Сундук с приданым. Глава вторая.

 ГЛАВА вторая. СУНДУК С ПРИДАНЫМ.

Узник оказался невероятно красивым. И не просто смазливым, или симпатичным, о нет! Он был красив какой-то нереальной, просто-таки неземной красотой. Бледное до прозрачности лицо казалось вырезанным из камня гениальным скульптором. Высокий лоб, идеальный разлет бровей, закрытые глаза подчеркнуты бахромой длинных, угольно-черных ресниц, гладкие скулы, губы, твердые и нежные одновременно… Боже ты мой! Если бы я смогла оторвать от него взгляд, я бы непременно протерла глаза: так мог выглядеть только ангел! Хрупкий, измученный, страдающий. Ну, может быть, падший…

Как только я дошла до этой мысли, юноша (на вид ему было лет cемнадцать-восемнадцать) медленно повернул ко мне голову и открыл глаза. Они оказались абсолютно черными, напоминающими неотшлифованный оникс. Теперь его лицо удивительным образом походило на мраморное изваяние, инкрустированное полудрагоценными камнями. Некоторое время он смотрел сквозь меня, как будто не видя, потом его взгляд сфокусировался, стал более сосредоточенным и внимательным. Некоторое время мы с одинаковым удивлением разглядывали друг друга. Наконец, незнакомец тихо спросил хриплым, безжизненным голосом:

- Вы кто?..

- Я… Я теперь здесь живу.

Еще несколько секунд он рассматривал меня, не отрываясь. Потом задал следующий вопрос:

- А где Леокадия?

- Она умерла.

- Вот как? Когда?

- Три дня назад.

Тут он опять закрыл глаза и прошептал:

- Слава Богу…

Мы снова замолчали. Я таращилась на него изо всех сил и, одновременно, пыталась осмыслить то, что он сказал. Неужели он действительно поблагодарил Бога за то, что баба Люка умерла?! Но тогда что получается, - что это она заперла его в сундуке?! Я почувствовала, что мои мысли разбегаются, как испуганные мыши. Что все это значит? Что тут происходит? Кто он такой, черт побери?! 

Я все-таки зажмурилась на мгновенье, потрясла головой, и спросила:

- Вы кто? Почему вы сидите в этом…гробу?

Он не ответил, словно не услышал вопроса, просто сидел с закрытыми глазами, губы беззвучно шевелились, как будто он… молился? Я зачарованно следила за ним. Наконец, он открыл глаза и обратился ко мне полушепотом:

- Простите, могу я попросить вас помочь мне выбраться отсюда?

Я, очнувшись, вспыхнула от досады на саму себя: в самом деле,  не время задавать вопросы, когда он по-прежнему сидит в этом дурацком сундуке, сложенный чуть ли не вчетверо… Пристыженная, я тут же присела и принялась ощупывать верхние края стенок.

- Извините, но я не представляю, как вас отсюда вытащить! Просто вытянуть - у меня сил не хватит, и вы поранитесь, а если сундук ломать, то нужно инструменты какие-то искать, и я сама не справлюсь… Но вы не волнуйтесь, я сейчас позову кого-нибудь, и мы вас освободим…

Юноша быстро перебил меня низким, хриплым голосом, для убедительности заглянув в лицо:

- Нет-нет! Пожалуйста! Не нужно никого звать! Я знаю, что надо делать: на передней стенке есть потайная кнопка. Ее нужно найти и нажать, больше ничего. Сундук раздвинется, и ничего не нужно будет ломать. Пожалуйста, вы можете все сделать сами, без посторонней помощи!

Его голос и взгляд умоляли, почти завораживали, и не было никакой возможности противиться. Я послушно начала ощупывать переднюю стенку сундука, пытаясь понять, где может быть спрятана потайная кнопка. Это оказалось довольно сложно: резьба была такой затейливой и разнообразной, что сразу я ничего найти не смогла.

