Помочь сайту
Поздравления
Прожитые годы – ступени жизни, ч. 7 2004 г.
50. 2004 год. Объекты любви и ненависти, часть 1
Зимой на даче делать ей
было нечего и Люба много читала. Вот и сегодня она открыла новый сборник
рассказов мужа, в котором сразу на первой странице, Володя оставил для неё
несколько черновых тетрадных листочков.
Виноградова развернула
их: «Берегите чистоту языка, как святыню! Никогда не употребляйте иностранных
слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее
нас». - И.С.Тургенев
«Рай богатых создан из
ада бедных» - Виктор Гюго.
А вот что написал Расул
Гамзатов:
«Не будет пусть никто из
нас голодным,
И пусть никто не будет
слишком сыт,
Один от голода бывает
злобным,
Другой нам зло от сытости
творит».
А вот выписка из
Интернета: «Как бедно мы жили в СССР, вечно что-то собирали - металлолом,
макулатуру, открытки, этикетки, монеты, марки, да и гербарии. Но вот денег на
лечение детей - не собирали».
- А это что? - Удивилась
Люба.
На листочке в клеточку,
сложенным вчетверо рукой Володи было написано: «Советую почитать»!
Люба развернула листок и
прочла: «на первом месте должно быть воспитание, а потом образование. Иначе…
Однажды один профессор
физико-математического факультета, с намерением преподать студентам
запоминающийся на всю жизнь урок, написал на доске большую цифру 1 и, посмотрев
на студентов объяснил: «Это ваша человечность, самое необходимое в жизни
качество». Затем, рядом с цифрой 1, написал 0, и сказал: «А это ваши
достижения, которые с человечностью увеличила вас в десять раз. Ещё один 0 - опыт, с которым человек стал
«100». И так добавляя 0 за 0 осторожность, любовь, успех…
Каждый добавленный 0 в
десять раз облагораживает человека, сказал профессор.
Вдруг он стёр цифру 1,
стоящую в начале ряда цифр. На доске остались никчёмные, ничего не значащие 0…
Профессор сказал: «Если у
вас не будет человечности, всё остальное ничего не стоит»!
За этой вырезкой лежала
фотография, где были изображены она с Алёшей и Володя, который держал в ладони
большую ягоду клубники. На обратной стороне фотографии она прочитала:
В моей руке, созревший
плод клубники,
Как он красив и нежен, ты
взгляни-ка!
Вот так рисуют сердце,
нет, постой,
А запах, такой стойкий и
густой!
А какой вкус? Как поцелуй
украдкой,
Он неожиданный и в то же
время сладкий.
Вот разлилось блаженство
по лицу,
А летний день, он
движется к концу.
Через неделю, уж малина
поспевает,
Наш сад, подарки делать
успевает,
Нам остается, только руки
приложить,
А часы отдыха, на зиму
отложить.
С любимой остаемся мы
вдвоем,
И так клубникой пахнут губы
у неё…
Люба улыбнулась, знает её
Володенька, как привлечь внимание к рассказу, она стала читать рассказ мужа:
- Алёшенька! Иди кушать!
- позвала Валя.
Она прислушалась. В
квартире было тихо, что еще больше удивило. Валя отодвинула кастрюльку с кашей
в сторону от горячей конфорки, вышла из кухни.
Заглянула в одну комнату,
потом в другую. Сына не нашла, потом, услышала, как в туалете спустили воду в
унитазе.
Алёше только два года, он
ещё ходит в горшок, зачем он там? Валя открыла дверь… Её сынок, бросал в унитаз
приготовленное для стирки бельё и регулярно спускал воду.
- Сти! – глядя на мать,
сказал он.
Отодвинув сына в сторону,
Валя стала доставать мокрое бельё из унитаза, а сама подумала, если какая-то
проскочила, лишь бы не забились трубы.
Она не успела оглянуться,
как почувствовала, вроде в квартире похолодало. Оглянулась, сына рядом нет.
Хлопнула входная дверь,
она выглянула в коридор, там раздевались её мать и отец. Они вернулись из
магазина, где покупали продукты.
Им навстречу вылетел
Лёша, громко крича:
- Ба! Де! Привет!
Бабушка Люба, успев снять
пуховик, подняла внука на руки и спросила:
- Что успел натворить?
Лёша, протянув руки к
деду, широко улыбнулся и ответил:
- Ди! Ди со мной!
