ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА, КОТОРУЮ Я ТОЖЕ НЕ СОБИРАЛСЯ ПИСАТЬ
Право слово, писать эту главу я и не думал, как и пятую. Даже не стал менять подзаголовок главы пятой. Нехай так будет, как было. Просто жизнь идет далее, что-то рождается, что-то пишется, что-то ложится в общую кайму, что-то идёт вразнобой. Большинство этих рассказов или, даже порой, просто заметок, писалось в то время, когда я оказался в деревне. Без работы, без денег, без возможности даже найти её и без какой-либо помощи со стороны. Если добавить к этому парализованного на половину брата моей бывшей жены, зиму без дров, которые приходилось таскать из ближайшего леса и пилить их в ручную, как говаривает мой сын – в одну каску. Поездка в Ус-к была большой роскошью для меня, но только там я мог найти работу. В эту первую зиму охота моя была неудачна, пока я не разобрался в причине, моих промахов. Только с весны фортуна стала немного более благосклонна ко мне. Я отработал одну смену в кочегарке, убил две козы подряд и продал одну из них. Лето же улыбнулось мне большими финансовыми потоками. Я продавал клубнику, грибы и сливы, а в октябре меня пригласили в кочегарку. Если добавить, что тогда же я завалил ещё две козы, то жизнь мне показалась мазаной мёдом. Впрочем, всё уже в прошлом. Она, то есть глава, сама собой просто закрылась. Иные события, прошедшие с того времени, явили новые перспективы в жизни, что-то произошло, что-то ушло, но это ещё требует своего осмысления, а я просто заканчиваю этот роман. Жизнь моя хоть и не окончилась, но писанина эта меня уже достала. «Блажен, кто праздник жизни..».
РАСКОЛЬНИКОВ УС-КОГО РАЙОНА
Право слово, людей я рассчитываю влёт, но этого человека я до сих пор понять не могу, пусть мы знакомы с ним не один десяток лет, точнее четверть века без малого. Редко люди открываются для меня новыми гранями по истечении времени, а в суть этого человека я проникнуть никак не могу. Я не могу выцепить из его головы сколь-нибудь связную мысль. Вообще трудно предположить, что этот человек есть существо разумное. Говорят, что элементалии, когда отделяются от неживой природы и становятся способными созерцать, они превращаются в деревья, когда не достигли следующего уровня, желают двигаться, то становятся животными, но, а человек, - это движение и созидание. Мне сей фрукт напоминает дерево, а сейчас уже пень, покрывшийся мхом и давно гниющий. Такой же корявый и уродливый, без единой живой веточки, которые бы дали продолжение его роду. Мои собаки были на порядок его умнеё, а по сметливости и сообразительность – на два порядка.
Но все, как говорится, в свое время. Кто сей фрукт? Брат моей жены, хоть и бывшей, но до сих пор единственной. Извиняюсь, как его называют учено и разумно, я не представляю. Сват там, шуряк или кто-то в этом роде, спросите у моей соседке. Она точно скажет, ху есть ху. Да не так важно, кто мне он приходится. Короче, Серый. Точнее Серега. Когда я хочу над ним поиздеваться, то называю его Сергеём Михайловичем. Серый и в Индонезии бесцветный. Вечер на рейде. Сумерки с одинокими огнями проблеска сознания.
Познакомились мы в 1985 году летом. В это время наш вяло текущий роман с его сестрой плавно переходил в семейную жизнь. Просто мне не куда было ехать, а для неё это был последний шанс выйти замуж. Она меня была на шесть лет старше, но мне тогда тоже уже было двадцать шесть лет. Я попал в какую-то колею, которая вроде и была преодолима, но что-то удерживало меня в ней. Вероятно, это был путь судьбы. Карма, как говаривают эзотерики. Тогда мы ещё не расписались, и она старалась не показывать мне свой скверный характер. Она притащила меня к своим родителям в Г-ку только через полгода после начала нашего романа, где я и обнаружил героя сего повествования, точнее рассказа. Тогда Серый только что откинулся из зоны, пробыв в ней два года, за «рывок» шапки. Просто, сняв с какого-то товарища этот предмет с головы, он направился в автовокзал прямо на глазах пострадавшего, где его и нашли работники нашей славной милиции. Уже это одно говорит о его глупости. Воры, что поумнее, просто уносят ноги куда подальше, а этот придурок отошел всего сто метров от места преступления и преспокойно стал ждать свою судьбу в тепле и довольствии, как и автобус, до которого было бог весть сколько времени. Не адекватное восприятие мира. Всего на всего.
Размышляя о его судьбе, я все больше и больше убеждаюсь, что Серый есть конечный продукт или идеал человека, который предназначен для рабства. Он не обладал сколько-нибудь свободной волей. Из моих наблюдений лучше всего он чувствовал в тех местах, где не приходилось заботиться о куске насущном и проявлять инициативу для его добывания. В армии, на удивление, он был на хорошем счету. Тёща показывала мне с особой гордостью те грамоты, которые ему присылали из части. В тюрьме он, видимо, прекрасно себя чувствовал.
Я размышлял об этом. Пришел к печальному и тривиальному выводу: все у нас идет из детства. Вот это самое детство у него прошло, кроме лета, разумеется, в школьных интернатах. В детстве он был тихий, послушный и покорный, но в интернате. Дома же была другая ситуация. Первое, что повлияло на воспитание его дома, была война. Причем война и пацан 1955 года рождения? Просто. Тёща выросла в войну. Тут начинается сдвиг по фазе, причем женский сдвиг: «У меня было трудное детство, пусть хоть мои дети поживут по-человечески». Кроме того у тёщи, что я слышал краем уха, был роман с солдатиком, который закончился вместе с концом его службы. Но не совсем. Солдатик вернулся, но тёща была уже замужем. Харитоныча, то есть своего мужа и иже моего тестя, она любила не дюже. Разгильдяй и пьяница он был добрый, а баба Аня была хохлушкой настоящей. То есть: держала его по мере возможности в ежовых рукавицах. Добавить то, что она была из переселенцев в Уссурийский край второй волны, а её родители были хлеборобы и хлебопашцы, то и взгляды её звучали, согласуясь с двумя хохлатскими словами: «До сэбе». Впрочем, эта была классическая библейская пара: тесть бы сдох, если бы тёща все не тащила в дом и не наживала добро. Одних мотоциклетов она ему купила несколько, начиная с трофейного «Харлея», были и «Урал» и «Ижак». В те времена они стоили не хило. Я уже застал у него «Москвич 412». Тёща тащила и копила, а тесть разбазаривал. «Хохол хохла видит издалека».
Пора вернутся от тёщи с тестем, к славному Серому. Тёща, не особо любя своего мужа, всю неразделенную любовь выплеснула на сыночка. Но, как известно: слишком хорошо – не совсем хорошо. Даже плохо. Она, привыкшая в семье к постоянному и упорному труду, считала, что сын не должен работать столь каторжно, как работала она и в свое время. Не сильно уважая советскую власть, она, все же, быстро приспособилась к этой власти. Нет, она не стала лезть на руководящие должности, не стала получать высшеё образование или просто учится. Она, закончив школу, преспокойно нашла себе работу не очень тягостную и нудную, в двух шагах от дома, а всю энергию направила на дом и хозяйства. Кстати, когда я появился в Г-ке, тёща работала машинистом насосной станции. То есть включала два раза в день рубильник и выключала его, за что получала 96 рублей в месяц. Я же, работая главным экономистом, получал в то же время за полный рабочий день 168 этих самых р. и имел кучу работы, разборок и неприятностей. Тёща была недовольна сим положением вещёй и маленькой зарплатой, хотя я, честно сказать, заменил бы тёщу одним простым автоматом, который вовремя включал и выключал насос. Когда была помоложе, то держала корову, в мою бытность кроликов, куриц, свиней и плантацию клубники на продажу. Имея гарантированный кусок хлеба и необременительные обязанности, которые отнимали у неё всего несколько часов в день, она посвятила все свое время детям, которые большую часть времени находились на учебе в селе Борисовка. В чем же заключалось это самое служение детям? Правильно! В добывание тех материальных благ, которых так не хватало в её детстве и юности. Тесть, пусть и был армейским старшиной, сиречь тем же прапорщиком, которых так усиленно сокращают ныне, то есть бездельником, краснобаем и пьяницей, но тёща по юности все-таки умудрялась его заставлять косить и убирать за коровами. Правда трава росла там крупная и сочная, так что с косьбой и сеном проблем было не много и ездить особенно никуда далеко не было нужды. Прочие прополочные и посадочные работы производились компанией, то есть, трудились не спеша и не утруждая себя, под чутким руководством матери Серого, так что к самостоятельному хозяйствованию его не приучили и здесь. Тёща все держала в своих маленьких цепких ручках. Инициатива пресекалась уже на уровне главы семьи, за что тот имел нос в табаке и почти полную свободу. По крайней мере, все отпуска он проводил в тайге, где пил спирт и водку и, когда кончались сии напитки, искал женьшень. Серому же досталась похожая роль, что и отца, только ещё болеё жалкая, с признаками деградации и вырождения. Довольна энергичная матушка его, видимо, твердила старую заученную истину: «Не спеши, на твой век работы хватит». Посему он не принимал никакого участия в принятие решений в ведении хозяйства, только безропотно подчинялся приказам других. Хозяином он себя не чувствовал, но всю жизнь стремился к этой роли, не подозревая, что львиная доля работы лежит именно на хозяине. Ответственность возлежит тоже на нём.
Если добавить то, что его отец любил просто погулять и в большой компании, то Серый, которого вином и водкой начали угощать уже в детстве, превратился в алкаша.
К окончанию школы это было уже создание подобное амебе: без рулей и парусов, тем более цели и компаса. Плавающее бревно по волнам вселенной. Морфлот, в котором он оказался после школы, не стал для него какой-либо школой. Он прекрасно был приспособлен к рабству: копал, когда ему приказали копать, и не копал, когда это не приказали, хотя и нужно, даже для него самого. Конечно для войны, где нужно понимание происходящего и оценка ситуации, он никак не подходил, но в качестве пушечного мяса он вполне бы сгодился. То, что его там оценили именно куском пушечного мяса, я хорошо понял, когда попал в ряды СА. Мне не потребовалось много времени, чтобы оценить всю абсурдность не воюющей армии, где обучение стоит на последнем месте, а на первом, так называемая «служба». Я сомневаюсь, что наш резервист сумеет оборудовать окоп, тем паче умеет хорошо стрелять. Право слово, резервистов и запасников стоит учить только на массовые профессии, а комплектация личным составом экипажей танков и более сложной техники, должно производиться контрактниками. Но это всем понятно. Тем более всё забывается. Мне даже офицеру запаса придется вспоминать, как заряжается БМП или разбирается ПК. Тем более при комплектовании резервных дивизий, не особенно смотрят на ВУС. У меня на сборах сержант, при учебных стрельбах, чуть не положил пол отделения. При дальнейших разборках выяснилось, что это не сержант, а старшина первой статьи, который автомат держал, только при выполнении первого упражнения учебных стрельб. Правда я не стал выносить это на суд мирской, а просто отобрал у него автомат и дал подзатыльник.
