Незнакомый город заполняет снова,

                                      Как и в человеке кажется все ново.

                                      Как у человека черточки такие,

                                      Могут быть хорошие, а могут и плохие.

Первые страницы газет, пестрели заголовками о комсомольских стройках на просторах Советского союза: «Закончен монтаж главного корпуса комбината».

- Рядом с Хабаровском, совершались великие дела, а я стою в стороне от большого дела. Нужно же что-то большое совершить в своей жизни.

Такая мысль приходила не только мне.

Однажды после третьей пары,  комсорг нашей группы объявил:
- Есть предложение проходить производственную практику на строительстве Амурского целлюлозно-картонного комбината.

Если есть желающие, записывайтесь у меня.
Комсоргу пришлось записывать все группу.

Собирался в дорогу я не долго, пара нижнего белья, пара носков. Хотя и брать то было особенно не чего, разве что свитер.

Вечером сели в поезд в городе Хабаровске, ночью не спали, много говорили о том, что едем в город молодой, там все по-новому.

Дома для малосемейных, комфортабельные общежития, особая планировка улиц. А как они проводят свое свободное время! Спортивные соревнования, «капустники», встречи с первостроителями.

Было темно, когда проводница объявила, что скоро нам выходить. Однако прошло больше двух часов.

Поезд не торопясь, постукивал колесами, отсчитывал минуты до встречи с неизвестностью. Вот паровоз подал гудок, в очередной раз затормозил, потом вагоны дернулись, поезд медленно тронулся, через минуту опять остановился и так, казалось, до бесконечности останавливался у каждого столба.
Мы сгрудились у выхода из вагона, поглядывая в открытую вагонную дверь.

Было пасмурно, накрапывал мелкий дождь. В открытую дверь, попало много мошки, которая проникала в рукава одежды, лезла в волос, за уши, в глаза, губы, пребольно прогрызая молодую нежную кожу, оставляя после укусов большие шишки, которые потом, долго чесались.

Посветлело, мошка сразу пропала, но появились комары, да такие крупные, что когда их уничтожали звонкими ударами, они сочно щелкали, а на этом месте оставалось мокрое темное пятно.

Наконец поезд остановился, мы быстро вышли из вагона.

От вокзала до Амурска, нужно было ехать машиной около часа. Посмотрели по сторонам. У путей, стояло деревянное, барачного типа, строение, вокруг,  не высокие деревья. Было видно, что им лет по пять. А куда-то в неизвестность, уходила гравийная дорога, покрытая бесконечными маленькими и большими лужами.

Раздался гул моторов, из-за поворота, появилось две машины, с деревянными будками на кузовах. Помогая друг другу, неумело подтягиваясь за борта машины, забрались, расселись на деревянные лавки. Доски у лавок, были не строганные, похоже, что не только я  зацепил в представительное место там не одну занозу.

Машины, завывая моторами, двинулись, словно оттягивая нашу долгожданную встречу с городом Амурском.
Особенно не притормаживая на ямках, машины проехали распадок, поднялись в сопку. То, на чем мы сидели, стало сплошным синяком, однако мы смеялись, придерживая друг друга, и старались не подать вида, что начало не совсем приятное.

В очередной раз, перевалив гребень сопки, увидели палаточный городок. Палатки были огромные, выцветшие, только у самого низа, можно было заметить, что брезент был защитного, слегка зеленоватого цвета. Стояли палатки ровными рядами, нет, скорее шеренгами, через равные расстояния, между ними проложен деревянный тротуар.

Встретила нас заспанная, закутанная в платок женщина, в мешковатой, но чистой рабочей куртке черного цвета и такого же цвета штанах, аккуратно завернутых на большие резиновые сапоги. Лицо, покрытое косынкой, было не возможно разглядеть. Голос ее был низкий и певучий.

В палатке, куда направили меня, стояло восемь солдатских кроватей, сбитые из свежее строганных досок, две лавки и стол. Бросив вещи, собрались на улице.

Солнце, словно раздвигало серые тяжелые тучи. Пробуя свои силы, утренний ветерок разогнал надоедливую мошку и наглых комаров. От мокрого тротуара, запахло свежими опилками и смолой.

Из палаток выходили в рабочей одежде парни и девушки, о чем-то переговариваясь, спускались по склону сопки и исчезали  из виду.