Надо отдать должное незнакомцу: он терпеливо ждал, пока я ковырялась с сундуком. Я нервничала, ошибалась, от волнения руки вспотели и скользили по деталям узора, - я приходила в отчаяние от собственной неумелости. Мне казалось, что он должен был уже разозлиться на меня за мою медлительность, но, украдкой взглянув на него, я не заметила никаких признаков досады или нетерпения на его лице. Он просто ждал, пока я все сделаю, как надо.

Наконец, упрямый механизм сдался, и непропорционально широкие стенки сундука вдруг раздвинулись, словно конструктор, освобождая беднягу. С радостным, нетерпеливым возгласом я попыталась поднять его, но безуспешно. Зашипев сквозь зубы, он попросил меня не торопиться, и дать ему возможность вылезти самому. Это было очень кстати, поскольку, когда внутренности сундука сложились, стало видно, что незнакомец сидит там совершенно голый.

При одном взгляде на него я лишилась дара речи, и, кажется, забыла, как дышать. Слава Богу, что ему в тот момент было не до меня, и он не заметил, что я совершенно неприлично таращусь на него. Самое ужасное заключалось в том, что я ничего не могла с собой поделать! У меня просто не было сил отвести глаза: он притягивал мой взгляд, словно магнит. Оказалось, что юноша – совершенство с головы до ног.

 Мысленно чертыхаясь, я попыталась опять закрыть глаза, чтобы хоть как-то избавиться от наваждения, мне это удалось, но зато я отчетливо услышала, как колотится мое сердце. Караул! Меня просто трясло от напряжения и нестерпимого желания опять посмотреть на него. Поколебавшись, я сдалась и открыла глаза. Ну не виновата я, что он такой… притягательный!

Вроде бы, его собственная нагота не слишком смущала, но, с другой стороны, в его положении, наверное, было не до излишней стеснительности и стыдливости. А вот мне хотелось провалиться сквозь землю: у меня было такое чувство, что я смотрю какую-то эротику, сдобренную сценами насилия… И даже не смотрю, а участвую в ней! Я никак, ну никак не могла заставить себя отвести от него глаза! И, хотя и злилась, и краснела, но все равно пожирала его взглядом.

Он вовсе не был хрупким, как мне показалось сначала. Напротив, он оказался достаточно широкоплечим и мускулистым, но при этом удивительно изящным. Ноги у него были длинные и прямые. Грудь широкая, с совершенно гладкой кожей. А вот ступни и кисти рук были нетипичными для мужчины, - длинными и узкими, хотя и без малейшего намека на женственность. Несмотря на болезненный вид и бледную, незагорелую кожу, незнакомец был просто наглядным воплощением идеала аристократической, утонченной мужской красоты.

И еще: он был невероятно сексапилен. Да, да! Он сидел в этом гробу, бледный до желтизны, явно не в лучшей форме, и все-таки, я с трудом сдерживала себя, чтобы снова не протянуть руку, и не дотронуться до него… хотя бы, чтобы убедиться, что он реален.

Я незаметно прикусила губу, почти до крови, пытаясь понять, на самом деле все это происходит со мной, или я сплю. Но моя галлюцинация и не подумала исчезать: в сундуке по-прежнему сидел совершенно сказочный красоты незнакомец, которого просто не могло быть! Как хотите, но ангел -  это было уж слишком…

Пока я пыталась обрести хоть какую-то почву под ногами, юноша полностью сосредоточился на восстановлении гибкости в теле. Он растирал пальцы и руки, медленно распрямлял спину, разгибал и вытягивал ноги, и, наконец, потихоньку начал приподниматься со дна сундука, периодически останавливаясь, чтобы собраться с силами. В конце концов, ему удалось сесть на край, придерживаясь за боковые стенки. Это для меня было уже слишком, и, пробормотав что-то невразумительное насчет необходимости срочно найти ему какую-нибудь одежду, я, натыкаясь на все подряд, почти побежала в спальню, поскольку ухитрилась все-таки вспомнить, что именно там видела платяной шкаф.

