УЛЫБКА АРТЕМИДЫ

УЛЫБКА АРТЕМИДЫ
 
    Богиня леса не всегда бывает благосклонна ко мне, но иногда её слепящая улыбка бывает приятна, что не оторвешь глаз. Что уж поделаешь. Если принять во внимание, что если человек охотится в местах, где нога человекообразного ступает раз в пятилетку, и где благородные олени приходят на него посмотреть, как на экспонаты из кунсткамеры, другое дело, если эти экспонаты бродят толпами, чтобы не только взглянуть на этого самого оленя. Чаще всего им это, этим  самым Homo, не удается сделать, то и убить его составляет довольно проблематично, так как этот самый благородный олень, который обитает в Приморье называемый изюбрем, не только не желает взглянуть в дуло ружья или карабина, но и просто там напрочь и основательно отсутствует. Правда, настоящие охотники не бьют лишнего, зная, что если они убьют себе на потеху зверя, то на еду в следующий раз они просто не добудут. Это никак нельзя отнести к городским придуркам, которым охота – развлечение. Я всегда охотился только по нужде. Имея в холодильнике мясо, я не стану бить зверя. Если я не ел сам, тех же самых барсуков, то их ели соседи, для которых они были деликатесом, при многих детях и внуках. Зная это, я особенно не тяготился укорами совести, поскольку даже потроха и прочие обрезки от этого зверья, у меня шли в дело. Я относил их в лес, тем самым прикармливая других хищных зверей, чтобы впоследствии уже с них снять шкуры.
   Это была обычная охота. Я редко ходил на Каменистую за барсуками, так как она была близка к Заречному, а там обитали свои охотники браконьерского разлива, да и заходили и наши, так как народишку было одинаково близко до этой сопки. Если добавить то, что прямого пути в глубину тайги с неё не наблюдается, то она находилась  в моей душе на отшибе, но.. Но, я добросовестно проверял все уголки, где обитал этот зверь, то мой путь на Каменистую посему был открыт. Планируя сделать кружек вокруг этой сопочки, таки не маленькой и к утру вернуться домой, чтобы несколько помочить харю, перед новым трудовым воскресением или субботой. Я вышел в часов двенадцать, так как этот зверь чаще всего выползает ближе к полуночи, а дорога до Каменистой не только натоптана, но даже укатана, за исключением подъема на Лысую со стороны тёщиного огорода.  К двенадцати я уже поднялся под вершину без помех и приключений, используя тропинку, что вела в Заречное, что сильно сокращало этот путь, по сравнению с дорогой, что вела по долине ручья. Свернув вправо, я пошёл уже по лесу. На северняке было два барсучьих городка, так что там могла улыбнуться удача. Пройдя с километр, я услышал долгожданный лай, скоро явились и сами собаки. Радостно виляя хвостами, они позвали меня, постоянно возвращаясь назад, когда я терял их в темноте. На этот раз они загнали барсука под каменную плиту. Ниша была не очень глубокая, но дотянуться до него рукой было невозможно, а стрелять в голову, что я обычно делал, не было никакой возможности. Вытащить его из небольшой расщелины, куда он засунул почти всего себя, было трудно, хотя на обозрение он оставил довольно большой кусок жирного заднего стегна с хвостом для моего устрашения. Вытащить его голову из расщелины мне удалось минут через тридцать, подкоптив его немного, но он, как на грех, свернулся калачиком и не казал носа. Проблема эта решилась довольно просто. Я ткнул его несколько раз в бок и, когда он вытащил на свет божий свою сопливую и слезливую физиономию, просто выстрелил в неё, с изуверской жестокостью. Расщепив тонкую палку надвое на конце, я, намотав  шкуру и волосы барсука на её конец, вытащил его на свет божий, хоть кругом стояла кромешная тьма. Барсук был очень жирный, когда я, предварительно упаковав его разбитую голову в целлофановый мешок, надел на плечи рюкзак, то он предательски затрещал на моих плечах, так как весу в нем было никак не меньше четверти центнера. Так как идти было не так далеко, то уже  в четыре часа я был дома. Завалившись спать, я просто не смог уснуть. Лежал и лупал глазами, так как сон не сильно-то собирался посещать мою возбужденную душу.
     Ночью я не стал заходить в дом, а устроился на веранде, а там было прохладно, так что к пяти часам я стал уже подмерзать, к тому же калории необходимые для согрева моей грешной души, были уже затрачены на мотание по близлежащей сопочке. Почесав свою репу со всех сторон, и выяснив, что уснуть мне не суждено, то ли из-за холода, то ли из-за душевного состояния, я решил вновь дернуть в лесок для проверки капканов, которые сиротливо ждали моего прихода с прошлого воскресения. Мой поход имел свои преимущества, так  я мог пройти в темноте по поселку, не рискуя нарваться на знакомую личность, так как большинство этих личностей обоего пола непрезентабельно дрыхли в своих прозаичных постелях, даже самые сексуально – озабоченные личности. Кроме всего прочего, проверять капканы мне бы пришлось все равно. Собаки, не набегавшись, как  следует, радостно и единогласно приняли моё решение, с не меньшим воем и  громом, чем наши парламентарии. Благополучно миновав усадьбу Пушкаренка, мимо дома которого мне постоянно приходилось проходить ночью, и его собаки так же прилежно поднимали хай, при моем появлении, пусть даже я был один. Мои псы очередной раз разогнали пушкарёвскую конкурирующую свору, загнав их обратно во двор, и даже упаковали их по будкам, но они прилежно облаивали меня ещё долго, пока я на полных парах пролетел метров пятьсот от этого дома. Миновав две поляны и сопки, что были левее тропы, я повернул на южняк, где было два барсучьих городка, хотя один из них был не очень большой. Кроме того, был ещё один на вершине, но уже с северной  стороны, в Панихезе, с которой наш приятель барсук не только запросто забредал на малые шишки, но и куда подальше, то есть куда глядели глаза и вели ноги. Я выбрал этот маршрут именно по тому, что он был легче, так как на южняке произрастал в основном дуб, а под ним, обычно, не растет ничего густого, колючего и непроходимого, поскольку основным моим делом и целью путешествия была проверка капканов.