Судьба, однако, дала этому олуху право выбора. В армии он влюбился. К тому же у меня создалось впечатление, что он однолюб, так как на других женщин он не обращал ни разу внимание, по крайней мере при мне. Как бы сложилась судьба Серого, если бы он остался на Камчатке? Я думаю, что не столь печально. Любимая женщина, я так думаю, все-таки заставила бы его что-то делать и заменила бы ему мать. Но вот тут-то вмешалась славная моя покойница тёща. Видимо Серый, приехав домой, попытался отстоять свое право на личную жизнь, но лень и соблазн легких денег и того, что он станет хозяином всего отцовского барахла, исковеркали его судьбу. Тёща, понимая, что удержать его здесь нужно для неё самой, так как с огородами и хозяйством ей было уже трудно справляться, а дед уже стал сдавать, так как сказывались на здоровье его бесконечные пьянки, да и сына она любила какой-то собачьей любовью.
Она быстро обстряпала женитьбу Серого, на дочери своей подружки Ленке. Но, во-первых, Серый её не любил, во-вторых, Ленка его тоже не особенно уважала и быстро сообразила, что подобный мужик ей не нужен. Крестьянская жилка в ней возобладала. Родив Серому ребенка, она тут же стала устраивать заново свою личную жизнь. Ритку, свою дочь от него, сплавила родственникам, а второму мужу родила пацана, оставив Серого холостым и одиноким. Впрочем, дочь его мало заботила и что с ней происходит, его просто не интересовало. Одиночество и не устроенная жизнь его не особенно доставала. Все бы ни чего, но с этого времени Серый залютовал. Он стал пить и, понимая, кто стал виновником его неудавшейся жизни, всю злобу выплеснул на мать. Та тоже понимала свою вину, но поделать уже ничего не могла. Началась всеобщая война отца, матери и сестры с Серым. Он пил и буянил, а его приструнивали и пытались то ли ублажить его, то ли поставить на место. Первым, все-таки не выдержал Серый. Ему нужно было что-то делать, но он просто не мог ничего работать. Даже амеба, если её постоянно бить током, то она переползает в другое место. Серый переполз в тюрьму. Хоть и сидел он за воровство, но в тюрьме был «мужиком».
Впрочем, в отместку родителям, может быть, он перед этим перевернулся на машине, слетев в овраг на Службе солнца. Горка сия не маленькая, а таки внушительная и крутая. Машина, хоть это и был советский автопром, но и она превратилась в приличную кучу металлолома. По сему поводу Серый, бывший при аварии пьяным в хлам и не получивших особых травм, заявил, что он взял только свою долю. Тесть, ругаясь и матерясь, все-таки восстановил забранную долю сынком из машины, хотя та все-таки стала несколько косой и кривой.
Через два года она откинулся, но скоро появился там и я. Естественно, сразу начались наши столкновения, которые, само собой, должны были закончиться не его победой. У меня была другая школа. В чём она отличалась от школы Серого? Исходные условия были такими же, что и у него, но.. Но мои родители, в отличие от родителей Серого, были сельской интеллигенцией. Люди достаточно образованные и востребованные. То есть, я видел отца летом только вечером и не всегда ранним, а мать тоже, будучи ветфельдшером, задерживалась на всяких там обработках и зооветмероприятиях порой до ночи, то коровы и домашнее хозяйство плавно ложилось на наши широкие детские плечи. Помнится ещё до школы, мой славный брат всунул в мою детскую лапку хворостину, отправил меня встречать коров. Если отец с утра выгонял их во поля широкие, то вечером он их никогда не встречал. Маму запрягать на это, даже если она и была дома, было в наших глазах не то что не хорошо, а даже подло. Особенно пацанам. Чистить стайки и убираться по дому, тоже входило в наши обязанности. Даже готовить обед, пусть и самый немудрящий, тоже считалось нашей обязанностью. Ни одно, сколько бы значимое мероприятие, не происходило без участия детей. Дома я чувствовал полновластным хозяином. Если добавить мой тяжелый характер и привычку быть первым номером, то человеков, что всю жизнь жили под женским каблуком, мне задавить не составляло труда, даже притом, что я бразды правления оставил в руках тёщи. Нехай у себя дома командует сама. Впрочем, моя привычка, всегда быть лидером, играет со мной злую шутку. Едва ли какой-то руководитель потерпит в своем окружении человека независимого и оттого уже неудобного и непредсказуемого, даже если его профессиональные качества находятся на должном уровне. Но это, как говорится, мои проблемы.
Серый пил и бузил, кидался на тёщу с кулаками, порой нахрапом и на меня. Хотя это по большей части были понты, но пару раз он получал по рылу. Однажды мы со Славой Костромой, когда он кинулся на меня с ружьем и топором, связав, отволокли его на ручей, где он продолжил изрыгать хулу в наш адрес, но больше досталось слуховым аппаратам рыб и раков, обитающим в этом ручье, так как мы «позлобе» втыкали его в ручей головой. Я точно не помню, то ли со второго, то ли с третьего погружения в яму, специально вырытую, для того, чтобы брать из неё воду, хула из его уст превратилась в кашель, плавно переходящий в молчание. Не сразу, и только тогда, когда он нахлебался живой водицы по самые ноздри. Это точно: он перестал изрыгать любую ересь и ерунду. Мы оставили его загорать на гальке в тенистой прохладе дерев связанным козлом. Правда любимая мама тотчас освободила его от пут, пожалев и приголубив дитяти. Поскольку я бывал у тёщи только в субботу и воскресение, то, что творили достославный этот недоросль в остальное время, – я не в курсе. Тёща сие тщательно скрывала. Впрочем, тесть тогда ещё имел какие-то силы и даже мог постоять за себя. Она устроила сыночка на должность то ли кочегара, то ли разнорабочего и через год выхлопотала ему однокомнатную квартиру подальше от себя, рядом с тем местом, где он навернулся на пару с машиной с горки. Один недостаток в этой квартире всё-таки был: сия квартира была не коммунальная. То есть без отопления и водоснабжения и всеми удобствами на улице.
Тёща из-за большой любви к сыночку, силами всего коллектива, посадила ему картошку и делянку клубники, которую все дружно обрабатывали и собирали, тёща ею торговала, но деньги сынок забирал себе и скромно в одиночестве пропивал. Мне устраивать разборки из-за такого пустяка не хотелось, поскольку данное занятие тогда совершенно не обременяло. Перевернут шесть тёщиных соток и посадить, прополоть ещё одиннадцать картошки вне огорода, даже в одну каску, мне было не за падло, так как силы и энергия из меня выпирали во все стороны. Да и помощь со стороны старшего поколения была ещё ощутимой, кроме того в это время родилась Татьяна. В шесть месяцев она переболела менингитококковой инфекцией, после чего не вылазила из больницы до возраста, пока не переросла, то есть до 14 лет. Мне Серый к тому времени мало мешал, а лишние проблемы мне были не нужны. К тому же я начал охотится, хоть не очень удачно, так как несколько лет занимался лыжами, и мне из-за этого было сложно идти со скоростью два или три километра в час. Обычно я несусь не менее семи. Год я почти ничего не убивал, если не считать зверей, что попадались мне на огородах и засидках, но это была не настоящая охота. Да и позднее, уже понимая кое-что в этом деле, ещё долго не мог усмирить свое чересчур беспокойное тело. Это, конечно, по большому счёту не относится к теме, но Серый тоже охотился. Вот только он не бродил по окрестностям и не распутывал хитроумные петли следов, что оставляли после себя звери по снегу, а просто тупо караулил зверя на ближайших огородах и переходах. Ружье его, гибрид березового полена с ржавой трубой, я уже имел честь описывать ранее. Несмотря на всю его ржавчину, Серый, кроме убитого мною кабана из него, добыл ещё козу и две лисицы, пока, по моим предположениям, он не продал его бог весть за какую цену.
Бабушка после ухода Ленки, усиленно изыскивала для него невесту. Крутилась из Ус-ка одна бабенка, только он на неё особого внимания не обратил и продолжал жить бобылем на своем отшибе, где исправно собирал дрова на сопке Службы солнца и продолжал глушить водяру. Можно завыть от тоски и глупости подобного существования. Вот именно тогда в его не очень гениальном мозгу родились мысли о всемогуществе денег и безбедном существовании. Но я не ручаюсь за точность его мыслей. Командира славного маршала Нея он, видимо, не знал, о двуногих тварях без денежных знаков в дырявых карманах только подозревал, а господина с подозрительным и туманным прошлым каторжанина по имени и фамилии Федька Достоевский слышал краем уха в школе, но не читал и тот же час забыл навсегда, по выходе из школы и сдачи экзаменов. Гнусное мелкособственническое прошлое бабушки и матери, пересилили в нём комсомольца и пионера всовокупи. Он вступил на тернистый путь мелкого и жалкого собственника. Жаль только одно, что бабки процентщицы глубоко замаскировались в недрах социалистической реальности, легли на дно и не высовывали носа на поверхность. Правда, я видел одного советского миллионера, коей был в испачканных бардой сапогах, замызганной телогреице с несколькими лимонами наличности в сбербанке. В советских твердых, до непробиваемости, рублях.
У сего товарища просто круглогодично хрюкали в загородочке не менее десятка свиноматок с детишками разных возрастов и предубойных кондициях, взращенных на отходах пыхтящего рядом спиртзавода.
Оказывается, сии процентщицы все-таки существовали и совсем рядом. Тут придется ввести ещё одно действующеё лицо. Галху. Именно так: Галха. Так по-хохлятски будет Галка. Галка сия является двоюродной сестрой мадам. Тёща и её отец были родные брат и сестра. Кроме того они все росли вместе и роднились и роднятся до сего дня, хотя старшее поколение, породившее их, покинуло сей бренный мир, вслед за своими родителями.
