Помочь сайту
Поздравления
РОКОВАЯ ОШИБКА ч.3
12 апреля 2015 -
Лев Голубев
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
Вадим был зол на себя, на Верку, на весь белый свет: «Вот чёртова недотрога, месяц водила меня за нос, всё корчила из себя прынцессу, а на поверку… оказалась обыкновенной шлюхой. Интересно, сколько мужиков побывало в её постели?» - «Хотя, не всё ли мне равно, - подумал он. Таких недотрог у меня было уже с десяток и ещё сотня будет. Не оскудел ещё белый свет целками – белыми, чёрными, жёлтыми, на мой век хватит. Борька правильно говорит - «Трахай всё подряд, Бог увидит, лучше пошлёт»».
«Скоро, скоро, Боря, увидимся! - пообещал он отсутствующему другу. Послезавтра, а может даже завтра, выезжаю в Питер - встретимся у себя, в «Alma Mater». Расскажешь, сколько целок ты трахнул...»
«Нет, ну надо же, целый месяц за чей-то огрызок боролся и всё коту под хвост. Столько цветов передарил, конфет, слова красивые говорил, а в результате…» - и он злобно ощерившись, сплюнул.
Они с Борисом были самыми бесшабашными, но и любимыми всеми девчонками, пацанами. От девочек отбою не было не только на своём факультете, но и со всего института. «Любая почтёт за счастье побыть ночку с нами!» - ухмыльнулся он. Даа, повезло нам обоим такими родиться: оба высокие, стройные, с красиво, по «науке», накачанными мышцами и мужественными лицами. Не мужчины, а эталон мужской красоты!
Не зря же бог нас так отметил, попользуемся! - он плотоядно искривил губы. Пусть потом девчонки рыдают и рвут на голове волосы, это их дело. Ладно, вернусь в Питер, наверстаю «упущенное», пообещал он себе.
Он опять выглянул из гаража: «Чёрт, ну и дождище льёт! - Так и надо этой сучке - пусть отмокнет после моего усиленного массажа. На всю жизнь пусть запомнит, как обманывать меня, Вадима – любимца Богов и девочек!» После произнесённого монолога он немного успокоился.
А дождь продолжал хлестать по земле, по воротам гаража, барабанил по металлической крыше. Ослепляя, сверкали молнии, раздавались раскаты грома.
Это надолго, понял Вадим и, накинув куртку на голову, бросился под дождь. Домой он прибежал, промокнув насквозь. Ему даже показалось, что вода доверху наполнила его желудок.
Мать, увидев его в таком виде, всплеснув руками, ахнула: «Сыночек, родной мой, ты бы поберёгся, неровён, час – простудишься! Давай я тебе молочка согрею с медком. Попьёшь и всё, как рукой снимет…» - причитала мать. - «Ты бы, сынок, не ходил к друзьям в такую непогоду», - захлопотала она вокруг ненаглядного своего, такого беззащитного, с добрым, отзывчивым сердцем, сыночка.
А, он, приняв заботу матери, как должное, лишь буркнул в ответ: «Сейчас, схожу в ванную, переоденусь в сухое». – И, уже закрывая за собой дверь ванной, равнодушно буркнул: «Ты погладила мои рубашки и брюки?»
- Погладила, погладила, сыночек? Всё сделала, как ты сказал. Эх, был бы жив папка, порадовался бы он, какого я красавца-сынка вырастила.
- Хватит, мама, надоело! Каждый день одно, и тоже, одно, и тоже, хоть домой не приезжай.
- Что ты, сынок, что ты! - испугалась мать, - я тебя целый год ждала, всё в окошко выглядывала. Всё ждала, когда ты свои институты закончишь и домой вернёшься.
- Да не вернусь я сюда, мама! Мне и в Санкт-Петербурге неплохо живётся, ты только деньги не забывай присылать, - цинично произнёс Вадим.
- Конечно, сыночек, я всегда тебе почти всю пенсию высылаю, не беспокойся.
- Ладно, мать, поговорили… я, в ванную.
Стоя под душем, он уже заранее предвкушал, как они с Борисом оторвутся на дискотеке, какие девочки будут увиваться вокруг них. Он даже застонал от невозможности осуществить своё желание прямо сейчас. К чёрту всё, завтра же уеду из этого застоявшегося, вонючего болота! – пообещал он неизвестно кому раздражённо.
Опять накатила злость – зачем я только приехал сюда? Здесь, даже дискотеки нормальной нет! Фуфло, а не дискотека! – сплюнул он. Эти малолетние аборигенки только задом умеют вилять, а правильно нанести макияж, куда им! То ли дело наши, столичные… есть, на что посмотреть и… облизать. Ээ-х-хх, опять вздохнул он. Чёрт, чёрт, чёрт! Чтоб вас всех! - ругнулся он. Скорее бы уехать!
И, как по мановению ока, перед ним поплыли картины его бесшабашной жизни. Вспомнились набеги всей компанией в ресторан, шикарные девочки на подиуме и в постели, стриптиз по заказу и его последняя пассия - Ритка-Маргаритка…
…Это ж надо, врёт, сволочь, безбожно всем, что она коренная Питерчанка и прародители родились в Санкт-Петербурге… - Ври, да не завирайся, девочка! Он сумел раскрыть её гнилое прошлое… сумел… из Перми она. Обкурилась дура, он и заставил её признаться… - Но, хороша бестия в постели, хороша, ничего не скажешь! И он плотоядно почмокал губами, - персик!
Всё, хватит! Завтра же на поезд и «Митькой меня звали»! - решил он окончательно. А сюда я «Больше ни ногой», зовите не зовите, всё равно не приеду! - Чёрт бы забрал эту Тмутаракань! Сволочи!
Утром, после завтрака, Вадим обнял мать и ласковым голосом заговорил:
- Мамулечка, в обед я уезжаю, ты, пожалуйста, собери мне чемодан и дай денег на дорогу и на прожитьё, мне пора возвращаться в «Alma Mater».
- Сыночек, ты же только позавчера обещал мне ещё десять дней побыть дома, - запричитала бедная старушка-мать и прижала голову сынка своего, к прикрытой стареньким платьем, груди. Я, даже не успела наглядеться на тебя, родной ты мой, - погладила она ласково сына. Ты стал так редко приезжать… и днём дома почти не бываешь…
- Мамуля, «труба зовёт, и кони застоялись, пора уж сбрую надевать!», - срифмовал Вадим.
Эге, надо запомнить, что я сейчас выдал, вроде бы красиво получилось, пригодится для девочек-простушек.
- Сынок, ну, хоть ещё пару деньков, - и одинокая слеза выкатилась из её глаз, затем другая, третья…
- Мамуля, родная, не надо плакать, я же не гулять еду, я еду грызть «Гранит наук»!
- А, зачем его грызть сынок? – смотря сквозь слёзы на сына, проговорила бедная мать, - грызут баранки и сухари, сынок.
- Ээ-х, темнота… - Это образно так говорят, мама. Я, еду учиться.
- Ты прав, сынок, надо учиться. Станешь большим человеком, меня к себе заберёшь, потом жену тебе найдём… из здешних… - У нас в городе столько красивых девушек.
Ага. Щас! - усмехнулся он. Ждите! Так я и разогнался сюда приезжать! Что я, дурак какой?
А, потом, уже вслух, проговорил: «Мамуля, иди, собирай вещи, а то я не успею на поезд».
- Иду, иду, сынок, - и с последней надеждой в голосе, попросила, - может, побудешь ещё дня два, а?
- Не могу, мама.
В полдень он распрощался с плачущей матерью и направился в Северную Столицу грызть «Гранит наук».
* * *
А ближе к вечеру, сидя за столиком в вагоне-ресторане, небезуспешно, морочил голову какой-то эксцентричной фифе, возвращавшейся с морского вояжа к своему престарелому, но, как она выразилась, «ужасно занятому» мужу. Вот это жизнь, восхитился он ловкости хитрой фифы. Мне бы так пристроиться.
На следующий день, обнимая её в тамбуре, он, как-бы в шутку, предложил: «А, почему бы нам, Ларочка, не продолжить наше знакомство и в Питере. Вы мне очч-чень понравились… представляете, с самого-самого первого взгляда. Да, что там греха таить, я в вас, Ларочка, влюблён до беспамятства! Хотите я, прямо сейчас, у вас на глазах, совершу какой-нибудь героический поступок?»
И дурёха поверила его пошлым, затасканным до дыр, словам.
Поджав жеманно губки бантиком и закрыв глаза, она подставила лицо для поцелуев.
- Ах, Вадим, вы такой милый, такой милый. Не надо ничего совершать, я вам и так верю, честное-пречестное.
И, без всякой связи со своими словами, кокетливо наклонив головку, спросила: «А, что бы вы могли совершить ради меня, Вадичка?»
«Дура, с головой, вместо мозгов набитая ватой!» - ругнулся Вадим, но так тихо, что она не расслышала.
- Вы, что-то сказали, Вадимчик?
- Да, Ларочка. Я сказал, как бы нам было хорошо вместе.
- Вы такой милый, я с вами вполне согласна.
- Только без вашего мужа, а то я уже сейчас ревную вас к нему.
