Мне же днем больше нравится учиться в школе, где, как ни странно, я уже стал отличником. Даже учительница немецкого языка считает меня успевающим. Иностранный язык меня совершенно не интересует и я им совсем не занимаюсь. Здесь услугу мне оказывает моя память. Грамматику я вынужден все-таки кое-как усваивать, а вот в чтеньи и запоминании слов всецело полагаюсь на учительницу. Она читает немецкий текст и предложение за предложением переводит его. Это я запоминаю. Когда она предлагает мне прочитать и перевести изучаемый текст, я читаю и перевожу его так, как слышал от нее. Мой, а фактически ее перевод, ей нравится и она удовлетворенно произносит, - хорошо, достаточно. Затем спрашивает, как будет по-немецки то или иное слово из этого текста. Я сразу же прикидываю, в каком предложении встречается это слово, и вот уже из этого предложения выбираю нужное слово. Все-таки, кое-какие слова, при всей нелюбви к иностранному языку, все же остаются в памяти и это позволяет выделить искомое слово из этого предложения. Угадывал почти всегда. Бывало, конечно, и ошибался, но кто иногда не ошибается. В итоге оценка «Хорошо», иногда даже «Отлично». Плохо одно, вечером парни идут в девичье общежитие, мне в армейской форме неудобно идти с ними. Все-таки иногда составляю им компанию, но при таких посещениях я чувствую себя очень неловко и, как следствие этого, выгляжу, наверное неуклюже. На работе и в школе я чувствовал себя уверенно. На работе меня, в шутку конечно, иногда называют инженером. Началось это, пожалуй, после случая с часовым механизмом. Часовые механизмы Чистопольского завода ставились на привода ПРБА. У этих часовых механизмов хрупкой была небольшая плоская пружина на храповике. При регулировке приводов на испытательной станции эта пружина нередко ломалась и испорченные часовые механизмы выбрасывались в большой железный ящик. Он был уже почти полон. Я спросил Кавылова сколько стоит такой механизм, оказалось, что стоит он больше 150 рублей.
- Давайте я отремонтирую эти часовые механизмы, - предложил я Кавылову. Он сразу согласился.
- Давай, ремонтируй для начала парочку. Проверим их работу на испытательной станции и, в случае успеха, договоримся о ремонте и о цене за ремонт.
Всего-то навсего я заменил сломанную плоскую пружинку на проволочную. Сделал два механизма и отдал их на испытательную станцию. Испытания их прошли успешно, испытатели заявили даже, что механизмы с такими пружинами надежнее и значительно легче регулируются. Кавылов спросил меня, за какую цену согласен я ремонтировать эти механизмы.
- Пусть будет 10 рублей за механизм. Для цеха эта экономия более 140 рублей на каждом механизме.
Кавылов согласился с этим без малейших возражений. Сходил к Пальгову, порадовал его. Пальгов тоже возражать не стал. В первый же день, не спеша, я понимал, что спешить не нужно, я отремонтировал двадцать механизмов, то есть за одну смену заработал 200 рублей. Промашку тут я сделал, надо было сдавать за смену 6-7 механизмов. Когда об этом моем успехе узнал Пальгов, он чуть не решился дара речи. Тут же запретил мне ремонт часовых механизмов и договорился с электроизмерительной лабораторией о ремонте механизмов по моему способу, но по одному рублю за механизм. Пальгов пришел даже к нам на участок, подошел ко мне и пристыдил за бессовестный обман.
- Чуть не обвел ты меня вокруг пальца. Спасибо, что Гаврилов доложил о твоем успехе. Не хорошо, нельзя так поступать.
- Василий Петрович, а сотнями выбрасывать такие механизмы – хорошо?
- Это тебя не оправдывает. Придумал способ, как их ремонтировать – подай рацпредложение.
- И дали бы мне за него 50 рублей.
- А ты что хотел, заменил пружинку и плати тебе 1000 рублей.
- Но ведь выбрасывали куда больше.
- Не верно ты рассуждаешь, не с той стороны заходишь.
Он ушел, а я бессовестный корил себя только за то, что поступил глупо. Очень нужны мне деньги и будь я похитрее, я получил бы их.
Новый 1952 год мы отметили в своей комнате, в общежитии. Павлик и Вовка ушли к своим девушкам. Они уже думают о женитьбе, особенно Вовка. Баженову очень нравится Валя Василевская, но он ей, видимо, не очень. Володя предложил сходить к ней в общежитие поздравить с Новым годом. В комнате Василевской не было, поздравили ее подружек по комнате, немного посидели с ними и ушли. Побродили по Эльмашу, потолкались у елки. То, что для меня скучновато складывается новогодний праздник – это понятно: не пригоден я в своей армейской амуниции для веселой новогодней компании, а вот Володя не очень весел, видимо, из-за Василевской. Володя пригласил меня сходить к Герке Кузьмину. Пошли к нему. Спрашиваю:
- Кто такой Герка Кузьмин?
- Тоже из нашей части. Вместе с ним служили в четвертой роте. Он уже женился. С женой и матерью живет в одной комнате в общежитии на улице Шефской.
Герка был дома, встретил нас очень радушно. Жена быстро накрыла стол. Выпили за Новый год. Баженов и здесь после двух, трех глотков с отвращением поставил стакан на стол. Видно, что Володю здесь хорошо знают и не удивляются его реакции на водку. Кузьмин говорит, что он меня знает еще по службе в армии, хотя лично знаком не был. У Кузьмина мы просидели довольно долго. Он мне понравился: добродушный, спокойный, хороший собеседник.
Вскоре после Нового года наш участок должен был осваивать производство нового изделия – реле минимального напряжения. Вот эту работу и предложил мне освоить старший мастер Кавылов. Реле устроено очень просто, собственно и осваивать нечего. Вся загвоздка в деталях для этого реле. Качество их отвратительно, если собрать реле из этих деталей без подгонки, рихтовки и доводки, ни одно собранное реле работать не будет. Реле уже кто-то пробовал собрать, но довести его до рабочего состояния и отрегулировать на испытательной станции не удалось. Я согласился собирать эти реле, так как это новая продукция и, немного поднаторев, на них можно неплохо заработать.
Так вот в начале январе, сижу за своим верстаком, рихтую и довожу до рабочего состояния детали реле. Встаю из-за верстака, чтобы сходить за деталями в кладовую, и вдруг резкая боль, как ножом, полоснула внизу живота. Я непроизвольно снова сел – боль утихла. Встаю, и снова режущая боль. Опять сел. Не понимаю, что случилось: сижу – ничего не болит, встаю – резкая, сильная боль. Начинаю вставать медленно – больно, но не так сильно. Распрямился, постоял – боль утихла. Сходил в кладовую, взял следующую партию деталей. Сажусь за верстак и вновь резкая боль, встал – боль утихла. Медленно опускаюсь на сиденье, превозмогая боль. Работаю, а боль постепенно, уже без смены положения, усиливается. К концу смены боль справа внизу живота уже не утихает. Кончилась смена, пошел домой: чуть оступишься – резкая боль. Девушке с соседнего участка захотелось поиграть со мной: то она сделает мне подножку, то подтолкнет. Все это отзывается резкой болью. Стыдно сказать, что сейчас мне не до игры. Пришел в свою комнату. Павлик, почему-то еще не спал. Заметил, как осторожно я хожу и сажусь, спрашивает, - Что с тобой?
Рассказал ему, что сильно и неожиданно справа заболело внизу живота. Павлик поставил диагноз сразу без колебаний, - У тебя аппендицит, со мной такое случилось незадолго до демобилизации. Терпи до утра. Завтра я выхожу во вторую смену, схожу с тобой в районную поликлинику.
Ночь почти не спал, боль не утихает ни на минуту. Утром с Павликом пошли в поликлинику. Подошла моя очередь. Женщина врач спрашивает, - Фамилия, Имя, Отчество, место жительства?
Называю. Врач говорит:
- Я принимаю только тех, кто проживает на улице Краснофлотцев.
- Где врач, который принимает людей с улицы Баумана?
- Она сегодня не работает.
- У меня аппендицит, что мне делать?
- Кто это Вам сказал? Освободите кабинет.
Я вышел. Павлик спрашивает:
- Ну что? Как?
- Врач не принимает. Она принимает только с улицы Краснофлотцев, а наш врач сегодня не работает.
- Вот сволочи. Пойдем в заводскую поликлинику.
- Ладно, Павлик, я потерплю до вечера.
Пошел со своей сменой на работу, первая смена еще не ушла домой. Кавылов заметил, что со мной что-то не так. Спрашивает, - Что с тобой?
Рассказал ему, все что было. Он, как и Павлик, тут же сказал, - У тебя аппендицит. У меня в прошлом году было точно так же. Иди быстрее в поликлинику.
Пришел в заводскую поликлинику. Пусто. Вторая смена, больных нет. Захожу в кабинет, врач Авербурх спрашивает:
- Что у Вас?
Объясняю, что, где, как и когда. Показывает рукой на кушетку:
- Ложитесь, оголите живот.
Лег. Она мне давит пальцем на живот, спрашивает:
- Больно?
- Больно.
Резко отдергивает руку:
- Больно?
- Больно.
Это она проделала наверное раз шесть. Я отвел ее руку:
- Хватит, я не подопытный кролик.
- Хорошо, вставайте.
- Что у меня?
- Ничего, идите работать.
Хотя и больно мне, но такой диагноз меня рассмешил. Она ответила:
- Если Вы можете смеяться, то можете и работать.
Подает мне в стаканчике какую-то жидкость оранжевого цвета:
- Выпейте.
Я выпил, противная жидкость. Она сразу же подает стакан воды:
- Выпейте.
- Не надо.
Я вернулся на участок. Кавылов спрашивает:
- Ты зачем пришел?
- Врач сказала, чтобы я шел работать.
- Она с ума спятила. Пойдем со мной.
Пришли с Кавыловым. Он спрашивает Авербурх:
- Почему Вы послали его на работу?
- Это у Вас симулянт.
- Да Вы с ума сошли, он недавно демобилизовался. Все, что у него есть, почти все на нем. Не до симуляции ему.
- Тогда не знаю я, что у него. Давайте померяем температуру.
Я говорю, - Нет у меня температуры.
Все-таки термометр мне поставила, оказалось, что у меня – 38,6°C. Авербух, - Не знаю, высокая температура. Отправь его на скорой в поликлинику на Уралмаш.
В кузове потряхивает и от этих толчков мне больно. Приехали к какому-то корпусу поликлиники, видимо служебному входу. Санитар позвонил. Вышел мужчина в белом халате, подошел ко мне, спросил:
- Что болит?
Я ему стал рассказывать. Он, глядя мне в глаза, сквозь гимнастерку пальцем надавил на живот и даже не спросил больно или нет:
- На стол, быстро!
Для меня это так неожиданно, говорю:
- Может можно без операции?
- Нельзя.
Меня завели в душевую. Разделся, лег в ванну, помылся. Подкатили каталку. Я лег на нее и покатили меня в операционную. Там привязали мне к этой каталке ноги. Потом сказали, - Вытяни руки за голову. Вытянул. Привязали и их. Думаю, видимо бьются оперируемые от боли, проверить надо, надежно ли меня привязали. Поднатужился и вырвал руки из пут. Две сестры поймали меня за руки. Я рассмеялся и успокоил их:
- Не пугайтесь, я проверил крепко ли вы меня привязали. Свяжите покрепче.