Круговорот мертвяков в природе.
Упаси бог: у Галки миллионов не водилось, кроме дочки Женьки, сына Димки и мужа, готового уже тому времени дать тягу, от сего строгого ценителя и судьи мужских недостатков, каким была Галка. Однако к этому времени, о котором пойдет речь, сей муж уже успел свалить от своей благоверной, и так быстро и качественно, что за последние четверть века, я его встречал всего раза два. Тимофеевна, однако, баба грозная. Тогда она жила прямо на центральной площади Ус-ка с видом на городскую администрацию. Точнее горком партии и кинотеатр по имени «Россия». Жила она в двухэтажном желтеньком доме ещё времен дяди Иосифа. Этот дядя наградил Галку не только квартирой в этом доме, но и соседями по коммуналке. К лету 1988 года из всех её соседей осталась одна бабушка-старушка, которая оккупировала одну маленькую угловую комнатку, вела сепаратный и спартанский образ жизни и имела из мебели сундук, кровать и колченогий шкаф. Кажется ещё и телевизор. Следовало бы здесь достать вериги и власяницу, и мы бы с вами имели мученика от сей советской жизни. Но, увы! Это оказалось не так. Правда сию бабусю я так и не успел рассмотреть толком за три года, что я приходил к Галке. Она просто мелькала изредка в коридоре, как тень, столь же быстро исчезла за дверью или проходила на кухню, где не задерживалась сколько-нибудь долго. Что-то мелкое, сухое и не особенно выразительное. От Галки я слышал, что сия особа обладала твердым характером из-за чего осталась соломенной вдовушкой, так как не пустила на порог своего мужа, пьяного вдрызг. Дело, однако, было зимой. У мужика просто не хватило сил добраться до тёплого места под солнцем или дождаться этого лучезарного дарителя тепла и благодати всем живущим на нашей матушке земле, так что он просто крякнул на морозе. С тем она влачила свое несчастное существование под этим небом, гоняясь за коровой, коея именовалось не иначе, как золотой телец. Кстати, в библии молились не золотому тельцу, а просто созвездию тельца, хотя век сменился и наступила эра рыб. Бедные, бедные евреи! Всего на всего век славного Гора канул в лету, наступила эра нового бога под именем Иисус. Не знание законов, все-таки требует точного их исполнения. А Моисей был чел косноязычный, не мог объяснить просто и доступно звездную механику, которую он не знал и сам и бегал к богу консультироваться. Представляю, как он ему надоел!
Оказывается, наша старушка была состоятельная, о чём я не думал. В июле 1988 года родился Андряус. Да-да, тот, что копает ныне со мной огороды, периодически охотится и достает меня с редкой регулярностью нытьем о собственной машине, ещё не достигнув возраста сколько-нибудь солидного. Я убежденный сторонник хождения пешком! Это ему, гаду, в отместку!
Если бы он только родился! Стирал бы я пеленки, вскакивал бы при каждом его крике как ошпаренный, таскал бы, когда он ревел во всю глотку, всё бы ничего, но.. Но в роддоме его заразили стаффилокком, так что он орал постоянно, бледнел и синел. Я спал одним глазом и засыпал прямо за столом на работе, так как мадам более двух часов никогда не нянчилась, а всё остальное время он ездил на моей шеи, так что до Серого мне просто не было дела. В августе он припёрся к нам. Мы ещё не поняли, что ребёнок заболел, потому я, по крайней мере, ходил как чумной. Торчал он примерно неделю, спал на диване и выступал. Правда, я пообещал его выкинуть, так что он перестал скандалить.
В тот вечер он припёрся поздно, на редкость тихий и спокойный. Даже я это заметил. Обычно он был дерганый и вечно недовольный, а тогда был пришлепнутый, словно его мешком из-за угла причесали. Сразу лёг спать, сетку с двумя бутылками водки с какими-то свертками оставил в коридоре. Нам было не до него - не скандалит и то хорошо. В десять часов вечера или несколько позднее, постучали.
Милиция. Спросили, здесь ли Сергей Михайлович и забрали его вместе с авоськой и одеждою, что у него была. Вот и всё. Они не распространялись особенно ни о чем, просто сказали, что Серый подозревается в убийстве, не в даваясь в подробности. Красиво и неожиданно. Я редко ошибаюсь в способностях люде и тогда был убежден в том, что Серый в принципе не способен убить, поскольку если и размахивал топором, то только для того, чтобы продемонстрировать всему миру, что с топором он был страшеннее. Я могу убить, но только в том случае, если другого выхода, в той ситуации, кроме как убить, не будет, но до этого я испробую все способы, чтобы избежать данного исхода. Я и сейчас так считаю, что Серый по большому счету не убийца. Из меня, если я попаду в мясорубку войны, как мой отец, очень просто сделать вояку, но и тогда расстреливать, хоть во многих случаях это и необходимо, не буду. Трусость есть обратная сторона доблести.
Что тогда им двигало? Проще сказать: судьба такая? Карма? Должен он был сидеть в тюрьме, так и должен? Бабка должна быть убита по судьбе, так ей и подыскали убийцу? Может быть, оно так и есть, но в его душе были предпосылки к сему. На карму или судьбу проще всего свалить, но всё гораздо проще. Человеку, прежде всего в этом свете, нужно научиться жить с самим собой в мире и воспринимать внешние обстоятельства только как сопутствующие существованию души. Ему придется примириться, что кормить и растить детей придется ему самому, что зарабатывать на собственное прокормление – тоже, а все это несоответствие в нём самом. Серый был выкидыш интернетовской системы воспитания. Оказавшись на свободе, когда у него не стало нянек и мамок, он жил почти два года один. Ему приходилось готовить жрать, таскать на горбу дрова, пилить и колоть, садить огороды и их обрабатывать и все это приходилось делать ему одному. Всё это делал человек, которого водили на работу строем, где работали спустя рукава, где в столовой всегда было накрыто и приготовлено на всех, где был коллектив. Хотя коллектив всегда сборище групп, зачастую враждующих между собой, но он был из их среды. Он не был настолько умен, чтобы искать причины всего в себе. Это я могу просидеть сколь угодно долго один и всегда найду дело для души и тела, а он искал причины своих неудач во внешнем окружении. Скорее всего, как Раскольников, он решил, что деньги сделают его счастливее. Право слово, куда бы вы не кидались, но все равно, вы остаетесь наедине с самим собой. Жизнь бобылем его за два года достала, а тут подвернулась эта бабуля.
Откель Серый узнал, что у неё есть деньги? Просто её пытались ограбить чуть ранее описанных событий родные племянники. Они порылись в том заветном сундуке, что я уже упоминал, и извлекли из него пять сотен полновесных советских денег. Бабуля, не зная этого, подала заявление в милицию, которая отыскала эти самые пять сотен и довольно быстро, так как пропить её родственники успели только с сотню тугриков. Тетя простила своих племяшей, но сей случай только подтвердил то, что денежки водились у неё. А говорили большие!
Скорее всего, Серый хотел просто стрельнуть у неё деньжат. Занять. Тем более он расписал ей себя большим охотником и обещал ранее принести ей мясо, выцыганив у старушки под это дело аванс, который, естественно, не собирался отрабатывать. Скорее всего, встреча с этой старушкой не входило в его планы, а он просто встретил её на улице, поскольку довольно долго перепирался с ней на лавочки перед подъездом. Искал он вероятнее всего Галку, с той же целью, но та была на работе, и дома, кроме сего божьего одуванчика, никого не наблюдалось.
Бабке препирательство с Серым на скамеечке скоро надоело, и она решила скрыться в своей каморке от назойливого клиента. Серый же был против. Когда она двинулась домой, то он последовал за ней, когда та попыталась закрыть входную дверь в квартиру, то Серый просто вломился следом за ней в прихожку.
О дальше событиях я знаю со слов Галки. Старушка, вероятнее всего, собиралась выгнать непрошеного гостя, угрожая ему топором. Поскольку квартира была с печным отоплением, то и топор всегда находился под рукой. Топор он у неё, естественно, отобрал. Рука господня, скорее всего, вела его не иначе. Хотя я старый безбожник и нигилист. Зачем-то он тюкнул бедную старушку по башке, я не ведаю. Что им двигало и дальше – не понятно, но он сложил ей руки на груди крест на крест и пошёл взламывать её комнатенку этим же топором. Денег там он не обнаружил, так как предусмотрительная старушка уже, наученная своими племяшами, перепрятала в надежное место, так что и прибывшие менты не нашли их там. Их изыскали уже позднее, когда перебирали каморку под лестницей в подъезде. Купюр там было аж на 60 тыш этих советских тугров. Огромная сумма. Серый же, взломав вслед за племянниками бабули сундук, обнаружил только отрезы старой материи, которые продал по дешману в районе вокзала.
В сущности, к своему аресту он отнесся спокойно, а доказывать что-либо милиционерам даже и не пришлось, поскольку на одежде Серого была кровь убиенной им тёщи, нет, бабули, везде присутствовали отпечатки его пальцев и все его видели не только сидящим на скамейке, но ломящимся в квартиру к ней. Он отбыл туда, где не было нужды о чем-то заботиться и думать. Он вернулся в любимый интернат, то есть тюрьму. Так он теперь назывался для него.
Пару раз он написал родителям письма. Но те ему так и не ответили, после чего известий я о нём не имел, пока ровно через десять мерных лет он не возник на пороге у родной матери. Он даже не знал, живы они или нет. За прошедшие годы он почти не изменился, если не считать татуировок на руках, значении только одной я знал точно: два закрашенных перстня. Оттянул батенька свой срок.. Сытый и здоровый.
В это время с мадамой мы уже разошлись, но я изредка появлялся у бывшей тёщи, помогая ей на огороде и охотясь. Серый же не стал устраиваться на работу, а плотно сел на шею родичей. Правда, планы он какие-то на жизнь строил: натаскал бревен на баню, коротких все-таки заготовил мало, но даже их ошкурил. Позднее я их использовал на столбы, когда городил забор.