- Вадим!- приняла она позу оскорблённой невинности, - не надо ревновать, я этого не люблю! И мгновенно, лукаво сузив глазки, продолжила, - мой «любимый» муж всё время у себя в Министерстве, а я, день-деньской дома, одна… представляете, как я скучаю? Милый, вы можете приходить к нам в любое время. Её кукольное личико зарделось, а в глазах появилось выражение целомудренности.
Глава вторая
Несмотря на безалаберный образ жизни, распущенность и цинизм, Вадим обладал острым умом и цепкой, почти феноменальной памятью. Он быстро усваивал учебный материал, хорошо учился, поэтому числился одним из лучших, перспективных студентов на факультете. Преподаватели благоволили ему, а женщины-преподавательницы частенько поглядывали в его сторону. Вадиму пророчили большое будущее и он, воспринимал это, как должное.
Как-то, сидя со своим закадычным другом, Борисом, в одном из ресторанов, он, цинично ухмыляясь, посвящал его в свои будущие планы:
- Я, Боря, решил окрутить дочку проректора по науке, она давно на меня глаз положила.
- На свой ли ты сук замахнулся топором, друг мой? Её папаша уже подобрал ей жениха, забыл?
- Не забыл. Но, «Гадом буду, я её всё равно добуду!» – скаламбурил он.
- Это… как же? - ухмыльнулся друг.
- А, я её трахну, как обыкновенную бабу и ейный папашка вынужден будет выдать её замуж за меня, Побоится афишировать её неполноценность.
- Ты, совсем рехнулся, или как? Он же тебя, для начала, выкинет из института, а потом, отправит так далеко в Сибирь… Страшно представить… там же холодно и снега много…
- Его любимая доченька не позволит этого сделать, - перебил он реплику друга. Зато, потом, представляешь, какие перспективы передо мной откроются, - мечтательно закатив глаза, произнёс Вадим.
- Ага, перспектива с решёткой на окне, - цинично подсказал Борис.
- Да не гунди ты, я всё уже обдумал. Получится, как «В лучших домах Лондона». - Ааа, где наши подружки, не сбежали ли под шумок? – спохватился Вадим, - у меня не хватит денег заплатить за стол.
- Не боись, я присматриваю за ними, пока ты наполеоновские планы строишь. Они пошли носики попудрить. – Вадим, как же ты бросишь свою теперешнюю пассию? Кто тебе деньги будет давать? - продолжил допытываться Борис.
- Даа, надоела она мне. Вечно выспрашивает, где я пропадаю целыми днями и куда деньги деваю… Я, в конце-концов, свободный человек, а не её раб. Я хочу жить так, как я хочу!
- Смотри, Вадим, не пролети, что-то боюсь я за тебя… Оо-х, боюсь… - Такой риск – можно и без головы остаться.
- «Живы будем, не помрём!», - хорохорясь, ответил Вадим, но слова друга смутили его и заставили задуматься.
Поздно ночью, вернувшись из ресторана, он застал свою нынешнюю «любовь» спящей. По-видимому, она не дождалась его. Ну-у, утром она устроит мне «концерт по заявкам!» с неудовольствием подумал он. Закурив «Кэмэл» он тихо, шагая на «кошачьих лапках», ушёл спать в свою комнату на диван. Проворочавшись часа полтора, он так и не смог успокоиться. Какое-то возбуждение в теле не давало покоя. Решив, что в таком «неудовлетворённом» состоянии он не сможет уснуть, Вадим на цыпочках вернулся в комнату спящей женщины, залез к ней под одеяло и грубо прижался к бархатистому телу…
Через некоторое время ему стало легче и он, сказав: «Пока!» вернулся к себе.
Лёжа на диване в квартире своей нынешней пассии – преподавательницы права, он, слушая затихающий шум огромного города, прикидывал все за и против своего рискованного плана. Он ещё раз, скрупулёзно, перепроверил порядок своих действий. Конечно, риск есть, признался он самому себе, но… кто не рискует, тот не побеждает и не пьёт победного шампанского! С этой здравой мыслью он уснул.
* * *
На последнем курсе, после сдачи зимней сессии, Вадим и дочь проректора, Ольга, сыграли роскошную свадьбу. Проректор, в качестве подарка молодожёнам, преподнёс ключи от однокомнатной квартиры и пообещал, как только Вадим защитит диплом, он поможет ему устроиться в аспирантуру. О таком подарке молодой зять даже не мечтал.
А, ещё через шесть лет, Вадиму было присвоено учёное звание – кандидат технических наук и они с Ольгой перебрались жить и работать в Мюнхен.
Вадим даже в мыслях не держал, что когда-то, кого-то, сможет полюбить. Но случилось непредвиденное! Он, в начале, привязался, а затем и полюбил свою жену, Ольгу. Были позабыты-позаброшены посещения девочек лёгкого поведения, походы в ресторан. Он, незаметно, втянулся в работу, стал отличным специалистом. Его ценили не только за профессиональные качества, но и за душевные. Это было так ново для Вадима, что он сам себе изумлялся, и частенько, рассматривая себя в зеркале, с иронией спрашивал: «А, ты ли это. Вадим?»
Их дом всегда был полон гостей из разных государств. Уж такова была специфика его и Ольги, работы, что без встреч, разговоров, обсуждений не обходилось ни одного дня, а заканчивались они, как правило, совместным ужином и опять же, обсуждениями, спорами, длящимися до глубокой ночи.
* * *
Вадиму нравилась такая бурная жизнь, он чувствовал себя в ней, как рыба в воде. И всё бы продолжалось и дальше так, если бы однажды… Однажды, он не смог устоять против просьбы жены поехать в гости к одной из её подруг. Возвращаясь поздно ночью домой, он, сидя рядом с женой, задремал. Ольга вела машину, профессионально, у неё был опыт вождения ещё со студенческих времён, и он полностью доверял ей. Поэтому, расслабившись, он закрыл глаза и стал состав- лять план работы на завтра, а затем, незаметно, под ровный шелест мощного двигателя, задремал.
Разбудил его какой-то скрежет. Вадим открыл глаза и, не успев ещё ничего сообразить, мгновенно получил мощнейший удар в голову и грудь. Затем, боль всего тела, провал, темнота…
Он пришёл в себя так же неожиданно, как и провалился в беспамятство. Резко открыв глаза, Вадим мгновенно получил световой удар от висящей над ним, ярко светящей лампы и зажмурился. Пришлось повторить попытку. Медленно поднимая веки, Вадим, постепенно настраивал глаза на яркий свет.
За световым пятном виднелось что-то белое. Стена или потолок, спросил он неизвестно кого, но ответа не услышал. В их с Ольгой спальне и потолок и стены были другого цвета.
- Где я? – опять спросил он, но ответа опять не последовало и что странно, он не услышал собственный голос.
Тогда, он повернул голову к двери в спальню, но голова не повернулась, лишь резкая боль пронзила его шею, и он вновь провалился в темноту.
Перед ним, как в калейдоскопе, долгое время мелькали какие-то мужские и женские лица, их губы шевелились, но, что они говорили, Вадим не слышал и не понимал. Их речь была похожа на совершенно непонятную тарабарщину. В одно из просветлений сознания, перед ним появилось, как-будто, знакомое лицо. Он долго вспоминал, где он мог его видеть, кому оно принадлежит, напрягал память, но от напряжения, в голове его возникала пульсирующая боль, и он устало закрывал глаза.
Сколько времени так продолжалось, Вадим не знал. Но, однажды, открыв глаза, он, увидел перед собой тоже, чем-то знакомое ему, старенькое лицо, и вспомнил – это же моя мама. – «Мама, почему ты плачешь?» - спросил он. Ему казалось, что он громко спросил, но услышал лишь свой шёпот. На лицо матери тенью легла улыбка.
С этого дня Вадим пошёл на поправку. К нему вернулся голос, затем, он начал понемногу двигаться. На его вопрос, как он оказался в больнице и сколько времени в ней провёл, его лечащий врач, пожал плечами: да совсем немного - шесть месяцев и одиннадцать дней. А, попали вы к нам милейший, после автомобильной аварии…
А вот на вопрос, где его жена, Ольга, и почему она не приходит его проведать, врач ответил, что она лежит в другом корпусе и пока ни вы, ни она в гости друг к другу ходить не сможете. Мать же, вообще, при его вопросе отвернулась, а после ответа врача, она, повернувшись, грустно посмотрела на Вадима. Её глаза были полны слёз. Вадим заподозрил что-то неладное и, когда врач ушёл, он заставил мать рассказать об Ольге.
Ольга погибла во время аварии, когда ваша машина столкнулась с грузовиком, стала рассказывать подробности мать. Ольга была… немного пьяна и… уснула за рулём. Ты, чудом остался жив, тебя долго пытались спасти. Я уж думала, что ты не выживешь. Приезжали Олины родители, забрали гроб с её останками и похоронили в Ленинграде, то есть в Петербурге, хотели и тебя забрать с собой, но врачи не разрешили. После рассказа матери об аварии и гибели его любимой Оленьки, Вадим замкнулся. Он потерял смысл жизни.
* * *
Из больницы выписали Вадима через месяц после его разговора с матерью. Но это уже был совершенно другой человек. Куда подевались его жизнерадостнось и приветливость, остроумие, умение не лезть в карман за ответом. По комнатам большого дома, прихрамывая, опираясь на инкрустированную трость, бродил угрюмый, с поседевшими висками мужчина.