Включив свет, я набросилась на тот, что был ближе ко входу, стараясь унять колотящееся сердце и заставить себя дышать ровно. В шкафу был настоящий хаос, совершенно как у меня в голове! Пытаясь найти что-нибудь для прекрасного незнакомца, я вышвыривала вещи прямо на пол, испытывая сильное желание надавать самой себе по щекам. Нет, ну это же надо, - я не ожидала от себя таких нимфоманских штучек! Злая, как черт, я выговаривала самой себе:

- Ты просто с ума сошла! Неизвестно кто! В сундуке!! Он ранен, замерз, может, болен! Вид у него явно нездоровый (а чего ты хочешь? При сидении в сундуке?!) А ты! О чем ты только думаешь!!!...

О чем я думала, мне совершенно не хотелось вспоминать, и я постаралась полностью отключиться, сосредоточившись на своих поисках. Наконец, немного успокоившись, я выбрала какую-то бурую хламиду, напоминающую длинный купальный халат (или арабский бурнус?) и побежала обратно в гостиную.

Там моему, едва обретенному, душевному спокойствию был нанесен новый удар, поскольку юноша из сундука все-таки выбрался, и теперь сидел на полу, привалившись к нему спиной. Глаза он закрыл и, кажется, стал еще бледнее, хотя больше, вроде, уже было некуда…

Уронив, с перепугу, свой бурнус, я бросилась к нему.

- Вы как? Вам плохо?! Может, воды? А лучше «скорую»! Я сейчас, я только телефон найду…

Я уже собиралась вскочить с колен, как вдруг что-то ледяное вцепилось в мою руку с нешуточной силой. Я чуть не поперхнулась от испуга, и не сразу поняла, что это была рука незнакомца.

Схватив меня за запястье, и не давая сдвинуться с места, он быстро сказал:

- Нет! Прошу вас, не надо никакой «скорой»… И вообще врачей не надо! Я в порядке, просто тело затекло от долгого сидения, сейчас все пройдет, вот увидите!

- Но вам же явно плохо, и у вас порез на плече! – сопротивлялась я. Хотя какой там порез! Это гораздо больше смахивало на удар, нанесенный топором, или тесаком. – Я не умею обращаться с такими ранами! Вам обязательно нужно в больницу, чтобы хотя бы продезинфицировать, или зашить, я не знаю…

- Это тоже пустяк, поверьте. Вот что мне действительно необходимо, так это ванна или горячий душ. Очень холодно… и грязно… Я чувствую себя просто зацементированным в грязи…

 После этого заявления я поверила, что он и в правду чувствует себя лучше, чем выглядит. Голос у него звучал живее, да и сила, с которой он схватился за меня, явно говорила о том, что в ближайший час он умирать не собирается…

Ободренная этим, я оставила его на полу в гостиной, а сама рысью понеслась в ванную, мысленно молясь всем богам, чтобы древнее сооружение не подвело. А вдруг не будет горячей воды, или окажется, что трубы протекают, или нет напора, или… Ну где я срочно возьму сантехника?! Впрочем, чем дальше я оказывалась от ангелоподобного существа в гостиной, тем лучше начинали работать мозги. Немного подумав, я решила, что, в крайнем случае, нагрею воду на плите, в ведре или кастрюле. Что-то такое мне, вроде, сегодня попадалось…

Но, к счастью, никаких подвигов совершать не пришлось, - колонка послушно включилась, пошла горячая вода, и новые краны не подвели меня. Быстро помыв бабкину ванну, я заткнула слив, и начала искать подходящую пену. Как назло, все они были сугубо женскими, со сладкими, до приторности, ароматами. Наконец я решила, что незнакомец может и сам выбрать, и пошла в гостиную, предупредить, что ванна скоро будет готова.

Я нашла юношу, снова сидящим на полу, но уже на полпути к коридору.  Принесенную мной хламиду он проигнорировал, и по-прежнему был абсолютно обнаженным. Услышав мои шаги, он открыл глаза и даже попытался улыбнуться.

- Вот видите, я уже двигаюсь потихоньку! Я же говорил вам, что все не так страшно. Так как насчет ванны?

- Сейчас будет. Вода уже набирается, только с пеной беда, - сплошь женские, даже не знаю…

- Это не имеет значения. Можно вообще без пены. Да, так даже лучше, - Леокадия очень любила их… - последние слова он произнес с усилием, и как будто с отвращением.

