[Скрыть] Регистрационный номер 0003067 выдан для произведения:

 Вместо предисловия.

 

Писать о себе, не благодарная работа. Обязательно найдется человек, который будет говорить, что автор рисует себя в белых тонах, не описывает свои ошибки, или больше того, любуется собой.

Практически каждому, хочется быть лучше, чем он есть. Если не получилось в жизни, то хоть на листах бумаги попробовать это сделать.

Говорить, а тем более писать о жизни, можно по-разному, иронически, героически, жестоко, правдиво.

Почему мы так делаем, объяснить трудно. Может быть потому, что большинство из нас, воспринимает случившееся как не везение, удары судьбы. Исполнение мечты, ставят в зависимость от положения в обществе родителей, родственников. Свои цели в жизни выбирает не сам, а идет, как говорят, по течению. Совершает множество ошибок, мешает жить своим близким, да и самому себе. Не пользуется опытом родителей, своих предков, не знает истории своей семьи, а что самое плохое, не хочет знать свои корни.

Наши деды и отцы, много сделали для укрепления нашей Родины. И не их вина, что возобновляются попытки переписать историю страны. Однако я считаю самым плохим, то, что мы не знаем истории, прежде всего, своих семей. Немного можем рассказать о родителях, некоторые о бабушках, дедушках, а вот дальше…

Стало модно говорить, о необходимости составления генеалогического древа своей семьи, однако не все имеют такую возможность, или не представляют, как это делать.

Считаю, что возможно начать историю своей семьи с самого себя, своих родителей, а затем дети и внуки, продолжат эту работу следом за вами.

 

Я постараюсь рассказать о своей жизни, своих родителях так, как воспринимал это в своей жизни.

А принимал  я это, не как удары судьбы, а как право моего личного выбора пути.

 

                                                                  Автор.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                   

                                      Часть первая

Взводный.

                                                                   

                                          Часть вторая

                                               Истоки.

 

                                                                  От каких корней,

                                                                  Светлых, черных дней,

                                                                  Свой ведем мы род,

                                                                  Где, какой народ?

 

                                                                  Где мое начало?

                                                                  Знаний пока мало.

                                                                  Не могу ответить,

                                                 Прошлое не светит.

 

 

Отец родился 2 марта 1917 года в Белоруссии, местечко Костюковичи, в многодетной и бедной семье. Кроме него, было еще три брата и три сестры.

О своих родителях рассказывать не хотел, о голодном детстве вспоминал с неохотой, практически ничего о довоенных годах отца, я не знаю.

Всю жизнь отец пронес уважение к хлебу. Он никогда не выбрасывал высохший хлеб. А хлебные крошки, смахивал в ладонь и отправлял в рот.

Его братья разлетелись по свету. Старший, Абрам, с 1938 года жил и работал в г. Хабаровске, был известным журналистом.

Средний, Арон, долгие годы жил и работал в районе имени Полины Осипенко, Хабаровского края, разводил рыбу.

Младший, Михаил, служил в Армии в музыкальной роте.

Сестер отца, я практически не знал. Одна жила в Омске, вторая где-то в Казахстане.

 

Моя мать, родилась 13 июля 1924 года, в городе Мичуринске, семья ее была меньше чем у отца, старший брат всю жизнь прожил в Мичуринске, старшая сестра Зинаида, да младший брат Виктор. Я запомнил бабушку Пелагею Смирнову, которая приехала с нашей семьей из Прибалтики в город Хабаровск в 1954 году. Хорошо помню тетю Зину, которая приехала позднее нас в Хабаровск. Дядю Витю, который после демобилизации из армии в 1954 году, приехал в Хабаровск, и который дважды спасал мою сестру Маргариту от  смерти.

 

Первые послевоенные годы, для моих родителей, Наума Павловича и Валентины Егоровны, были трудными. И это еще мягко сказано.

 

Родители познакомились в 1946 году, когда отца, старшего лейтенанта, парторга батальона НКВД,  очередной раз перевели к новому месту службы. Для всей нашей огромной страны война кончилась, а на западных рубежах, в наших солдат стреляли и ночью, и днем.

 

В Эстонии, в городе Тарту,   18 января 1947 году,   родилась моя сестра, Маргарита, которая очень долго и тяжело болела менингитом. Военнопленный врач, немец, вылечил ее.

        

В 1948 году, отца перевели в Литву. К месту службы, он уехал раньше, а моя мама, с сестрой Маргаритой и бабушкой Пелагеей, поехали к нему, через несколько месяцев. На узловой станции, мама вышла в коридор с сестрой на руках.

 

Поезд остановился, и в вагон рванула толпа людей, вторые сутки оживавших поезд. Люди лезли в вагон по головам, не давая приехавшим выйти из него.

 - Передавят друг друга, - подумал невысокого роста, старший сержант, начальник патруля, стоя  на пироне.

Тут услышал рвавший сердце, такой знакомый голос сестры Вали:

- Ма-ма-ма!

Виктор остановился, повернулся к вагону.

- Валя! - крикнул он.

- Ма-мочка! – голос, полный ужаса и бессилия.

Сержант рванул к вагону, два солдата за ним. Виктор залез в вагон, раздвигая людей руками. В тамбур не протиснуться.

Солдаты прикладами раздвинули толпящихся у дверей пассажиров, освобождая проход.

Сержант, рванулся в тамбур, закричал:

- Сеструха!

Упершись руками в стены вагона, Виктор стал сдерживать напор толпы.

А Валя, это была она, осевшим голосом пыталась кричать:

- Витя, дочку раздавят!

 

В проходе вагона, притиснутая к стене, она пыталась удержать дочь, которая вывалилась из одеяла, ее головка почти касалось пола, вот-вот будет под ногами обезумевших людей.

 

Сержант, сдерживая напор людей, подошел к Вале, осторожно принял, едва не упавшую  на пол вагона племянницу.

 - Откуда ты здесь, братик? - Витя, спасибо.

 

Так неожиданно, Валя встретила младшего брата, которого не видела с 1943 года.

 

В городе Клайпеда, 22 июля 1949 году родился я.

 

Имя мне выбрала сестра, вот с того времени и  шагает  по дороге жизни Владимир Виноградов.

       

 

                                  На Дальний Восток.

                                       Наше там счастья, где немало,

                                       В той семье имеем, где сердцами греем.

                                       Друг о друге помним и любовь храним.

                                       Где отцу спасибо, часто говорим.

         Была промозглая прибалтийская осень. Шел мелкий дождь, на улицах Вильнуса, было сыро и пасмурно. Ветер раскачивал мокрые ветки деревьев, в щели форточки проникал в комнату, высвистывая очередную песню, шевеля марлевые занавески.

Против окна квартиры Виноградовых, стояло огромное дерево, с которого облетели последние листочки, усеяв тротуар розовато-желтым ковром.

        На подоконнике, выходящем на улицу Капсукаса, сидела девочка 5 лет, с длинными черными косами. С улицы, прохожие видели и любовались ей. Черные брови, подчеркивали крупные, четко очерченные глаза. Чуть припухшие губы, раскрывались, встречая прохожих доброй улыбкой.

        Рита внимательно следила, как капли дождя стекают по стеклу, оставляя за собой узкий след.

       По тротуару под окном, медленно шел молодой лейтенант с девушкой, они увидели девочку, которая внимательно разглядывала их, улыбнулись, помахали ей рукой.

       В комнате раздался грохот, Рита оглянулась. Ее брат Вова, споткнувшись о половик, упал на пол, из его рук, выпали кусочки печенья. Брат быстро встал, потирая локти и морщась от  боли, побежал на кухню к матери, на ходу выкрикивая: «Четыре-четыре».

        Он сжимал при этом пальцы на руках. Так он просил печенье, чтобы дали в обе руки. Мальчик он был крупный, рыжие волосы, как лучики солнца, светились над его лицом.

        Стукнула входная дверь, Рита спустилась с подоконника, пошла встречать отца. Вокруг него, крутился Вова. Его щеки раздувались от набитого печенья, он тянулся к отцу, не понимая, почему его не берут на руки.

        Рита обратила внимание, что плащ - накидка отца, была вся в грязи, на сапогах, у самой подошвы, прилипла желтая глина. Обычно блестящие щеки, заросли черной щетиной. Отец нагнулся, поцеловал сына, потянулся к дочери. Рита почувствовала, как подбородок отца, больно поцарапал ее нежную кожу, от отца пахло порохом.

        Этот запах, Рита хорошо знала.

        Отец заметил, что дочери стало больно, улыбнулся, будто извиняясь.
        Из кухни не вышла, а выбежала мама и, чмокнув в щеку мужа, стала стягивать с него мокрую одежду.

        В этот вечер, Рита долго не могла уснуть, она тихонько встала, пошла к родителям на кухню.

        Отец и мать, сидели друг против друга и молчали. Лицо отца было хмурое, глаза у матери мокрые от слез.

       -Хватит! Я не могу этого терпеть, ночные вызовы, мои выезда на лечение бандитов, я устала постоянно думать где ты, что с тобой, не знаю, вернешься ты, отпустят ли меня...

       Мама побледнела, ее дыхание перехватило, она прижала руки к своему сердцу и тихо заплакала.

      Отец встал, подошел к ней, не замечая в коридоре стоящую босой, на холодном полу, дочери.

      - Не хотел тебе говорить, но пришел приказ, – он помолчал, поморщился.
      Мать посмотрела ему в глаза, затаила дыхание.

      - На командные должности, теперь назначают национальные кадра, литовцев.

      - А как же ты? – спросила мать.

      - Мне предложили стать заместителем.

      - Но ведь он младший лейтенант, мальчишка…

      Отец замолчал, повернулся к двери и заметил дочь. Молча подошел, поднял на руки, крепко прижал к себе, своей теплой, большой ладонью, стал согревать холодные ноги дочери.

Зимой, Рита как-то вечером услышала, что мама сказала бабушке Пелагее: «Наум, подал рапорт о переводе к новому месту службы. Ему предложили остров Сахалин, Наум не раздумывая, согласился».

        Рита внимательно посмотрела на маму, бабушку и подумала, что опять поедут на машине в другой город, опять привыкать к новым соседям. Здесь, в Вильнусе, все стало так привычно, не далеко площадь с цирком, большой парк, соседи.
Правда, теперь дядя Костас, стал папиным начальником, перестал здороваться с ней, Ритой, угощать конфетами. На папу стал повышать голос, а мама, из общей  кухни, часто приходит в слезах.

 

Шел 1954 год, первый год без Сталина.

Рита хорошо помнила, как год назад, ей на руку привязывали красную повязку, с черными краями, которую она носила очень долго. Все плакали и говорили, что без Сталина очень плохо, а как будет дальше, никто не знал. В городе висели портреты вождя, с траурными лентами. На склоненных красных флагах, привязаны черные ленты.

А весна с каждым утром все больше завоевывала свои права. На деревьях проклюнулись нежные зеленые листочки. В тени домов, высохли лужи. Утром Риту разбудило пение птиц, которые свили себе гнездо, прямо против окна. Рита встала с кровати, на ножке которой синей краской, был написан инвентарный номер, и на цыпочках, подошла к окну.

Вчера, мама стала упаковывать вещи, которых было совсем не много. Квартира была служебной, как и мебель в ней. Отец связывал веревкой полное собрание сочинений Сталина, мама сложила в большой, специально сшитый мешок вещи Вовы и ее, Риты.

         Рита выглянула в окно, посмотрела последний раз на широкую улицу, большое дерево.

Рита молча попрощалась со своим домом, этим деревом, птицами, которые громко пели весенние песни, в последний раз села на подоконник и замерла.

Она не заметила, как подошел брат и молча, стал гладить ее руки.

Вечером, впервые в жизни, Рита ехала в черной большой легковой машине. Провожать Виноградовых, пришли все офицеры батальона.

Их сосед, Кастос, попрощался у дома. Соседка так и не вышла из своей комнаты.

Солдаты занесла вещи в купе. Вова залез на верхнюю полку и, прижавшись носом к стеклу, корчил рожицы.
Мама, никак не могла проститься с бабушкой Пелагеей, которая, не переставая, плакала, смотрела на выглядывающего из окна внука.

Вот Вова что-то стал кричать. Папа взял ее, Риту на руки, поставил в тамбур вагона. Мама бросилась к бабушке, расцеловала ее, сама заплакала, громко, не сдерживаясь. Папа отвернулся, пряча слезы.

У бабушки было два любимца в семье, братик Вова и папа, которого, казалось Рите, она любила больше собственной дочери.
        Папа помог маме подняться в вагон, Рита, прощаясь,  помахала бабушке рукой, крикнула: «Я тебя люблю!» 
Папа чмокнул в щеку бабушку, взялся за поручни…

- Наум! - раздался крик бабушки.

Она, протянув руки, бежала к вагону, поезд тронулся. Папа спрыгнул со ступенек, подсадил в вагон подбежавшую бабушку, забрался сам.

Паровоз, попыхивая и отдуваясь, все набирал ход и вот уже не видно станции, только приплывают мимо небольшие хутора.

Рита сидела у окна, поглядывала на пробегающие мимо дома, деревья и думала, что же это за Восток такой, да еще Дальний.
         Дни проходили за днями, поезд мчался через всю Россию с Запада на Восток. Вот, в течение всего дня, была видна степь, а вот, горы, несколько суток, бескрайняя тайга.

Озеро Байкал, показалось Рите огромным, седым и спокойным. Поезд медленно полз у самого берега, все пассажиры стояли у окон и любовались водным простором могучего озера.

Вова все старался пролезть между ног родителей, дергал Риту за платье и шептал: «Что там, ну, скажи, что там?»

О том, что скоро будет река Амур, проводник предупредил заранее. Когда ехали по мосту, Вова смотрел со второй полки на широченную реку, все шептал: «Вот это да…»

Рита молча смотрела в окно, на реку, которая была такой серой и страшной. Огромные, седые волны, казалось, тянулись к самым вагонам.

Рита вздрогнула, отвернулась.

 

В управлении НКВД, отцу, как фронтовику и опытному офицеру-политработнику, предложили остаться в Хабаровске.
Отец согласился.

Несколько дней прожили в квартире старшего брата отца, дяди Абрама, который был заведующим отделом газеты «Тихоокеанская звезда». Его дочь, Нона была старше Риты на десять лет, а потому, дружбы не получилось.

Отца назначили замполитом СВПЧ-5, военизированной пожарной части, которая располагалась около ТЭЦ на улице Узловой.

В этом же доме, на втором этаже, поселились в двух комнатной квартире, с большой кухней, и огромной печью в ней.
        Прожили мы в этой квартире 13 лет.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220936

 

                                             Колодец              

                                            Я могу тебе сказать,

                                       Как по проще-то,

                                       Ну, да, есть она еще

                                       Память прошлого.

       
       Зима 1954 года выдалась снежной и морозной. Снег был  рыхлый, не улежался. С неба, не переставая, сыпало и сыпало.
От дома до девятой больницы, где Валя работала старшей медицинской сестрой, было недалеко, десять минут пути.
Вова, обернутый платком поверх пальто, с удовольствием нырял в сугробы, а Валя, улыбаясь, грозила пальцем, вытаскивала из очередного сугроба и стряхивала с него снег.

        Детский сад, куда Валя водила сына, был через улицу от работы. Зайдя в раздевалку, Валя сняла с сына потертое пальто, оглядев, покачала головой. Вова, сидя рядом со своим шкафчиком на лавочке, жаловаться, что ему здесь плохо, всегда хочется кушать, ему не дают ему печенье, он голодный.
Валя достала из сумочки одно печенье, дала сыну, погладила его по голове:

       - Будешь собираться домой, попроси воспитательницу, чтобы завязала платком тебе лицо.

       Валя разложила в шкафчике большой шарф, больше похожий на платок, чтобы он подсох за день, завела сына в игровую комнату и пошла на работу.

       В этой же больнице, вторую неделю лежала ее мать, надежды на выздоровление не было, мама таяла прямо на глазах.

Рита и Вова, навещали бабушку каждый день. Рита прижималась к ее плечу, а Вова, проглаживая холодеющую руку, удивлялся, почему так много у бабушки на руке морщинок. Он пальчиками брал за одну морщинку, кожа собиралась в большую складку, зато кожа на остальной части руки становилась гладкой и ровной. Вова медленно разжимал свои пальцы, и кожа опускалась, однако после этого морщинок не становилось меньше.

Бабушка улыбалась и тайком от дочери, тянулась к тумбочке доставала из нее то конфеты «подушечки», слипшиеся в бесформенную кучку, то кусочек булочки и совала в ладошку своему   любимцу, внуку Вове и молчаливой, не по возрасту серьезной, внучке Рите.

К концу дня, на улице просветлело, снег блестел ярко, огромные кучи, сдвинутые дворником от центральной дорожки, сказочными горами, скрывали лавочки у входа, толстым одеялом, прикрыли большой участок сквера перед больницей.

Вова, закутанный так, что были видны только глаза, стоял возле огромной кучи снега, и смотрел, как мальчишка на самодельных салазках, катается с нее.

Вот мальчик забрался на самый верх, улегся лицом вниз на санки, оттолкнулся руками от наста…

Салазки заскользили, покатились далеко, туда, где еще не было ни чьих следов, а снег был такой белый, что у Вовы заболели глаза. Мальчик, оставляя за собой глубокую дорожку, медленно подошел, посмотрел на Вову, протянул веревку, привязанную к салазкам.

- Покатайся, я зайду в больницу за мамой. 

Вова, поднявшись на горку, уселся верхом на санки, и раз за разом, все дальше и дальше, прокладывал трассу в сторону хозяйственного двора больницы.

Когда из больницы вышла женщина с мальчиком, хозяином салазок, они обратили внимание на одинокие санки, которые стояли в глубине двора. Женщина посмотрела по сторонам, обернулась к сыну:

- Ну, где твой дружок?

Она, что-то бормоча, подошла к санкам и громко охнула, оглянувшись на сына, крикнула:

- Не подходи!

Рядом с санками, зияло отверстие канализации, крышка от люка, была не известно где. Женщина сразу обратила внимание на кончик шерстяного шарфа, который зацепился за проволоку. Женщина наклонилась, заглянула внутрь.

Внизу, по шею в нечистотах, висел Вова и молча смотрел на нее снизу. Глаза его были широко открыты, губы плотно сжаты, он все пытался ручками дотянуться до тонкой проволочки, которая не известно почему, держала его на поверхности. Шарф, обернутый вокруг головы, потихоньку развязывался и Вова все ниже и ниже опускался в темноту колодца.

Лежа на краю колодца, женщина попыталась дотянуться до утопающего, но было трудно. Она уже сама, наполовину спустилась внутрь, вот уже ухватила за руку Вову, но вытащить его не могла.

Тут она почувствовала, что чьи-то крепкие руки, тянут ее за ноги от колодца. Она, еще крепче сжала пальцы, ударившись лицом о чугунный край колодца, стала подтягивать Вову к себе, ближе, ближе…

Вову занесли в больницу, он был весь облеплен снегом, таким белым на фоне грязи и слизи. Валя прибежала из палаты второго этажа, где лежала умирающая мать.

Валя тяжело дышала, держалась за сердце. Она сразу поняла, что этот мальчик, в грязной, пропахшей нечистотами одежде, с черным пятном вместо лица, ее сын.

Медицинский персонал больницы собрался весь. Вову раздели, отмыли в ванне, дружно просили выпить воду с марганцовкой за папу, за маму, за Риту.

Вова все отворачивался, отказываясь пить так много воды, не понимая, зачем промывать желудок, он ведь только недавно покушал в детском садике.

Его одежда была безнадежно испорчена, другой у Вали не было, она не знала, во что оденет сына.

Когда Валя вынесла Вову из ванной комнаты, на кушетке лежали чистые чулочки, старая, но еще крепкая кофта, шаровары, шапка, пальто, валенки. Все было не новым, но еще крепким. Валя тихо заплакала, прижимая к себе сына.
Сердце ее то быстро стучало, то замирало на мгновение, руки ее ослабли, она присела на кушетку, положила уснувшего сына, и громко, навзрыд расплакалась.

О спасителях своего сына, она так ничего и не узнала. Не узнала и о тех, кто собрал одежду.

Через неделю, от рака, умерла ее мать.

 

Следующий год только и было разговоров, как всей семьей летом поедем теплоходом вниз по Амуру, в гости к брату отца, дяде Арону, который проживал в селе Красный Яр, он разводил там рыбу.

Когда выдавалась свободное от службы время, Наум готовил рыболовные снасти. Он по нескольку раз перебирал запасные крючки, которые аккуратно укладывал в круглую металлическую коробочку из-под конфет. У него было столько мотков лески, что из нее можно было сплести рыболовную сеть, метров на десять.

Валя смотрела за приготовлениями мужа, но замечаний не делала и не шутила по этому поводу.

Вова крутился вокруг отца и спрашивал:
- А пароход большой? Кормить будут каждый день? А сколько раз? А где они все будут спать? А комната на пароходе большая?

Эти вопросы повторялись и повторялись каждое воскресенье.

Июнь был дождливый и холодный. Небо постоянно затянуто черными тучами, зеленый лист на деревьях был темно зеленый и чистый.  На асфальте постоянно стояли лужи, казалось, лета так и не будет в этом году.
Рита и Вова перестали задавать вопросы о поездке.
Но в один из дней, ближе к вечеру, Вова и Рита увидели родителей, которые упаковывают старенький огромный чемодан не мудреными вещами. 

Утром встали рано, Вова крутился около вещей, напоминая, чтобы не забыли билеты на пароход.
Автобусом доехали до Уссурийского бульвара, потом долго шли пешком к Амуру.

Огромная река, несла свои черные воды спокойно и величаво.

Набережной в районе парка еще не было, вода размывала крутой берег, ревела, разбиваясь об утес и покрываясь белой пеной, неслась дальше.

Деревянный дебаркадер, к которому из речного вокзала подошли пассажиры, подрагивал, словно сам хотел отправиться в плаванье.

Пассажирский теплоход, стоящий у дебаркадера, поразил  своей чистотой и большими окнами. 

В каюте, в общем, совсем маленькой, было две, двух ярусные кровати, столик и окно, которое выходило на палубу.
Поставили вещи, сразу вышли на воздух. Облокотившись на перила, смотрели, как пассажиры, поднимаются с берега по покачивающимся сходням, смешно покачиваясь из стороны в сторону.

Раздался гудок, теплоход медленно стал отходить от берега, слегка подрагивая на волне. Берег все дальше и во всей красоте, открылся утес, который шагнул в реку, но остановленный могучей рекой застыл, расталкивая грудью струи воды.

Первые сутки запомнились огромным количеством ночных бабочек, облепивших борта и лестницы теплохода. Они были везде, с толстыми, короткими брюшками и желтыми крылышками.

Наум называл их «живым мясом». Он собирал их и использовал вместо наживки. Прямо с борта, он забрасывал удочку и сразу, поднимал ее. На крючке, обязательно была рыбка. На следующий день, к вечеру, повара отказались брать у отца рыбу на кухню, так много он ее поймал.

Валя, вместе с детьми, обошла весь теплоход, зашли в кают-компанию, буфет, на мостик их не пустили, но это не огорчило. Ведь были прогулки по палубе, один круг, второй.

Как же красив Амур в вечерние часы. Струи воды, то черные, то такие светлые, что, казалось, видно до самого дна, журчали, раздвинутые корпусом теплохода. Зеленые острова, оставались за кормой, помахивали ветками деревьев, приветствуя  их, словно своих друзей. На берегу, очень редко, можно было заметить крыши деревень, а потом опять заросшие тайгой берега и широкая река, подталкивающая своим течением их теплоход.

В поселке Тахта, пересели на маленький катер, как его называли,  «трамвайчик Яхонт». Узнав, что семья едет в Красный Яр, к Виноградовым, капитан уважительно кивнул и разрешил Вове, постоять рядом с ним на капитанском мостике. Кораблик медленно полз по узкой протоке, потом остановился и попятился назад.

- Вода большая, створов не видно, спутали протоку, - пояснил капитан.

Река Красный Яр, которая впадала в Амур, была чистой и очень быстрой. «Яхонт» медленно поднимался вверх по течению. Берега, были высокими и крутыми, огромные сосны, словно сказочные великаны, посматривали с высоты своего роста на маленькое судно.

Капитан предупредил, что нужно подготовиться выходить. Быстро собрали вещи и резкая сирена, словно раздвинула перед ними деревья, вот она, небольшая поляна.
Причалили прямо к берегу, матросы сбросили трап. На берегу стояли люди, что-то кричали, махали им руками.

Валя, по узким сходням спустилась с катера, Наума обнимал брат, рядом стояла его жена Мария, дети, Наталья, Павел. Их младший, Саша, бегал у катера и кричал, подражая сирене кораблика.

В это время, с верховьев реки, показался буксир, с которого подали длинный, долгий гудок. Саша, услышав этот звук, испугался, по узкой тропинке побежал вверх на крутой берег, спрятался.

Вышел он, когда баржа отправилась в Тахту.

Этот момент часто вспоминали через сорок лет, когда встречались в Биробиджане  Володя, Павел, Александр, в связи с приездом Натальи из Израиля.

Павел, к тому времени стал главным врачом областной больницы, Александр, мэром города.

Утро, встречало их удивительной тишиной и журчанием реки. Наум наловил много рыбы, но Мария, улыбаясь, критически ее осмотрела и попросила отпустить в реку десятка два, сантиметров по двадцать, карасей.

- Мелкую, костлявую не берем, - пояснила она.

Однако, увидев вытянувшееся лицо Наума, рассмеялась.

Валя, потратив два часа на чистку этой рыбы, застала Марию в летней кухне у плиты. На сковородке лежали большие куски летней кеты.

На столе стояла большая миска с красной икрой, которую они впервые в жизни, ели ложками.

Все следующие дни, Наум приносил по две, три большие рыбины, остальных, бесчисленное количество, осторожно снимая с крючка, отпускал в реку.

Для ребят здесь было раздолье, весь день они ходили в тайге у села. Вместе с Пашей, обошли все окрестности, Были на старой, разрушенной конюшне, где под сопревшим полом, ползали ужи.

Ходили через сопку, по узкой, заросшей молодой порослью тропинке, а по сторонам, жила своей жизнью, такая загадочная и совсем не страшная, не проходимая тайга.

Часто Валя и дети слышали громкие крики птиц, рев неизвестных им животных и шепот зовущих к себе в чащу, огромных деревьев.

А после обеда ходили в меленький магазин, чинно всей семьей.

Большая поляна, окруженная вековыми соснами, встречала их солнечными зайчиками, которые, пробиваясь сквозь густую крону деревьев, привлекали такое количество комаров, что приходилось отмахиваться от них постоянно.

В магазине брали хлеб, подсолнечное масло и конфеты, подушечки, обсыпанные порошком какао, потом так же не торопясь, возвращались к дому.

Днем в дом не заходили, чтобы не впустить комаров. У порога весь день стояло ведро, в котором тлели сухие коровьи «лепешки». Все обитали в летней кухне. А вечером, в бане, вытопленной «по-черному», мылись и все вместе, отправлялись спать.

Валя долго вспоминала Володин рассказ о том, как они с ребятами  были в домах, умерших давно староверов.
Дома были большие, чистые, входные двери на замки не закрывались. В комнатах, висели старые, поблекшие образа, а в сенях, на широких лавках, лежали большие деревянные самострелы, которые хоть и потемнели от времени, но выглядели весьма грозно. 

Отпуск пролетел быстро.   

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220940

 

                          Улица Узловая, Хабаровск.                             
                                    Прощанье с детством тягостно и больно,

                                    Но если в чем ошибся ты невольно,

                                    Возможно это, в будущем исправить,

                                    Лишь нужно кораблем умело править.

 

Дом номер 13, по улице Узловой, стоял в двадцати метрах от высокого забора, отделяющего двор от территории ТЭЦ. За забором, был большой сад. Каждую осень, женщины собирали ранетки и ведро за ведром, ссыпали в большие ящики.
Окно на кухне нашей квартиры, выходило в сторону сада, и как только начинался сбор ранеток, я и Женька Кожемяко, бежали к забору и кричали:

- Тетеньки, дайте яблочек!

Ну, конечно же, женщины щедро оделяли нас ранетками. И какие они были вкусные! Я старался не замечать, как Женька, надкусив кислый плод, морщится, быстро набивал полные щеки, а оставшиеся, зеленоватые, с розовыми боками маленькие яблочки, высыпал за пазуху и они приятно холодили мой тощий живот.