Вадим равнодушно исполнял свои обязанности в институте, равнодушно выслушивал критику в свой адрес, и так же равнодушно-молчаливо покидал зал заседаний. Ему предложили поменять место работы. Он, не сказав ни слова, подал заявление на освобождение его от должности. Через полмесяца его можно было встретить в коридорах торгпредства России в Брюсселе.
Вадим навсегда отказался от поездок в автомобиле. Теперь он, слегка прихрамывая и опираясь на трость, два раза в день, утром на работу и вечером домой, ходил по центральной улице Брюсселя. На своём пути он отдыхал, присаживаясь на скамью у фонтана.
Прошло несколько лет. Жители города привыкли к молчаливому господину из России и при встрече всегда приподнимали шляпу в знак приветствия. Он отвечал, прикасаясь пальцами к полям шляпы. Иногда его спрашивали о делах или здоровье. В ответ он молчаливо пожимал плечами и односложно говорил: «Спасибо, у меня всё хорошо» - и продолжал свой путь одинокого человека.
Женщины торгпредства первое время пытались с ним флиртовать, но встретив холодное равнодушие, отступились. Однажды он услышал, как молодая, со смазливым личиком и немного ветреная секретарша торгпредства, сказала своей подруге: «Бирюк какой-то, от одного его вида мухи дохнут», а так, посмотришь - красавец мужчина.
Глава третья
В один из погожих летних вечеров, Вадим возвращался домой и по укоренившейся, многолетней привычке, направился к своей скамье отдохнуть у фонтана, покормить голубей, послушать журчание воды и детские голоса. Он любил детей, но у них с Ольгой всё никак не получалось завести своих, и они уже подумывали взять на воспитание ребёнка из приюта, но Ольга погибла.
Сегодня скамья была занята какой-то девушкой. Он не считал скамью своей личной собственностью, но за много лет как-то так получилось, что местные жители, зная его привычку и время, когда он приходит отдохнуть, молчаливо уступили её Вадиму и не посягали на его одиночество. А сейчас скамья была занята.
- Девушка, я не очень стесню вас, если присяду? – вежливо поинтересовался он и, по местному обычаю, приподнял шляпу для приветствия.
- Что вы… конечно…то есть, простите, я… хотела сказать… - она совсем смутилась и покраснела. Пожалуйста, присаживайтесь.
Вадим искоса посмотрел на неожиданную соседку и отметил про себя её красоту.
- Знаете, я здесь совсем недавно и… я… не знала, что это ваша скамья.
- Не стоит беспокоиться, я немного отдохну и покину Вас. Скамья будет в полном вашем распоряжении.
Вадим давно уже так много не говорил и немного удивился своей разговорчивости. Посидев минут десять-пятнадцать он, отдохнув, восстановил дыхание и поднялся. Попрощавшись с девушкой кивком головы, направился домой.
Он ещё несколько раз заставал её сидящей на скамье и смотрящей на фонтан. Вадим, не произнося ни слова, кивал ей в знак приветствия головой, а она вежливо отвечала ему. В один из вечеров, когда они вот также встретились, она, повернувшись к нему, произнесла мягким, завораживающего тембра, голосом:
- Меня зовут Мария, но вы можете называть меня – Маша. А, то, понимаете, как-то неудобно получается, уже столько раз встречаемся, а друг друга не знаем, как звать. Я, из России, приехала на стажировку, а Вы, здешний житель?
Этикет не позволял Вадиму не ответить девушке.
- Вы не правы, я тоже из России, но живу здесь достаточно давно, вернее, работаю… и живу, конечно, - поправил он себя.
- Оо-о, как интересно! А, как вас зовут? - простите, - смутилась она и, как при первой встрече, опять покраснела, - я не хотела быть назойливой.
- Чего вы засмущались? Хотя… смущение вам очень идёт, - как-то неуклюже решил помочь девушке выйти из неловкого положения, Вадим.
Он, по тому, как у неё ещё сильнее зарделись щёки, быстро понял, что его слова были бестактны и, чтобы не прослыть окончательно невоспитанным хамом, произнёс:
- Простите, я не хотел Вас обидеть, я…
После его слов, она стала, совсем пунцовой. Быстро встав со скамьи, Мария-Маша, прижав ладони к лицу, заспешила в сторону расположенного неподалёку отеля, в котором, как понял Вадим, она проживала.
«О, Господи, что же я натворил?! - упрекнул себя Вадим, - она же теперь меня десятой дорогой обходить будет! - Старый идиот!
Несколько дней подряд она не приходила, и Вадим стал даже скучать. Ему понравилась девушка своей непосредственностью и какой-то незащищённостью, что ли. В душе Вадима происходил малозаметный поворот. Он почувствовал это. Поворот к чему, куда? – спрашивал он себя, и пока неясное ещё ему волнение тревожило его душу.
Малюсенький, зелёный росточек стал пробиваться сквозь корку застывшей в холодном мраке души, а вокруг росточка, ещё слабенького, образовывалось пятнышко тепла. На четвёртый день ожидания и надежды, он вновь увидел Машу сидящей на скамье. В душе его что-то всколыхнулось, заставило быстрее забиться сердце.
- Здравствуйте, Маша! – от волнения его голос пресёкся, - яа-а… очень надеялся, что вы придёте ии-и… я вас ждал.
- Здравствуйте, Вадим Дмитриевич! Простите, я не могла прийти, я сопровождала шефа. Мы были…
- Не нужно объяснений, Маша. Я, всё понимаю… Работа, есть работа. Все мы рабы своих обязанностей.
- Яаа… хотела только сказать… извиниться…, - и она мило покраснела.
* * *
С этого дня они окончательно подружились. Их встречи происходили всё чаще. Они много гуляли по городу, несколько раз пообедали вместе, а однажды, он пригласил её в ресторан. Дружба их с каждым днём становилась крепче.
Теперь Вадим часа не мог прожить без Маши, и ему казалось, что рабочий день очень длинен, что минутная стрелка еле движется, и он всеми фибрами своей души пытался ускорить её ход. При встречах с Марией, Вадим, по её теплеющему взгляду, видел, что и он ей не безразличен. Это радовало его, и грудь наполнялась нежностью к девушке, посланной ему самими небесами. Из жизни Вадима ушёл холод вечной мерзлоты, его душа оттаяла, и в ней, после неимоверно долгого перерыва, запел соловей любви.
Прошло три месяца и, при очередной встрече, она ему сказала, что время её стажировки подошло к концу и ей пора возвращаться в Россию. Сердце его ухнуло куда-то вниз, а дыхание приостановилось. Вадим совершенно забыл, что Машенька в Брюсселе на стажировке и когда-нибудь им придётся расстаться. И, непроизвольно, со стоном, у него вырвалось: «А, как же я? Маша, я же люблю тебя!»
- Я, я, о Господи! Вадим, я тоже люблю тебя! – она прижалась к нему. Но… как же быть, я должна уехать! Меня ждёт работа в Москве, - глаза её увлажнились от подступивших слёз.
- Машенька, милая, родная, я что-нибудь придумаю. Ты подожди, не торопись, не улетай, - зачастил он, - я же не смогу без тебя.
На следующий день, прямо с утра, Вадим развил бурную деятельность. Он помнил, хоть и не совсем точно, поговорку - «Спасение утопающего, дело рук самого утопающего» и, применив её к своему случаю, поднял на ноги все свои немалые связи и друзей. Было трудно. Машенькина компания хоть и поддерживала контакт с Российским торгпредством, но не настолько, чтобы зависеть от неё. Но Вадим был настойчив, он боролся за собственное счастье и очень надеялся – за счастье Маши!
К концу рабочего дня он так вымотался, что пришлось некоторое время посидеть, откинувшись на спинку кресла, без движения. Вадим был доволен и счастлив, его труды увенчались успехом – Маша останется в Брюсселе.
Вечером, при встрече, Маша, сияя улыбкой, бросилась в его объятия и, заглядывая в глаза, зачастила:
- Вадим, кричи - Ура! Меня оставили в Брюсселе, я буду работать в головной компании. Представляешь, я уже собиралась уходить, а тут, вызов к самому вице- президенту. Он поздравил меня с окончанием стажировки, сказал, что я себя хорошо, даже отлично, показала, как специалист, и они решили оставить меня здесь. Вадим, дорогой, он предложил мне место своего помощника. Ура-а-а! И вдруг, чего-то испугавшись, скорее всего его молчания, она, побледнев, дрожащим голосом спросила: «Вадим, ты что, недоволен?»
- Радость моя, я не нашёл ни единой щелочки в твоей сумбурной речи, чтобы вставить хоть слово. - Конечно, я очень рад за тебя! Я рад за нас обоих.
Вадим видел, Мария искренне радуется своему назначению, а ещё больше обрадовался он, когда она, не стесняясь прохожих, повисла у него на шее и стала целовать в губы.
Вадим не стал посвящать Марию, с каким неимоверным трудом стоило ему суметь оставить её в Брюсселе, тем более, помощником вице-президента головной компании.
Через полмесяца они заключили брак и уехали в свадебное путешествие по Средиземноморью.