Пришел хирург, сделал обезболивающие уколы, поставил на грудь экран, чтобы не видел я, что там делают в моем животе. Потом хирург наклонился ко мне:
- Терпеть будешь?
- Буду.
- Если будешь терпеть, дырку сделаю, как у целочки.
Чувствую, как совсем легко чиркнули по животу и, видимо, струйка крови скатилась с живота. Хирургу помогают сестры, а он, несмотря на это, команды свои сопровождает матом. Мне стало довольно больно. Хирург мне, - Не напрягай живот.
Стараюсь не напрягать, терплю. Мое терпение, видимо, насторожило хирурга. Он наклонился ко мне:
- Ну как – больно?
- Нет, приятно.
- Знаю, что неприятно. Сам сказал, что терпеть будешь. Через небольшой разрез операцию делать дольше и труднее, зато заживет быстро.
Через некоторое время:
- Сейчас будет больно, терпи.
И вскоре показывает мне что-то бугристое, красно-белое:
- Вот он твой аппендикс, скажи судьбе своей спасибо. Еще час и аппендикс бы лопнул.
К этому времени обезболивание уже не действовало и боль была резкой, жгучей. Операция длилась около часа. Боль почему-то сильнее застряла в груди. Привезли в палату, положили на койку. Боль в груди не проходит, здесь она даже сильнее, чем в животе. Лежать почему-то лучше на правом боку. Утром соседи по палате спрашивают, -
- Что с тобой было?
- Аппендицит. Делали операцию.
- Делали операцию? А мы не слышали от тебя ни одного стона.
Пришел хирург, отбросил простыню:
- Так ты же бесстыжий все еще лежишь без штанов?
- Мне белье не дали.
- Давай-ка посмотрим твой живот.
Не сильно пальцем давит на живот около шва, спрашивает, -
- Тут больно? А тут? А здесь?
- Нет, не больно.
- Все больше я к тебе не приду.
Завтрак мне не дали. Не дают и обед, а я хочу есть. Выпросил. Врач разрешил дать мне тарелку супа. Съел. Где-то в середине дня прижимает меня, в туалет хочется, но стыдно мне просить утку. Встать еще не решаюсь и терпеть уже не могу. Все-таки пересилил стыд – попросил утку. Но вот беда: накопил много – маловата емкость утки. Я не могу ее поставить на пол, так как из нее потечет. Кое-как умудрился поставить ее стоя к ножке койки. Когда санитарка убирала ее, посмотрела на меня с удивлением: надо же сколько накопил. Ближе к вечеру возникла более серьезная ситуация: нужно просить судно. Не могу представить себя на судне. Этого я не сделаю. Выждал момент, когда в палате не было никого из медперсонала, спросил у соседей по палате где туалет. Осторожно, преодолевая боль, поднялся с койки и потихонечку в туалет. Только там кое-как приспособился, как открывается дверь туалета и появляется передо мной женщина в белом халате и начинает отчитывать меня за то, что из-за моего безрассудства будет у меня послеоперационная грыжа или разойдутся швы, что вполне возможно мне потребуется повторная операция. Мне и больно и стыдно быть в таком положении перед женщиной, думаю уже со злостью, неужели она не понимает, что не время и не место читать мне сейчас и здесь проповеди о вреде непослушания. Кое-как ушла и я, выполнив эту не легкую для меня процедуру, вернулся в палату на свою койку. На второй, после операции, день мне было уже намного легче. Сказал дежурному врачу, что меня можно уже выписывать. Врач говорит, что рано еще, когда снимем швы – увидим что все хорошо тогда и выпишем. Швы сняли на четвертый день. У меня было всего три шва. В этот же день меня выписали из больницы и дали бюллетень на 15 дней со дня выписки. Пока ехал на трамвае, понял, что сейчас для меня езда на трамвае более опасна, чем посещение туалета в первый день после операции. Вот здесь действительно швы могут разойтись: трамвай переполнен и прижимают меня основательно.
Наверное, день на пятый после выписки из больницы, в обеденный перерыв, пришли навестить меня парни с нашего участка во главе со слесарем с испытательной станции Мишиным. Вручили мне материальную помощь 50 рублей от профсоюзной организации цеха. Расспросили, как мое самочувствие, посоветовали беречься, не поднимать пока ничего тяжелого. Сидим и как-то плохо клеится у нас беседа. Говорю, - Деньги вы принесли, надо сходить за бутылочкой и выпить за мое здоровье. Предложение дружно поддержали, но сказали, что одной бутылки мало. Еще одну они купят на свои деньги. Мальцев сходил за водкой и колбасой на закуску. Выпили, закусили, люди повеселели и разговорились. Мальцев предложил купить еще бутылку, но Мишин возразил, - Нет, Гена, надо идти на работу. Послали нас сюда не за тем, чтобы напиться. Выздоравливай, Леша. Все пошли.
- Спасибо за внимание и за помощь, - поблагодарил я.
Они ушли. Решил идти завтра в школу, благо школа близко, не нужен ни автобус, ни трамвай. В школу хожу охотно, нравится мне учиться: приятно познавать новое для меня. Вспомнил, как я хотел узнать, когда был во второй роте, что такое sind. Как-то, будучи разводящим в гарнизонном карауле, попросил лейтенанта Пелевина, начальника караула, объяснить мне, что же такое sind, число или какое-то обозначение. К сожалению, Пелевин смутился и сказал, что попробует найти свои конспекты и если там о sind что-то есть, он мне объяснит. Так и не объяснил, не нашел, видимо, свои конспекты. Сейчас я уже знаю, что это такое, как легко это понять и как полезно знать.
У нас великолепный математик Лев Семенович. Он так умело и ясно объясняет новый материал, что не усвоить его просто невозможно. Он объясняет, а я уже понимаю, что последует дальше, бежит моя мысль на шажок впереди того, о чем говорит сейчас Лев Семенович. И это не моя заслуга, а заслуга талантливого учителя, каким безусловно был Лев Семенович. К сожалению такие учителя встречаются не часто. Может быть поэтому за полгода обучения в 33 ШРМ я запомнил директора школы Байбородина и математика Льва Семеновича.
Закончился мой бюллетень и я вышел на работу. Реле минимального напряжения до меня никто не собирал, так что в конце месяца мне пришлось усердно поработать. Все мои реле успешно прошли через испытательную станцию. Новая продукция сказалась на моем заработке. Я заработал в январе, вместе с оплатой по бюллетеню, 1900 рублей. Для 18 цеха это немало. В марте было снижение цены на продовольственные и промышленные товары, а на заводе снижение расценок. Расценки на мои реле пострадали не сильно: до компании по снижению расценок эти реле выпускались всего два месяца. Где-то в середине марта ко мне подошел комсорг цеха и спросил:
- Лоскутов, почему Вы до сего времени не встали на комсомольский учет?
- Да времени все нет, работаю, учусь в школе, в больницу вот еще попал.
- Ты нарушаешь комсомольскую дисциплину. Сходи завтра в райком комсомола и встань на учет. Пока в отношении Вас вопросы о нарушении правил учета ставить не будем.
- Хорошо, завтра схожу в райком комсомола.
Сходил в райком, встал на учет, сейчас я снова комсомолец. Не удался мне преждевременный выход из комсомола.
Откуда узнал комсорг, что я комсомолец? Об этом знают Жиделев, Вылегжанин и Береснев. Вероятно сказал кто-то из них, а может быть существуют и какие-то другие пути. Например, когда я вставал на учет в военкомате и меня спросили, какая у меня воинская специальность и я ответил, что старший телеграфный мастер, мне сказали, что такой специальности нет. Записали – помощник командира взвода. Мне было все равно – помощник так помощник, какая разница. Однако, через месяц получил повестку из военкомата. Там меня с раздражением спросили, почему я записался помощником командира взвода? Объяснил, что это не я записался, а меня здесь в военкомате записали на такую должность, сказав, что специальности, названной мною нет. Взяли мой военный билет и исправили запись, причем уже не спрашивая меня о моей военной специальности. Есть, видимо, по крайней мере в воинском учете, способ проверки правильности записей в документах.
В конце марта нас перевели в новое общежитие на углу улиц Краснофлотцев и Старых большевиков. Наша комната на втором этаже. Вместо Вовки Векшина, который женился, в нашу комнату вселили нового жильца Кольку Трубского, высокого симпатичного парня. Общежитие очень хорошее и удобное для холостяков: на первом этаже столовая и продовольственный магазин, то есть то, что нам нужно. Были вначале и недостатки: иногда вода в водопроводе была только в подвале и первое время практически не было отопления, а в марте на Урале в неотапливаемом помещении все-таки холодновато. Подвал в общежитии мощный из монолитного железобетона. Время было такое и бомбоубежища в новых домах были не такой уж редкостью.
Наконец-то, в конце апреля 1952 года я впервые в своей жизни купил за 1200 рублей хороший темносиний бостоновый костюм. Посмотрел на себя в зеркале: как будто не плохо, на человека похож. Павлик похлопал меня по спине:
- Порядок, парень на все сто. Сейчас-то уж к девкам ходить можно. У меня уже есть сведенья куда нужно идти. Таня подсказала. Сейчас пойдем или завтра.
- Давай завтра, к костюму привыкнуть немного надо.
- Согласен, пойдем завтра.
На следующий день пошли в девичье общежитие. Сначала зашли в комнату к Тане. Она сразу же предложила сходить в кино. Мы с Павликом, конечно, согласились. Вышли из Таниной комнаты, Таня говорит:
- Лия говорила, что она очень хочет посмотреть эту картину. Зайдем к ней, спросим, пойдет она с нами или нет.
Зашли в комнату, где живет Лия. Смотрю, в этой комнате живет девушка, которую я почти каждый день вижу в нашем главном корпусе и которая мне очень нравится. И вот как раз ее Таня спрашивает:
- Лия мы пошли в кино, ты хотела посмотреть эту картину, может пойдешь с нами.
- Конечно пойду, я сейчас.
Вышли. Павлик идет с Таней, а я с Лией. Даже в рабочей одежде Лия хороша, а нарядно одетая – глаз не оторвешь. Идем разговариваем. Оказывается она работает токарем в нашем цехе. Более того, меня она уже знает: две ее подружки учатся в нашем классе и много чего наплели о моих успехах в учебе. Лия спрашивает:
- Это правда, что ты в 42 году закончил шесть классов?
- А ты как об этом узнала?
- Маша Ерохина сказала. Она слышала твой разговор со Львом Семеновичем.
- Конечно правильно. Мне казалось, что я уже начисто забыл все, что когда-то изучал в шестом классе, тем более учась заочно. Война, работы невпроворот, не до алгебры было. Я и сам удивился, что сумел решить предложенные Львом Семеновичем задачки.
- А физику не забыл?
- Что и это Маша рассказала?
- Да, Маша рассказала. Они пришли к выводу, что физику ты знаешь лучше преподавателя.
