Вы скажите, что у меня замечательный брат?
Дудки. Пусть так считает даже его жена Марина и, даже, дети, но это не так.
Сволочь он, конечно, большая и конкретная... Хотя бы эта история с замком? Она
стоит того, чтобы рассказать о ней в назидание потомкам, особенно по его линии.
Впрочем, нам наплювать о чём рассказывать, лишь бы чесать язык. Но все, как
обычно, начиналось не с замка. Все начиналось с мороженого молока. Причем тут молоко, да ещё мороженное? Вроде
не причем, хотя связь между ним примерно такая же, как между водой и снегом. Все началось с молока. Мороженным оно
становилось по прихоти нашей мамы. Когда корова уходила в запуск (для горожан:
отпуск по беременности у коровы перед родами), то мама, чтобы иметь запас этого продукта,
морозила его с расчётом не менее чем на месяц. Это молоко превращалось в
аккуратные кружки с пупком. Пупок этот состоял из сметаны, продукта весьма
вкусного в мороженом виде. Не верите? Советую, батенька. Это знала мама и не
только мама. Чтобы эти пупки не исчезли враз и чтобы малолетние отпрыски не
подхватили ангину и прочих простудных заболеваний, и чтобы талое молоко,
продукт весьма порнографический, не стал вообще похоже на сыворотку, эти запасы
закрывались в маленькую кладовочку, вход в которую был с крыльца и ключ
убирался в места нам недоступные. Обычно коровы уходили в запуск в самые
трескучие морозы, то и проникать в эту кладовочку нам приходилось без
посредства ключа, дрожа от холода. Как? Вот это из взрослых никто не мог
предположить. Нет, мы не разбирали крыш и не отдирали досок, мы лазили в щель,
что оставалась между полом и дверью. Мы это сказано громко, мы было в
единственном числе и моём лице. Положив голову на пол боком, я, обдирая свои
развесистые уши, мог протиснуть её в щель, а, полностью выдохнув воздух, я
протискивал и грудь. Ноги же следовали за талией и бедрами без особых помех.
Передав энное количество кружков мороженного молока, я отправлялся на теплую
кухню, бороться с этими самыми пупками на молоке, вооружившись самым
совершенным солдатским оружием - ложкой, пока их не побороли мои брат и сестры.
Таким же образом, лишенные всякого соблазна и привлекательности для нас,
продукты маминого испечения и тайного хранения, отправлялись в свой сейф,
охраняемый замком, без особых кодов и хитроумных штучек. Но не об этом замке пойдет
речь. Был ещё один замок, ещё более массивный и редко используемый. Из-за
ненадобности он болтался на красивой резной ручке с внешней стороны входной
двери. То, что ручка была резная и красивая, я могу вас заверить точно, а замок
большой и холодный, ещё точнее. Самым большим недостатком этого замка было то,
что, при выходе на крыльцо, он торчал прямо перед моим и братовым носом. Ну,
фиг с ним, с этим замком, торчи он себе и торчи, но на беду вороне с сыром, у
меня был брат. Вот сыра у меня не было. Я бы не валандался с ним, как ворона.
Лиса бы хрюкнуть не успела, как я бы его проглотил.
Но. Но прежде чем мы перейдем к дальнейшему повествованию, следует
окунуться в кулинарию. Нет, не ту, что водится на кухнях, а нашу кулинарию.
Даже не о всей кулинарии пойдет речь, а об одной части - мороженом, но не
настоящем, а самоделешным. То есть о продукте самопальном, выгнанном в наших
условиях и не имеющем аналогов в З-х, так как им, по причине командной
экономики, никто не занимался. Мороженой это состояло из многих ингредиентов, в
том числе клубничного варения, дикой клубники, особо душистого и ароматного,
молока или сметаны, от наличия на данный момент того или иного продукта, сахара
и бог весть чего, что попадало под чуткие руки моей старшей сестры. Оно замораживалось
в холодильнике и пожиралось в количестве способном произвести ангину на свет
божий без особых затруднений и всем нам скопом. Впрочем, ангину мы не очень-то
и боялись, так как мама наша была ветфельдшер, или, как говаривал папа,
коновал, то она нас пользовала наряду с быками, коровами, свиньями и прочими
мелкими и крупными рогатыми и безрогими
тварями.