Вадим очень беспокоился, что у них с Машей, как и с Ольгой, не будет детей. И винил он в этом, прежде всего себя - винил за прежний беспорядочный образ жизни. Но, когда они вернулись из круиза и его жена, ласково, как кошечка, прижавшись к нему, прошептала: «Родной… я, кажется, немножечко беременна» - радости его не было предела. Он выскочил на улицу, накупил кучу цветов и преподнёс их Марии…
* * *
В соответствующее природе время, родился прелестный мальчик. Он, был похож… он, был похож - Вадим долго всматривался в ещё не оформившиеся черты ребёнка и, не сдержав волнения, спросил у жены:
- Ма-ша-а, на кого похож наш Вадим Вадимович? По-моему, копия я, правда, ведь?
- Конечно, дорогой, - раздался голос жены из другой комнаты, - он, теперь у нас – Вадим младший! Звучит?!
- Ещё, как звучит!
- Ты, доволен… моим подарком?
- Машенька, да я… да я готов за такой подарок тебя всю жизнь на руках носить!!!
- Ой, ой, так уж и всю жизнь?
В голосе жены Вадиму послышались игривые нотки…
Глава четвёртая
Втайне от Марии, Вадим решил организовать празднование её дня рождения в шикарном ресторане и пригласить всех своих и её друзей. Вадима младшего, которому исполнился один год, он планировал оставить с нянькой, предварительная договорённость с ней была. Подготовка к празднованию шла успешно - приглашения разосланы, ресторан закуплен, меню составлено. Оставались лишь кое-какие незначительные мелочи, но он особенно не переживал - до дня рождения Маши оставалось ещё два дня, и он рассчитывал, что за это время успеет сделать последние приготовления. Он радовался как ребёнок, что сможет хоть как-то, чем-то, отблагодарить жену за любовь.
Однако, планам его не суждено было воплотиться в жизнь. Поздно вечером им доставили срочную телеграмму из города, где проживала мать Марии и, Вадим, от возникшего нехорошего предчувствия, вдруг заволновался. Телеграмма была на Машино имя - он не посмел её вскрыть и прочитать.
- Машенька! – позвал он жену, - иди сюда, тебе телеграмма от твоей мамы. Она, наверное, заранее решила поздравить тебя с днём рождения.
- Принеси сюда, я Вадима младшего спать никак не могу уложить, - услышал он голос жены из детской комнаты.
- Несу.
- Покачай Вадима, а я пока телеграмму прочитаю.
Покачивая кроватку с сыном, Вадим с нетерпением ждал, когда Маша прочтёт телеграмму и расскажет, что там написано. А она, прочитала один раз, затем, он это видел, второй и бледность легла на её лицо, а вскоре из глаз выкатилась первая слезинка.
- Маша, что случилось?! - заволновался он. Говори, не томи!
- Мама умирает и просит срочно прилететь. - Вадим, закажи мне билет до Тулы.
- Хорошо, сейчас позвоню в агенство, - он задержался на секунду, - Маша, я полечу с тобой.
- А, кто останется с сыном? Вадим, ему ещё рано пользоваться самолётом.
- Он побудет с нянькой, она его обожает, и он не будет возражать, мне так кажется.
- Вадим, ты уверен? Может, будет лучше, если я слетаю одна, всё-таки няня не мать родная… вдруг что-нибудь случится с Вадимом младшим? А ты, всё-таки, отец…
- Маш, я на пару дней. Если у Людмилы Афанасьевны состояние здоровья станет получше, я сразу же вернусь назад. Ну, не могу я отпустить тебя одну в таком состоянии, тебе станет плохо, а рядом меня нет…
- Вадим, может… я… всё же…
- Нет и, нет! И, даже не вздумай спорить, я заказываю на утренний рейс до Москвы два билета. Да, Маш, телеграмма заверена врачом?
- Да.
- Значит, затруднений с заказом билетов не будет.
* * *
Они прилетели в Тулу ночью и на такси поехали дальше. В живых, они Людмилу Афанасьевну уже не застали. Она скончалась около трёх часов назад, так и не дождавшись, дочь. Вадим расстроился не только потому, что умерла мать Марии, но и от чувства собственного бессилия хоть как-то облегчить горе Машеньки. Старшая сестра, Вера, ещё не приехала и он, сочувствуя жене, подумал, что правильно поступил, настояв на поездке. Всё-таки вдвоём горе легче перенести, особенно, когда рядом есть кто-то близкий.
Он вспомнил смерть, и похороны своей матери. Она скончалась вскоре после его выписки из больницы. Подряд две смерти близких ему людей, добавили серебра на его висках. Он тогда был один, не считая соседей пришедших на похороны, и некому было согреть его душу, утешить его. Наверное, поэтому он и не отпустил Марию одну. Он, казалось, предчувствовал, что должен быть рядом с женой, что не должен покидать её ни на мгновение.
После поминок, когда Вадим проводил последнего из присутствующих и собрался заняться уборкой стола, из спальной комнаты послышался крик отчаяния, похожий на «Не-ет!» и громкое рыдание любимой Машеньки. Затем, она опять закричала - «Нет, нет, нет!» и не успело прозвучать последнее «Нет!», как послышался звук падения тела. Вадим решил - у Марии сдали нервы, и она потеряла сознание.
Он бросился в комнату на помощь жене. Она лежала на полу без движения, бледная, до синевы. Вадим страшно перепугался. Наклонившись, чтобы поднять жену и положить её на тахту, он увидел у неё в руке общую тетрадь в синей, коленкоровой обложке. Отбросив тетрадь в сторону, Вадим сбегал за водой, побрызгал Маше на лицо и подул на её бледный лоб.
- Любимая, очнись, я здесь… я рядом с тобой! - прижимая и целуя жену, с глубокой тревогой шептал Вадим. - Пожалуйста, приди в себя! Я не дам тебя в обиду… я с тобой!
Его усилия оказались не напрасными. Маша, вначале вздохнула, затем, её глаза медленно открылись.
- Машенька, тебе плохо?! Чем я могу тебе помочь, ты только скажи, я всё сделаю? – продолжал шептать он, посеревшими от страха за жену, губами.
В ответ на него смотрели не глаза его любимой Машеньки - на него смотрела сама смерть! В заплаканных глазах жены не было прежнего задора и огня - в них плескались боль, отчаяние, неверие и только где-то, на самом донышке глаз, он увидел прежнюю любовь.
- Машенька, родная, что случилось?!
Он почувствовал, как она поёжилась, словно ей было нестерпимо холодно а, затем, повела глазами по комнате.
- Ты ищешь тетрадь? – почему-то сразу догадался Вадим.
Маша, не произнеся ни слова, кивнула головой, и лишь потом, прошептала: «Вадим, помоги мне сесть. Возьми тетрадь – это мамин дневник. Прочитай, что написано в нём и, если сможешь, опровергни».
Ничего не понимая, он повиновался её просьбе. По мере того, как до него доходил смысл записей в дневнике, он всё больше понимал и ужасался – Машенька и он… Ооо, Господи!!! Он и Машенька… они… они… - Та, грозовая ночь… значит… значит, он изнасиловал не Веру, а её мать, Людмилу Афанасьевну, Машенькину маму, и… и, Машенька его дочь. За какой-то, невыразимо короткий миг, волосы на его голове стали совершенно белыми.
- Значит, всё правда…, - с болью и отчаянием прошептала Машенька, - значит, всё правда, - повторила она. - Мне… мне… остаётся только умереть.
- Машенька!!! - закричал он, - а, как же наш сын?! Он-то, ка-аак?!
- Вадим, родной, я оставлю записку Вере, она воспитает его, и, надеюсь, не раскроет тайну его рождения… никогда и никому! На минуту задумавшись, она ласковым голосом добавила: «Я люблю тебя, Вадим… очень люблю, и всегда буду любить, но жить с таким грузом на душе я не смогу, и не хочу. Сама я умереть не могу… отравиться? Брр! Убей меня, Вадим!
- Машенька, жена моя, любовь моя! – зарыдал Вадим, - это было в прошлом, далёком-далёком прошлом, это ошибки молодости! Это - случайность, это роковая ошибка, Машенька! Родная моя, прости! Если бы я раньше знал, что так может случиться! Господи, если бы я знал! Давай уедем далеко-далеко, где нас никто не знает…
- Вадим, даже, если мы уедем за тридевять земель, в тридесятое царство, мы всё равно будем знать и помнить о совершённом грехе… - Убей меня, Вадим!!! - закричала она мужу. Я слабый человек, я женщина, я не смогу сама себя убить, но и жить с таким грузом я не смогу!!!! Я умоляю тебя! – она упала перед мужем на колени. - Умоляю!!! - дорогой, любимый - убей меня!
Рыдания сотрясали её тело.
Вадим, с помутневшим от горя взглядом, с сердцем, бьющимся с такой силой, что, казалось, оно сломает рёбра, достал винчестер, зарядил и, направив стволы в грудь жены, нажал на курок! Ему показалось, что это грянул гром над всей его жизнью!
Из Машенькиной груди, фонтаном запульсировала кровь. Он расслышал, как она, умирая, прошептала: «Спасибо, муж мой! Па-па-а, мне бо-ль-но…!»
Вадим, ничего не соображая от горя, лёг рядом с женой на пол, обнял её и, прижав дуло ружья к подбородку, нажал на курок!
Пока грешная душа его прощалась с телом, он успел прошептать: «Машенька, доченька… жена любимая… подожди, я иду за тобой…!»
Конец романа.