Я рассмеялся:
- Нет Лия, я служил в войсках связи. Электротехнику мы изучали, в том числе и аккумуляторы. Я не знал, как глубоко изучают это в седьмом классе. Старался ответить получше, чтобы не выгнали меня в шестой класс. Договоренность была с директором школы: скажут учителя, что слабоват я для седьмого класса – без спору ухожу в шестой. Мне повезло, что в седьмом по физике изучают электричество.
- А остальные предметы тоже в армии изучал?
- Нет, не изучал. По остальным предметам проще – слушай и запоминай. Спросят – расскажи, что запомнил.
Недалек путь до кинотеатра «Родина». Я бы не возражал, если бы этот путь был подлиннее. Мне приятно идти рядом с Лией и вести такие пустяковые разговоры. В фойе кинотеатра почти не задержались, сразу же открылись двери в кинозал. Заходя в кинозал, Таня сказала:
- Лия, вы не ждите нас с Павликом, дорогу домой найдете сами.
- Найдем, найдем, Таня. Не волнуйся.
Не помню какой мы тогда смотрели фильм, я смотрел на Лию. Часто спорят, существует ли любовь с первого взгляда. Думаю, что трудно ответить на этот вопрос однозначно, а вот то, что девушка может понравится с первого взгляда, это, по-моему, бесспорно. Перейдет ли знакомство с такой девушкой в любовь зависит уже не только от внешней красоты, но уже и от того, что определяет суть человека, его индивидуальную особенность. Я уже говорил, что Лия мне понравилась сразу, с первого взгляда, и вот сейчас при нашей первой встречи она мне нравится все больше.
После окончания фильма я предложил ей погулять немного по небольшому парку возле кинотеатра «Родина». Она согласилась. Разговор, почему-то, снова пошел об учебе. Лия говорит, что в фильмах о войне она видела связистов телефонистов, радистов, но не видела связистов телеграфистов. Наверное, говорю, видела и телеграфистов, но это уже связь армий и фронтов. В фильмах таких кадров мало да и не запоминаются они: читает, например, с телеграфной ленты, выползающей из телстайпа, какое-то сообщение генерал или маршал – что тут запоминать. А вот по степени важности связь эта стоит, пожалуй, на первом месте. Подготовка телеграфистов требует много времени. Нужно научить телеграфиста быстро и безошибочно печатать как текст с листа, так и под диктовку. Телетайп – аппарат сложный, чтобы обслуживать его, требуется специалист высокой квалификации, поэтому и учить его надо основательно, и должен он знать хотя бы азы электротехники.
- Тебе, наверное, неинтересно работать на участке приводов, - спросила Лия.
- Неинтересно. По сравнению с СТ-35 привода ПС и ПРБА до смешного просты, а меня на сборку этих приводов хотели еще оформить учеником слесаря-сборщика. Я не согласился. Дали третий разряд без обучения. А ты откуда знаешь, что я работаю на участке приводов?
- Мне Таня сказала. Наверное, нам пора уже домой, а то меня в общежитие не пустят.
- А может еще побродим немного. Погода хорошая и времени-то всего десять часов.
- Нет, пора уже домой.
- Может быть завтра встретимся и ты расскажешь мне какой фильм мы сегодня смотрели?
- Что-то я не заметила, чтобы ты спал во время просмотра фильма.
- Да я не спал, но смотрел больше не на экран.
- Куда же можно смотреть в кинотеатре во время просмотра фильма?
- Первый раз за три с лишним года я смотрел кинокартину, сидя рядом с девушкой, да еще с такой, которая понравилась мне с первого взгляда.
- Можем и не встретиться. Не свои слова ты сейчас проговорил.
- Если мои слова тебя обидели, то извини меня. Только сказал я правду, почти правду – кинокартину я тоже смотрел.
- С первого взгляда понравилась, а сейчас после кино?
- А сейчас ты мне нравишься еще больше и поэтому домой идти мне совсем не хочется. Если бы ты была согласна, я с удовольствием гулял бы с тобой по улицам Эльмаша до утра.
- Мне так нельзя: не выспавшись на станке работать опасно.
- Ясно, сегодня не погуляем. Может быть завтра все же встретимся?
- Хорошо, встретимся завтра.
Мы дошли до общежития. Я хотел ее поцеловать на прощание, но от поцелуя она уклонилась. Она, конечно, права, так как совсем еще не знает меня. Что-то слышала обо мне от своих подружек, но подружки знают обо мне только то, что я хорошо учусь в школе, а это так мало для того, чтобы оценить человека.
На следующий день мы встретились с Лией и долго гуляли по улицам Эльмаша. Она мне нравится все больше и больше. Мне были очень приятны встречи с нею. Несмотря на то, что я четыре дня в неделю ходил на занятия в школу, встречались мы часто. Ради встречи с ней я пропускал иногда занятия в школе. Но с каждой новой встречей с нею на душе у меня усиливалась сумятица. Две девушки нравились мне одинаково сильно. Я не мог отказаться от встреч с Лией и от Мили отказаться тоже не мог, но ведь выбрать нужно одну из них, а сделать этого я не могу. Решил пока довериться судьбе. Лие, по-видимому нравилось, что я учусь в школе и учусь успешно. Кажется, что особенного в том, что человек хорошо учится в школе, но позже я неоднократно сталкивался с людьми, которых до этой встречи я не знал, но которые уже были наслышаны обо мне именно из-за школы. Седьмой класс я закончил с отличными оценками. По окончанию семилетки я твердо решил закончить и десятилетку. Не для того, чтобы иметь возможность поступить в институт, об этом даже проблесков мысли не было у меня. Просто захотелось побольше узнать, быть пограмотнее. Понял, что семь классов – это очень мало. Так как учиться мне легко, стал думать о том, как бы побыстрее закончить десять классов. Решил посоветоваться с директором школы Байбородиным. Сказал ему, что есть у меня желание поступить сразу в девятый класс.
Он одобрил мое намерение. Я бы говорит, перевел Вас сразу в девятый класс, но в нашей школе его нет. Первый год появится только восьмой класс. Иди, говорит, в шестую ШРМ, директор там хороший. Объяснишь, что к чему, увидит твое свидетельство об окончании семилетки, может и примет Вас сразу в девятый класс.
Я так и поступил. В заявлении честно написал, что я закончил семь классов и прошу принять меня в девятый класс. Пришел с этим заявлением к директору шестой вечерней, но в кабинете директора оказалась завуч школы Дора Львовна. Мое заявление вызвало у нее чуть ли не взрыв негодования. Она смотрит на меня как на преступника:
- Как могли Вы набраться такой наглости, что бы написать это заявление. Неужели Вы думаете, что найдется такой человек, который пойдет Вам навстречу. Где у Вас знания за восьмой класс, или Вы думаете, что не имея этих знаний можно учиться в девятом. Принесите документы об окончании восьмого класса, можете его закончить экстерном, если где-то найдете такую возможность, вот тогда мы Вас примем в девятый класс.
- А где сейчас директор школы?
Этот вопрос разозлил Дору Львовну еще больше:
- Директор школы в отпуске. Только Вы не надейтесь, что на такую авантюру может пойти директор. Этого не будет.
- Когда директор выйдет из отпуска?
- До Вас, я смотрю, не доходит то, что я Вам сказала. Заберите свое заявление и освободите кабинет.
Я взял свое заявление и вышел из кабинета. Сдать экзамены экстерном? Что-то не знаю я где и как можно это сделать. Если это возможно, Байбородин обязательно сказал бы об этом. Ладно, подожду до середины августа и пойду на прием к директору школы.
Где-то в конце июня я пришел к Лие, чтобы пригласить ее побродить по Эльмашу – погода для прогулок была замечательная. Смотрю, Лия как будто встревожена или напугана чем-то, или подавлена каким-то очень неприятным сообщением. Я спросил ее:
- Лия, что с тобой, что сучилось?
Она с каким-то потухшим, печальным взглядом смотрела на меня и молчала, потом тихо сказала:
- Ничего не случилось.
- Лия, я же вижу, что тебя что-то тревожит или даже пугает.
Сколько ни пытался я выяснить, что с ней, хотя бы немного развеселить ее – ничего не получалось. Слова явно не помогали. Не знаю, как ее разговорить. Смотрю, в окно виден высокий строительный кран, может пейзаж ее отвлечет, -
- Смотри-ка, Лия, какой высокий кран там работает. Видимо, высокий дом будут там строить.
- Он уже намозолил мне глаза.
Нет и это не помогает. Смотрю на нее и не знаю, что мне сделать, чтобы хоть немного развеселить ее. И вдруг слышу:
- Леша, мы не можем пока встречаться.
Ее слова оглушили меня своей неожиданностью. Я не мог понять, что же такое так внезапно встало между нами. Еще вчера наши встречи были приятны для нее, я это чувствовал, и вдруг отказ от них. Никакой вины перед Лией я не чувствовал, но, если она не хочет встречаться, то, как говориться, насильно мил не будешь. Я уйду, не сделав ей ни одного упрека. Если она не желает встречаться со мною, я ей свою любовь навязывать не буду. Я ее люблю и обижать не хочу. Спрашиваю Лию:
- Мы не можем встречаться пока или совсем?
Лия заплакала и ничего не сказала в ответ.
- Не буду надоедать Лия. Еще один последний вопрос: скажи, хотя бы, почему вчера еще могли мы встречаться и эти встречи были приятны нам, а сегодня встречаться мы уже не можем. Скажи, что же, что же изменилось в течение одного дня?
Лия продолжала плакать и молчала. Я еще подождал немного и сказал:
- Я тебя люблю, но любовь свою навязывать не буду. Прощай.
И ушел. На другой день на работе, собирая свои реле, я несколько раз выскакивал из-за верстака, чтобы сходить на участок к Лие, но кто-то другой, сидящий во мне, властно приказывал сесть за верстак и работать. Так было несколько дней, потом, хотя мне и очень хотелось встретиться с Лией, но справиться с собой было уже легче. Я уже не вскакивал из-за верстака, но думал о ней все время.
Любовь к Лие, которая оборвалась так внезапно и беспричинно, в какой-то мере изменила мое отношение к девушкам. До этого я, относился к ним, можно сказать, трепетно, несмотря на то, что видел уже на Воркуте, как непристойно могут вести себя женщины. Но это была Воркута – зона, голод, холод, каторжный труд и смерть, которая всегда рядом. Очень трудно было им вести себя достойно в таких условиях, когда так дорог любой кусок хлеба. Но вот сейчас, хотя и не обвиняю я ни в чем Лию, но трепетность моя перед ними почему-то исчезла. Может быть потому, что Лия так и не ответила на мои вопросы. Это, конечно же, не понравилось мне, потому что она мне, видимо, или не доверяет, или же считает, что я не смогу преодолеть то, что мешает нашим встречам. Не знаю, что случилось с Лией, но, видимо, случилось с ней что-то серьезное.
Вот так и решила судьба вопрос выбора одной из двух любимых мною девушек. Судьба сделала это за меня, только мне от этого не стало почему-то легче.
