Глава 5 «дерзкое ограбление среди бела дня»
Неизвестный, стоя у порога Храма,
обратил внимание на троих людей, которые со смирением на лицах, без суеты тихо
разговаривали. Он читал их мысли и не переставал удивляться простоте человеческих
душ, которые в этом сумбурном мире, пропитанном хамством и ересью, целиком и без остатка отдавались Богу. Они и вправь, кроме Бога больше ни о чем не думали.
Удовлетворённый тем, что в миру ещё не так всё плохо, он, улыбнувшись, вошел во внутрь. Здесь тоже
царила атмосфера смирения и надежды. Люди, ждущие отца, надеялись на собственное спасение и без остатка лелеяли в душе того чуда, которое, он,
святой отец, сотворит для них. Неизвестный увидел тех самых обездоленных и несчастных
людей, что и в прошлую субботу. Старушки и старики сидели на скамейке, а молодёжь, стоя у стены и возле двери, задумчиво мечтая о спасении души,
терпеливо ожидали своего часа. Наконец дождавшись Святого Отца Павла, Неизвестный
неторопливо подошел к нему. Разговор был недолгим, но судя по серьёзному
выражении лица Неизвестного, важный, а возможно и судьбоносный. Пообщавшись, он
вышел на улицу.
Мимо, опять
куда-то спеша, проходили люди, а узкая улица, будто запоминая своих прохожих,
дышала их эмоциями и сумбурными мыслями. Вдруг среди этой суетной толпы,
словно ниоткуда, появился человек, если хорошо приглядеться черты его облика напоминали голливудского актера Дэвида Керадайна но хорошо замаскированного. По тротуару
ковылял слепой человек. Артистически выстукивая налево и направо длинной металлической
тростью, он уверенно пробивал себе дорогу. Через плечо, на длинном шнурке, у него висела коричневая сумка.
Неизвестный, сделав вид что не заметил этого странного человека, прошёл мимо, глубоко
вдыхая прохладный, чистый воздух. Вдруг ему стало тревожно. Его голова, словно
на автоматических шарнирах, повернулась на девяносто градусов влево и устремила
свой взор на дамочку, которая, будто новогодняя елка, была обвешена золотыми
изделиями. Гордая, склочная, и стервозная дамочка, как стремительная молния,
напрочь пронзила мозг неизвестного. Её неординарные мысли не давали ему покоя,
и он, развернувшись, пошёл за ней, наблюдая, что же будет дальше.
Проходя
мимо Храма, она, замедлив шаг, остановилась. Окинув взором рядом припаркованные
иномарки, она с негодованием заметила:
- О-о-о,
какая пикантная церковь! Буржуи! Видать, каждая иномарка, отдельному служителю
принадлежит. Да и сами, небось, все золотом обвешены, — она не могла усмирить
свой гнев и продолжала сквернословить, — буржуи, бездельники, настроили тут,
собственный бизнес крутят. Никакого Бога не существует.
Неизвестный,
услышав её легкомысленные слова в перемежку с мыслями, уже не мог оставить это просто так и направился вслед за ней своей легкой походкой. Дамочка, не успев пройти за угол
улицы Саксаганского, как пред ней предстал тот самый Цыган с протянутой рукой.
- Женщина добрая, подайте на пропитание бедному человеку.
- А ну иди отсюда, еще один
бездельник явился.
- Простите добрая женщина, я беден,
и мои дети кушать хотят. Я бы рад этими руками заработать на пропитание, но никак на работу не могу устроиться. Все говорят, что я клоун. На какой бы порог
не ступила моя нога, смеются,
обзываются, издеваются надо мной. От без изходности, приходится попрошайничать.
- Ничего я тебе не дам, — грозно
сказала дамочка, — сейчас в наше время все бедны, и я бедна, так же как и ты,
прочь с дороги, Цыган.
- Простите мадам, я не Цыган, я Румын.
- Да какая разница. Иди своей
дорогой.
- Милая простите, какая жалость,
какая жалость, простите меня клоуна. Как я же сразу не заметил, что вы так же
бедны, как и я – говорил жалостно с чувством покаяния протирая слезу с левого
глаза.
Дамочка уже никуда не шла, стояла и смотрела на Цыгана, несчастного человека, плачущего с жалости к бедной даме, но,
не смотря на это, она возмутилась:
- Ты меня жалеешь? Да еще и бедной
назвал?
- Мне и вправду вас жаль, вы же
сами сказали, что бедны, — Румын, выдавливая очередную слезу продолжал:
- О-о-о скромнейшая, вы женщина
великой души, знаю, я знаю, если бы у вас было что дать, вы бы дали милостыню.
Простите что побеспокоил, но вы, все же женщина, так сходили бы в магазин
бижутерии, купили бы себе хоть самые дешевые сережки и повесили на уши, а то совсем, совсем голая, бедная, бедная женщина, – начал рыдать в захлеб
продолжая:
- Голая, совсем голая, бедная
несчастная женщина – продолжал лить слезы.
Женщина возмутилась еще больше:
- Ну ты-ы-ы… — после чего потрогав
себя за уши, упала в бешеную ярость.
Золотых сережек с бриллиантами на месте не оказалось. Дальнейший осмотр своего бесценного тела, предоставил такую
сердечную боль, что она начала оглядываться, ища чего-то похожего на скамейку.
И её можно было понять, ведь она и в правь оказалась совершенно голая от украшений. Она в панике оглядывала свои руки, где ещё недавно красовались
бриллиантовые кольца и толстый, в большой палец, браслет, украшенный жемчугами.
Она изнемогая хваталась за шею, где
должна была находиться витая платиной золотая цепь. Будто ничего и никогда у неё не было. Дамочка, очнувшись от внезапного потрясения, подняла крик. Цыган
кинулся бежать.