Глава первая
Вадим был зол на себя, на Верку, на весь белый свет: «Вот чёртова недотрога, месяц водила меня за нос, всё корчила из себя прынцессу, а на поверку… оказалась обыкновенной шлюхой. Интересно, сколько мужиков побывало в её постели?» - «Хотя, не всё ли мне равно, - подумал он. Таких недотрог у меня было уже с десяток и ещё сотня будет. Не оскудел ещё белый свет целками – белыми, чёрными, жёлтыми, на мой век хватит. Борька правильно говорит - «Трахай всё подряд, Бог увидит, лучше пошлёт»».
«Скоро, скоро, Боря, увидимся! - пообещал он отсутствующему другу. Послезавтра, а может даже завтра, выезжаю в Питер - встретимся у себя, в «Alma Mater». Расскажешь, сколько целок ты трахнул...»
«Нет, ну надо же, целый месяц за чей-то огрызок боролся и всё коту под хвост. Столько цветов передарил, конфет, слова красивые говорил, а в результате…» - и он злобно ощерившись, сплюнул.
Они с Борисом были самыми бесшабашными, но и любимыми всеми девчонками, пацанами. От девочек отбою не было не только на своём факультете, но и со всего института. «Любая почтёт за счастье побыть ночку с нами!» - ухмыльнулся он. Даа, повезло нам обоим такими родиться: оба высокие, стройные, с красиво, по «науке», накачанными мышцами и мужественными лицами. Не мужчины, а эталон мужской красоты!
Не зря же бог нас так отметил, попользуемся! - он плотоядно искривил губы. Пусть потом девчонки рыдают и рвут на голове волосы, это их дело. Ладно, вернусь в Питер, наверстаю «упущенное», пообещал он себе.
Он опять выглянул из гаража: «Чёрт, ну и дождище льёт! - Так и надо этой сучке - пусть отмокнет после моего усиленного массажа. На всю жизнь пусть запомнит, как обманывать меня, Вадима – любимца Богов и девочек!» После произнесённого монолога он немного успокоился.
А дождь продолжал хлестать по земле, по воротам гаража, барабанил по металлической крыше. Ослепляя, сверкали молнии, раздавались раскаты грома.
Это надолго, понял Вадим и, накинув куртку на голову, бросился под дождь. Домой он прибежал, промокнув насквозь. Ему даже показалось, что вода доверху наполнила его желудок.
Мать, увидев его в таком виде, всплеснув руками, ахнула: «Сыночек, родной мой, ты бы поберёгся, неровён, час – простудишься! Давай я тебе молочка согрею с медком. Попьёшь и всё, как рукой снимет…» - причитала мать. - «Ты бы, сынок, не ходил к друзьям в такую непогоду», - захлопотала она вокруг ненаглядного своего, такого беззащитного, с добрым, отзывчивым сердцем, сыночка.
А, он, приняв заботу матери, как должное, лишь буркнул в ответ: «Сейчас, схожу в ванную, переоденусь в сухое». – И, уже закрывая за собой дверь ванной, равнодушно буркнул: «Ты погладила мои рубашки и брюки?»
- Погладила, погладила, сыночек? Всё сделала, как ты сказал. Эх, был бы жив папка, порадовался бы он, какого я красавца-сынка вырастила.
- Хватит, мама, надоело! Каждый день одно, и тоже, одно, и тоже, хоть домой не приезжай.
- Что ты, сынок, что ты! - испугалась мать, - я тебя целый год ждала, всё в окошко выглядывала. Всё ждала, когда ты свои институты закончишь и домой вернёшься.
- Да не вернусь я сюда, мама! Мне и в Санкт-Петербурге неплохо живётся, ты только деньги не забывай присылать, - цинично произнёс Вадим.
- Конечно, сыночек, я всегда тебе почти всю пенсию высылаю, не беспокойся.
- Ладно, мать, поговорили… я, в ванную.
Стоя под душем, он уже заранее предвкушал, как они с Борисом оторвутся на дискотеке, какие девочки будут увиваться вокруг них. Он даже застонал от невозможности осуществить своё желание прямо сейчас. К чёрту всё, завтра же уеду из этого застоявшегося, вонючего болота! – пообещал он неизвестно кому раздражённо.
Опять накатила злость – зачем я только приехал сюда? Здесь, даже дискотеки нормальной нет! Фуфло, а не дискотека! – сплюнул он. Эти малолетние аборигенки только задом умеют вилять, а правильно нанести макияж, куда им! То ли дело наши, столичные… есть, на что посмотреть и… облизать. Ээ-х-хх, опять вздохнул он. Чёрт, чёрт, чёрт! Чтоб вас всех! - ругнулся он. Скорее бы уехать!
И, как по мановению ока, перед ним поплыли картины его бесшабашной жизни. Вспомнились набеги всей компанией в ресторан, шикарные девочки на подиуме и в постели, стриптиз по заказу и его последняя пассия - Ритка-Маргаритка…
…Это ж надо, врёт, сволочь, безбожно всем, что она коренная Питерчанка и прародители родились в Санкт-Петербурге… - Ври, да не завирайся, девочка! Он сумел раскрыть её гнилое прошлое… сумел… из Перми она. Обкурилась дура, он и заставил её признаться… - Но, хороша бестия в постели, хороша, ничего не скажешь! И он плотоядно почмокал губами, - персик!
Всё, хватит! Завтра же на поезд и «Митькой меня звали»! - решил он окончательно. А сюда я «Больше ни ногой», зовите не зовите, всё равно не приеду! - Чёрт бы забрал эту Тмутаракань! Сволочи!
Утром, после завтрака, Вадим обнял мать и ласковым голосом заговорил:
- Мамулечка, в обед я уезжаю, ты, пожалуйста, собери мне чемодан и дай денег на дорогу и на прожитьё, мне пора возвращаться в «Alma Mater».
- Сыночек, ты же только позавчера обещал мне ещё десять дней побыть дома, - запричитала бедная старушка-мать и прижала голову сынка своего, к прикрытой стареньким платьем, груди. Я, даже не успела наглядеться на тебя, родной ты мой, - погладила она ласково сына. Ты стал так редко приезжать… и днём дома почти не бываешь…
- Мамуля, «труба зовёт, и кони застоялись, пора уж сбрую надевать!», - срифмовал Вадим.
Эге, надо запомнить, что я сейчас выдал, вроде бы красиво получилось, пригодится для девочек-простушек.
- Сынок, ну, хоть ещё пару деньков, - и одинокая слеза выкатилась из её глаз, затем другая, третья…
- Мамуля, родная, не надо плакать, я же не гулять еду, я еду грызть «Гранит наук»!
- А, зачем его грызть сынок? – смотря сквозь слёзы на сына, проговорила бедная мать, - грызут баранки и сухари, сынок.
- Ээ-х, темнота… - Это образно так говорят, мама. Я, еду учиться.
- Ты прав, сынок, надо учиться. Станешь большим человеком, меня к себе заберёшь, потом жену тебе найдём… из здешних… - У нас в городе столько красивых девушек.
Ага. Щас! - усмехнулся он. Ждите! Так я и разогнался сюда приезжать! Что я, дурак какой?
А, потом, уже вслух, проговорил: «Мамуля, иди, собирай вещи, а то я не успею на поезд».
- Иду, иду, сынок, - и с последней надеждой в голосе, попросила, - может, побудешь ещё дня два, а?
- Не могу, мама.
В полдень он распрощался с плачущей матерью и направился в Северную Столицу грызть «Гранит наук».
* * *
А ближе к вечеру, сидя за столиком в вагоне-ресторане, небезуспешно, морочил голову какой-то эксцентричной фифе, возвращавшейся с морского вояжа к своему престарелому, но, как она выразилась, «ужасно занятому» мужу. Вот это жизнь, восхитился он ловкости хитрой фифы. Мне бы так пристроиться.
На следующий день, обнимая её в тамбуре, он, как-бы в шутку, предложил: «А, почему бы нам, Ларочка, не продолжить наше знакомство и в Питере. Вы мне очч-чень понравились… представляете, с самого-самого первого взгляда. Да, что там греха таить, я в вас, Ларочка, влюблён до беспамятства! Хотите я, прямо сейчас, у вас на глазах, совершу какой-нибудь героический поступок?»
И дурёха поверила его пошлым, затасканным до дыр, словам.
Поджав жеманно губки бантиком и закрыв глаза, она подставила лицо для поцелуев.
- Ах, Вадим, вы такой милый, такой милый. Не надо ничего совершать, я вам и так верю, честное-пречестное.
И, без всякой связи со своими словами, кокетливо наклонив головку, спросила: «А, что бы вы могли совершить ради меня, Вадичка?»
«Дура, с головой, вместо мозгов набитая ватой!» - ругнулся Вадим, но так тихо, что она не расслышала.
- Вы, что-то сказали, Вадимчик?
- Да, Ларочка. Я сказал, как бы нам было хорошо вместе.
- Вы такой милый, я с вами вполне согласна.
- Только без вашего мужа, а то я уже сейчас ревную вас к нему.
- Вадим!- приняла она позу оскорблённой невинности, - не надо ревновать, я этого не люблю! И мгновенно, лукаво сузив глазки, продолжила, - мой «любимый» муж всё время у себя в Министерстве, а я, день-деньской дома, одна… представляете, как я скучаю? Милый, вы можете приходить к нам в любое время. Её кукольное личико зарделось, а в глазах появилось выражение целомудренности.