Наш дом был двух этажный, оштукатуренный, побелен в розоватый цвет. На первом этаже, располагалась пожарная команда. В случае тревоги, весь дом сотрясал громкий звонок, пожарные выскакивали из Ленинской комнаты, натягивали на себя брезентовые робы и вскакивали в машины. Распахивались двое огромных ворот и машины, словно расчищая себе дорогу сиренами, мчались на тушение пожара.

На втором этаже, в одном крыле, жила семья начальника пожарной команды и наша семья. А в длинном коридоре располагалась квартира Кожемяко и комнаты общежития.

 

Весна 1955 года была ранней, снег быстро таял. Лед на реке в районе города прошел быстро. Ниже по течению, лед встал плотиной и вода, пряло на глазах, стала заполнять заливы, подобралась к самой дороге.

Пляж, где летом любили отдыхать горожан, стал островом, на нем одиноко стояло зеленое деревянное здание с раздевалками для мужчин и женщин. Не далеко от пляжа, ниже по течению, образовался еще один остров, длинный и узкий, на котором располагались маленькие частные дома. Некоторые затопило под самую крышу.

Рита, очень жалела свою учительницу, Полину Кирилловну. Ей во время наводнения  пришлось ночевать в школе и каждый вечер, ходить на берег реки, чтобы проверить, не унесло ли водой ее дом.

Вдоль улицы Узловой, ближе к въезду не территорию ТЭЦ, стоял длинный одноэтажный барак. В нем раньше были комнаты для проживания семей пожарных. Часто из окна спальни, я видел,  как молодые ребята в галифе и майках, даже в выходной день, выходили на улицу и под руководством моего отца, замполита СВПЧ -5, делали гимнастику, бегали по двору.
Потом, двор огородили деревянным забором, барак остался за забором, но из окна, я видел, как из барака, уезжали недавно создавшие семьи ребята, которые получили квартиры в домах, построенных военнопленными японцами.

Как-то утром, я проснулся от шума машины, выглянул в окно и увидел, как из кузова, соскакивают мальчики, а женщины, подают им  облезлые стулья и мокрую одежду.
Ко мне подошел отец и, склонившись к моему плечу, сказал, что разрешил временно пожить в бараке семьям, у которых затопило дома.

Вечером этого дня, у входа в барак, собрались мальчишки из домов, прилегающих к нашей улице. Многие месяцы, шла настоящая война, между ребятами, проживающими на МЖК и берегу Амура, и молодежью, проживающими на ТЭЦ.
Были драки, в которых участвовали не только мальчишки 14-16 лет, но и взрослые парни.

Я не знал тогда, что много среди них было молодых ребят и взрослых, освобожденных в 1953 году из колоний.
Но в тот весенний вечер, драки не было. Несчастье, которое случилось с «утопленниками», объединило всех и потом, когда они вернулись в свои дома, драк «стенка на стенку», уже не было.

 

Летом, в одну из комнат второго этажа нашего дома, въехала молодая семья. Он был начальником караула, она, не высокая чернявая хохлушка, ходила с огромным животом, передвигаясь осторожно, покачиваясь на ходу, как уточка. Был у них сын, мальчишка лет восьми, шустрый и выбражулистый. Он не отходил от матери и, поглядывая на ее живот, все спрашивал:
- Когда родится братик, его не перестанут любить?

В одну из ночей, нас разбудил громкий стук в дверь. Отец поднялся, открыл дверь. На пороге, стоял сосед лейтенант и, не сдерживая слез, просил поскорее зайти в их комнату мою мать. Я, не понимая, что происходит, не заметно, протиснулся к кроватке недавно родившегося младенца.

Мне сразу бросился в глаза пузырек с марганцовкой, который лежал на подушке, в кроватке младенца. Глазки у ребенка были открыты, а в них таяли кристаллики марганцовки. Рядом стоял старший сын и все повторял:
- Вы его больше любите, вы его больше любите…

Через день, лейтенант с семьей выехал.

 

Это было время, когда вдоль улицы Аксенова и в районе «Масло жир комбината», строили новенькие двух этажные дома. Трамваев тогда еще не было, но в сторону центра города, до улицы Карла Маркса, ходили длинные «пузатые» автобусы, с деревянными дверями.

Чтобы проехать на них к дяде Абраму, который жил не далеко от площади Ленина, сначала, мы долго шли вниз по улице к автобусу.

Все это время я видел заборы, которыми были огорожены строительные площадки. А по строительным лесам, сделанным из тонких досок, бегали не высокого роста строители. По углам строительных площадок, стояли вышки с автоматчиками.
Два раза в день, утром и вечером, этих строителей, вели колонной под конвоем из лагеря, который располагался, как раз против комбината, на берегу Амура. Это были военнопленные японцы.

 

Плохо тогда было с детскими игрушками, и мы часто бегали к лагерю и, стоя у высокого забора, громко кричали:
- Дяденька, киньте игрушки!

Из-за забора летели не виданные нами конфеты и игрушки. Но что это за диво?

Грузовички, были в разобранном виде, кузова и кабины плоские, сделаны из тонкого железа, покрашенного в зеленый цвет. Их нужно было еще согнуть, по едва заметным полоскам, присоединить маленькими усиками к платформе, к которой были приделаны колеса.

Но для нас, это были единственные игрушечные машины, которыми мы играли.

На них, мы перевозили разные грузы, в том числе, камешки, которые для нас были советскими солдатами, уезжавшими на фронт.    Мы часто играли в войну, целями днями, разделившись на группы, бегали с автоматами, сделанными из досок, да с криками:

-  «Пах!», «кх-х!», - уничтожали своих врагов и спорили при этом:

-Это я первый выстрелил, нет, я первый.

Но всегда мы побеждали фашистов и самураев.

Пленных японцев в лагере, мы не считали врагами. Это были просто рабочие, солдаты чужой, побежденной нашими отцами, армии. Не высокого роста люди, с желтоватыми лицами, они строили нам жилые дома, дороги и ожидали возвращения домой.

За годы войны, Хабаровск сильно обезлюдел. На улицах встречалось больше женщин и детей, строить дома и предприятия, было не кому.

Однажды, когда мы в очередной раз прибежали к лагерю военнопленных, за забором было тихо.

Папу к этому времени перевели на работу в управление пожарной охраны. Он ездил в командировки по всему Хабаровскому краю, видел я его редко и однажды вечером, когда дома никого не было, взял листок бумаги и написал:

                            Папа, папа,

                              ты капитан,

                                  инспектор

                                     пожарной,

                                            охраны!

          Это была первая моя попытка написать стихи.

Шестьдесят первую школу я запомнил большой, с широкими коридорами, высокими потолками и огромными окнами.

Двухэтажное здание, вокруг огромный двор, слева, большой сад. Справа, одноэтажные мастерские, сзади, за забором, огромный овраг, по склонам которого, взбираясь друг на друга, стояли частные дома, в которых проживало много моих одноклассников.

Это сейчас, там огромный Южный микрорайон, улица Ворошилова,  где потом проживал дядя Витя.

Хорошо помню свою первую учительницу, Юлию Мифодьевну, терпеливую, красивую женщину, средних лет, она часто подходила ко мне на уроках чистописания и русского языка и молча показывала на явные описки в тексте, которые я часто делал по невнимательности.

Наш класс, располагался на втором этаже, слева от сцены и проходить в класс, нужно было мимо учительской. Поэтому мы не особенно сильно шумели. Ребята в классе, держались группами, особой дружбы друг с другом не было, не было и драк между собой.

Как-то на перемене, в коридоре первого этажа, мальчишка одноклассник, сидя на подоконнике, назвал меня пожарником. Я никогда первый не начинал ссору, но тут не выдержал, стало обидно за себя, да отца, который всю жизнь был для меня примером. Я толкнул мальчишку в грудь, он спиной разбил стекло и страшно испугался, подняв крик на всю школу. Сбежались учителя, стали осматривать пострадавшего, у которого не было даже царапины.

Я стоял рядом, на вопросы не отвечал, только смотрел на пострадавшего. Отца вызвали в школу, он пришел в форменной одежде, с оконным стеклом, которое мы вставили вместе.
Отец меня не ругал, да что там, он не сказал ни слова, а только посмотрел на меня внимательно, покачал головой.

С этого дня, в школе у меня не было ни одной ссоры со сверстниками и старшеклассниками. Никто ко мне не приставал, не пытался ударить, или просто оскорбить.

Ни с кем в школе, я так и не подружился.

Первая парта, за которой я сидел, стояла в левом ряду, у самого окна. Огромные тополя, протягивали ветки к стеклу и в ветряную погоду царапали стекло, невольно, отвлекая меня от уроков. Я поворачивал к окну голову, за что получал замечания от учителей.

Учился я без особого усердия, но не был в рядах отстающих. Без особых усилий, перешел в восьмой класс.

 

Во дворе нашего дома, началось строительство огромного склада пожарной техники. Строили склад  осужденные из третьей колонии, которых привозили в бортовых машинах, с деревянными будками. Конвоиры, с автоматами ППШ, забирались на вышки и наблюдали за осужденными.

Из окна кухни было хорошо видно, как идет строительство.

Видел я, как они варят в жестяных банках на костре чафир, очень густой чай. Видел, как обдирают шкуру с крупной собаки, пойманной не известно кем и где, как варят мясо в  оцинкованном ведре.

Не думал я, что через пятнадцать лет, мне придется работать в этой колонии инженером по организации труда, а затем, начальником пятого отряда.

 

Оружие, я уважаю с детства, я помню черный и тяжелый  пистолет отца в потертой кобуре, как он снимал портупею и прятал «ТТ» куда-то. Помню красивую парадную форму отца, в которой он ходил на праздники, прикрепляя к поясу кортик, в позолоченных ножнах. 

Кортик отца висел в шкафу рядом с парадным мундиром и сколько себя помню, я часто им играл. Не торопясь, вынимал из ножен и разглядывал. Холодная сталь притягивала взор, я поглаживал лезвие пальцами, зажимал рукоятку в руке и любовался этим оружием. Однажды отец увидел, как я играю кортиком, несколько минут постоял рядом, потом я узнал от мамы, что кортик он сдал в управление.

Мама потом передала мне слова отца:

- Не хочу, чтобы сын учился убивать людей.

Как мне не хватало потом кортика. Я любил играть дома один, но что делать…

 

На Красной Речке, проживали родственники, Новомодный Павел, стал моим другом. Отец его, дядя Толя, на фронте командовал танковой ротой и часто рассказывал о боях, танке Т-34. Возможно после его рассказов, ночью мне снились сны, где я воевал с врагами, то на танке, то выслеживал диверсантов в лесах. Но постоянно у меня на поясе висел кортик, такой как у отца.

Совсем не далеко от дома Новомодных, были огромные военные склады, куда свозили трофейное и старое оружие. Здесь оно хранилось, здесь его огромным паровым молотом, приводили в негодность. Мальчишки умудрялись лазить в этот склад и в кучах металла, отыскивали оружие, пусть не пригодное для стрельбы, но настоящее. Вот и у меня появился большой плоский маузер без затвора. Ствол пистолета, был смят, курок отсутствовал, но он был такой тяжелый, такой холодный, а главное, это было оружием!

Как-то, мы с Павлом сделали из доски, две сабли. Рукоятки раскрасили черной краской, лезвие отполировали «шкуркой», получилось не плохо. Много месяцев я любовался этой саблей, рубил ей траву во дворе, но однажды, задел высохший и толстый куст полыни, сабля сломалась.

А вот куда исчез пистолет, не знаю, хотя догадываюсь.

Было у Павла еще два чуда.

Велосипед и немецкая овчарка Найда, не высокая, длинная, с черной спиной. Очень не доверчивая и злая. Мы часто с Павлом ходили на берег Уссури купаться. Плавал я не очень далеко, но однажды, молоденькая девушка прошла мимо нас и поплыла к другому берегу, который, казалась, был так далеко. Мы с Пашей, сами того не заметив, оказались на середине реки. Девушка, поглядывая на нас, повернула к берегу. И не пытаясь опередить, поплыла тише, словно влекла нас за собой.

Когда я вышел из воды, от напряжения ноги сводила судорога, я растер икры руками. С этого дня, я стал заплывать далеко и не боялся реки.

Каждое лето, меня с сестрой отправляли в пионерский лагерь. Располагался он на высоком берегу Уссури, в районе Красной Речки. Когда я впервые туда попал, то после распределения по отрядам, все мальчишки побежали к оврагу, выкрикивая:

- Берия, Берия, потерял доверие, а товарищ Маленков, надавал ему пинков!

Вскоре пионерский лагерь был назван именем Ленина.

Как же хорошо там было детворе. Пусть не богатое, но сытное питание, многочисленные кружки, и спортивные секции, время никогда не хватало. Только встали, сделали зарядку, потом на пионерскую «линейку», завтрак, игры. А вот уже и обед, «мертвый час», спуск по длинной лестнице с деревянными ступенями к реке, приятная, теплая и чистая вода, потом кружок авиа моделизма, ужин и сон. Не успеешь начать отдыхать, а уже август и каникулы кончаются.

Несколько раз, я отдыхал в пионерском лагере «Строитель», где мама работала медсестрой. Здесь, когда отмечали день рождение мамы, вечером, после отбоя мне разрешили прийти в ее комнату. Как же я удивился, увидев на тумбочки полный таз красной, крупной ягоды – клубники. Так много, я видел впервые.

Утром, я проспал на завтрак и побежал в столовую, не знаю, как, но споткнулся и упал, ударившись переносицей о железобетонный короб.

Потом скорая помощь, краевая больница, швы, наложенные на рану. Я помню голос врача:

- Повезло парню, жить будет, только останется немного кривой нос. 

Осенью, дядя Толя Новомодный, приехал к нам с неожиданным подарком. Из сумки он достал шевелящийся клубок шерсти, который сразу написал на пол и пополз ко мне.  Найда недавно ощенилась, назвал я своего щенка Альдой.

Это чудо было непослушным, очень шустрым и игривым. Я никогда не видел живого волка, но моя собака, была вылитый волк.

Как же мне завидовали ровесники, любуясь моей собакой. А взрослые интересовались:

- Как же удалось приручить волчонка? 

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220944

 

                       Вода, огонь, водосточные трубы

                      
                                                    Пусть времена будут лихие,

                                                    Пред трудностями не сдавайся.

                                                    Не совершай дела плохие,

                                                    В пути своем, не сомневайся.

 

В воскресенье встали рано. Мама сказала, что всей семьей, пойдем на Амур, с нами будет и дядя Витя, который недавно приехал в Хабаровск на постоянное место жительство, а пока жил в нашей квартире.

Ему на работе пообещали выделить жилье в деревянном доме, за пятой площадной. Эти дома все называли финскими, или Финляндией. Ну, а пока, дядя Витя смотрел через окно во двор и нахваливал погоду.

Вова бегал вокруг сумки, в которую мама укладывала не мудреную еду. Папа проверял удочки, вот он взял кусок хлеба, вынул оттуда мякиш, капнул на него подсолнечного масла и стал разминать пальцами. Когда получилась плотная масса, завернул в бумажку и положил в клеенчатую сумку, где у него были рыболовные приспособления.

 

Светило яркое, июньское солнце. На небе ни облачка, только ласточки, словно стрелы, летали над головой, сообщая друг другу, какие-то свежие вести. Вовина тюбетейка постоянно соскальзывала с его головы и Рита в шутку, предложила приклеить ее клеем. Вова засмеялся, побежал вперед.

Вот и грунтовая дорога, которая через небольшой мостик, приведет их к пляжу. Остались позади два дома, недавно построенных из бруса. Из окна второго этажа, выглядывала девочка и махала рукой,  Рита помахала ей в ответ и побежала догонять Вову.

Расположились у самой воды. Папа воткнул в песок веточки, чтобы потом, положить на них удилища. Из мякиша скатал маленькие хлебные шарики и надел их на крючки. Забросив удочку, воткнул конец удилища в песок, а верхнюю часть, положил на рогульку.

Вова стал медленно ходить вдоль берега, собирать кремни. Мама стелила на песок старенькое покрывало и стала раскладывать еду. Вова подбежал и стал рассматривать, надеясь, что сейчас предложат кушать.

У самого берега, привязанная к большим, вбитым в песок штырям, плавало П - образное сооружение, сваренное из огромных бочек, покрытых сверху досками. На нем лежали и грелись мужчины и женщины, с него, ныряли в Амур, любители поплавать.

Рита, вошла в воду. Было мелко, вода в реке падала, и до  понтона, было совсем рядом, только руку протянуть. Рита сделала шаг, другой, вот она протянула свои руки к ближайшей бочке.

В это время, спасатели решили отодвинуть от берега понтон, который уже цеплял за дно реки, развязали веревки. Течение подхватило сооружение и потянуло на глубину.

Рита, не чувствуя ногами дно, стала барахтаться, громко шлепая руками по воде. Вот ее головка скрылись под водой один раз, второй. Она судорожно вздохнула, вода попала в рот, Рита стала захлебываться.

Мама, занятая разговором с Вовой, не смотрела на Риту. Дядя Витя, не желая пугать сестру, молча поднялся, крупными шагами пробежал к воде, оттолкнувшись от берега, нырнул.
Вова смотрел, как быстро плывет дядя Витя. Руки то поднималась над водой, то их совсем не было видно. Он видел, как однажды, вот так же, плыл огромного роста мужчина. Но было видно только одну его руку. Эта рука широко делала замах и плавно опускалась под воду. Когда мужчина вышел из воды, Вова понял, почему не видел второй руки. Правой руки просто не было. Из плеча, торчала коротенькая культя, которая шевелилась в такт ходьбы.

Дядя Витя, успел подхватить племянницу у самого дна, быстро перебирая ногами, вышел на берег, положил Риту животом на свое согнутое колено. Из ее рта потекла вода. Мама, поняв, что произошло, прижав руки к сердцу, медленно села на песок.

Рита быстро пришла в себя, не заплакала, не испугалась, а молча прижалась к матери, поглаживая своей рукой, локоть дяди Вити.

 

-  Лежать!  Сидеть! Стоять!

Громки команды Вовы, врывались в открытую форточку и отвлекали Риту от чтения.

Она по коридору прошла на кухню, выглянула в окно.
Против окна, у самого забора ТЭЦ, стояло трех этажное сооружение из бревен и досок. На каждом этаже, оббитые толстыми досками окна. Было видно, что подоконники на этих окнах выщерблены.

Рита видела, как тренировались пожарные, взбираясь за секунды на третий этаж этого тренировочного сооружения. Они со штурмовой лестницей, на конце к которой прикреплен длинный, металлический, с большими зазубринами крюк, накидывали его на подоконник  второго этажа и бегом поднимались по перекладинам. Вот, усевшись на подоконник, они, ловко перебрасывая руками лестницу вверх, цепляли крюком за подоконник третьего этажа, подскакивали и опять, словно взлетали по лестнице на очередной этаж.

 

Этим летом, как всегда, Вова отдыхал в пионерском лагере, мама работала там медсестрой. Вечером, папа срочно засобирался поехать в пионерлагерь. Когда через день вернулся, рассказал, что Вова занимался в ракетном кружке, запускали ракеты. Он опаздывал в столовую, побежал догонять отряд, споткнулся, упал и со всего размаха, ударился переносицей о железобетонную водоотводную трубу. Вову повезли в центральную клиническую больницу, где наложили швы. Угрозы жизни теперь нет.

Рита, смотрела на сборы брата. Он с Женькой Кожемяко, их соседом, ходил в какой-то подвал на МЖК и занимался боксом. Приходил оттуда голодный, но довольный. Иногда, под глазами у Вовы были синяки, которые быстро исчезали. Ходить брат стал пружинистым шагом, слегка боком, движения стали быстрые и четкие. Нос его, после травмы в пионерском лагере, был немного кривой. Как у заядлого боксера.

Однажды, когда она о чем-то поспорила с братом, то закрыла его дома на ключ, когда возвратилась домой, ее у входа в дом, встречал Вова. Окно на кухне было открыто, он спрыгнул со второго этажа, вот глупый…

А вот сегодня, Вова стоял посреди двора и во весь голос, давал команды немецкой овчарке Альде.

Собака, больше похожая на волка, хитро поглядывала на него, но выполнять  команды не торопилась. Словно нехотя, она то садилась, то ложилась на землю, потом вставала, отряхивала мелкий сор и смотрела на хозяина, словно хотела ему сказать: « Тебе не надоело?»

Рита встала на подоконник, открыла форточку и крикнула:

- Тебе не надоело?

 

Раздался сигнал тревоги, отец сегодня дежурил, Вова, зацепив поводок к ошейнику Альды, побежал к дому.
Пожарные машины с воем  сирен выехали из ворот.

У Риты, почему-то вспотела ладони. Хотя раньше, никогда такого не было. Она спустилась с подоконника, села на диван, с высокой и очень не удобной спинкой и, глядя на выкрашенные полы, вспомнила, как летом, когда пошел сильный дождь, ветром распахнуло окно и вода с неба, хлынула в комнату. Вова, снял с себя трусишки, разбежался и сев на попу, прокатился по полу от двери до окна. Рита, старше брата на два года, последовала его примеру. Так они катались до прихода матери.

Хлопнула входная дверь, вернулась с работы мама. Ей приходилась ездить теперь на "Стройку", где в поликлинике она работала старшей сестрой.

Мама вошла, внимательно посмотрела по сторонам. Рита притихла, ожидая очередного задания.

Но его не было. Мама присела рядом,  спросила:

-Все нормально? Что-то я плохо себя чувствую…

Машины с пожара, долго не возвращались. Из окна спальни было видно, что горит где-то на улице Аксенова, в районе больницы, там жила тетя Зина.

Рита подошла к окну, на фоне потемневшего неба вырисовывались языки пламени и серый дым. Снова зазвучали сирены пожарных машин, из центра города, спешила помощь.
Рита поежилось, посмотрела на мать. Та, глядя в одну точку, шевелила губами.

Рита услышала только одно:

- Наум…

Они все трое, не спали всю ночь. Рано утром, стараясь не разбудить их, тихонько открылась входная дверь, вошел отец.
Сильно запахло едким дымом и жженой резиной. Отец стал стягивать с ног испорченные огнем сапоги. Когда он выпрямился, увидел, что в коридоре, по росту, выстроились Валя, Рита и Вова.

- Все в порядке, так, небольшой пожар был, - успокоил отец.

Вова бросился к папе, поцеловал и пошел спать. Рита и мама, переглянувшись, пошли на кухню. Холодильников тогда не было, нужно было хоть картошку поджарить. Отец снял китель, галифе, умылся, присел за стол и, уснул.

На следующий день, в газете Тихоокеанская звезда, была напечатана большая статья о подвиге пожарных, которые с риском для жизни, спасли много людей.

Рита прочитала, что в пятиэтажном жилом доме, где на первом этаже был детский сад, произошло возгорание. Огонь перекинулся на второй этаж. Чтобы эвакуировать  жителей второго этажа, капитан Виноградов Н.П., встал одной ногой на подоконник, а второй ногой на штырь водосточной трубы и принимал из окна детей и взрослых.

Через пол года, в Управлении внутренних дел Хабаровского края, папе и другим отличившимся пожарным, вручили медали: «За отвагу на пожаре».

 

Весна 1961 года была холодной и ветряной.
По небу порывы ветра гнали черные облака. Они цеплялись, наваливались друг на друга. Казалось, что где-то далеко, происходит землетрясение и рождаются молодые горы.
Я, задрав голову, глядел на небо, потом запнулся, посмотрел под ноги.

Маленький камешек попал в сандалии. Вытряхнув его, зашел в магазин.

Мама послала меня за хлебом. Купив хлеб, я вдыхал его аромат, удивляясь, что он такой мокрый и тяжелый. Я подумал, что тетя Зина, мамина сестра, где-то на Целине, старается, чтобы хлеба у нас стало больше.

Хлеб был плохого качества, в него что-то добавляли, но он все так же был вкусен и чудесно пахнул. От этого запаха, в голову приходили шальные мысли и почему-то, хотелось улыбаться.

Я улыбнулся кассирше, а та, посмотрела на меня и, улыбнувшись в ответ, вместо сдачи бумажными рублями, протянула монеты.

Начался обмен денег. Я смотрел на монеты и удивлялся, что на старые три копейки, теперь можно проехать на трамвае, а хлеб, стал стоить восемнадцать копеек. Колбасу, мы покупали не часто, но цена  меня просто поразила.

Каждую весну следующего года, продукты становились дешевле.

Однажды, когда я вернулся в обед из школы, в коридоре нашей квартиры, стоял не высокий, белый квадратный предмет, с дверкой. Мама и отец ходили вокруг него, открывали дверку, осматривали полочки. Так впервые, я увидел холодильник.

После этого, маме не нужно было варить обед, каждый день, а вечером выливать, не съеденный, скисший суп. Каждый, осторожно открывая дверку холодильника, доставал большую кастрюлю, наливал себе поварешкой суп в железную миску и ставил на электрическую плитку.

К этому времени, папа разобрал по кирпичику огромную плиту, которая занимала половину кухни.

Через несколько дней, папа сказал мне вечером:

- Ты бы спустился в Ленинскую комнату, там кое-что есть.

О телевизоре до этого, я слышал, но увидел его впервые. Потом, каждый вечер, я бегал на первый этаж и вместе с пожарными, дежурным караулом, если они не выезжали по тревоге, смотрел художественные фильмы по черно-белому, с маленьким экраном, телевизору.

Родители смогли купить телевизор только через два года, когда мы жили на Трамвайном парке. Телевизор был в корпусе из лакированного дерева и назывался «Рассвет».

У меня сохранилась фотография, где  рядом с телевизором сидят и позируют мне папа, мама, Рита и Эдик.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220947

 

                                     Отрочество.
                                                           Та дорога не пуста,

                                                           И другие в даль шагают,

                                                           Только цели достигают,

                                                           Лишь один процент из ста!

 

В этот день, я сдал очередной вступительный экзамен в строительный техникум, который располагался рядом с площадью Ленина. Перед техникумом, стояла двухэтажная школа из красного кирпича, которой давно уже нет, на этом месте теперь высится серое здание краевой администрации.

Солнце нагревало новый, не затоптанный асфальт и в воздухе, стоял запах битума и молодого, тополиного листа. На небе ни облачка.

Струи воды, в фонтанах на площаде, пели свою песню, а вокруг, гуляли молоденькие мамы, катали в огромных, бесформенных колясках, своих детей.

На широком крыльце Медицинского института, находившегося с другой стороны площади, стояла толпа абитуриентов и обсуждая результаты экзаменов.

Поглазев по сторонам, я медленно пошел на трамвайную остановку, дождался единички и поехал.

Народу в вагоне было мало, я присел на кресло, сделанное из толстой фанеры и смотрел в окно.

Вот улица Ленина, с левой стороны пустыри, Ближе к Дендрарию, через овраг, забор и длинные бараки, здесь женская колония. Осужденные женщины, греются на солнце, показывая проезжающим, свои прелести.

С правой стороны, после Дендрария, огромный пустырь, затем здание обувной фабрики, а против него, совсем рядом с остановкой, 19 школа.

А вот остановка «Судоверьф», здесь совсем недавно, стали собирать крупнопанельные дома. Проезжая мимо каждый день, я видел, как на глазах, растут этажи домов. Был только один, а потом три, пять. А вот уже второй дом и целая улица.
Проехал парк имени Гагарина. В этом парке, мы встречали второго в мире космонавта Германа Титова, который посадил в парке дерево.

Вот мелькомбинат, а против него, через дорогу, огромный залив, заполненный черной водой. Амур каждую весну заполнял его, и многочисленные лягушки ночью устраивали удивительные концерты.

Мы с отцом, любили ходить рыбачить сюда. В выходные, отец просиживал у воды с утра до вечера. Бывает, принесет с десяток, нанизанных на кукан /леску с палочками/ карасей, которые были размером с ладошку, да длиннющих  сомов, выложит их в раковину, а она сгибаются, бьют хвостами друг друга, мама ворчит:

- Опять принес своих сикильдявок, - вычистит их, поджарит на большой сковородке и мы вчетвером, усаживаемся за стол, наслаждается вкусом духовитой речной рыбы.

На МЖК выхожу из вагона, иду вверх по улице. Желтая кирпичная стена «Масло жир комбината», железнодорожная ветка, дома, которые в пятидесятых годах, строили военнопленные японцы.

А вот, новая пятиэтажка, из силикатного кирпича, весь первый этаж занимает большой промтоварный магазин.

Выше, с правой стороны, Дом культуры ТЭЦ, туда каждое воскресенье, я бегал по утрам на детские киносеансы, выстаивал очередь, покупал билет за 10 копеек и заходил в огромный и прохладный зал.

Слева, через дорогу, улица Узловая, наш дом номер тринадцать, где расположена СВПЧ-5.