   Уже светало. Было довольно сумрачно, но уже достаточно светло. Собаки к тому времени утолили свой охотничий пыл и бежали в своем обычном порядке: Бим топтал мне хвост, а Рябчик лазил впереди, но не настолько далеко, чтобы я его не видел.
  Мы перевалили через небольшой хребтик, что преграждал наш путь, и прошли некоторое расстояние по ровному месту, заросшему  березняком с довольно густым подлеском, и уже было собрались забираться на следующий подобный хребет, что звучит для него довольно круто, скорее хребтик, как собаки мои пошли. Я увидел, как метнулся куда-то левее в гору Рябчик, и скоро рядом с ним пронесся Бим. Я сдернул ружье и приготовился стрелять, зная повадку зверя, бросившись вперед и, сделав полукруг, возвращаться на свой след, чтобы запутать преследователя, что многие успешно используют  при охоте на козу в частности. Мои предположения оправдались: две козы выскочили на меня, но достаточно далеко. До них было не менее ста двадцати метров. Стрелять было бессмысленно, особенно картечью, но моя одностволка била довольно кучно и  пулей, особенно пулей Полева, можно было достать и на таком расстоянии. На пятидесяти метрах эта пуля ложилась в круг не более пяти сантиметров, что равносильно стрельбе из карабина. Я аккуратно выцелил и произвел два выстрела: картечью, чтобы не перезаряжать ружье, и пулей.
    Одна коза сразу ушла, другая же осталась на месте. Пока я перебрасывал патрон, пытаясь вновь перезарядиться, как явились собаки. Они, не останавливаясь, бросились за зверем. Я мало надеялся на успех стрельбы на такой дистанции, но почти тотчас услышал рёв козла, что заживо разделывали собаки.
   Коза, перевалив через ручей, не смогла подняться на противоположный крутой подъем из долины, где Бим её и достал. Выяснилось, что я при первом выстреле попал ей в заднюю ногу, отчего она потеряла всю прыть, при беге по пересеченной местности.
   Место было удобно для разделки, но рядом проходила дорога, по которой могли в любой момент хлынуть бодрые потоки любителей шишек, что было неприятно. Быстро сдернув штаны со зверя и выпустив кишки, я наскоро упаковал всё, что осталось после этой процедуры от козла, бросив рюкзак за ближайший пень, слегка присыпав его травой, рванул дальше по дороге, надеясь быстрее проверить капканы и вернуться обратно. Минут за пятнадцать я проскочил километра три по тяжелому тягуну и свалил в верховье  Кабаньего. Собаки тотчас удрали, как я стал подходить к норам, и дружно заорали там. В одной из нор, капкана не было, а его поводок уходил в недра земли, в недра черные и непроходимые. Рябчик азартно занимался раскопками, в то время как, Бим с умным видом смотрел на сизифов труд своего товарища по охотничьему клану. Рябчик тотчас получил пинок за усердие, но не бросил свое  гробокопательство, пока я не отбросил его, схватив за шиворот. Правда, это помогло мало, он настырно пытался пробраться в нору, где ему просто было нечего делать, пока я не разобрался с барсуком. Аккуратно подтянув зверя к себе, тем более тот попался только двумя пальцами задней ноги, и было удивительно, как он ещё сидит в нём, а давно не отправился отдыхать к себе в нору, устранив это малое препятствие на своем пути. Перехватив его за ногу, я слегка подтянул его к себе, взял приготовленную палку и только после этого выдернул его из норы. Толком ударить его я не успел, так как собаки с остервенением впились в него и выдернули его из моих рук вместе с капканом. Скатившись в овраг, они устроили обычную не честную свалку: двое на одного, кроме того, вслед за ними скатился я. С божьей помощью мы разобрались с орущим и сопротивляющимся противником, но тащить по дороге его было явно не с руки. Пришлось переться в обнимку с барсуком по неудобьям ближних шишек, к рюкзаку, который могли запросто обнаружить собаки, проходящих мимо шишкарей. Что вы думаете? Рюкзак находился на месте, но кинувшийся Рябчик, спугнул прекрасную голубую норку, но снять с неё штаны, как и с предыдущих товарищей, без капкана не было никакой возможности. Нырнув в ручей, она тем самым скрылась с ясных очей моих, мелькнув своей серо-голубой шкуркой под водой. К сожаленью мне надо было уезжать, кроме того, разделывать барсука, так что, придя  на место убоя через неделю и поставив капканы, я её так и не поймал, к моему сожалению.
     Дальнейшее таки прозаично: засунув барсука в небольшой целлофановый мешок, я с трудом поместил его в рюкзак, и при помощи ружья, опираясь на него при подъемах, и поминая какую-то там мать, может быть Родину, полез в гору, которую не смогла преодолеть бедная коза, стараясь избежать приятного общения с Бимом и Рябчиком, в совокупи со мной.

