РОКОВАЯ ОШИБКА ч.2

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
Глава  первая
Людмила Афанасьевна обратила внимание на необычное поведение дочери уже с месяц назад. Она воспитывала её одна, без мужа. Было трудно: приходилось постоянно как-то изворачиваться, чтобы дочь ни в чём не знала нужды. А, как можно извернуться в наше время? Только одним способом – найти дополнительный заработок. И нашла - стала мыть полы в почтовом отделении.
        Отбарабанит свои пять-шесть уроков в школе и бегом на почту. И, так, каждый день, в школе геометрия с тригонометрией, а после школы - мокрая тряпка и помойное ведро с водой. Возвращалась домой затемно, не чуя ног под собой от усталости.
Одна радость дома – шестнадцатилетняя, жизнерадостная дочурка, Вера - тёмноволосая, похожая на цыганочку, стройная, вся в отца - плод её безумной любви к заезжему столичному гастролёру. Он оказался ещё тем типом! Даже не типом, а типчиком – малодушным и к тому же – женатым. Ну, откуда она могла всё про него знать, откуда? Он же так красиво говорил ей о вечной любви, такие цветы дарил! Вот она и поверила, и влюбилась безоглядно, до умопомрачения.
       Видя её, слыша её жизнерадостный воркующий голосок, Людмила Афанасьевна вспоминала Игоря, отца Веры. И, моментально, откуда-то из самых глубин души, поднималось справедливое возмущение – подлец, негодяй, поматросил и бросил, а она теперь воспитывай дочь одна, бейся как рыба об лёд, чтобы хоть как-то выжить в этом суровом, не приспособленном для слабых людей, мире!  Дура набитая! Господи, какая дура! Нет бы прислушаться к советам покойницы матери, так нет, захотелось самостоятельности, видите ли, она уже взрослая…  Она ещё раз грубо ругнула себя – дурында!
Вот и сейчас, кажется, тоже самое происходит с её Верой, с её ненаглядной и такой умницей, дочуркой.
        Людмила Афанасьевна доглаживала постельное бельё, а Верка читала книгу и нет-нет, да поглядывала на часы. Чего уж тут непонятного? – с возмущением подумала она, изредка поглядывая на дочь. Всё, как на ладони, сама раньше так делала, дура!
- Ты, что это всё на часы поглядываешь, - решила она поинтересоваться у дочери, - до начала фильма ещё полтора часа.
- Я не поглядываю, это тебе показалось.
Но сердце матери чувствовало, Вера напряжена, и потом, она же ясно видела, дочь нервничает, книгу не читает, за полчаса не перевернула ни одной страницы. Понятное дело, о чём-то думает.
        Минут через двадцать, Вера, нервным движением захлопнув книгу, сказала: «Мам, я сбегаю, мусор вынесу».
- Куда ты, ночь уже!
- Мам, какая ночь? Всего-то десять часов. Я быстренько.
- Вера, не нужно, я утром сама вынесу, мне по пути.
- Мама, - в голосе дочери послышалось упрямство, - в квартире неприятный запах, я не хочу дышать вонью всю ночь! Проговорив это, она вышла из комнаты.
Людмила Афанасьевна услышала, как закрываясь, хлопнула входная дверь.
Вера вернулась минут через сорок. За это время Людмила Афанасьевна так перенервничала, что увидев входящую дочь, не сдержалась и закричала:
- Ты, где это до сих пор шлялась? Вынести мусор – минутное дело, а ты, когда вернулась?..  Посмотри на часы!
-  Я встретила подружку. Мы поговорили… то, да сё…
- Не ври, Верка!! - опять закричала на дочь Людмила Афанасьевна, не стерпев её явной лжи, – какие могут быть подружки в это время?!
- Не веришь, и не надо. Я уже взрослая и у меня может быть своя жизнь, - огрызнулась дочь и направилась в свою комнату.
Людмила Афанасьевна от такой Веркиной наглости на некоторое время даже онемела. Она стояла и растерянно разводила руками. А, потом, из глаз её покатились одна слезинка за другой, одна за другой, постепенно превратившись в два светлых ручейка.
Это была их первая крупная ссора в жизни. Она поняла, с дочерью что-то творится нехорошее, то есть, она догадывалась, что с ней творится, но не хотела верить. А произошло это с дочерью не по её вине. Не она ли холила и лелеяла свою доченьку, не она ли отдавала ей всю свою материнскую любовь… и вот… на тебе, дочь что-то скрывает от неё… начала грубить и таиться.
Всю ночь провела она без сна в своей постели, ища причину такого изменения в  Веркином поведении, и не находила. Может она заболела, а я не поняла и напрасно накричала на неё, вдруг пришло ей в голову, а может, правда, она встретила подружку и, бывает же так на самом деле, заговорились.
       Утром, дочь молчаливо собралась и, не попрощавшись с матерью, ушла в школу…
Так и не придя ни к какому выводу, не приняв никакого решения, Людмила, с болящей от ночной бессонницы и дум, головой, пошла на работу. День тянулся медленно - вязкой тягучей смолой.
       А, ещё через пару дней всё видящая и всё про всех знающая соседка - древняя, злая на язык старуха, которую она часто видела вечно сидящей на лавочке у крыльца, ехидно улыбаясь, хриплым голосом ей сказала: «А, Верка-то твоя ненаглядная… тихоня… по ночам возле гаражей женихается. Смотри, как-бы в подоле не принесла».
Это было последней каплей яда на её кровоточащую рану. Разговаривать с Веркой бесполезно, подумала она, и  решилась на не очень красивый, по отношению к дочери, шаг. Она решила проследить, куда ходит её дочь и с кем встречается. Ещё не хватало, испугалась она, чтобы с моей Верочкой случилось тоже, что со мной!
Во вторник у неё было мало уроков и она решила, прежде чем идти на почту, зайти домой, занести купленные в супермаркете продукты. Раньше она никогда не заглядывала в почтовый ящик, эта обязанность лежала на дочери. Уже   пройдя мимо, она почему-то вернулась и заглянула внутрь. Газет в ящике не было, лишь одиноко белел свёрнутый вдвое листок бумаги. Извещение на оплату коммунальных услуг, решила она.
Вера была дома, сидела на диване и что-то бормотала по-английски. Разложив принесённые продукты в холодильнике, Людмила пошла в комнату, чтобы переодеться, но вспомнила об извещении и, вернувшись на кухню, взяла листок со стола. А, когда развернула – лицо её побледнело.
        Вошедшая в это время Вера, увидев бледное лицо матери, заботливо спросила, - мама, что с тобой, тебе плохо? Ты заболела, или что-то случилось в школе? Мама, да не молчи ты!
        -  Ничего доченька, ничего, просто я устала, - через силу выдавила Людмила Афанасьевна и постаралась спрятать листок в карман.
- Как же, ничего, ты вон какая бледная. А, что это у тебя за листок в руке? – в  голосе дочери, явно прозвучало подозрение.
- Извещение из ЖКХ… на оплату.
- Так ещё не время, - поглядев на мать, удивилась  дочь.
- Значит, решили разнести пораньше, - постаралась равнодушным голосом ответить она.
- Аа-а… - и Вера направилась в свою комнату. Мама, я английский учу, много слов незнакомых, я тебе не нужна?
- Иди, занимайся, Вера. Я только переоденусь и на почту.
                                                 