Против нашего дома и напротив Дома культуры, огромная территория пустовала. Здесь, мальчишки гоняли футбольный мяч, учились водить мотоциклы. На этом поле, я впервые

 

самостоятельно проехал на мотоцикле нашего родственника, Александра Новомодного, капитана теплохода.

Дядя Саша в это время был у нас дома и дал мне ключ зажигания, сказав, что выйдет следом. Мотоцикл долго не заводился, бойцы пожарной команды молча стояли рядом и смотрели, не одобряя подобную самостоятельность. Наконец, мотор заревел, я сел, слишком резко отпустил сцепление, рывком тронулся с места, чудом проскочив между стволом огромного тополя и деревянным столбом электролинии.

Выскочил на дорогу, на мое счастье на ней не было ни одной машины, затем, проскочив бордюры, выехал на стадион и, весь в холодном поту, остановился. Оглянулся, посмотрел через дорогу. Бойцы, побежавшие было ко мне, покачали головами, повернули назад.

Они ничего не сказали моему отцу. Но после этого, я старался крайне осторожно, трогаться с места.

Когда дядя Саша вышел на пустырь, я катался по большому кругу.

В праздники на это поле приезжали солдаты и пускали сигнальные, светящиеся ракеты на парашютах. Мальчишки старались поймать их, на подлете к земле. В эти майские праздники, мальчишка не успел подхватить парашют, ракета падая, попала ему в ногу оставив на всю жизнь инвалидом.

 

Осенью, позапрошлого года, когда навигация закончилась, дядя Саша предложил привезти с теплохода баян, чтобы я научился играть. Я вместе  с ним, поехал на стоящий в затоне теплоход.

В нем было тихо и пусто. Огромный корабль прижался бортом к своему брату и мерзнул под осенним ветром. Белый, голубыми полосами по бортам, он напоминал огромного сказочного животного.

В коридорах теплохода бродило эхо, наши шаги, повторяясь и множась, затихали где-то в глубине. По сторонам, было множество кают, двери в которые были закрыты.

Когда поехали домой, я сидел на заднем сиденье мотоцикла,  аккуратно придерживал ящик с инструментом.

Учился играть самостоятельно, походил месяц в Дом офицеров на «Заводской», но у родителей не хватало денег платить за учебу, а  весной, пришлось вернуть баян на теплоход.
Потом, мне дал свой баян дядя Витя и я постепенно, стал разбираться с нотами, но, думаю, не очень хорошо, хотя умел исполнять разные песни. Особенно мне нравилось играть «Землянку» и «Амурские волны».

Как же мне пригодились это умение в годы учебы в техникуме, службы армии и проживания в городе Ленинграде, где я учился в Высшем политическом училище МВД СССР.

 

В этот день, мама поручила мне взять из ремонта Ритины белые туфли. Практически на каждой улице, в то время, стояли деревянные будки, в которых весь день, постукивали молотками инвалиды войны, работающие в артели сапожников. Передвигались они на маленьких деревянных тележках, отталкиваясь от асфальта деревянными же колотушками. Вместо колес, на деревянные стержни были насажены подшипники, которые громко гремели, привлекая внимание.
Мальчишки, увидев такие инженерные сооружения, мастерили себе самокаты из двух досок и трех подшипников, два из которых становились колесами, а один, поворотным механизмом руля.

Сапожника я не нашел ни в этот, ни на следующий день.

Через неделю, мама сходила в артель, от которой инвалид работал, и узнала, что участник войны Николаев, награжденный тремя орденами Славы, умер от алкогольного отравления.

На дверь будки повесили объявление, что граждане, могут получить свою обувь по такому-то адресу. 

В белом пышном платье и белых туфлях, худенькая и высокая, Рита была очень красива. На свадьбе было много молодежи, которые желали сестре и Валерию, ее мужу, счастья. Вечером все высыпали на улицу, а я, Валера и Рита, поднялись на тренировочную башню и любовались новостройками. Я отошел к краю площадки, нашептывая посвященное маме стихотворение.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220950

 

                                       Светлые годы.  

 

                                       Твои светлые года,

                                       В нас остались навсегда.

                                       Что во мне, что в Рите,

                                       Вы теперь живите!

 

В сентябре 1964 года, всех первокурсников строительного техникума, отправили в колхоз. На поезде приехали на железнодорожную станцию Ин. Группу разделили по пятнадцать человек и одну из них, куда попал и я, на открытой машине, привезли в село Песчаное, где нам выделили маленький домик. Вместо кроватей, вдоль стены были сбиты нары, на которых лежали матрасы, набитые соломой.
 Здесь мы прожили два месяца, работая почти весь световой день в полях. Здесь впервые я понял, какой же тяжкий, грязный  и не благодарный, крестьянский труд.

Отец с матерью держали в сарае у дома кур. Огород брали однажды за оврагами 61 школы. Отец с матерью осенью уехали в отпуск, мне пришлось одному выкапывать и на себе, накладывая по половине маленького мешка, переносить домой. Но это было только один раз.

Как прекрасно пахнет весною вспаханное поле, я понял только через двадцать два года, когда у нас с женой, появился дачный участок.

В нашем доме у отца были аквариумные рыбки, попугаи, канарейки, он держал и голубей, которые требовали ухода. Да и за собакой, Альдой, которая жила в сарае, нужно было убирать.
Однако крестьянский труд, не сравнить ни с каким другим. Здесь нельзя работать только восьми часовой рабочий день. Погода чаще всего, такого не позволяет. Пока светло и нет дождя, нужно работать, работать, работать, что мы и делали, хотя и без особого удовольствия.

Кормили нас хорошо, картошка с телятиной, овощи. Каждый день, с фермы привозили двадцати пяти литровый бидон парного молока. 

А как  крепко спалось, после рабочего дня.

 

Когда в ноябре начались занятия, я сразу обратил внимание на троих ребят. Это были Юрий Трофимов, Михаил Еременко, Анатолий Лукьянчиков. С тех пор, вот уже сорок один год, мы дружим. Был с нами еще один, Юрий Доля, но года через четыре после окончания техникума, мы потеряли с ним связь.

Первый курс был труден не только физикой и электроникой. В группе было много взрослых девушек и, вглядываясь в их лица, отвечая на их вопросы, невольно, обращал внимание на их руки, ноги, то место, где на платье, материя четко очерчивала девичью грудь.

В техникуме, стал заниматься в струнном оркестре. Я играл партию первого баяна, Юра на домбре, а Анатолий на балалайке. Видимо были успехи у нашего оркестра, потому что однажды, нас пригласили на радио. Запись происходила долго, играли бесконечное число раз, пока звукорежиссер не сказал:
- Записано!

Я много раз слышал потом по краевому радио, в исполнении нашего оркестра «Гандзю».

Папа, предложил мне ходить в закрытый бассейн окружного Дома офицеров советской армии. Успехов особых у меня не было, а однажды, когда ныряли с вышки, я не удачно прыгнул, пребольно ударился животом об воду, захлебнулся и стал тонуть. Тренер бросился в воду в одежде и часах, вытащил меня и косо поглядывая, встряхивал испорченные часы.

О плаванье пришлось забыть.

 

После первого курса, производственная практика была в бригаде, которая работала на улице Пушкина, где строили новенькие крупнопанельные дома. Здесь, мы узнали, что такое «газовый» ключ третий номер. Как устанавливать в ванной комнате «гребенку» и что такое контр уклон.
Несколько дней подряд, нас отправляли в первый микрорайон, на «Судоверьф», где при строительстве домов, забыли установить на крышах, куда выходили вентиляционные трубы, флюгарки.

Вы бы видели лица людей, когда в трамвай входит четверо юношей, у которых на тонкой проволоке нанизаны изготовленные из тонкого листового железа, похожие на маленькие круглые фанзы /домики в которых проживали китайцы/, флюгарки. Мы взбирались на пятый этаж, открывали предоставленным нам ключом навесные замки, поднимались на крышу и болтами, крепили сверху трубы эту флюгарку. И так дом за домом.

Анатолий, увлекся велоспортом, за ним пошел заниматься в секцию «Спартака» и я, потом Юра. Зимой, тренировались в крытом спортивном зале на стадионе Ленина. По выходным, по замерзшей реке, бегали на левый берег, где гоняли футбольный мяч.

В одно из выходных, нам предложили переодеться в здании, где тогда был театр музыкальной комедии. Погоняли мяч, бежим по льду через реку, и слышу я, что в животе у Толи, будто что-то екает. Он остановился, согнулся. Подбежал тренер, спрашивает:

- Что ты ел утром?

- Холодец, - ответил Толя.

- И все?

Анатолий кивнул.

Мы пришли в кабинет, в котором переодевались, через полтора часа. Там нас ждал только тренер. Я сходил в столовую Дома офицеров, попросил там несколько кусочков хлеба. Анатолий съел хлеб, запил водой, выпрямился, заулыбался.

 

Как-то весной, мама вернулась с работы радостная. В руке она держала связку ключей, громко сказала:

- Нам дали новую квартиру на «Трамвайной», двух комнатную, со всеми удобствами, с ванной.

В нашей старой квартире, была только холодная вода, да туалет. Мыться ходили по субботам к Новомодным, которые жили рядом с Домом культуры, в пятиэтажке, по улице Аксенова, что против столовой, где так часто, приходилось нам покупать домой готовые супы и картошку, которые нам накладывали в кастрюли. Стоило это значительно дешевле, чем варить самим.

На следующий день, к подъезду подогнали грузовую машину. Бойцы, вынесли немногочисленные наши вещи, поставили в машину. В квартире остались стулья, кровати с инвентарными номерами. Я взялся за борт, залез, уселся на наш диван.

До этого, у нас были только служебные квартиры отца и вот первая благоустроенная квартира.

Мама ходила по пустым комнатам, поглаживала белые подоконники, открывала горячую воду на кухне и в ванной. Мы не обращали внимания, что нам пятерым, тесно стоять в кухне, да и ванная с туалетом, была совмещена в одном помещении. Это значительно усложняло утренние процедуры. Но, это была наша квартира, в новом доме на третьем этаже, с балконом и видом на трамвайный парк.

Видна была и большая новая школа и новый детский сад, куда через два года повели родившегося у Риты, моего племянника Эдика.

И ничего, что мне пришлось спать в проходной комнате на раскладушке. Да первое время, в пять часов утра, громкая связь диспетчера трамвайного парка будила нас:

- Девятнадцатый, на выезд. Двадцать пятый, выезжай!

- Двадцать пятый, ты что, уснула?

Через некоторое время, мы привыкли и к этому.

 

Летом, проводились краевые соревнования по велоспорту. В техникуме мне выделили спортивный велосипед и на нем, я выехал на улицу Карла Маркса.

Шел мелкий дождь, видимо я что-то не рассчитал и, подъезжая к трамвайной линии, не притормозил. Прямо перед моими глазами неожиданно появился трамвай, я резко нажал на рукоятки, но колодки тормозов и колесо велосипеда были мокрыми, меня несло прямо в борт вагона.

В чудеса я не верю, но сколько еще раз в жизни мне везло. Словно кто-то там, наверху, постоянно оберегал меня.

Соревнования проходили на трассе в Князе-Волхонку. Участников было много, стартовали группами, я давил на педали, стараясь обогнать других. Иногда это удавалось, но бывало, что  обгоняли и меня. Вот я вижу, где нужно поворачивать в обратную сторону. На самом повороте, меня обогнала длинноногая белокурая девушка. Она невольно, влекла меня за собой. Ее бедра покачивались из стороны в сторону, а крепкие, загорелые икры, мелькали перед моими глазами все увеличивая темп.

И тут, с моего старенького велосипеда, сначала выскочила педаль, а потом, соскочила цепь. Поправив цепь, я отправился дальше, потеряв своего лидера. Не далеко от финиша, на краю дороги, стоял грузовик, хотя везде были запрещающие знаки.  Видимо он выехал с проселочной дороги. Длинноногая велосипедистка головой, ударилась о край борта. На дороге лежали сгустки крови и кусочки мозга.

Посреди дороги, сиротливо лежал ее гоночный велосипед.

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220956

 

                                 Город Амурск.

 

                                      Незнакомый город заполняет снова,

                                      Как и в человеке кажется все ново.

                                      Как у человека черточки такие,

                                      Могут быть хорошие, а могут и плохие.

 

Первые страницы газет, пестрели заголовками о комсомольских стройках на просторах Советского союза: «Закончен монтаж главного корпуса комбината».

- Рядом с Хабаровском, совершались великие дела, а я стою в стороне от большого дела. Нужно же что-то большое совершить в своей жизни.

Такая мысль приходила не только мне.

 

Однажды после третьей пары,  комсорг нашей группы объявил:
- Есть предложение проходить производственную практику на строительстве Амурского целлюлозно-картонного комбината.

Если есть желающие, записывайтесь у меня.
Комсоргу пришлось записывать все группу.

Собирался в дорогу я не долго, пара нижнего белья, пара носков. Хотя и брать то было особенно не чего, разве что свитер.

Вечером сели в поезд в городе Хабаровске, ночью не спали, много говорили о том, что едем в город молодой, там все по-новому.

Дома для малосемейных, комфортабельные общежития, особая планировка улиц. А как они проводят свое свободное время! Спортивные соревнования, «капустники», встречи с первостроителями.

Было темно, когда проводница объявила, что скоро нам выходить. Однако прошло больше двух часов.

 

Поезд не торопясь, постукивал колесами, отсчитывал минуты до встречи с неизвестностью. Вот паровоз подал гудок, в очередной раз затормозил, потом вагоны дернулись, поезд медленно тронулся, через минуту опять остановился и так, казалось, до бесконечности останавливался у каждого столба.
Мы сгрудились у выхода из вагона, поглядывая в открытую вагонную дверь.

Было пасмурно, накрапывал мелкий дождь. В открытую дверь, попало много мошки, которая проникала в рукава одежды, лезла в волос, за уши, в глаза, губы, пребольно прогрызая молодую нежную кожу, оставляя после укусов большие шишки, которые потом, долго чесались.

Посветлело, мошка сразу пропала, но появились комары, да такие крупные, что когда их уничтожали звонкими ударами, они сочно щелкали, а на этом месте оставалось мокрое темное пятно.

Наконец поезд остановился, мы быстро вышли из вагона.

От вокзала до Амурска, нужно было ехать машиной около часа. Посмотрели по сторонам. У путей, стояло деревянное, барачного типа, строение, вокруг,  не высокие деревья. Было видно, что им лет по пять. А куда-то в неизвестность, уходила гравийная дорога, покрытая бесконечными маленькими и большими лужами.

Раздался гул моторов, из-за поворота, появилось две машины, с деревянными будками на кузовах. Помогая друг другу, неумело подтягиваясь за борта машины, забрались, расселись на деревянные лавки. Доски у лавок, были не строганные, похоже, что не только я  зацепил в представительное место там не одну занозу.

Машины, завывая моторами, двинулись, словно оттягивая нашу долгожданную встречу с городом Амурском.
Особенно не притормаживая на ямках, машины проехали распадок, поднялись в сопку. То, на чем мы сидели, стало сплошным синяком, однако мы смеялись, придерживая друг друга, и старались не подать вида, что начало не совсем приятное.

В очередной раз, перевалив гребень сопки, увидели палаточный городок. Палатки были огромные, выцветшие, только у самого низа, можно было заметить, что брезент был защитного, слегка зеленоватого цвета. Стояли палатки ровными рядами, нет, скорее шеренгами, через равные расстояния, между ними проложен деревянный тротуар.

Встретила нас заспанная, закутанная в платок женщина, в мешковатой, но чистой рабочей куртке черного цвета и такого же цвета штанах, аккуратно завернутых на большие резиновые сапоги. Лицо, покрытое косынкой, было не возможно разглядеть. Голос ее был низкий и певучий.

В палатке, куда направили меня, стояло восемь солдатских кроватей, сбитые из свежее строганных досок, две лавки и стол. Бросив вещи, собрались на улице.

 

Солнце, словно раздвигало серые тяжелые тучи. Пробуя свои силы, утренний ветерок разогнал надоедливую мошку и наглых комаров. От мокрого тротуара, запахло свежими опилками и смолой.

Из палаток выходили в рабочей одежде парни и девушки, о чем-то переговариваясь, спускались по склону сопки и исчезали  из виду.

Среди моих товарищей, собравшихся в круг, послышался смех. Раздвинув руками окруживших ее ребят, вышло сказочное существо. И пусть на ней была все та же, немного мешковатая одежда, но, освободившись от косынки, пред нами предстало прекрасное творение своих родителей.

Округлое, слегка смуглое лицо, четко очерченные, ярко красные, небольшие губы, больше похожие на лепестки роз. Глаза не крупные, блестящие, словно у дикой кошки, горели зелеными огоньками, нос маленький, но такой красивый. Черные кудри,  которыми играл ветерок, падали на широкий лоб.

Было ей лет двадцать пять, может немного больше, была она мастером строителем и нашим шефом.

Это потом я разглядел, что верхняя губа у нее тоньше, чем нижняя. К концу дня, ее волос выпрямлялся, так как она его каждый вечер накручивала и  он был не черным, а каштановым, да и глаза, были совсем не зеленые, а карие, нос у нее острый, чем-то похожий на клюв хищной птицы.

Но с этого дня, мне часто снилась девушка, которую я так хотел встретить в своей жизни, которая точно подпадала под мое описание,  данное в первое мгновение встречи с этой молодой женщиной – мастером.

Мой сон стал явью через десять лет в городе Ленинграде.

 

Утром следующего дня, мы собрались в конторе строительного управления. Начальником управления был бывший военный летчик, он всегда был в чистой белой рубашке с галстуком, что в то время, для меня было удивительно. Он сохранил воинскую выправку в свои шестьдесят лет.
Все мы написали заявление о принятии на работу. Здесь меня ждала неожиданность, мой возраст.

Не могли меня направить в монтажники, не было мне 16 лет. И пришлось нам создать бригаду разнорабочих, в которую вошли и мои сверстники.

Как же тяжело, четыре  часа подряд выбрасывать широкой и такой тяжелой подборной лопатой землю из глубокой траншеи.

Но потом был отдых, когда все вместе, мы шли в столовую.
Что это было за здание. Огромный зал вмещал человек триста одновременно, длинная очередь к прилавкам, с различными блюдами двигалась быстро. От вкусных запахов, так подсасывало, раздавались такие звуки в животе, что это, наверное, слышали все вокруг.

После первого рабочего дня не было желания, а скорее не было сил осмотреть город, берега Амура. Не было сил пойти на танцы, сыграть в волейбол.

Прошел второй, третий день. Работа, столовая, палатка, сон и опять работа.

Через неделю, в воскресенье, решил осмотреть город. Десятка два пятиэтажных домов, одна улица, кинотеатр, за сопкой, сотни маленьких частных домов.

Удивила удобное, для некоторых, расположение ресторана. Против его дверей висела вывеска медицинского вытрезвителя. Но, что интересно, пьяных за все время практики, я не встречал.

 

За неделю, две пары моих носков, не смотря на то, что я пытался их отстирать под рукомойником, сохраняли объем моих ног. Решив их хорошенько отстирать, спустился к реке. Вода была теплой и чистой. На берегу собралась молодежь, грелись на солнце, купались, играли в волейбол.

Намылив носки, долго тер их руками, мне казалось, что кожа на сгибах пальцев совсем стерлась. Потом надел носки на руки и вошел в воду. Плавая, обратил внимание на то, что за мной с берега следит группа парней. Когда вышел из воды, они рассмеялись, увидев, что я так полоскал свои носки:

- Ты напиши рационализаторское предложение, прачки будут в восторге.

На следующей неделе, нашей бригаде дали ответственную работу, заливать битумом и расстилать рубероид на кровле главного корпуса. Небольшой подъемный кран «Пионер», поднимал бадью с горячим битумом, которую мы на длинной палке вдвоем тащили по крыше. Разлив на бетонную плиту битум, сверху укладывали предварительно расстеленный рубероид, потом еще слой и еще.

Было жарко, ребята разделись до пояса. Все забыли о технике безопасности, надеясь не известно на что. Вот я и поплатился.

Очередная бадья с битумом, была поднята за двадцать минут до обеденного перерыва. Не знаю, как это произошло, но, расстилая очередной слой рубероида, я зацепил его краем за разлитый битум и  горячие капли, попали мне под мышку.
Я с удивлением смотрел на черные пятна на своей коже. Жгучую боль я почувствовал позднее. Желая освободиться от этой боли, я отодрал кусочки застывшего битума и увидел нечто розовое, из которого стала выступать сукровица. Острая боль, словно прострелила руку.

Ходить с повязкой летом, а особенно работать, было не совсем удобно, а что делать? Сам виноват.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220960

 

 

 

 

 

                                        На Колыме.

 
                                               Сеймчан, был небольшой поселок,

                                               Вокруг, огромных много ёлок,

                                               Десятков пять домов из бруса,

                                               Не место было здесь для труса.

 

Эти занятия привлекали всех нас, было в них что-то тайное,  казалось невероятное, а потому крайне интересное.
Заведующая библиотекой Хабаровского строительного техникума, Нина Петровна, проводила очередной сеанс гипноза.
В ее руках, как маятник покачивался огромный блестящий шар, постукивал метроном, а она, спокойным, размеренным голосом говорила:

- Закройте глаза, успокойтесь, постарайтесь представить, что вы находитесь в густой тайге, вам досаждают комары, вы их отгоняете от себя. Вот один сел вам на щеку…

Раздался громкий шлепок. Я открыл глаза, тихонько посмотрел по сторонам. Увидев, что я кручу головой, Нина Петровна шутливо погрозила мне пальцем и продолжила занятия.

Из тридцати человек, восемь, находилось в гипнотическом сне.

Нина Петровна прошла между рядов, заглядывая в лица, вывела из сна несколько человек, остальных попросила пройти к столу учителя.

Наши товарищи, показывали, как они бродили по тайге, отдыхали на юге, ели там яблоки, при этом, съедая очищенную сырую картошку.

Потом, после занятий, они выслушали, как и что нам показывали, не верили и смеялись над нами, а мы, над ними.

Я впервые тогда подумал, как же легко манипулировать человеком. Хорошо, если это безобидные сеансы гипноза, а если другое?

Это сейчас, стало известно о возможности глубокого гипноза людей, превращения их в послушных зомби, исполнителей злой воли.

После занятий, мы с Михаилом Еременко и Юрием Доля, зашли в библиотеку. Нина Петровна поинтересовалась о том, где мы будем проходить преддипломную практику.

Мы переглянулись, промолчали.

Нина Петровна продолжила:

- В Магаданской области, в поселке Сеймчан, в строительно - монтажном управлении, работает наша выпускница, хотите поехать на Колыму?

Мне Нина Петровна раньше говорила, что я не поддаюсь гипнозу, но только она сказала:

- Что же вы молчите, едите на Колыму?

Я, не ожидая ответа друзей, словно зачарованный этим названием огромного края – Колыма, согласился.
Так же быстро, согласились и мои друзья.

Потом, нас отговаривали товарищи по группе, высказывали опасения родители, но так хотелось увидеть эти сказочные и «страшные» места, что мы твердо решили поехать «За туманом и за запахом тайги».

Мы быстро собрались, купили билеты на самолет, и вот уже приземлились в аэропорту Магадана.

Я знал из книг, что на Колыме, непроходимая тайга, очень мало населенных пунктов, но много золота, платины, урана.
Долгие годы, именно туда отправляли осужденных для отбытия наказания.

Когда в Магадане, мы садились в самолет Ан-2, «Аннушку», как его ласково называли, седовласый мужчина поинтересовался:
- Молодые специалисты?

Мы, не желая разочаровывать попутчика, ответили утвердительно, стали интересоваться о поселке Сеймчан, куда мы летели, его природе.

Начальник геологической партии, улыбаясь, отвечал:
- Поселок большой, в основном хорошие коттеджи. Природа чудесная, огромные сосны, вонзаются в небо…

Он помолчал, потом уже серьезно, продолжил:
- Много работы, много богатств, много проблем…

Поглядывая на нас и покачивая головой, совсем баз радостно закончил:

-Очень много злых людей, много боли, много водки, так что…,  - не закончив фразы, замолчал.

 

Самолет приземлился на грунтовом поле.
Выглянул из открытой двери, холодный ветер толкнул в лицо, мороз, не давая времени запахнуть пальто, пробрался к самому телу, стало немного не по себе. Я вздрогнул, запахнулся.

Внутри меня, что-то словно зашевелилось. Тогда я впервые почувствовал себя не совсем комфортно, словно кто-то, давал мне понять, что со мной должно произойти серьезное, может быть опасное.

Такое было впервые.

Это уже потом, когда что-то происходило со мной, я стал понимать, что это уже было, или я видел во сне.

Я старался не допускать ошибки, не причинять неприятности или боль, незнакомым и близким,  старался смягчить, или обойти ее, хотя это получалось не всегда.

 

Техник поставил небольшую лесенку, спустились, и мы увидели деревянное здание аэропорта с давно не мытыми окнами, огромные сугробы снега, сдвинутые бульдозером к краю поля.

Снег, словно стены сказочной крепости, скрывал за собой маленькое здание, построенное в виде замка, одинокий автобус ПАЗ, который не известно как, проехал по узкому коридору, называемую здесь дорогой и стоял совсем рядом,  у крыльца здания.

А вокруг аэропорта, великанами возвышались огромные стройные сосны, покачиваясь под порывами ветра, словно помахивали своими «лапами» - ветками, приветствуя наше прибытие.

Ветер пел свою песню, обжигая щеки, толкая назад к самолету, словно не хотел, чтобы мы продвигались вперед.

Пока нас везли в Нижний Сеймчан, коттеджей мы на заметили. Встречались собранные из бруса, двух этажные дома, да маленькие деревянные домики на одну семью, построенные ссыльными, да искателями приключений, идеалистами, немного странными, но сильными духом.

Они были интересными собеседниками, мечтателями, это были именно те, кто рассказывал об этом крае интересные и удивительные истории.

 

В конторе СМУ, нас распределили по разным бригадам, а для проживания,  выделили комнату в домике, в котором уже проживали муж с женой.

Располагался дом в поселке Верхний Сеймчан, был он расположен в десятке километров выше по течению реки Колыма.

Однако реки, мы пока не увидели, она была скована льдом. Машины, колоннами съезжали на лед, где была проложена автомобильная трасса и везли строительные материалы и продукты в поселки, куда можно было добраться только по реке.

Сами собой родились строчки:

                             Колымская дорога, не легка,

                    И не удобная она пока.

                    Как строили, особая статья,

                    Была у тех, кого вдруг вспомнил я.

 

Потом, нам много рассказывали о Иультинской трассе, что шла от Магадана. Как ее строили, как вдоль дороги, стояли лагеря, где осужденные вручную, насыпали полотно и укрепляли его своими телами.

Еще с пятидесятых годов, остались вдоль дороги, полуразвалившиеся бараки, огороженные колючей проволокой, с деревянными вышками по углам.

Больше всего, меня поразили люди, настолько они были разные и по образованию, и по отношению друг к другу, да и к власти, к стране.

Разные у них были и судьбы.

 

Бригадиром бригады, в которую я попал, был огромного роста и крупного телосложения мужчина, бывший житель Западной Украины. В годы войны, он служил у фашистов старостой одного крупного села. Его осудили на пятнадцать лет лагерей, после отбытия срока наказания, он остался жить  в Сеймчане.

Таких называли «белопаспортниками». Дети их выехали на постоянное место жительство в центральные области, на материк, как там говорили, а их родители приезжали к ним в отпуск.

В шестьдесят пятом году, бригадир выезжал на Украину, купил там дом дочери и сыну, заработки на Колыме были хорошие.

Но потянуло его с места своей юности.

 

             И полицаи, старосты здесь жили,

             В войну которые с фашистами дружили,

             Один решил поехать в то село,

             Где старостою был. Как расцвело

                       Его в больницу привезли еле живого,

              Хоть хорошо, доставили такого,

              Никак нельзя предательство прощать,

              А нужно обществу таких вот защищать?

 

В Сеймчан, его привезли с сотрясением мозга, множественными переломами. Лечился он долго, и в отпуск на материк, больше не выезжал.

 

Весна наступала стремительно, сугробы, еще вчера выше моего роста, стали по колено, потом разом пропали.
Однажды ночью, нас разбудил грохот. Соседи, что жили через дощатую перегородку с огромными щелями между досками, сказали:

- Пошел лед на реке.

Потом они, не стесняясь нас, долго отдавались ласкам, койка под ними громко скрипела и стонала, а мы, стесняясь показать друг другу свое любопытство, молчали, стараясь дышать тихо.

