Это было время, когда комиссар старался сделать все, чтобы по возможности не допустить кровопролития.
Их провели в комнату:

         - Зуева? – не то спросил, не то подчеркнул комиссар. – Вам придаётся отряд военных моряков в полном составе. – Комиссар кивнул в сторону Тимофеева, едва заметно улыбнулся. Вам предстоит пресечь выступление Владимировского юнкерского училища, выступившего на стороне недавно созданного «Комитета спасения». Опыта у вас мало, а юнкера стрелять умеют, проверено. Кроме того, у них много пулемётов и патроны жалеть не будут.

          Комиссар внимательно смотрел на Лиду, как себя покажет эта глазастая девчонка, командир многочисленной рабочей дружины. Не испугается выстрелов? Понимая томительность долгих часов ожидания, комиссар добавил:
         - Товарищ Тимофеев поможет вам в этом деле. Максим утвердительно кивнул, сдвинул на затылок бескозырку и, как бы подводя черту всему сказанному, спокойно, словно зайти нужно было в соседнюю комнату, подчеркнул:
         - Сделаем.

Вышли от комиссара. Тимофеев посмотрел на задумавшуюся Лиду, удовлетворённо хмыкнул:

         - Вот теперь дело за нами.

        Отряд Зуевой прибыл к длинному зданию, с белыми колоннами посередине, когда совсем стемнело. У ворот, слегка приоткрытых, вокруг костра, стояла группа юнкеров, всплески пламени освещали тупое рыло пулемёта.
        - Здравия желанию, ваши благородия! – молодцевато обратился к юнкерам вынырнувший из темноты Тимофеев. Своим неожиданным  появлением он отвлек внимание юнкеров, стоявших кучно, крепко сжимая в руках винтовки, пристрелянные пока только по мишеням.

        Эти несколько мгновений, пока юнкера разглядывали подошедшего, отряд красногвардейцев окружил заставу.
        - Тебе что? – грубо спросил поручик в шинели генеральского сукна.

        - А смерти твоей! – выдохнул Тимофеев, доставая из-за спины маузер и приставляя его к груди поручика.

       В темноте блеснули чёрные дула винтовок, готовые начать смертельный разговор. Юнкера сбились в куче, испуганно поглядывая по сторонам. Это совсем не походило на забавные игры, здесь пахло смертью, как это страшно, в их юном возрасте. Чем это кончится? 

       Зенринов стаял спокойно. Поручик натолкнулся взглядом на девушку, и старался рассмотреть ее лицо. 

       Зенринов изменился за последние месяцы, с тонкими чертами лицо, стало одутловатым, с темными мешками под глазами, сказались бурно проведенные ночи и чрезмерное употребление алкоголя. Для поручика, жизнь другого человека, дешевле собственного пота. Сам он думал, что смерти не боялся, свыкся с этой мыслью на фронте. Что ему эти рабочие и матросы? От них вызывающе пахнет железом и мазутом. Что ему эти юнкера?

        Не здесь все решается. Ему бы в пастель, самое время, вот с этой девкой, а там…

        Зенринов подумал: «Где теперь Авксентьев? Отец в Уфе, он здесь. Куда-то нужно прибиться, но где лучше, надежнее?
       Поручик словно не видел суровых лиц рабочих, он хотел просто жить красиво, и лучше, чем эти месяцы, ведь это он заслужил за два года на фронте.  И он станет брать от жизни все, двумя руками, как отец».

        Мысли Зенринова, пустые и тягучие, словно патока, вернулись к происходящему.

        «Аппетитная девка, - подумал Зенринов, - жаль, не ко времени».
          Он вспомнил молоденькую, боявшуюся потерять место, горничную, она была первой у Николая. Потом другие, но всех лучше, пятидесятилетняя немка-гувернантка, обучавшая его, зеленого юнца, премудростям немецкого языка, а в перерывах между этими уроками, безграничным секретам любовных утех.

          Немка была выдающимся специалистом в этом деле, всем, чем владела в совершенстве, делилась с Николаем, который, все-таки, довел свою учительницу до сердечного приступа. Все же, сказался возраст, силы у нее стали не те…

          Пришлось Зенринову искать объекты изучения возрастом помоложе, здоровее. Грязь борделя, прилипла к этому, внешне воспитанному офицеру. Кроме пошлости, он женщине ничего сообщить не хотел и не пытался.

          Лида, придерживая винтовку обеими руками, подошла ближе, обойдя стоящий на пути пулемет «Максим», с заправленной лентой. Натолкнувшись взглядом на поручика, обошла и его, ощущая на себе его липкий взгляд.
«Он что, на проспекте? Еще скалится», - подумала она.
Черные, маслянистые глаза поручика, словно гладили ее руки, грудь, колени.

          Зенринов прекрасно понимал все, что происходило вокруг него, но это пока не касалось его лично. Все его естество требовало женского тела.

         Стоявший рядом с поручиком прапорщик фронтовой выпечки Двали, невольно закрыл от взгляда Зенринова стройные ноги девушки.

         Николай резко толкнул прапора в сторону, нечего церемонится с недоучкой-студентом.

         - Может найдешь время для меня, эти поделятся? –похотливо шепнул Зенринов Лиде на ухо, облизывая кончиком языка пересохшие губы.