                                                                           Глава вторая
Механически возя тряпкой по полу, Людмила Афанасьевна лихорадочно искала выход, как уберечь дочь от грехопадения. В записке, какой-то  Вадим, расточая сладкие слова любви, явно просил близости с её дочерью. Значит, до этого у них ещё ничего не было, немного успокоилась она, а что потом? Только по чистой случайности записка попала ей в руки. Не вернись она раньше домой, не загляни в почтовый ящик и её дочь, такая нежная, такая красивая, такая добрая и доверчивая глупышка, совершила бы «непоправимое» в своей молодой, только начинавшейся жизни.
Но, что же делать, что делать? – лихорадочно метались мысли в голове. Что делать?! – чуть не воя от бессилия, спрашивала она себя. Господи, подскажи, надоумь! И, как озарение свыше – отправить дочь к её тётке.  Да, надо немедленно отправить Веру в Днепропетровск, к моей сестре! Решено! Конечно, Нижнеднепровский узел, это не центр города, но всё же дочь будет подальше от этого сластолюбивого  негодяя, от этого… греховодника в штанах. Этого… Людмила Афанасьевна, так перепугалась от одной только мысли – что могло бы случиться с её дочерью, не перехвати она записку, что чуть не потеряла сознание.
 Ишь, что удумал. Я, Верочку тебе на потеху не отдам, я жёстко поговорю с тобой, оболтус! Я.  так поговорю, что ты навсегда забудешь дорогу к нашему дому и Верочку тоже забудешь! – кипятилась она, вытирая пыль и не замечая, что уже минут десять трёт тряпкой по одному и тому же месту.
        Как ученик-отличник, решивший трудную задачу, Людмила Афанасьевна немного успокоилась и уже более тщательно принялась за уборку.
Вечером, сказав дочери, что сходит к своей знакомой, проживающей в соседнем доме она, накинув плащ с капюшоном и захватив с собой записку, вышла из дома, чтобы поговорить с незнакомым ей, Вадимом. Этим именем была подписана записка. Я поговорю с ним серьёзно, шептала она… Я имею на это право! – сказала она себе. Я мать, беспокоящаяся о своём неразумном ребёнке! Я должна защитит Веру, и я это сделаю!
 На улице дул порывистый ветер и стояла такая непроглядная темень от закрывших небо тяжёлых, грозовых туч, что в шаге нельзя было ничего рассмотреть. Она, попав в тёмную круговерть непогоды, уж хотела повернуть назад,  но желание защитить дочь, пересилило страх. Надвинув ещё глубже капюшон на голову, и почти закрыв лицо, она осторожно, боясь споткнуться на неровностях дороги и упасть, двинулась к гаражам.
Изредка, ослепляя, поблёскивали молнии, и гремел гром. Ей было страшно. При каждом раскате грома она, непроизвольно вздрагивала, вжимала голову в плечи и закрывала от страха глаза.
        Добравшись до тёмной массы гаражей, она, при очередной вспышке молнии, увидела номер указанного в записке гаража и в растерянности остановилась. На месте свидания никого не было. Решив, что она перепутала номер гаража или у Вадима проснулась совесть, и он не посмел явиться на свидание с её дочерью, она развернулась, чтобы отправиться домой. От чувства успокоения, что всё закончилось благополучно, что она спасла дочь… Скорее всего Бог не допустил! – решила она - у неё даже вырвался вздох облегчения.
Слава Богу! - прошептала Людмила Афанасьевна и, запахнув плотнее плащ, собралась возвращаться домой. Но неожиданно оказалась в крепких, как тиски, объятиях и её потянули в сторону приоткрытой двери. У неё мелькнула мысль - «Как же я раньше не заметила её?»
Не устояв на ногах, она потеряла равновесие и чуть не упала, но сильные руки не разжались. Руки настойчиво тянули её в тёмную пасть гаража. От страха и неожиданности, она вскрикнула, но вспомнив, кто она и зачем пришла, подумала о своей дочери, и новый крик застыл у неё на губах. Она ещё надеялась образумить молодого человека, но её уже затащили в непроницаемую темноту и срывали одежду.
Остервенев от такой наглости сопляка, она изо всех своих слабых женских сил стала отбиваться, царапаться и кусаться. На какое-то короткое мгновение, она сумела высвободиться из объятий. Уже сделав шаг к спасительной двери, она запуталась в плаще, споткнулась, и её моментально завалили на пол…
Он был сильнее её! Он был намного сильнее её!
Людмила Афанасьевна попыталась закричать, но насильник зажал ей рот. Последние остатки сил покинули её и она, теряя сознание, провалилась в беспамятство…
  
                                                                  *   *   *
Через сколько времени к ней вернулось полное осознание очевидного, она не могла вспомнить, она лишь помнила, как её грубо вытолкали из гаража и закричали вслед: «Пошла вон, шлюха! А ещё прикидывалась недотрогой, строила из себя целку! Видеть тебя, Верка, больше не хочу!»
На улице шёл дождь, даже не дождь, а ливень. Кое-как поправив на себе порванную в нескольких местах одежду, Людмила Афанасьевна, промокшая до нитки, дрожащая от холода и унижения, сопровождаемая раскатами грома и вспышками молний, направилась домой. Обида и слёзы душили её. Ведь она хотела только образумить этого мальчика, защитить свою дочь, а он…Оо-о!
       Но, глубоко в подсознании, нет-нет, да проскакивала искорка торжества – она, ценой собственного унижения и надругательства над собой, спасла от позора дочь, спасла свою малышку. А, я, что ж…
Спасибо тебе, Господи, что дал мне возможность перехватить записку! – сквозь текущие, смешавшиеся с дождём слёзы, поблагодарила она Бога. Что было бы с моей ненаглядной девочкой, если бы она попала в руки этого зверя в человеческом облике. Будь ты трижды проклят, и будь проклято всё твоё потомство, подонок!!! - шептала она, оскальзываясь на мокрой дороге и зябко кутаясь в порванный плащ.
Осторожно, пытаясь не производить шума, она проскользнула в свою комнату и сразу же, не сняв мокрой, грязной одежды, позвонила сестре и договорилась с ней о Вере.
- Пусть поживёт у тебя какое-то время, - попросила она, - деньги на её содержание я буду тебе высылать, об этом не беспокойся.
- А, как же школа? А, как же… или у вас что-то случилось? - поинтересовалась сестра, и в голосе её прозвучало неподдельное волнение.
- Ничего не случилось, а школу Вера закончит у тебя.
- Люда, может у вас всё-таки что-то случилось или вы поссорились? – забеспокоилась сестра.
- Нет, у нас всё в порядке, не волнуйся, -  успокоила она её. - Вере нужна перемена климата.
Вечером следующего дня Людмила Афанасьевна, дав кучу наставлений и поцеловав на прощание погрустневшую дочь, посадила её в скорый поезд Москва-Симферополь.
Когда последний вагон скрылся за горизонтом, Людмила Афанасьевна облегчённо вздохнула: Слава Богу, отправила дочь от греха подальше… - А этот подлец, Вадим, пусть теперь поищет её. И она с душевным волнением ещё раз поблагодарила бога за помощь в спасении дочери.
        С мыслью о том, что теперь её дочь недосягаема для Вадима, успокоенная, она вернулась домой.
        В эту ночь она спала крепко и никакие предчувствия не беспокоили её. Проснулась она почти счастливая.