Река, поразила меня бесчисленными протоками и огромными островами, заросшими кустами смородины. Тайга подступала близко к берегу.

В течение лета, река часто меняла свой путь, создавая новые протоки. Старые становились мелкими, зарастали травой, становились местами отдыха и воспроизводства рыбы.

Нашу бригаду направили в командировку в поселок Буюнда, который располагался на берегу Колымы, километрах в 70 выше по течению.

Там был очень интересный человек, заведующий магазином, заядлый охотник и интересный собеседник:

 

                     На барже, я его заметил сразу,

                     Белявый весь такой, голубоглазый,

                     Он посмотрел внимательно, сказал,

                     Тебя, в свою компанию бы взял.

 

                     Разговорились, в сорок пятом осудили,

                     На Колыму, шпион он, посадили,

                     Инструктор был в горкоме комсомола,

                     Не сдал муку он мелкого помола.    

   

Мне понравился буксирный малый катер – БМК, который тянул нашу баржу.

Мою заинтересованность, заметил его капитан, пригласил к себе.

 

Уже в Буюнде, после некоторых происшествий, я написал строки:
                        Я катер этот, сразу полюбил,

               А капитана как зовут, забыл.

               Учил меня по створам путь держать,

               И за штурвал, не забывал сажать.

                        Был катер этот ростом не велик,

               А возрастом, наверное, старик.

               Борта облезли, вмятина видны,

               Встречал в пути он бревна не одни.

                        Мотор от Зила, сила не большая,

               Но видно, польза от него какая,

               Он баржу запросто в верховье тянет.

               А мелководье, верьте мне, обманет.

 

               В тот раз, была и мель, потом обед,

               За это время, пережили много бед,

               Навстречу, бревна по течению шли,

               Они бы баржу нашу разнесли.

 

 

 

 

                         Задело катер, оборвало трос

                И развернуло по теченью нос.

                На катере, лишь я один сижу,

                И на ребят, на острове, гляжу.

                         А те руками машут, вот дела,

                Но мысль мне интересная пришла,

                Завел мотор и к берегу иду,

                От этих бревен, может быть, уйду?

 

                Мне повезло, вдоль берега прошел,

                Опять я к барже, сзади, подошел,

                Тут капитан ко мне, мол, молодец,

                А через день, был катеру конец.

                          Он на топляк с разгону налетел,

                 Нашли в нем капитана и пять тел,

                 Там главный инженер и мастер был,

                 Вот только, их фамилии забыл.

 

Во время стоянки на острове, один из членов бригады, крепкий парень, заросший черным волосом от головы до пяток, в очередной раз рассказывал о своих любовных приключениях.

Потом, взяв свое двух ствольное ружье в руки, предложил мне бросить в воздух свою фуражку. А он, на спор, в нее попадет. Дернуло меня сказать, что это очень просто.

Были мы с ним одного роста, но он плотнее, шире в плечах.

Он вскочил на ноги, «разломил» ружье, вставил два патрона:

- Попадешь в мою фуражку хорошо, не попадешь, то,…

Я встал, вырвал из его рук ружье. Я впервые держал в руках охотничье ружье. Но парень не знал, что я был знаком и с отцовским пистолетом «ТТ» и с автоматом ППШ.

Он подкинул в воздух свою фуражку, я нажал на курки. Два выстрела слились в один, сильная отдача в плечо, я не плотно приложил приклад.

От фуражки полетели клочки, на землю упал только козырек.

У этого острова, я позднее участвовал в очень занимательной рыбной охоте. На лодке плоскодонке, заплывали в мелкую протоку, которая просто кишила мальком разной рыбы, тихо стояли, приложив приклад ружья к плечу.

Вот длинный силуэт вонзался в темную тучу малька, выстрел, щука повержена.

Таким образом, за какой-то час, добыли с десяток щук.

На этом острове, я бывал и позднее, с другим капитаном и на другом катере. Какую крупную и сладкую ягоду дарила природа. Размером почти с «копейку», собирать, одно удовольствие. Особенно если учесть, что витаминов никаких, кроме ягоды, не было. Из еды, сухая картошка, сухой лук,  да черные от старости рожки, сдобренные тушенкой.

Была еще одна история со сбором ягоды.  Когда  месяц прожили в Буюнде, пошел я к реке, перебрался на небольшой островок:

                     Решил собрать немного я на морс,

                     Увидел за кустом огромный торс,

                     Ну, думал, Сашка помогает мне,

                     Ружье висело сзади, на спине.

                              Кусты раздвинул, глядь, а там медведь,

                     Мы побежали, было страшно ведь.

                     Медведь протокой, в сопку он рванул,

                     А я до дома, быстро дотянул.

 

В Буюнде, мы строили коровник, длинное здание из кирпича, с маленькими окнами, помещениями для доярок и кочегаров, с отоплением и своей котельной.

Проблему с дымовой трубой решили, вырубив днища у металлических бочек, обварили электросваркой и трактором ДТ-75, подняли на фундамент, закрепив растяжками к анкерам.

Было удивительно видеть, как из огромного вертолета выгружали коров, которые обиженно мычали и разбегались в разные стороны.

Много проблем было с этим стадом. Огромное количество комаров, загоняло их в заросли, к берегу реки. Берега там были обрывистыми, коровы срывались и тонули. Как-то мне, пришлось выручать теленка, у которого сорвались с обрыва задние ноги, он повис на груди, задыхаясь, я спустился к воде и снизу, плечами, толкал его вверх. Он сумел вылезти, но в благодарность, сильно лягнул меня, да так, что я упал в воду.

 

Очень мне нравилось бродить в окрестностях поселка. Меня предупреждали, чтобы я опасался болота, но где там. В очередной раз, попросив ружье, я пошел на охоту.

Солнце грело мне лицо, беспощадно искусанное комарами. Под ногами мягко пружинила трава, ярко зеленая и без признаков старения. Деревья, росшие не далеко, служили домом не известным мне птицам, которые громко пели, рассказывая о светлом солнечном дне, о счастье жизни, о детях, которые скоро появятся в их гнездах.

Над головой, пролетела стая уток, а вот и гуси сели на воду. Словно аплодисменты, раздавались шлепки крыльев, всплеск воды и разговор птицы между собой. И нет им никакого дела до существа, которое пытается нарушить их покой.

Вот, вижу табунок шилохвости, птица не пуганная, подпускает близко, поднимаю ружье, выстрел.  Достаю две тушки, думаю, что будет знатный обед.

В поселок возвращался, расстреляв весь патронташ. Решив сократить путь, пошел через болото, в стороне от тропы. Около часа, шел потихоньку, кочки, проваливаясь под ногами, скрывались в воде, с шипением выдавливая из-под себя черную жидкость. Не удержав равновесия, соскользнул в воду и сразу по грудь.

Ружье висело на шее, приклад лег на одну кочку, стволы на другую. Однако это не помогало, я все глубже погружался в болото. Попробовал подтянуться на ружье, кочки предательски шипели, не выдерживая веса моего тела.

Страха не было, только в голове в мгновение промелькнули лица родных, не покидала мысль о том, что никто не будет знать, как и где я пропал.

Ноги в холодной воде, совсем замерзли, я практически перестал их чувствовать. Но тут, словно что-то уперлось под колено правой ноги. Я попробовал поставить ступню на «это», получилось, я постепенно выпрямил, согнутую в колене ногу.

Освободился из водного плена по пояс, поставил вторую ногу. Что это было, ледяная линза, труп животного, не знаю, но я выбрался.

Через два часа подходил к поселку, у самой окраины, на тропинку выскочил заяц и в двух шагах от меня остановился, рассматривая грязного хищника, который и не пытается его, зайца, обидеть.

После гибели капитана, нам долгое время не привозили продукты. Была не летная погода, вертолета не дождаться, деньги закончились и мы решили спуститься в Сеймчан на плоту.

Шесть длинных, толстых  бревен, стали нашим судном. Соорудили шалаш, козлы для одежды, на которые развесили ружья и лишнюю одежду.

Путешествие обещало быть интересным. Хорошая погода, без ветра, вода медленно несет плот по извилистой реке. По берегам, огромные кучи выброшенного из воды леса. Здесь было миллионы кубометров древесины, которые гнили годами.

Однако мы не учли, что река Колыма была не только своенравной, но и весьма коварной.

Река подмывала берега, длинные деревья повисали над водой,  закрывая проход. Вот такое дерево мы и прозевали.

Не торопливо шевеля вырубленными из досок веслами, мы слишком поздно заметили нависшую над водой огромную сосну, сами успели лечь на плот, но козлы с вещами, шалаш, снесло в воду. Потеряли мы не только оружие и одежду, но и весла. Чудом остался воткнутый в одно из бревен, топор.

Сорвав с бревна одну из досок настила, сделали весло, вовремя. Плот несло прямо на скалу, с большим трудом, нам удалось направить плот к середине реки.

Но неприятности не кончились. Поднялся ветер, течение реки, словно остановилось. Мы высадились на остров, однако через час, вода поднялась до колен, и стало совсем не весело.

Стемнело.

На левом берегу реки, заметили свет лампочки. Это была дизельная электростанция. На наши крики, на моторной лодке приплыли мотористы, сняли нас с острова. Сколько не ласковых слов подарили они нам, я таких никогда не слышал, ни до этого случая, ни после.

В характеристике о прохождении преддипломной практики мне написали: «Овладел практическими навыками работы. В сложной обстановке, справился с выполнением плана».

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220964

 

                                   Армейские будни.

 
                                                           Тут на широких улицах

                                                           Так хочется зажмуриться,

                                                           А вдруг навстречу мне,

                                                           Как в том весеннем дне,

 
                                                            В солдатской униформе,

                                                            Одетый по той норме,

                                                            Шагает по делам,

                                                            Сержант-инструктор там…

 

Шестидесяти пяти квартирный дом с комбинатом бытового обслуживания на первом этаже – тема моего дипломного проекта.

Аудитория, чертежные доски и мы, дипломники, склонились над ними.

Сколько же я перепортил бумаги! Как же долго, мне пришлось писать пояснительную записку. Но, не потому, что она была очень объемная. Я старался писать медленно, чтобы мой почерк был более разборчивым.

Защита дипломного проекта приближалась.

 

А вечерами, я с Мишей Еременко и Юрой Долей, тратили заработанные на Колыме, не большие деньги.
Через день, мы ходили в разные рестораны города Хабаровска. Не столько пить спиртное и есть, как хотелось ощутить себя взрослыми, имеющими самостоятельный заработок, людьми. Мы обычно садились у окна, что бы видеть весь зал, смотрели на людей, изучали их поведение, обсуждали крепко выпивших мужчин.

Обращали внимание на девушек, но знакомиться не пытались. За вечер, тратили двадцать, тридцать рублей.

После вручения дипломов, всей группой пошли в кафе, расположенное против магазина спорттоваров на улице Карла Маркса. Это была последняя встреча с большинством из однокашников.

Но с 1964 года, мы дружим с Мишей, Анатолием Лукъянчиковым, Юрием Трофимовым и встречается раза два в год, все сорок лет.

 

В стройтресте № 35, я проработал не полных два месяца. За это время почувствовал ответственность мастера, за проводимые строительные работы, научился сдерживать свои эмоции, давать деловые советы рабочим.

Научился не краснеть, от очень откровенных предложений разбитных женщин – штукатуров. Более того, сам стал шутить с ними, не позволяя себе вольности на работе, да и после нее.

 

Однажды возвращаясь с работы, застал дома маму и отца, что было очень не часто. У мамы  красные от слез глаза, папа спокойный и серьезный. На столе лежала повестка, в которой мне предлагалось прибыть к 9 часам,  13 мая 1968 года в военкомат Индустриального района.

Огромная толпа призывников с родителями, заполнили не большой двор. Отец молча поцеловал меня и ушел. Нас рассадили в грузовые, крытые тентом машины и повезли на вокзал.

Плацкартные вагоны, стояли в стороне от вокзала, а вокруг них, крутились мужчины и женщины, предлагая спиртное, взамен на одежду, которая нам в армии не понадобиться.

В вагоне пили все и много, поэтому было шумно и пахло молодыми распаренными телами. Однако ссор и драк, я не заметил. Только на каждой станции, на некоторых парнях, одежды становилось все меньше, а они, все громче кричали песни и рассказывали любовные истории.

Вечер и ночь, промелькнули не заметно.
Проснулся я с сильной головной болью. Наш вагон одиноко, стоял на полустанке, а сержанты, сопровождавшие нас, громко прикрикивая, выгоняли нас на воздух.

Утро было пасмурное.

Лиц ребят, стоящих рядом, я не разглядывал, меня тошнило, кто-то предложил съесть кусок хлеба с потемневшей докторской колбасой. Я отошел в сторону, очистил желудок.

Стало легче, я разглядел большие крытые машины, услышал номер своей команды.

 

Туман, живой и густой, шевелил своими составляющими. Вот немного просветлело у дороги, а вот опять, словно слоеный пирог перед глазами.

Дорога была не долгой, потом баня, новое, примятое обмундирование, сапоги, которые сильно пахли смолой, и, наконец, казарма, койка, я отключился.

 

В шесть часов, тридцать минут, нас подняли. Командир нашего отделения, за то время, как мы одевались, очень доходчиво разъяснил, что мы из себя представляем, поставил нас в известность, что мы теперь курсанты школы сержантов и этот день для нас последний, когда он так терпелив.

Выскочив из помещения, неуправляемая толпа рванула на плац. Здесь нас построили по отделениям, и мы начали постигать армейскую науку.

Уже через месяц, во время утренней зарядки, особенно не уставая, мы пробегали три километра, любуясь заливом порта Пасьет.

Мы узнали, что не далеко от нас, озеро Хасан и граница с Кореей, мы научились одеваться утром за сорок пять секунд, подтягиваться на перекладине по двадцать и более раз, собирать и разбирать автоматы и выполнять требования Устава Караульной службы.

А еще через месяц, школу сержантов, в полном составе, направили в Амурскую область. Ехали мы в товарных вагонах, оборудованных деревянными нарами, застеленными матрасами. 

 

Останавливался поезд на каждом полустанке и мы либо маршировали рядом с вагонами, либо занимались физической подготовкой, или теорией.

Когда поезд остановился на станции Хабаровск-два, я с надеждой посмотрел на нашего сержанта. Он понимающе кивнул и сказал, стоять будет четыре часа.

 

Мама не могла на меня наглядеться, все предлагала кушать то борщ, то котлетку и говорила, что я очень похудел.

Потом, я увидел своих родителей через год, когда мне предоставили отпуск на десять дней.

 

В Амурской области проехали город Свободный и нас высадили. Долго ехали по очень разбитым дорогам и оказались в большом палаточном городке.

Именно здесь, я увидел, как создаются огромные ракетные шахты, какая это ответственная и тяжелая работы.
Однако через месяц меня и еще несколько курсантов, имеющих средне-техническое образование, отозвали в школу сержантов и распределили в части.

Я оказался в городе Уссурийске.

Командир роты, лейтенант Радзимовский, сразу мне сказал, что я буду инструктором специальной подготовки.

Скоро, мне присвоили звание ефрейтора, а потом младшего сержанта.

Служба мне нравилась, кроме того, я имел возможность часто бывать в городе. Как-то, группу солдат нашей части, пригласили на вечер отдыха, посвященный годовщине создания швейной фабрики. Там я познакомился с девушками, которые неплохо пели. Чтобы не показаться навязчивым, я предложил им подготовить несколько номеров художественной самодеятельности, они согласились. Мне пригодилось умение играть на баяне.

 

Вышло неожиданно, я стал писать статьи и очерки в газету «Суворовский натиск», потом окончил курсы военных корреспондентов при газете.

 

Свидания с девушками не были длительными. Наверное, они были красивыми, эрудированными, но…

Среди них были добрые, хорошие, некоторые, хозяйственные, трудолюбивые, но…

Не встретил я особенную, единственную, свою мечту. Сами собой родились строки:

 

О чем задумался солдат

В часы, когда другие отдыхают?

О той, глаза, чьи вслед глядят,

Хотя без радости встречают?

         Зачем, солдат встречаться не любя?

Уверен в ней ты, или не уверен,

Хотя в мечтах своих ее, себя,

В огромное одно связать намерен,

         А веришь ли ты ей?

Не надо ваших встреч.

Ведь ты не для нее,

О чем же тогда речь?

         Как не права она,

       пройдет короткий срок,

Тоскующий о лучшей,

       поймешь дружок.

 

Мне грезилась черноволосая, кудрявая девушка, с серебряным голосом и зелеными глазами. Чтобы улыбка была доброй и влекущей, а ее губы, были алыми, словно лепестки розы.

И я точно знал, что встречу такую.

 

Перед демобилизацией, мне предложили пойти на курсы младших лейтенантов при Уссурийском военном автомобильном училище.

Майор Сонкин, заместитель командира батальона, говорил:

- Я уйду в отставку, а ты меня сменишь, готовься.

Я прошел комиссию в военном госпитале, написал рапорт, но пока, положил его в свою тумбочку.

Я хотел быть офицером, да что там, я представлял себя офицером чуть ли не каждый день. Мне нравилась форма, эрудиция молодых лейтенантов. Они были не на много старше меня, образование тоже средне – техническое, но военное. Через шесть месяцев, я мог стать среди них равным.
Но что-то удерживало меня.

Я вовремя понял, что это не мой выбор, просто мною руководили, меня подталкивали, во мне видели своего товарища, офицера, и они не ошибались.

Рапорт я порвал, перед майором извинился, своей тетради написал:
                     Понять себя во времени прошедшем,

                                                  бывает сложно иногда,

            Однако службу и невзгоды,

                                           забыть не сможем никогда.

             Минуло время,

                                    как всегда, зима менялась летом,

            Ты думал, выходя на улицу

                                         в солдатскую шинель одетым:

         - Да, много времени прошло

                                           без видимого толку,

                     Науку жить, и с кем дружить,

                                            узнал ты, хоть и небольшую толику.

 

         И вот, я, сержант Виноградов, прощаюсь с армейскими друзьями!

        А через три года, я носил офицерские погоны.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220968

 

 

                                   Мастер строитель.

 

                                         От долгих дум распухла голова,

                                         Себя найти в потоке жизни трудно.

                                         Однако, несмотря на прошлые дела,

                                         Сказать попробую не нудно,

                                                               о днях мной прожитых.

 

Через день после приезда домой, дядя Яша, муж маминой сестры, Зины, предложил мне поехать с ним на левый берег Амура на рыбалку, пожить в землянке, отдохнуть.
До этого, я никогда не ездил с ночевкой, да и рыбалка, была не самым моим любимым занятием. Но я согласился и на речном трамвайчике от Утеса, отправились с утра на отдых.

Землянка, вырыта не известно кем, но очень давно. Снаружи обросла мхом. Бревна, покрытые сверху слоем дерна, немного провисли, внутри землянки были черными от копоти, словно смазанными маслом. Нары застелены свежим сеном.

Стоял густой и здоровый запах свежее скошенной травы и  дыма,  который вырывался из открытой дверки, сделанной из железной бочки, печи.

Было тепло и сухо.

Вечер был приятный, если не считать борьбу с комарами, которая, конечно же, оканчивалась их полной победой.

Берега узкой протоки заросли ивой и высокой травой. Было удивительно тихо. Постоянный писк комаров не раздражал, что странно, он успокаивал меня. Едва слышное журчание воды, всплеск рыбы, выскакивающей для ловли насекомых, да песни не видимых птиц, навевали разные мысли и не давали сосредоточить внимание на поплавке, который довольно часто уходил под воду.

Подсекать рыбу я не умел, однако, словно «вырвал» из воды с десяток карасей средних размеров, две больших касатки, которые грозно, с каким-то скрипом, шевелили своими длинными колючими плавниками, когда я осторожно снимал их с крючка.

Потом был перерыв, а перед тем как совсем стемнело, на крючок попался большой, черный и скользкий сом, который долго бился в садке.

Какая же вкусная была уха, такой, я никогда не пробовал до этого дня.

Но постоянно «крутились» в голове мысли, куда мне пойти на работу. И вообще, что же я хочу увидеть в своей жизни?

 

Друзья мамы, предложили мне пойти работать в строительное управление № 5, треста «Жилстрой» мастером, я без особых раздумий согласился.

На работу нужно было выходить в понедельник, а сегодня четверг.

На пляже, в районе масло жир комбината, было много отдыхающих. Немного поиграл в волейбол, но постоянно отвлекали загоревшие девичьи тела.

Мяч, направленный сильным ударом в мою сторону, проскочил мимо моих ног и покатился дальше. Я, не поднимая головы, побежал следом.

Догнав мяч, остановился, поднял глаза. На меня смотрела девушка. Глаза были скрыты солнцезащитными очками с огромными стеклами. Волос каштановый, сильно выгоревший, тело золотистое от загара, ноги с крепкими икрами, грудь, несколько прикрытая купальником, медленно поднималась при глубоком вздохе и светилось не тронутой солнцем белизной.

А в реке, у самого берега, кувыркалась ребятня, громко разговаривая между собой. Солнце нежно ласкало мою спину, словно предлагало окунуться в теплой, чистой воде, чтобы охладить мой пыл.

Я тряхнул головой.

- Не хочешь поплавать? – услышал я от девушки.

Уже через минуту, мы плыли к середине реки. Вот Люда, как она представилась, перевернулась на спину, над водой показался загоревший плоский живот и высокая грудь, она повернула к берегу.

Встречался я с ней еще два вечера. Я первый же вечер, я разглядел ее глаза. Они были светло голубые, почти бесцветные. Я же хотел видеть другие.

Люда, через общих знакомых потом искала со мной встречи, но я решил с ней больше не встречаться.

 

Мой первый самостоятельный строительный объект, был  на Судоверфи. Вокруг был пустырь, на котором виднелись фундаменты под строительство крытого бассейна, спортивного зала и стадиона. Маленькая деревянная будка,  в которой располагался электрик, это были все строительные сооружения.
А вокруг, новенькие дома и вечно спешившие куда-то люди.

 

Разбрызгивая из огромных луж грязь, появился самосвал, который тащил за собой небольшую деревянную будку на колесах, с огромным окном и ступеньками к широкой двери. Она и стала моим первым командным пунктом.

 

 

Прибывшая бригада плотников, соорудила небольшой склад и раздевалку для каменщиков. И уже через час, «Колхиды» с полуприцепами начали привозить красный и силикатный, белый, кирпич.

От нулевой отметки, стены стали расти быстро. С чертежами в руках, я ходил по стенам, отмечая, где должны быть оконные и дверные проемы.

Через день, привезли разобранный башенный кран, поставили его на рельсы. Вот спортзал вырос до крыши и необходимо укладывать утеплитель.

 

Строительный отряд лесотехнического техникума, ребята и девчата, работали без выходных, а крановщица, лет двадцати пяти, высокая, белокурая девушка, в выходные отдыхала.
Чтобы поднимать утеплитель на крышу, я сам залезал по металлической длинной лестнице, в застекленную кабину.

С высоты птичьего полета, было видно, как активно строился микрорайон. Этажи крупно панельных домов, вырастали за неделю. А вот в соседний дом, въезжают новоселы.

Я замечал любопытных мальчишек, которые интересовались, как идет строительство спортивного комплекса.

На сдаточном объекте, «Школе ДОСААФ», расположенном на втором Хабаровске, у старого аэродрома ДОСААФ, настали «горячие дни».

Большое количество бригад штукатуров и маляров, требовали контроля, а один из мастеров, работавших на объекте, заболел. Меня направили мастером на время его отсутствия.
Я впервые сталкивался с таким количеством женщин, собравшихся в одном месте и в одно время. Большинство из них, было возрастом старше меня, и приходилось проявлять чудеса дипломатии, чтобы не попасть  в смешную ситуацию.

Я знал, что такое «усенок», «терка», «полутерок», но колючие шутки женщин, доставали до самого, самого…

Особенно старалась бригадир маляров, средних лет, весьма симпатичная женщина, одна воспитывающая двоих детей.

В нарушении техники безопасности, она работала в майке. Ее небольшая, упругая грудь, бесстыдно выглядывала и глубокого разреза, как только я появлялся на этаже.

Я не знал как себя вести, нужно было поверять качество работы, да, честно говоря и поведение бригадира, не отталкивало, а почему-то влекло на третий этаж большого здания.

По выходным дням, на объекте я оставался из мастеров один, у остальных семьи, заботы. В конце дня, осмотрев объект, собрался было уходить, но заметил двух женщин, Бригадира и девушку, лет восемнадцати, круглолицую и большеглазую, которые ожидали меня у выхода.

Мое сердце «екнуло», словно остановилось, а потом медленно застучало. Я, не опуская глаз, подошел.

Бригадир предложила пойти к ней домой в гости, поужинать, а понравиться, так остаться до понедельника. Все это было сказано в полу шутливом тоне, но она смотрела мне прямо в глаза, дыхание ее было порывистым.

Ее грудь, привлекая мое внимание, часто вздымалась, губы, ярко красные, сложились в улыбку.

Мне стало ее так жалко, я совсем уже готов был согласиться, но…

«Казачка», как я назвал для себя стоявшую рядом девушку, с интересом разглядывала меня. Я знал ее историю.

Она была из Кубани, родители умерли, окончила профессиональное училище. Ее молодость и свежесть, невольно привлекали внимание.

Как-то, она мне рассказала, что ее домогается не знакомый ей мужчина, он преследует ее, даже приходил к ней в общежитие и забрал ее паспорт, чтобы заставить проживать вместе.

Он, этот мужчина, приходил и на строительный объект. «Казачка» в это время, специально подошла ко мне, словно к самому хорошему знакомому и стала разговаривать, называя ласковыми словами, увидев это, мужчина ушел.

Позднее, я помог вернуть девушке паспорт. Теперь она проживала в квартире бригадира.

Девушка была хороша собой, при другой ситуации, я, скорее всего, стал бы с ней встречаться. Однако я вывел для себя закон, не встречаться с тем, с кем работаешь и не работать с тем, с кем встречаешься.

Потом, я много раз убеждался в правильности своих выводов. 

Меня тянуло к этим женщинам, мне хотелось встретиться с каждой из них, я уже готов был ответить согласием, но, ответил:

-Девочки, в другой раз, я тороплюсь на свидание, – шутливо им поклонился и, не оглядываясь, ушел.

Потом, в своих снах, я часто видел грудь бригадира и огромные глаза «казачки».

После сдачи Школы ДОСААФ, меня направили на сдаточный объект «Лыжная база», что был расположен за Хабаровском.

Возили нас туда вместе с бригадой отделочников машиной, ехать было долго, поэтому, я на обед в город я не ездил, а оставался один,  съев бутерброд, загорал.

Высокие сопки, были освобождены от деревьев и кустарника по всей протяженности будущей лыжни, с вершины, до подножья.

Было удивительно думать, что среди этого лесного великолепья, зимой будут кататься по пологому склону, пролетая мимо огромных деревьев, по тому месту, на котором, расстелив свою не мудреную одежду, лежал сейчас я.

А вокруг, словно головы сказочных богатырей, виднелись ряды сопок, густо поросших лесом.

Было тихо и спокойно, щебетали не видимые птицы, часто навешали комары, но не их назойливый писк, ни тучи, ежеминутно закрывавшие доброе солнце, не мешали мне копаться в своих мыслях.

Через день, или два, стали оставаться сначала одна отделочница, потом другая и это уже был не отдых.

 

Большая проблема была в возведении помещения, для просушки одежды лыжников.  Домик этот, находился в стороне от основного здания.

Как удивительно сложна кладка дымохода печи. Опытный печник треста «Жилстрой», никак не мог разобраться. Сверяя с чертежом каждый ряд кладки, за три дня, мы сумели закончить сооружение печи.

Стоя на лесах, я повторяя слова, пытался сложить четверостишие, а печник, поглядывал на меня, с удивлением замечая, что я шепчу какие-то слова:

 

      Ни слов твоих, ни глаз,

                         я не услышу, не увижу,

      Но, что меж нами было

                         и в мыслях не унижу.

     На смену ночи,

                         вновь наступил рассвет,

     Забыть, что вспомнил?

                                             Нет, нет!

 

Дома у нас все было хорошо. Подрастает племянник Эдик, ходит в детский сад. Жили мы в двух комнатной квартире, на ночь, я расставлял в проходной комнате раскладушку, здесь же, на диване, спали отец с матерью. Рита и Валера, жили в другой комнате.

Молодые родители, любили сына, да и мне нравился этот шустрый мальчишка. Его некоторые фразы, я в шутку, цитировал много раз.

В один из воскресных вечеров, с шумом распахивается дверь, в квартиру врывается Эдик, громко захлопывая дверь, кричит:
- Бабуля, скорей, у меня дгысня!