Дед пошёл в комнату
внука, где настежь была открыта дверь на балкон. И это в январе. И как он
умудрился, ведь на самом верху двери, были пластиковые ограничители, которые не
должны были позволить открыть внуку дверь.
- Вот шило! – Улыбаясь,
сказала бабушка.
- Нет, это наше
«торнадо»! – Констатировал дед.
Через несколько минут, в
комнате их средней внучки, раздался стук, потом странных треск и сразу же, из
комнаты выскочил широко улыбающийся Алёшка.
- Что опять натворил? -
Спросила его мать.
Сын взял её за руку и
повёл в комнату сестры. Там, пальцем показал на экран телевизора, по экрану
которого расходились трещины.
- Да, что это такое! -
Возмутилась мать, - ты уже второй телевизор за месяц разбил! Разве так можно
себя вести?
Алёшка, внимательно
смотрел в глаза матери, потом оглянулся на деда с бабушкой, улыбнулся им и
побежал в кухню.
Старшие, не успев навести
порядок в комнате, услышали звук двигающегося стула.
Когда они вошли, увидели,
что внучок, залезает со стула на кухонный гарнитур, открывает дверку и лезет в
шкаф, где, как он точно знал, лежали конфеты.
- Сначала кашу! – Не
слушая возражений сына, сказала мама.
Зазвенел звонок входной
двери, из школы вернулись старшие сестры, Лена и Маша.
Лёша, соскользнув со
своего стула, побежал их встречать.
- Лени! Ма! – радостно
крикнул он сёстрам, - Иди ка… ку…
И все поняли его. Он не
выговаривал полностью слова. Машу называл Ма, кашу - ка.
- Что сегодня натворил
наш обаятельный? – спросил старшая сестра.
Так в детском саду
отозвались о её брате. Воспитатель, рассказывала об Алёше, как, о подвижном,
несколько драчливом, общительном мальчике, за которым нужен глаз и глаз. Она
говорила, что он, конечно хулиган, но такой обаятельный…
Как натворит что-либо,
подойдёт, серьезно посмотрит ей в глаза, а потом улыбнётся так, что на него и
злиться невозможно.
- Так что случилось? -
Повторила вопрос Лена.
Она в это время включила
компьютер и стала искать свой черновик с рефератом. Леша, пробегая мимо неё,
улыбнулся сестре и отключил уже загруженную страницу.
-Ах ты…- Начала было
Лена.
А Лёша в это время на
кухне залез на свой стул, взял в руку ложку и стал, есть кашу.
Подводя итоги дня,
вечером за ужином, дед попросил дочь не злиться, засмеявшись, рассказал Лене:
- В селе Товарково, куда
мы приезжали к её прабабушке, тогда Валя была чуть постарше, чем сейчас её сын,
она и не такое вытворяла. Забиралась на крышу дома и бегала по «коньку»,
напугав родителей и дедушку.
Потом, собрала детишек с
улицы, все стали бегать по краям колодца, стараясь, столкнуть друг друга. Сама
пошатнулась, упала внутрь, увлекая за собой всех остальных. Их быстро достали,
переодели, а попало двоюродному брату Толе, как самому старшему.
А вот ваша мама и бабушка
Люба, - продолжил он, - однажды, когда ей было девять лет, пропалывая от
сорняков грядку с огурцами у себя, залезла в соседний огород, и там набрав
«семенников», стала бросать их в сестёр Веру и Надю.
Огурцы, падая на землю,
громко лопались, а их семена разлетались в разные стороны, на радость курам и
гусям, которые сбегались со всех сторон.
- Кого-то это мне
напоминает! – поглядывая на мать, смеялась Лена.
Улыбаясь, Люба закрыла
обложку книги, стараясь, чтобы не выпали черновики, позвонила Вере в Нижний
Тагил, поинтересовалась, как спина у Бориса, что показало обследование груди
Вали.
Сестра после долгой
паузы, во время которой у Любы похолодело сердце, ответила, что у неё рак
груди, она ложиться на операцию по её удалению.
Голова у Виноградовой
закружилась, она решила сообщить Наде о несчастье со старшей сестрой.
Надя, после слов Любы
заохала, и всхлипнула:
- Беда не приходит одна,
- еле слышно сказала она. – У нас в квартире был пожар, кто-то с верхнего этажа
бросил не погашенную сигарету, она попала на наш балкон, загорелось вывешенное
сушиться бельё, потом и наша с Николаем спальня.