                                                                     Глава третья
День пролетал за днём, неделя за неделей. Сестра один раз в неделю звонила ей, рассказывала о Вере. Как явствовало из докладов сестры, Вера всё время проводит дома, готовится к вступительным экзаменам в университет и, кажется, совсем не страдает от одиночества, прямо монашка какая-то! - удивлённо добавляла та.
 - Представляешь, - говорила она шёпотом, -  Вера так увлеклась подготовкой к вступительным экзаменам, что даже ни разу не сходила в кинотеатр или на дискотеку.
 А, потом, при следующем разговоре, сестра, как-то неуверенно призналась… «Но, это меня и радует и беспокоит одновременно. Что-то с ней не так! Не находишь? -  Признайся Люда, у вас… между вами… всё-таки, что-то произошло, да? Скажи правду, Люда…
 - Нет, нет. Что ты. Я же тебе говорила. У нас всё нормально. Не переживай, - отвечала она сестре.
        Переговорив в очередной раз с сестрой, она садилась на диван, доставала альбом с фотокарточками и, рассматривая их, тихо радовалась своему мудрому и своевременно принятому решению:
         С дочкой всё идёт, как нельзя лучше, говорила она себе, и вытирала кулачком неожиданно замокревшие глаза и сморкалась в полотенце.
В школе тоже дела шли хорошо. Все ученики её класса сдали выпускные экзамены. Ни один не остался на второй год или на осеннюю переэкзаменовку. Живи и радуйся! - говорила она себе.
       Людмила Афанасьевна зажила мирной, спокойной жизнью. Правда, жизнь без дочери показалась ей скучноватой. Не хватало её весёлого, озорного смеха, её шуток. Но, успокаивала она себя, Вера поступит в университет, после первого семестра сдаст сессию и приедет на зимние каникулы. И, у нас всё будет по-старому, как раньше. А там, глядишь, и Веру можно будет опять забрать домой – мечтала Людмила Афанасьевна
                                                                *   *   *
В один из летних дней преподаватели собрались в учительской для решения вопроса по подготовке школы к следующему учебному году. Физрук, мужчина средних лет,   балагур и дамский сердцеед, посмеиваясь в роскошные усы, заметил: «А, вы-ы, Людмила Афанасьевна за последнее время очень даже похорошели. Уж не любовь ли нагрянула, нечаянно, ко мне?»
- К вам, Олег Петрович, быть может, и нагрянула, только не ко мне, - парировала она насмешника.
А, учительница русского языка и литературы, услышавшая их разговор, ехидно добавила: «Олег Петрович, вы хоть и преподаватель физкультуры, но пора бы уж научиться правильному построению речи».
Она же влюблена в него, как кошка, вспомнила Людмила Афанасьевна. Поэтому и задирает его по всякому поводу и без повода. Всё делает, лишь бы он обратил на неё внимание.
Дома, переодеваясь в халатик, она подошла к зеркалу. Да, правы вы, Олег Петрович, я неплохо выгляжу для своих тридцати семи, вон, даже животик округлился… -  Что? Какой… может быть животик? – ахнула она, побледнев. Я, что?! Да, не может быть такого, я же ни с кем…ужаснулась она. Я же… у меня же… только школа, ученики ии-и… подработка на почте…
       -  И, словно обухом по голове: а тот ненастный вечер… позабыла, что ли? Гос-по-ди, как же это?! – застонала она. Какой позор на мою голову! А, что я скажу Вере, а что скажут в школе? Немедленно нужно идти к гинекологу и делать аборт. А, может, я ошибаюсь и я не беременна? Терзаясь неизвестностью, Людмила Афанасьевна долго не могла уснуть, а утром, чуть свет, позвонила завучу домой и, задыхаясь от еле сдерживаемого волнения, предупредила,  что задержится немного и, чтобы избежать ненужных вопросов, быстро положила трубку, и осталась стоять, вперив взгляд в звенящую  пустоту.
 В женской клинике приговор был жестоким и окончательным: срок беременности – девять недель, аборт делать нельзя! Врач ещё и сокрушённо добавил при прощании: «Что же вы мамаша на обследование так поздно пришли? Мы должны вас поставить на учёт».
- Не нужно на учёт, - окончательно расстроенная, ответила она и   неожиданно добавила, - я на днях переезжаю в другой город, там и стану на учёт.
А придя в школу, попросила дать ей отпуск без содержания на год. Директор упёрся - «У нас преподавателей не хватает, а вы просите отпуск на год, не дам! Категорически заявляю – не дам! Вы меня, Людмила Афанасьевна, без ножа режете… по живому!»
«Тогда я увольняюсь» - ответила она и, выйдя в канцелярию, быстро написала заявление на увольнение по собственному желанию.
От всех этих нервотрёпок она была настолько напряжена, что придя домой совершенно измотанной, не раздеваясь, упала на кровать и разрыдалась. Пролежав остаток дня, выплакав все слёзы, хоть и говорят, что у женщин слёз не меряно, она стала размышлять о своём будущем: «Дура, какая я дура, - корила она себя, - хорошенько не подумав, ляпнула, что уеду, а куда я уеду? Куда?  Кому я нужна, да ещё, беременная? Единственный человек, который меня поймёт и примет – сестра, но к ней нельзя, там дочь, Вера… и, как объяснить сестре свою беременность? Оо-о, Господи, что же мне делать?! – забилась, заметалась она на постели.
Когда её немного отпустило, она стала вспоминать своих друзей и подруг, которые могли бы помочь ей в сложившейся ситуации. Перебрав с десяток, она подумала о Марии. Вот кто ей поможет. Они, в далёком прошлом, вместе учились в педагогическом институте, жили в одной комнате общежития и были неразлучными подругами. Правда, за все годы после окончания института, они лишь однажды поговорили по телефону, хотя открытки с поздравлениями на день рождения и на Новый год посылали регулярно.
Что ж «Попытка, не пытка», решила Людмила Афанасьевна, и набрала междугородний номер.
         Гудки вызова гудели, но никто трубку не поднимал. Отчаявшись дозвониться, она уже хотела положить трубку, как в телефоне, что-то клацнуло и кто-то, ломающимся баском, сказал: «Алло! Говорите!»
- Пригласите к телефону Марию, - зачастила она в трубку, я её подруга, Людмила.
Издалека, приглушённо донеслось: «Мам, это тебя… какая-то Людмила».
Людмила догадалась - это младший сын Марии… как же его звать? – попыталась она вспомнить… ааа – Коля, неожиданно подкинула её память ответ.
С Марией она обо всём договорилась, хоть и с некоторыми заминками в разговоре, но договорилась. Следующий вопрос, требующий незамедлительного решения, как уберечь квартиру от разграбления. Лучше всего, конечно, найти   квартирантов – какой-никакой доход и за квартирой присмотр… - Не оставлять же её на несколько месяцев запертой.
Но этот вопрос, возможно лёгко разрешимый для других, для непрактичной Людмилы Афанасьевны был настоящим препятствием.
Но, наверное, мне помогает сам Всевышний, подумала она, когда на удивление, вопрос с квартирой и квартирантами разрешился очень быстро. Прямо на следующий день «всё знающая старушка» посоветовала зайти к жильцам во втором этаже. Они женили сына, сказала она Людмиле Афанасьевне, и им  нужна квартира. А, потом, словоохотливо затараторила: «Они ж, почитай, молодые. Им же охота пожить в своё удовольствие и этот, как его, уж совсем забыла… она, немного подумала, пошамкала беззубым ртом и, вроде, как застеснявшись, проговорила шёпотом, -  у них же… этот… медовый месяц». И пергаментное лицо её, после произнесённых последних слов, слегка порозовело.
«Смотри-ка ты, бабулька ещё, и краснеть не разучилась - подумала про себя Людмила и даже чуть позавидовала ей. Эх, мне бы твои заботы, мне бы твои печали…»