Женился Павлик Шаров, хороший мой друг. Это не было неожиданностью ни для кого из нашей комнаты. Видно было, что они с Таней очень любят друг друга и что их свадьба неизбежна. Только вот свадеб у проживающих в общежитиях тогда, можно сказать, не было. Оба живут в общежитиях, так что свадьбу надо устраивать в ресторане, столовой или еще где-то, а это дорого. Я не помню, чтобы кто-то из общежития устроил такую свадьбу. Скромно отметили это событие в комнате Тани в женском общежитии.
Удивительно, как повезло Павлику. Всего, кажется, недели через две ему дали однокомнатную квартиру в двухэтажном доме по улице Энтузиастов. Не помню номер этого дома, вернее и не знал я его: знал, где он живет и этого для меня было достаточно.
Вместо Павлика к нам в комнату вселили Федю Зыкина, тоже только что демобилизованного из армии. Не долго он поработал на заводе, уволился и уехал в свою деревню. В последний день перед отъездом, после того, как мы ушли на работу, он остался в нашей комнате один. Говорил потом, что днем сходил в кино и погулял по Эльмашу.
Когда я пришел с работы, в комнате было как-то необычно тихо. Я умылся, переоделся, открыл ящик тумбочки, чтобы взять свои наручные часы, но их там не было. Спрашиваю:
- Кто взял мои часы?
- Что часов нет, посмотри, может еще чего-нибудь нет. У меня, например, нет костюма и ботинок, - отозвался Баженов.
Я посмотрел в шкафу – у меня нет шапки. Я ее только что купил.
- У меня еще и шапки нет, - говорю я.
- У меня нет тысячи рублей, - как-то спокойно, будь-то у него десять копеек украли, произносит Гена Панкратьев.
Баженов уже сходил в милицию. Там расспросили его при каких обстоятельствах совершена кража. Рассказал, что в комнате оставался только Зыкин, который уволился с завода и завтра уезжает из города. Тогда все ясно, сказали в милиции, и посоветовали поговорить с Зыкиным по-мужски. Уверены, говорят, что вернет все украденное. Вроде бы все логично, но уж очень не похож Федя на вора: тихий, скромный, послушный.
Когда Федя вернулся в комнату, Баженов сразу же подошел к нему:
- Сейчас же верни мне костюм и ботинки, Лешке – часы и шапку, Генке – тысячу рублей.
Федя оторопел, в полнейшем недоумении смотрит на нас:
- Какой костюм, Володя, какие часы и деньги? – испуганно спрашивает он.
- Такие, какие ты у нас украл.
- Не брал я у вас ничего, - чуть не плача отвечает Федя.
И тут Баженов с размаха бьет его в ухо. Федя вскрикивает и хватается
за ухо. Я схватил Баженова и говорю:
- Не надо, не бей его. Я не верю, что украл он.
Баженов зло смотрит на меня, -
- Не веришь, что он, скажи – кто?
- Не знаю кто, но я не могу его бить. Украл не он.
Остыл Баженов и через некоторое время говорит мне:
- Ты прав, не похож он на вора.
Так и не удалось нам найти вора и в милицию больше не обращались. Только вот я до сих пор подозреваю в этом Генку Панкратьева. Не поверил я ему, что у него тысячу рублей украли: не тем голосом это было сказано. О своих подозрениях я не сказал ни кому. Зачем – это всего лишь мое подозрение. Вообще-то, не было воровства в нашем общежитии. Вероятно, это был единственный случай кражи.
Где-то числа 10-15 октября, точнее не помню, ко мне на работу зашел Павлик Шаров. Пригласил прийти к нему на квартиру сегодня к шести часам вечера.
- Павлик, к шести часам я не успею: я же до полшестого работаю. Что случилось, зачем я нужен? – спрашиваю я.
- Моего сменщика призывают в армию. Очень хороший парень, живет в общежитии. Хочется угостить его на прощание, чтобы вспоминал нас в армии. Не задерживайся, переоденься и сразу к нам.
Я так и сделал. Приоделся, надел свой только что купленный плащ и новенькую шляпу. Шляпы только что входили в моду. Друзья по комнате сказали, что в шляпе я смотрюсь неплохо.
Пришел к Павлику. Гости уже за столом и уже слегка навеселе. Таня взяла мой плащ и шляпу, а мне уже подносят штрафной за опоздание: полный двухсотграммовый стакан водки. Я говорю:
- Дайте же мне хоть немного поесть.
- Выпей и ешь потом на здоровье, - слышу в ответ.
Выпил стоя, сел за стол и закусил соленым огурчиком. А у гостей уже снова налито и мне вновь наливают полный стакан. Я снова отнекиваюсь, говорю, что я только что выпил полный стакан и ничего, кроме огурчика, не успел съесть. Мои возражения не принимают во внимание, настаивают – пей. Выпил и второй стакан. Эти, выпитые подряд, два стакана водки подавили мой аппетит и есть мне уже не хотелось. Вновь наполняются стаканы и мне наливают третий стакан водки. Видимо, алкоголь уже подействовал на меня и третий стакан водки я выпил без возражений. Водка кончилась. Павлик говорит:
- Подождите меня немного, я сбегаю за водкой. Ларек тут недалеко. Леша, я надену твой плащ и шляпу?
Я разрешил. Павлик вернулся минут через двадцать. Глядим на него и не знаем – хохотать нам или охать. С полей моей шляпы на мой плащ стекают крупные капли грязи. Плащ мой порван и на левом боку болтается большой вырванный лоскут ткани. Таня чуть не плачет, причитает:
- Павлик, что ты натворил, как не стыдно тебе смотреть в глаза Леше?
Однако Павлик не унывает и весело рассказывает:
- Подхожу к ларьку, а около него большая лужа жидкой грязи. Думаю, пройду возле стенки, тут грязи не глубоко. Не повезло: поскользнулся и упал. За что-то зацепился плащом, слышу – он треснул. Шляпа с меня при падении слетела. Возле киоска темно. Поднимаюсь из лужи и думаю: не найти мне шляпу. Только повезло мне: шляпа опрокинулась при падении и хорошо видно ее белую подкладку в середине лужи. Шагнул туда, поднял шляпу и надел ее на голову. Подошел к прилавку ларька и прошу пять бутылок водки. Продавец посмотрела на меня и давай хохотать: грязь струйками стекает с полей шляпы мне на грудь и на плечи, а ей так смешно. А водку я принес. Давайте за это и выпьем.
И снова по полному стакану. Рядом со мной сидел какой-то Танин родственник. Он уже был готов: лег грудью на стол и уснул. Я взял в одну руку свой стакан, в другую – стакан этого родственника и говорю:
- Что-то, Павлик, слабоват у тебя родственник: уснул за столом.
Чокнулся стаканами с соседями за столом и двумя стаканами сам с собой. И один за другим выпил оба стакана водки. Немного еще посидели за столом и решили погулять по Эльмашу. Слышу – Таня почти плачет:
- Павлик! Ты же как медведь, сломаешь мне руку.
- Таня, играет он с тобой, забыл про свою силу, - успокаиваю я ее.
Вышли на улицу…
Чувствую, что у меня мерзнет спина. Открываю глаза и вижу, что сижу я на полу под лестницей на второй этаж у открытой входной двери в подъезд. Смотрю на часы – четыре часа ночи. Как я тут очутился, почему уснул, сидя на полу у открытой двери? Ничего не помню. Не Павлик же усадил меня тут на ночь. Вижу – подъезд знакомый, вон и дверь в девятую квартиру, в которой живет Павлик. Решил переночевать у него. Позвонил раз, другой, третий. Слышу сонный голос, вроде и не Павлика, - Кто?
- Павлик, открой, это я.
Не открыли. Пошел в свое общежитие. Вышел из подъезда, смотрю, а дом-то не тот в котором живет Павлик. Перепутал я: стояли тут рядом два совершенно одинаковых дома. Не в тот дом я зашел, зря разбудил незнакомых людей. Остаток ночи почти не спал: меня сильно тошнило. Ничего не поев, пошел на работу. Меня непрерывно тошнит. Выпью стакан воды и меня почти сразу же вырвет, но даже это легче того, когда приступ рвоты кажется выворачивает меня наизнанку, а желудок-то пуст. Так и пил воду, чтобы облегчить рвоту. Пошел к Павлику. Он выключил станок и сразу:
- Извини, Леша, сильно я вчера перепил. Таня починит твой плащ и почистит шляпу.
- Не об этом я хочу спросить тебя, Павлик. Спал я не дома, а сидя под лестницей в соседнем с тобой доме.
- Ладно не заливай, - смеется он, - ты был не очень пьян, даже не шатался. Не много походил с нами и сказал, что пойдешь спать. Ты уходил от нас не качаясь.
- Не заливаю я, Павлик. Думал, что ты разъяснишь что-нибудь.
Разъяснил: оказывается со стороны казалось, что я был не сильно пьян после пяти стаканов водки, выпитых мною на голодный желудок. Фактически же большая доза неразумно выпитой водки отключила мою память и способность соображать. Хороший урок получил я тогда. Зарекся, что никогда больше, не при каких обстоятельствах, кто бы меня и как бы ни упрашивал – никогда не напиваться до такой степени. Повеселел немного, стал разговорчивее – все, хватит. С тех пор это, установленное для себя правило, я соблюдаю всегда. Впрочем, соблюдать его мне не трудно: мне не нравиться опьянение и мне неприятно смотреть на изрядно выпивших людей.
Рассказал об этом случае потому, что учиться надо на ошибках: не получается – на чужих, так, хотя бы, на своих собственных.
[Скрыть]Регистрационный номер 0284200 выдан для произведения: Мне же днем больше нравится учиться в школе, где, как ни странно, я уже стал отличником. Даже учительница немецкого языка считает меня успевающим. Иностранный язык меня совершенно не интересует и я им совсем не занимаюсь. Здесь услугу мне оказывает моя память. Грамматику я вынужден все-таки кое-как усваивать, а вот в чтеньи и запоминании слов всецело полагаюсь на учительницу. Она читает немецкий текст и предложение за предложением переводит его. Это я запоминаю. Когда она предлагает мне прочитать и перевести изучаемый текст, я читаю и перевожу его так, как слышал от нее. Мой, а фактически ее перевод, ей нравится и она удовлетворенно произносит, - хорошо, достаточно. Затем спрашивает, как будет по-немецки то или иное слово из этого текста. Я сразу же прикидываю, в каком предложении встречается это слово, и вот уже из этого предложения выбираю нужное слово. Все-таки, кое-какие слова, при всей нелюбви к иностранному языку, все же остаются в памяти и это позволяет выделить искомое слово из этого предложения. Угадывал почти всегда. Бывало, конечно, и ошибался, но кто иногда не ошибается. В итоге оценка «Хорошо», иногда даже «Отлично». Плохо одно, вечером парни идут в девичье общежитие, мне в армейской форме неудобно идти с ними. Все-таки иногда составляю им компанию, но при таких посещениях я чувствую себя очень неловко и, как следствие этого, выгляжу, наверное неуклюже. На работе и в школе я чувствовал себя уверенно. На работе меня, в шутку конечно, иногда называют инженером. Началось это, пожалуй, после случая с часовым механизмом. Часовые механизмы Чистопольского завода ставились на привода ПРБА. У этих часовых механизмов хрупкой была небольшая плоская пружина на храповике. При регулировке приводов на испытательной станции эта пружина нередко ломалась и испорченные часовые механизмы выбрасывались в большой железный ящик. Он был уже почти полон. Я спросил Кавылова сколько стоит такой механизм, оказалось, что стоит он больше 150 рублей.