© Copyright: Игорь Николаевич Макаров, 2015

Регистрационный номер №0290077

от 24 мая 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0290077 выдан для произведения: УЛЫБКА АРТЕМИДЫ
 
    Богиня леса не всегда бывает благосклонна ко мне, но иногда её слепящая улыбка бывает приятна, что не оторвешь глаз. Что уж поделаешь. Если принять во внимание, что если человек охотится в местах, где нога человекообразного ступает раз в пятилетку, и где благородные олени приходят на него посмотреть, как на экспонаты из кунсткамеры, другое дело, если эти экспонаты бродят толпами, чтобы не только взглянуть на этого самого оленя. Чаще всего им это, этим  самым Homo, не удается сделать, то и убить его составляет довольно проблематично, так как этот самый благородный олень, который обитает в Приморье называемый изюбрем, не только не желает взглянуть в дуло ружья или карабина, но и просто там напрочь и основательно отсутствует. Правда, настоящие охотники не бьют лишнего, зная, что если они убьют себе на потеху зверя, то на еду в следующий раз они просто не добудут. Это никак нельзя отнести к городским придуркам, которым охота – развлечение. Я всегда охотился только по нужде. Имея в холодильнике мясо, я не стану бить зверя. Если я не ел сам, тех же самых барсуков, то их ели соседи, для которых они были деликатесом, при многих детях и внуках. Зная это, я особенно не тяготился укорами совести, поскольку даже потроха и прочие обрезки от этого зверья, у меня шли в дело. Я относил их в лес, тем самым прикармливая других хищных зверей, чтобы впоследствии уже с них снять шкуры.
   Это была обычная охота. Я редко ходил на Каменистую за барсуками, так как она была близка к Заречному, а там обитали свои охотники браконьерского разлива, да и заходили и наши, так как народишку было одинаково близко до этой сопки. Если добавить то, что прямого пути в глубину тайги с неё не наблюдается, то она находилась  в моей душе на отшибе, но.. Но, я добросовестно проверял все уголки, где обитал этот зверь, то мой путь на Каменистую посему был открыт. Планируя сделать кружек вокруг этой сопочки, таки не маленькой и к утру вернуться домой, чтобы несколько помочить харю, перед новым трудовым воскресением или субботой. Я вышел в часов двенадцать, так как этот зверь чаще всего выползает ближе к полуночи, а дорога до Каменистой не только натоптана, но даже укатана, за исключением подъема на Лысую со стороны тёщиного огорода.  К двенадцати я уже поднялся под вершину без помех и приключений, используя тропинку, что вела в Заречное, что сильно сокращало этот путь, по сравнению с дорогой, что вела по долине ручья. Свернув вправо, я пошёл уже по лесу. На северняке было два барсучьих городка, так что там могла улыбнуться удача. Пройдя с километр, я услышал долгожданный лай, скоро явились и сами собаки. Радостно виляя хвостами, они позвали меня, постоянно возвращаясь назад, когда я терял их в темноте. На этот раз они загнали барсука под каменную плиту. Ниша была не очень глубокая, но дотянуться до него рукой было невозможно, а стрелять в голову, что я обычно делал, не было никакой возможности. Вытащить его из небольшой расщелины, куда он засунул почти всего себя, было трудно, хотя на обозрение он оставил довольно большой кусок жирного заднего стегна с хвостом для моего устрашения. Вытащить его голову из расщелины мне удалось минут через тридцать, подкоптив его немного, но он, как на грех, свернулся калачиком и не казал носа. Проблема эта решилась довольно просто. Я ткнул его несколько раз в бок и, когда он вытащил на свет божий свою сопливую и слезливую физиономию, просто выстрелил в неё, с