                                                                           *    *    *
Получив всю сумму оплаты за год вперёд, Людмила Афанасьевна, собрав необходимые вещи, через два дня, предварительно предупредив сестру, на междугороднем автобусе выехала в Углич, к Марии.
        Сестре и дочери своё неожиданное решение перебраться в Углич она объяснила желанием помочь заболевшей подруге. Это объяснение хоть и не рассеяло некоторой нелогичности её поступка, но, всё же, как-то удовлетворило сестру и дочь. Больше этот вопрос, Слава Богу, они не поднимали. И она перестала тревожиться по этому поводу.
 А вот, о будущем ещё не родившегося ребёнка, она думала с тревогой и страхом:  «Родится он, такой маленький и беззащитный. И… что мне с ним делать?  Бедная я, бедная! Бедная и горемычная!» - плакала, не находя успокоения, её душа. - «Кто поможет мне в моём-то возрасте, кто?»       Ровно через шесть с половиной месяцев она родила прелестную, белокурую, с темными вишенками глаз, девочку и в благодарность, за оказанную ей подругой помощь, назвала её Марией. Подруга, восхищаясь прелестной девочкой, носила её на руках и ласково называла её Машенькой и, сделав губы «гузочкой», ворковала» «Ах, ты моё солнышко! Ах, ты моя красавица! Ах, ты, моя сладенькая!»
    Вернуться домой с новорожденным ребёнком Людмила Афанасьевна не могла. Опять необходимо было решать задачу - откуда у неё, незамужней женщины, вдруг появился ребёнок, да ещё и грудничок?  Не аист же его принёс в корзинке по её заказу от деда мороза? Засмеют ведь соседи! Ещё и скажут: « Не держите нас за дураков. Это Вам не Одесса, а мы не Одесситы, чтобы вашу брехню слухать!»
   Она не знала что делать, как объяснить досужим соседкам появление в её жизни ребёнка, и она посмурнела. Настроение её с каждым днём всё более портилось. На её удивление, очень быстро выход  нашёл сын Марии. Она даже не ожидала, что его предложение, по своей простоте, окажется настолько спасительным для неё и Машеньки.
- Тётя Люда, - он чуть покраснел, - ааа, если говорить, что вы взяли Машеньку из родильной больницы и удочерили её.
Что ж, это был хоть и не лучший, но всё же единственно возможный выход в данной ситуации. Спасибо тебе Коля за своевременную подсказку, поблагодарила она сообразительного мальчишку.
        Ещё одно оставалось неизвестным. Оно сидело занозой в груди и не давало свободно вздохнуть - неизвестно, как отнесётся к новоявленной сестре, Вера. Примет ли она свою сестру, подпустит ли её к своему сердцу.  Полюбит ли она её, или холодно отвернётся от ни в чём не повинной  малышки?
         И всё же, действительно, это был единственный выход в её сложном положении.
Пора было возвращаться домой. Она и так достаточно долго пользовалась гостеприимством доброй подруги. Прожив ещё месяц пока Машенька окончательно окрепнет, и она сама наберётся сил на дорогу, Людмила Афанасьевна попрощалась с гостеприимной, добросердечной подругой и её семьёй.
Предупреждённые заранее квартиранты оказались порядочными людьми, своевременно освободили квартиру, и ей не пришлось выяснять отношения.
Выходить на работу в конце учебного года не имело смысла, и она полностью занялась девочкой. На любопытные вопросы соседей и знакомых – «Откуда у неё ребёнок?» - она коротко ответила – удочерила из роддома. Вскоре назойливое внимание к её персоне иссякло.
Жила она очень скромно, экономя каждую копейку из полученных денег за аренду квартиры. Но и они, вот-вот должны были закончиться. Оставалась надежда на школу. Она уже подала заявление на восстановление её в прежней должности - преподавателя математики, а пока, вот полоса везения, она устроилась мыть лестничные марши в своём доме. В  её отсутствие с Машенькой согласилась сидеть та, всезнающая, вредная старушка. На деле, оказалось, что у неё доброе сердце и к девочке она привязалась всей душой.
На несколько дней приехала Вера. Холодно посмотрев на новоявленную сестру, она отвернулась от неё и больше к ней не подходила. Это обидело Людмилу Афанасьевну, очень обидело, но заставить старшую дочь полюбить свою младшую сестрёнку она не могла и рассказать всю правду, тоже не насмелилась. Не могла же она сказать Вере, что это мог бы быть её ребёнок!
        Вскоре Вера уехала, и Людмиле Афанасьевне почему-то стало легче. Она поняла почему: Вера своим присутствием постоянно заставляла вспоминать тот грозовой день, когда она, мать, таким страшным унижением, спасла свою дочь от позора.
 
                                                                *   *   *
Машенька была плодом греха, но она была такая крохотулечка, так мило улыбалась и тянула ей навстречу ручонки, что у Людмилы Афанасьевны что-то размякало в груди, и она забывала, кто её отец.
Проходили дни, недели. Тянулись своей чередой месяцы, а за месяцами годы. К шестнадцати годам Машенька повзрослела, расцвела, превратившись в настоящую русскую красавицу. Стройная, высокая, с золотистого цвета волосами и миндалевидными, зелёного ореха глазами, она была неотразимо прекрасна. За ней, как за курицей цыплята, вечно тянулся хвост воздыхателей разного социального положения и возраста, но она была неприступна, как настоящая принцесса.
Людмила Афанасьевна, вначале, боялась за неё и хотела предупредить о…, но Машенька сразу поняла, на что её самая-самая любимая мамочка намекает и гордо ответила: «Если я полюблю кого-то мамочка, то это произойдёт не сейчас и это будет принц!»
Людмила Афанасьевна немного успокоилась, но совсем тревога за дочь не ушла.
После окончания школы Машенька легко поступила в университет на факультет иностранных языков. Она хотела, как и мама, стать преподавателем, только не математики, а иностранного языка. А, если уж очень повезёт, то переводчицей в крупной иностранной компании, говорила Машенька, ласкаясь к матери. А уж, если совсем-совсем повезёт, добавляла она лукаво, то помощником генерального директора… где-нибудь за границей и в серьёзной компании! Очень серьёзной»
    Пока это были только мечты, девичьи мечты, и не у всех они сбываются.  Ей нужно было учиться в университете ещё год. Мечты, все об этом знают, претворяются в жизнь у того, кто не покладая рук трудится и упорно, не сворачивая с пути, движется к цели.
Машенька добилась своего! Что уж ей помогло: счастливая ли судьба её, или её упорство и настойчивость, но, по окончании университета Машеньку пригласили на работу в совместную, Российско-Бельгийскую компанию. Да ещё не кем-нибудь, а  секретарём-референтом с трёхмесячной стажировкой в головной конторе, расположенной в Брюсселе.
Маша приехала к матери похвастаться своей необыкновенной удачей и на следующий день стала прощаться. Ей нужно было лететь к месту стажировки.
Людмила Афанасьевна загрустила. Опять она осталась одна. Обе её дочери живут своей жизнью, а она… и, долго сдерживаемые слёзы, затуманили ей глаза.