Огородами он не занимался, а тёще первое время была не против того, чтобы я копал ей эти самые огороды. Так как начальников над ним уже не было, а я был там никто и ничто, то он быстро изобразил из себя начальника и начал тянуть со стариков деньги и пить. Жирок его, что он нагулял в тюремных стенах, с тем быстро покинул его телеса. Да и тёща всеми путями скрывала деньги от него. За год он умудрился похудеть и почернеть, состарится, как за десять предыдущих лет. А вы говорите, что в тюрьме плохо. Он быстренько догнал соседей алкашей по внешнему виду. С этого времени я там бывал редко, так что внутренние отношения в семье тёщи не отслеживал, пока в 2001 году не уродился кедровый орех. Я в это время был безработный и оттого решил вместе с Серым и другом детства Серого с Серегой Ильницким шишковать. Точнее я просто присоединился к ним, так как они уже с недели полторы лазили по тайге. Шишкование в Приморье отличается от этого дела по всей Сибири, так как там произрастает другой подвид сосны кедровой – корейский. В отличие от сибирской кедрушки, корейская раза в полтора выше названной, имеет в два раза и более крупный орех и шишку. Так что если данная шишка припечатает вас по черепушке, то вы ощутите явное различие данных подвидов на своей голове. Я вам обещаю самые приятные ощущения и набитую приличную гулю. Так как местный кедр гораздо выше и ширше, чем сибирский, то здесь не применяют колот, то есть кусок бревна, из которого делают большую деревянную колотушку на шесте и им стучат по вершинам деревьев, сшибая шишки. Здесь же самая маленькая кедрушка, что начинает плодоносить, запросто выдержит удар любого колота. Одним словом: по фигу ей ветер и сквозняки. Одним словом или собирай паданку внизу или лезь на деревяшку, а деревяшки здесь крутые. Очень хорошо, если сучки начинаются на уровне второго этажа, но чаще выше, да и сучки эти обычно коротенькие колышки десяти- пятнадцати сантиметров в длину, но зато крепкие. Лазить на кедр потому опасно, и я не шибко люблю это делать, особенно после того, как мой зять грохнулся на землю с этого милого дерева и сломал себе обе ноги. Хотя в этом случае зять был сам дурак и потерял весь страх. Впрочем, я и сам однажды висел на одной руке метрах семи над землей, когда у меня сорвались когти, а я пытался в это время перехватить другой рукой ветку. Приятное ощущение, если только и слышишь, как то там, то там навернулся кто-то с дерева. Обычно после этого никто особенно не рвется наверх. Так что вы прекрасно поняли, почему я тоже не особый любитель подобных подвигов, но лажу по необходимости, особенно когда вся вершина кедра усыпана шишкой.
Серый предпочитал тогда лазить, хотя когтей у нас не было. Он просто вырубал стежок, чтобы добраться до первых веток, а спускался же юзом, обхватив дерево, отчего его штаны, после двух или трех ходок наверх, превращались в лохмотья, расходясь по шву. Бабушка вечером их постоянно чинила, но столь же постоянно они рвались при спуске, а я же собирал шишку внизу, так как её было в этом году много, и она постоянно сыпалась. Поэтому я набирал нисколько не меньше шишек, чем Серый, который лазил на ближайшие деревья, поэтому мы всегда приходили домой с полными рюкзаками. Этак по килограмм тридцать на рыло уже шелушенного и сеяного ореха. Эта идиллия продолжалась до конца октября, пока Серый не сдал первую партию ореха. Тут компания распалась: Серый запил беспробудно, а у Ильницкого закончился отпуск. Я стал шишковать один. Хоть орех весь к этому времени подвыбрали, но я таки набрал не меньше, чем Серый, даже принес довольно много шишкой.
Ходил я до снега, который, как обычно, выпал в двадцатых числах ноября. После чего стал их шелушить, просевать и более менее доводить до ума орех. Серый же продолжал пить. Он уже перестал различать день и ночь. Выжирал каждый день по литру водки, вина, самогона и бог весть чего, но много. Я бы сдох от такой дозы, но он пил упорно. К концу ноября я управился со всеми делами. К этому времени у Серого был крышелёт полный. Он вставал среди ночи, бродил и орал. Я уже вымотался, и мне он был параллелен, но он на меня наезжал всё это время. Посему я был на него особенно зол, а если я становлюсь зол особенно на кого-то – не к добру для данного индивидуума. Напоследок мы с ним подрались, и я с чистой совестью уехал, не подозревая, что скоро мне вновь придется вернуться в деревню. Особенно не задумываясь о своей злобе, и к чему она приводит. Кстати в нашей семье, кроме меня, такими способностями – причинять другим зло, когда другие желают его тебе – есть у моей старшей сестры. В сущности, энергетические удары наносят многие, но той концентрации и мощи они не достигают из-за того, что другими энергия выплескивается в мелких разборках и выяснениях, меня же накручивают и злят до тех пор, пока конденсатор моего тела просто не сможет держать ту разность потенциалов, которая накапливается. Если энергетические структуры человека слабые, то они разрушаются. Видимо при последнем моем столкновении с Серым произошел пробой. Энергетика его была ослаблена алкоголем и организм доведен до истощения, да и душа была восприимчива к внешним ударам. Развязка в таких случаях наступает через три дня. Я это заметил, поскольку это повторялось не единожды. Особенно сильно страдают от них старики, да и более молодым достается. В первый раз подобный разряд был перед тем, как Серый убил бабку. Тогда он сбежал в тюрьму и прекрасно там себя чувствовал, но тогда он был моложе. Теперь его шарахнуло основательно. Через три дня мать нашла его утром на полу без движения. Кровоизлияния в мозг парализовало его на половину, на правую половину. Видимо испить чашу судьбы ему ещё предстояло и предстоит ещё. Тогда же его увезли в больницу и остатки денег, что он не успел пропить ушли на приобретение лекарств.
Тёща рванула в город, а мне пришлось вернуться в деревню - нянчится с дедом. Следует остановиться подробнее на том положении, в котором тот находился. А положение было интересное. С того времени, как он ушёл на пенсию, он просто сел на одну интересную точку и сидел на ней. К этому времени он почти перестал ходить, не потому, что ему было это трудно делать, а просто он этого не хотел. Дети его иногда таскали на речку и пруд, где он прекрасно плавал и проходил не менее шести километров, но дома, так как ему было трудно выполнять любую работу из-за того, что у него вечно дрожали руки и унять их не могли ни простые наши лекари, но даже и китайские эскулапы, то тёща его просто посадила на диван, кормила и поила, с условием, чтобы он только сидел тихо и не мешал. Она добилась своего. Скоро он почти не ходил, через пять лет из-за плохого снабжения мозга кровью, у него начали галлюцинации, так что тёща приобрела большого дитяти на свою шею. Вот этого дитяти мне и пришлось нянчить. Хорошо бы только нянчить, но и таскать дрова с окрестных сопок на своем горбу, варить ему жрать, постоянно стирать за ним, так как он мочился под себя в постель каждую ночь, а в штаны это делал уже днём. Самое дичь была в том, что он это считал естественным. На третью ночь, когда он обмочился, и я, переодел его утром в чистое, он, встав с дивана, стал прямо при мне испражняться в штаны, которые я токмо напялил на него, спросив предварительно о том, не хочет ли он в туалет. На мои возмущенные слова о том, что я его спрашивал про то, хочет ли он в туалет, то он ответил нет, я получил ответ, мол, что я приехал ухаживать именно за ним. После чего дед полетел кубарем на диван, с которого он, встав, кинутся на меня драться. Короче, совершив повторный кульбит, он прекрасно освоил уроки стирки и нашёл дорогу в туалет. В этот день он не только стирал свои зассаные штаны и простыни, но и тянул двуручную пилу вместе со мной. Трудовое воспитания бездельников. Я до сих пор поражаюсь, как люди не видят то, к чему ведут их действия.
Серый лежал в больнице месяц. Выписали его 31 декабря, в этот же день я уехал уставший и накрученный последними событиями. В ночь на 3 января дед исчез. То есть прошло три дня после моего отъезда, а на деда я был тоже вельми зол. Весь околоток его искал, мы приехали только утром, но его уже нашли замёрзшим.
События же развивались так: дед вечером пошёл на улицу в туалет, сказались мои уроки воспитания. Накинул телогрейку, надел валенки и в одних трусах вышел на улицу и не вернулся. Моё жесткое отношение к нему и невнимание бабушки, к которому он не привык, подвинуло его на этот поступок. А ей было просто не до двух взрослых детей, одно из которых было тогда в роли грудничка, но килограммов в шестьдесят весом. Хныканье другого маменькиного сыночка её и без того достало ранее.
Дед пошёл жаловаться, но жаловаться пошёл своему другу, о смерти которого он или не знал или не помнил. Протопав метров семьсот, он постучал ему в окно, но там жили другие люди. Увидев стучащего старика в окно, они просто не стали ему открывать. Утром же, обнаружив лежащего замерзшего человека, хозяйка дома спокойно преступила через него и пошла в магазин, где бурно обсуждали пропажу моего тестя, там она обыденно сообщила о том, что какой-то замерзший бомж валяется у неё под домом. Впрочем, это не помешало ей прийти и пропустить рюмку за упокой души на его поминки, хотя вся деревня хотела её выгнать.
Весной того же года я был изгнан из дома и уехал к отцу. К этому времени Серый уже начал ходить и даже матерился. В репертуар его входили только два матерных слова, но не более, поскольку говорить он не мог совсем. Вернулся я через два года. К этому времени он перестал даже материться. Словесный запас его плавно перешел в телячье мычание и возмущенные крики. В августе того же года умерла тёща. Я был против того, чтобы его перетаскивали в город, настаивая на том, что там он превратится в смердящий и гниющий кусок плоти, а в деревне ему придется двигаться: готовить жрать, топить печку, убираться. Правда я не стал объяснять, что сия чуинчёбе является не только базой для моих охотничьих и огородных подвигов, но и местом, где я скрывался от мирской суеты, а Серый есть безвозмездный и хороший сторож, который почти никогда не покидает своего рабочего места и не требует прибавки жалования. Я, наконец, пристроил его на работу, о которой он не подозревал и не тяготила его, кроме того, он получает пенсию, но присваивает её мадама. Впрочем, заготавливать дрова ему приходится, но я это делаю уже не один, а с сыном и иногда с внуком за номером один, Максом. Кстати и продукты чаще всего вожу ему я, но всё более паровозом, то есть автобусом.
Сейчас он уверовал в бога, но когда он яро указывает на небеса и извлекает из себя коровьи звуки, я ему сакраментально замечаю: бабушку-то по башке двинул бог? После чего наши теологические споры заканчиваются. Где я, дурак, ещё возьму такого хорошего работника? А может быть, он указывает на Лысую сопку, где покоится его мать и отец?
