до конца понял – это великие песни! Зал долго аплодировал. Аплодировал не мне, аплодировал таланту Высоцкого. На глазах ветеранов войны в первых рядах я увидел слёзы. Я отвесил низкий поклон залу и сказал, что эти аплодисменты отношу к Владимиру Семёновичу Высоцкому.
Затем я объявил о выходе Юрия Никулина. Проходя на сцену, Юрий Владимирович дружески похлопал меня по плечу: "Ну вот! А вы так боялись". – Юрий Владимирович пошёл на сцену, а мы с Валерием Золотухиным зашли с заднего прохода в зал и уселись смотреть выступление Юрия Никулина, который пел под гитару, рассказывал о войне, о том, что его не приняли во ВГИК, не обнаружив у него актёрских способностей, и прочее…
Детский концерт в центре Москвы недалеко от театра Образцова. Помещение детского сада для детей высокопоставленных чиновников и партийного руководства. Я в данном случае – администратор. Приезжаем точно к назначенному часу. Нам объясняют, что сейчас дети обедают, а потом у них дневной сон. Нам следует подождать два часа. Что-то такого я не припомню. Зачем нас пригласили так рано? Нам объяснили, что это для подстраховки, чтобы мы не опоздали.
В составе бригады народный артист СССР, знаменитый фокусник Арутюн Акопян, объехавший со своими удивительными фокусами весь мир, двое дрессировщиков с голубями и обезьянами. Сидим, ждём. Дрессировщики возмущаются! Их понять можно – срываются последующие выступления. В другом случае можно было бы плюнуть и уехать, но тут дети высокопоставленных чиновников и высшего руководства. Как бы чего не вышло! Дрессировщики только заикнулись о своих трудностях, но им напомнили: здесь дети наших партийных руководителей из ЦК. Те сразу утихли. Удивительно спокойно реагировал на эту некрасивую ситуацию Арутюн Амаякович. Он спокойно сел у окна и стал читать какую-то книгу. Когда прошли эти два томительных часа, он продемонстрировал детишкам, да и нам, своё великолепное искусство, которому рукоплескал весь Мир. При этом он не стоял у стены, а засучив рукава своего пиджака, зашёл между рядов детишек и показывал своё удивительное искусство прямо под их носами. В его изящных руках появлялись и пропадали многочисленные предметы. Дети были в восторге да и взрослые тоже.
Далее дрессировщики выпустили своих ручных голубей, а потом обезьянок. От проделок обезьян дети были просто в умилении. После концерта дрессировщики попросили с кухни еды для своих обезьянок, которые к этому времени проголодались. Кормление обезьянок происходило уже без детишек. А жаль, так как это было презабавное зрелище. Еды было много и очень качественной, включая бананы, мандарины, ананасы и прочее. Таким образом, хоть обезьянки, но попробовали с барского стола то, что обычно ели дети высокопоставленных чиновников. Всемирно известному фокуснику, королю мировой магии, народному артисту СССР Арутюну Акопяну, лауреату бесчисленных всесоюзных и международных конкурсов не было предложено даже стакана чая.
Позже, сын Арутюна Акопяна, Амаяк рассказывал, что после пожара в их квартире обнаружилось, что вся квартира была напичкана подслушивающими "жучками" КГБ. Система, ощущающая свою социальную несостоятельность, стремится к самосохранению...
Я много выступал в концертах, а также их организовывал. Но выступления в концертах были не основной моей задачей. Я, являясь директором «Доминанты», обязан был формировать концерты. А для этого надо было «доставать» артистов. И не каких-нибудь, а самых популярных, которые могли обеспечить все потребности наших заказчиков. Некоторые заказчики были так избалованы, что удовлетворить их запросы было не просто. «Достать» артистов было делом не простым. Если, к примеру, позвонить в любой театр Москвы и попросить дать телефон того или иного артиста, то вам всегда в этом будет отказано. А без артистов провести концерт невозможно. Поэтому я, как директор «Доминанты», почти всё своё время проводил в театрах, заходя через служебные входы. Часами простаивал у раздевалок, ожидая артистов, знакомился с ними, представляясь организатором концертов. Артисты с удовольствием давали мне свои домашние телефоны, и я их никогда не подводил. Помню, что перед одним из Новогодних праздников, я сдал в нашу бухгалтерию около 100-а отчётов о проведённых концертах «Доминанты» на громадную сумму.
Но зарабатывание денег, лично для меня, было не самым главным делом. Самым главным для меня были контакты со многими популярными и знаменитыми артистами того времени. Это не всегда были личные встречи, а чаще всего телефонные разговоры со знаменитыми на весь мир артистами. Трудно мне, дорогие читатели, передать вам мои впечатления от таких разговоров. Я набирал номер телефона знаменитого артиста и слышал в трубке с детства знакомый и дорогой мне голос, который минутой назад я мог услышать с экрана телевизора. Это было незабываемо! Позволю себе только частично рассказать о телефонных контактах подобного рода. Я лично разговаривал и не один раз, по телефону со следующими звёздами театра и кино:
Николай Крючков, Олег Стриженов, Владимир Андреев, Зиновий Гердт, Николай Рыбников, Алла Ларионова, Василий Лановой, Юлия Борисова, Людмила Касаткина, Вера Васильева, Евгений Леонов, Нонна Мордюкова, Георгий Жжёнов, Алексей Консовский, Клара Лучко, Георгий Менглет, Инна Чурикова, Пётр Вельяминов, Владимир Этуш, Юрий Катин-Ярцев, Сергей Шакуров, Михаил Глузский, Леонид Филатов, Виктория Лепко, Олег Янковский, Георгий Вицын, Станислав Любшин, Людмила Хитяева, Маргарита Терехова, Михаил Козаков, Валентин Гафт, Леонид Куравлёв, Александр Филиппенко, Александр Лазарев, Светлана Немоляева, Вячеслав Тихонов, Марк Захаров, Николай Караченцов, Наталья Белохвостикова, Наталья Варлей, Георгий Бурков, Елена Проклова, Евгений Киндинов, Андрей Мягков, Наталья Гундарева, Владимир Конкин, Игорь Косталевский, Наталья Крачковская, Булат Окуджава, Михаил Ножкин и многие другие...
И я глубоко благодарен всем этим популярным и великим артистам, не побрезговавшим вести со мной деловые разговоры. Благодарен я и моей судьбе, предоставившей мне такие великолепные возможности. Всё-таки как это замечательно, когда в жизни нам предоставляются шансы! Надо только не упускать такие шансы. И я эти шансы, слава Богу, не упустил!... ***
"Мой прах". музыка, стихи, исполнение автора.
