Антон Андреевич Казанцев всю свою молодость прослужил офицером, дослужился до звания ротмистра и был уволен по ранению. Делами он занимался плохо, а в основном довольствовался тем, что продавал имение по частям, когда к тому его вынуждали долги. Приехав домой, Антон Андреевич довольно удачно женился, но ни умения, ни желания вести хозяйство так и не набрался. Управлял его имньем наемный управляющий, бессовестно обворовывающий его и так скудные доходы, а сам он с семьей жил в городе, в доме, полученном в приданное его женой, служил на государственной должности и наезжал в деревню лишь для того, чтобы поохотиться с друзьями и отдохнуть. После того, как в городе случилась эпидемия холеры, унесшая его красавицу жену и старшего сына, он уволился и перебрался в деревню, решив всерьез занаться хозяйством. Оставшихся детей Катю и Владюшу воспитывали деревенская нянька и гувернантка, до тех пор, пока было чем ей платить. Впоследствии Катю удалось устроить в женский институт, а через год и сын Володя отправился в кадетский корпус.
Суровая жизнь смолянки не оставила у Катерины Антоновны нежных воспоминаний. После относительной деревенской свободы и простой, но здоровой домашней еды, сомкнувшиеся за ее детскими плечами институтские стены показались ей настоящей тюрьмой. Остались в прошлом блуждание по старому, заросшему парку, поедание вишен в саду и безнаказанное лазанье по деревьям следом за братом. Пока была она еще тихой и испуганной кофулькой, денег, присыламых отцом с грехом пополам еще хватало. да и классная дама была к ней довольно благосклонна. За все три первых года обучения отец приезжал к ней один-единственный раз, когда устраивал Володю в кадетский корпус, а впоследствии они довольствовались редкими письмами.
Позже, когда ее переодели в зеленое платье старшей воспитанницы, она уже превратилась в худощавую девушку-подростка, холодную и молчаливую. Катя так и не нашла себе близких подруг, она старалась держаться независимо и в классе, и в дортуаре. Все воспитанницы с первых же дней в институте разбились на группы, и порой она чувствовала себя одиноко, особенно когда кому-либо из них удавалось раздобыть чего-нибудь вкусненького и они, уединившись в уголке, делили угощение между собой, шептались и смеялись. Кате приходилось сохранять на лице выражение абсолютного безразличия и делать вид, что ничего, кроме зубрежки ее не интересует. К этому времени она все реже получала деньги, небходимые ей на личные предметы туалета, и в замкнутой среде скучающих девушек это не осталось незамеченным. На колкости, адресуемые институтками в ее сторону, Катя язвительно отвечала, что не намерена разъедать себе посадский зад, а на кислые замечания по этому поводу классной дамы дерзила, что по убеждению ее домашних девушки в таком респектабельном институте ни в чем не нуждаются, а сама она не намерена сообщать им ни о скудном рационе, ни о жалком казенном белье. Намек был настолько прозрачным, что ее дважды наказывали и все чаще открыто запугивали перспективой сделаться гувернанткой в более обеспеченной семье. Катя, гордившаяся тем, что семья ее принадлежала к старинному и очень знаменитому роду, отвечала резко и даже делала неуважительные намеки по поводу происхождения самих воспитательниц, чем приводила их в негодование. Несмотря на подобные выходки, ее не наказывали черезчур строго: осценки у нее были вполне приличные, французский превосходен, а к музыке и танцам у нее имелось природное расположение. И хотя большинство девушек не любили уроки танцев шерочка с машерочкой, на ее взгляд это было не только одно из редких развлечений, доступных в институте, но еще и занятием весьма небесполезным для будущей светской жизни и поисков мужа.
Изредка к ней приходил Володя в сопровождении своего покровителя подполковника Добрынина, бывшего папенькиного сослуживца, который одаривал ее цветами и шоколадом. В глубине души ей бы хотелось чего нибудь более питательного, но ей и в голову не могло прийти говорить о таких прозаических вещах с посторонними, тем более, что повсеместно считалось, что институтки "ne manquent de rien »', так как находятся под кураторством самой императрицы.