Хохотали мы долго, а Эдик не понимал, в чем причина.
Не заладилось что-то в отношениях между Ритой и Валерой. Да и мама, позволяла себе вмешиваться в их проблемы. А тут еще я рядом, выслушиваю взаимные упреки.

Сны о «прелестях»  девушек и женщин, с которыми я встречался и не встретился, продолжили навещать меня, но снилась и другое.

Бесконечная Колымская тайга, просторы Севера, белые ночи и много, много интересных встреч и трудной работы.  Сами собой рождались стихи:

                Быть может, для кого-то ерунда,

       На карте был поселок, Буюнда.

       Вдоль берега были видны дома,

       К нему одна дорога, Колыма.

 

Мои друзья, Миша Еременко, работал в это время в пуско-наладочном управлении, расположенном в районе улицы

Ленина, Анатолий Лукьянчиков, занялся профессиональной фотографией, а Юра Трофимов заканчивал политехнический институт.

Юра первый из нас женился на однокурснице, Надюше. Я был свидетелем на их свадьбе. Ездил «выкупать» Надю из общежития, перезнакомился с милыми девушками, «положил» было, глаз на одну, но вовремя остановился.

Встречи с девушками, лишний раз убеждали меня в том, что их красота не для меня, моя единственная, где-то еще меня ждет.

Все чаще, я доставал свою затертую общую тетрадь и писал:

                 Работал бы прорабом,

                               тишь, да гладь.

                 Правда, в работе

                               не благодать,

                                  бывало трудно.

                 Зачем тогда ты

                              от масла с хлебом

                 Сменял свои карты,

                             чтоб жить под небом

                                  Чукотки дальней?

                 Дорог можно выбрать

                             хоть сто.

                 Однако много тебе,

                             на что?

                 Одна нужна!

 

Мне нравилась работа, которой я занимался.

Я смотрел, как растет за рядом ряд, кирпичная кладка стен, как недавний пустырь, украшен большим спортивным залом.
Мне нравилось и это емкое слово – строитель!

Мне нравилось, что каждый мой рабочий день, дарит городу Хабаровску, всей моей стране, новое здание, построенное с моей помощью.

 

 

Что под моим руководством, строителями украшен первый микрорайон. Призывники, будут заниматься в больших, светлых помещениях школы ДОСААФ и идти на летное поле радостные и счастливые.

Что в сушилке лыжной базы, будет сохнуть спортивная одежда, а на склонах сопки, где когда-то я загорал, будут рождаться новые чемпионы.

Однако работа не захватывала меня всего, я чувствовал, что могу больше, что я постоянно думаю об ином и не планирую работать строителем всю жизнь. Я не нашел себя и не боялся в этом признаться.

Хорошо помню атлетически сложенного, высокого каменщика из комплексной бригады. Мне нравилось смотреть, как он работает.

Вот он мастерком кидает на кирпичную кладку слой раствора, ровняет его, берет в левую руку кирпич, бросает раствор на торец кирпича, отточенным движением прикладывает к кладке, потом снаружи кладки, по раствору, делает русты.

Любо – дорого.

Но как же я удивился, узнав, что у него два высших образования, физико-математическое и экономическое.

Этот, как мне говорили, хороший педагог и прекрасный экономист, работал в школе, потом в строительном управлении главным экономистом. Однако он сменил работу, которая у него хорошо получалась, на профессию каменщика.

Почему?

 

Не хочу думать, что главное было в большой зарплате строителя, хотя каменщики получали значительно больше учителя, экономиста, да и мастера строителя.
Не в том дело.

Мне казалось, что на стройке, этот человек стал считать себя незаменимым, более нужным обществу, а значит, более важным для самого себя и для общества. Он почувствовал свою индивидуальность, особенность, он нашел себя в этом.

А я?

Я твердо решил ехать на Чукотку, искать самого себя. Мне хотелось проверить, что я могу. А больше всего, нужно было установить, а, что же я хочу?

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220971

                                    Это ты, Чукотка.

 
                                       Из Магадана до Анадыря час лету,

                                       Я ничего не чувствовал в полете,

                                       Но, не считая пограничного наряда,

                                       Все со значками,

                                                   словно барышни нарядны.

                                       Вы в погранзоне, здесь живете долго?

                                       В его словах, такое чувство долга,

                                       Да, возвращаюсь я в Конергино, домой,

                                       Совхоз там «Возрожденье» стоит мой.

 

Самолет трясло так, что находившееся в желудке, упорно стремилось покинуть привычное место и я, крепко сжав рот, откинул голову на спинку кресла. Наконец, удар колесами о землю и вздрагивая, Ил -18 покатил по бетону.

Магадан встретил не приветливо. Холодный ветер быстро высушил вспотевшее тело, мои мысли прояснились.

Пассажиры неторопливо, заходили в помещение аэровокзала и толпились у окошка, где ждали свой багаж. С небольшой сумкой, в которой был минимум самого необходимого, я подошел к стойке, на которой было написано «Анадырь».

До посадки оставалось мало времени, я только успел выйти из здания, как объявили мой рейс.

В Анадыре, я пересел на АН-2, «Аннушку», как здесь ее ласково называли, и через час, из иллюминатора я увидел сказочную картину.

Невысокие сопки, словно грудь сказочного великана, вздымалась над морем, а между ними, залив, в форме гигантского креста. Вода отливала под лучами солнца серебром, а на берегу, словно родинка на теле, виден небольшой районный центр – Эгвекинот. Десяток пятиэтажных домов, морской порт, аэродром и ряды сопок, а до самого горизонта, тундра.

На аэродроме, очередная пересадка и через двадцать минут, поселок Конергино.

Я с интересом поглядывал  из самолета. Узкая коса, словно хвост гигантского кита, опускалась из тундры к морю, а на ней, поселок. Я заметил три двух этажных дома и десятков пять, маленьких домиков.

Здесь предстоит мне жить и найти самого себя.

 

На иллюминаторы самолета, словно кинули куски ваты. Стало темно, самолет затрясло. Густой туман серой стеной скрыл берег и поселок. Аннушка медленно снижалась к морю, не в силах пробить облачность. Пилот, командир Эгвекинотского авиаотряда, обхватил штурвал самолета и, не оглядываясь, произнес:

- Держитесь крепче.

 

В море плавали куски льда, конец мая, а у берега, лед высокий и крепкий, припой, самолету негде сесть. Только узкая взлетно-посадочная полоса, у самого берега залива. Вот самолет, словно ударили сверху.

Иллюминатор покрылся крупными брызгами, то ли от тумана, то ли от морской воды, поднятой  пропеллером самолета.

Было ощущение, что колеса самолета коснулись поверхности моря, самолет, словно клюнул носом и застыл. Натужно взревел мотор, пилот потянул штурвал на себя. Вещи, сложенные посреди брюха самолета, сдвинулись к хвосту.

Словно задумавшись, «Аннушка», подрагивая от чрезмерного напряжения, застыла, раздвинув плотный туман, кромсая пропеллером серую мокрую  массу, двинулась вверх, потом резко клюнула носом, и вот, покатилась по посадочной полосе.

Потом, в столовой, пилот поздравил нас, недавних пассажиров, со вторым рождением.

 

Первое, что бросилось в глаза, когда я шел в поселок, отсутствие деревьев и кустарников. Самое высокое растение, куст морошки. А вокруг, изумрудно – зеленая тундра и огромное количество больших и совсем крошечных озер.

В первое время, выделили мне маленький, два на три метра, домик. Сетка от панцирной кровати, стояла на деревянных чурбаках. Сбитый из не строганных досок стол, да скамейка. Вот оно, мое первое, самостоятельное жилье!

Долго не мог уснуть, поставил рядом с кроватью мелкокалиберную винтовку, кто-то в шутку, или всерьез, предупредил, что в поселок заходят белые медведи и полярные волки. Лег на кровать, закрыл глаза. Очнулся оттого, что почувствовал, рядом кто-то ходит.

 

А за окном светло, как днем, белые ночи, может это и мешало спать? Мое внимание привлек стол, на нем небольшое животное, расправлялось с недоеденным мной куском хлеба. Я взял винтовку, прицелился. Это был лемминг, маленькая мышка, которой на звероферме кормили песцов.

Под утро забылся, но разбудил громкий свист. Разозлиться не успел, вышел на порог дома, суслики, как здесь называют, евражки.

На следующий день я записал в тетради:

          И что-то весело мне стало сразу,

 Окинул все окрестности я глазом,

 Да здесь евражек, целая семья,

 А я то думал, территория моя.

 

В оленеводческо-звероводческом совхозе «Возрождение», я начал свою трудовую деятельность, плотником. Строили новую звероферму для голубого песца. После первого рабочего дня, мои ладони покрылись мозолями и сильно болели.

Ломами мы долбили вечную мерзлоту, в эту яму, глубиной два метра, вставляли бочку с вырубленным верхом, в бочку столб, который крепили бетоном. Ну, а потом, обвязка, крыша, настил, клетки для маток и щенков. Кухня, для приготовления пищи звероводам, склад.

Месяц пролетел быстро, но зарплата приятно удивила. Мастером в Хабаровске я получал 180 рублей, а здесь 600!

 

Лето на Чукотке удивительное. Тундра, недавно казавшаяся пустой и страшной, покрылась цветами, а потом ягодой морошки. Многочисленные озера, заполнили бесчисленные утки, гуси, журавли. Каких - только здесь не было.

Я долго не понимал, почему точный выстрел из ружья, не поразил крупную утку. Мне пояснили, что это гага и у нее очень густой и плотный пух, стрелять нужно против пера.

Как же долго мне пришлось щипать этот пух. Но какой же легкий и теплый жилет стал у меня из гагачьего пуха.

 

В июле, стали ремонтировать старую котельную. Меня попросили возглавить эти работы и назначили техником-теплотехником. Зарплата поменьше, ответственность побольше.

 Собирать котлы «Универсал» не особо сложно, но мне не понравилось обмуровка котлов и отсутствие хороших колосников. Белыми ночами, я подготовил чертежи, рассчитал количество материалов, и мое рационализаторское предложение принесло совхозу экономический эффект, в сто тысяч рублей. В то время, это были огромные деньги. 

Премия за предложение, составила три с половиной тысячи, зарплата за восемь месяцев.

 

В поселке была проблема с питьевой водой. Зимой на озерах рубили лед и развозили по дамам и в котельную, для подпитки системы отопления. Водовод, построенный ранее, зимой использовать проблематично, большое расстояние и зимой большие теплопотери на обогрев системы.

Рядом с котельной, стояло высокое сооружение из бревен, на котором тепляк. В этом строении была огромная емкость, которая по замыслу, должна была бесперебойно, снабжать поселок водой. Сложность была в том, что при включении насосов, которые были смонтированы в избушке, на озере в двух километрах от поселка, необходимо было залить воды, чтобы насос «схватил» воду. А, поскольку до меня специалистов в поселке не было, водоводом и башней не пользовались.

Интересно, в каком состоянии этот «памятник» цивилизации сейчас?

Когда началась наладка оборудования, большие проблемы были с пожарным водоемом.

В большом доме, рядом с котельной, находилось три емкости, по пятьдесят кубометров воды, но улитки насосов, предыдущей зимой полопались от мороза, новых не было, и мне пришлось ломать голову, как выйти из положения.  С трудом, но это удалось.

Самое приятное в этом помещении было то, что мы оборудовали в нем маленький спортивный зал, каждый день после работы, собирались в нем и наращивали свою силу.

 

С маленьким домиком, в котором я жил, мне упорно не везло, нужно было два раза в день топить печь, но мне, городскому жителю, не имевшему дела с дровами и углем, это было сложно. Однажды вечером, заглянув в печь, увидел, что уголь прогорел, задвинул заслонку и лег спать.

 

Наверно, это уголь был плохой,

Чуть не отправился сегодня на покой,

Закрыл заслонку рано, вот беда,

Угарный газ, смертельная среда.

         Проснулся ночью я с тяжелой головой,

Ни рук поднять, ни ног, пока живой.

Не повернусь в кровате, везде дым,

И как не быть здесь волосу седым?

         
         На пол упал и тихо там лежу,

И за дыханием своим слежу,

Пол ледяной, но то на пользу мне,

Как будто это все со мной во сне.

         Полз до двери, наверно часа три,

А расстояние два метра, посмотри,

Крючок отбросить на двери, никак не мог,

Мне в этом бог, наверное, помог.

 

После этого события, я перебрался в двух этажный дом с центральным отоплением и выгребной ямой, вместо унитаза.

Но это был прогресс.

 

Как молодому коммунисту, мне поручили возглавлять комсомольскую организацию, в которой состояло двадцать пять человек, в основном молодые ребята, чукчи, радисты-оленеводы и звероводы. Эти ребята воспитывались и учились в интернате Эгвекинота, пока их родители, пасли оленей в тундре.

Проживая в домах со всеми удобствами, они не хотели возвращаться в дома, или яранги  родителей.

И на это была причина.

Мне приходилось посещать в Конергино пожилых людей в их жилищах и первое, на что я обратил внимание, подходя к дому, толстый слой жира вокруг дверной ручки.

У крыльца висит  сушеный галец и провяливается под солнечными лучами национальная пища, они говорили, как ваша картошка, «пых-пых».

Это кишки моржа, набитые внутренним салом, завяленное на солнце, все со своеобразным, весьма ощутимым запахом. Эту пищу, чукчи брали с собой в тундру, ели сами, кусками рубили ездовым собакам. 

В прихожей дома, на полу, лежали старые кухлянки и торбаза, меховая обувь из меха оленя, или шкуры моржа.

А полы, словно лаком, покрыты многолетним слоем жира. В домах, полы не мыли годами.

Старики обижались, что дети живут отдельно, жаловались, но молодежь жить по старому, в грязи, не хотела.

 

Долгое время, стариков старались приучать к чистоте, построили баню, тем, кто помоется, продавали спиртное.

Эти дни так и называли «пьяная» суббота. По сути, в поселке был сухой закон и  в банный день, в пропахших и грязных кухлянках, старики заходили в баню, мочили голову под краном и шли в магазин.

У прилавка магазина, откидывая капюшон с кухлянки и показывая мокрый волос, говорили:

- Видись, я помытый. Давай водка!

 

В поселке, жили две учительницы. Обе молодые, симпатичные. Они помогали мне в организации досуга молодежи. Мы вместе выезжали с агитбригадой в тундру. Было видно, что одна из них, Лида Быцай, оказывала мне большее внимание, чем другим парням.

Праздничные застолья были не часто. Ходили в Дом культуры в кино, читали стихи. Лида подарила мне томик стихов Петрарки. Стихи о любви, прочитал за час. Но, не получилось у нас с Лидой. Она была русая, круглолицая с серыми глазами. Полноватые, словно припухшие губы, притягивали взор и вызывали желание к ним прикоснуться.

Она была начитана, общительна, но…

Когда я находился рядом с ней, мне было интересно, но не настолько, чтобы затронуло мое сердце.

Я чувствовал, что не моя это судьба. Сердце мое молчало.

Через полгода, Лида уехала на постоянное место жительство куда-то на Колыму. Через свою подружку, передала мне большое письмо, которое заканчивалось строкой:

«Прощай моё мгновение!»

Лиде Быцай я не писал, да и практически вспоминал редко. Но после ее отъезда, я стал писать стихи в виде сонетов.

 

Прораб, Лева Кухмистер, который занимался строительством в поселке, переехал на постоянное место жительство в поселок Билибино.

Учитывая мое образование, мне предложили работать мастером строителем. Я согласился.

Сборники Единых норм и правил, наряды за выполненную работу, контроль качества строительства, обходы участков и командировки в тундру и районный центр, и так день за днем. 

В районном поселке Эгвекинот, я бывал часто, то пленумы, то конференция. Мне нравился этот поселок на берегу моря.

Крутые сопки, покрытые в июле огромным количеством грибов.

Чистое море. Синевато - белое, иногда зеленоватое, часто очень спокойное, но напоминающее о своей силе.

   

  Окинул взглядом я Залив Креста,

  Ну что же, совесть у меня чиста.

 Здесь есть частица моего труда,

 Поэтому, я прихожу сюда.

 

         А на большой земле, в разгаре лето,

         Меня вот только, не согрело это.

Здесь летом комаров летает тучи,

Вот и пойми, где человеку лучше?

 

Залив я вижу с сопки, точно, крест.

Наверно он хранитель этих мест,

Покажется, что здесь земля пуста,

Но Север к себе тянет не спроста!

 

На одной из конференций, я познакомился с собственным корреспондентом областной газеты «Магаданская правда» Николаем Павловичем, он то и вовлек меня в журналистику.

Писал я часто и с каждым очерком чувствовал, что это уже не просто информация, а маленькая истории, с хорошим концом.

Так не заметно, я стал рабочим корреспондентом районной газеты «Горняк Заполярья», писал заметки и очерки в «Магаданскую правду», о жизни людей и событиях, произошедших в поселке Конергино, моих встречах с природой.

Стихи в это время, практически не печатал.

Времени было много, ночи светлые и я описывал свою жизнь и жизнь людей проживающих в поселке. Писал о том, как увидел впервые в жизни, огромного кита, как помогал вырубать куски мяса и китовый ус, как пробовал котлеты из китового мяса и многое другое:

 

          С утра в поселке нашем, шум пошел,

          В Залив Креста из моря кит зашел.

 

Много энергии, уходило на организацию художественной самодеятельности. Репетировали песни, с концертами выезжали в тундру.

Агитбригаду нашу в тундре ждали,

И для поездки ГТТ нам дали,

Огромный вездеход, корабль наш,

Охотник, тот, что с нами, главный страж.

 

В Доме культуры поселка Конергино, на концертах посвященных знаменательным датам, я показывал пантомиму, играл на баяне, читал свои стихи:

 

         Все режут стадо волки,

                         просто беда,

         Мне кочевать не нужно

                         было  сюда.

         Олени вдруг рванули,

                         собачий лай,

         А ну-ка, карабин мне,

                         скорей подай.

 

В тундре выезжал вездеходом, на собаках, вертолетом. Был случай, когда нас в поселке почти похоронили.

 

Оленей готовили к забою и пригоняли к поселку. Строили загон, огородили площадку для разделки, но не было одной бригады, полетели на ее розыск, нашли быстро но:

         Немного отдохнули,

                        в вертолет,

Всего лишь два часа

                         идет полет,

Вот скрежет, то редуктор

                         полетел,

От нас могла остаться

                         груда тел.

         Так я родился четвертый раз в жизни. Что меня еще ждало впереди?

 

Прекрасны были выходные, которые я проводил на берегу залива. Тетрадь со стихами на коленях, я сижу и смотрю в море, а строчки, рождаясь сами собой, тихонько ложатся на листок тетради.

Рядом, в ста метрах, старый морж, решает свои семейные проблемы, отправляет молодежь за питанием в море. Немного дальше, кладбище моржей.

 

Там я собирал клыки вместе с Димкой Медведковым, соседом по квартире. В помещении пожарного водоема, сдирал с клыков эмаль, а Дима, выжигал на клыке сцены охоты на моржей и кита, красоты тундры, оленьи упряжки.

Много в море чудесного, чистота и сила, его обитатели. Да вот  хотя бы галец, крупная и вкусная рыба.

Вижу уёк, чукотская корюшка, словно черные туча подходит к самому берегу.

 

         Вот закипает на костре чаёк,

         Пришел я к морю, чтоб ловить уёк.

         Не брал я сети, удочки не брал,

         И от большой компании удрал.

 

Заходишь в воду, подсунул вдоль дна под табун рыбы кусок марли, поднял, вот он, богатый улов!

 

Все больше я думал о завтрашнем дне. Строитель хорошая профессия, нужная и мне нравиться.

Но не моя это линия.

Встречаясь часто с людскими пороками, теми, кто уже переступал «черту» дозволенного, я понимал, что в нашем обществе много злых, да и просто страшных существ, которых то и людьми назвать язык не поворачивается. С этой категорией нужно было бороться. Защищать простых людей, очищать страну от скверны.

Была у меня еще надежда, что стихи, которые я подарю миру, помогут мне в этом.

Я твердо решил получить юридическое образование.

 

Наступал период моей жизни, когда умение излагать свои мысли в стихах, как будто затаилось  где-то в глубине моей души, до той поры, когда прятаться, не будет никакой возможности.

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21010020375

 

 

 

 

                                 Младший лейтенант.

 
                                         Такую выбрала история нам роль,

                                         Чтоб отводить руками вашу боль

                                         Чтоб защищать добро, от злых людей,

                                         Чтоб не встречал в проулке, лиходей.

 

Хабаровск, встретил меня запахом увядающей листвы деревьев и расплавленного асфальта.

Особенно радовала зелень кустарников и деревьев, от которой я на Чукотке отвык. Было приятно любоваться огромными тополями, тянувшимися к небу, прислушиваться к шуршанию листьев, которые трогал ветерок с реки.
Наш красавец Амур, грозно шумел, разбивая свои струи об утес, на котором стоял молодой человек и вглядывался в свое будущее.

После возвращения из Конергино, я стал работать в управление внутренних дел края, в исправительно - трудовой колонии усиленного режима № 3, инженером по организации труда осужденных.

Колония располагалась на втором Хабаровске и дважды в день, служебные автобусы, доставляли нас на работу и с работы.

В колонии в то время содержалось полторы тысячи  осужденных. Такое огромное количество людей, встречали каждое утро сотрудников чаще всего, с настороженностью, что накладывало особый отпечаток на взаимоотношения.
Здесь отбывали наказание убийцы, насильники, воры. Были и простые люди, работяги, совершившие преступление в отношении своих близких и от этого страдавшие больше, чем потерпевшие от их деяния.

Здесь, расслоение общества, было заметнее, чем на свободе.

Воры, оберегающие свои неписанные законы, обслуживающие их «шестерки», безвольные, но не до конца опустившиеся элементы.

Лица, осужденные за изнасилование, стояли отдельно, всеми презираемые.

«Мужики», которые работали на совесть, часто за воров и их шестерок.

Отдельно, была значительная группа осужденных, как их называли - «обиженные, опущенные». Самое низшее сословие, подвергавшееся постоянному унижению и обеспечивающее удовлетворение самых низкой похоти части осужденных.

От кого узнали осужденные, что я приехал с Колымы, не знаю, но относились ко мне с уважением и некоторой осторожностью.

Первым, с кем я столкнулся по работе, был «нарядчик», осужденный, осуществляющий документирование лиц, направляемых на объекты. Осужден он был за убийство, отбыл восемь лет.

Каждое утро, он стоял у ворот колонии, и, не заглядывая в списки, называл фамилии осужденных, которых вывозили на ЖБИ-1, ЖБИ-3, другие объекты работы.

Память у него, была феноменальная.

Он знал в лицо и помнил все данные на каждого осужденного. Было чему у него поучиться.

Контроль на рабочих местах, выполнение нормативов, исполнение заданий.

Рабочие дни проносились чередой.

К концу месяца, в хозоргане, проверял правильность закрытия нарядов и начисления зарплаты осужденным, зачисление денег на их карточки. А потом опять по объектам, опять колючие глаза преступников, их словно прощупывающие, разговоры о жизни и трудностях за проволокой. Осторожные предложения, нет, даже не предложения, а намеки, на возможность заработать деньги, большие деньги.

Но, все это я знал по рассказам старых «зеков» на Колыме.

Все эти «подходы», чтобы я вынес «маляву», принес чай, или что покруче, меня больше смешили. Но я не подавал виду.

Очень скоро, ко мне перестали обращаться с такими намеками.

Заместитель начальника колонии подполковник Стрельченко, был другом моего отца, который работал здесь же, в колонии, начальником пожарной команды. Долгие годы, отца избирали секретарем партийной организации.

Стрельников предложил мне перейти на более интересную работу, как он выражался, перековывать осужденных.

Меня назначили начальником отряда, а через шесть месяцев, Приказом Министра внутренних дел СССР, мне было присвоено звание – младший лейтенант.

Начальник пятого отряда Виноградов, то есть я, быстро ознакомился с категорией осужденных, которые теперь были в полной моей власти. 

В отряде отбывали наказание и пожилые люди, но в основном, была молодежь, которая на заводе ЖБИ-3, работала шоферами, плотниками и бетонщиками. По видам преступлений, за которые эти граждане отбывали наказание, можно было перечислять большее количество статей особенной части уголовного кодекса: убийства, кражи, разбои, изнасилования.

Виды работ, на которых работали осужденные, мне были знакомы по моей строительной профессии, так что проблем по организации трудовой деятельности осужденных отряда, у меня не возникало.

Были другие.

Все эти граждане, как бы разделены были в отдельные касты: воры, мужики, и самая низшая - опущенные  /которых воры называли петухами/.

Мне пришлось проявить максимум осторожности и терпения, чтобы разобраться в хитросплетениях взаимоотношений между данными категориями. Ведь существовали еще «шерстяные», «шестерки», «бессрочники», «общественники».

Я не хотел принимать больших, если не безграничных, возможностей и хорошего материального состояния «воров». Меня особенно задевало то, что эта категория, чаще пассивно относилось к работе,  в свое свободное время, закусывали копченой колбасой, консервированной черешней и прочими, не известными мне по вкусу, продуктами.

Однако я не подавал вида.

Во мне все больше накапливалась уверенность, что «этих», что живут и существуют, за счет народа, который сами же и обворовывают, нужно не просто содержать в колониях

 Им нужно создавать такие условия, чтобы они своим трудом возмещали причиненный ущерб, чувствовали свою ничтожность, и после проведенных здесь лет, поняли, что на свободе, им не остается места.

Какой же я был идеалист.

Было у меня в отряде два человека, которых помню до сих пор.

Один, отбыл двадцать восемь лет лишения свободы, не выходя на свободу.

Капитан Бакин, прошел войну с первого до последнего дня.
Все его близкие, погибли в немецкой оккупации. В июне 1945 года, он встретил девушку, они женились и ожидали рождения ребенка.

Поздним вечером, возвращаясь со службы, у своего дома Бакин услышал в кустах стон, потом сдавленный крик. Он сразу узнал голос жены. Раздвинув кусты, он увидел четверых.

Двое держали руки, третий ноги, четвертый насиловал.

Бакин достал пистолет, четыре выстрела, четыре трупа.

Осудили на двадцать пять лет. В зоне, друзья убитых, пытались с ним расправиться, новые трупы. Бакину добавляли срок снова, до двадцати пяти.

Прошли годы, жена писала постоянно, сначала одна, потом с дочерью.

 

Второй, по фамилии Веселый, бывший военный летчик, работал шофером в гараже Правительства. Его с напарником, направляли работать в посольство одной из африканских стран.

До вылета оставалось сутки, решили отпраздновать в ресторане.

За их столик подсела девушка, которая предложила свои услуги.

Первым, с ней отправился в гостиницу Веселый.

Уходя, Веселый оставил деньги своему напарнику, который должен был расплатиться за доставленное девушкой удовольствие.

Наутро, Веселого задержали вместе с напарником.
Деньги напарник девушке не дал, пожадничал, а она, эта девушка, оказалась несовершеннолетней.

Ее заявление об изнасиловании, подтвердила экспертиза, да и Веселый не отрицал. Получили по 10 лет.

Мои неоднократные обращения в Москву принесли результат, обоих помиловали.

Когда я объявил Бакину решение о помиловании, он заплакал и ушел в спальное помещение отряда.

Часа через два, ко мне в кабинет забежал дневальный.
Сказать он ничего не мог, только мычал, глаза широко раскрыты и блестящие от слез.

Подойдя к кровати Бакина, я увидел не старого еще, совсем седого и беззубого человека. Лицо умиротворенное, губы тронула едва заметная улыбка. Глаза, светло-голубые и словно бездонные, открыты. Он смотрел на меня, словно желая сказать что-то хорошее.

Бакин скончался во сне, уже свободным человеком.

 

Работал в колонии инженер Павлов, мастер спорта по стрельбе. Были мы почти одного возраста, поэтому проблем в общении не возникало.

Много времени он тратил на тренировки, привлек к тренировкам и меня. Много раз мы ездили в тир УВД, где я «перевел» не мало патронов, пока не появился небольшой, а потом и значительный успех.

Уважение к оружию и умение с ним обращаться, осталось со мной на всю жизнь.

Павлов пригласил меня в качестве свидетеля на свадьбу. Это был мой первый подобный опыт. Свадьбу играли в общежитии, расположенном в двухэтажном здании, стоявшем рядом с колонией.

Было много шуток танцев с девушками, сотрудниками колонии и подружками жены Павлова. Были поцелуи на улице, предложение продолжить близкое знакомство.

