Насчет воров и воришек здесь ещё требуется объяснение. Вор был только один, второй не относился к этой категории. Явно не относился. Он был честен, как стеклышко от бутылки с водкой, в отличие от меня. Хотя на Руси это как-то не принято – быть честным. Привычка, видите ли. Натура! Грешен и я. Как можно пройти мимо! Пройти мимо валяющегося куска мяса! Случись же такое.
Это было или в конце ноября или в начале декабря, так как снег уже выпал, и я попёрся в Панихезу. Там был участок леса, где держались козы. Он был в самом центре массива, куда не подходили проезжие дороги. Дороги же, бывшие некогда, уже были завалены буреломом и заросли густой дубовой порослью. Там лет восемьдесят назад стояли фанзы корейцев. Поля, так же некогда бывшие там, заросли, но не на столько, чтобы перейти в сплошной лесной массив, а превратились в поляны с густым травостоем, вперемешку с кустами произрастающими там. Именно здесь и обитала большей частью популяция местных коз, так как по самой Панихезе их гоняли безбожно, а на тех полянах пасся преимущественно я с ними на пару. Кроме всего прочего, там находились два солонца, хотя и запущенные, но подсаливаемые периодически аборигенами, когда на них находил очередной охотничий бзик. Я пролазил без результата часов до двух, пока не наткнулся на следы кабанов. Они были вчерашние, но я надеялся выйти на более свежие наброды, так как эти звери накручивают их так много за ночь, что почти всегда есть возможность распутать их и выйти на утрешние. Пройдя в сторону гари, куда обычно направлялись эти самые свинтусы, находя там и убежище и защиту от неуёмных охотников, к которым относится и Homo, который разумный, в чём я сильно сомневаюсь. Я крутил по следам, пока не вышел на более свежие. Но, несколько пройдя по ним, я обнаружил, что этим же делом занимается ещё один товарищ. Этот товарищ был мне даже знаком, хотя не пришлось с ним встречаться с глазу на глаз, так что наше знакомство было заочным. Но это товарищ был не человек.
Эту историю я непременно опишу, поместив её в начала этой главы, предпочитая хронологию событий, а не последовательность их написания.
След был крупный, но гораздо меньше тигриного. До меня здесь прошёл леопард, которого по старой приморской привычки и традиции, называю барсом. Тогда я ещё не избавился от своего бзика – убить крупную кошку. Правда, больше из-за охотничьего тщеславия, чем из материальных соображений. Впрочем, едва ли я стал в него стрелять. Зачем мне он? Тем более за всё время моей охоты со следами леопарда я встречался всего два раза, так как тот предпочитает юг Приморья и редко заходит в нашу тайгу. Кроме всего прочего, я знал, что он непременно приведет к кабанам, тем более в следах он разбирался лучше меня, искусно обрезая петли, что делали кабаны, то, сходясь, то, расходясь в разные стороны при кормежке. Сначала мы двинулись в низовье Панихезы, где, покрутившись в березняках, пошли вдоль полян к гари. Благодаря барсу, я этот путь проделал гораздо быстрей, если бы следил зверей самостоятельно. Он зачастую просто бросал следы, и шёл напрямую, выводя меня на более свежие наброды, следую своему инстинкту и чутью, которого я не имел. Перевалив через несколько оврагов, мы благополучно покинули Панихезу и прибыли в гарь, куда, как я и полагал, они и направлялись, и куда меня и привел леопард, в конце концов. Правда мы вышли в гарь не у Пасеки, откуда обычно заходят на неё местные охотники, и я в том числе, а в самое её начало – в низовье Панихезы, где в Ивнячку впадает ручей, бегущий за Службой солнца. Наша компания, однако, двинулась в нужном направлении – к Пасеке. Следить стало трудно. Кругом стоял чапыжник, мелкий и шумный, молоденькие дубки, распустившие желтые сухие листья, леспедеция, сухостой. Сухостой был непроходимый. Пал здесь проходил дважды, если не трижды. Большие деревья уже сгнили, а мелкие дубки и осинки, убитые очередным палом, валялись, образуя плотную едва проходимую стену. Подойти по такой целине к такому чуткому и осторожному зверю, каким был леопард или кабан, почти не возможно, хотя я и старался сильно не шуметь. Правда, мне это удавалось не всегда. Так как на мне была одета шинель, рюкзак, а мне приходилось то и дело подныривать под полулежащие мелкие стволы дубков или иных дерев, постоянно цепляясь за них то одеждой, то ружьем, то рюкзаком, спотыкаясь и запинаясь, ломая скрытые под снегом сучья и не скрытые тоже.
Перебравшись через два оврага, я очутился почти под вершиной, что отделяла Панихезу от распадка за Службой солнца. В этом месте, в вершине оврага, была небольшая полянка, где можно было пройти более или менее скрытно, не издавая излишнего шума, так как там не лежали погибшие деревья. Следы отсюда повернули вниз по гари, и привели меня к небольшой впадине, что была несколько ниже и правее начала оврага. Там я неожиданно наткнулся на волокушу и лежащего кабана. Кабан был большой, никак не меньше ста двадцати килограммов. Он был ещё теплый. Леопард задавил его совсем недавно. Следы зубов я нашёл на холки и глотке, где отчетливо просматривались свежие раны, и на задней левой ляжке, которая была порвана, но не сильно. Я перерезал ему глотку и спустил по возможности кровь, разделал и забрал лучшую часть не своей добычи. Забрал ровно столько, сколько мог унести с собой, оставив довольно приличный кусок добычи его истинному хозяину.
Хоть я и был грешен перед всевышним, в чём и признаюсь, но на следующий день, который был воскресением, я решил, все-таки, обобрать до последней косточки этого нашего Дальневосточного реликта. Но, увы, на месте вчерашнего моего преступления я обнаружил лишь место пиршества моего более удачливого визави. От огромной головы кабана, задней ляжки, крестца жирных потрохов, я обнаружил только тазобедренную кость, обглоданную дочиста. Видимо наш барс остальное припрятал подальше от меня, да я и не настаивал более.
Впрочем, это был единственный случай, когда я мог реально убить леопарда, устроив на него засаду. А все-таки, зачем он мне со своей, хоть и дорогой шкурой?
Помочь сайту
Поздравления