        Он знал толк в женщинах. Королек! Ишь как глазами жжет, а бедрами играет, стерва! Одеть получше и приятелям показать не стыдно.

        Но, лучше никому не показывать, да раздеть! Аппетитная! Ишь как опешила от его вопроса, сволочь большевицкая. Не понять этой хамке настоящего мужчину.

        Хлесткий, совсем не женский удар с левой в скулу, с правой снизу вверх в челюсть, пришлись как раз вовремя, бросив Зенринова под ноги юнкеров.

        Выскользнувший из-за отворота шинели никелированный наган с перламутровой рукояткой, подарок папы-генерала, подскочив на брусчатке, улегся у ног Лиды.
Римский нос русского патриция, стал кровоточить, из глаз побежали слезы.

        Двали нагнулся было помочь упавшему, но, натолкнулся на взгляд Лиды, полный ненависти и омерзения, словно перед ней не люди, а мокрицы какие. Алексей Двали не испугался, но стало ему стыдно за Зенринова, наглеца и зазнайку, стыдно за себя, что пошел против таких, как эта девушка, молодой, красивой, уверенной в своем деле.

        «Стерва кучерявая, - поднимаясь, подумал Зенринов, - мужик в юбке. Вот встану сейчас…»

        Но кто там толкает его в спину? Винтовка? А если…
- Эй! Осторожнее! – на высокой ноте начал он током от обиды голосом. Теперь он неожиданно ощутил угрозу своей драгоценной жизни.

         Николай встал, внешне уверено, отряхнул полы шинели, которая все равно осталась грязной, а сам все косился на свой наган, не потерявший еще тепла его тела.
Заметив, что на него перестали обращать внимание, выпрямился, посмотрел по сторонам. Никто не видел его слабости?
         Почему никто не помог командиру? Трусы! И прапора, словно столбняк хватил. Подлые трусы!

        
         Не поднимая глаз на обидчика, Зуева оправила одежду, удовлетворенно вздохнула, посмотрела под ноги. Аккуратно подобрав юбку, подняла наган. Провернула барабан, патроны на месте.

         «С такими людьми, лучше говорить убедительно, кулаком! – подумала она, - быстрее поймут».

        Лида невольно направили оружие на Зенринова, лицо поручика стало белеть, глаза наливаться кровью, рот приоткрылся.
        - Не дрейф, кабелина! – глядя прямо на поручика, начала Лида, – от тебя сейчас амбарной прелью несет. Я таких за мужиков не считаю. Слабак ты, у меня бедра шире твоих плеч!
         Она повернулась, приказала разоружить и увести юнкеров, сняла с плеча винтовку, подала Тимофееву и, не оглядываясь, с наганом в руке пошла к юнкерскому училищу.

         Пулеметная очередь, высекла искры под ногами,  красногвардейцы упали на грязную, мокрую мостовую.
- В лоб их не взять, - сквозь треск пулемета, услышала Лида голос Тимофеева. – Я сейчас им устрою иллюминацию.
Тимофеев вытянул из бездонного кармана своих клеш ручную бомбу, и бросился перебежками к вспыхивающим огоньками выстрелов, окнам.

         Через минуту раздался оглушительный взрыв. Сразу смолкли выстрелы.

         Взглянув в сторону безмолвных окон, Зуева поднялась с мостовой и, согнувшись, побежала к дверям училища. За ней весь отряд.

          - Даешь! – кричал Тимофеев, вбегая в распахнутые двери.

        31 октября 1917 года газета «Известия» напечатала: «У юнкеров Владимирского училища было отобрано одно орудие, одиннадцать пулеметов, одна тысяча винтовок, много патронов».

        - А ты молодец, боевая, - похвалил Лиду Тимофеев, - Сначала думал, просто птичка залетная, а ты, соколом! Молодец!
        Лида покраснела от незаслуженной похвалы, она просто не успела испугаться. Только сейчас холод опасности, проник в самое сердце.

        - Не нужно так, я большевик, как и ты, значит должна!
        - Не журись, товарищ Зуева и без обиды давай. Одежа вот у тебя…- он заметил, что Лида стала злиться, улыбнулся.                           

        - Мой нос не потерпит такого внимания, как у некоторых, не тот калибр. Да, брось ты, не злись, не идет тебе. Тут у меня корешок командиром у самокатчиков.

         - Не нуждаюсь я, начала Лида, но остановилась.

        - Да, я дело говорю!

        Вечером следующего дня Зуеву, одетую в подаренную ей солдатами самокатчиками, длинную несколько потертую кожаную куртку, принимал товарищ Ульянцев, - член Всероссийской комиссии по формированию Красной Армии.
        Предстояло сформировать еще один «летучий» отряд, для выполнения оперативных заданий ВЧК.

        Фронт внутренний, требовал много сил и времени, которого не давал фронт внешний.

        9 марта 1918 года, в Мурманском порту, с английского крейсера «Глории», высадился первый отряд интервентов. Вслед за английским десантом, на берег начали высаживаться все новые и новые отряды бывших союзных войск. Их доставляли крейсеры: американский «Олимпия», и французский Адмирал Об».

         Началась открытая интервенция Антанты против Советской России.

         Одновременно, войска Антанты вторглись на Дальний Восток. Вначале было занято Приморье, а затем и весь Дальний Восток.

         Возникло белогвардейское «Временное сибирское правительство».