Глава вторая
Несмотря на безалаберный образ жизни, распущенность и цинизм, Вадим обладал острым умом и цепкой, почти феноменальной памятью. Он быстро усваивал учебный материал, хорошо учился, поэтому числился одним из лучших, перспективных студентов на факультете. Преподаватели благоволили ему, а женщины-преподавательницы частенько поглядывали в его сторону. Вадиму пророчили большое будущее и он, воспринимал это, как должное.
Как-то, сидя со своим закадычным другом, Борисом, в одном из ресторанов, он, цинично ухмыляясь, посвящал его в свои будущие планы:
- Я, Боря, решил окрутить дочку проректора по науке, она давно на меня глаз положила.
- На свой ли ты сук замахнулся топором, друг мой? Её папаша уже подобрал ей жениха, забыл?
- Не забыл. Но, «Гадом буду, я её всё равно добуду!» – скаламбурил он.
- Это… как же? - ухмыльнулся друг.
- А, я её трахну, как обыкновенную бабу и ейный папашка вынужден будет выдать её замуж за меня, Побоится афишировать её неполноценность.
- Ты, совсем рехнулся, или как? Он же тебя, для начала, выкинет из института, а потом, отправит так далеко в Сибирь… Страшно представить… там же холодно и снега много…
- Его любимая доченька не позволит этого сделать, - перебил он реплику друга. Зато, потом, представляешь, какие перспективы передо мной откроются, - мечтательно закатив глаза, произнёс Вадим.
- Ага, перспектива с решёткой на окне, - цинично подсказал Борис.
- Да не гунди ты, я всё уже обдумал. Получится, как «В лучших домах Лондона». - Ааа, где наши подружки, не сбежали ли под шумок? – спохватился Вадим, - у меня не хватит денег заплатить за стол.
- Не боись, я присматриваю за ними, пока ты наполеоновские планы строишь. Они пошли носики попудрить. – Вадим, как же ты бросишь свою теперешнюю пассию? Кто тебе деньги будет давать? - продолжил допытываться Борис.
- Даа, надоела она мне. Вечно выспрашивает, где я пропадаю целыми днями и куда деньги деваю… Я, в конце-концов, свободный человек, а не её раб. Я хочу жить так, как я хочу!
- Смотри, Вадим, не пролети, что-то боюсь я за тебя… Оо-х, боюсь… - Такой риск – можно и без головы остаться.
- «Живы будем, не помрём!», - хорохорясь, ответил Вадим, но слова друга смутили его и заставили задуматься.
Поздно ночью, вернувшись из ресторана, он застал свою нынешнюю «любовь» спящей. По-видимому, она не дождалась его. Ну-у, утром она устроит мне «концерт по заявкам!» с неудовольствием подумал он. Закурив «Кэмэл» он тихо, шагая на «кошачьих лапках», ушёл спать в свою комнату на диван. Проворочавшись часа полтора, он так и не смог успокоиться. Какое-то возбуждение в теле не давало покоя. Решив, что в таком «неудовлетворённом» состоянии он не сможет уснуть, Вадим на цыпочках вернулся в комнату спящей женщины, залез к ней под одеяло и грубо прижался к бархатистому телу…
Через некоторое время ему стало легче и он, сказав: «Пока!» вернулся к себе.
Лёжа на диване в квартире своей нынешней пассии – преподавательницы права, он, слушая затихающий шум огромного города, прикидывал все за и против своего рискованного плана. Он ещё раз, скрупулёзно, перепроверил порядок своих действий. Конечно, риск есть, признался он самому себе, но… кто не рискует, тот не побеждает и не пьёт победного шампанского! С этой здравой мыслью он уснул.
* * *
На последнем курсе, после сдачи зимней сессии, Вадим и дочь проректора, Ольга, сыграли роскошную свадьбу. Проректор, в качестве подарка молодожёнам, преподнёс ключи от однокомнатной квартиры и пообещал, как только Вадим защитит диплом, он поможет ему устроиться в аспирантуру. О таком подарке молодой зять даже не мечтал.
А, ещё через шесть лет, Вадиму было присвоено учёное звание – кандидат технических наук и они с Ольгой перебрались жить и работать в Мюнхен.
Вадим даже в мыслях не держал, что когда-то, кого-то, сможет полюбить. Но случилось непредвиденное! Он, в начале, привязался, а затем и полюбил свою жену, Ольгу. Были позабыты-позаброшены посещения девочек лёгкого поведения, походы в ресторан. Он, незаметно, втянулся в работу, стал отличным специалистом. Его ценили не только за профессиональные качества, но и за душевные. Это было так ново для Вадима, что он сам себе изумлялся, и частенько, рассматривая себя в зеркале, с иронией спрашивал: «А, ты ли это. Вадим?»
Их дом всегда был полон гостей из разных государств. Уж такова была специфика его и Ольги, работы, что без встреч, разговоров, обсуждений не обходилось ни одного дня, а заканчивались они, как правило, совместным ужином и опять же, обсуждениями, спорами, длящимися до глубокой ночи.
* * *
Вадиму нравилась такая бурная жизнь, он чувствовал себя в ней, как рыба в воде. И всё бы продолжалось и дальше так, если бы однажды… Однажды, он не смог устоять против просьбы жены поехать в гости к одной из её подруг. Возвращаясь поздно ночью домой, он, сидя рядом с женой, задремал. Ольга вела машину, профессионально, у неё был опыт вождения ещё со студенческих времён, и он полностью доверял ей. Поэтому, расслабившись, он закрыл глаза и стал состав- лять план работы на завтра, а затем, незаметно, под ровный шелест мощного двигателя, задремал.
Разбудил его какой-то скрежет. Вадим открыл глаза и, не успев ещё ничего сообразить, мгновенно получил мощнейший удар в голову и грудь. Затем, боль всего тела, провал, темнота…
Он пришёл в себя так же неожиданно, как и провалился в беспамятство. Резко открыв глаза, Вадим мгновенно получил световой удар от висящей над ним, ярко светящей лампы и зажмурился. Пришлось повторить попытку. Медленно поднимая веки, Вадим, постепенно настраивал глаза на яркий свет.
За световым пятном виднелось что-то белое. Стена или потолок, спросил он неизвестно кого, но ответа не услышал. В их с Ольгой спальне и потолок и стены были другого цвета.
- Где я? – опять спросил он, но ответа опять не последовало и что странно, он не услышал собственный голос.
Тогда, он повернул голову к двери в спальню, но голова не повернулась, лишь резкая боль пронзила его шею, и он вновь провалился в темноту.
Перед ним, как в калейдоскопе, долгое время мелькали какие-то мужские и женские лица, их губы шевелились, но, что они говорили, Вадим не слышал и не понимал. Их речь была похожа на совершенно непонятную тарабарщину. В одно из просветлений сознания, перед ним появилось, как-будто, знакомое лицо. Он долго вспоминал, где он мог его видеть, кому оно принадлежит, напрягал память, но от напряжения, в голове его возникала пульсирующая боль, и он устало закрывал глаза.
Сколько времени так продолжалось, Вадим не знал. Но, однажды, открыв глаза, он, увидел перед собой тоже, чем-то знакомое ему, старенькое лицо, и вспомнил – это же моя мама. – «Мама, почему ты плачешь?» - спросил он. Ему казалось, что он громко спросил, но услышал лишь свой шёпот. На лицо матери тенью легла улыбка.
С этого дня Вадим пошёл на поправку. К нему вернулся голос, затем, он начал понемногу двигаться. На его вопрос, как он оказался в больнице и сколько времени в ней провёл, его лечащий врач, пожал плечами: да совсем немного - шесть месяцев и одиннадцать дней. А, попали вы к нам милейший, после автомобильной аварии…
А вот на вопрос, где его жена, Ольга, и почему она не приходит его проведать, врач ответил, что она лежит в другом корпусе и пока ни вы, ни она в гости друг к другу ходить не сможете. Мать же, вообще, при его вопросе отвернулась, а после ответа врача, она, повернувшись, грустно посмотрела на Вадима. Её глаза были полны слёз. Вадим заподозрил что-то неладное и, когда врач ушёл, он заставил мать рассказать об Ольге.
Ольга погибла во время аварии, когда ваша машина столкнулась с грузовиком, стала рассказывать подробности мать. Ольга была… немного пьяна и… уснула за рулём. Ты, чудом остался жив, тебя долго пытались спасти. Я уж думала, что ты не выживешь. Приезжали Олины родители, забрали гроб с её останками и похоронили в Ленинграде, то есть в Петербурге, хотели и тебя забрать с собой, но врачи не разрешили. После рассказа матери об аварии и гибели его любимой Оленьки, Вадим замкнулся. Он потерял смысл жизни.
* * *
Из больницы выписали Вадима через месяц после его разговора с матерью. Но это уже был совершенно другой человек. Куда подевались его жизнерадостнось и приветливость, остроумие, умение не лезть в карман за ответом. По комнатам большого дома, прихрамывая, опираясь на инкрустированную трость, бродил угрюмый, с поседевшими висками мужчина.