Следует сказать ещё о моей повышенной ушастости, точнее, в данном
случае, легковерность словам брата моего. Вот, впрочем, и все вступление, теперь
о самой истории. Мы, как обычно, с утречка, направились в мамины закрома на
предмет проверки и ревизии наличия там остатков молока. Компания, состоящая из
меня, Вероники и этого олуха-брата Виктора, вывалила на крылечко и мирно
обсуждала планы моего похода в кладовую. Я был одет в телогрейку, под которой
была одна рубашка, а на ногах были папины тапочки и одни тонкие носки. Было
довольно свежо, градусов этак тридцать минусов по Цельсию. Меня дружно гнали за
продуктом животноводства в эту самую щель, но мне было холодно, и я топорщился
и не сильно-то соглашался заползать под дверь. В конце концов, я решился на это
мероприятие, но потребовал теплые носки, в качестве компенсации за свои
страдания. Пока Вероника отбыла на поиски носок, мы торчали на крылечке и
вертели головами. Если я вертел просто так, то мой ехидный братец вертел с
явным злокозненным намерением. Тут вы, конечно, увидели ружо, что висит на
стене. Конечно, это ружо приняло вид того замка, что я вам так красочно описал.
Он был прекрасен по причине пониженной температуры и поступления теплого
воздуха из сеней. Иней, а по-сибирски куржак, сделал его похожим на ёлочную
игрушку. Я бы не испытал ничего, кроме эстетического наслаждения, но мысля
братова вертелась в ином направлении. С ехидной харей он предложил мне лизнуть
этот замок. Я начал упираться, но он стал убеждать, что сие творение природы
похоже на мороженое. Я упирался дальше, но он уверял меня так неистово, а глаза
его были такими честными, а железяка так напоминала новогоднюю игрушку. Он предлагал
лизнуть эту штуку, и искушение было так велико, а мороз так крепок. Я лизнул
замок, так что мой мокрый язык тотчас примерз к холодному железу и намертво.
Вопить я не мог, поскольку это было
неудобно. Я просто стоял у ручки двери и изрыгал из себя нечленораздельные
звуки, боясь закрыть рот, чтобы не примерзли ещё и губы. Мой брат уже не
изображал из себя особо умного товарища, а только испуганно глазел на мои
мучения до появления Вероники. Я же говорил вам о том, что мой брат сначала
совал голову куда-то, а потом начинал размышлять о том, как её оттуда вытащить.
Хорошо ещё если эта голова была моя. Вероника, как всякая нянька, взялась за
дело со всей решительностью, ругая дурака-брата. Конечно, ножом отлепить язык
не удалось, стали просчитывать иные варианты и пришли к выводу, что лучше всего
нагреть замок при помощи кипятка. Пока грелся чайник, я стучал зубами и страдал
на морозе. Брат уже не издевался надо мною, но мне было не легче от этого. Губы
мои занемели и запеклись, а язык был прочно привязан к замку, теплые носки уже
мало согревали ноги, кроме всего прочего на мне была надета телогрейка, под
которой кроме рубашки ничего не было, так как в свитере я просто был не в
состоянии пролезть в щель под дверью. Наконец явился полный чайник кипятка. Но
вместо того, чтобы аккуратно лить на замок тонкой струйкой горячую воду, они
приложились к чайнику со всей своей решительной силой, видимо из-за малосилия,
так что кипяток хлынул из носика упругой струей, ошпарив мне не только язык, но
и рот, и губы, даже щёки. Естественно, что лохмотья кожи с моего языка, обильно
сдобренные моей же кровью, повисли на замке, после сей спасательной операции.
А вы мне говорите: брат, мол, брат! Дерьмо
мой брат, постояли бы вы с примерзшим языком к замку при минус тридцати, тогда
бы точно согласились со мной. Впрочем, можете попробовать!