Среди моих товарищей, собравшихся в круг, послышался смех. Раздвинув руками окруживших ее ребят, вышло сказочное существо. И пусть на ней была все та же, немного мешковатая одежда, но, освободившись от косынки, пред нами предстало прекрасное творение своих родителей.

Округлое, слегка смуглое лицо, четко очерченные, ярко красные, небольшие губы, больше похожие на лепестки роз. Глаза не крупные, блестящие, словно у дикой кошки, горели зелеными огоньками, нос маленький, но такой красивый. Черные кудри,  которыми играл ветерок, падали на широкий лоб.

Было ей лет двадцать пять, может немного больше, была она мастером строителем и нашим шефом.

Это потом я разглядел, что верхняя губа у нее тоньше, чем нижняя. К концу дня, ее волос выпрямлялся, так как она его каждый вечер накручивала и  он был не черным, а каштановым, да и глаза, были совсем не зеленые, а карие, нос у нее острый, чем-то похожий на клюв хищной птицы.

Но с этого дня, мне часто снилась девушка, которую я так хотел встретить в своей жизни, которая точно подпадала под мое описание,  данное в первое мгновение встречи с этой молодой женщиной – мастером.

Мой сон стал явью через десять лет в городе Ленинграде.

Утром следующего дня, мы собрались в конторе строительного управления. Начальником управления был бывший военный летчик, он всегда был в чистой белой рубашке с галстуком, что в то время, для меня было удивительно. Он сохранил воинскую выправку в свои шестьдесят лет.
Все мы написали заявление о принятии на работу. Здесь меня ждала неожиданность, мой возраст.

Не могли меня направить в монтажники, не было мне 16 лет. И пришлось нам создать бригаду разнорабочих, в которую вошли и мои сверстники.

Как же тяжело, четыре  часа подряд выбрасывать широкой и такой тяжелой подборной лопатой землю из глубокой траншеи.

Но потом был отдых, когда все вместе, мы шли в столовую.
Что это было за здание. Огромный зал вмещал человек триста одновременно, длинная очередь к прилавкам, с различными блюдами двигалась быстро. От вкусных запахов, так подсасывало, раздавались такие звуки в животе, что это, наверное, слышали все вокруг.

После первого рабочего дня не было желания, а скорее не было сил осмотреть город, берега Амура. Не было сил пойти на танцы, сыграть в волейбол.

Прошел второй, третий день. Работа, столовая, палатка, сон и опять работа.

Через неделю, в воскресенье, решил осмотреть город. Десятка два пятиэтажных домов, одна улица, кинотеатр, за сопкой, сотни маленьких частных домов.

Удивила удобное, для некоторых, расположение ресторана. Против его дверей висела вывеска медицинского вытрезвителя. Но, что интересно, пьяных за все время практики, я не встречал.

За неделю, две пары моих носков, не смотря на то, что я пытался их отстирать под рукомойником, сохраняли объем моих ног. Решив их хорошенько отстирать, спустился к реке. Вода была теплой и чистой. На берегу собралась молодежь, грелись на солнце, купались, играли в волейбол.

Намылив носки, долго тер их руками, мне казалось, что кожа на сгибах пальцев совсем стерлась. Потом надел носки на руки и вошел в воду. Плавая, обратил внимание на то, что за мной с берега следит группа парней. Когда вышел из воды, они рассмеялись, увидев, что я так полоскал свои носки:

- Ты напиши рационализаторское предложение, прачки будут в восторге.

На следующей неделе, нашей бригаде дали ответственную работу, заливать битумом и расстилать рубероид на кровле главного корпуса. Небольшой подъемный кран «Пионер», поднимал бадью с горячим битумом, которую мы на длинной палке вдвоем тащили по крыше. Разлив на бетонную плиту битум, сверху укладывали предварительно расстеленный рубероид, потом еще слой и еще.

Было жарко, ребята разделись до пояса. Все забыли о технике безопасности, надеясь не известно на что. Вот я и поплатился.

Очередная бадья с битумом, была поднята за двадцать минут до обеденного перерыва. Не знаю, как это произошло, но, расстилая очередной слой рубероида, я зацепил его краем за разлитый битум и  горячие капли, попали мне под мышку.
Я с удивлением смотрел на черные пятна на своей коже. Жгучую боль я почувствовал позднее. Желая освободиться от этой боли, я отодрал кусочки застывшего битума и увидел нечто розовое, из которого стала выступать сукровица. Острая боль, словно прострелила руку.

Ходить с повязкой летом, а особенно работать, было не совсем удобно, а что делать? Сам виноват.