[Скрыть]Регистрационный номер 0300713 выдан для произведения:
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА, КОТОРУЮ Я ТОЖЕ НЕ СОБИРАЛСЯ ПИСАТЬ
Право слово, писать эту главу я и не думал, как и пятую. Даже не стал менять подзаголовок главы пятой. Нехай так будет, как было. Просто жизнь идет далее, что-то рождается, что-то пишется, что-то ложится в общую кайму, что-то идёт вразнобой. Большинство этих рассказов или, даже порой, просто заметок, писалось в то время, когда я оказался в деревне. Без работы, без денег, без возможности даже найти её и без какой-либо помощи со стороны. Если добавить к этому парализованного на половину брата моей бывшей жены, зиму без дров, которые приходилось таскать из ближайшего леса и пилить их в ручную, как говаривает мой сын – в одну каску. Поездка в Ус-к была большой роскошью для меня, но только там я мог найти работу. В эту первую зиму охота моя была неудачна, пока я не разобрался в причине, моих промахов. Только с весны фортуна стала немного более благосклонна ко мне. Я отработал одну смену в кочегарке, убил две козы подряд и продал одну из них. Лето же улыбнулось мне большими финансовыми потоками. Я продавал клубнику, грибы и сливы, а в октябре меня пригласили в кочегарку. Если добавить, что тогда же я завалил ещё две козы, то жизнь мне показалась мазаной мёдом. Впрочем, всё уже в прошлом. Она, то есть глава, сама собой просто закрылась. Иные события, прошедшие с того времени, явили новые перспективы в жизни, что-то произошло, что-то ушло, но это ещё требует своего осмысления, а я просто заканчиваю этот роман. Жизнь моя хоть и не окончилась, но писанина эта меня уже достала. «Блажен, кто праздник жизни..».
РАСКОЛЬНИКОВ УС-КОГО РАЙОНА
Право слово, людей я рассчитываю влёт, но этого человека я до сих пор понять не могу, пусть мы знакомы с ним не один десяток лет, точнее четверть века без малого. Редко люди открываются для меня новыми гранями по истечении времени, а в суть этого человека я проникнуть никак не могу. Я не могу выцепить из его головы сколь-нибудь связную мысль. Вообще трудно предположить, что этот человек есть существо разумное. Говорят, что элементалии, когда отделяются от неживой природы и становятся способными созерцать, они превращаются в деревья, когда не достигли следующего уровня, желают двигаться, то становятся животными, но, а человек, - это движение и созидание. Мне сей фрукт напоминает дерево, а сейчас уже пень, покрывшийся мхом и давно гниющий. Такой же корявый и уродливый, без единой живой веточки, которые бы дали продолжение его роду. Мои собаки были на порядок его умнеё, а по сметливости и сообразительность – на два порядка.
Но все, как говорится, в свое время. Кто сей фрукт? Брат моей жены, хоть и бывшей, но до сих пор единственной. Извиняюсь, как его называют учено и разумно, я не представляю. Сват там, шуряк или кто-то в этом роде, спросите у моей соседке. Она точно скажет, ху есть ху. Да не так важно, кто мне он приходится. Короче, Серый. Точнее Серега. Когда я хочу над ним поиздеваться, то называю его Сергеём Михайловичем. Серый и в Индонезии бесцветный. Вечер на рейде. Сумерки с одинокими огнями проблеска сознания.
Познакомились мы в 1985 году летом. В это время наш вяло текущий роман с его сестрой плавно переходил в семейную жизнь. Просто мне не куда было ехать, а для неё это был последний шанс выйти замуж. Она меня была на шесть лет старше, но мне тогда тоже уже было двадцать шесть лет. Я попал в какую-то колею, которая вроде и была преодолима, но что-то удерживало меня в ней. Вероятно, это был путь судьбы. Карма, как говаривают эзотерики. Тогда мы ещё не расписались, и она старалась не показывать мне свой скверный характер. Она притащила меня к своим родителям в Г-ку только через полгода после начала нашего романа, где я и обнаружил героя сего повествования, точнее рассказа. Тогда Серый только что откинулся из зоны, пробыв в ней два года, за «рывок» шапки. Просто, сняв с какого-то товарища этот предмет с головы, он направился в автовокзал прямо на глазах пострадавшего, где его и нашли работники нашей славной милиции. Уже это одно говорит о его глупости. Воры, что поумнее, просто уносят ноги куда подальше, а этот придурок отошел всего сто метров от места преступления и преспокойно стал ждать свою судьбу в тепле и довольствии, как и автобус, до которого было бог весть сколько времени. Не адекватное восприятие мира. Всего на всего.
Размышляя о его судьбе, я все больше и больше убеждаюсь, что Серый есть конечный продукт или идеал человека, который предназначен для рабства. Он не обладал сколько-нибудь свободной волей. Из моих наблюдений лучше всего он чувствовал в тех местах, где не приходилось заботиться о куске насущном и проявлять инициативу для его добывания. В армии, на удивление, он был на хорошем счету. Тёща показывала мне с особой гордостью те грамоты, которые ему присылали из части. В тюрьме он, видимо, прекрасно себя чувствовал.
Я размышлял об этом. Пришел к печальному и тривиальному выводу: все у нас идет из детства. Вот это самое детство у него прошло, кроме лета, разумеется, в школьных интернатах. В детстве он был тихий, послушный и покорный, но в интернате. Дома же была другая ситуация. Первое, что повлияло на воспитание его дома, была война. Причем война и пацан 1955 года рождения? Просто. Тёща выросла в войну. Тут начинается сдвиг по фазе, причем женский сдвиг: «У меня было трудное детство, пусть хоть мои дети поживут по-человечески». Кроме того у тёщи, что я слышал краем уха, был роман с солдатиком, который закончился вместе с концом его службы. Но не совсем. Солдатик вернулся, но тёща была уже замужем. Харитоныча, то есть своего мужа и иже моего тестя, она любила не дюже. Разгильдяй и пьяница он был добрый, а баба Аня была хохлушкой настоящей. То есть: держала его по мере возможности в ежовых рукавицах. Добавить то, что она была из переселенцев в Уссурийский край второй волны, а её родители были хлеборобы и хлебопашцы, то и взгляды её звучали, согласуясь с двумя хохлатскими словами: «До сэбе». Впрочем, эта была классическая библейская пара: тесть бы сдох, если бы тёща все не тащила в дом и не наживала добро. Одних мотоциклетов она ему купила несколько, начиная с трофейного «Харлея», были и «Урал» и «Ижак». В те времена они стоили не хило. Я уже застал у него «Москвич 412». Тёща тащила и копила, а тесть разбазаривал. «Хохол хохла видит издалека».
Пора вернутся от тёщи с тестем, к славному Серому. Тёща, не особо любя своего мужа, всю неразделенную любовь выплеснула на сыночка. Но, как известно: слишком хорошо – не совсем хорошо. Даже плохо. Она, привыкшая в семье к постоянному и упорному труду, считала, что сын не должен работать столь каторжно, как работала она и в свое время. Не сильно уважая советскую власть, она, все же, быстро приспособилась к этой власти. Нет, она не стала лезть на руководящие должности, не стала получать высшеё образование или просто учится. Она, закончив школу, преспокойно нашла себе работу не очень тягостную и нудную, в двух шагах от дома, а всю энергию направила на дом и хозяйства. Кстати, когда я появился в Г-ке, тёща работала машинистом насосной станции. То есть включала два раза в день рубильник и выключала его, за что получала 96 рублей в месяц. Я же, работая главным экономистом, получал в то же время за полный рабочий день 168 этих самых р. и имел кучу работы, разборок и неприятностей. Тёща была недовольна сим положением вещёй и маленькой зарплатой, хотя я, честно сказать, заменил бы тёщу одним простым автоматом, который вовремя включал и выключал насос. Когда была помоложе, то держала корову, в мою бытность кроликов, куриц, свиней и плантацию клубники на продажу. Имея гарантированный кусок хлеба и необременительные обязанности, которые отнимали у неё всего несколько часов в день, она посвятила все свое время детям, которые большую часть времени находились на учебе в селе Борисовка. В чем же заключалось это самое служение детям? Правильно! В добывание тех материальных благ, которых так не хватало в её детстве и юности. Тесть, пусть и был армейским старшиной, сиречь тем же прапорщиком, которых так усиленно сокращают ныне, то есть бездельником, краснобаем и пьяницей, но тёща по юности все-таки умудрялась его заставлять косить и убирать за коровами. Правда трава росла там крупная и сочная, так что с косьбой и сеном проблем было не много и ездить особенно никуда далеко не было нужды. Прочие прополочные и посадочные работы производились компанией, то есть, трудились не спеша и не утруждая себя, под чутким руководством матери Серого, так что к самостоятельному хозяйствованию его не приучили и здесь. Тёща все держала в своих маленьких цепких ручках. Инициатива пресекалась уже на уровне главы семьи, за что тот имел нос в табаке и почти полную свободу. По крайней мере, все отпуска он проводил в тайге, где пил спирт и водку и, когда кончались сии напитки, искал женьшень. Серому же досталась похожая роль, что и отца, только ещё болеё жалкая, с признаками деградации и вырождения. Довольна энергичная матушка его, видимо, твердила старую заученную истину: «Не спеши, на твой век работы хватит». Посему он не принимал никакого участия в принятие решений в ведении хозяйства, только безропотно подчинялся приказам других. Хозяином он себя не чувствовал, но всю жизнь стремился к этой роли, не подозревая, что львиная доля работы лежит именно на хозяине. Ответственность возлежит тоже на нём.
Если добавить то, что его отец любил просто погулять и в большой компании, то Серый, которого вином и водкой начали угощать уже в детстве, превратился в алкаша.
К окончанию школы это было уже создание подобное амебе: без рулей и парусов, тем более цели и компаса. Плавающее бревно по волнам вселенной. Морфлот, в котором он оказался после школы, не стал для него какой-либо школой. Он прекрасно был приспособлен к рабству: копал, когда ему приказали копать, и не копал, когда это не приказали, хотя и нужно, даже для него самого. Конечно для войны, где нужно понимание происходящего и оценка ситуации, он никак не подходил, но в качестве пушечного мяса он вполне бы сгодился. То, что его там оценили именно куском пушечного мяса, я хорошо понял, когда попал в ряды СА. Мне не потребовалось много времени, чтобы оценить всю абсурдность не воюющей армии, где обучение стоит на последнем месте, а на первом, так называемая «служба». Я сомневаюсь, что наш резервист сумеет оборудовать окоп, тем паче умеет хорошо стрелять. Право слово, резервистов и запасников стоит учить только на массовые профессии, а комплектация личным составом экипажей танков и более сложной техники, должно производиться контрактниками. Но это всем понятно. Тем более всё забывается. Мне даже офицеру запаса придется вспоминать, как заряжается БМП или разбирается ПК. Тем более при комплектовании резервных дивизий, не особенно смотрят на ВУС. У меня на сборах сержант, при учебных стрельбах, чуть не положил пол отделения. При дальнейших разборках выяснилось, что это не сержант, а старшина первой статьи, который автомат держал, только при выполнении первого упражнения учебных стрельб. Правда я не стал выносить это на суд мирской, а просто отобрал у него автомат и дал подзатыльник.