© Copyright: Лев Голубев, 2015

Регистрационный номер №0282610

от 12 апреля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0282610 выдан для произведения: ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
Глава  первая
Людмила Афанасьевна обратила внимание на необычное поведение дочери уже с месяц назад. Она воспитывала её одна, без мужа. Было трудно: приходилось постоянно как-то изворачиваться, чтобы дочь ни в чём не знала нужды. А, как можно извернуться в наше время? Только одним способом – найти дополнительный заработок. И нашла - стала мыть полы в почтовом отделении.
        Отбарабанит свои пять-шесть уроков в школе и бегом на почту. И, так, каждый день, в школе геометрия с тригонометрией, а после школы - мокрая тряпка и помойное ведро с водой. Возвращалась домой затемно, не чуя ног под собой от усталости.
Одна радость дома – шестнадцатилетняя, жизнерадостная дочурка, Вера - тёмноволосая, похожая на цыганочку, стройная, вся в отца - плод её безумной любви к заезжему столичному гастролёру. Он оказался ещё тем типом! Даже не типом, а типчиком – малодушным и к тому же – женатым. Ну, откуда она могла всё про него знать, откуда? Он же так красиво говорил ей о вечной любви, такие цветы дарил! Вот она и поверила, и влюбилась безоглядно, до умопомрачения.
       Видя её, слыша её жизнерадостный воркующий голосок, Людмила Афанасьевна вспоминала Игоря, отца Веры. И, моментально, откуда-то из самых глубин души, поднималось справедливое возмущение – подлец, негодяй, поматросил и бросил, а она теперь воспитывай дочь одна, бейся как рыба об лёд, чтобы хоть как-то выжить в этом суровом, не приспособленном для слабых людей, мире!  Дура набитая! Господи, какая дура! Нет бы прислушаться к советам покойницы матери, так нет, захотелось самостоятельности, видите ли, она уже взрослая…  Она ещё раз грубо ругнула себя – дурында!
Вот и сейчас, кажется, тоже самое происходит с её Верой, с её ненаглядной и такой умницей, дочуркой.
        Людмила Афанасьевна доглаживала постельное бельё, а Верка читала книгу и нет-нет, да поглядывала на часы. Чего уж тут непонятного? – с возмущением подумала она, изредка поглядывая на дочь. Всё, как на ладони, сама раньше так делала, дура!
- Ты, что это всё на часы поглядываешь, - решила она поинтересоваться у дочери, - до начала фильма ещё полтора часа.
- Я не поглядываю, это тебе показалось.
Но сердце матери чувствовало, Вера напряжена, и потом, она же ясно видела, дочь нервничает, книгу не читает, за полчаса не перевернула ни одной страницы. Понятное дело, о чём-то думает.
        Минут через двадцать, Вера, нервным движением захлопнув книгу, сказала: «Мам, я сбегаю, мусор вынесу».
- Куда ты, ночь уже!
- Мам, какая ночь? Всего-то десять часов. Я быстренько.
- Вера, не нужно, я утром сама вынесу, мне по пути.
- Мама, - в голосе дочери послышалось упрямство, - в квартире неприятный запах, я не хочу дышать вонью всю ночь! Проговорив это, она вышла из комнаты.
Людмила Афанасьевна услышала, как закрываясь, хлопнула входная дверь.
Вера вернулась минут через сорок. За это время Людмила Афанасьевна так перенервничала, что увидев входящую дочь, не сдержалась и закричала:
- Ты, где это до сих пор шлялась? Вынести мусор – минутное дело, а ты, когда вернулась?..  Посмотри на часы!
-  Я встретила подружку. Мы поговорили… то, да сё…
- Не ври, Верка!! - опять закричала на дочь Людмила Афанасьевна, не стерпев её явной лжи, – какие могут быть подружки в это время?!
- Не веришь, и не надо. Я уже взрослая и у меня может быть своя жизнь, - огрызнулась дочь и направилась в свою комнату.
Людмила Афанасьевна от такой Веркиной наглости на некоторое время даже онемела. Она стояла и растерянно разводила руками. А, потом, из глаз её покатились одна слезинка за другой, одна за другой, постепенно превратившись в два светлых ручейка.
Это была их первая крупная ссора в жизни. Она поняла, с дочерью что-то творится нехорошее, то есть, она догадывалась, что с ней творится, но не хотела верить. А произошло это с дочерью не по её вине. Не она ли холила и лелеяла свою доченьку, не она ли отдавала ей всю свою материнскую любовь… и вот… на тебе, дочь что-то скрывает от неё… начала грубить и таиться.
Всю ночь провела она без сна в своей постели, ища причину такого изменения в  Веркином поведении, и не находила. Может она заболела, а я не поняла и напрасно накричала на неё, вдруг пришло ей в голову, а может, правда, она встретила подружку и, бывает же так на самом деле, заговорились.
       Утром, дочь молчаливо собралась и, не попрощавшись с матерью, ушла в школу…
Так и не придя ни к какому выводу, не приняв никакого решения, Людмила, с болящей от ночной бессонницы и дум, головой, пошла на работу. День тянулся медленно - вязкой тягучей смолой.
       А, ещё через пару дней всё видящая и всё про всех знающая соседка - древняя, злая на язык старуха, которую она часто видела вечно сидящей на лавочке у крыльца, ехидно улыбаясь, хриплым голосом ей сказала: «А, Верка-то твоя ненаглядная… тихоня… по ночам возле гаражей женихается. Смотри, как-бы в подоле не принесла».
Это было последней каплей яда на её кровоточащую рану. Разговаривать с Веркой бесполезно, подумала она, и  решилась на не очень красивый, по отношению к дочери, шаг. Она решила проследить, куда ходит её дочь и с кем встречается. Ещё не хватало, испугалась она, чтобы с моей Верочкой случилось тоже, что со мной!
Во вторник у неё было мало уроков и она решила, прежде чем идти на почту, зайти домой, занести купленные в супермаркете продукты. Раньше она никогда не заглядывала в почтовый ящик, эта обязанность лежала на дочери. Уже   пройдя мимо, она почему-то вернулась и заглянула внутрь. Газет в ящике не было, лишь одиноко белел свёрнутый вдвое листок бумаги. Извещение на оплату коммунальных услуг, решила она.
Вера была дома, сидела на диване и что-то бормотала по-английски. Разложив принесённые продукты в холодильнике, Людмила пошла в комнату, чтобы переодеться, но вспомнила об извещении и, вернувшись на кухню, взяла листок со стола. А, когда развернула – лицо её побледнело.
        Вошедшая в это время Вера, увидев бледное лицо матери, заботливо спросила, - мама, что с тобой, тебе плохо? Ты заболела, или что-то случилось в школе? Мама, да не молчи ты!
        -  Ничего доченька, ничего, просто я устала, - через силу выдавила Людмила Афанасьевна и постаралась спрятать листок в карман.
- Как же, ничего, ты вон какая бледная. А, что это у тебя за листок в руке? – в  голосе дочери, явно прозвучало подозрение.
- Извещение из ЖКХ… на оплату.
- Так ещё не время, - поглядев на мать, удивилась  дочь.
- Значит, решили разнести пораньше, - постаралась равнодушным голосом ответить она.
- Аа-а… - и Вера направилась в свою комнату. Мама, я английский учу, много слов незнакомых, я тебе не нужна?
- Иди, занимайся, Вера. Я только переоденусь и на почту.
                                                 