Люба вспомнила, как они с
Володей, в прошлую осень после отдыха в санатории города Ессентуки, на обратном
пути заехали в Тулу. Николай попросил Володю сесть на диван и начал:
- Вот ты говоришь…
Когда я поехал свататься к Надиним родителям в
Товарково, то привёз с собой чёрную икру осетра. Они такую рыбу не видели, а
икру никогда в жизни не ели.
Понимаешь…
В селе я впервые увидел чёрный хлеб, сало
отца резал тонкими кусочками. Отец громко предложил первый тост за знакомство,
выпили по стопке самогона. А он такой крепкий, градусов восемьдесят. Смотрю, на
столе в графине розовая вода, я налил стакан и большими глотками начал пить.
А это тоже самогон! Я сразу и отключился,
уснул прямо за столом.
На следующее утро нужно было идти на станцию встречать моего друга, который
будет свидетелем на свадьбе. Я еле встал, отец на меня смотрит косо, подумал,
что я алкаш.
Мать в пять утра ушла на ферму, передала,
что подойдёт к поезду. Мой друг Изгаш мусульманин, он вышел из вагона в костюме
с галстуком, а мать прямо из коровника пришла в грязной одежде, чёрном фартуке,
в калошах на босу ногу. А ноги-то, аж чёрные от навоза и грязи.
А ты говоришь…
На второй день мать позвала своих подруг по
работе, те пришли с мужьями. Понимаешь, после второй стопки меня «понесло» на
разговоры о гигиене. Меня вывели во двор и побили. «Фонари» под глазами, губа
разбита.
Когда утром тёща проснулась, увидела меня,
стала жалеть Надю, а на меня стала ругаться матом. Изгаш, тот не пил за столом,
смотрит на меня, да головой качает. Он, оказывается, всю ночь не спал. Меня несколько раз рвало, а он за мной убирал
и сразу протирал полы. Надя, та вообще ушла спать на диван.
Недавно я жил с женой и двумя детьми в
Сумгаите. А ведь это был самый опасный для здоровья город во всём СССР. Когда переехал в Тульскую область, думал,
что стал импотентом. Да вот, «слепили» с Надей третьего ребёнка, дочь Ирину.
Это самое…
Ты помнишь, я тебе рассказывал, как был в
командировке на Урале и разговаривал с директором завода. Он не знал, куда
сбывать свою продукцию, кирпич. Я нашел ему заказчиков. Я как привозил кирпич для строительства
своего дома за городом? За сбыт пяти вагонов, шестой мне отправляли
бесплатно. Фактически материал мне
достался даром! Поэтому я и решил строить трехэтажный дом на полторы тысячи квадратных
метров.
Русские все дураки и мои дети тоже. Не хотят дети жить со мной под одной
крышей. Им, видишь ли, нужны отдельные квартиры. Вот и стоит десть лет дом
пустой, не отделанный внутри. Хотя и денег мне стало не хватать. Когда Влад
служил в армии, мне так его хотелось увидеть.
Вот ты говоришь…
Я в 1992 году был в Москве, жил в гостинице
Россия. Мне ещё пришлось снять два номера люкс для двух заместителей министра
обороны. Нужно было решать свои проблемы.
Это самое… Ты же помнишь, с водкой были проблемы, а я захватил
от тёщи пять литров самогонки. Тёща настояла её на травах. Цветом и вкусом, будто коньяк, но те же
восемьдесят градусов.
А ты говоришь…
Вопросы по поставки продукции я решил,
генералов оставил отсыпаться в номерах, а сам пошёл на совещание к Ельцину. Но
это отдельный разговор, однако, перспективы были нарисованы радужные для
крупных бизнесменов. После совещания
я вернулся в гостиницу, мои генералы проснулись и попросили помочь в
организации их отдыха. Попутно, их адъютанты хотели приобрести овощи для своих
хороших знакомых.
Понимаешь, поехали мы за картошкой на белом
«мерсе». Я решил вопрос с овощами, а полковники эти, хотели отдохнуть у пруда.
Я дурак, как и все русские, но они…
Выпили на троих почти два литра самогонки,
утопили в пруде, сам даже не помню как, генеральский «Мерседес». А тут подъехал
ещё один генерал, оказывается он из ГРУ.