К выпускному балу папенька, сильно занятый делами, приехать не успел, но к счастью, Добрынины сочли возможным забрать Катю к себе до его приезда и эти полтора месяца, проведенные в их доме, остались самым счастливым воспоминанием всей ее жизни. У Добрыниных было три уже взрослых сына и мадам Добрынина, всегда мечтавшая иметь дочь, с удовольствием занялась Катей. Она немедленно взяла ее в оборот, заказав для нее несколько платьев, сшитых по последней моде, деликатно настаивая, что в провинции ей не удастся найти ни одной порядочной швеи. Глафира Дмитриевна с удовольствием бегала с ней по модисткам и шляпницам, водила повсюду с собой на приемы и чаепития. За годы, проведенные в институте, Катя выросла в красивую. стройную синеглазую брюнетку и наличие такой очаровательной "крестницы” доставляло госпоже Добрыниной огромное удовольствие.
Перспектива приезда папеньки втайне беспокоила Катю, но когда он, наконец, приехал за ней, она вздохнула с облегчением. Папенька был очень прилично одет и имел самые изысканные манеры. Он долго извинялся за свое опоздание, объяснив его скучнейшими хозяйственными заботами и не забыл захватить с собой свежих деревенских продуктов. Вместо обязательного букета он преподнес хозяйке дома очаровательно украшенную лентами изящнейшую корзину отборных фруктов вперемежку с живыми цветами. Глафира Дмитриевна была очарована таким "истинно русским” подношением и объявила Антона Андреевича несравненным "душкой”, чем Катя осталась очень горда.
Им потребовалось некоторое время, чтобы сблизиться после столь долгой разлуки, но вскоре Катя уже обожала отца и охотно прощала ему его несколько наигранные замечания о хозяйственных делах, которые сама считала неуместными и слишком приземленными. Впрочем, они задержались в доме Добрыниных ненадолго и вскоре ей пришлось распрощаться с радушными хозяевами и отправиться домой, сначала поездом, а потом по дороге.
Она рассчитывала уговорить папеньку поселиться на некоторое время в городе, где он мог бы ввести ее в местное общество, но с горечью узнала о том, что городской дом, матушкино приданое, которое должно было бы перейти в свою очередь к ней, был давно продан "на их с Володей” нужды. и, следовательно, у нее, Кати, ничего больше не было, кроме своего имени и красоты.
Проезжая дорога, довольно приличная в сухую погоду, была длинной и поездка прошла у нее в печальных размышлениях, так что она не обратила никакого внимания ни на обрамлявший ее лесок, ни на буйство полевых цветов на обочине. Ей снова вспоминались угрозы классной дамы сделаться гувернанткой в богатом провинциальном доме, что привело ее в самое унылое состояние духа.
К вечеру Катя с волнением увидела родной дом за чугунной оградой, который показался ей не таким большим и красивым, как в ее ностальгических воспоминаниях. Он нуждался в некотором обновлении, а старый парк был настолько запущен, что был скорее диким лесом. И все же слезы радости набежали ей на глаза, так как она наконец то поверила совершенно, что с институтской жизнью было покончено навсегда. Ну, а все остальное как нибудь, да обустроится. Она еще всецело рассчитывала на папенькино благоразумие и точно знала, что у него имеется важный козырь в рукаве для ее благополучного замужества. На самом то деле никакого козыря у папеньки не имелось и собственно рассчеты не слишком занимали его. На ее несмелое предложение о поисках места гувернантки отец оскорбился и ответил только, что в институте ей забили голову глупостями.
Катю встретила слезами и причитаниями постаревшая нянька и ее дочь Паня, которую, уезжая, Катя оставила в пеленках, а теперь она уже училась справляться по дому.
В первые же дни ей ей пришлось с помощью Наньки заняться переделкой давно вышедших из моды матушкиных платьев в нечто приемлемое, благо сшиты они были из самой качественной материи. Ей все равно предстояло провести в деревне все ближайшее лето.