Вадим равнодушно исполнял свои обязанности в институте, равнодушно выслушивал критику в свой адрес, и так же равнодушно-молчаливо покидал зал заседаний. Ему предложили поменять место работы. Он, не сказав ни слова, подал заявление на освобождение его от должности. Через полмесяца его можно было встретить в коридорах торгпредства России в Брюсселе.
Вадим навсегда отказался от поездок в автомобиле. Теперь он, слегка прихрамывая и опираясь на трость, два раза в день, утром на работу и вечером домой, ходил по центральной улице Брюсселя. На своём пути он отдыхал, присаживаясь на скамью у фонтана.
Прошло несколько лет. Жители города привыкли к молчаливому господину из России и при встрече всегда приподнимали шляпу в знак приветствия. Он отвечал, прикасаясь пальцами к полям шляпы. Иногда его спрашивали о делах или здоровье. В ответ он молчаливо пожимал плечами и односложно говорил: «Спасибо, у меня всё хорошо» - и продолжал свой путь одинокого человека.
Женщины торгпредства первое время пытались с ним флиртовать, но встретив холодное равнодушие, отступились. Однажды он услышал, как молодая, со смазливым личиком и немного ветреная секретарша торгпредства, сказала своей подруге: «Бирюк какой-то, от одного его вида мухи дохнут», а так, посмотришь - красавец мужчина.
Глава третья
В один из погожих летних вечеров, Вадим возвращался домой и по укоренившейся, многолетней привычке, направился к своей скамье отдохнуть у фонтана, покормить голубей, послушать журчание воды и детские голоса. Он любил детей, но у них с Ольгой всё никак не получалось завести своих, и они уже подумывали взять на воспитание ребёнка из приюта, но Ольга погибла.
Сегодня скамья была занята какой-то девушкой. Он не считал скамью своей личной собственностью, но за много лет как-то так получилось, что местные жители, зная его привычку и время, когда он приходит отдохнуть, молчаливо уступили её Вадиму и не посягали на его одиночество. А сейчас скамья была занята.
- Девушка, я не очень стесню вас, если присяду? – вежливо поинтересовался он и, по местному обычаю, приподнял шляпу для приветствия.
- Что вы… конечно…то есть, простите, я… хотела сказать… - она совсем смутилась и покраснела. Пожалуйста, присаживайтесь.
Вадим искоса посмотрел на неожиданную соседку и отметил про себя её красоту.
- Знаете, я здесь совсем недавно и… я… не знала, что это ваша скамья.
- Не стоит беспокоиться, я немного отдохну и покину Вас. Скамья будет в полном вашем распоряжении.
Вадим давно уже так много не говорил и немного удивился своей разговорчивости. Посидев минут десять-пятнадцать он, отдохнув, восстановил дыхание и поднялся. Попрощавшись с девушкой кивком головы, направился домой.
Он ещё несколько раз заставал её сидящей на скамье и смотрящей на фонтан. Вадим, не произнося ни слова, кивал ей в знак приветствия головой, а она вежливо отвечала ему. В один из вечеров, когда они вот также встретились, она, повернувшись к нему, произнесла мягким, завораживающего тембра, голосом:
- Меня зовут Мария, но вы можете называть меня – Маша. А, то, понимаете, как-то неудобно получается, уже столько раз встречаемся, а друг друга не знаем, как звать. Я, из России, приехала на стажировку, а Вы, здешний житель?
Этикет не позволял Вадиму не ответить девушке.
- Вы не правы, я тоже из России, но живу здесь достаточно давно, вернее, работаю… и живу, конечно, - поправил он себя.
- Оо-о, как интересно! А, как вас зовут? - простите, - смутилась она и, как при первой встрече, опять покраснела, - я не хотела быть назойливой.
- Чего вы засмущались? Хотя… смущение вам очень идёт, - как-то неуклюже решил помочь девушке выйти из неловкого положения, Вадим.
Он, по тому, как у неё ещё сильнее зарделись щёки, быстро понял, что его слова были бестактны и, чтобы не прослыть окончательно невоспитанным хамом, произнёс:
- Простите, я не хотел Вас обидеть, я…
После его слов, она стала, совсем пунцовой. Быстро встав со скамьи, Мария-Маша, прижав ладони к лицу, заспешила в сторону расположенного неподалёку отеля, в котором, как понял Вадим, она проживала.
«О, Господи, что же я натворил?! - упрекнул себя Вадим, - она же теперь меня десятой дорогой обходить будет! - Старый идиот!
Несколько дней подряд она не приходила, и Вадим стал даже скучать. Ему понравилась девушка своей непосредственностью и какой-то незащищённостью, что ли. В душе Вадима происходил малозаметный поворот. Он почувствовал это. Поворот к чему, куда? – спрашивал он себя, и пока неясное ещё ему волнение тревожило его душу.
Малюсенький, зелёный росточек стал пробиваться сквозь корку застывшей в холодном мраке души, а вокруг росточка, ещё слабенького, образовывалось пятнышко тепла. На четвёртый день ожидания и надежды, он вновь увидел Машу сидящей на скамье. В душе его что-то всколыхнулось, заставило быстрее забиться сердце.
- Здравствуйте, Маша! – от волнения его голос пресёкся, - яа-а… очень надеялся, что вы придёте ии-и… я вас ждал.
- Здравствуйте, Вадим Дмитриевич! Простите, я не могла прийти, я сопровождала шефа. Мы были…
- Не нужно объяснений, Маша. Я, всё понимаю… Работа, есть работа. Все мы рабы своих обязанностей.
- Яаа… хотела только сказать… извиниться…, - и она мило покраснела.
* * *
С этого дня они окончательно подружились. Их встречи происходили всё чаще. Они много гуляли по городу, несколько раз пообедали вместе, а однажды, он пригласил её в ресторан. Дружба их с каждым днём становилась крепче.
Теперь Вадим часа не мог прожить без Маши, и ему казалось, что рабочий день очень длинен, что минутная стрелка еле движется, и он всеми фибрами своей души пытался ускорить её ход. При встречах с Марией, Вадим, по её теплеющему взгляду, видел, что и он ей не безразличен. Это радовало его, и грудь наполнялась нежностью к девушке, посланной ему самими небесами. Из жизни Вадима ушёл холод вечной мерзлоты, его душа оттаяла, и в ней, после неимоверно долгого перерыва, запел соловей любви.
Прошло три месяца и, при очередной встрече, она ему сказала, что время её стажировки подошло к концу и ей пора возвращаться в Россию. Сердце его ухнуло куда-то вниз, а дыхание приостановилось. Вадим совершенно забыл, что Машенька в Брюсселе на стажировке и когда-нибудь им придётся расстаться. И, непроизвольно, со стоном, у него вырвалось: «А, как же я? Маша, я же люблю тебя!»
- Я, я, о Господи! Вадим, я тоже люблю тебя! – она прижалась к нему. Но… как же быть, я должна уехать! Меня ждёт работа в Москве, - глаза её увлажнились от подступивших слёз.
- Машенька, милая, родная, я что-нибудь придумаю. Ты подожди, не торопись, не улетай, - зачастил он, - я же не смогу без тебя.
На следующий день, прямо с утра, Вадим развил бурную деятельность. Он помнил, хоть и не совсем точно, поговорку - «Спасение утопающего, дело рук самого утопающего» и, применив её к своему случаю, поднял на ноги все свои немалые связи и друзей. Было трудно. Машенькина компания хоть и поддерживала контакт с Российским торгпредством, но не настолько, чтобы зависеть от неё. Но Вадим был настойчив, он боролся за собственное счастье и очень надеялся – за счастье Маши!
К концу рабочего дня он так вымотался, что пришлось некоторое время посидеть, откинувшись на спинку кресла, без движения. Вадим был доволен и счастлив, его труды увенчались успехом – Маша останется в Брюсселе.
Вечером, при встрече, Маша, сияя улыбкой, бросилась в его объятия и, заглядывая в глаза, зачастила:
- Вадим, кричи - Ура! Меня оставили в Брюсселе, я буду работать в головной компании. Представляешь, я уже собиралась уходить, а тут, вызов к самому вице- президенту. Он поздравил меня с окончанием стажировки, сказал, что я себя хорошо, даже отлично, показала, как специалист, и они решили оставить меня здесь. Вадим, дорогой, он предложил мне место своего помощника. Ура-а-а! И вдруг, чего-то испугавшись, скорее всего его молчания, она, побледнев, дрожащим голосом спросила: «Вадим, ты что, недоволен?»
- Радость моя, я не нашёл ни единой щелочки в твоей сумбурной речи, чтобы вставить хоть слово. - Конечно, я очень рад за тебя! Я рад за нас обоих.
Вадим видел, Мария искренне радуется своему назначению, а ещё больше обрадовался он, когда она, не стесняясь прохожих, повисла у него на шее и стала целовать в губы.
Вадим не стал посвящать Марию, с каким неимоверным трудом стоило ему суметь оставить её в Брюсселе, тем более, помощником вице-президента головной компании.
Через полмесяца они заключили брак и уехали в свадебное путешествие по Средиземноморью.