Я тут же поддержала его, бодро заметив:

- Вот и прекрасно! Мыло там точно есть, самое обыкновенное.

Мы замолчали, и юноша опять закрыл глаза, как будто они у него заболели. Замешкавшись, я не сразу нашла, что сказать:

- Ну, я тогда сейчас пойду… Найду вам полотенце, и проверю воду… Вам помочь дойти до ванны?

Не открывая глаз, он слабо улыбнулся и покачал головой.

- Ну, что ж, хорошо… Извините, мне нужно пройти… - чтобы попасть в спальню, я должна была протиснуться мимо, буквально перешагнуть через него, или лезть в обход, прямо по коробкам. Он, не открывая глаз, постарался пододвинуться, чтобы освободить мне проход. Особо успешной эта попытка не была, и мне пришлось пробираться боком, глядя под ноги, чтобы не наступить на него ненароком. Уж лучше бы я шла на ощупь! Бросив на него один взгляд, я опять не смогла оторваться: его тело, как и лицо, обладало странным притяжением. На него хотелось смотреть, смотреть и смотреть, как на произведение искусства. Сейчас его поза выдавала какое-то мучительное напряжение: на руках, ногах, даже на шее отчетливо проступали выпуклости мышц, словно он пытался удержать большой вес. Зубы стиснуты, крылья носа раздуты.

Я с трудом заставила себя пройти, наконец, мимо, и поплелась в спальню, на ходу оправдывая себя тем, что он все равно не видел, как я на него глазею, словно какая-нибудь пятиклассница…

В шкафу полотенец не оказалось, и мне пришлось перерывать кучу барахла на стуле, и в большой коробке, то ли от телевизора, то ли от компьютера. Наконец, под кипами старых, пыльных газет, обнаружился низкий, уродливый комодик, в котором и нашлись отличные махровые полотенца, украшенные вышивкой и кружевами. Да, баба Люка точно была фанаткой водных процедур!

Захватив парочку, я поспешила в гостиную, и обнаружила незнакомца уже стоящим в проеме двери, ведущей в коридор. Он еле  держался на ногах, уперевшись обеими руками в косяки, и пытаясь не упасть. Я подбежала к нему, и, не раздумывая, обхватила за талию, подставляя плечо. Он тут же тяжело облокотился на меня, переводя дух и пошатываясь. Видимо, ему до сих пор было холодно, потому что на ощупь он был просто ледяным, как будто только что вылез из холодильника. Обнимать его было все равно, что прикасаться зимой к настоящей мраморной статуе, холодной и гладкой.

 Оказалось, что его рост я тоже  рассчитала неправильно, - он был почти на полголовы выше меня! Моя голова оказалась прижатой к его груди слева, и я слышала, как стучит его сердце: громко, медленно, словно нехотя. От этого звука мое собственное сердце почему-то понеслось вскачь, да еще и с перебоями.

Наконец, он оторвался от косяка, и мы побрели к ванной. По дороге я старалась подладиться к его скорости передвижения, чтобы не опрокинуть его, и не упасть самой. Это оказалось очень трудно, потому что вниз смотреть было нельзя, иначе увидишь чего не следует, вверх тоже нельзя, я сразу начинала шататься. А кроме всего прочего, я постоянно ощущала на лбу его дыхание, и чувствовала, как под моей рукой расширяется его грудь при вдохе, и опадает при выдохе. Никогда бы не подумала, что простой процесс наполнения легких кислородом может быть таким нервирующим! Стиснув зубы, я уставилась на дверь ванной, стараясь ни на что не отвлекаться. Мельком я успела подумать, что еще немного, и я дойду до состояния, когда впору будет вспоминать таблицу умножения…

И тут, примерно на середине пути, незнакомец внезапно остановился и начал оседать. Перепугавшись, я обхватила его обеими руками и притиснула к себе так крепко, как только могла. Прошипев сквозь зубы что-то невразумительное, он схватился за мои плечи, и, кажется, даже, на несколько мгновений, положил голову мне на макушку. Я еле стояла на ногах, - он показался мне невероятно тяжелым! Наконец, ему полегчало, он выпрямился, и мы дотащились до ванной.