А ты говоришь…
Мне пришлось ехать за подмогой, искать
трактор. Назад вернулся с трактористом на мотороллере «Муравей». Генерал и полковники по очереди на нём
покатались, а в это время привезли солдат с полигона. «Мерс» вытащили, зашёл
разговор о детях.
А ты говоришь…
Они спрашивают у меня, а хочешь, чтобы твой
сын служил в пожарной части Большого театра? Я им раньше говорил, что Влад
служит в Мытищах. Через день сын приехал
в отпуск на пять дней, а когда уезжал, просил купить ему пять молотков, пять
напильников, различные гаечные ключи, машины в их военной части ремонтировать
было нечем.
А ты говоришь.
Через месяц, ехал я мимо части Влада с
одним из адъютантов, как всегда выпивши, полковник зашёл к командиру части,
вызвали Влада и говорят ему, что твой папа попал в аварию, выезжай срочно. Влад
добрался домой за час, спрашивает у матери, Тони, что с отцом, а я в это время
в спальне пьяный сплю.
А ты говоришь…
Чтобы продлить отпуск сыну, я поехал в
краевую больницу, я им ежемесячно помогал большими деньгами. Там мне дали для
Влада справку, потом мы поехали в военкомат поставить печать в отпускное
удостоверение.
Все русские дураки, я тоже.
У меня ведь тогда было семь своих легковых
машин, пять гаражей. Так Влад за время отпуска успел отдохнуть, проверить все
наши машины и вообще.
А ты говоришь…
Ты помнишь соседей рядом с нашим домом?
Я там землю себе прикупил, так цыгане на
моей земле за два месяца построили четырёхэтажные дворцы, да все без
фундаментов. Я когда узнал, попытался было вернуть землю, не получилось, эти
наркобороны имели связи в самых верхах области?
Все русские дураки.
Сами же свой народ помогают уничтожать.
Позже Надя встречала соседку цыганку в Москве, где она просила милостыню на
Павелецком вокзале. Надя ей говорит, что у тебя большой дом, четыре машины,
золото на всех пальцах! А тебе всё мало. Но соседка над ней только посмеялась.
Правда, через два года большую часть мужчин-цыган посадили. Их жёны попытались
продать дома, но кто у них купит, себе дороже.
А ты говоришь…
Очередной раз я поехал встречаться с
генералами в Москву месяца через четыре. Привёз с собой икру в миске, масло,
хлеб.
Кстати, там я впервые увидел машину, у
которой руль с правой стороны. А ты купил себе такую «японку», только в 1994
году.
Вот ты говоришь…
Генералы захотели слетать в Ленинград на
частном самолёте. Прилетели, сразу устроились в гостинице, что на Невском
проспекте у Московского вокзала, название сейчас я не помню. С нами был один
бывший военный, Алексей, он в восьмидесятом году окончил Тульское военное
училище, три года был в Афганистане.
Ему генералы поручили собрать бизнесменов в
наших номерах. Обсуждали планы всю ночь. Днём я там после пьянки проснулся,
ничего не помню. Голова болит, опохмелились и поехали кататься на новом
самолёте, чешской «Пчелке».
А ты говоришь…
Когда вернулся в Москву, я попросил Лёху,
чтобы он купил шесть палок варёной колбасы и пригласил его с собой в Товарково,
к родителям Нади в Попугаевку, улицу так неофициально называли. Когда мы с ним
приехали, первым делом выспались. Потом хорошо поели и собрались в Москву. Отец
налил нам с собой по бутылке самогонки. Алексей пил самогонку зажав нос, потом
еле выдохнул. Глаза у него стали круглые, он дышать не может, его стало
«рвать». Самогон из патоки, двойной перегонки, от спирта не отличишь…
А ты говоришь…
На вокзале в Москве сумели купить водку,
заехали в министерство обороны, захватили генералов, выезжаем на проспект,
«мерс» останавливает сотрудник ГАИ. Мы все пьяные, да, ещё с ними был какой-то
генерал милиции. Наши генералы тоже все пьяные. Я говорю милиционеру,
оштрафуйте этих генералов, я вам миллион дам!
Капитан как увидел, кто сидит в машине,
фуражка с головы упала.