Судьба, однако, дала этому олуху право выбора. В армии он влюбился. К тому же у меня создалось впечатление, что он однолюб, так как на других женщин он не обращал ни разу внимание, по крайней мере при мне. Как бы сложилась судьба Серого, если бы он остался на Камчатке? Я думаю, что не столь печально. Любимая женщина, я так думаю, все-таки заставила бы его что-то делать и заменила бы ему мать. Но вот тут-то вмешалась славная моя покойница тёща. Видимо Серый, приехав домой, попытался отстоять свое право на личную жизнь, но лень и соблазн легких денег и того, что он станет хозяином всего отцовского барахла, исковеркали его судьбу. Тёща, понимая, что удержать его здесь нужно для неё самой, так как с огородами и хозяйством ей было уже трудно справляться, а дед уже стал сдавать, так как сказывались на здоровье его бесконечные пьянки, да и сына она любила какой-то собачьей любовью.
Она быстро обстряпала женитьбу Серого, на дочери своей подружки Ленке. Но, во-первых, Серый её не любил, во-вторых, Ленка его тоже не особенно уважала и быстро сообразила, что подобный мужик ей не нужен. Крестьянская жилка в ней возобладала. Родив Серому ребенка, она тут же стала устраивать заново свою личную жизнь. Ритку, свою дочь от него, сплавила родственникам, а второму мужу родила пацана, оставив Серого холостым и одиноким. Впрочем, дочь его мало заботила и что с ней происходит, его просто не интересовало. Одиночество и не устроенная жизнь его не особенно доставала. Все бы ни чего, но с этого времени Серый залютовал. Он стал пить и, понимая, кто стал виновником его неудавшейся жизни, всю злобу выплеснул на мать. Та тоже понимала свою вину, но поделать уже ничего не могла. Началась всеобщая война отца, матери и сестры с Серым. Он пил и буянил, а его приструнивали и пытались то ли ублажить его, то ли поставить на место. Первым, все-таки не выдержал Серый. Ему нужно было что-то делать, но он просто не мог ничего работать. Даже амеба, если её постоянно бить током, то она переползает в другое место. Серый переполз в тюрьму. Хоть и сидел он за воровство, но в тюрьме был «мужиком».
Впрочем, в отместку родителям, может быть, он перед этим перевернулся на машине, слетев в овраг на Службе солнца. Горка сия не маленькая, а таки внушительная и крутая. Машина, хоть это и был советский автопром, но и она превратилась в приличную кучу металлолома. По сему поводу Серый, бывший при аварии пьяным в хлам и не получивших особых травм, заявил, что он взял только свою долю. Тесть, ругаясь и матерясь, все-таки восстановил забранную долю сынком из машины, хотя та все-таки стала несколько косой и кривой.
Через два года она откинулся, но скоро появился там и я. Естественно, сразу начались наши столкновения, которые, само собой, должны были закончиться не его победой. У меня была другая школа. В чём она отличалась от школы Серого? Исходные условия были такими же, что и у него, но.. Но мои родители, в отличие от родителей Серого, были сельской интеллигенцией. Люди достаточно образованные и востребованные. То есть, я видел отца летом только вечером и не всегда ранним, а мать тоже, будучи ветфельдшером, задерживалась на всяких там обработках и зооветмероприятиях порой до ночи, то коровы и домашнее хозяйство плавно ложилось на наши широкие детские плечи. Помнится ещё до школы, мой славный брат всунул в мою детскую лапку хворостину, отправил меня встречать коров. Если отец с утра выгонял их во поля широкие, то вечером он их никогда не встречал. Маму запрягать на это, даже если она и была дома, было в наших глазах не то что не хорошо, а даже подло. Особенно пацанам. Чистить стайки и убираться по дому, тоже входило в наши обязанности. Даже готовить обед, пусть и самый немудрящий, тоже считалось нашей обязанностью. Ни одно, сколько бы значимое мероприятие, не происходило без участия детей. Дома я чувствовал полновластным хозяином. Если добавить мой тяжелый характер и привычку быть первым номером, то человеков, что всю жизнь жили под женским каблуком, мне задавить не составляло труда, даже притом, что я бразды правления оставил в руках тёщи. Нехай у себя дома командует сама. Впрочем, моя привычка, всегда быть лидером, играет со мной злую шутку. Едва ли какой-то руководитель потерпит в своем окружении человека независимого и оттого уже неудобного и непредсказуемого, даже если его профессиональные качества находятся на должном уровне. Но это, как говорится, мои проблемы.
Серый пил и бузил, кидался на тёщу с кулаками, порой нахрапом и на меня. Хотя это по большей части были понты, но пару раз он получал по рылу. Однажды мы со Славой Костромой, когда он кинулся на меня с ружьем и топором, связав, отволокли его на ручей, где он продолжил изрыгать хулу в наш адрес, но больше досталось слуховым аппаратам рыб и раков, обитающим в этом ручье, так как мы «позлобе» втыкали его в ручей головой. Я точно не помню, то ли со второго, то ли с третьего погружения в яму, специально вырытую, для того, чтобы брать из неё воду, хула из его уст превратилась в кашель, плавно переходящий в молчание. Не сразу, и только тогда, когда он нахлебался живой водицы по самые ноздри. Это точно: он перестал изрыгать любую ересь и ерунду. Мы оставили его загорать на гальке в тенистой прохладе дерев связанным козлом. Правда любимая мама тотчас освободила его от пут, пожалев и приголубив дитяти. Поскольку я бывал у тёщи только в субботу и воскресение, то, что творили достославный этот недоросль в остальное время, – я не в курсе. Тёща сие тщательно скрывала. Впрочем, тесть тогда ещё имел какие-то силы и даже мог постоять за себя. Она устроила сыночка на должность то ли кочегара, то ли разнорабочего и через год выхлопотала ему однокомнатную квартиру подальше от себя, рядом с тем местом, где он навернулся на пару с машиной с горки. Один недостаток в этой квартире всё-таки был: сия квартира была не коммунальная. То есть без отопления и водоснабжения и всеми удобствами на улице.
Тёща из-за большой любви к сыночку, силами всего коллектива, посадила ему картошку и делянку клубники, которую все дружно обрабатывали и собирали, тёща ею торговала, но деньги сынок забирал себе и скромно в одиночестве пропивал. Мне устраивать разборки из-за такого пустяка не хотелось, поскольку данное занятие тогда совершенно не обременяло. Перевернут шесть тёщиных соток и посадить, прополоть ещё одиннадцать картошки вне огорода, даже в одну каску, мне было не за падло, так как силы и энергия из меня выпирали во все стороны. Да и помощь со стороны старшего поколения была ещё ощутимой, кроме того в это время родилась Татьяна. В шесть месяцев она переболела менингитококковой инфекцией, после чего не вылазила из больницы до возраста, пока не переросла, то есть до 14 лет. Мне Серый к тому времени мало мешал, а лишние проблемы мне были не нужны. К тому же я начал охотится, хоть не очень удачно, так как несколько лет занимался лыжами, и мне из-за этого было сложно идти со скоростью два или три километра в час. Обычно я несусь не менее семи. Год я почти ничего не убивал, если не считать зверей, что попадались мне на огородах и засидках, но это была не настоящая охота. Да и позднее, уже понимая кое-что в этом деле, ещё долго не мог усмирить свое чересчур беспокойное тело. Это, конечно, по большому счёту не относится к теме, но Серый тоже охотился. Вот только он не бродил по окрестностям и не распутывал хитроумные петли следов, что оставляли после себя звери по снегу, а просто тупо караулил зверя на ближайших огородах и переходах. Ружье его, гибрид березового полена с ржавой трубой, я уже имел честь описывать ранее. Несмотря на всю его ржавчину, Серый, кроме убитого мною кабана из него, добыл ещё козу и две лисицы, пока, по моим предположениям, он не продал его бог весть за какую цену.
Бабушка после ухода Ленки, усиленно изыскивала для него невесту. Крутилась из Ус-ка одна бабенка, только он на неё особого внимания не обратил и продолжал жить бобылем на своем отшибе, где исправно собирал дрова на сопке Службы солнца и продолжал глушить водяру. Можно завыть от тоски и глупости подобного существования. Вот именно тогда в его не очень гениальном мозгу родились мысли о всемогуществе денег и безбедном существовании. Но я не ручаюсь за точность его мыслей. Командира славного маршала Нея он, видимо, не знал, о двуногих тварях без денежных знаков в дырявых карманах только подозревал, а господина с подозрительным и туманным прошлым каторжанина по имени и фамилии Федька Достоевский слышал краем уха в школе, но не читал и тот же час забыл навсегда, по выходе из школы и сдачи экзаменов. Гнусное мелкособственническое прошлое бабушки и матери, пересилили в нём комсомольца и пионера всовокупи. Он вступил на тернистый путь мелкого и жалкого собственника. Жаль только одно, что бабки процентщицы глубоко замаскировались в недрах социалистической реальности, легли на дно и не высовывали носа на поверхность. Правда, я видел одного советского миллионера, коей был в испачканных бардой сапогах, замызганной телогреице с несколькими лимонами наличности в сбербанке. В советских твердых, до непробиваемости, рублях.
У сего товарища просто круглогодично хрюкали в загородочке не менее десятка свиноматок с детишками разных возрастов и предубойных кондициях, взращенных на отходах пыхтящего рядом спиртзавода.
Оказывается, сии процентщицы все-таки существовали и совсем рядом. Тут придется ввести ещё одно действующеё лицо. Галху. Именно так: Галха. Так по-хохлятски будет Галка. Галка сия является двоюродной сестрой мадам. Тёща и её отец были родные брат и сестра. Кроме того они все росли вместе и роднились и роднятся до сего дня, хотя старшее поколение, породившее их, покинуло сей бренный мир, вслед за своими родителями.