Там мои мучения продолжились, так как самостоятельно залезть в ванну незнакомец не смог, и мне пришлось поэтапно его туда опускать. Как я намучилась, - даже описывать не буду. К концу процедуры я была почти такая же мокрая, как и он, а сам юноша опять охрип от бесконечных извинений по поводу своей несостоятельности, и причиняемых мне неудобств.

 Наконец, его красноречие иссякло, и, снова закрыв глаза, он погрузился в воду почти целиком, по самый подбородок. А я, трусливо рассудив, что должна присматривать за ним, - вдруг ему станет совсем плохо! - стала украдкой его разглядывать. 

Глядя на развитые мышцы на плечах, я опять удивилась тому, что он показался мне вначале таким хрупким. Впрочем, он выглядел совсем юным, почти подростком. Особенно сейчас, когда его голова лежала на бортике ванны, открывая скульптурную линию шеи, с небольшим изломом адамова яблока. Спутавшиеся, намокшие волосы странным образом еще больше подчеркивали его молодость, уязвимость и сексуальность. Он вызывал неосознанное желание помочь ему, защитить, оберегать… и немедленно поцеловать. А потом еще, и еще раз…Просто кошмар какой-то!

Как будто почувствовав мой взгляд, он повернул ко мне голову и открыл глаза. Его лицо наконец-то смягчилось, из полураскрытых губ вырвался почти судорожный вздох облегчения. Чуть улыбнувшись, он сказал:

- Спасибо вам… Вас просто Бог послал, вы спасли меня. Еще немного, и дело кончилось бы очень плохо.

- Да не за что… Любой человек на моем месте сделал бы то же самое…

- Ну-у, не скажите… Далеко не любой. Да еще и так охотно.

- Спасибо, но… Не знаю… Я как-то так растерялась, что и думала-то несвязно.

Я немного подождала, и опять задала вопрос, ответ на который интересовал меня больше всего:

- А все-таки, кто вы? Почему вы сидели в сундуке? Вас что, баба Люка там держала?!

Помолчав, он зачерпнул ладонью воду и вылил себе на лицо. Потом ответил на последний вопрос:

- Да. Она, Леокадия.

- Господи, но почему?! Она что, маньячка была, что-ли? Или это игры какие-то?!

- Какие игры?

- Ну, не знаю, садо-мазо какие-нибудь…

Он покачал головой.

- Ну, у вас и фантазия… По-вашему, я ради удовольствия там сидел?!

- Нет, это, конечно, вряд ли… Просто у меня в голове не укладывается…

- Что не  укладывается?

- Да ничего не укладывается! – с досадой ответила я и перевела взгляд на пол, чтобы заставить мозги работать. (Оказывается, пол в ванной был покрыт красивой, темно-зеленой плиткой, а я и не замечала). Закусив губу,  я постаралась сосредоточиться на обдумывании происходящего. Незнакомец лежал тихо, - ни вздоха, ни плеска, - и мне удалось хоть чуть-чуть собрать мысли в кучу. Продолжая упорно глядеть в пол, я попыталась выразить в словах то, что вертелось у меня в голове:

- Все это выглядит каким-то бредом сумасшедшего, от начала и до конца. Сначала это невозможное завещание на квартиру! Я еще удивлялась, ну почему мне?! Баба Люка ведь с мамой не разговаривала уже лет пять! Меня видела и вовсе вскоре после рождения…  С чего бы вдруг такая любовь? Или вовсе не любовь?! А если бы я и вправду пришла сюда только через десять дней, я что, реально нашла бы ваш труп в сундуке?! И меня посадили бы за издевательства над людьми? Я ничего не понимаю!..