Обнимая тонкие девичьи плечи, я невольно подумал, а то ли я делаю?

Я вывел для себя закон, не встречаться с девушками там, где работаю и не переходить грань, за которой не только невинные поцелуи.

Около часа ночи я, не привлекая внимание гостей, тихонько вышел из комнаты и пешком, полтора часа добирался до дома.

Обид со стороны девушек я не заметил, хотя ловил порой их косые взгляды.

К Новому году, мы подготовили концерт художественной самодеятельности. Пригодилось мне умение играть на баяне и читать стихи. Здесь, не называя автора, впервые со сцены, я прочитал стихи, написанные мной во время службы в армии.

Аплодисментов я никак не ожидал, но это было очень приятно.

Колония наша в крае была на хорошем счету, постоянно занимала призовые места в социалистическом соревновании.

Как-то утром, меня пригласили к начальнику колонии, полковнику Терещенко.

В кабинете находился мой отец, капитан Виноградов и незнакомый мне, высокий, немного сутулый и белый, словно лунь, мужчина.

Рядом со стулом, на котором он сидел, стоял небольшой ящик.

Полковник, обращаясь к нему, сказал:
- Это и есть начальник лучшего в колонии отряда, младший лейтенант Виноградов.

Мужчина раскрыл ящик, в нем лежали фотоаппараты.

- У меня задание редакции, сфотографировать тебя с отцом на обложку журнала. Отец и сын, семейная династия в Хабаровском УВД.

Через два месяца, на обложке журнала Главного управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР «К новой жизни», я увидел фотографию, на которой были я и отец.

В самом журнале, была статья о нашей колонии, сотрудниках, династии Виноградовых.

Впервые, моя фотография попала на страницы центрального издания.

Этот журнал, я храню до сих пор в память об отце.

В феврале 1974 года, меня направили в город Барнаул на курсы повышения квалификации.

Город встретил сильными морозами. Не успел я выйти из аэропорта, как продрог до костей.

Сильный ветер проникал к самому телу, будто не было на мне шинели. Хорошо в сумке, лежала нижняя теплая рубашка с начесом.

В то время офицерам выдавалось теплое нижнее белье.
Прямо в такси, снял шинель, китель, форменную рубаху и одел теплое китайское белье «дружба».

Таксист отнесся к моим манипуляциям с пониманием.

Месяц занятий пролетел быстро.

Исправительно-трудовое право, криминалистика, уголовное право. Все было очень интересно, но явно не достаточно. Я постоянно чувствовал необходимость углубления знаний, читал и перечитывал кодексы, монографии ученых мужей.

Вечером, ходили в кино. Как-то на вечере отдыха в нашей школе МВД, познакомился с девушкой, звали ее Тамара.
Высокая и худенькая, с темными глазами, и обесцвеченным волосом, она привлекала внимание и в то же время, в ней чего-то не хватало.

Я долго пытался понять, чего?

Только в аэропорту Барнаула, когда вылетал в Хабаровск,  я понял, ей не хватало кудрявых черных волос, зеленых глаз и серебристого голоса.

Именно такая девушка мне однажды приснилась и только ее я хочу встретить.

Весна пролетела быстро. Сугробы снега, только недавно пугавшие своей высотой, быстро съежились и пропали. Зеленая листва победно завладела деревьями и кустами, девушки все меньше оставляли на себе одежды. Вошедшие в моду мини юбки, невольно привлекали мое внимание.

При встрече с девушками, которые не подпадали под придуманный мной эталон, я отворачивался.
Мое сердце молчало.

Только один раз, когда на работе  увидел дочь одной из сотрудниц, я решил с ней познакомиться. Ее звали Томара, она оканчивала Хабаровский медицинский институт.

Она была высокая, черноволосая, кудрявая, с пронзительно черными глазами.

Мы, встретившись несколько раз,  нашли темы для разговора, общих знакомых.

Вот только интересов общих было мало. А если сказать совсем точно, я встречал у нее понимания в выбранной мной работе и будущих планах.

И еще.

Она мало улыбалась, и улыбка ее была будто искусственная, какая-то натянутая.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220977

                            С Востока на Запад.

 

                                                             Я хочу сказать,

                                                                       о стране моей,

                                                              Не хватает слов,

                                                                        не хватает дней.

                                                               Необъятный край,

                                                                      ширь полей, лесов,

                                                               Часовых лететь,

                                                                           девять поясов.

 

Первый раз я был в Москве 1971 году.
Мой отпуск, после того, как я отработал один год мастером в СУ-5, был насыщенным и пролетел быстро, оставив в памяти череду музеев, парков и станций метро.

Я жил у наших родственников, Ахломовых, на самой окраине столицы, на улице Студеный проезд.
Побывал на ВДНХ, Александровском парке, Кремле.
Потом работа на Чукотке и снова Хабаровск.

 

В сентябре 1973 года, я купил туристическую путевку в города Москву и Ленинград. Через день мне позвонили домой и просили приехать в туристическое агентство, которое располагалось в здании Краевой филармонии, у парка над Амуром.

Осень была теплой, богатой на яркие краски. Спускаясь по улице мимо Дома офицеров, я остановился, оглядел кроны деревьев.

Лист, словно боролся с наступающей осенней прохладой. У основания зеленый, он набирал золотистый цвет, казалось, деревья набрасывали на себя сказочное дорогое украшение.

В агентстве мне сказали, что заболел руководитель группы и меня, как офицера, просят взять на себя обязанности старшего.

Я согласился.

В нашей группе было двадцать пять человек. В основном средних лет, были и моих лет парни и девушки.
В группе, я обратил внимание на двоих девчат.
Высокую, худощавую девушку, с обесцвеченным волосом и короткой прической, да ее подружку, розовощекую хохотушку.

Перелет до Москвы, длился 18 часов, с посадками в Чите и Новосибирске.

В Москве приземлились днем, нас встречала женщина-гид, которая почему-то, называла нас: «Друзья хабаровцы»
На автобусе нас привезли в Гостиницу спортивного клуба армии  на станции метро «Сокол», где мы и жили пять дней.

 

Экскурсии были хорошо организованы. Мы побывали в Третьяковской галерее, Оружейной палате, Алмазном фонде, Бородинской панораме. Вечерами посещали театры, концертные залы.

Хорошо запомнил Кремлевский дворец съездов, где смотрели танцевальный ансамбль «Жок».

Выше зрительного зала, было огромное помещение, в котором рядами стояли столы, это был огромный буфет, в котором продавались удивительные сладости: коробки «Зефира в шоколаде», мармелад.

Этот буфет, поразил меня огромным количеством народа и продуктами, которые мы не видели в наших магазинах.

Театры, в то время, не оставили особых воспоминаний.

В Хабаровске, мы семьей ходили в  краевой театр Драмы и музыкальной комедии каждый месяц, не пропуская ни одного нового спектакля, поэтому исполнение московскими артистами того же репертуара, оставляло только усталость от больший расстояний и толкучки в метро.

Ленинград покорил меня с той минуты, как нашу группу провезли по улицам города. Я почувствовал с ним родство. Как будто моя душа незримо бывала здесь много раз и сейчас, я словно узнавал места, в которых бывал впервые.

Наше знакомство с городом началось с Дворцовой площади, которая образуется зданиями Зимнего дворца и Главного штаба.

Нам сказали, что площадь возникла в 18 веке, старейшим зданием на площади, был Зимний дворец, построенный в 1754-1762 годах. Здесь находилась резиденция русских царей. В  этом и ряде соседних зданий, располагался известный в мире музей – Государственный Эрмитаж.

Датой основания Эрмитажа, считается 1764 год, когда в Зимний дворец из-за границы прибыла большая партия картин.
После постройки Нового Эрмитажа в 1852 году, состоялось открытие Публичного музеума.

Эрмитаж занимает пять знаний. Старейший его отдел, западноевропейского искусства, состоит из картинной галереи и собрания скульптур, гравюр, рисунков, предметов прикладного искусства.

Экспозиция занимает 125 залов.

Одного дня, что мы провели в огромных, не отпускающих от себя залах, с великолепными картинами и скульптурами, было явно мало. И потом, проживая в Ленинграде, я еще много раз приходил сюда и всегда находил для себя что-то новое.

 

Летний сад и Летний Дворец Петра 1, удивили своей простотой и величественностью статуй мраморных богинь на аллеях, ажурной вязью забора, заканчивающейся у Лебяжьей канавки.

Удивила полностью сохранившаяся отделка Зеленого кабинета, подлинная одежда Петра 1, токарные станки, мебель, предметы быта.

Адмиралтейский проспект небольшой, мы довольно скоро прошли от Дворцовой, до Исаакиевской площади и собору. Поднялись на его обзорные площадки и долго любовались крышами и дворцами города.

 

Свысока, видели самый широкий в городе Синий мост через реку Мойку. Эта река, протекает в центральном районе города и берет свое начало в реке Фантанке, возле Летнего сада и впадает в Неву.

Нева, как нам поясняли, в геологическом отношении - одна из молодых рек северо-запада нашей страны. Ей «всего» около 4 тысяч лет. Когда-то, она представляла собой пролив, ширина которого доходила до десяти километров.

Нева вытекает из Шлиссельбургской губы Ладожского озера, у города Петрокрепости, и впадает в Невскую губу Финского залива.

 

Невский проспект прошел пешком не один раз от Адмиралтейского проспекта до площади Александра Невского.
Всегда останавливался на Казанской площади, которая находилась между улицей Плеханова, Невским проспектом и Каналом Грибоедова.

Красота и величественность колонн Казанского собора завораживала.

В то время, в нем располагался Государственный музей истории религии и атеизма, при посещении  которого, меня особенно поразили различные приспособления для пыток людей.

Как же много времени, затрачено для изобретения орудий убийства человека и пыток его плоти, а для чего? Сохранить свою власть, веру, деньги?

 

Я долго стоял на просторной Кировской площади, центральной площади Кировского района, опоясанной красивыми жилыми зданиями, и раскинувшимся рядом зеленым массивом.

Огромные деревья, сыпали желтым листом и нашептывали мне свои тайны.

Я даже не мог себе представить, что через два года, за Нарвской заставой, где в 1905 года в небольшой церковке вел службу поп Гапон, а сейчас располагалась мебельная фабрика, состоится моя свадьба.

Я смотрел на бесконечный кирпичный забор Кировского завода и не знал, что через 4 года, я буду проходить практику в исправительной колонии начальником отряда, а сотни осужденных этой колонии, будут работать в цехах этого завода.

Я не мог сразу запомнить названия многочисленных рек, но некоторые остались в памяти.

Река Большая Невка, один из рукавов Невы. Эта река омывает с востока Петроградский и Аптекарский остров, с севера – остров Трудящихся и Елагин остров.
У Петроградской набережной, стоял легендарный крейсер «Аврора», на котором создан филиал Центрального Военно-морского музея.

 

 

Кубрики, орудия, групповая фотография на память.
Проезжая через правую протоку Невы, реку Большая Охта,  услышал, что это самое старое название в городе.
Первое упоминание о реке Охте встречается в Новгородской летописи в 1300 году.

Территория города, расположенная по правому берегу, в нижнем течении реки Большая Охта, именовалась Большой Охтой.

Здесь, словно кто-то толкнул меня в бок, я поднял голову.
Небольшое пятиэтажное здание, общежитие. Почему я на него обратил внимание?

Черная речка протекает в районе Новой Деревни, впадает в Большую Невку.

Здесь в 1837 году, близ Комендантской дачи, произошла дуэль А.С.Пушкина с Дантесом.

Мы молча стояли у памятника и в моей голове рождались образы людей, давно покинувших белый свет.

 

В памяти остались навсегда названия островов: Канонерский, Елагин, Крестовский.

Самый большой остров, Васильевский, он расположен в дельте Невы. На нем расположен Университет имени Жданова, институты живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина, Горный институт имени Плеханова, Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Здесь же можно посетить музеи: Центральный Военно-морской музей, Зоологический, Горный.

Центральный Военно-морской музей на Васильевскеом острове возник одновременно с рождением регулярного русского флота. Со времен Петра Первого, у моряков сложилась традиция: находясь в плавании, собирать редкости и после возвращения приносить их в дар музею.

Стрелка Васильевского острова поразила Ростральными колоннами и видом на мосты.

На набережной Невы, стояло старинное трехэтажное здание, увенчанное легкой стройной башней. Это была знаменитая Кунсткамера, музей антропологии и этнографии имени Петра Первого.

Рассматривая в бутылях со спиртом, уродцев с двумя головами или с одним глазом, поражался шуткам матушки природы.

Петроградской стороной, называют часть города, расположенного на четырех островах: Петроградском, Аптекарском, Заячьем и Петровским. 

А  как музыкально звучали названия  мостов: Верхне-Лебяжий, Кокушкин, Поцелуев, Камаровский, Мало-Калинкин!

 

Через реку Фонтанку, по Невскому проспекту, положен Аничков мост, который украшают скульптурные группы укротителей коней. Они символизируют борьбу человека с дикими, необузданными силами природы. Нам пояснили, что рассматривать их надо против часовой стрелки, начиная от Дворца пионеров имени Жданова. Мост был открыт для движения в 1842 году.

 

Разводной, Большой Охтинский мост, который был открыт в 1911 году.

Через год, я много раз пересекал его, спеша к своей любимой на свидание.

 

Дворцовый мост, через реку Большая Нева, пролегал на оси Пушкинской площади и Дворцового проезда.
Разводной пролет, являлся первым в мировой практике случаем удачного решения принятой системы замыкания в трехаршинную арку. По размерам разводного пролета и сложности механизмов развода, этот мост один из самых значительных сооружений в Европе.

Как красив был один из шести висячих /цепных/ мостов –Львиный, который помог перейти Канал Грибоедова, от Львиного переулка к Малой Подьячей улице.

Как много их было пересечено в последствии, но я не осилил все, ведь их более шестисот.

 

Навсегда остались в памяти музеи.

Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи, в котором хранятся и экспонируются боевые реликвии русской армии, образцы отечественного вооружения,  трофейное оружие, предметы военно-инженерной и военной техники, воинские знамена, ордена, картины, скульптуры.

Государственный музей Суворова, где экспонируются уникальные картины, на которых изображены боевые походы русских войск в 18, начале 19 веков.

Здесь хранятся многочисленные трофеи, взятые русскими солдатами в боях под предводительством Суворова. Большое место, занимает обширная коллекция предметов и произведений искусства, связанных с жизнью и полководческой деятельностью Суворова.

И через два года, на этой улице, я, вместе с товарищами по службе, обеспечивал охрану общественного порядка, задерживал группу воров.

Государственный Русский музей, подлинное чудо, сокровищница национального искусства, крупнейшее собрание произведений русской живописи, скульптуры, графики и декоративно-прикладного искусства.

Музей был открыт в 1892 году.

В отделе древнерусского искусства 9-17 веков, представлены произведения мастеров Новгородской, Московской, Псковской школ живописи.

Отдел искусства 18 века, представлен художниками Антроповым, Рокотовым, Боровиковским, скульпторами Шубиным, Щедриным, Гордеевым, Мартосом.
Полотна художников 19 века, Угрюмова, Брюллова, Бруни, Пименова, запомнились своей реалистичностью, емкостью цвета, жизни утверждением.

Завораживали набережные города.

Адмиралтейская - расположенная на левом берегу Большой Невы, от Дворцового моста, до площади декабристов.
Фигуры львов, вычеканены из листовой меди, блестели отполированные человеческими руками и телами. Высокая  набережная, ограждена гранитными камнями парапетами.

Дворцовая набережная, расположена на правом берегу Невы, от реки Фантанки, до Дворцового моста. Она оформлена семью полукруглыми лестницами и спусками к Неве.

Не знаю почему, хорошо запомнил набережную Красного Флота, расположенную на левом берегу Большой Невы, от площади Декабристов, до Ново-Адмиралтейского канала. В дни блокады города, у стенки этой набережной, стояли крейсер «Киров» и другие корабли, которые огнем своих батарей, обстреливали позиции фашистов.

Красного кирпича, двухэтажное здание Дворца бракосочетания, влекло в свои резные двери.

Я еще не знал, что переступлю порог этого здания совсем скоро.

Словно звали в путешествие каналы города.

Зимняя канавка, соединяющая Неву с Мойкой.
Над ней, перекинуто три моста, Первый, Второй Зимний и Эрмитажный, над канавкой возведено здание Эрмитажного театра.

Кронверкский пролив, который в виде дуги, омывает северную часть Заячьего острова, на котором расположена Петропавловская крепость.

В крепости мы видели камеры, в который содержались декабристы, видели Монетный Двор, слушали полуденный выстрел из пушки.

Я готов был бродить по городу ночами. Но десять дней, пролетели одним мгновением, оставив на память несколько строк:

                    И буду говорить лишь да,

                    Я, покидая города.

                    И то, что будет в том беда,

                    Я не поверю никогда

 

Меня несколько расстроила поездка в Пушкино.
Очередь в музей была длинная, гид собрала с нас по рублю, передала кому-то на входе и нас, как группу иностранцев, пропустили вне очереди. К иностранцам тогда,  относились с уважением и почтением, а шепоток людей, стоящих в очереди:

-  Они одеты как мы, - меня не рассмешил, а разозлил.

 

Я не мог и представить, что через год, буду жить в этом прекрасном городе и встречу здесь свою любовь.

Именно Ленинград стал источником моего вдохновения:

                    Совсем не думал о награде,

           Когда писал о Ленинграде.

           Ему я благодарен тем,

           Что он, источник моих тем.

 

По приезду из отпуска, меня вызвали в политотдел УИТУ. В политотделе управления, мне предложили ехать учиться в Ленинградское высшее политическое училище МВД СССР.

Я написал рапорт, прошел медицинскую комиссию и стал готовиться к поступлению.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220980

 

               Высшее политическое училище МВД СССР

                                       Я жизнь свою, как календарь листаю,

                                       И дни счастливые, как красные считаю.

                                       Не то, чтоб черных, не имею я теперь,

                                       А просто, не желаю я потерь.

 

Июль 1974 года, подарил душные ночи, солнечные, с большой влажностью дни.

Ночами я читал и перечитывал учебник русского языка за десятый класс. Уже год, как я занимался на заочных курсах иностранного языка. Из Москвы мне присылали грампластинки и короткими ночами, я сверял свое произношение английских слов.

А днем, наш красавец Амур, шумел своими светлыми водами, звал на свои берега, где было так много красивых девушек.

Изумрудная зелень травы, которой быстро зарастали газоны, словно кланялась при моем появлении, шепотом раскрывая свои тайны. Как я понимал их рассказы.
Мне хотелось, чтобы и я, прижавшись к той единственной, взял в свои руки ее теплую ладошку, тихо рассказал ей свои мечты и переживания, выслушать ее ответы.

 

Сборы были не долгими, только в самолете казалось, что он летит бесконечное число часов.

Наконец самолет приземлился в аэропорту Пулково города Ленинграда. Выйдя на трап самолета, невольно остановился и подумал, что теперь, в этом чудесном городе, будет жить и учиться,  достойный своего отца, офицер.

Добравшись до станции метро Автово, вышел. Старые пяти этажные дома, а слева, до самого Финского залива, огромный пустырь, заросший густой травой.

Не очень долгий путь на трамвае и вот там, наверху, находится улица имени летчика Пилютова.

Немного удивило большое количество молодых русских женщин, с колясками, гулявших со своими детьми в парке, которым я поднимался к училищу.

Заглянул в одну коляску, другую.

Не сразу понял, что цвет кожи детишек, больше чем смуглый, это немного удивило.

На Дальнем Востоке в то время было мало иностранцев, а уж тем более  темнокожих. Поэтому к данной категории людей, мы относились с интересом и уважением, за их успешную борьбу с империализмом.

Территория училища огорожена кирпичной стеной, подходя к воротам, я увидел два, двух этажных здания, побеленных розоватым колером. Предъявив удостоверение, вошел на территорию.

Большой плац, по периметру которого росли деревья, был чист и безлюден. Пятиэтажное здание в форме большой буквой «П», расположенное с противоположной от КПП стороны полностью не достроено.

В кабинете на пятом этаже левого крыла здания, меня встретил подполковник, заместитель командира батальона по политчасти, Андреев.

Некоторое время молча изучал мои документы, внимательно поглядывая прямо в мои глаза, спросил:

Коммунист?

- С 1970 года.

- Общественной работой занимался?

- Был секретарем комсомольской организации.

- Петь, играть на каком-нибудь инструменте можешь?

- Играю на баяне, пишу стихи.

 

Андреев не удивился, но внимательнее посмотрел на меня, встал, прошелся по кабинету, остановился напротив меня:

- Вы приехали вторым из батальона. Первому я поручил быть старшиной батальона, а Вы, будете парторгом батальона.

 

У меня по спине словно пробежали мурашки.
Невольно вспомнил отца, его напутствие в дорогу и то, что с 1944 до 1952 год, мой отец был парторгом батальона НКВД.

Андреев продолжил:

- Приехало по пять кандидатов на одно место, придется показать не только отличные знания предметов, но и хорошую физическую подготовку. Ну, об отменном здоровье, отдельный разговор. Сам куришь?

- Трубку.

Андреев с удивлением посмотрел на меня, улыбнулся:

- Значит комиссар Мегре?

Я промолчал.

 

В течение недели, мне пришлось принимать документы у всех шестисот кандидатов, направлять к старшине батальона, разъяснять правила поведения в стенах училища.

Требования медицинской комиссии были более чем жестокие. Однако мне удалось преодолеть это сито.

После прохождения комиссии, осталось четыреста кандидатов.

Кроссы, подтягивание на перекладине, стрельба из пистолета – отсеялось еще более ста человек.

И вот главное испытание, вступительные экзамены.
О своих переживаниях в это время поделиться было не с кем. Все вели себя достойно, сдержанно, хотя было видно, что при получении билетов с вопросами, руки у некоторых подрагивали, отвечая на вопросы, отдельные терялись.

 

Первое построение слушателей шестого батальона, было торжественным и каким-то семейным.

Пять групп, стояли колоннами по четыре в плотном строю. Только форма немного отличалась.

Было две группы офицеров внутренней службы, в зеленой, армейской форме и три группы офицеров милиции.

Не думал я тогда, что через десять лет, сам стану носить милицейскую форму.

Первые дни учебы были трудными. У всех нас был перерыв в обучении, поэтому приходилось заново привыкать вести конспекты, готовиться к занятиям, вычитывать главы учебников и первоисточники классиков. Количество часов по предметам права, было равным с объемом Ленинградского университета. Кроме того, были предметы и второй нашей специальности.

В дипломах у нас потом указали, юрист  – политработник.

 

Занятия проходили с 9 до 16 часов. В выходные дни патрулирования, Раз в месяц, дежурство по батальону.

С первого дня учебы, я старался подробно писать свои конспекты на лекциях. Поэтому при подготовке к семинарским занятиям, мне было легче освежить свою память из учебников.
На семинарах я всегда сам, поднимал руку, стараясь отвечать шире, чем нам давали на лекциях. Уже через месяц, меня стали узнавать преподаватели, что, в общем-то, не давало возможности расслабиться, необходимо было быть готовым к ответу постоянно.

Но зато на экзаменах, стало гораздо легче. Мне практически не задавали дополнительных вопросов. На все экзамены я входил с первой пятеркой, отвечал первым или вторым. И потом, практически весь день, был свободен.

По огневой и физической подготовке, я не отставал от товарищей.

Стрельба из пистолета «Макарова» стала моим увлечением на всю жизнь. Начальник кафедры огневой подготовки, заметил мои успехи.

Сам полковник Михалев, в годы войны, служил в СМЕРШе /смерть немецким шпионам/

Он научил меня правильному владению оружием, научил любить оружие и не боятся людей с оружием.
Во время поступление в училище, все мы жили в общежитии. После зачисления, нам разрешили проживать в городе, на квартире.

С одним из своих сокурсников, капитаном Толиным из Кемерово,  проехали на электричке в село Володарка. Там, в доме с печным отоплением, у одной пожилой женщины, сняли комнату.

Огромную печь, заменившую полностью стену с соседней комнатой, приходилось топить два раза в день. Мы с удовольствием, пилили и рубили дрова, а хозяйка, с улыбкой поглядывала на нас, называя сынками. Своих детей у нее не было.

Каждое утро, на первой электричке, мы ехали в училище. В портфеле лежали конспекты, учебники, небольшой термос с чаем и огромный бутерброд с охотничьей колбасой, которую очень любил.

Зима расщедрилась на снег, однако, он лежал не долго. Уже к обеду, на тротуарах была мокрая кашица, а к вечеру стояли лужи воды.

Через день, небольшой мороз превращал тротуары в каток, падал снег, и все повторялась.

Большая влажность меня не беспокоила. В Хабаровске летом, влажность доходила до девяносто пяти процентов.

Но такие, как в Ленинграде, перепады, то тепло, то мокро, было неприятно и как-то угнетало. А тут, как назло, появились боли в коленных суставах и шее.

Сказывалось обморожение в период жизни на Колыме. Остиохандроз прогрессировал, шея, при повороте головы, чуть слышно поскрипывала, однако жаловаться мне не хотелось, обострение я переносил на ногах, поглядывая на мокрые ботинки, которые за ночь на печи ссыхались, а днем, в мокрой жиже, становились огромными, мокрыми и тяжелыми.

Постоянные переезды на электричке и пустая трата трех часов в день, стала угнетать, я решил сменить место проживания. У одной из дворников, в районе станции, узнал, что сдается квартира на улице Партизана Германа.

Семья морского офицера проживает в Мурманске, летом, приезжает только их мать с внуком Пашей. Зайдя в квартиру, познакомился с хозяйкой. Вместе поехали в центр регистрации, где заключили с ней договор, и я прописался на период учебы.

Платил я за квартиру 50 рублей. Оплачивал за свет и газ. Из ста пятидесяти рублей, по тем временам, это было совсем не много. Оставшегося, хватало на еду, кинотеатр и двух литровую банку разливного пива по субботам, одежду я не покупал, больше ходил в форме.

В училище, Андреев мне поручил руководить хором батальона и эстрадным оркестром.

Сам я до этого, никогда не играл на гитаре. С помощью курсанта второго батальона Сергеева, освоил бас-гитару.
Наш оркестр выступал на смотрах художественной самодеятельности учебных заведений города Ленинграда. В целях привлечения в батальонную художественную самодеятельность девушек, несколько раз выступали в молодежных общежитиях.

Близился смотр, посвященный очередному съезду Коммунистической партии, каждый день были репетиции хора.
Из ста пятидесяти слушателей, отобрали сто человек, разбили их на два голоса.

Мне очень много помогали, окончившие музыкальную школу по классу фортепьяно Кувшинов и по классу баяна Федотов.

Очень многому я у них научился, терпению, пониманию слаженности музыки и голоса, умению создавать великолепное звучание песни.

На смотре эстрадных оркестров учебных заведений МВД СССР, наш оркестр в 1975 году, завоевал призовое место, а его участники и я в том числе, получили дипломы третьей степени.

Андреев, пригласил в училище на 23 февраля, известного поэта, Всеволода Рождественского. Я с большим удовольствием слушал его стихи.

После встречи с поэтом, я осмелился, прочитал ему свои:

                             С собой наедине ведь не соврешь,

                                      не скажешь, шутка.

                    Среди друзей при встрече,

                                     сыплю прибаутки.

                В потоке бытия                                          
                                                себя не понимаю,

                    В ударах разных бед,

                                        обиду я глотаю.

 

Всеволод Александрович молча послушал, подписал мне книгу о видах Ленинграда со своими стихами и остался в моей жизни навсегда.

После переезда в новую квартиру, каждое утро в шесть часов, выбегал на зарядку в место, где так и остались заросшие линии окопов.

Это был когда-то город Урицк, где в 1941 году проходила линия фронта, он не так давно вошел в черту города.
Повезло многочисленным цыганам, проживавшим в близ лежащих селах, стать жителями города Ленинграда.
Много раз, при несении службы по охране общественного порядка, нам приходилось сталкиваться с преступлениями совершенными цыганами.

И никогда, они не давали показания в отношении своих, даже, если были совершены убийства.

За первые месяцы учебы, я подружился с Юрой Бочковым, приехавшим на учебу из города Красногорска, из-под Москвы. Его жена, устроилась на работу завхозом в школу, им дали квартиру на первом этаже школы, и часто, когда я шел на занятия, то заходил за Юрой.