Круговорот мертвяков в природе.
Упаси бог: у Галки миллионов не водилось, кроме дочки Женьки, сына Димки и мужа, готового уже тому времени дать тягу, от сего строгого ценителя и судьи мужских недостатков, каким была Галка. Однако к этому времени, о котором пойдет речь, сей муж уже успел свалить от своей благоверной, и так быстро и качественно, что за последние четверть века, я его встречал всего раза два. Тимофеевна, однако, баба грозная. Тогда она жила прямо на центральной площади Ус-ка с видом на городскую администрацию. Точнее горком партии и кинотеатр по имени «Россия». Жила она в двухэтажном желтеньком доме ещё времен дяди Иосифа. Этот дядя наградил Галку не только квартирой в этом доме, но и соседями по коммуналке. К лету 1988 года из всех её соседей осталась одна бабушка-старушка, которая оккупировала одну маленькую угловую комнатку, вела сепаратный и спартанский образ жизни и имела из мебели сундук, кровать и колченогий шкаф. Кажется ещё и телевизор. Следовало бы здесь достать вериги и власяницу, и мы бы с вами имели мученика от сей советской жизни. Но, увы! Это оказалось не так. Правда сию бабусю я так и не успел рассмотреть толком за три года, что я приходил к Галке. Она просто мелькала изредка в коридоре, как тень, столь же быстро исчезла за дверью или проходила на кухню, где не задерживалась сколько-нибудь долго. Что-то мелкое, сухое и не особенно выразительное. От Галки я слышал, что сия особа обладала твердым характером из-за чего осталась соломенной вдовушкой, так как не пустила на порог своего мужа, пьяного вдрызг. Дело, однако, было зимой. У мужика просто не хватило сил добраться до тёплого места под солнцем или дождаться этого лучезарного дарителя тепла и благодати всем живущим на нашей матушке земле, так что он просто крякнул на морозе. С тем она влачила свое несчастное существование под этим небом, гоняясь за коровой, коея именовалось не иначе, как золотой телец. Кстати, в библии молились не золотому тельцу, а просто созвездию тельца, хотя век сменился и наступила эра рыб. Бедные, бедные евреи! Всего на всего век славного Гора канул в лету, наступила эра нового бога под именем Иисус. Не знание законов, все-таки требует точного их исполнения. А Моисей был чел косноязычный, не мог объяснить просто и доступно звездную механику, которую он не знал и сам и бегал к богу консультироваться. Представляю, как он ему надоел!
Оказывается, наша старушка была состоятельная, о чём я не думал. В июле 1988 года родился Андряус. Да-да, тот, что копает ныне со мной огороды, периодически охотится и достает меня с редкой регулярностью нытьем о собственной машине, ещё не достигнув возраста сколько-нибудь солидного. Я убежденный сторонник хождения пешком! Это ему, гаду, в отместку!
Если бы он только родился! Стирал бы я пеленки, вскакивал бы при каждом его крике как ошпаренный, таскал бы, когда он ревел во всю глотку, всё бы ничего, но.. Но в роддоме его заразили стаффилокком, так что он орал постоянно, бледнел и синел. Я спал одним глазом и засыпал прямо за столом на работе, так как мадам более двух часов никогда не нянчилась, а всё остальное время он ездил на моей шеи, так что до Серого мне просто не было дела. В августе он припёрся к нам. Мы ещё не поняли, что ребёнок заболел, потому я, по крайней мере, ходил как чумной. Торчал он примерно неделю, спал на диване и выступал. Правда, я пообещал его выкинуть, так что он перестал скандалить.
В тот вечер он припёрся поздно, на редкость тихий и спокойный. Даже я это заметил. Обычно он был дерганый и вечно недовольный, а тогда был пришлепнутый, словно его мешком из-за угла причесали. Сразу лёг спать, сетку с двумя бутылками водки с какими-то свертками оставил в коридоре. Нам было не до него - не скандалит и то хорошо. В десять часов вечера или несколько позднее, постучали.
Милиция. Спросили, здесь ли Сергей Михайлович и забрали его вместе с авоськой и одеждою, что у него была. Вот и всё. Они не распространялись особенно ни о чем, просто сказали, что Серый подозревается в убийстве, не в даваясь в подробности. Красиво и неожиданно. Я редко ошибаюсь в способностях люде и тогда был убежден в том, что Серый в принципе не способен убить, поскольку если и размахивал топором, то только для того, чтобы продемонстрировать всему миру, что с топором он был страшеннее. Я могу убить, но только в том случае, если другого выхода, в той ситуации, кроме как убить, не будет, но до этого я испробую все способы, чтобы избежать данного исхода. Я и сейчас так считаю, что Серый по большому счету не убийца. Из меня, если я попаду в мясорубку войны, как мой отец, очень просто сделать вояку, но и тогда расстреливать, хоть во многих случаях это и необходимо, не буду. Трусость есть обратная сторона доблести.
Что тогда им двигало? Проще сказать: судьба такая? Карма? Должен он был сидеть в тюрьме, так и должен? Бабка должна быть убита по судьбе, так ей и подыскали убийцу? Может быть, оно так и есть, но в его душе были предпосылки к сему. На карму или судьбу проще всего свалить, но всё гораздо проще. Человеку, прежде всего в этом свете, нужно научиться жить с самим собой в мире и воспринимать внешние обстоятельства только как сопутствующие существованию души. Ему придется примириться, что кормить и растить детей придется ему самому, что зарабатывать на собственное прокормление – тоже, а все это несоответствие в нём самом. Серый был выкидыш интернетовской системы воспитания. Оказавшись на свободе, когда у него не стало нянек и мамок, он жил почти два года один. Ему приходилось готовить жрать, таскать на горбу дрова, пилить и колоть, садить огороды и их обрабатывать и все это приходилось делать ему одному. Всё это делал человек, которого водили на работу строем, где работали спустя рукава, где в столовой всегда было накрыто и приготовлено на всех, где был коллектив. Хотя коллектив всегда сборище групп, зачастую враждующих между собой, но он был из их среды. Он не был настолько умен, чтобы искать причины всего в себе. Это я могу просидеть сколь угодно долго один и всегда найду дело для души и тела, а он искал причины своих неудач во внешнем окружении. Скорее всего, как Раскольников, он решил, что деньги сделают его счастливее. Право слово, куда бы вы не кидались, но все равно, вы остаетесь наедине с самим собой. Жизнь бобылем его за два года достала, а тут подвернулась эта бабуля.
Откель Серый узнал, что у неё есть деньги? Просто её пытались ограбить чуть ранее описанных событий родные племянники. Они порылись в том заветном сундуке, что я уже упоминал, и извлекли из него пять сотен полновесных советских денег. Бабуля, не зная этого, подала заявление в милицию, которая отыскала эти самые пять сотен и довольно быстро, так как пропить её родственники успели только с сотню тугриков. Тетя простила своих племяшей, но сей случай только подтвердил то, что денежки водились у неё. А говорили большие!
Скорее всего, Серый хотел просто стрельнуть у неё деньжат. Занять. Тем более он расписал ей себя большим охотником и обещал ранее принести ей мясо, выцыганив у старушки под это дело аванс, который, естественно, не собирался отрабатывать. Скорее всего, встреча с этой старушкой не входило в его планы, а он просто встретил её на улице, поскольку довольно долго перепирался с ней на лавочки перед подъездом. Искал он вероятнее всего Галку, с той же целью, но та была на работе, и дома, кроме сего божьего одуванчика, никого не наблюдалось.
Бабке препирательство с Серым на скамеечке скоро надоело, и она решила скрыться в своей каморке от назойливого клиента. Серый же был против. Когда она двинулась домой, то он последовал за ней, когда та попыталась закрыть входную дверь в квартиру, то Серый просто вломился следом за ней в прихожку.
О дальше событиях я знаю со слов Галки. Старушка, вероятнее всего, собиралась выгнать непрошеного гостя, угрожая ему топором. Поскольку квартира была с печным отоплением, то и топор всегда находился под рукой. Топор он у неё, естественно, отобрал. Рука господня, скорее всего, вела его не иначе. Хотя я старый безбожник и нигилист. Зачем-то он тюкнул бедную старушку по башке, я не ведаю. Что им двигало и дальше – не понятно, но он сложил ей руки на груди крест на крест и пошёл взламывать её комнатенку этим же топором. Денег там он не обнаружил, так как предусмотрительная старушка уже, наученная своими племяшами, перепрятала в надежное место, так что и прибывшие менты не нашли их там. Их изыскали уже позднее, когда перебирали каморку под лестницей в подъезде. Купюр там было аж на 60 тыш этих советских тугров. Огромная сумма. Серый же, взломав вслед за племянниками бабули сундук, обнаружил только отрезы старой материи, которые продал по дешману в районе вокзала.
В сущности, к своему аресту он отнесся спокойно, а доказывать что-либо милиционерам даже и не пришлось, поскольку на одежде Серого была кровь убиенной им тёщи, нет, бабули, везде присутствовали отпечатки его пальцев и все его видели не только сидящим на скамейке, но ломящимся в квартиру к ней. Он отбыл туда, где не было нужды о чем-то заботиться и думать. Он вернулся в любимый интернат, то есть тюрьму. Так он теперь назывался для него.
Пару раз он написал родителям письма. Но те ему так и не ответили, после чего известий я о нём не имел, пока ровно через десять мерных лет он не возник на пороге у родной матери. Он даже не знал, живы они или нет. За прошедшие годы он почти не изменился, если не считать татуировок на руках, значении только одной я знал точно: два закрашенных перстня. Оттянул батенька свой срок.. Сытый и здоровый.
В это время с мадамой мы уже разошлись, но я изредка появлялся у бывшей тёщи, помогая ей на огороде и охотясь. Серый же не стал устраиваться на работу, а плотно сел на шею родичей. Правда, планы он какие-то на жизнь строил: натаскал бревен на баню, коротких все-таки заготовил мало, но даже их ошкурил. Позднее я их использовал на столбы, когда городил забор.