[Скрыть]Регистрационный номер 0244770 выдан для произведения:
ЗАМОК
Вы скажите, что у меня замечательный брат?
Дудки. Пусть так считает даже его жена Марина и, даже, дети, но это не так.
Сволочь он, конечно, большая и конкретная... Хотя бы эта история с замком? Она
стоит того, чтобы рассказать о ней в назидание потомкам, особенно по его линии.
Впрочем, нам наплювать о чём рассказывать, лишь бы чесать язык. Но все, как
обычно, начиналось не с замка. Все начиналось с мороженого молока. Причем тут молоко, да ещё мороженное? Вроде
не причем, хотя связь между ним примерно такая же, как между водой и снегом. Все началось с молока. Мороженным оно
становилось по прихоти нашей мамы. Когда корова уходила в запуск (для горожан:
отпуск по беременности у коровы перед родами), то мама, чтобы иметь запас этого продукта,
морозила его с расчётом не менее чем на месяц. Это молоко превращалось в
аккуратные кружки с пупком. Пупок этот состоял из сметаны, продукта весьма
вкусного в мороженом виде. Не верите? Советую, батенька. Это знала мама и не
только мама. Чтобы эти пупки не исчезли враз и чтобы малолетние отпрыски не
подхватили ангину и прочих простудных заболеваний, и чтобы талое молоко,
продукт весьма порнографический, не стал вообще похоже на сыворотку, эти запасы
закрывались в маленькую кладовочку, вход в которую был с крыльца и ключ
убирался в места нам недоступные. Обычно коровы уходили в запуск в самые
трескучие морозы, то и проникать в эту кладовочку нам приходилось без
посредства ключа, дрожа от холода. Как? Вот это из взрослых никто не мог
предположить. Нет, мы не разбирали крыш и не отдирали досок, мы лазили в щель,
что оставалась между полом и дверью. Мы это сказано громко, мы было в
единственном числе и моём лице. Положив голову на пол боком, я, обдирая свои
развесистые уши, мог протиснуть её в щель, а, полностью выдохнув воздух, я
протискивал и грудь. Ноги же следовали за талией и бедрами без особых помех.
Передав энное количество кружков мороженного молока, я отправлялся на теплую
кухню, бороться с этими самыми пупками на молоке, вооружившись самым
совершенным солдатским оружием - ложкой, пока их не побороли мои брат и сестры.
Таким же образом, лишенные всякого соблазна и привлекательности для нас,
продукты маминого испечения и тайного хранения, отправлялись в свой сейф,
охраняемый замком, без особых кодов и хитроумных штучек. Но не об этом замке пойдет
речь. Был ещё один замок, ещё более массивный и редко используемый. Из-за
ненадобности он болтался на красивой резной ручке с внешней стороны входной
двери. То, что ручка была резная и красивая, я могу вас заверить точно, а замок
большой и холодный, ещё точнее. Самым большим недостатком этого замка было то,
что, при выходе на крыльцо, он торчал прямо перед моим и братовым носом. Ну,
фиг с ним, с этим замком, торчи он себе и торчи, но на беду вороне с сыром, у
меня был брат. Вот сыра у меня не было. Я бы не валандался с ним, как ворона.
Лиса бы хрюкнуть не успела, как я бы его проглотил.
Но. Но прежде чем мы перейдем к дальнейшему повествованию, следует
окунуться в кулинарию. Нет, не ту, что водится на кухнях, а нашу кулинарию.
Даже не о всей кулинарии пойдет речь, а об одной части - мороженом, но не
настоящем, а самоделешным. То есть о продукте самопальном, выгнанном в наших
условиях и не имеющем аналогов в З-х, так как им, по причине командной
экономики, никто не занимался. Мороженой это состояло из многих ингредиентов, в
том числе клубничного варения, дикой клубники, особо душистого и ароматного,
молока или сметаны, от наличия на данный момент того или иного продукта, сахара
и бог весть чего, что попадало под чуткие руки моей старшей сестры. Оно замораживалось
в холодильнике и пожиралось в количестве способном произвести ангину на свет
божий без особых затруднений и всем нам скопом. Впрочем, ангину мы не очень-то
и боялись, так как мама наша была ветфельдшер, или, как говаривал папа,
коновал, то она нас пользовала наряду с быками, коровами, свиньями и прочими
мелкими и крупными рогатыми и безрогими
тварями.
