Хордон: Давайте немного переключимся. То есть отвлечёмся на более приземлённые темы. Что вы думаете о творчестве ваших (упрощённо говоря) знакомых – Чтойского и Б.? (см. примечании 1 в конце эпизода).
Ф.: Знаешь, здесь опять не обойтись без аналогий. Начну вот с чего. В моей камере недавно появился довольно одарённый юноша, студент какого-то суперэлитарного ВУЗа, которого забрали прямо с кафедры прикладной герменевтики за зверское избиение профессора, из-за того, что тот, просто-напросто, непроизвольно сморкнулся в томик Умберто Эко(прим. 2). Он в камере продолжал разрабатывать одну из своих филологических теорий, куда в результате длительных бесед со мной вплёл и этих двух моих знакомых. Вот например, знаете почему Б. так трудно в этом мире, а Чтойскому не всегда и не очень? Всё объясняется его теорией имманентных и неимманентных онтологических застенков. Б. – существо, плоть от плоти, этого,нашего с вами, мира и в качестве ЭНДОГЕННОГО (прим. 3) УЗНИКА подогнан как сабля к ножнам к современным ему условиям существования, таким образом, чтобы последние доставляли ему максимально возможные дискомфорт и страдания. Палаческий генотекст(прим. 4) наличной онтологии вырабатывает из себя для полноты своего бытия своё же, «глубинное отрицание» (отчуждённое противополагание смыслу-доминанту) – узнический РЕПРЕССИРОВАННЫЙ фенотекст(прим.4). По определению это феномен, вынужденный и подчинённый, семантически стерилизованный, но, повторяю, абсолютно имманентный, тождественный этому наличному миру. Иное дело – Чтойский. Он этому миру совершенно чужероден, трансцедентен и генно(смысло)несопоставим. Он узник (фенотекст) ещё несуществующей в реальности Зоны (гипотетический репрессивный генотекст Возможного). Образно говоря он парадоксальный эмбрион, возникший раньше своего зачатия (попробуй описать эту ситуацию в терминах Кэрроловского Зазеркалья(прим. 5), где время может бежать вспять, а следствие иногда предшевствует причине) . Он УЗНИК-ГОСТЬ из застенков нашего «светлого» Будущего, ЭКЗОГЕННЫЙ ТИП УЗНИКА, по ошибке или ради неисповедимого нам прикола заброшенный в наш, совершенно для него потусторонний, мир (поэтому-то он и воспринимает всё происходящее вокруг него, как сплошную необъяснимую мистику. У него ,в отличии от Б., перевёрнутое восприятие потустороннего. Потустороннее он видит здесь и сейчас. Словно блудные маги Карлоса Кастанеды, он лишь призрачно присутствует в бредовом мареве этой такой нереальной реальности, состоящей из чужих снов, сюрреалистических конструкций и маловразумительных смыслов, всего того, что нам представляется таким обыденно-скучным и органически-понятным). Повторюсь, Чтойский предназначен для ещё не изобретённых суперзастенков, если он их, конечно, уже не пережил по обратимой логике зазеркалья. В таком случае он эдакий РЕЛИКТ ПОБЕГА, космический вундеркинд-скиталец, одичавший среди убожества нашей эпохи до жалкого состояния самого утончённого интеллигента человеческой Цивилизации. Но, вряд ли он гость из прошлого. Исходя из определяющих черт его натуры(тип Узника) мы со студентом попытались вычислить хоть чем-то соответствующую ему эпоху(Зону) в нашей истории. Тщётно. Он абсолютно противоположен любой эпохе, начиная с охоты на мамонтов. Некоторые эпохи выглядели так, как будто они (весь тогдашний человеческий мир) сидели в его теоретических застенках (подобно эпохе после Канта). Чтобы не доходить до полного абсурда, мы бросили это дело, хотя заняться всё-равно было нечем а оно не хило нас развлекло. Итак мы сошлись во мнении, что он потенциальный узник ещё несуществующего мира. Возможно поэтому то, что для других было бы смертельно, его как-то особо не задевало. И это воспринималось его знакомыми, как верх мужественности. В то время как другие самые обыденные и безобидные для нас вещи, доводили его до приступов неконтролируемой депрессии и прединсультных кризов(это в конечном счёте и свело его в могилу), что теми же знакомыми воспринималось, уже как полное отсутствие мужественности. Такие взаимоисключающие характеристики давались ему сплошь и рядом. Все только разводили руками от этих странных характеристических аномалий. Складывалось впечатление, что его никто из знакомых толком не знал, а я считаю, в свете нашей теории, что никто и знать не мог в принципе. Он рыба другого, лунного, что ли, моря.
Хордон: Причем здесь рыба и Луна. На Луне моря – вовсе не те моря к которым мы…
Ф.: То-то и оно, приятель! Это ведь ещё одна аналогия, демонстрирующая (как может) всю сложность этой ситуации. Эта рыба, не совсем рыба, а только слабый намёк на что-то рыбье, так же как и море – это не море вовсе, а скорее его подходящая имитация, что-то мореобразное, мировой компот каких-то недоопределившихся, переходящих друг в друга, смысловых неоднородностей. То есть он – всего лишь тень близкого присутствия символической рыбы, призрачный знак-представитель едва мелькнувшего на поверхности проявлений и тут же снова исчезнувшего в материнской морской утробе смысла, уже навсегда непостижимого (мгновенный всплеск прозрачного плавника и бегущие по воде во все стороны круги, круги нашей памяти).
Хордон: Мне всегда казалось, что не спроста ему так тяжело давалась реализация в этом мире. Всё дело в его неиманентности, чужести миру (миру этих форм и смыслов). Только внутри себя он был по настоящему на своей планете. Катострофы, той внутренней Вселенной, для него были реальнее джлящейся творящейся вокруг непонятной фантасмогории и он их непроизвольно проектировал на внешний мир, отчаянно стремясь разобраться, чтобы ощутить себя по-настоящему дома. Бедняга не мог понять, почему одно(внутреннее) так катострофически не согласуется с другим(внешним), почему центр его циклона («глаз Бури») всё время оказывается на поверку (ну, к примеру) всего лишь волжской заводью на закате с квакающими в тростниках лягушками и усталыми рыбаками, неспешно сматывающими свои снасти, насвистывающими что-то сентиментальное из шансона. Ладно, хватит поминальной лирики. Нас, поди, через считанные часы и помянуть-то будет некому. Давайте разопьём напоследок эту бутылку коньяка и продолжим если захотим, беседу после очередной паузы. Как, бишь, её?..
(РАЗЛИВНАЯ ПАУЗА. Дольше обычного)
Примечания:
1.Б. – автор текста. Чтойский – приятель автора, умерший некоторое время тому назад.
2.Умберто Эко – итальянский семиотик, философ, писатель и литературный критик.
3. Эндогенный – внутреннего происхождения. Экзогенный – внешнего происхождения.
4. Генотекст,фенотекст – термины, введённые Кристевой в работе «Семиотика»(1969). Генотекст – «глубинное основание языка, неструктурированная смысловая множественность, в которой нет субъектности или коммуникативной интенции». «Генотекст организует пространство, в котором субъект ещё не расколотое единство»; «выступает как основа, находящаяся на доязыковом уровне; поверх него (на следующем уровне) находится Фенотекст». «Фенотекст – это структура, он подчиняется правилам коммуникации и предполагает как субъекта высказывания, так и его адресата».
5. Имеется в виду сказк Льюиса Кэррола: «Алиса в стране Чудес» и «Зазеркалье».
Помочь сайту
Поздравления