                                                                           Глава вторая
Механически возя тряпкой по полу, Людмила Афанасьевна лихорадочно искала выход, как уберечь дочь от грехопадения. В записке, какой-то  Вадим, расточая сладкие слова любви, явно просил близости с её дочерью. Значит, до этого у них ещё ничего не было, немного успокоилась она, а что потом? Только по чистой случайности записка попала ей в руки. Не вернись она раньше домой, не загляни в почтовый ящик и её дочь, такая нежная, такая красивая, такая добрая и доверчивая глупышка, совершила бы «непоправимое» в своей молодой, только начинавшейся жизни.
Но, что же делать, что делать? – лихорадочно метались мысли в голове. Что делать?! – чуть не воя от бессилия, спрашивала она себя. Господи, подскажи, надоумь! И, как озарение свыше – отправить дочь к её тётке.  Да, надо немедленно отправить Веру в Днепропетровск, к моей сестре! Решено! Конечно, Нижнеднепровский узел, это не центр города, но всё же дочь будет подальше от этого сластолюбивого  негодяя, от этого… греховодника в штанах. Этого… Людмила Афанасьевна, так перепугалась от одной только мысли – что могло бы случиться с её дочерью, не перехвати она записку, что чуть не потеряла сознание.
 Ишь, что удумал. Я, Верочку тебе на потеху не отдам, я жёстко поговорю с тобой, оболтус! Я.  так поговорю, что ты навсегда забудешь дорогу к нашему дому и Верочку тоже забудешь! – кипятилась она, вытирая пыль и не замечая, что уже минут десять трёт тряпкой по одному и тому же месту.
        Как ученик-отличник, решивший трудную задачу, Людмила Афанасьевна немного успокоилась и уже более тщательно принялась за уборку.
Вечером, сказав дочери, что сходит к своей знакомой, проживающей в соседнем доме она, накинув плащ с капюшоном и захватив с собой записку, вышла из дома, чтобы поговорить с незнакомым ей, Вадимом. Этим именем была подписана записка. Я поговорю с ним серьёзно, шептала она… Я имею на это право! – сказала она себе. Я мать, беспокоящаяся о своём неразумном ребёнке! Я должна защитит Веру, и я это сделаю!
 На улице дул порывистый ветер и стояла такая непроглядная темень от закрывших небо тяжёлых, грозовых туч, что в шаге нельзя было ничего рассмотреть. Она, попав в тёмную круговерть непогоды, уж хотела повернуть назад,  но желание защитить дочь, пересилило страх. Надвинув ещё глубже капюшон на голову, и почти закрыв лицо, она осторожно, боясь споткнуться на неровностях дороги и упасть, двинулась к гаражам.
Изредка, ослепляя, поблёскивали молнии, и гремел гром. Ей было страшно. При каждом раскате грома она, непроизвольно вздрагивала, вжимала голову в плечи и закрывала от страха глаза.
        Добравшись до тёмной массы гаражей, она, при очередной вспышке молнии, увидела номер указанного в записке гаража и в растерянности остановилась. На месте свидания никого не было. Решив, что она перепутала номер гаража или у Вадима проснулась совесть, и он не посмел явиться на свидание с её дочерью, она развернулась, чтобы отправиться домой. От чувства успокоения, что всё закончилось благополучно, что она спасла дочь… Скорее всего Бог не допустил! – решила она - у неё даже вырвался вздох облегчения.
Слава Богу! - прошептала Людмила Афанасьевна и, запахнув плотнее плащ, собралась возвращаться домой. Но неожиданно оказалась в крепких, как тиски, объятиях и её потянули в сторону приоткрытой двери. У неё мелькнула мысль - «Как же я раньше не заметила её?»
Не устояв на ногах, она потеряла равновесие и чуть не упала, но сильные руки не разжались. Руки настойчиво тянули её в тёмную пасть гаража. От страха и неожиданности, она вскрикнула, но вспомнив, кто она и зачем пришла, подумала о своей дочери, и новый крик застыл у неё на губах. Она ещё надеялась образумить молодого человека, но её уже затащили в непроницаемую темноту и срывали одежду.
Остервенев от такой наглости сопляка, она изо всех своих слабых женских сил стала отбиваться, царапаться и кусаться. На какое-то короткое мгновение, она сумела высвободиться из объятий. Уже сделав шаг к спасительной двери, она запуталась в плаще, споткнулась, и её моментально завалили на пол…
Он был сильнее её! Он был намного сильнее её!
Людмила Афанасьевна попыталась закричать, но насильник зажал ей рот. Последние остатки сил покинули её и она, теряя сознание, провалилась в беспамятство…
  
                                                                  *   *   *
Через сколько времени к ней вернулось полное осознание очевидного, она не могла вспомнить, она лишь помнила, как её грубо вытолкали из гаража и закричали вслед: «Пошла вон, шлюха! А ещё прикидывалась недотрогой, строила из себя целку! Видеть тебя, Верка, больше не хочу!»
На улице шёл дождь, даже не дождь, а ливень. Кое-как поправив на себе порванную в нескольких местах одежду, Людмила Афанасьевна, промокшая до нитки, дрожащая от холода и унижения, сопровождаемая раскатами грома и вспышками молний, направилась домой. Обида и слёзы душили её. Ведь она хотела только образумить этого мальчика, защитить свою дочь, а он…Оо-о!
       Но, глубоко в подсознании, нет-нет, да проскакивала искорка торжества – она, ценой собственного унижения и надругательства над собой, спасла от позора дочь, спасла свою малышку. А, я, что ж…
Спасибо тебе, Господи, что дал мне возможность перехватить записку! – сквозь текущие, смешавшиеся с дождём слёзы, поблагодарила она Бога. Что было бы с моей ненаглядной девочкой, если бы она попала в руки этого зверя в человеческом облике. Будь ты трижды проклят, и будь проклято всё твоё потомство, подонок!!! - шептала она, оскальзываясь на мокрой дороге и зябко кутаясь в порванный плащ.
Осторожно, пытаясь не производить шума, она проскользнула в свою комнату и сразу же, не сняв мокрой, грязной одежды, позвонила сестре и договорилась с ней о Вере.
- Пусть поживёт у тебя какое-то время, - попросила она, - деньги на её содержание я буду тебе высылать, об этом не беспокойся.
- А, как же школа? А, как же… или у вас что-то случилось? - поинтересовалась сестра, и в голосе её прозвучало неподдельное волнение.
- Ничего не случилось, а школу Вера закончит у тебя.
- Люда, может у вас всё-таки что-то случилось или вы поссорились? – забеспокоилась сестра.
- Нет, у нас всё в порядке, не волнуйся, -  успокоила она её. - Вере нужна перемена климата.
Вечером следующего дня Людмила Афанасьевна, дав кучу наставлений и поцеловав на прощание погрустневшую дочь, посадила её в скорый поезд Москва-Симферополь.
Когда последний вагон скрылся за горизонтом, Людмила Афанасьевна облегчённо вздохнула: Слава Богу, отправила дочь от греха подальше… - А этот подлец, Вадим, пусть теперь поищет её. И она с душевным волнением ещё раз поблагодарила бога за помощь в спасении дочери.
        С мыслью о том, что теперь её дочь недосягаема для Вадима, успокоенная, она вернулась домой.
        В эту ночь она спала крепко и никакие предчувствия не беспокоили её. Проснулась она почти счастливая.