- Давайте я отремонтирую эти часовые механизмы, - предложил я Кавылову. Он сразу согласился.
- Давай, ремонтируй для начала парочку. Проверим их работу на испытательной станции и, в случае успеха, договоримся о ремонте и о цене за ремонт.
Всего-то навсего я заменил сломанную плоскую пружинку на проволочную. Сделал два механизма и отдал их на испытательную станцию. Испытания их прошли успешно, испытатели заявили даже, что механизмы с такими пружинами надежнее и значительно легче регулируются. Кавылов спросил меня, за какую цену согласен я ремонтировать эти механизмы.
- Пусть будет 10 рублей за механизм. Для цеха эта экономия более 140 рублей на каждом механизме.
Кавылов согласился с этим без малейших возражений. Сходил к Пальгову, порадовал его. Пальгов тоже возражать не стал. В первый же день, не спеша, я понимал, что спешить не нужно, я отремонтировал двадцать механизмов, то есть за одну смену заработал 200 рублей. Промашку тут я сделал, надо было сдавать за смену 6-7 механизмов. Когда об этом моем успехе узнал Пальгов, он чуть не решился дара речи. Тут же запретил мне ремонт часовых механизмов и договорился с электроизмерительной лабораторией о ремонте механизмов по моему способу, но по одному рублю за механизм. Пальгов пришел даже к нам на участок, подошел ко мне и пристыдил за бессовестный обман.
- Чуть не обвел ты меня вокруг пальца. Спасибо, что Гаврилов доложил о твоем успехе. Не хорошо, нельзя так поступать.
- Василий Петрович, а сотнями выбрасывать такие механизмы – хорошо?
- Это тебя не оправдывает. Придумал способ, как их ремонтировать – подай рацпредложение.
- И дали бы мне за него 50 рублей.
- А ты что хотел, заменил пружинку и плати тебе 1000 рублей.
- Но ведь выбрасывали куда больше.
- Не верно ты рассуждаешь, не с той стороны заходишь.
Он ушел, а я бессовестный корил себя только за то, что поступил глупо. Очень нужны мне деньги и будь я похитрее, я получил бы их.
Новый 1952 год мы отметили в своей комнате, в общежитии. Павлик и Вовка ушли к своим девушкам. Они уже думают о женитьбе, особенно Вовка. Баженову очень нравится Валя Василевская, но он ей, видимо, не очень. Володя предложил сходить к ней в общежитие поздравить с Новым годом. В комнате Василевской не было, поздравили ее подружек по комнате, немного посидели с ними и ушли. Побродили по Эльмашу, потолкались у елки. То, что для меня скучновато складывается новогодний праздник – это понятно: не пригоден я в своей армейской амуниции для веселой новогодней компании, а вот Володя не очень весел, видимо, из-за Василевской. Володя пригласил меня сходить к Герке Кузьмину. Пошли к нему. Спрашиваю:
- Кто такой Герка Кузьмин?
- Тоже из нашей части. Вместе с ним служили в четвертой роте. Он уже женился. С женой и матерью живет в одной комнате в общежитии на улице Шефской.
Герка был дома, встретил нас очень радушно. Жена быстро накрыла стол. Выпили за Новый год. Баженов и здесь после двух, трех глотков с отвращением поставил стакан на стол. Видно, что Володю здесь хорошо знают и не удивляются его реакции на водку. Кузьмин говорит, что он меня знает еще по службе в армии, хотя лично знаком не был. У Кузьмина мы просидели довольно долго. Он мне понравился: добродушный, спокойный, хороший собеседник.
Вскоре после Нового года наш участок должен был осваивать производство нового изделия – реле минимального напряжения. Вот эту работу и предложил мне освоить старший мастер Кавылов. Реле устроено очень просто, собственно и осваивать нечего. Вся загвоздка в деталях для этого реле. Качество их отвратительно, если собрать реле из этих деталей без подгонки, рихтовки и доводки, ни одно собранное реле работать не будет. Реле уже кто-то пробовал собрать, но довести его до рабочего состояния и отрегулировать на испытательной станции не удалось. Я согласился собирать эти реле, так как это новая продукция и, немного поднаторев, на них можно неплохо заработать.
Так вот в начале январе, сижу за своим верстаком, рихтую и довожу до рабочего состояния детали реле. Встаю из-за верстака, чтобы сходить за деталями в кладовую, и вдруг резкая боль, как ножом, полоснула внизу живота. Я непроизвольно снова сел – боль утихла. Встаю, и снова режущая боль. Опять сел. Не понимаю, что случилось: сижу – ничего не болит, встаю – резкая, сильная боль. Начинаю вставать медленно – больно, но не так сильно. Распрямился, постоял – боль утихла. Сходил в кладовую, взял следующую партию деталей. Сажусь за верстак и вновь резкая боль, встал – боль утихла. Медленно опускаюсь на сиденье, превозмогая боль. Работаю, а боль постепенно, уже без смены положения, усиливается. К концу смены боль справа внизу живота уже не утихает. Кончилась смена, пошел домой: чуть оступишься – резкая боль. Девушке с соседнего участка захотелось поиграть со мной: то она сделает мне подножку, то подтолкнет. Все это отзывается резкой болью. Стыдно сказать, что сейчас мне не до игры. Пришел в свою комнату. Павлик, почему-то еще не спал. Заметил, как осторожно я хожу и сажусь, спрашивает, - Что с тобой?
Рассказал ему, что сильно и неожиданно справа заболело внизу живота. Павлик поставил диагноз сразу без колебаний, - У тебя аппендицит, со мной такое случилось незадолго до демобилизации. Терпи до утра. Завтра я выхожу во вторую смену, схожу с тобой в районную поликлинику.
Ночь почти не спал, боль не утихает ни на минуту. Утром с Павликом пошли в поликлинику. Подошла моя очередь. Женщина врач спрашивает, - Фамилия, Имя, Отчество, место жительства?
Называю. Врач говорит:
- Я принимаю только тех, кто проживает на улице Краснофлотцев.
- Где врач, который принимает людей с улицы Баумана?
- Она сегодня не работает.
- У меня аппендицит, что мне делать?
- Кто это Вам сказал? Освободите кабинет.
Я вышел. Павлик спрашивает:
- Ну что? Как?
- Врач не принимает. Она принимает только с улицы Краснофлотцев, а наш врач сегодня не работает.
- Вот сволочи. Пойдем в заводскую поликлинику.
- Ладно, Павлик, я потерплю до вечера.
Пошел со своей сменой на работу, первая смена еще не ушла домой. Кавылов заметил, что со мной что-то не так. Спрашивает, - Что с тобой?
Рассказал ему, все что было. Он, как и Павлик, тут же сказал, - У тебя аппендицит. У меня в прошлом году было точно так же. Иди быстрее в поликлинику.
Пришел в заводскую поликлинику. Пусто. Вторая смена, больных нет. Захожу в кабинет, врач Авербурх спрашивает:
- Что у Вас?
Объясняю, что, где, как и когда. Показывает рукой на кушетку:
- Ложитесь, оголите живот.
Лег. Она мне давит пальцем на живот, спрашивает:
- Больно?
- Больно.
Резко отдергивает руку:
- Больно?
- Больно.
Это она проделала наверное раз шесть. Я отвел ее руку:
- Хватит, я не подопытный кролик.
- Хорошо, вставайте.
- Что у меня?
- Ничего, идите работать.
Хотя и больно мне, но такой диагноз меня рассмешил. Она ответила:
- Если Вы можете смеяться, то можете и работать.
Подает мне в стаканчике какую-то жидкость оранжевого цвета:
- Выпейте.
Я выпил, противная жидкость. Она сразу же подает стакан воды:
- Выпейте.
- Не надо.
Я вернулся на участок. Кавылов спрашивает:
- Ты зачем пришел?
- Врач сказала, чтобы я шел работать.
- Она с ума спятила. Пойдем со мной.
Пришли с Кавыловым. Он спрашивает Авербурх:
- Почему Вы послали его на работу?
- Это у Вас симулянт.
- Да Вы с ума сошли, он недавно демобилизовался. Все, что у него есть, почти все на нем. Не до симуляции ему.
- Тогда не знаю я, что у него. Давайте померяем температуру.
Я говорю, - Нет у меня температуры.
Все-таки термометр мне поставила, оказалось, что у меня – 38,6°C. Авербух, - Не знаю, высокая температура. Отправь его на скорой в поликлинику на Уралмаш.
В кузове потряхивает и от этих толчков мне больно. Приехали к какому-то корпусу поликлиники, видимо служебному входу. Санитар позвонил. Вышел мужчина в белом халате, подошел ко мне, спросил:
- Что болит?
Я ему стал рассказывать. Он, глядя мне в глаза, сквозь гимнастерку пальцем надавил на живот и даже не спросил больно или нет:
- На стол, быстро!
Для меня это так неожиданно, говорю:
- Может можно без операции?
- Нельзя.
Меня завели в душевую. Разделся, лег в ванну, помылся. Подкатили каталку. Я лег на нее и покатили меня в операционную. Там привязали мне к этой каталке ноги. Потом сказали, - Вытяни руки за голову. Вытянул. Привязали и их. Думаю, видимо бьются оперируемые от боли, проверить надо, надежно ли меня привязали. Поднатужился и вырвал руки из пут. Две сестры поймали меня за руки. Я рассмеялся и успокоил их:
- Не пугайтесь, я проверил крепко ли вы меня привязали. Свяжите покрепче.
Пришел хирург, сделал обезболивающие уколы, поставил на грудь экран, чтобы не видел я, что там делают в моем животе. Потом хирург наклонился ко мне:
- Терпеть будешь?
- Буду.
- Если будешь терпеть, дырку сделаю, как у целочки.
Чувствую, как совсем легко чиркнули по животу и, видимо, струйка крови скатилась с живота. Хирургу помогают сестры, а он, несмотря на это, команды свои сопровождает матом. Мне стало довольно больно. Хирург мне, - Не напрягай живот.
Стараюсь не напрягать, терплю. Мое терпение, видимо, насторожило хирурга. Он наклонился ко мне:
- Ну как – больно?
- Нет, приятно.
- Знаю, что неприятно. Сам сказал, что терпеть будешь. Через небольшой разрез операцию делать дольше и труднее, зато заживет быстро.
Через некоторое время:
- Сейчас будет больно, терпи.
И вскоре показывает мне что-то бугристое, красно-белое:
- Вот он твой аппендикс, скажи судьбе своей спасибо. Еще час и аппендикс бы лопнул.
К этому времени обезболивание уже не действовало и боль была резкой, жгучей. Операция длилась около часа. Боль почему-то сильнее застряла в груди. Привезли в палату, положили на койку. Боль в груди не проходит, здесь она даже сильнее, чем в животе. Лежать почему-то лучше на правом боку. Утром соседи по палате спрашивают, -
- Что с тобой было?