Иван Маглели, по национальности болгарин. Его родителей в годы войны, переселили в Казахстан. Проживал он в коммунальной квартире на три семьи. Рядом с его комнатой, жили муж и жена. Ее звали Полина, она была значительно старше нас с Ваней, но, видимо, я ей чем-то понравился.
В очередной раз, зайдя к Ивану домой, Полина сказала:
- У нас, на прядильно - ниточном комбинате имени Кирова, работают красивые и умные девушки, хочешь познакомлю?

Я не ответил ни да, ни нет.

Через несколько дней, Иван сказал мне, что Полина купила два билета в театр имени Комисаржевской, где будет и девушка, по имени Лида, с которой меня хочет познакомить Полина.

Это была моя судьба та, что я искал всю жизнь!

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230203

 

                                          Мысли вслух.

 
                                                     Ленинградские белые ночи,

                                                     Коротки как вы были тогда.

                                                     Я смотрю в твои милые очи,

                                                     И хочу, чтоб так было всегда.

 

Помощник мастера Такаев, отрегулировал станок и повернулся к холстовщице, обслуживающий этот и еще три станка. Перед ним стояла среднего роста, худенькая девушка двадцати трех лет. Ситцевый халат, который ей служил спецодеждой, не мог скрыть прекрасно сложенную фигуру.

Такаев посмотрел на Лиду снизу вверх.

Халат не доходил до ее колен, ноги прямые, стройные. Вот Лида идет вдоль станка, устанавливая новые шпульки, Вот она наклоняется, подол халатика поднимается все выше.
Токаев затаил дыхание, шире открыл глаза.

Сильный шлепок по шее привел его в чувство. Невеста Такаева, Катя, небольшого роста, черноглазая, с прямым каштановым волосом, посмотрела на него, своей ладонью, шутливо прикрыла Токаеву глаза.

-Лида! Зуева! - стараясь перекричать шум станков, крикнула Катя.

Лида услышала, повернулась, пошла на встречу.

Катя толкая в спину Токаева, не громко сказала:

- Не пускай слюну.

Токаев успокаивая Катю, поцеловал ее в щеку и посмотрел на Лиду.

Мощные лампы, освещавшие огромный цех, создавали иллюзию бесконечности и из этой бесконечности, выплывало сказочное создание.

Круглое лицо с небольшим подбородком, аккуратный прямой нос, четко очерченные ярко красные губы, похожие на лепестки розы, не знавшие губной помады. Глаза, словно звезды в ночном небе, блестящие, с зеленцой, а ее волос...
Темно-коричневый, почти черный, мелкими кудрями ниспадавший на плечи, подрагивал, в такт ее движению.
 Будто этот волос, жил своей жизнью, привлекая внимание мужчин, да и зависть отдельных женщин.

 

Катя, невольно потрогав свои тонкие, прямые волосы, с сожалением вздохнула и пошла навстречу к Зуевой.
- Мне Полина сказала, что ей нужно два билета на 7 марта для офицеров, с которыми она хочет познакомить тебя. Ты об этом знаешь?

Лида улыбнулась, кивнула:

- Полина неделю назад, покупала билеты Свете и Лене в кинотеатр на Автово, туда приходил Иван, а второй, был на службе. Вот теперь Полина хочет меня познакомить, нахваливает какого-то Володю.

История небольшого, на 916 мест, Государственного драматического театра имени Комиссаржевской В.Ф., началась в середине девятнадцатого века, когда по проекту архитектора Желязевича, на Невском проспекте было построено здание «Пассажа».

По сторонам крытом стеклом галереи, были расположены тогда магазины, рестораны, кабинет - музей восковых фигур, а на бельэтаже, примыкавшем к Итальянской улице, сейчас улице Ракова 19, был устроен театральный зал.

Большая группа молодежи, собралась у стойки буфета. Пили лимонад, подшучивали над Бондаревым Володей, женихом подруги Зуевой, Надежды.

Бондарев, расталкивая плечами людей, подошел в Лиде, взял из ее руки стакан с водой, выпил, протянул ей пустой.
Лида, привыкшая к такому поведению, не удивилась, заразительно рассмеялась, повернулась к Михаилу. Старший лейтенант молча стоял поодаль. Он давно и безуспешно ухаживал за Лидой.

Отодвинув в сторону Михаила, к Лиде подошел Иван Маглели:

- Ты Володю видела?

Лида с удивлением посмотрела на Ивана:

-Да ведь я его и не знаю!

Раздался третий звонок, все дружно расселись на свои места в зрительном зале.

 

А в это время, Виноградов Володя, недавно сдавший дежурство в батальоне, спешил на спектакль. 

Перепрыгивая через ступеньку на эскалаторе, он который раз, доставал билет и смотрел – балкон, первый рад, 13 место.
Билеты под таким номером, часто попадались Виноградову на экзаменах, но эта была цифра везения. Ведь и его мама, Валентина Егоровна, родилась 13 июля.

Сердце Володи, резко сжималось и, словно останавливалось, Володя чувствовал, что должно случится что-то неожиданное, новое и весьма важное.

Так уже с ним бывало, предчувствие нового, или опасности, никогда его не подводило, а помогало быть готовым к любым неожиданностям. Но то, что случилось в этот вечер, было просто чудом.

К началу спектакля Виноградов опоздал. Первое действие было в полном разгаре.

На сцене, невеста перебирала женихов, а Володя вглядывался в зал, взглядом, разыскивая Лиду, о которой так красиво и так много хорошего, говорила ему Полина, соседка Ивана Маглели. Первое действие тянулось бесконечно, наконец, антракт, люди потянулись в буфет:

- Володя! – услышал Виноградов голос Ивана, - Лиду видел?

Володя с удивлением посмотрел на Маглели:

-Да ведь я с ней не знаком.

Маглели молча повернулся, взял Виноградова за рукав и потянул за собой.

В буфете была масса народу, однако внимание Володи привлекла группа молодежи окружившей одну девушку.

У Володи перехватило дыхание, это была девушка его мечты, которая так часто приходила к нему во снах, встречу с которой он искал так давно.

Иван подошел к Зуевой, что-то сказал ей.
Лида повернула лицо в сторону Виноградова, улыбнулась.

Такой улыбки Володя не видел в своей жизни. Четко очерченные губы, влекли к себе, от них невозможно было отвести глаз. В этой улыбке было что-то не земное, вернее что-то сказочное. Невольно, в голове Виноградова возникли образы колдуний и фей, потом, почему-то, возник образ огромной грациозной кошки, которая едва уловимым движением губ, улыбнулась Виноградову.

 

Голос Зуевой, словно серебряный родник, отбросил в сторону сор иллюзий, дал способность Володе воспринимать окружающий его мир.

-Попить не хочешь? – спросила Лида.

Володя молча протянул руку.

 

Отведя в сторону руку Володи, Бондарев забрал стакан с лимонадом, быстро выпил и отошел в сторону.

Володя, ошарашенный таким бесцеремонным поведением не знакомого ему парня, не успел удивиться, но заметил, что Лида, восприняла такое поведение парня, спокойно.

Раздался первый звонок.

- У нас второй ряд, пойдем с нами? – спросила Лида.

 

Володя молча кивнул, пошел следом за Лидой, любуясь ее точеной фигурой и шелком бесконечных завитков ее волос.

Виноградов не мог понять, что же его еще заворожило в этой девушке?

Глаза, бездонные, блестевшие как звезды в ночном небе или, то, что ее глаза светились зеленым цветом, как у огромной кошки.

Старший лейтенант, увидев, что рядом с Лидой сел парень, потоптался у начала ряда, ушел.

 

Начался спектакль.

На сцене отставной прапорщик подергивал ногой, нашептывая невесте слова любви, а Володя, не отводя глаз от лица Лиды, все старался унять громкий стук своего сердца, чтобы не услышала она, и повторял про себя:

- Это она, это она…

 

Зуевой было приятно внимание этого высокого, плечистого парня. Ей понравилась его выдержанность, подтянутость. Рядом с ним, возникала уверенность, спокойствие. Вот только то пристальное внимание, которое Володи оказывал ей с первой минуты их встречи, несколько смешило.

Зуева повернула свое лицо в сторону Володи. Он внимательно, почти не моргая, смотрел в глаза и, кажется, заглядывал в самую душу.

Лида улыбнулась, глазами показала в сторону сцены, но и сама, внимательно посмотрела на Володю, потом медленно повернула голову.

Володя, не отводя глаз, повторял про себя:

             

         Театральная встреча?

                                  Ну что я отвечу,

          Был вечер как вечер,

                                  хотя не совсем.

          Следил я за нею,

                                  смотрите, бледнею, 

          Когда говорю вам

                                  о случае сем.

         Сидел я у сцены,

                                  о, это бесценно,

        «Женитьба»

                                  по Гоголю шла.

        Первое действие

                                 я все бездействовал,

        И не накапливал

                                 зла.

 

После окончания спектакля, у раздевалки, старший лейтенант потоптался рядом с Лидой, но, увидев, что к ней подошел Володя, молча отошел в сторону и исчез из их жизни.

Пешком шли до Московского вокзала, Володя, помогая Лиде войти в автобус, который увозил ее на Большую Охту, просил прийти на свидание на эту остановку 9 марта.
Зуева молча кивнула и скрылась среди подруг. Володя еще долго смотрел вслед автобусу и подумал, а слышала ли Лида его слова?

Наступило 8 марта, Володя очень хотел увидеть Лиду, но что сделаешь, служба. Исполняя  возложенные на него обязанности, Виноградов твердо решил, что завтра, он сделает предложение девушке, которую он искал так много лет, хотя и видел   первый раз.

И вот, 9 марта 1975 года, Московский вокзал, большое круглое здание выхода из метро, знакомая остановка.

Вот и 14 часов.

Ее нет.

А мимо, проходит бесконечное число людей, поглядывая на стоящего неподвижно парня.

Дамы, исполняющие определенные обязанности за оплату, через пятнадцать минут, обратили внимание на Володю, наперебой предлагая свои услуги. Он так посмотрел на жриц любви, что больше предложений не поступало.

Прошел еще час, ее не было.

 

Володя на знал адреса, где проживала Лида. Володя не спросил номера телефона ее общежития, но в голове, вдруг возникло невысокое розовое здание общежития на Большой Охте, мимо которого Виноградов проезжал с экскурсией на завод минеральных вод – «Полюстрово».

 

Не было разочарования, злости, а все больше укреплялось желание, обязательно увидеть Зуеву, сказать ей о своей любви.

                           Тут у Московского вокзала

                  Ждал три часа. Тебе что, мало?

                  И в этот день в любви признался,

                  И с одиночеством расстался.

 

Из окон гостиницы, что была через улицу, из какого-то номера, на него показывала пальцем раскрашенная дама, что-то рассказывая невидимому собеседнику, громко смеялась.

Прошло еще полчаса, подошел очередной автобус, из него выпорхнула она, улыбаясь, подошла, поздоровалась.

 

Они долго бродили по городу.

Технологический институт, Смольный, Больше Охтинский мост.

Постояли на мосту. Лида подошла к перилам, облокотилась на поручни, наклонилась над Невой.

Тоненькая грациозная шея, открылась взгляду Виноградова, была так красива и влекла к себе, что Володя не выдержал, осторожно, губами прикоснулся к ней.
Лида вздрогнула, но не оттолкнула.

Прогулка продлилась долго, стемнело, когда Володя негромко признался в своей любви.

Лида долго молчала.

Володя, не надеясь на утвердительный ответ, спросил:
-Если ты согласна, поцелуй меня.

Пауза длилась бесконечно.

Потом, Лида потянулась к Володиной щеке, короткий поцелуй.

 

Через много лет, Лида призналась, что она не хотела идти на встречу с Володей, но девчата, слышавшие просьбу Виноградова прийти на свидание, просто вытолкали ее из комнаты.

Лида позже рассказала, что, давая согласие на регистрацию брака, она еще не любила Володю. Он ей понравился, ей было с ним интересно, спокойно.

Однако в это время у нее был парень, тот старший лейтенант.

Что же соединило Зуеву и Виноградова?

 

Только через некоторое время, Лида первый раз сказала Володе:

- Я люблю тебя!

 

Заявление подали в Загс Красносельского района, регистрацию назначили через два месяца.

А в субботу, гуляя по Набережной Красного Флота, Володя увидев Дворец бракосочетания, предложил Лиде зарегистрироваться здесь.

Вошли внутрь.

Парней и девушек, желающих соединить свою жизнь в одно целое, было очень много. Однако у Зуевой и Виноградова, был уже некоторый опыт заполнения анкеты вступающего в брак. Они первыми заполнили свои графы и вне очереди вошли в кабинет к заведующей.

Им была назначена дата регистрации – 31 мая!

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230204

 

                                         Товарково.

 

                                                  Оглянусь назад

                                                       в даль счастливых дней,

                                                  Яблоневый сад

                                                       все поет о ней.

 

Начало апреля было холодным и ветреным.
Сильный ветер, гнал из Финского залива воду в русло реки, словно создал водную платину в нижнем течении. Река Нева вспухала на глазах, словно сдобное тесто.

Вот вода поднялась выше ординара, вон она ручейками, побежала по набережной. Вот мощные струи воды, хлынули в подвальные и полуподвальные помещения домов, в которых располагались многочисленные магазины и учреждения.

Лида знала, что Володя со своими товарищами, вторые сутки дежурит  в городе ночами, обеспечивая охрану общественного порядка и сохранность социалистического имущества.

Спасая от наводнения имущество, им самим приходилось выносить из магазинов продукты питания, всевозможные ценные вещи. Находились люди, которые хотели поживиться на несчастье других.

Володя позднее рассказал, что их группе, удалось задержать мужчину, который воровал из полузатопленного магазина товары, а в соседнем магазине, они с ребятами задержали любителя спиртных напитков, который выносил мешок, до верха набитый бутылками водки.

А еще через день, Нева успокоилась,  сообщения по радио об уровне воды выше ординара, перестали звучать.

Экскурсия по Пушкинским местам работниц прядильно-ниточного комбината имени Кирова, удалась на славу.
В огромном автобусе, был только один представитель мужской половины человечества, Виноградов.

Володя сидел у окна автобуса, и с интересом поглядывая в окно, не выпускал из своей руки, теплую ладошку Лиды.
В салоне рассыпался смех женщин, здесь были и молоденькие, недавно работающие на предприятии девчата и мастера своего дела, отработавшие не один десяток лет. Многие обратили внимание,  как бережно Володя относится к своей невесте и им, безусловно, нравилось это.

Вот автобус остановился.

Серые стены Гатчинского дворца, казалось, давили на человека. Все здесь было громоздкое, могучее и очень серое.
Это, казалось, было создано для того, чтобы человек почувствовал всю свою незначительность и никчемность.

Тенистый парк, с многочисленными мостиками, каналами, полными воды, несколько скрашивал впечатление.

Однако самым светлым впечатлением Лиды, за время экскурсии, был маленький, побеленный известью, домик станционного смотрителя, описанный Пушкиным.

Невольно, Лида подумала, о том, что и ей придется уехать далеко-далеко от родителей, любимого города Ленинграда, через весь Советский Союз - на Дальний Восток, которым и сейчас пугают обывателей, рассказывая, что там, в основном проживают бывшие осужденные, а по населенным пунктам, даже днем, гуляют волки и медведи.

 

Грустные мысли мелькнули в ее голове и пропали.

Подошла Тамара, воспитатель общежития и, обратившись к Володе, спросила:

- В городе объявлен конкурс на лучшее общежитие. Ты не поможешь со своим оркестром провести  показательное выступление художественной самодеятельности с нашими девчатами?

Володя приезжал в их общежитие и, встретившись с Лидой, заходил в кабинет воспитателя, где они с Тамарой писали сценарий выступления, в котором было много стихов, написанных Володей.

Концерт удался на славу.

Придирчивая комиссия, с удовольствием выслушала эстрадные песни, в исполнении девушек, под сопровождением вокально-инструментального оркестра шестого батальона Высшего политического училища МВД СССР, которым руководил В.Виноградов. 

В смотре-конкурсе молодежных общежитий города, общежитие прядильно-ниточного комбината имени Кирова, завоевало первое место.

Володя предложил Лиде поехать к ее родителям, познакомиться.

Заранее купили билеты до Москвы, там, на метро от Ленинградского, проехали на Курский вокзал и через три с половиной часа, город-герой Тула.

Вышли из вагона, на часах четыре утра, трамваи до автовокзала, еще не ходят, решили немного погулять по городу.
Широкие темные улицы, слегка освещенные редкими фонарями. По проезжей части, идет одинокая парочка.

Высокий парень крепко держит свою подругу за руку и молчит. Она, искоса поглядывая на него, думает о том, как Володя поведет себя с ее родителями?

 

А Виноградов, стараясь запомнить только что сложенные строки, повторял про себя:

 

 

 

 

                     Уже забыл, где был,

                           забыл все встречи.

           Спешил попасть сюда,

                           скоро ли вечер.

           С друзьями говорю,

                          в мыслях,

           Встретил ее,

                           на днях.

 

С первым трамваем приехали к автовокзалу. Когда переходили площадь, Володя обратил внимание на памятник защитникам города-героя Тулы и вспомнил о том, как отец рассказывал о войне и защите этого города. Как интересно связаны судьбы семьи Зуевых и Виноградовых.

Свежий утренний ветерок, запутался в кудрявой голове Лиды, а она, протискиваясь через скопление людей, пыталась отыскать кассу, где продавали билеты на автобус до Богородицка.

Однако очередь двигалась очень медленно и билет удалось приобрести только в 12 часов.

Автобус, словно океанский корабль, медленно тронул с места и за окном, замелькали улицы Тулы.
Вот уже видны на окраине частные дома и, наконец, бесконечные колхозные поля.

Володя с удовольствием смотрел на ухоженные сады. Плодовые деревья и кусты, уже расцвели и деревья яблони выглядели, словно невесты в подвенечном наряде.
А какой запах проникал в открытые окна автобуса!
Немного сладковатый, казалось, он был густой, его можно было ощутить языком. На губах, появлялся привкус нектара, или это оседала дорожная пыль?

Через два часа, районный центр город Богородицк.
Проехали мимо огромного пруда, через который перекинут длинный мост. Высоко над прудом, возвышается величественное сооружение, которое было когда-то дворцом.
Лида шепнула, что это был дворец графа Бобринского, незаконного сына императрицы Екатерины.

Новая пересадка и небольшой автобус повез их в поселок Товарково.

А вокруг, бесконечное количество терриконов, выработанной породы, оставшейся после закрытия шахт. Рядом с искусственными сопками, притулились по два-три десятка маленьких домов, в которых до сих пор, проживали семьи шахтеров.

На полях, большое количество тракторов, видны спины колхозников, высаживающих сахарную свеклу.

 

Володю поразил цвет почвы. На Дальнем Востоке земля с глиной, рыжеватая, а здесь черная, словно уголь антрацит.
Лида объяснила, что это чернозем.

Вышли из автобуса, Володя посмотрел по сторонам, там, внизу за рекой Уперта, улица «Третье общество», где его ждали родители Лиды.

Склон глубокого оврага, был засажен деревьями, которые сплелись ветками и казались одним живым существом, скрывающим за своей спиной, страшную тайну. Не высокие деревья покачивали вершинами, призывая окунуться в прохладу.

Солнце ласково грело спину. По узкой тропинке Лида шла впереди, а Володя, любуясь прекрасной фигурой своей невесты, пытался прогнозировать встречу с будущим тестем и тещей.

Роща, или как ее назвала  Лида, посадки, неожиданно кончилась и перед Володей, открылся мостик, перекинутый над небольшой речушкой. На рельсах, настелены тоненькие доски, которые прогибались под тяжестью тела. Внизу, в невысоких берегах, текла река Уперта. Все казалось основательным, чистым, истинно русским.

По крутому склону глубокого оврага, медленно поднимались вверх. Вот хрустальный родник, заботливо огороженный бетонными кольцами, вот труба, из которой, весело звеня, льется серебряная вода.

Вот тропинка, по которой много лет, бегала за водой к роднику Лида.

Лида, со смущением оглянувшись на Володю, открыла калитку, вошла во двор. Сбитая из строганных досок, широкая входная дверь в дом, была закрыта, там, где должен быть навесной замок, из проушина торчала деревянная палочка.
В то время, в деревнях, двери на замки не закрывали.

Володя, глубоко вздохнув, посмотрел по сторонам.
Как красив был цветущий сад. Огромные деревья вишни, прижавшись к стене дома, были осыпаны розоватыми цветочками.

А яблони! Володя прикрыл глаза? Длинные и мохнатые ветки яблонь были осыпаны крупными белыми цветами. Они уже отцветали и отдельными лепестками медленно летели на земли, превращаясь в белый, сказочный ковер. А по этому ковру, переговариваясь между собой, медленно бродили ярого красного цвета куры, десятка два цыплят, да десяток утят.

 Осматривая это райское место, Володя подумал, что здесь не хватает только Адама и Евы.

Володя оглянулся на Лиду и замер. 

Ее кудрявая голова и плечи, были осыпаны лепестками цвета яблони. Зеленоватые глаза, завораживая его, призывали к себе. Худенькие руки, словно превратились в крылья ангела и несут его, вместе с ней, сквозь этот вечный сад, в светлую жизнь.

Через двадцать лет, вспоминая этот день, Володя написал сонет,  посвященный старому яблоневому саду:

 

             Там я не был много лет.

             И тебя там тоже нет.

             Только помнится он прежним,

             Как цветов тех майский цвет.

 

             Звездами глаза блистают,

             Год за годом пролетает,

             Дети выросли давно,

             Майский цвет не облетает.

 

             Ждем с ним встречи мы без боли,

             У него не сладка доля,

             Умирает день за днем.

             Говорят, то божья воля.

 

             Наш прекрасный старый сад.

             Встретиться с тобой я рад!

 

Это странное наваждение не проходило и в последующие два дня.

Скрипнула калитка у летней кухни. В сад вошел не высокого роста, кряжистый, круглолицый мужчина, стриженый пол «ноль», с добрыми и немного раскосыми, как у Лиды, глазами. Едва отросшие волоса, отдавали черным цветом, глаза ласковые, взгляд внимательный и спокойный.

Володя обратил внимание на его походку. Его левая нога плохо сгибалась и мужчина заметно волочил ее. А его руки…

Не крупные, с короткими пальцами, натруженные, с большими мозолями на ладонях в больших и маленьких трещинках, розоватые и даже на взгляд, очень теплые.

- Василь Петрович, - представился он, широко улыбнувшись Володе

Володя протянул руку, потом подошел ближе, обнял.

- Здравствуй, отец, ответил Володя.

 

Он с первого дня знакомства, называл родителей Лиды, отец и мать.

От отца пахло парным молоком, вареной картошкой и еще чем- то сладковатым, как потом Володя понял, запахом хлева и животных в нем.

Хозяйство у Зуевых было большое.

Два огромных кабана, бычок, пятнадцать баранов, гуси. Это не считая кур и уток. Все заботы по скотине, лежали на нем.

Володя тогда еще не знал, что Василь Петров, как все называли его в деревне, не имел левой ноги. Пятнадцать лет назад, на станции Узловой, случилась авария.

По склону покатилось несколько сцепленных вагонов. Была угроза, что погибнет много народу.

Зуев, схватив стальной «башмак», побежал рядом с вагонами. Ему удалось подсунуть этот башмак по вагон, но, споткнувшись, он упал и левая нога попала под колесо железнодорожного вагона, отрезав ногу по самый пах.

И вот теперь, Василь Петров, ежедневно, с пяти утра до двадцати четырех часов, прицепив протез, трудился то в огороде, то на поле, то обихаживал скотину.
Пенсия маленькая, мать в колхозе зарабатывала мало, весь небольшой достаток только с домашнего хозяйства.

А еще через час, Володя и Лида пошли в колхозный телятник, где работала мать Лиды, Анна Дмитриевна.

Медленно вышли со двора, совсем рядом, огромное поле, засаженное сахарной свеклой. Метрах в трехстах, несколько домов.

- Комаровка – сказала Лида, а там, за посадками, Кабановка.

Дома были не большие, но крепкие, окруженные большими садами и огородами. А еще дальше, в поле, Володя увидел террикон старой, давно выработанной шахты.

Луг у дома Зуевых, покрыт цветами луговой ягоды.
Дорога круто спускалась вниз, это был словно туннель. Мягкий чернозем, уносили прочь на колесах проезжающие автомашины и дорога все глубже, опускалась вниз, образуя по сторонам, черные стены. Сильные дожди, размывали освобожденную от травы, податливую землю, образовывался еще один овраг, пока маленький, а с годами…

Подошли к телятнику, вошли внутрь, в нос ударил резкий запах навоза.

Из полутьмы, вышла женщина. Обняла и поцеловала Лиду, подошла к Володе, поцеловала в щеку его.

Это было немое признание своим.

Через десять минут, все вместе медленно поднимались к дому. Анна Дмитриевна рассказывала Лиде последние деревенские новости, поглядывала на Володю.

А Володя, сразу заметил сходство матери и дочери. Волос у матери черный, волнистый, помеченный множеством серебряных линий. Глаза не крупные, восточные,  с поволокой. Лицо миловидное, но затронутое множеством мелких морщин.
Похоже, была в крови Зуевых и татарская линия.

Вечером собрались родственники.

Дом, состоял из кухни и большой, по тем понятиям, шесть на восемь, комнаты.

Один был недостаток, пол к комнате был выше, чем на кухне, в толстой стене, дверной проем не высокий, входя в комнату, Володя склонился, но явно не достаточно. Сильный удар, потемнело в глазах, Володя от боли присел. Подбежала Лида, мать, стали осматривать голову. Из рассеченной кожи выступила кровь, а затем, медленно вылезла огромная шишка.

В очередные приезды в деревню, на протяжении двадцати пяти лет, Володя еще много раз, ударялся головой о низкий проем.

За большим столом собралось много народу. Сестра Анны Дмитриевны, приехала из пригорода Богородицка, «Шахты», там Лида работала на электроламповом заводе. Там ее восемнадцатилетнюю, избрали депутатом городского Совета народных депутатов. С этого завода, Лида уехала жить в город Ленинград.

Из поселка, пришел двоюродный брат отца, со станции, двоюродная сестра Лиды, тоже Лида, с мужем.

Приготовлена была картошка с мясом, тушеная капуста, стояли всевозможные соления, но Володю поразили размеры соленого сала. Тонко нарезанное, нежно белое, от розовой тонкой шкурки и до края, оно достигало ширины его ладони.

Такого сала Володя не видел никогда.

На протяжении многих лет, отец ежегодно, присылал на Дальний Восток, полную посылку этого сказочно вкусного сала. Да еще, присылал посылку с домашним коньяком.

Этот коньяк, в том первый вечер, сыграл с Володей странную шутку.

Вкусом и цветом, он действительно напоминал коньяк. Пить его было приятно. Кроме привычного, коньячного букета, в нем было еще что-то не уловимое.

Позднее, Володя узнал, что  семидесятиградусный самогон, мать настаивала на тринадцати ингредиентах, в том числе и на зверобое, гвоздике, древесном угле, индийском чае, дубовой коре.

За столом сидели долго, выслушали историю семьи Виноградовых, рассказали о семье Зуевых, соседях, Тульском крае.

Виноградов складывал строки:

 

А как прекрасны Тульские сады,

Где с соловьями я встречал рассветы,

Где выслушал крестьянские советы.

Где стали волосы у матери седы.

 

В рассказах Лидиных родителей, Володи услышал много нового для себя. Ему особенно нравился говор матери и отца, которые иногда проглатывали окончания слов и говорили: « Пойде, бывае, помаленькю, потихонькю, улица Комарёвка, свою называли «Попугаевка».

Володю приняли в свою семью, а он, с большим уважением, хранил в своем сердце любовь этих крестьян, настоящих, открытых русских людей, на которых и держится вся Россия.

Решили, что мать приедет на их свадьбу в Ленинград. А через день, Володя с Лидой вернулись домой, и начали готовиться к свадьбе.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230205

 

                      Ленинградские белые ночи.

 
                                            Давно не разговаривал с тобой,

                                                          двойник зеркальный,

                                  Так много нового со мной

                                                          и путь мой дальний.

                                     Все больше трудные пути

                                                          и встречи, встречи,

                                            Что мне они дадут,

                                                                 в ближайший вечер?

 

Рита закрыла свой дневник и задумалась.
Уже много лет, она записывает наиболее значимые события своей жизни, вот и сегодня, написала о том, что ее брат, Володя, женится.

Рита вспомнила, как немногим более десяти лет назад, на улице Узловой, справляли ее с Валерием свадьбу.

Потом, рождение сына, Эдика. Переезд на Украину, к родственникам Валерия.

Не сложилась их совместная жизнь.

Рита много раз повторяла слова брата, что молодой семье, жить нужно отдельно от родителей.