изуверской жестокостью. Расщепив тонкую палку надвое на конце, я, намотав  шкуру и волосы барсука на её конец, вытащил его на свет божий, хоть кругом стояла кромешная тьма. Барсук был очень жирный, когда я, предварительно упаковав его разбитую голову в целлофановый мешок, надел на плечи рюкзак, то он предательски затрещал на моих плечах, так как весу в нем было никак не меньше четверти центнера. Так как идти было не так далеко, то уже  в четыре часа я был дома. Завалившись спать, я просто не смог уснуть. Лежал и лупал глазами, так как сон не сильно-то собирался посещать мою возбужденную душу.
     Ночью я не стал заходить в дом, а устроился на веранде, а там было прохладно, так что к пяти часам я стал уже подмерзать, к тому же калории необходимые для согрева моей грешной души, были уже затрачены на мотание по близлежащей сопочке. Почесав свою репу со всех сторон, и выяснив, что уснуть мне не суждено, то ли из-за холода, то ли из-за душевного состояния, я решил вновь дернуть в лесок для проверки капканов, которые сиротливо ждали моего прихода с прошлого воскресения. Мой поход имел свои преимущества, так  я мог пройти в темноте по поселку, не рискуя нарваться на знакомую личность, так как большинство этих личностей обоего пола непрезентабельно дрыхли в своих прозаичных постелях, даже самые сексуально – озабоченные личности. Кроме всего прочего, проверять капканы мне бы пришлось все равно. Собаки, не набегавшись, как  следует, радостно и единогласно приняли моё решение, с не меньшим воем и  громом, чем наши парламентарии. Благополучно миновав усадьбу Пушкаренка, мимо дома которого мне постоянно приходилось проходить ночью, и его собаки так же прилежно поднимали хай, при моем появлении, пусть даже я был один. Мои псы очередной раз разогнали пушкарёвскую конкурирующую свору, загнав их обратно во двор, и даже упаковали их по будкам, но они прилежно облаивали меня ещё долго, пока я на полных парах пролетел метров пятьсот от этого дома. Миновав две поляны и сопки, что были левее тропы, я повернул на южняк, где было два барсучьих городка, хотя один из них был не очень большой. Кроме того, был ещё один на вершине, но уже с северной  стороны, в Панихезе, с которой наш приятель барсук не только запросто забредал на малые шишки, но и куда подальше, то есть куда глядели глаза и вели ноги. Я выбрал этот маршрут именно по тому, что он был легче, так как на южняке произрастал в основном дуб, а под ним, обычно, не растет ничего густого, колючего и непроходимого, поскольку основным моим делом и целью путешествия была проверка капканов.
   Уже светало. Было довольно сумрачно, но уже достаточно светло. Собаки к тому времени утолили свой охотничий пыл и бежали в своем обычном порядке: Бим топтал мне хвост, а Рябчик лазил впереди, но не настолько далеко, чтобы я его не видел.
  Мы перевалили через небольшой хребтик, что преграждал наш путь, и прошли некоторое расстояние по ровному месту, заросшему  березняком с довольно густым подлеском, и уже было собрались забираться на следующий подобный хребет, что звучит для него довольно круто, скорее хребтик, как собаки мои пошли. Я увидел, как метнулся куда-то левее в гору Рябчик, и скоро рядом с ним пронесся Бим. Я сдернул ружье и приготовился стрелять, зная повадку зверя, бросившись вперед и, сделав полукруг, возвращаться на свой след, чтобы запутать преследователя, что многие успешно используют  при охоте на козу в частности. Мои предположения оправдались: две козы выскочили на меня, но достаточно далеко. До них было не менее ста двадцати метров. Стрелять было бессмысленно, особенно картечью, но моя одностволка била довольно кучно и  пулей, особенно пулей Полева, можно было достать и на таком расстоянии. На пятидесяти метрах эта пуля ложилась в круг не более пяти сантиметров, что равносильно стрельбе из карабина. Я аккуратно выцелил и произвел два выстрела: картечью, чтобы не перезаряжать ружье, и пулей.