В родительском имении Катя пользвалась совершенной свободой. Ей запрягали старую покладистую кобылку Дору и она, обнаружив на конюшне прекрасное дамское седло, принадлежавшее ее матушке, скоро научилась довольно сносно ездить по-дамски верхом. Гости у них бывали редко, да и сами они почти ни к кому не ездили, а потому Катины планы о замужестве так и оставались неосуществленными.
Примерно через год после приезда Катя встретила сына соседнего помещика, приехавшего на побывку из корпуса и безумно влюбилась в него. Он пылко клялся ей в любви и даже строил туманные планы на будущий свой приезд. После его отбытия в часть Катя очень загрустила и считала дни до его возвращения. описывая свои любовные страдания в секретном дневнике. Она обливала счастливыми слезами его редкие послания и посылала в ответ пылкие романтические письма, навеянные прочитанными в институте книгами. Папенька видно считал, что судьба его дочери благополучно устраивается и втайне ждал сватовства, забывая, что одной красоты для благородной девицы недостаточно для того, чтобы быть сосватанной.
Письма вскоре и вовсе перестали приходить, но Катя продолжала с нетерпением ожидать его возвращения, а оттого нежданно нагрянувшая на нее новость о его женитьбе на более обеспеченной партии повергла ее в шок. Она на целую неделю закрылась в девичьей и прорыдала там, отказываясь принимать любую пищу, несмотря на слезы и уговоры няни за дверями.
Отец совершенно растерялся и вызвал из Санкт Петербурга брата Володю, чтобы уберечь ее от беды. Володя примчался домой и просто выбил дверь в девичьей, дабы обнять и утешить любимую сестру. Он грозился вызвать неверного на дуэль и убить его, но теперь уже испугалась Катя и стала уговаривать брата отказаться от столь безумной и скандальной затеи, говоря что их родословная не позволяет ему драться с молодым человеком из такого незначительного рода. Володя с ее доводами легко согласился и на время своего пребывания настолько скрасил ей жизнь, что она оправилась и уже не собиралась больше умирать. Он свозил ее в город, и они погостили две недели у дяди по материнской линии, имеющего положение в свете, который радушно принял племянников у себя. Они побывали в местном театре, гуляли в Александровском саду, и на прощание Катя даже пообещалась дядюшке приехать к нему зимой, когда начнется бальный сезон.
Когда побывка Володи закончилась, Катя снова осталлась одна успокоенная, но какая-то опустошенная, не слезала целыми днями с лошади, или варила с няней варенье в медном тазу, а вечерами играла на стареньком рояле своей матери. Поехать на зиму к дяде она не смогла не имея достаточных средств на туалеты, и рождество встретила вдвоем с папенькой в жарко натопленной гостинной, где поставили чудесную нарядную елку. Отец не противился, когда она отказалась от двух или трех приглашений соседей, и жизнь снова влилась в привычное русло.
Так прошло несколько лет и ничего нового в ее жизни не происходило. Отец старел и Катя уже привыкла к мысли провести остаток своих дней в родительском поместье. Она привыкла к размеренной деревенской жизни и все чаще заменяла отца по хозяйству.
Но как-то ранним утром, прогуливаясь как обычно верхом, она встретилась с незнакомым всадником. Обогнав ее, он вдруг резко осадил коня и обернулся. Катя тоже остановилась, думая что он хочет узнать у нее дорогу. Незнакомец был статен и очень хорош собой и после минуты растерянного молчания он взволнованно вопросил:
- Кто вы, лесная фея? - Катя растерялась и, не ответив, стегнула плетью ветви близлежащих деревьев, обрызгав и себя и незнакомца сверкнувшими на солнце каплями утренней росы. Кобылка ее шарахнулась от испуга и едва не вытряхнула Катю из седла.
После этого происшествия незнакомец все чаще встречался на ее пути и ей это начинало нравиться, она даже скучала, когда он подолгу не показывался. Ей, конечно-же очень хотелось узнать кто он и откуда, но спросить было не у кого.