Огородами он не занимался, а тёще первое время была не против того, чтобы я копал ей эти самые огороды. Так как начальников над ним уже не было, а я был там никто и ничто, то он быстро изобразил из себя начальника и начал тянуть со стариков деньги и пить. Жирок его, что он нагулял в тюремных стенах, с тем быстро покинул его телеса. Да и тёща всеми путями скрывала деньги от него. За год он умудрился похудеть и почернеть, состарится, как за десять предыдущих лет. А вы говорите, что в тюрьме плохо. Он быстренько догнал соседей алкашей по внешнему виду. С этого времени я там бывал редко, так что внутренние отношения в семье тёщи не отслеживал, пока в 2001 году не уродился кедровый орех. Я в это время был безработный и оттого решил вместе с Серым и другом детства Серого с Серегой Ильницким шишковать. Точнее я просто присоединился к ним, так как они уже с недели полторы лазили по тайге. Шишкование в Приморье отличается от этого дела по всей Сибири, так как там произрастает другой подвид сосны кедровой – корейский. В отличие от сибирской кедрушки, корейская раза в полтора выше названной, имеет в два раза и более крупный орех и шишку. Так что если данная шишка припечатает вас по черепушке, то вы ощутите явное различие данных подвидов на своей голове. Я вам обещаю самые приятные ощущения и набитую приличную гулю. Так как местный кедр гораздо выше и ширше, чем сибирский, то здесь не применяют колот, то есть кусок бревна, из которого делают большую деревянную колотушку на шесте и им стучат по вершинам деревьев, сшибая шишки. Здесь же самая маленькая кедрушка, что начинает плодоносить, запросто выдержит удар любого колота. Одним словом: по фигу ей ветер и сквозняки. Одним словом или собирай паданку внизу или лезь на деревяшку, а деревяшки здесь крутые. Очень хорошо, если сучки начинаются на уровне второго этажа, но чаще выше, да и сучки эти обычно коротенькие колышки десяти- пятнадцати сантиметров в длину, но зато крепкие. Лазить на кедр потому опасно, и я не шибко люблю это делать, особенно после того, как мой зять грохнулся на землю с этого милого дерева и сломал себе обе ноги. Хотя в этом случае зять был сам дурак и потерял весь страх. Впрочем, я и сам однажды висел на одной руке метрах семи над землей, когда у меня сорвались когти, а я пытался в это время перехватить другой рукой ветку. Приятное ощущение, если только и слышишь, как то там, то там навернулся кто-то с дерева. Обычно после этого никто особенно не рвется наверх. Так что вы прекрасно поняли, почему я тоже не особый любитель подобных подвигов, но лажу по необходимости, особенно когда вся вершина кедра усыпана шишкой.
Серый предпочитал тогда лазить, хотя когтей у нас не было. Он просто вырубал стежок, чтобы добраться до первых веток, а спускался же юзом, обхватив дерево, отчего его штаны, после двух или трех ходок наверх, превращались в лохмотья, расходясь по шву. Бабушка вечером их постоянно чинила, но столь же постоянно они рвались при спуске, а я же собирал шишку внизу, так как её было в этом году много, и она постоянно сыпалась. Поэтому я набирал нисколько не меньше шишек, чем Серый, который лазил на ближайшие деревья, поэтому мы всегда приходили домой с полными рюкзаками. Этак по килограмм тридцать на рыло уже шелушенного и сеяного ореха. Эта идиллия продолжалась до конца октября, пока Серый не сдал первую партию ореха. Тут компания распалась: Серый запил беспробудно, а у Ильницкого закончился отпуск. Я стал шишковать один. Хоть орех весь к этому времени подвыбрали, но я таки набрал не меньше, чем Серый, даже принес довольно много шишкой.
Ходил я до снега, который, как обычно, выпал в двадцатых числах ноября. После чего стал их шелушить, просевать и более менее доводить до ума орех. Серый же продолжал пить. Он уже перестал различать день и ночь. Выжирал каждый день по литру водки, вина, самогона и бог весть чего, но много. Я бы сдох от такой дозы, но он пил упорно. К концу ноября я управился со всеми делами. К этому времени у Серого был крышелёт полный. Он вставал среди ночи, бродил и орал. Я уже вымотался, и мне он был параллелен, но он на меня наезжал всё это время. Посему я был на него особенно зол, а если я становлюсь зол особенно на кого-то – не к добру для данного индивидуума. Напоследок мы с ним подрались, и я с чистой совестью уехал, не подозревая, что скоро мне вновь придется вернуться в деревню. Особенно не задумываясь о своей злобе, и к чему она приводит. Кстати в нашей семье, кроме меня, такими способностями – причинять другим зло, когда другие желают его тебе – есть у моей старшей сестры. В сущности, энергетические удары наносят многие, но той концентрации и мощи они не достигают из-за того, что другими энергия выплескивается в мелких разборках и выяснениях, меня же накручивают и злят до тех пор, пока конденсатор моего тела просто не сможет держать ту разность потенциалов, которая накапливается. Если энергетические структуры человека слабые, то они разрушаются. Видимо при последнем моем столкновении с Серым произошел пробой. Энергетика его была ослаблена алкоголем и организм доведен до истощения, да и душа была восприимчива к внешним ударам. Развязка в таких случаях наступает через три дня. Я это заметил, поскольку это повторялось не единожды. Особенно сильно страдают от них старики, да и более молодым достается. В первый раз подобный разряд был перед тем, как Серый убил бабку. Тогда он сбежал в тюрьму и прекрасно там себя чувствовал, но тогда он был моложе. Теперь его шарахнуло основательно. Через три дня мать нашла его утром на полу без движения. Кровоизлияния в мозг парализовало его на половину, на правую половину. Видимо испить чашу судьбы ему ещё предстояло и предстоит ещё. Тогда же его увезли в больницу и остатки денег, что он не успел пропить ушли на приобретение лекарств.
Тёща рванула в город, а мне пришлось вернуться в деревню - нянчится с дедом. Следует остановиться подробнее на том положении, в котором тот находился. А положение было интересное. С того времени, как он ушёл на пенсию, он просто сел на одну интересную точку и сидел на ней. К этому времени он почти перестал ходить, не потому, что ему было это трудно делать, а просто он этого не хотел. Дети его иногда таскали на речку и пруд, где он прекрасно плавал и проходил не менее шести километров, но дома, так как ему было трудно выполнять любую работу из-за того, что у него вечно дрожали руки и унять их не могли ни простые наши лекари, но даже и китайские эскулапы, то тёща его просто посадила на диван, кормила и поила, с условием, чтобы он только сидел тихо и не мешал. Она добилась своего. Скоро он почти не ходил, через пять лет из-за плохого снабжения мозга кровью, у него начали галлюцинации, так что тёща приобрела большого дитяти на свою шею. Вот этого дитяти мне и пришлось нянчить. Хорошо бы только нянчить, но и таскать дрова с окрестных сопок на своем горбу, варить ему жрать, постоянно стирать за ним, так как он мочился под себя в постель каждую ночь, а в штаны это делал уже днём. Самое дичь была в том, что он это считал естественным. На третью ночь, когда он обмочился, и я, переодел его утром в чистое, он, встав с дивана, стал прямо при мне испражняться в штаны, которые я токмо напялил на него, спросив предварительно о том, не хочет ли он в туалет. На мои возмущенные слова о том, что я его спрашивал про то, хочет ли он в туалет, то он ответил нет, я получил ответ, мол, что я приехал ухаживать именно за ним. После чего дед полетел кубарем на диван, с которого он, встав, кинутся на меня драться. Короче, совершив повторный кульбит, он прекрасно освоил уроки стирки и нашёл дорогу в туалет. В этот день он не только стирал свои зассаные штаны и простыни, но и тянул двуручную пилу вместе со мной. Трудовое воспитания бездельников. Я до сих пор поражаюсь, как люди не видят то, к чему ведут их действия.
Серый лежал в больнице месяц. Выписали его 31 декабря, в этот же день я уехал уставший и накрученный последними событиями. В ночь на 3 января дед исчез. То есть прошло три дня после моего отъезда, а на деда я был тоже вельми зол. Весь околоток его искал, мы приехали только утром, но его уже нашли замёрзшим.
События же развивались так: дед вечером пошёл на улицу в туалет, сказались мои уроки воспитания. Накинул телогрейку, надел валенки и в одних трусах вышел на улицу и не вернулся. Моё жесткое отношение к нему и невнимание бабушки, к которому он не привык, подвинуло его на этот поступок. А ей было просто не до двух взрослых детей, одно из которых было тогда в роли грудничка, но килограммов в шестьдесят весом. Хныканье другого маменькиного сыночка её и без того достало ранее.
Дед пошёл жаловаться, но жаловаться пошёл своему другу, о смерти которого он или не знал или не помнил. Протопав метров семьсот, он постучал ему в окно, но там жили другие люди. Увидев стучащего старика в окно, они просто не стали ему открывать. Утром же, обнаружив лежащего замерзшего человека, хозяйка дома спокойно преступила через него и пошла в магазин, где бурно обсуждали пропажу моего тестя, там она обыденно сообщила о том, что какой-то замерзший бомж валяется у неё под домом. Впрочем, это не помешало ей прийти и пропустить рюмку за упокой души на его поминки, хотя вся деревня хотела её выгнать.
Весной того же года я был изгнан из дома и уехал к отцу. К этому времени Серый уже начал ходить и даже матерился. В репертуар его входили только два матерных слова, но не более, поскольку говорить он не мог совсем. Вернулся я через два года. К этому времени он перестал даже материться. Словесный запас его плавно перешел в телячье мычание и возмущенные крики. В августе того же года умерла тёща. Я был против того, чтобы его перетаскивали в город, настаивая на том, что там он превратится в смердящий и гниющий кусок плоти, а в деревне ему придется двигаться: готовить жрать, топить печку, убираться. Правда я не стал объяснять, что сия чуинчёбе является не только базой для моих охотничьих и огородных подвигов, но и местом, где я скрывался от мирской суеты, а Серый есть безвозмездный и хороший сторож, который почти никогда не покидает своего рабочего места и не требует прибавки жалования. Я, наконец, пристроил его на работу, о которой он не подозревал и не тяготила его, кроме того, он получает пенсию, но присваивает её мадама. Впрочем, заготавливать дрова ему приходится, но я это делаю уже не один, а с сыном и иногда с внуком за номером один, Максом. Кстати и продукты чаще всего вожу ему я, но всё более паровозом, то есть автобусом.
Сейчас он уверовал в бога, но когда он яро указывает на небеса и извлекает из себя коровьи звуки, я ему сакраментально замечаю: бабушку-то по башке двинул бог? После чего наши теологические споры заканчиваются. Где я, дурак, ещё возьму такого хорошего работника? А может быть, он указывает на Лысую сопку, где покоится его мать и отец?