- Аппендицит. Делали операцию.
- Делали операцию? А мы не слышали от тебя ни одного стона.
Пришел хирург, отбросил простыню:
- Так ты же бесстыжий все еще лежишь без штанов?
- Мне белье не дали.
- Давай-ка посмотрим твой живот.
Не сильно пальцем давит на живот около шва, спрашивает, -
- Тут больно? А тут? А здесь?
- Нет, не больно.
- Все больше я к тебе не приду.
Завтрак мне не дали. Не дают и обед, а я хочу есть. Выпросил. Врач разрешил дать мне тарелку супа. Съел. Где-то в середине дня прижимает меня, в туалет хочется, но стыдно мне просить утку. Встать еще не решаюсь и терпеть уже не могу. Все-таки пересилил стыд – попросил утку. Но вот беда: накопил много – маловата емкость утки. Я не могу ее поставить на пол, так как из нее потечет. Кое-как умудрился поставить ее стоя к ножке койки. Когда санитарка убирала ее, посмотрела на меня с удивлением: надо же сколько накопил. Ближе к вечеру возникла более серьезная ситуация: нужно просить судно. Не могу представить себя на судне. Этого я не сделаю. Выждал момент, когда в палате не было никого из медперсонала, спросил у соседей по палате где туалет. Осторожно, преодолевая боль, поднялся с койки и потихонечку в туалет. Только там кое-как приспособился, как открывается дверь туалета и появляется передо мной женщина в белом халате и начинает отчитывать меня за то, что из-за моего безрассудства будет у меня послеоперационная грыжа или разойдутся швы, что вполне возможно мне потребуется повторная операция. Мне и больно и стыдно быть в таком положении перед женщиной, думаю уже со злостью, неужели она не понимает, что не время и не место читать мне сейчас и здесь проповеди о вреде непослушания. Кое-как ушла и я, выполнив эту не легкую для меня процедуру, вернулся в палату на свою койку. На второй, после операции, день мне было уже намного легче. Сказал дежурному врачу, что меня можно уже выписывать. Врач говорит, что рано еще, когда снимем швы – увидим что все хорошо тогда и выпишем. Швы сняли на четвертый день. У меня было всего три шва. В этот же день меня выписали из больницы и дали бюллетень на 15 дней со дня выписки. Пока ехал на трамвае, понял, что сейчас для меня езда на трамвае более опасна, чем посещение туалета в первый день после операции. Вот здесь действительно швы могут разойтись: трамвай переполнен и прижимают меня основательно.
Наверное, день на пятый после выписки из больницы, в обеденный перерыв, пришли навестить меня парни с нашего участка во главе со слесарем с испытательной станции Мишиным. Вручили мне материальную помощь 50 рублей от профсоюзной организации цеха. Расспросили, как мое самочувствие, посоветовали беречься, не поднимать пока ничего тяжелого. Сидим и как-то плохо клеится у нас беседа. Говорю, - Деньги вы принесли, надо сходить за бутылочкой и выпить за мое здоровье. Предложение дружно поддержали, но сказали, что одной бутылки мало. Еще одну они купят на свои деньги. Мальцев сходил за водкой и колбасой на закуску. Выпили, закусили, люди повеселели и разговорились. Мальцев предложил купить еще бутылку, но Мишин возразил, - Нет, Гена, надо идти на работу. Послали нас сюда не за тем, чтобы напиться. Выздоравливай, Леша. Все пошли.
- Спасибо за внимание и за помощь, - поблагодарил я.
Они ушли. Решил идти завтра в школу, благо школа близко, не нужен ни автобус, ни трамвай. В школу хожу охотно, нравится мне учиться: приятно познавать новое для меня. Вспомнил, как я хотел узнать, когда был во второй роте, что такое sind. Как-то, будучи разводящим в гарнизонном карауле, попросил лейтенанта Пелевина, начальника караула, объяснить мне, что же такое sind, число или какое-то обозначение. К сожалению, Пелевин смутился и сказал, что попробует найти свои конспекты и если там о sind что-то есть, он мне объяснит. Так и не объяснил, не нашел, видимо, свои конспекты. Сейчас я уже знаю, что это такое, как легко это понять и как полезно знать.
У нас великолепный математик Лев Семенович. Он так умело и ясно объясняет новый материал, что не усвоить его просто невозможно. Он объясняет, а я уже понимаю, что последует дальше, бежит моя мысль на шажок впереди того, о чем говорит сейчас Лев Семенович. И это не моя заслуга, а заслуга талантливого учителя, каким безусловно был Лев Семенович. К сожалению такие учителя встречаются не часто. Может быть поэтому за полгода обучения в 33 ШРМ я запомнил директора школы Байбородина и математика Льва Семеновича.
Закончился мой бюллетень и я вышел на работу. Реле минимального напряжения до меня никто не собирал, так что в конце месяца мне пришлось усердно поработать. Все мои реле успешно прошли через испытательную станцию. Новая продукция сказалась на моем заработке. Я заработал в январе, вместе с оплатой по бюллетеню, 1900 рублей. Для 18 цеха это немало. В марте было снижение цены на продовольственные и промышленные товары, а на заводе снижение расценок. Расценки на мои реле пострадали не сильно: до компании по снижению расценок эти реле выпускались всего два месяца. Где-то в середине марта ко мне подошел комсорг цеха и спросил:
- Лоскутов, почему Вы до сего времени не встали на комсомольский учет?
- Да времени все нет, работаю, учусь в школе, в больницу вот еще попал.
- Ты нарушаешь комсомольскую дисциплину. Сходи завтра в райком комсомола и встань на учет. Пока в отношении Вас вопросы о нарушении правил учета ставить не будем.
- Хорошо, завтра схожу в райком комсомола.
Сходил в райком, встал на учет, сейчас я снова комсомолец. Не удался мне преждевременный выход из комсомола.
Откуда узнал комсорг, что я комсомолец? Об этом знают Жиделев, Вылегжанин и Береснев. Вероятно сказал кто-то из них, а может быть существуют и какие-то другие пути. Например, когда я вставал на учет в военкомате и меня спросили, какая у меня воинская специальность и я ответил, что старший телеграфный мастер, мне сказали, что такой специальности нет. Записали – помощник командира взвода. Мне было все равно – помощник так помощник, какая разница. Однако, через месяц получил повестку из военкомата. Там меня с раздражением спросили, почему я записался помощником командира взвода? Объяснил, что это не я записался, а меня здесь в военкомате записали на такую должность, сказав, что специальности, названной мною нет. Взяли мой военный билет и исправили запись, причем уже не спрашивая меня о моей военной специальности. Есть, видимо, по крайней мере в воинском учете, способ проверки правильности записей в документах.
В конце марта нас перевели в новое общежитие на углу улиц Краснофлотцев и Старых большевиков. Наша комната на втором этаже. Вместо Вовки Векшина, который женился, в нашу комнату вселили нового жильца Кольку Трубского, высокого симпатичного парня. Общежитие очень хорошее и удобное для холостяков: на первом этаже столовая и продовольственный магазин, то есть то, что нам нужно. Были вначале и недостатки: иногда вода в водопроводе была только в подвале и первое время практически не было отопления, а в марте на Урале в неотапливаемом помещении все-таки холодновато. Подвал в общежитии мощный из монолитного железобетона. Время было такое и бомбоубежища в новых домах были не такой уж редкостью.
Наконец-то, в конце апреля 1952 года я впервые в своей жизни купил за 1200 рублей хороший темносиний бостоновый костюм. Посмотрел на себя в зеркале: как будто не плохо, на человека похож. Павлик похлопал меня по спине:
- Порядок, парень на все сто. Сейчас-то уж к девкам ходить можно. У меня уже есть сведенья куда нужно идти. Таня подсказала. Сейчас пойдем или завтра.
- Давай завтра, к костюму привыкнуть немного надо.
- Согласен, пойдем завтра.
На следующий день пошли в девичье общежитие. Сначала зашли в комнату к Тане. Она сразу же предложила сходить в кино. Мы с Павликом, конечно, согласились. Вышли из Таниной комнаты, Таня говорит:
- Лия говорила, что она очень хочет посмотреть эту картину. Зайдем к ней, спросим, пойдет она с нами или нет.
Зашли в комнату, где живет Лия. Смотрю, в этой комнате живет девушка, которую я почти каждый день вижу в нашем главном корпусе и которая мне очень нравится. И вот как раз ее Таня спрашивает:
- Лия мы пошли в кино, ты хотела посмотреть эту картину, может пойдешь с нами.
- Конечно пойду, я сейчас.
Вышли. Павлик идет с Таней, а я с Лией. Даже в рабочей одежде Лия хороша, а нарядно одетая – глаз не оторвешь. Идем разговариваем. Оказывается она работает токарем в нашем цехе. Более того, меня она уже знает: две ее подружки учатся в нашем классе и много чего наплели о моих успехах в учебе. Лия спрашивает:
- Это правда, что ты в 42 году закончил шесть классов?
- А ты как об этом узнала?
- Маша Ерохина сказала. Она слышала твой разговор со Львом Семеновичем.
- Конечно правильно. Мне казалось, что я уже начисто забыл все, что когда-то изучал в шестом классе, тем более учась заочно. Война, работы невпроворот, не до алгебры было. Я и сам удивился, что сумел решить предложенные Львом Семеновичем задачки.
- А физику не забыл?
- Что и это Маша рассказала?
- Да, Маша рассказала. Они пришли к выводу, что физику ты знаешь лучше преподавателя.
Я рассмеялся:
- Нет Лия, я служил в войсках связи. Электротехнику мы изучали, в том числе и аккумуляторы. Я не знал, как глубоко изучают это в седьмом классе. Старался ответить получше, чтобы не выгнали меня в шестой класс. Договоренность была с директором школы: скажут учителя, что слабоват я для седьмого класса – без спору ухожу в шестой. Мне повезло, что в седьмом по физике изучают электричество.
- А остальные предметы тоже в армии изучал?
- Нет, не изучал. По остальным предметам проще – слушай и запоминай. Спросят – расскажи, что запомнил.
Недалек путь до кинотеатра «Родина». Я бы не возражал, если бы этот путь был подлиннее. Мне приятно идти рядом с Лией и вести такие пустяковые разговоры. В фойе кинотеатра почти не задержались, сразу же открылись двери в кинозал. Заходя в кинозал, Таня сказала:
- Лия, вы не ждите нас с Павликом, дорогу домой найдете сами.
- Найдем, найдем, Таня. Не волнуйся.
Не помню какой мы тогда смотрели фильм, я смотрел на Лию. Часто спорят, существует ли любовь с первого взгляда. Думаю, что трудно ответить на этот вопрос однозначно, а вот то, что девушка может понравится с первого взгляда, это, по-моему, бесспорно. Перейдет ли знакомство с такой девушкой в любовь зависит уже не только от внешней красоты, но уже и от того, что определяет суть человека, его индивидуальную особенность. Я уже говорил, что Лия мне понравилась сразу, с первого взгляда, и вот сейчас при нашей первой встречи она мне нравится все больше.