Вадим очень беспокоился, что у них с Машей, как и с Ольгой, не будет детей. И винил он в этом, прежде всего себя - винил за прежний беспорядочный образ жизни. Но, когда они вернулись из круиза и его жена, ласково, как кошечка, прижавшись к нему, прошептала: «Родной… я, кажется, немножечко беременна» - радости его не было предела. Он выскочил на улицу, накупил кучу цветов и преподнёс их Марии…
* * *
В соответствующее природе время, родился прелестный мальчик. Он, был похож… он, был похож - Вадим долго всматривался в ещё не оформившиеся черты ребёнка и, не сдержав волнения, спросил у жены:
- Ма-ша-а, на кого похож наш Вадим Вадимович? По-моему, копия я, правда, ведь?
- Конечно, дорогой, - раздался голос жены из другой комнаты, - он, теперь у нас – Вадим младший! Звучит?!
- Ещё, как звучит!
- Ты, доволен… моим подарком?
- Машенька, да я… да я готов за такой подарок тебя всю жизнь на руках носить!!!
- Ой, ой, так уж и всю жизнь?
В голосе жены Вадиму послышались игривые нотки…
Глава четвёртая
Втайне от Марии, Вадим решил организовать празднование её дня рождения в шикарном ресторане и пригласить всех своих и её друзей. Вадима младшего, которому исполнился один год, он планировал оставить с нянькой, предварительная договорённость с ней была. Подготовка к празднованию шла успешно - приглашения разосланы, ресторан закуплен, меню составлено. Оставались лишь кое-какие незначительные мелочи, но он особенно не переживал - до дня рождения Маши оставалось ещё два дня, и он рассчитывал, что за это время успеет сделать последние приготовления. Он радовался как ребёнок, что сможет хоть как-то, чем-то, отблагодарить жену за любовь.
Однако, планам его не суждено было воплотиться в жизнь. Поздно вечером им доставили срочную телеграмму из города, где проживала мать Марии и, Вадим, от возникшего нехорошего предчувствия, вдруг заволновался. Телеграмма была на Машино имя - он не посмел её вскрыть и прочитать.
- Машенька! – позвал он жену, - иди сюда, тебе телеграмма от твоей мамы. Она, наверное, заранее решила поздравить тебя с днём рождения.
- Принеси сюда, я Вадима младшего спать никак не могу уложить, - услышал он голос жены из детской комнаты.
- Несу.
- Покачай Вадима, а я пока телеграмму прочитаю.
Покачивая кроватку с сыном, Вадим с нетерпением ждал, когда Маша прочтёт телеграмму и расскажет, что там написано. А она, прочитала один раз, затем, он это видел, второй и бледность легла на её лицо, а вскоре из глаз выкатилась первая слезинка.
- Маша, что случилось?! - заволновался он. Говори, не томи!
- Мама умирает и просит срочно прилететь. - Вадим, закажи мне билет до Тулы.
- Хорошо, сейчас позвоню в агенство, - он задержался на секунду, - Маша, я полечу с тобой.
- А, кто останется с сыном? Вадим, ему ещё рано пользоваться самолётом.
- Он побудет с нянькой, она его обожает, и он не будет возражать, мне так кажется.
- Вадим, ты уверен? Может, будет лучше, если я слетаю одна, всё-таки няня не мать родная… вдруг что-нибудь случится с Вадимом младшим? А ты, всё-таки, отец…
- Маш, я на пару дней. Если у Людмилы Афанасьевны состояние здоровья станет получше, я сразу же вернусь назад. Ну, не могу я отпустить тебя одну в таком состоянии, тебе станет плохо, а рядом меня нет…
- Вадим, может… я… всё же…
- Нет и, нет! И, даже не вздумай спорить, я заказываю на утренний рейс до Москвы два билета. Да, Маш, телеграмма заверена врачом?
- Да.
- Значит, затруднений с заказом билетов не будет.
* * *
Они прилетели в Тулу ночью и на такси поехали дальше. В живых, они Людмилу Афанасьевну уже не застали. Она скончалась около трёх часов назад, так и не дождавшись, дочь. Вадим расстроился не только потому, что умерла мать Марии, но и от чувства собственного бессилия хоть как-то облегчить горе Машеньки. Старшая сестра, Вера, ещё не приехала и он, сочувствуя жене, подумал, что правильно поступил, настояв на поездке. Всё-таки вдвоём горе легче перенести, особенно, когда рядом есть кто-то близкий.
Он вспомнил смерть, и похороны своей матери. Она скончалась вскоре после его выписки из больницы. Подряд две смерти близких ему людей, добавили серебра на его висках. Он тогда был один, не считая соседей пришедших на похороны, и некому было согреть его душу, утешить его. Наверное, поэтому он и не отпустил Марию одну. Он, казалось, предчувствовал, что должен быть рядом с женой, что не должен покидать её ни на мгновение.
После поминок, когда Вадим проводил последнего из присутствующих и собрался заняться уборкой стола, из спальной комнаты послышался крик отчаяния, похожий на «Не-ет!» и громкое рыдание любимой Машеньки. Затем, она опять закричала - «Нет, нет, нет!» и не успело прозвучать последнее «Нет!», как послышался звук падения тела. Вадим решил - у Марии сдали нервы, и она потеряла сознание.
Он бросился в комнату на помощь жене. Она лежала на полу без движения, бледная, до синевы. Вадим страшно перепугался. Наклонившись, чтобы поднять жену и положить её на тахту, он увидел у неё в руке общую тетрадь в синей, коленкоровой обложке. Отбросив тетрадь в сторону, Вадим сбегал за водой, побрызгал Маше на лицо и подул на её бледный лоб.
- Любимая, очнись, я здесь… я рядом с тобой! - прижимая и целуя жену, с глубокой тревогой шептал Вадим. - Пожалуйста, приди в себя! Я не дам тебя в обиду… я с тобой!
Его усилия оказались не напрасными. Маша, вначале вздохнула, затем, её глаза медленно открылись.
- Машенька, тебе плохо?! Чем я могу тебе помочь, ты только скажи, я всё сделаю? – продолжал шептать он, посеревшими от страха за жену, губами.
В ответ на него смотрели не глаза его любимой Машеньки - на него смотрела сама смерть! В заплаканных глазах жены не было прежнего задора и огня - в них плескались боль, отчаяние, неверие и только где-то, на самом донышке глаз, он увидел прежнюю любовь.
- Машенька, родная, что случилось?!
Он почувствовал, как она поёжилась, словно ей было нестерпимо холодно а, затем, повела глазами по комнате.
- Ты ищешь тетрадь? – почему-то сразу догадался Вадим.
Маша, не произнеся ни слова, кивнула головой, и лишь потом, прошептала: «Вадим, помоги мне сесть. Возьми тетрадь – это мамин дневник. Прочитай, что написано в нём и, если сможешь, опровергни».
Ничего не понимая, он повиновался её просьбе. По мере того, как до него доходил смысл записей в дневнике, он всё больше понимал и ужасался – Машенька и он… Ооо, Господи!!! Он и Машенька… они… они… - Та, грозовая ночь… значит… значит, он изнасиловал не Веру, а её мать, Людмилу Афанасьевну, Машенькину маму, и… и, Машенька его дочь. За какой-то, невыразимо короткий миг, волосы на его голове стали совершенно белыми.
- Значит, всё правда…, - с болью и отчаянием прошептала Машенька, - значит, всё правда, - повторила она. - Мне… мне… остаётся только умереть.
- Машенька!!! - закричал он, - а, как же наш сын?! Он-то, ка-аак?!
- Вадим, родной, я оставлю записку Вере, она воспитает его, и, надеюсь, не раскроет тайну его рождения… никогда и никому! На минуту задумавшись, она ласковым голосом добавила: «Я люблю тебя, Вадим… очень люблю, и всегда буду любить, но жить с таким грузом на душе я не смогу, и не хочу. Сама я умереть не могу… отравиться? Брр! Убей меня, Вадим!
- Машенька, жена моя, любовь моя! – зарыдал Вадим, - это было в прошлом, далёком-далёком прошлом, это ошибки молодости! Это - случайность, это роковая ошибка, Машенька! Родная моя, прости! Если бы я раньше знал, что так может случиться! Господи, если бы я знал! Давай уедем далеко-далеко, где нас никто не знает…
- Вадим, даже, если мы уедем за тридевять земель, в тридесятое царство, мы всё равно будем знать и помнить о совершённом грехе… - Убей меня, Вадим!!! - закричала она мужу. Я слабый человек, я женщина, я не смогу сама себя убить, но и жить с таким грузом я не смогу!!!! Я умоляю тебя! – она упала перед мужем на колени. - Умоляю!!! - дорогой, любимый - убей меня!
Рыдания сотрясали её тело.
Вадим, с помутневшим от горя взглядом, с сердцем, бьющимся с такой силой, что, казалось, оно сломает рёбра, достал винчестер, зарядил и, направив стволы в грудь жены, нажал на курок! Ему показалось, что это грянул гром над всей его жизнью!
Из Машенькиной груди, фонтаном запульсировала кровь. Он расслышал, как она, умирая, прошептала: «Спасибо, муж мой! Па-па-а, мне бо-ль-но…!»
Вадим, ничего не соображая от горя, лёг рядом с женой на пол, обнял её и, прижав дуло ружья к подбородку, нажал на курок!
Пока грешная душа его прощалась с телом, он успел прошептать: «Машенька, доченька… жена любимая… подожди, я иду за тобой…!»
Конец романа.
Рейтинг: +1
360 просмотров
Комментарии (1)
| Анна Магасумова # 12 апреля 2015 в 17:50 0 | ||
|