Все русские дураки и я тоже…
Мы тогда вылетали в Котельники. Там тайга,
красиво! Мы видели медведей прямо на дороге, я попросил водителя проехать за
рулём на новом джипе. Разогнался, а впереди, на пустой трассе гаишники. Меня и
оштрафовали, не пристёгнут я был ремнём безопасности. Спрашиваю у сотрудника,
что не видишь, кто едет? А он отвечает, что это у вас в Москве всё можно, а
у нас здесь порядок!
Отъехали немного от поста, я достал из
сумки бутылку водки «Левша», налили себе, генералам, выпили, за то, что
соблюдают правила движения хоть здесь, в тайге.
А ты говоришь…
Потом, я вместе с каким-то адмиралом
полетел в Приморье. Там нужно было ремонтировать пирсы для атомных подводных
лодок. Вечером в гостинице поужинали, выпили, этот адмирал стал выступать не по
делу и я с ним подрался. Потом мы с ним пили мировую. Назад вылетать пришлось
утром на грузовом самолёте. Мы пошли на посадку через калитку, там стоит
грузовой АН-26, мы с хвоста заходим и смотрим друг на друга. Сидений нет,
выпивки много, а закуски нет.
Я самый трезвый, сбегал в буфет, купил
десять булок хлеба, пять яиц и куски какой-то жареной рыбы.
Понимаешь…
Я спрятал два яйца в карман, вернулся в
самолёт. К адмиралу подошёл пилот, ему тоже налили, выпили по стакану, он в
кабину. Вылетели, где было три посадки, не помню. Только чувствую, между ног у меня стало давить, потрогал, а
мои яйца стали такими огромными, я даже испугался! При всех стал расстёгивать
брюки и запустил туда руку, кричу, что мои яйца опухают, скоро лопнут. Мужики
аж рты раскрыли.
Пока я раздевался, пока достал из кармана
два куриных яйца, в самолёте стояла тишина. Потом надо мной хотели посмеяться,
но я сразу стал разливать водку. Этими яйцами, да хлебом закусили.
Все русские дураки…
Прилетели в Москву в десять часов вечера,
мы ещё залетали в Мурманск, разгрузить кабель. Там заходят в самолёт женщины,
все в ватниках, они загрузили мебель в Кандалакшу для адмирала. Вся их работа
сопровождалась звоном наших стаканов. В Москве, в гостинице, когда заполняли
карточки, в графе национальность, мы написали нанайцы. У всех глаза узкие, лица
отекли, стали круглыми от пьянки.
Над нами администратор посмеялась.
А ты говоришь…
С нами прилетел заведующий столовой из
Мурманска, а он без паспорта. Мы дежурной говорим, что это наш носильщик, его и
пропустили. Спал он в моём люксе на диване. Адъютант адмирала остался в номере с хозяином самолёта. Всю ночь они
пили, утром хозяин самолёта пошёл на улицу в одних носках. Свои туфли где-то
забыл.
Слушал Володя Николая, а в голове его
складывались строки:
Себя неприкасаемым,
считают,
На самолётах персональных
ведь летают.
Проблемы разрешают для
страны,
А их деяния народу все
видны.
Виноградов вспомнил, что в 1995 году, Дуев
прилетал к ним в город, когда прятался от «желающих получить денежную помощь».
Первым делом, когда Николай вошёл в их квартиру, он положил в зале на мебельную
«стенку» пачку долларов.
Интересно было видеть его выражение, Володя
и Люба на деньги ноль внимания, хотя никогда столько денег не видели.
Дуев часто рассказывал о том, что его
старший брат в 1991 году уехал из Сумгаита после тех событий в США, он бы
теперь тоже уехал, да поздно. Брат там живёт хорошо. Он раньше не отличался
особым уважением к религии, а там стал пастором. Почему, Николай не понимал.
Дуев не понимал и поведение своей родной
сестры. Её дочь после приезда из Сумгаита, жила у него в Туле три года. Он её
одевал, кормил одинаково со своими тремя детьми.
Когда его старший брат уехал в Америку, он
подарил Коле свою квартиру, а Николай отдал эту квартиру сестре с племянницей.
Однако сестра и племянница с тех пор не звонят, перестали с ним поддерживать
всякие отношения, так как он не дал им ещё денег.
А ещё, Николай Дуев очень
грубо ругался и называл дураками представителей СМИ и либералов за наглую ложь
и страшилки про Сталинские репрессии.
Люба потом прочитала
много материалов, посвящённых развенчанию лжи либералов.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