После окончания фильма я предложил ей погулять немного по небольшому парку возле кинотеатра «Родина». Она согласилась. Разговор, почему-то, снова пошел об учебе. Лия говорит, что в фильмах о войне она видела связистов телефонистов, радистов, но не видела связистов телеграфистов. Наверное, говорю, видела и телеграфистов, но это уже связь армий и фронтов. В фильмах таких кадров мало да и не запоминаются они: читает, например, с телеграфной ленты, выползающей из телстайпа, какое-то сообщение генерал или маршал – что тут запоминать. А вот по степени важности связь эта стоит, пожалуй, на первом месте. Подготовка телеграфистов требует много времени. Нужно научить телеграфиста быстро и безошибочно печатать как текст с листа, так и под диктовку. Телетайп – аппарат сложный, чтобы обслуживать его, требуется специалист высокой квалификации, поэтому и учить его надо основательно, и должен он знать хотя бы азы электротехники.
- Тебе, наверное, неинтересно работать на участке приводов, - спросила Лия.
- Неинтересно. По сравнению с СТ-35 привода ПС и ПРБА до смешного просты, а меня на сборку этих приводов хотели еще оформить учеником слесаря-сборщика. Я не согласился. Дали третий разряд без обучения. А ты откуда знаешь, что я работаю на участке приводов?
- Мне Таня сказала. Наверное, нам пора уже домой, а то меня в общежитие не пустят.
- А может еще побродим немного. Погода хорошая и времени-то всего десять часов.
- Нет, пора уже домой.
- Может быть завтра встретимся и ты расскажешь мне какой фильм мы сегодня смотрели?
- Что-то я не заметила, чтобы ты спал во время просмотра фильма.
- Да я не спал, но смотрел больше не на экран.
- Куда же можно смотреть в кинотеатре во время просмотра фильма?
- Первый раз за три с лишним года я смотрел кинокартину, сидя рядом с девушкой, да еще с такой, которая понравилась мне с первого взгляда.
- Можем и не встретиться. Не свои слова ты сейчас проговорил.
- Если мои слова тебя обидели, то извини меня. Только сказал я правду, почти правду – кинокартину я тоже смотрел.
- С первого взгляда понравилась, а сейчас после кино?
- А сейчас ты мне нравишься еще больше и поэтому домой идти мне совсем не хочется. Если бы ты была согласна, я с удовольствием гулял бы с тобой по улицам Эльмаша до утра.
- Мне так нельзя: не выспавшись на станке работать опасно.
- Ясно, сегодня не погуляем. Может быть завтра все же встретимся?
- Хорошо, встретимся завтра.
Мы дошли до общежития. Я хотел ее поцеловать на прощание, но от поцелуя она уклонилась. Она, конечно, права, так как совсем еще не знает меня. Что-то слышала обо мне от своих подружек, но подружки знают обо мне только то, что я хорошо учусь в школе, а это так мало для того, чтобы оценить человека.
На следующий день мы встретились с Лией и долго гуляли по улицам Эльмаша. Она мне нравится все больше и больше. Мне были очень приятны встречи с нею. Несмотря на то, что я четыре дня в неделю ходил на занятия в школу, встречались мы часто. Ради встречи с ней я пропускал иногда занятия в школе. Но с каждой новой встречей с нею на душе у меня усиливалась сумятица. Две девушки нравились мне одинаково сильно. Я не мог отказаться от встреч с Лией и от Мили отказаться тоже не мог, но ведь выбрать нужно одну из них, а сделать этого я не могу. Решил пока довериться судьбе. Лие, по-видимому нравилось, что я учусь в школе и учусь успешно. Кажется, что особенного в том, что человек хорошо учится в школе, но позже я неоднократно сталкивался с людьми, которых до этой встречи я не знал, но которые уже были наслышаны обо мне именно из-за школы. Седьмой класс я закончил с отличными оценками. По окончанию семилетки я твердо решил закончить и десятилетку. Не для того, чтобы иметь возможность поступить в институт, об этом даже проблесков мысли не было у меня. Просто захотелось побольше узнать, быть пограмотнее. Понял, что семь классов – это очень мало. Так как учиться мне легко, стал думать о том, как бы побыстрее закончить десять классов. Решил посоветоваться с директором школы Байбородиным. Сказал ему, что есть у меня желание поступить сразу в девятый класс.
Он одобрил мое намерение. Я бы говорит, перевел Вас сразу в девятый класс, но в нашей школе его нет. Первый год появится только восьмой класс. Иди, говорит, в шестую ШРМ, директор там хороший. Объяснишь, что к чему, увидит твое свидетельство об окончании семилетки, может и примет Вас сразу в девятый класс.
Я так и поступил. В заявлении честно написал, что я закончил семь классов и прошу принять меня в девятый класс. Пришел с этим заявлением к директору шестой вечерней, но в кабинете директора оказалась завуч школы Дора Львовна. Мое заявление вызвало у нее чуть ли не взрыв негодования. Она смотрит на меня как на преступника:
- Как могли Вы набраться такой наглости, что бы написать это заявление. Неужели Вы думаете, что найдется такой человек, который пойдет Вам навстречу. Где у Вас знания за восьмой класс, или Вы думаете, что не имея этих знаний можно учиться в девятом. Принесите документы об окончании восьмого класса, можете его закончить экстерном, если где-то найдете такую возможность, вот тогда мы Вас примем в девятый класс.
- А где сейчас директор школы?
Этот вопрос разозлил Дору Львовну еще больше:
- Директор школы в отпуске. Только Вы не надейтесь, что на такую авантюру может пойти директор. Этого не будет.
- Когда директор выйдет из отпуска?
- До Вас, я смотрю, не доходит то, что я Вам сказала. Заберите свое заявление и освободите кабинет.
Я взял свое заявление и вышел из кабинета. Сдать экзамены экстерном? Что-то не знаю я где и как можно это сделать. Если это возможно, Байбородин обязательно сказал бы об этом. Ладно, подожду до середины августа и пойду на прием к директору школы.
Где-то в конце июня я пришел к Лие, чтобы пригласить ее побродить по Эльмашу – погода для прогулок была замечательная. Смотрю, Лия как будто встревожена или напугана чем-то, или подавлена каким-то очень неприятным сообщением. Я спросил ее:
- Лия, что с тобой, что сучилось?
Она с каким-то потухшим, печальным взглядом смотрела на меня и молчала, потом тихо сказала:
- Ничего не случилось.
- Лия, я же вижу, что тебя что-то тревожит или даже пугает.
Сколько ни пытался я выяснить, что с ней, хотя бы немного развеселить ее – ничего не получалось. Слова явно не помогали. Не знаю, как ее разговорить. Смотрю, в окно виден высокий строительный кран, может пейзаж ее отвлечет, -
- Смотри-ка, Лия, какой высокий кран там работает. Видимо, высокий дом будут там строить.
- Он уже намозолил мне глаза.
Нет и это не помогает. Смотрю на нее и не знаю, что мне сделать, чтобы хоть немного развеселить ее. И вдруг слышу:
- Леша, мы не можем пока встречаться.
Ее слова оглушили меня своей неожиданностью. Я не мог понять, что же такое так внезапно встало между нами. Еще вчера наши встречи были приятны для нее, я это чувствовал, и вдруг отказ от них. Никакой вины перед Лией я не чувствовал, но, если она не хочет встречаться, то, как говориться, насильно мил не будешь. Я уйду, не сделав ей ни одного упрека. Если она не желает встречаться со мною, я ей свою любовь навязывать не буду. Я ее люблю и обижать не хочу. Спрашиваю Лию:
- Мы не можем встречаться пока или совсем?
Лия заплакала и ничего не сказала в ответ.
- Не буду надоедать Лия. Еще один последний вопрос: скажи, хотя бы, почему вчера еще могли мы встречаться и эти встречи были приятны нам, а сегодня встречаться мы уже не можем. Скажи, что же, что же изменилось в течение одного дня?
Лия продолжала плакать и молчала. Я еще подождал немного и сказал:
- Я тебя люблю, но любовь свою навязывать не буду. Прощай.
И ушел. На другой день на работе, собирая свои реле, я несколько раз выскакивал из-за верстака, чтобы сходить на участок к Лие, но кто-то другой, сидящий во мне, властно приказывал сесть за верстак и работать. Так было несколько дней, потом, хотя мне и очень хотелось встретиться с Лией, но справиться с собой было уже легче. Я уже не вскакивал из-за верстака, но думал о ней все время.
Любовь к Лие, которая оборвалась так внезапно и беспричинно, в какой-то мере изменила мое отношение к девушкам. До этого я, относился к ним, можно сказать, трепетно, несмотря на то, что видел уже на Воркуте, как непристойно могут вести себя женщины. Но это была Воркута – зона, голод, холод, каторжный труд и смерть, которая всегда рядом. Очень трудно было им вести себя достойно в таких условиях, когда так дорог любой кусок хлеба. Но вот сейчас, хотя и не обвиняю я ни в чем Лию, но трепетность моя перед ними почему-то исчезла. Может быть потому, что Лия так и не ответила на мои вопросы. Это, конечно же, не понравилось мне, потому что она мне, видимо, или не доверяет, или же считает, что я не смогу преодолеть то, что мешает нашим встречам. Не знаю, что случилось с Лией, но, видимо, случилось с ней что-то серьезное.
Вот так и решила судьба вопрос выбора одной из двух любимых мною девушек. Судьба сделала это за меня, только мне от этого не стало почему-то легче.
Женился Павлик Шаров, хороший мой друг. Это не было неожиданностью ни для кого из нашей комнаты. Видно было, что они с Таней очень любят друг друга и что их свадьба неизбежна. Только вот свадеб у проживающих в общежитиях тогда, можно сказать, не было. Оба живут в общежитиях, так что свадьбу надо устраивать в ресторане, столовой или еще где-то, а это дорого. Я не помню, чтобы кто-то из общежития устроил такую свадьбу. Скромно отметили это событие в комнате Тани в женском общежитии.
Удивительно, как повезло Павлику. Всего, кажется, недели через две ему дали однокомнатную квартиру в двухэтажном доме по улице Энтузиастов. Не помню номер этого дома, вернее и не знал я его: знал, где он живет и этого для меня было достаточно.
Вместо Павлика к нам в комнату вселили Федю Зыкина, тоже только что демобилизованного из армии. Не долго он поработал на заводе, уволился и уехал в свою деревню. В последний день перед отъездом, после того, как мы ушли на работу, он остался в нашей комнате один. Говорил потом, что днем сходил в кино и погулял по Эльмашу.
Когда я пришел с работы, в комнате было как-то необычно тихо. Я умылся, переоделся, открыл ящик тумбочки, чтобы взять свои наручные часы, но их там не было. Спрашиваю:
- Кто взял мои часы?
- Что часов нет, посмотри, может еще чего-нибудь нет. У меня, например, нет костюма и ботинок, - отозвался Баженов.
Я посмотрел в шкафу – у меня нет шапки. Я ее только что купил.
- У меня еще и шапки нет, - говорю я.
- У меня нет тысячи рублей, - как-то спокойно, будь-то у него десять копеек украли, произносит Гена Панкратьев.