Выдохнув все это, я спрятала лицо в ладонях, слабо надеясь, что вот я сейчас открою глаза, и ничего нет, а главное, ничего и не было. Все это бред воображения (пусть даже больного!), никакого ангела нет, и ванная пуста. Мне все это привиделось! Надышалась пылью, травками бабкиными, голова закружилась, вот у меня и поехала слегка крыша…

Тут я почувствовала прикосновение чего-то прохладного и мокрого к лицу, и невольно распахнула глаза. Моя прекрасная галлюцинация сочувственно смотрела на меня. Его палец, продолжая движение, скользнул по моей щеке, и смахнул слезинку. Щека сразу загорелась, как от ожога. Вот черт! Я и не заметила, что заплакала… Незнакомец, не торопясь, убрал руку, и тихо сказал:

- Не плачьте, пожалуйста! Все это совершенно не стоит того, чтобы вы плакали.

- Но я, правда, ничего не понимаю! Может, вы объясните мне, наконец, что здесь творилось? Хотя бы кто вы, и что здесь делаете? Почему баба Люка заперла вас в сундуке и … завещала мне?!

Он ответил не сразу, о чем-то глубоко задумавшись, и глядя перед собой невидящими глазами. Наконец, вздохнул, и снова повернул голову ко мне.

- Я расскажу вам… что знаю. Но сначала мне необходимо узнать вашу историю. Мне многое непонятно, я не могу связать концы с концами… Но, в любом случае, я знаю больше, чем вы, - тут вы правы. Проблема в том, что я знаю далеко не все… И это плохо, очень плохо, может быть, даже опасно… В этом деле нет ничего опаснее неведения, - прошептал он, словно сам себе.

Помолчав, он снова попросил меня умоляющим тоном:

- Пожалуйста, поверьте мне! Сначала я должен узнать все, что известно вам, а потом я расскажу то, что известно мне.

Вздохнув, я снова покорилась, и начала рассказывать с момента телефонного звонка от адвоката, сообщившего о смерти бабы Люки, и ее завещании. Но тут мне пришлось прерваться, потому что, потянувшись за мылом, незнакомец немедленно уронил его в ванну, и мы вдвоем начали искать эту скользкую штуку в воде, в результате чего я чуть не забыла, что я вообще тут делаю.

Наконец, мыло было поймано, но стало понятно, что сил у юноши совсем нет, и помыться самостоятельно он не сможет. А значит, мои терзания продолжатся. Взмолившись всем богам, чтобы они помогли мне не потерять остатки самообладания, я пошла искать шампунь.

Прервав его очередные извинения, я начала зачерпывать воду и поливать его голову. Поперхнувшись, он замолчал, смирился с неизбежным, и сел так, чтобы мне было удобнее.

Я вспенивала пахучую жидкость в его волосах, вымывая из них грязь, пыль, пот и запах запустения. Раз за разом смывая пену, я ощущала, что они становятся все мягче и послушнее. После пятого мытья я сочла, что голова у него более или менее чистая, и принялась искать что-нибудь вроде мочалки или губки. 

Незнакомец тем временем протер лицо, и отжал воду из волос. Похоже, он решил, что я вполне способна продолжать рассказ, и начал задавать вопросы, причем о временах, когда меня еще и на свете не было. И постепенно, отвечая ему, я выложила все, что знала, - от ссоры между моей родной бабушкой и бабой Люкой, и до почти полного разрыва отношений с ней всей родни в течение последующих тридцати лет.

Все это его очень заинтересовало, особенно то, что баба Люка не мирилась с нами, и знать нас не хотела, пока мне не исполнилось пятнадцать лет. Именно тогда она предприняла единственную попытку примирения, приехала к моей маме в гости, чем повергла в шок все семейство. Впрочем, ничего хорошего из этого не вышло: в тот же вечер она окончательно рассорилась с бабушкой, и уехала, хлопнув дверью. Я её так и не увидела. Из-за чего вышла ссора, не знали ни мама, ни я. Бабушка молчала, как воды в рот набрала. Единственный раз она вспомнила о двоюродной сестре перед смертью, это случилось три года назад. Она попросила передать, что прощает ее. Но, о чем шла речь, - так никто и не узнал.

Рассказывая все это ему, я терла его плечи, руки, грудь, спину, удивляясь, что его кожа совсем не розовеет от растираний мочалкой, а остается все такой же бледной, как слоновая кость.