                                                                     Глава третья
День пролетал за днём, неделя за неделей. Сестра один раз в неделю звонила ей, рассказывала о Вере. Как явствовало из докладов сестры, Вера всё время проводит дома, готовится к вступительным экзаменам в университет и, кажется, совсем не страдает от одиночества, прямо монашка какая-то! - удивлённо добавляла та.
 - Представляешь, - говорила она шёпотом, -  Вера так увлеклась подготовкой к вступительным экзаменам, что даже ни разу не сходила в кинотеатр или на дискотеку.
 А, потом, при следующем разговоре, сестра, как-то неуверенно призналась… «Но, это меня и радует и беспокоит одновременно. Что-то с ней не так! Не находишь? -  Признайся Люда, у вас… между вами… всё-таки, что-то произошло, да? Скажи правду, Люда…
 - Нет, нет. Что ты. Я же тебе говорила. У нас всё нормально. Не переживай, - отвечала она сестре.
        Переговорив в очередной раз с сестрой, она садилась на диван, доставала альбом с фотокарточками и, рассматривая их, тихо радовалась своему мудрому и своевременно принятому решению:
         С дочкой всё идёт, как нельзя лучше, говорила она себе, и вытирала кулачком неожиданно замокревшие глаза и сморкалась в полотенце.
В школе тоже дела шли хорошо. Все ученики её класса сдали выпускные экзамены. Ни один не остался на второй год или на осеннюю переэкзаменовку. Живи и радуйся! - говорила она себе.
       Людмила Афанасьевна зажила мирной, спокойной жизнью. Правда, жизнь без дочери показалась ей скучноватой. Не хватало её весёлого, озорного смеха, её шуток. Но, успокаивала она себя, Вера поступит в университет, после первого семестра сдаст сессию и приедет на зимние каникулы. И, у нас всё будет по-старому, как раньше. А там, глядишь, и Веру можно будет опять забрать домой – мечтала Людмила Афанасьевна
                                                                *   *   *
В один из летних дней преподаватели собрались в учительской для решения вопроса по подготовке школы к следующему учебному году. Физрук, мужчина средних лет,   балагур и дамский сердцеед, посмеиваясь в роскошные усы, заметил: «А, вы-ы, Людмила Афанасьевна за последнее время очень даже похорошели. Уж не любовь ли нагрянула, нечаянно, ко мне?»
- К вам, Олег Петрович, быть может, и нагрянула, только не ко мне, - парировала она насмешника.
А, учительница русского языка и литературы, услышавшая их разговор, ехидно добавила: «Олег Петрович, вы хоть и преподаватель физкультуры, но пора бы уж научиться правильному построению речи».
Она же влюблена в него, как кошка, вспомнила Людмила Афанасьевна. Поэтому и задирает его по всякому поводу и без повода. Всё делает, лишь бы он обратил на неё внимание.
Дома, переодеваясь в халатик, она подошла к зеркалу. Да, правы вы, Олег Петрович, я неплохо выгляжу для своих тридцати семи, вон, даже животик округлился… -  Что? Какой… может быть животик? – ахнула она, побледнев. Я, что?! Да, не может быть такого, я же ни с кем…ужаснулась она. Я же… у меня же… только школа, ученики ии-и… подработка на почте…
       -  И, словно обухом по голове: а тот ненастный вечер… позабыла, что ли? Гос-по-ди, как же это?! – застонала она. Какой позор на мою голову! А, что я скажу Вере, а что скажут в школе? Немедленно нужно идти к гинекологу и делать аборт. А, может, я ошибаюсь и я не беременна? Терзаясь неизвестностью, Людмила Афанасьевна долго не могла уснуть, а утром, чуть свет, позвонила завучу домой и, задыхаясь от еле сдерживаемого волнения, предупредила,  что задержится немного и, чтобы избежать ненужных вопросов, быстро положила трубку, и осталась стоять, вперив взгляд в звенящую  пустоту.
 В женской клинике приговор был жестоким и окончательным: срок беременности – девять недель, аборт делать нельзя! Врач ещё и сокрушённо добавил при прощании: «Что же вы мамаша на обследование так поздно пришли? Мы должны вас поставить на учёт».
- Не нужно на учёт, - окончательно расстроенная, ответила она и   неожиданно добавила, - я на днях переезжаю в другой город, там и стану на учёт.
А придя в школу, попросила дать ей отпуск без содержания на год. Директор упёрся - «У нас преподавателей не хватает, а вы просите отпуск на год, не дам! Категорически заявляю – не дам! Вы меня, Людмила Афанасьевна, без ножа режете… по живому!»
«Тогда я увольняюсь» - ответила она и, выйдя в канцелярию, быстро написала заявление на увольнение по собственному желанию.
От всех этих нервотрёпок она была настолько напряжена, что придя домой совершенно измотанной, не раздеваясь, упала на кровать и разрыдалась. Пролежав остаток дня, выплакав все слёзы, хоть и говорят, что у женщин слёз не меряно, она стала размышлять о своём будущем: «Дура, какая я дура, - корила она себя, - хорошенько не подумав, ляпнула, что уеду, а куда я уеду? Куда?  Кому я нужна, да ещё, беременная? Единственный человек, который меня поймёт и примет – сестра, но к ней нельзя, там дочь, Вера… и, как объяснить сестре свою беременность? Оо-о, Господи, что же мне делать?! – забилась, заметалась она на постели.
Когда её немного отпустило, она стала вспоминать своих друзей и подруг, которые могли бы помочь ей в сложившейся ситуации. Перебрав с десяток, она подумала о Марии. Вот кто ей поможет. Они, в далёком прошлом, вместе учились в педагогическом институте, жили в одной комнате общежития и были неразлучными подругами. Правда, за все годы после окончания института, они лишь однажды поговорили по телефону, хотя открытки с поздравлениями на день рождения и на Новый год посылали регулярно.
Что ж «Попытка, не пытка», решила Людмила Афанасьевна, и набрала междугородний номер.
         Гудки вызова гудели, но никто трубку не поднимал. Отчаявшись дозвониться, она уже хотела положить трубку, как в телефоне, что-то клацнуло и кто-то, ломающимся баском, сказал: «Алло! Говорите!»
- Пригласите к телефону Марию, - зачастила она в трубку, я её подруга, Людмила.
Издалека, приглушённо донеслось: «Мам, это тебя… какая-то Людмила».
Людмила догадалась - это младший сын Марии… как же его звать? – попыталась она вспомнить… ааа – Коля, неожиданно подкинула её память ответ.
С Марией она обо всём договорилась, хоть и с некоторыми заминками в разговоре, но договорилась. Следующий вопрос, требующий незамедлительного решения, как уберечь квартиру от разграбления. Лучше всего, конечно, найти   квартирантов – какой-никакой доход и за квартирой присмотр… - Не оставлять же её на несколько месяцев запертой.
Но этот вопрос, возможно лёгко разрешимый для других, для непрактичной Людмилы Афанасьевны был настоящим препятствием.
Но, наверное, мне помогает сам Всевышний, подумала она, когда на удивление, вопрос с квартирой и квартирантами разрешился очень быстро. Прямо на следующий день «всё знающая старушка» посоветовала зайти к жильцам во втором этаже. Они женили сына, сказала она Людмиле Афанасьевне, и им  нужна квартира. А, потом, словоохотливо затараторила: «Они ж, почитай, молодые. Им же охота пожить в своё удовольствие и этот, как его, уж совсем забыла… она, немного подумала, пошамкала беззубым ртом и, вроде, как застеснявшись, проговорила шёпотом, -  у них же… этот… медовый месяц». И пергаментное лицо её, после произнесённых последних слов, слегка порозовело.
«Смотри-ка ты, бабулька ещё, и краснеть не разучилась - подумала про себя Людмила и даже чуть позавидовала ей. Эх, мне бы твои заботы, мне бы твои печали…»