    Одна коза сразу ушла, другая же осталась на месте. Пока я перебрасывал патрон, пытаясь вновь перезарядиться, как явились собаки. Они, не останавливаясь, бросились за зверем. Я мало надеялся на успех стрельбы на такой дистанции, но почти тотчас услышал рёв козла, что заживо разделывали собаки.
   Коза, перевалив через ручей, не смогла подняться на противоположный крутой подъем из долины, где Бим её и достал. Выяснилось, что я при первом выстреле попал ей в заднюю ногу, отчего она потеряла всю прыть, при беге по пересеченной местности.
   Место было удобно для разделки, но рядом проходила дорога, по которой могли в любой момент хлынуть бодрые потоки любителей шишек, что было неприятно. Быстро сдернув штаны со зверя и выпустив кишки, я наскоро упаковал всё, что осталось после этой процедуры от козла, бросив рюкзак за ближайший пень, слегка присыпав его травой, рванул дальше по дороге, надеясь быстрее проверить капканы и вернуться обратно. Минут за пятнадцать я проскочил километра три по тяжелому тягуну и свалил в верховье  Кабаньего. Собаки тотчас удрали, как я стал подходить к норам, и дружно заорали там. В одной из нор, капкана не было, а его поводок уходил в недра земли, в недра черные и непроходимые. Рябчик азартно занимался раскопками, в то время как, Бим с умным видом смотрел на сизифов труд своего товарища по охотничьему клану. Рябчик тотчас получил пинок за усердие, но не бросил свое  гробокопательство, пока я не отбросил его, схватив за шиворот. Правда, это помогло мало, он настырно пытался пробраться в нору, где ему просто было нечего делать, пока я не разобрался с барсуком. Аккуратно подтянув зверя к себе, тем более тот попался только двумя пальцами задней ноги, и было удивительно, как он ещё сидит в нём, а давно не отправился отдыхать к себе в нору, устранив это малое препятствие на своем пути. Перехватив его за ногу, я слегка подтянул его к себе, взял приготовленную палку и только после этого выдернул его из норы. Толком ударить его я не успел, так как собаки с остервенением впились в него и выдернули его из моих рук вместе с капканом. Скатившись в овраг, они устроили обычную не честную свалку: двое на одного, кроме того, вслед за ними скатился я. С божьей помощью мы разобрались с орущим и сопротивляющимся противником, но тащить по дороге его было явно не с руки. Пришлось переться в обнимку с барсуком по неудобьям ближних шишек, к рюкзаку, который могли запросто обнаружить собаки, проходящих мимо шишкарей. Что вы думаете? Рюкзак находился на месте, но кинувшийся Рябчик, спугнул прекрасную голубую норку, но снять с неё штаны, как и с предыдущих товарищей, без капкана не было никакой возможности. Нырнув в ручей, она тем самым скрылась с ясных очей моих, мелькнув своей серо-голубой шкуркой под водой. К сожаленью мне надо было уезжать, кроме того, разделывать барсука, так что, придя  на место убоя через неделю и поставив капканы, я её так и не поймал, к моему сожалению.
     Дальнейшее таки прозаично: засунув барсука в небольшой целлофановый мешок, я с трудом поместил его в рюкзак, и при помощи ружья, опираясь на него при подъемах, и поминая какую-то там мать, может быть Родину, полез в гору, которую не смогла преодолеть бедная коза, стараясь избежать приятного общения с Бимом и Рябчиком, в совокупи со мной.

 

О ПОЛЬЗЕ СПЛЕТЕН

ДВА В ОДНОМ