- Это самый известный проспект Симферополя. Здесь люди впервые целуются, встречаются с друзьями, празднуют важные события... Он проходит практически через весь город, - пояснила Мария, кутаясь в плащ.
- Это великолепно. Это действительно так.
- Она опаздывает, - сказала Мария, посмотрев на часы. Она уже должна быть здесь.
Не отрывая взгляда от небесного пейзажа, Евгений спросил коллегу:
- Ты так и не сказала мне, что ты думаешь о маневре Фирсова?
Мария пожала плечами.
- Что и говорить, это пустая трата времени.
На встрече с начальником они оба рассказали ему о том, как они провели день с подполковником, не упустив ни одной детали, даже о том, в какое состояние погрузился Барсуков после того, как они покинули Алушту. Фирсов, видя их недоумение по поводу раскрытия дела и предложение не открывать его вновь, не согласился: он хотел хотя бы дать ветерану последний шанс.
- Жертвы так и не были опознаны, - настаивал он. − Это неприемлемо. Я хочу хотя бы провести тест ДНК на телах, вернее, на том, что от них осталось.
- Это означает...
- Я знаю, что это значит, Райская. Это не предложение... Я уже взял на себя инициативу по отношению к прокуратуре. Позаботьтесь об этом как можно скорее, пусть даже только для проформы, чтобы старик мог уйти со спокойной душой. Если он уже начинает терять ее, то... в общем, вы поняли.
Поэтому оба инспектора спустились в старое архивное помещение Управления и вместе составили запрос на эксгумацию тел с анализом ДНК-профиля, который направили по электронной почте заместителю прокурора, отвечающему за взаимодействие с группой "закрытых дел". Прокуратуре, видимо, было не до того, поскольку ответ был получен менее чем через два часа, что дело поручено судебному патологоанатому и генетику из Института судебной медицины Симферополя, которым дано шестьдесят дней на представление своих заключений, и приложено разрешение на эксгумацию с вывозом гробов с кладбищ, где были похоронены жертвы.
- Барсуков, по крайней мере, будет счастлив, - сказала Мария.
- Вон его жена... Пойдем, посмотрим, что она хочет, - ответил Евгений.
Они отправились на встречу с Региной Барсуковой, которая попросила Марию о встрече. Поприветствовав друг друга, они сели на скамейку в парке, обратившись лицом к центру города, который все дальше погружался в ночную мглу.
- Спасибо за доступность, - сказала Регина.
- С удовольствием. Как Роман Игоревич? - спросил Евгений.
Женщина просто покачала головой.
- Я... я не сказала ему, что приду поговорить с вами. Он бы не одобрил.
Евгений и Мария обменялись тревожными взглядами.
- Я уверена, что он даже не упоминал вам о своей болезни.
- Вы говорите об опухоли? Ну, не в деталях, но я бы сказала, что это довольно очевидно, к сожалению... – пробормотала Райская.
- Нет, Мария. Это не то, о чем я говорю.
- Тогда нет, - вмешался Евгений. − Мы больше ничего не знаем.
- Как я и думала... Роман страдает так называемой деменцией тела Леви. Это нейродегенеративное заболевание, раннее старческое слабоумие, сходное с болезнью Альцгеймера. За относительно короткий промежуток времени оно приводит к тяжелому когнитивному снижению, сопровождающемуся проблемами с памятью, широкими колебаниями внимания, паранойей, тревогой, паническими атаками, галлюцинациями, тремором покоя и целым рядом других ужасных симптомов.
Евгений и Мария погрузились в тягостное молчание: эта новая информация путала все карты.
- Связи с опухолью нет, но вполне вероятно, что рак ускоряет развитие деменции... Он скрывал это, чтобы сохранить работу. Он даже не говорил мне, я сама это обнаружила.
За манерой поведения элегантной женщины, сидевшей рядом с ними, Мария видела страх и муки, которые та испытывает в одиночку. Ей было жаль ее и в то же время она восхищалась ею; она знала, в какую безводную эмоциональную пустыню погружаются те, кто беспомощно наблюдает за тем, как уходит человек.
- Никто не может сказать, как быстро это произойдет, успеет ли опухоль убить его до того, как он потеряет всякое чувство реальности, но я могу заверить вас, что с каждым днем я теряю частички его. Я вижу это: это происходит на моих глазах. Он как будто медленно атрофируется.
- Я думаю, что есть соответствующие лекарства... - начал Евгений.
- Мы можем лишь попытаться контролировать болезнь, временно смягчить ее с помощью лекарств, но остановить ее мы не можем.
- Признаюсь честно: на днях мы заметили, что что-то не так.
- И вы даже не представляете, как он себя чувствовал, как унижался, что его разум предает его перед вами. Это самое болезненное: осознавать, что с ним происходит. Он осознает это. И это разрушает его...
- Черт, вы не представляете, как мне жаль. Он очень умный человек, и, если не считать того дня, он всегда казался нам вполне вменяемым, - сказала Мария. − Мы... Мы можем что-нибудь сделать?
- Я не имею ни малейшего понятия. Честно говоря, я даже не знаю, зачем я сюда пришла, но мне показалось, что вам важно это знать. Неврологи, наверное, не согласятся, но я думаю, что именно его одержимость этим делом сделала его больным.
- Вы говорите о нераскрытых убийствах?
- Да, это так. Это мучает его с тех пор, как я его встретила. Это дело убивает его. В буквальном смысле.
Евгений подумала о возвращении в «логово» Барсукова в Саки, где полицейский хранил всю информацию об убийствах: в конце концов, сознательное замыкание в этой реальности должно было сделать его больным, в этом он был уверен.
- То есть вы предлагаете не возобновлять дело? – напрямую спросил Кротов.
- Я не знаю, и не думаю, что решение зависит от вас. Я бы хотела, чтобы он остановился, серьезно задумался о лечении и оставил этот ад позади.
- И как вы убедите его сделать что-то подобное? - спросила Мария.
- Сказав ему, что вы берете на себя ответственность, что именно вы попытаетесь восстановить справедливость, - произнесла Регина.
Помочь сайту
Поздравления