Баженов уже сходил в милицию. Там расспросили его при каких обстоятельствах совершена кража. Рассказал, что в комнате оставался только Зыкин, который уволился с завода и завтра уезжает из города. Тогда все ясно, сказали в милиции, и посоветовали поговорить с Зыкиным по-мужски. Уверены, говорят, что вернет все украденное. Вроде бы все логично, но уж очень не похож Федя на вора: тихий, скромный, послушный.
Когда Федя вернулся в комнату, Баженов сразу же подошел к нему:
- Сейчас же верни мне костюм и ботинки, Лешке – часы и шапку, Генке – тысячу рублей.
Федя оторопел, в полнейшем недоумении смотрит на нас:
- Какой костюм, Володя, какие часы и деньги? – испуганно спрашивает он.
- Такие, какие ты у нас украл.
- Не брал я у вас ничего, - чуть не плача отвечает Федя.
И тут Баженов с размаха бьет его в ухо. Федя вскрикивает и хватается
за ухо. Я схватил Баженова и говорю:
- Не надо, не бей его. Я не верю, что украл он.
Баженов зло смотрит на меня, -
- Не веришь, что он, скажи – кто?
- Не знаю кто, но я не могу его бить. Украл не он.
Остыл Баженов и через некоторое время говорит мне:
- Ты прав, не похож он на вора.
Так и не удалось нам найти вора и в милицию больше не обращались. Только вот я до сих пор подозреваю в этом Генку Панкратьева. Не поверил я ему, что у него тысячу рублей украли: не тем голосом это было сказано. О своих подозрениях я не сказал ни кому. Зачем – это всего лишь мое подозрение. Вообще-то, не было воровства в нашем общежитии. Вероятно, это был единственный случай кражи.
Где-то числа 10-15 октября, точнее не помню, ко мне на работу зашел Павлик Шаров. Пригласил прийти к нему на квартиру сегодня к шести часам вечера.
- Павлик, к шести часам я не успею: я же до полшестого работаю. Что случилось, зачем я нужен? – спрашиваю я.
- Моего сменщика призывают в армию. Очень хороший парень, живет в общежитии. Хочется угостить его на прощание, чтобы вспоминал нас в армии. Не задерживайся, переоденься и сразу к нам.
Я так и сделал. Приоделся, надел свой только что купленный плащ и новенькую шляпу. Шляпы только что входили в моду. Друзья по комнате сказали, что в шляпе я смотрюсь неплохо.
Пришел к Павлику. Гости уже за столом и уже слегка навеселе. Таня взяла мой плащ и шляпу, а мне уже подносят штрафной за опоздание: полный двухсотграммовый стакан водки. Я говорю:
- Дайте же мне хоть немного поесть.
- Выпей и ешь потом на здоровье, - слышу в ответ.
Выпил стоя, сел за стол и закусил соленым огурчиком. А у гостей уже снова налито и мне вновь наливают полный стакан. Я снова отнекиваюсь, говорю, что я только что выпил полный стакан и ничего, кроме огурчика, не успел съесть. Мои возражения не принимают во внимание, настаивают – пей. Выпил и второй стакан. Эти, выпитые подряд, два стакана водки подавили мой аппетит и есть мне уже не хотелось. Вновь наполняются стаканы и мне наливают третий стакан водки. Видимо, алкоголь уже подействовал на меня и третий стакан водки я выпил без возражений. Водка кончилась. Павлик говорит:
- Подождите меня немного, я сбегаю за водкой. Ларек тут недалеко. Леша, я надену твой плащ и шляпу?
Я разрешил. Павлик вернулся минут через двадцать. Глядим на него и не знаем – хохотать нам или охать. С полей моей шляпы на мой плащ стекают крупные капли грязи. Плащ мой порван и на левом боку болтается большой вырванный лоскут ткани. Таня чуть не плачет, причитает:
- Павлик, что ты натворил, как не стыдно тебе смотреть в глаза Леше?
Однако Павлик не унывает и весело рассказывает:
- Подхожу к ларьку, а около него большая лужа жидкой грязи. Думаю, пройду возле стенки, тут грязи не глубоко. Не повезло: поскользнулся и упал. За что-то зацепился плащом, слышу – он треснул. Шляпа с меня при падении слетела. Возле киоска темно. Поднимаюсь из лужи и думаю: не найти мне шляпу. Только повезло мне: шляпа опрокинулась при падении и хорошо видно ее белую подкладку в середине лужи. Шагнул туда, поднял шляпу и надел ее на голову. Подошел к прилавку ларька и прошу пять бутылок водки. Продавец посмотрела на меня и давай хохотать: грязь струйками стекает с полей шляпы мне на грудь и на плечи, а ей так смешно. А водку я принес. Давайте за это и выпьем.
И снова по полному стакану. Рядом со мной сидел какой-то Танин родственник. Он уже был готов: лег грудью на стол и уснул. Я взял в одну руку свой стакан, в другую – стакан этого родственника и говорю:
- Что-то, Павлик, слабоват у тебя родственник: уснул за столом.
Чокнулся стаканами с соседями за столом и двумя стаканами сам с собой. И один за другим выпил оба стакана водки. Немного еще посидели за столом и решили погулять по Эльмашу. Слышу – Таня почти плачет:
- Павлик! Ты же как медведь, сломаешь мне руку.
- Таня, играет он с тобой, забыл про свою силу, - успокаиваю я ее.
Вышли на улицу…
Чувствую, что у меня мерзнет спина. Открываю глаза и вижу, что сижу я на полу под лестницей на второй этаж у открытой входной двери в подъезд. Смотрю на часы – четыре часа ночи. Как я тут очутился, почему уснул, сидя на полу у открытой двери? Ничего не помню. Не Павлик же усадил меня тут на ночь. Вижу – подъезд знакомый, вон и дверь в девятую квартиру, в которой живет Павлик. Решил переночевать у него. Позвонил раз, другой, третий. Слышу сонный голос, вроде и не Павлика, - Кто?
- Павлик, открой, это я.
Не открыли. Пошел в свое общежитие. Вышел из подъезда, смотрю, а дом-то не тот в котором живет Павлик. Перепутал я: стояли тут рядом два совершенно одинаковых дома. Не в тот дом я зашел, зря разбудил незнакомых людей. Остаток ночи почти не спал: меня сильно тошнило. Ничего не поев, пошел на работу. Меня непрерывно тошнит. Выпью стакан воды и меня почти сразу же вырвет, но даже это легче того, когда приступ рвоты кажется выворачивает меня наизнанку, а желудок-то пуст. Так и пил воду, чтобы облегчить рвоту. Пошел к Павлику. Он выключил станок и сразу:
- Извини, Леша, сильно я вчера перепил. Таня починит твой плащ и почистит шляпу.
- Не об этом я хочу спросить тебя, Павлик. Спал я не дома, а сидя под лестницей в соседнем с тобой доме.
- Ладно не заливай, - смеется он, - ты был не очень пьян, даже не шатался. Не много походил с нами и сказал, что пойдешь спать. Ты уходил от нас не качаясь.
- Не заливаю я, Павлик. Думал, что ты разъяснишь что-нибудь.
Разъяснил: оказывается со стороны казалось, что я был не сильно пьян после пяти стаканов водки, выпитых мною на голодный желудок. Фактически же большая доза неразумно выпитой водки отключила мою память и способность соображать. Хороший урок получил я тогда. Зарекся, что никогда больше, не при каких обстоятельствах, кто бы меня и как бы ни упрашивал – никогда не напиваться до такой степени. Повеселел немного, стал разговорчивее – все, хватит. С тех пор это, установленное для себя правило, я соблюдаю всегда. Впрочем, соблюдать его мне не трудно: мне не нравиться опьянение и мне неприятно смотреть на изрядно выпивших людей.
Рассказал об этом случае потому, что учиться надо на ошибках: не получается – на чужих, так, хотя бы, на своих собственных.
На работе и в общежитии все хорошо. На сборке реле можно бы неплохо заработать, но по плану месячный их выпуск невелик. Несмотря на это 1800-1900 рублей в месяц заработать удается.
В комнате общежития мы почти как братья. Нет между нами никаких трений. Никто не считает, сколько он тратит на закупку продуктов или на выпивку, правда выпиваем мы не часто и не напиваемся. Баженов хотя и не отказывается от выпивки, более того старается купить какой-нибудь дорогой коньяк или вино, сам практически не пьет, но твердо уверен, что будет алкоголиком. Спрашиваю его:
- Володя, как же можешь ты стать алкоголиком, если алкоголь терпеть не можешь, противен он тебе?
- Это, видимо, пройдет, с годами все изменится. У меня и отец, и дед оба были алкоголиками, оба спились и рано умерли.
И он действительно стал алкоголиком, правда в возрасте уже за 50 лет. Об этом я узнал от наших общих знакомых, а позже и сам встретился с ним случайно на вокзале, ожидая электричку. Мы оба обрадовались встрече. Расспрашиваем друг друга о жизни, а Володя, не прерывая разговора, достает из кармана бутылку Портвейна и предлагает мне выпить. Я отказываюсь. Он из горлышка делает два, три глотка и сует бутылку обратно в карман. Пока мы с ним разговаривали, он три раза прикладывался к этой бутылке, не забывая предлагать ее и мне. Меня до сих пор удивляет, как Володя, который терпеть не мог алкоголь, стал алкоголиком. Не знаю: наследственность ли в этом виновата или жизненные неурядицы, вероятнее все-таки последнее. Вот Колька Трубский любил выпить и любил женщин. Для него любить женщин – это часто их менять. Он говорил, – Не имей сто рублей, а имей сто б…, и будешь и сыт и пьян и нос в табаке. Он очень любил стихи Омара Хайяма, те его стихи, в которых он воспевал вино. Вот, например, несколько строчек, особенно им любимых: (по памяти)
Я у вина, как ива у ручья,
Бьет в мой корень пенная струя
Так бог велел, о чем-нибудь он думал
И брось я пить, его подвел бы я.
Ну вот, Алексей, прочитал еще одну порцию Воспоминаний. Не могу удержаться, чтобы не сравнивать Вашу историю со своей. Только с разницей в 20 лет. Аппендицит у меня случился за месяц до демобилизации. Все было точно так же, ну или почти... Операцию делала молодая стажерка 24-х лет, всего на 3 года старше. История с туалетом была такая же. Поперся, вернее, поковылял утром (операция была в час ночи). И в этот же день начал прогуливаться в городке. А через месяц отправился по комсомольской путевке на стройку в Томскую область. Здесь работа напоминала Вашу доармейскую в лагере. Общага такая же, даже воровство схожее. А вот вечернюю школу я закончил до армии. Пишу, а в голове каламбур: я только родился а у Вас шапку в общаге сперли. Спасибо Вам, Алексей, за Ваши истории!
Спасибо Василий, за добрые слова. Действительно в нашей с Вами жизни оказывается довольно много сходства, а может и не только в нашей жизни. Все мы так или иначе в свои годы прошли через армейскую службу. Правда далеко-далеко не все прошли через Воркуту. Я только рад за тех, кого не постигла эта участь. Печально, но я снова в больнице в кардиологии. Так что извини за короткий ответ. С уважением А. Лоскутов.