Следует сказать ещё о моей повышенной ушастости, точнее, в данном
случае, легковерность словам брата моего. Вот, впрочем, и все вступление, теперь
о самой истории. Мы, как обычно, с утречка, направились в мамины закрома на
предмет проверки и ревизии наличия там остатков молока. Компания, состоящая из
меня, Вероники и этого олуха-брата Виктора, вывалила на крылечко и мирно
обсуждала планы моего похода в кладовую. Я был одет в телогрейку, под которой
была одна рубашка, а на ногах были папины тапочки и одни тонкие носки. Было
довольно свежо, градусов этак тридцать минусов по Цельсию. Меня дружно гнали за
продуктом животноводства в эту самую щель, но мне было холодно, и я топорщился
и не сильно-то соглашался заползать под дверь. В конце концов, я решился на это
мероприятие, но потребовал теплые носки, в качестве компенсации за свои
страдания. Пока Вероника отбыла на поиски носок, мы торчали на крылечке и
вертели головами. Если я вертел просто так, то мой ехидный братец вертел с
явным злокозненным намерением. Тут вы, конечно, увидели ружо, что висит на
стене. Конечно, это ружо приняло вид того замка, что я вам так красочно описал.
Он был прекрасен по причине пониженной температуры и поступления теплого
воздуха из сеней. Иней, а по-сибирски куржак, сделал его похожим на ёлочную
игрушку. Я бы не испытал ничего, кроме эстетического наслаждения, но мысля
братова вертелась в ином направлении. С ехидной харей он предложил мне лизнуть
этот замок. Я начал упираться, но он стал убеждать, что сие творение природы
похоже на мороженое. Я упирался дальше, но он уверял меня так неистово, а глаза
его были такими честными, а железяка так напоминала новогоднюю игрушку. Он предлагал
лизнуть эту штуку, и искушение было так велико, а мороз так крепок. Я лизнул
замок, так что мой мокрый язык тотчас примерз к холодному железу и намертво.
Вопить я не мог, поскольку это было
неудобно. Я просто стоял у ручки двери и изрыгал из себя нечленораздельные
звуки, боясь закрыть рот, чтобы не примерзли ещё и губы. Мой брат уже не
изображал из себя особо умного товарища, а только испуганно глазел на мои
мучения до появления Вероники. Я же говорил вам о том, что мой брат сначала
совал голову куда-то, а потом начинал размышлять о том, как её оттуда вытащить.
Хорошо ещё если эта голова была моя. Вероника, как всякая нянька, взялась за
дело со всей решительностью, ругая дурака-брата. Конечно, ножом отлепить язык
не удалось, стали просчитывать иные варианты и пришли к выводу, что лучше всего
нагреть замок при помощи кипятка. Пока грелся чайник, я стучал зубами и страдал
на морозе. Брат уже не издевался надо мною, но мне было не легче от этого. Губы
мои занемели и запеклись, а язык был прочно привязан к замку, теплые носки уже
мало согревали ноги, кроме всего прочего на мне была надета телогрейка, под
которой кроме рубашки ничего не было, так как в свитере я просто был не в
состоянии пролезть в щель под дверью. Наконец явился полный чайник кипятка. Но
вместо того, чтобы аккуратно лить на замок тонкой струйкой горячую воду, они
приложились к чайнику со всей своей решительной силой, видимо из-за малосилия,
так что кипяток хлынул из носика упругой струей, ошпарив мне не только язык, но
и рот, и губы, даже щёки. Естественно, что лохмотья кожи с моего языка, обильно
сдобренные моей же кровью, повисли на замке, после сей спасательной операции.
А вы мне говорите: брат, мол, брат! Дерьмо
мой брат, постояли бы вы с примерзшим языком к замку при минус тридцати, тогда
бы точно согласились со мной. Впрочем, можете попробовать!