- А Леокадии передали прощение от вашей бабушки? – уточнил незнакомец. Мой рассказ так заинтересовал его, что он почти не обращал внимания на то, что я делала. Во всяком случае, когда я отдраила его спину до блеска, и моя мочалка опустилась ниже талии, он ничем не показал, что заметил это. Постаравшись убедить себя, что мне это также нипочем, я подумала и сказала:

- Да, ей передал кто-то из родственников бабы Майи, - другой двоюродной сестры бабушки.

- И что сказала Леокадия?

Я пожала плечами и криво усмехнулась.

- Она ответила, что бабушка может подавиться своим прощением. Что лично она, Леокадия, в нём не нуждается, впрочем, как и в нас. По крайней мере, именно так нам сказали.

- Да… это очень похоже на нее… Время ее не меняло…

После этого загадочного замечания, незнакомец продолжил расспросы, и я, наконец, более или менее связно смогла рассказать ему окончание истории, - и причину моего появления в квартире бабы Люки.

Особенно его заинтересовало почему-то обстоятельство, связанное со сроками передачи мне квартиры. Он дважды уточнил, когда именно адвокат должен был передать мне документы и ключи, и после этого впал в такую глубокую задумчивость, что не сразу расслышал, когда я окликнула его, прося повернуться на спину. Потом он встрепенулся, виновато взглянул на меня, и устало потер глаза.

- Извините, Бога ради, но мне нужно кое-что обдумать… Я знаю, что злоупотребляю вашим терпением, но, прошу вас, подождите еще немного! – в его голосе появились уже знакомые мне умоляющие нотки. Вздохнув, я смирилась, и приготовилась ждать.

На этот раз молчание затянулось так надолго, что я решила, что он просто забыл обо мне.  Я успела его домыть, полить из душа, достать полотенце и вытереть, когда он рассеянно промычал что-то в ответ на мое предложение вылезти из ванны. Поскольку он не двинулся с места, я просто набросила на него полотенце, рассудив, что когда он очнется, то вылезет сам. 

Я уже совсем обессилела физически и морально, поэтому села прямо на пол, рядом с ванной, и подперла голову руками. Юноша по-прежнему сидел, не шевелясь, и, кажется, даже не дышал. Смотреть на него я не решалась, обдумать то, что знала сама, успела уже два или три раза… В конце концов мне надоело сидеть, и я решила пойти на кухню, чтобы чем-нибудь перекусить. В свете последних событий я совершенно забыла про голод, но, стоило мне немного успокоиться, как под ложечкой засосало. Я вспомнила про печенье, и мысленно перебрала продукты из холодильника, соображая, не попадались ли там какие-нибудь консервы. Да и мой неожиданный гость (или не гость?), наверняка, не откажется поесть.

Потянувшись, я повернулась к нему и опешила. Оказывается, он сидел в ванне, выпрямившись, глядя прямо перед собой, и на лице у него был написан самый настоящий ужас. Я тут же перепугалась, дернулась вперед и уставилась на стенку, на то место, куда он смотрел. Но там не было ничего не только страшного, но даже и интересного. В полном недоумении я снова посмотрела на него:

- Что такое? Что случилось? Ну, не молчите вы! Господи, хватит меня пугать! Что такое стряслось?!

 Последние слова я буквально выкрикнула ему в лицо, не в состоянии больше выносить эти непонятные события, которые обрушились на меня сегодня, и продолжали множиться уже у меня на глазах, а я даже не понимала, что я должна делать.

Мой вопль не произвел на незнакомца никакого впечатления, словно он его просто не слышал. Мне показалось, что прошли годы, прежде чем, наконец, черные, бездонные, страшные глаза обратились на меня, и мне вдруг почудилось, что свет в ванной стал меркнуть, окружающее расплываться, а я начала падать. Падать прямо в эти глаза, как в омут, в водоворот, и отступить уже невозможно, нет силы, да и желания тоже нет…

Последнее, что я запомнила, были именно его глаза, и шепот, казалось, звучавший прямо у меня в голове:

- Мне так жаль, прости… прости…