                                                                           *    *    *
Получив всю сумму оплаты за год вперёд, Людмила Афанасьевна, собрав необходимые вещи, через два дня, предварительно предупредив сестру, на междугороднем автобусе выехала в Углич, к Марии.
        Сестре и дочери своё неожиданное решение перебраться в Углич она объяснила желанием помочь заболевшей подруге. Это объяснение хоть и не рассеяло некоторой нелогичности её поступка, но, всё же, как-то удовлетворило сестру и дочь. Больше этот вопрос, Слава Богу, они не поднимали. И она перестала тревожиться по этому поводу.
 А вот, о будущем ещё не родившегося ребёнка, она думала с тревогой и страхом:  «Родится он, такой маленький и беззащитный. И… что мне с ним делать?  Бедная я, бедная! Бедная и горемычная!» - плакала, не находя успокоения, её душа. - «Кто поможет мне в моём-то возрасте, кто?»       Ровно через шесть с половиной месяцев она родила прелестную, белокурую, с темными вишенками глаз, девочку и в благодарность, за оказанную ей подругой помощь, назвала её Марией. Подруга, восхищаясь прелестной девочкой, носила её на руках и ласково называла её Машенькой и, сделав губы «гузочкой», ворковала» «Ах, ты моё солнышко! Ах, ты моя красавица! Ах, ты, моя сладенькая!»
    Вернуться домой с новорожденным ребёнком Людмила Афанасьевна не могла. Опять необходимо было решать задачу - откуда у неё, незамужней женщины, вдруг появился ребёнок, да ещё и грудничок?  Не аист же его принёс в корзинке по её заказу от деда мороза? Засмеют ведь соседи! Ещё и скажут: « Не держите нас за дураков. Это Вам не Одесса, а мы не Одесситы, чтобы вашу брехню слухать!»
   Она не знала что делать, как объяснить досужим соседкам появление в её жизни ребёнка, и она посмурнела. Настроение её с каждым днём всё более портилось. На её удивление, очень быстро выход  нашёл сын Марии. Она даже не ожидала, что его предложение, по своей простоте, окажется настолько спасительным для неё и Машеньки.
- Тётя Люда, - он чуть покраснел, - ааа, если говорить, что вы взяли Машеньку из родильной больницы и удочерили её.
Что ж, это был хоть и не лучший, но всё же единственно возможный выход в данной ситуации. Спасибо тебе Коля за своевременную подсказку, поблагодарила она сообразительного мальчишку.
        Ещё одно оставалось неизвестным. Оно сидело занозой в груди и не давало свободно вздохнуть - неизвестно, как отнесётся к новоявленной сестре, Вера. Примет ли она свою сестру, подпустит ли её к своему сердцу.  Полюбит ли она её, или холодно отвернётся от ни в чём не повинной  малышки?
         И всё же, действительно, это был единственный выход в её сложном положении.
Пора было возвращаться домой. Она и так достаточно долго пользовалась гостеприимством доброй подруги. Прожив ещё месяц пока Машенька окончательно окрепнет, и она сама наберётся сил на дорогу, Людмила Афанасьевна попрощалась с гостеприимной, добросердечной подругой и её семьёй.
Предупреждённые заранее квартиранты оказались порядочными людьми, своевременно освободили квартиру, и ей не пришлось выяснять отношения.
Выходить на работу в конце учебного года не имело смысла, и она полностью занялась девочкой. На любопытные вопросы соседей и знакомых – «Откуда у неё ребёнок?» - она коротко ответила – удочерила из роддома. Вскоре назойливое внимание к её персоне иссякло.
Жила она очень скромно, экономя каждую копейку из полученных денег за аренду квартиры. Но и они, вот-вот должны были закончиться. Оставалась надежда на школу. Она уже подала заявление на восстановление её в прежней должности - преподавателя математики, а пока, вот полоса везения, она устроилась мыть лестничные марши в своём доме. В  её отсутствие с Машенькой согласилась сидеть та, всезнающая, вредная старушка. На деле, оказалось, что у неё доброе сердце и к девочке она привязалась всей душой.
На несколько дней приехала Вера. Холодно посмотрев на новоявленную сестру, она отвернулась от неё и больше к ней не подходила. Это обидело Людмилу Афанасьевну, очень обидело, но заставить старшую дочь полюбить свою младшую сестрёнку она не могла и рассказать всю правду, тоже не насмелилась. Не могла же она сказать Вере, что это мог бы быть её ребёнок!
        Вскоре Вера уехала, и Людмиле Афанасьевне почему-то стало легче. Она поняла почему: Вера своим присутствием постоянно заставляла вспоминать тот грозовой день, когда она, мать, таким страшным унижением, спасла свою дочь от позора.
 
                                                                *   *   *
Машенька была плодом греха, но она была такая крохотулечка, так мило улыбалась и тянула ей навстречу ручонки, что у Людмилы Афанасьевны что-то размякало в груди, и она забывала, кто её отец.
Проходили дни, недели. Тянулись своей чередой месяцы, а за месяцами годы. К шестнадцати годам Машенька повзрослела, расцвела, превратившись в настоящую русскую красавицу. Стройная, высокая, с золотистого цвета волосами и миндалевидными, зелёного ореха глазами, она была неотразимо прекрасна. За ней, как за курицей цыплята, вечно тянулся хвост воздыхателей разного социального положения и возраста, но она была неприступна, как настоящая принцесса.
Людмила Афанасьевна, вначале, боялась за неё и хотела предупредить о…, но Машенька сразу поняла, на что её самая-самая любимая мамочка намекает и гордо ответила: «Если я полюблю кого-то мамочка, то это произойдёт не сейчас и это будет принц!»
Людмила Афанасьевна немного успокоилась, но совсем тревога за дочь не ушла.
После окончания школы Машенька легко поступила в университет на факультет иностранных языков. Она хотела, как и мама, стать преподавателем, только не математики, а иностранного языка. А, если уж очень повезёт, то переводчицей в крупной иностранной компании, говорила Машенька, ласкаясь к матери. А уж, если совсем-совсем повезёт, добавляла она лукаво, то помощником генерального директора… где-нибудь за границей и в серьёзной компании! Очень серьёзной»
    Пока это были только мечты, девичьи мечты, и не у всех они сбываются.  Ей нужно было учиться в университете ещё год. Мечты, все об этом знают, претворяются в жизнь у того, кто не покладая рук трудится и упорно, не сворачивая с пути, движется к цели.
Машенька добилась своего! Что уж ей помогло: счастливая ли судьба её, или её упорство и настойчивость, но, по окончании университета Машеньку пригласили на работу в совместную, Российско-Бельгийскую компанию. Да ещё не кем-нибудь, а  секретарём-референтом с трёхмесячной стажировкой в головной конторе, расположенной в Брюсселе.
Маша приехала к матери похвастаться своей необыкновенной удачей и на следующий день стала прощаться. Ей нужно было лететь к месту стажировки.
Людмила Афанасьевна загрустила. Опять она осталась одна. Обе её дочери живут своей жизнью, а она… и, долго сдерживаемые слёзы, затуманили ей глаза.

 

РОКОВАЯ ОШИБКА ч.3

РОКОВАЯ ОШИБКА