Все раскрылось внезапно и просто: как-то, вернувшись домой, она застала его в кабинете отца за деловым разговором. Катя вспыхнула и хотела уже выйти, но отец воскликнул: "А вот и моя дочь, позвольте представить”. Незнакомец поднялся и в его окладистой светлой бородке сверкнула вежливая улыбка.
- Василий Иванович Еремин.
Катя приказала принести холодного квасу и фруктов. В душе ее царило жестокое разочарование: Василий Иванович был всего лишь купеческим сыном. С какой то щемящей ностальгией, словно прощаясь, она вскидывала на него время от времени украдчивый взгляд, понимая, она сама себе выдумала очередного принца. Наливая чай, она скромно кивала на замечания о прелестях погоды, о каких то пустяках, изредка поглядывая на уродливое отражение его лица на сияющей поверхности медного самовара а, когда он собрался уходить, сказала просто "прощайте” и удалилась к себе полная горьких размышлений.
Но на этом их знакомство не прекратилось. Василий Иванович все чаще находил неотложные дела к ее отцу, или даже просто заходил поздороваться, "случайно” проезжая мимо. Как ни странно Антон Андреевич принимал его с удовольствием, словно близкого приятеля. Раза два или три они оба уезжали по таинственным делам и по приезду отец напевал себе что то под нос. Однажды, задумчиво глядя на дочь, Антон Андреевич вдруг заметил, смущенно моргая:
- А знаешь ли ты, Катя, что Василий Иванович влюблен в тебя безумно? - на что Катя смутилась и ответила:
- Ах, оставьте, папенька, что мне до него. - Антон Андреевич вздохнул и произнес:
- Какая жалость, такой приличный молодой человек, но - не нашего круга.
В начале весны Еремин отважился напрямую сделать ей предложение, предлагая не спешить с ответом и серьезно все обдумать в течении ближайших двух-трех месяцев его отсутствия. Катя написала спешное письмо брату, спрашивая у него совета, и тот ответил, что он не одобряет такого союза и желает своей сестре другого будущего, но принимая во внимание ее уходящие годы, предоставил им решать вдвоем с папнькой. Словом, ответ брата не принес ни совета, ни облегчения. Катя не испытывала пылких чувств, прсто ей было скучно без Василия Ивановича. Одиноко объезжая по утрам созревающие пшеничные поля и раздумывая о своем затянувшемся одиночестве, она потихоньку смирилась с мыслью о замужестве, хотя и не представляла себе какою будет жизнь ее в купеческом доме.
Владюша на свадьбу приехать не смог, и Катя в шумной толпе незнакомых людей чувствовала себя одинокой и заброшенной. Отец, казалось, спешил избавиться от нее, хотя и утирал слезы, отводя ее под венец. После венчания, сославшись на неважное самочувствие, он приказал отвезти себя домой, в именье.
Через неделю Катя вернулась в отцовский дом чтобы собрать оставшиеся вещи и застала папеньку в гостинной одного, исхудавшего и удрученного. Он долго не мог оторвать дочь от своей груди, бормоча, что без нее жизнь его потеряла всякий интерес и что он сожалеет о том, что не попрепятствовал этому браку. Они пообедали вместе и отец засуетился, настаивая, чтобы она увезла с собой как можно больше вещей: и пианино, и туалетный гарнитур из розового будуара, и старинные напольные часы из черного дерева. Катя остановила его, сказав, что дом ее мужа и так загроможден до невозможности и собрала только мелочи, погрузив их в освобожденной для этой цели сундук. Возвращаясь в город к мужу, она увозила с собой зареванную дочь своей наньки, которой строго было наказано оберегать Катеньку в чужом доме пуще своего глаза.
' ne manquent de rien – ни в чем не нуждаются (фр.)
Очень интересно, хотя с первого взгяда обыденно. Наверное потому еще, что от всяких новомодных триллеров душа устала.. Но такие длинные текстты с монитора мне очень трудно читать. С Вашего позволения завтра продолжу, или ближе к вечеру.
Помочь сайту
Поздравления