Мама слишком часто, по поводу и без повода, вмешивалась в их с Валерием семейные отношения. Может быть эта, а может и слишком разные характеры, стали причиной разрыва.

Вчера пришло письмо от Володи, в котором он пишет, что встретил прекрасную девушку, регистрация брака назначена на 31 мая.

Мама написала ему, что пришлет денег на подарок, а он ответил, что лучшим подарком будет их приезд на свадьбу.
Завтра вылетаем в Ленинград.

Эдик как узнал об этом, каждый час напоминает, чтобы обязательно пойти на крейсер «Аврору», Дворцовую площадь. Он постоянно проверяет чемодан, в который упаковали его вещи.

Первым, кого она увидела в аэропорту «Пулково», был ее брат. Мундир на нем сидел как влитой, на него огладывались проходившие мимо девушки. А рядом с ним, стояла выше среднего роста, удивительно симпатичная девушка. Ее волос, мелкими кудрями, опускался на плечи, легкий сквозняк играл ее локонами.

Рита, скрывая от всех, давно писала стиха, вот и сейчас, она начала складывать строки о своей жизни.

Весь перелет, мама шептала Рите на ухо, что Володю окрутила какая-то ленинградка, встречались они так мало времени, Володя ее совсем не знает, какая у них будет жизнь, мучение.

Рита с не скрываемым любопытством, оглядела Лиду, а невеста Володи, бросилась к ним, как к родным, которых не видела много лет, ее, Риту чмокнула в щеку, подошла к маме. Такая простота и душевность, растопили сердце матери.
А через минуту, Лида с мамой разговаривала как родная, делились своим мнением о моде, толкотне в аэропорту, красоте города.

Рита, прислушиваясь к разговору, помалкивала. Только осторожно вставляла вопросы и внимательно выслушивала ответ.

Ведет себя Лида непосредственно, в разговоре применяет литературные слова, значит начитана.

Рита, стараясь не привлекать внимание, оглядела Лиду со всех сторон. Было в ней что-то восточное. Черноволоса, кудрява, немного раскосые глаза, небольшой рот, маленькие розовые уши.

Руки белые, с едва заметными мозолями, ногти обработаны, но не окрашены. Губы яркие, без намека помады, прикрывали ровные, небольшие белые зубы, которые отдавали жемчугом, когда будущая невестка что-то говорила.  Одета она была в приталенное шелковое платье,  с крупными красными цветами, по ее, Ритиному вкусу, несколько короткое. Но платье было красиво и открывало налитые, прямые и весьма красивые ноги невестки.

Когда Лида сказала, что через два дня, из села Товарково, Тульской области, приезжает ее мать, Анна Дмитриевна, Рита перестала волноваться за Володю.

От этой девушки, веяло здоровьем и уверенностью.
Уже подъезжая к дому, где жили Володя с Лидой, Рита заметила, что и мама, Валентина Егоровна успокоилась и вела себя, словно Лида было ее младшей дочерью.
А Лида теребила Эдика, который широко раскрыв глаза, погладывал сначала в окно автобуса, потом на убранство станций метро, а потом и на высокий, да длинный дом, в котором проживал его дядя Вова и эта веселая тетя Лида.

В воскресенье, Рита, Володя, Лида, с большой группой девчат с прядильно-ниточного комбината, выехали на экскурсию.

Из окон автобуса «Икарус», Рита увидела улицы этого удивительного города, который сами жители, назывании не иначе как Питер. Ровная гладь Финского залива, манила в свои просторы, и было ожидание чего-то нового, прекрасного.

Лида сидела рядом с Ритой, а Володя, сидевший на сиденье перед ними, часто оглядываясь на ее голос, заглядывал в ее глаза, никого не замечая вокруг. Риту это несколько смешило, но, заметив, что Лиде это очень нравиться, она включилась в разговор девушек о моде, последних кинофильмах, первой книге «Шит и меч», которая напечатана в роман – газете, да о некоторых женских, больших и маленьких, тайнах.

Володя, казалось, не слышал ничего вокруг, только оглядывался на Лиду, да посматривая в окно, что-то шептал.

 

Только через много лет, Рита прочитала стихи своего брата, на которые написал музыку композитор Гундаров.

 

                                            Я всю жизнь тебя одну искал,

                                   Не боялся ни дорог, ни черных скал.

                                   И когда увидел я твои глаза,

                                   Ты моя весна, тебе сказал.

                                            Позови меня с собою, позови,

                                   Подарю тебе слова я о любви,

                                   Подарю тебе еще одну весну,

                                   Я всю жизнь люблю тебя одну.

                                            В ту весну, расцвел всей жизни сад,

                                   Я  вдвоем идти по саду рад,

                                   И хранишь с тех пор ты яблонь цвет,

                                   И милей тебя, на целом свете нет!

                                           
                                            Улетели, словно птицы, в даль года,

                                   Ту весну, мы не забудем никогда.

                                   Не пугает нас грядущая зима,

                                   Ты об этом знаешь и сама!

 

Вот и Ораниембаумский плацдарм.

Угол обстрела, гигантские пушки, установленные на стальные лафеты и рельсы железной дороги.
Старые бастионы, защищавшие город Ленинград от вражеских флотилий. Многочисленные орудия на железнодорожных платформах. Длинные, метров двадцать,  стволы орудий, направлены в сторону моря.

Из этих орудий, советские моряки, топили фашистские суда в дни блокады города, сдерживая наступление противника.

 

Рита смотрела на Финский залив, на голубой и чистой глади которого, словно птицы, летели корабли.

Еще в автобусе, Рита обратила внимание на светловолосую красивую женщину, воспитателя общежития, в котором раньше проживала Лида.

Тома, как представилась она, с улыбкой поглядывала на Лиду с Володей, и, желая объяснить Рите свое поведение, сказала:

- Если бы это была не наша Лидочка, я бы отбила Володю, моего вкуса парень.

Обойдя все орудийные дворы, группа девчат, куда-то пропала.

Над обрывистым берегом залива, остались Рита, да Володя с Лидой, фотографировались на память.

Вот, обнимая дерево, стоит худенькая, кудрявая девчонка и красиво улыбаясь, глядит прямо в объектив.
А вот Рита и Лида, словно вросли в крупные корни дерева.

А вот, из вод Финского залива, Володя на руках выносит Лиду, которая минуту назад, стояла в воде, словно сказочная русалка.

Раздался шум шагов, из-за деревьев, появилось два морских офицера.

Один их них, высокий и худой, внимательно посмотрел на Риту и попросил:

- Разрешите сфотографироваться рядом с вами?

Моряк подошел, встал справа от Риты, и, склонив голову к ее плечу, притих.

Щелчок затвора фотоаппарата.

Рита посмотрела в лицо лейтенанта. В его глазах была такая тоска и безысходность, что Рита вздрогнула, ни слова не говоря, пошла к Володе.

Лейтенант с тоской посмотрел ей в след.

На обратном пути, автобус заехал в молодой, очень красивый город, Сосновый бор. Это был город будущего, где на атомной электростанции, создавали технологию мирного атома.

Расположение домов, обилие детских площадок, радовало и удивляло. Как же много в городе детей.
Стены домов украшены мозаикой. Высокие сосны, целыми рощами росшие рядом, словно расступились, пропуская к свету дома силикатного кирпича. Окна домов, чистые и большие, как глаза ребенка, с любопытством поглядывали по сторонам.

Вот детский городок, в нем невысокая крепостные стена, а вот и сторожевая башня, на которой мальчишка машет флажком, а вот, среди строя сосен, теряется асфальтированная дорожка и скрывается где-то в тени. 

 

Весь вечер, Рита рассказывала матери об увлекательной экскурсии. Эдик сидел с открытым ртом и все переспрашивал:
- А пушки черные? А колеса у них большие? А моряков много?

Ночью, Рите приснился лейтенант с тоскливыми глазами, вот он повернул к ней свое лицо, протянул свои руки, Рита проснулась.

У моряка лицо ее бывшего  мужа, Валерия.

 

Утром, Володя был свободен от службы и предложил поехать, посмотреть Исаакиевский собор.

Рита удивилась, что движущаяся лента эскалатора, кажется бесконечной. Володя пояснил, что Ленинградское метро самое глубокое  в мире, прорыто на большой глубине, под руслом реки Нева.

Мимо главпочтамта, прошли под аркой здания Генерального штаба, вот и Дворцовая площадь.

Она пустынна, только несколько человек, не спеша, обходят вокруг Александрийской колонны в центре площади, да какой-то мальчишка, гоняет голубей.

По набережной, прошли к собору.

Очередь, голова которой скрывалась далеко-далеко, двигалось быстро и через пол часа, Рита стояла на обзорной площадке.

Улицы, словно лучами, рассекали ровные ряда домов, а светлая лента реки, добавляла необычность этому городу.

Рита обошла смотровую площадку по кругу. Вот здание посольства, вот небольшая, зеленая площадь. Хорошо видно Адмиралтейский шпиль.

Володя, отойдя от ажурного обрамления площадки, поднял на руки Эдика, чтобы тот мог лучше разглядеть город.

Час пролетел не заметно, выйдя из собора, все согласились с предложением Эдика, что нужно покушать.

Не далеко, прижавшись к набережной, на воде стояло плавучее двух этажное, деревянное сооружение, похожее на корабль и причал одновременно. 

Это был знаменитый рыбный ресторан «Дельфин».

Поднялись по шаткому трапу, зашли внутрь.

Огромный зал был пуст. Сели у окна, чтобы видеть Неву. Сразу подошла официантка, подала меню. Выбор был не велик. Риту заворожили названия блюд. Выбрали знакомое, суп из рыбы калуги и картошка, тоже с калугой.

Порции были не большими, все были голодными, через несколько минут, тарелки у всех были чистыми.
Настало время расчета и здесь, Рита сильно удивились, а у Володи сильно раскрылись глаза, и пропал дар речи.
Он вопросительно посмотрел на маму. Та поняла, кивнула, добавит денег.

Оказывается, никто из них, не обратил внимания, на стоимость блюд. Поели на тридцать один рубль! Это же третья часть месячной зарплаты!

С грустными лицами, не почувствовав вкуса рыбы, все вышли на берег.

Володя остановился на тротуаре, у входа в какое-то управление, положив руку на живот, сказал:

- Как слону дробинка, и поглядывая на Риту, продолжил, - Хочу четыре-четыре!

Эдик поддержал:

- Я сильно хочу кушать!

Стоявшая рядом черная «Волга», выплюнула из выхлопной трубы прямо на единственные, гражданские белые брюки Володи капли масла, зафыркала и поехала.

Володя, с сожалением поглядывая на свои испорченные брюки, пошарил в карманах и пошел к лотку, на котором продавали пирожки:

- Нам десять штук, с мясом!

Пирожки оказались очень вкусными, все наелись и заулыбались, вытерев носовыми платками руки, неторопливо пошли к метро.

 

Следующий день был еще более интересным и насыщенным. Валентина Егоровна осталась дома встречать сватью, а Рита  с Эдиком, Володей и Лидой, поехали  в город Петродворец.

Город еще называли Петергоф, он был основан в начале 18 века как парадная резиденция Петра 1. Ее создание на берегу Финского залива символически утверждало право России на отвоеванные у Швеции исконно русские земли балтийского побережья.

Не торопясь, обошли Верхний парк.

Центром ансамбля, был Большой дворец. Со стороны южного фасада, расположен Верхний сад, парадный вход во дворец.

Поразила планировка парка, органически связанная с композицией дворца.

По центральной оси дворца, любовались фонтанами «Межеумный», «Нептун», «Дубовый», а перед самым дворцом,  остановились у больших квадратных бассейнов - «Весна» и «Лето».

Нижний парк на берегу Финского залива, был заложен в 1710 году. Красоту парка подчеркивали природные условия местности: естественная гряда, на которой возвышается дворец, эффективно декорированный террасами, двумя монументальными лестницами, Большим каскадом, постепенно переходящим в Морской канал.

Все сто сорок два декоративно оформленных фонтана и два каскада Нижнего парка, слились в сказку наяву.
Декоративное оформление Большого каскада – белый мрамор уступов и арка грота, изумрудная окраска барельефов в струях и брызгах неустанно льющейся воды, производили впечатление торжественного праздника.

Риту поразила величественность скульптурной группы центрального водомета «Самсон, разрывающий пасть льву», посвященный Полтавской победе в Северной войне со Швецией.

Фонтан «Солнце», крутился вокруг своей оси, и подарил им цветную радугу.

Вот фонтан «Ева», а вот «Адам».

Привлекло внимание большое скопление детей. Эдик побежал туда.

Это были фонтаны шутихи. Ребята осторожно наступают на мокрые, крупные камни, вот на них собирается пять, десять ребят, вот уже на мокрую площадку выходят взрослые.
И тут, из-под земли, вырываются многочисленные струи воды, осыпают людей миллионами алмазных капель.
Визг детей, хохот взрослых.

Эдик, мокрый и веселей подбежал к Рите, улыбнулся Лиде, хлопнул по протянутой ладони Володи и нырнул в толпу ребятишек.

Рита попыталась разыскать, как же включается вода.
Володя показал ей на незаметного старичка, который стоял за широкой лавкой. Под его правой ногой, из земли торчал большой штурвал вентиля.

Володя рассказал, что достижением русской инженерной мысли того времени, является вся водопроводящая система, питающая фонтаны Петродворца.

Использую естественное понижение местности к морю от Ропшинских высот, что в двадцати двух километрах от города, вода из природных ключей, собирается в четырнадцати водоемах площадью семьдесят гектаров и по трубопроводам, поступает в фонтаны. Напор воды так силен, что струя главного фонтана «Самсон», взлетает ввысь на двадцать два метра.

Эдик, утомившись от увиденного, крепко держал руку дяди Володи. Не торопясь, пошли к берегу Финского залива.

Зеленый массив парка был очень красив. Столетние дубы, высоченные сосны, многочисленные березы.

По тенистым аллеям подошли к берегу. Здесь много огромных валунов, которые чаше, служили уставшим отдыхающим, скамейками.

Володя достал трубку, набил табаком из коробки. Рита заметила название «Золотое руно».

Лида, неожиданно вырвала трубку из руки Володи, табак просыпался, Лида сунула трубку себе в рот.

Ее огромные солнцезащитные очки, закрывали половину лица, трубка торчала из жемчужно белых зубов, весь вид ее был смешной и трогательный, словно это добрая разбойница из сказки о снежной королеве. Ее кучерявая копна волос, шевелилась как живая, создавая ореол вокруг головы.

 

Возвратившись из Петродворца, Рита познакомилась с будущей тещей брата.

Анна Дмитриевна, не высокого роста, с натруженными руками и темным от солнечных лучей лицом, производила приятное впечатление.

Еще оставшуюся природную красоту, не портили многочисленные морщинки, разбежавшиеся по ее лицу. Слегка раскосые глаза, темные с поволокой, густой, слегка волнистый волос, был почти седым. Руки в многочисленных трещинах и мозолях.

Это была настоящая русская женщина, крестьянка, которая родила и вырастила три дочерей и сына.

Человек от земли, которая растила хлеб, сахарную свеклу, скотину. Русская женщина, которая, подняла и воспитала достойную подругу ее брату.

Вот и сейчас, Лида помогала матери распаковывать гостинцы. Чего здесь только не было. Огромные куски соленого свиного сала. Туша барана, большущий гусь, фляга с коньяком. И еще, две пуховые подушки.

Проблемы с кормлением шестидесяти гостей на свадьбе, сняли на следующий день.

Риту поражало обилие продуктов в магазинах Ленинграда. Даже сто граммовые куски колбасы или сыра, продавцы, предварительно спросив, резали тоненькими кусочками.

 

А весна уже вступала в свои права, До головокружения, пахло свежей листвой, Нева несла свои воды в Финский залив,  поглаживая своими светлыми струями гранитные набережные.

 

Тридцать первого мая 1975 года утро было пасмурным. С неба сыпал мелкий дождь, молодожены возложили букет цветов у памятника павшим борцам революции.

Потом, Виноградовы пошли через площадь к ожидавшей их машине, а яблони, окружавшие площадь, были белыми, словно невесты, от обилия цвета.

Бочков Юра, друг Володи, пригнал из города Красногорска свою машину, «Жигули», которая и стала свадебной каретой для новой семьи.

Дождь пошел сильнее, Володя, подхватив Лиду на руки, понес ее к машине. Ваня Маглели, не поспевая за новобрачными, шагал в стороне с раскрытым зонтом, желая прикрыть нарядное платье Лиды от дождя.

 

На памятной фотографии видно Володю, который под сильным дождем,  несет на руках мокрую Лиду и Иван, идущей где-то в стороне с раскрытым зонтиком.

 

Какая-то дама, проходя мимо Лиды и Володи, сказала:

- Не могли потерпеть один день, теперь все жизнь будете маяться!

У Володи сами собой, рождались строки:

                                    Нет, я не сплю,

                           Но словно я во сне.

                           И вижу как сейчас,

                           Как в том прекрасном дне,

                                    Блестящие глаза,

                           Милей которых нет,

                           Как ветер все несет,

                           Тот яблоневый цвет.

                                 
                                    По Марсовому полю,

                           Тебя в руках несу.

                           От мелкого дождя,

                           Сейчас тебя спасу.

 

И сейчас, через тридцать лет счастливой совместной жизни, Виноградовы вспоминают этот эпизод со смехом.

 

За Нарвской заставой, в бывшей церкви попа Гапона, проживал однокурсник Володи, приехавший на учебу из тайги, «Ивдельспецлеса».

Он предложил четыре своих комнаты, где проживал с тремя детьми и женой, работавшей бухгалтером на мебельной фабрике, расположенной во дворе бывшей церкви, для проведения свадьбы.

В огромных кельях и длинном, метров пятьдесят коридоре, нашлось место всей группе однокурсников Виноградова и всем девчатам из общежития на Охте. Она вспомнила стихи Володи:

 

 

 

                          Я помню Нарвскую заставу,

                 Где погуляли мы на славу.

                А Ленинград с тех давних дней,

                Как вечность юности моей. 

 

Свадебный стол брата, получился на славу.
Гости были не притязательны, немного выпили, хорошо поели, запели песни, потанцевали. Всем было весело и хорошо.
Бондарев был в своем репертуаре, несколько превысив норму потребления спиртного.

Среди самых важных гостей, бала сестра Виноградова, Рита с сыном Эдиком, его мать. Валентина Егоровна, мама Лиды, Анна Дмитриевна, да замполит батальона, подполковник Андреев.

В качестве подарка,  офицеры, сложившись, подарили холодильник, а девчата, полированный трех створчатый шкаф.
Через месяц, Виноградов получил страховку, 1000 рублей, по тем временам огромные деньги.

Купили две полутора спальные тахты, стол, шесть стульев, сервант, да посуду.

Началась новая история жизни семьи Виноградовых – Зуевых.
                               Мы в будущее, распахнули двери,

                      В любовь твою, словно в себя я верю,

                      И солнце, долгий путь нам освещает,

                      А звезды, жизнь большую обещают.

 

Прошло тридцать лет, иногда, когда взгрустнется, Рита раскрывает альбом с фотографиями, открывает страницу и видит сказочную разбойницу, пленившую его брата, своего сына, на фоне Зимнего дворца и себя, рядом с лейтенантом, у которого в глазах, навсегда, застыла тоска.

Рита со спокойным сердцем могла возвратиться в Хабаровск. Ее брат, был в добрых руках.

В самолете, Рита еще раз посмотрела на четыре маленькие фотографии ленточкой. Она с Лидой сфотографировались в моментальной фотографии.

Вот они обе серьезные, вот внимательно смотрят друг на друга, вот Лида озорно, показывает ей свой язык, а вот они сидят, обнявшись, как самые близкие люди.

 

 Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230206

 

                     Урицк, улица Партизана Германа.

 

                                        Здесь счастье моего начало,

                              Здесь ночи белые с тобою повенчали.
                             Ведь здесь, где плещет Невская вода,
                                         Начал считать счастливые года.

 

       Зима промелькнула быстро. Занятия в училище, дежурства в  батальоне, патрулирование.

К новогодним праздникам, Лида отяжелела. Живот заметно округлился, она ходила осторожно, слегка покачиваясь из стороны в сторону. За эту ее походку Володя называл ее «Моя утичка».

В прекрасное январское утро, Надя Бондарева предложила поехать в Орехово, покататься на лыжах. Лида с сожалением, отказалась, что ж, была веская причина.

Володя не хотел оставлять Лиду одну, но она настояла и практически вытолкала Володю за дверь.

Место, было сказочное. Огромные сосны, казалось, касались неба и занимали огромную площадь вокруг поселка. На узких просеках проложена лыжня и десятки людей, владеющих техникой бега на лыжах и едва передвигающих ноги, скользили по белоснежному снегу, накапливая в себе чистый воздух, хорошее настроение. Не было здесь винопития, из горячих напитков только чай, но громкий хохот  упавших в глубокий снег, кружил голову и давал заряд здоровья.

А Володя долго потом сожалел, что Лидии не было рядом.

 

Как  не  странно,  в  весеннюю   сессию  Виноградов     особенно волновался    при    сдаче    зачетов    по    военной    и   автомобильной подготовке.

Боевой раздел самбо, стрельбы в тире и на полигоне, требовали выложиться физически полностью. Очень хотелось добиться высоких результатов, но не всегда это удавалось.

Если по самбо и стрельбе, были очень хорошие результаты, то по теории автомобилей…

Напрасно Володя понадеялся на сою память. Единственный раз за все годы обучения, он  не смог ответить на поставленный вопрос. Как же было стыдно перед преподавателем и товарищами.

После пятнадцати часов все пошли по домам, а Виноградов, три часа, стоял перед огромными плакатами, на которых был изображен двигатель в разрезе, а потом, разбирал автомобильный двигатель на стенде.

Экзамен по английскому языку, он сдал первым из группы.

Помогло то, что в течение двух лет до поступления в училище, в Хабаровске, Виноградов самостоятельно занимался на Московских заочных курсах «Иняз». До поздней ночи учил английские слова, слушал грампластинки с правильным произношением.

Остальные предметы не представляли особой трудности.

Немногие минуты досуга, Виноградов тратил на  репетиции вокально-инструментального ансамбля батальона. Володя перевел свои стихи на английский язык и на выступлениях перед слушателями училища, эти песни были встречены с интересом.

Однако подготовка к занятиям, занимала почти все свободное время. Вечерами Володя читал дополнительную литературу, писал рефераты, печатал в классе машинописи, доклады на различные темы. Это все, должно было помочь ему в будущей работе.

12 июня 1975 года, приказом министра внутренних дел СССР, Виноградову было присвоено очередное специальное звание, лейтенант внутренней службы.

Володя пришил на китель новые погоны и повесил форму в шкаф, на все лето.

В этот первый месяц семейной жизни, Виноградовы не поехали в Товарково.

Да, что там, у них не было денег сходить и в кино. На питание тратили самый минимум. Потом, получила зарплату Лида, дали денежное содержание и Володе.

Каждое утро, Лида ехала на работу, а Володя, брал тетрадь и выходил на аллею, не далеко от дома, где под ласковым июньским солнцем, писал и переписывал четверостишья.

Он понимал, что получается плохо, но писал снова, рвал написанное и вновь искал нужные слова, представляя себя, жену, своих детей, которые еще не родились.

 
          Мы вдоль Гостиного двора,

Бродили вместе до утра.

По Невскому, Фонтанке,

Без Вали и без Анки.

         Я помню наш Литейный мост,

И мой ответ сегодня прост.

Мне этот Питер, Ленинград,

Превыше всяческих наград!

 

Трех комнатная квартира, в которой они занимали две комнаты, была на первом этаже. С раннего утра, солнце заглядывало в окно из спальни, доставляя радость встречи с новым днем.

Володя, поднимался, делал утреннюю гимнастику. Потом с Лидой пили чай и молодая жена, уходила на работу.

Лида заметно похудела, ключицы, казалось, светились сквозь ее кожу. Тоненькие руки, покрылись легким загаром, а уже через месяц, руки и лицо стали смуглыми.
Виноградов удивился, как быстро, солнце одарило его жену своим вниманием.

Соседи по лестничной клетке, казахи но национальности, часто заходили в гости к Виноградовым. Глава семьи, майор, служил в одной из воинских частей Ленинграда. Он часто вспоминал родные степи и по долгу рассказывал о них. Как-то, он стал рассказывать о том, как катался в степи на конях:

- Утром раненько, встанешь, вскочишь на коня, да галопом в степь, – потом, майор повернулся к Лиде и, глядя на ее едва раскосые глаза и заострившиеся скулы, продолжил:

- Ну, ты ведь знаешь!

В комнате возникла мертвая тишина, потом громкий хохот. А сильней всех смеялась Лида.

Володя, не поняв причины смеха, стал ее переспрашивать о причине, жена ответила. Наконец до Володи дошло, он громче все расхохотался и пояснил оторопевшему соседу:

- Она же русская!

Но с того дня, Володя стал в шутку, называть Лиду ласковыми именами:

- Моя татарунька, казашенька!

 

Лида стала еще привлекательней, глаза ее, словно светились. Как-то утром, после того, как она уехала на работу, Володя нашел на кухонном столе записку жены: «Кажется, я тебя люблю!».

Вот и дождался он хоть и не полного, но признания от любимой. Но Виноградов был уверен, что он завоюет любовь этой удивительной женщины.

В июле, вернувшись с работы, Лида сказала, что Полина и ее муж, предложили поехать на Ладожское озеро, там покатаються на лодках, порыбачат, сварят уху.
В субботу Володя встал пораньше и удивился, что Лида не встает. Он подошел к жене, наклонился. Лида натянуто улыбнулась, но улыбка была не такая как всегда.

 

В этот день, Лида впервые почувствовала, что в их семье будет пополнение. Она не могла поднять голову, подушка, словно магнит притягивала к себе. Тошнило, кружилась голова, Лида провалялась в постели весь день.

К утру в воскресенье, ей стало лучше.

 

Мелкая рябь, стучала о борт лодки, словно озеро разговаривало с ними при помощи азбуки «Морзе». Серая, с чуть видимой голубизной вода, нехотя раздвигалась перед носом лодки, пропуская их подальше от берега.

Чуть уловимый ветерок, шевелил на голове Лиды ее кудряшки и массировал щеки, которые вскоре стали розовыми.

Противоположный берег Ладоги не было видно, казалось на этой утлой лодке, они  пустились в безбрежный океан жизни.

Уха не просто удалась, а была сказочно вкусной. Но как все хорошее, закончился выходной этот день и так же быстро, промчалось лето.

Вместе с Юрой Бочковым, его женой, Виноградовы решили ехать теплоходом на остров Валаам, с экскурсией «Проводы белых ночей».

Вечером, долго шли по Неве, были танцы, игры, разные конкурсы. Ранним утром, подошли к заветному острову.

Поднялись по крутому берегу, и перед нами открылся «Красный скит». В то время, в Валаамском монастыре доживали свои не легкие года, инвалиды и ветераны войны.

Монахов не было, но остров хранил дух святости и веры. Это ощущение заполняло тебя всего.

 

Вот он, поцелуев крест, у которого выходили из лодок паломники, вот камень, ставший прообразом в картине Васнецова «Аленушка».

Сразу и не верилось, что практически весь плодородный слой земли острова, принесли с собой, за многие года, паломники.

 

На этой земле, монахи высадили сады, сосновые леса. Огромные корабельные сосны, словно сказочные богатыри, тянулись к небу.

Выложенная из стволов деревьев дорога, за столетия, пришла в негодность и нам не рекомендовали идти по ней самостоятельно.

 

Эти проводы белых ночей, остались с Виноградовыми на всю жизнь:

                           Возможно, вы тоже бывали там сами,

                           На острове, на святом Валааме?

                           Нам удалось вместе там побывать,

                           О том я могу кое-что рассказать.

                   
                                    Как на теплоходе в те белые ночи,

                           Не мог наглядеться в любимые очи.

                           На памятном камне я видел Аленушку,

                           Да нет, не она, а моя это женушка!

 

 

                           Увидели тот «поцелуев» мы крест,

                           С которого жизнь начиналась окрест.

                           Скиты мы прошли, желтый, красный.

                           Потом не пошли, нам сказали опасно.

 

                           Здесь вера людская с землею хранилась.

                           Российское сердце здесь верою билось.

                           По горсти земли приносили сюда

                           Кто был здесь, кого приводила беда.

 

                           Я помню всю жизнь эти белые ночи,

                           Тебя, твои чистые, милые очи.

                           Тот остров, как благословение нам.

                           Спасибо тебе, святой Валаам!      

 

В сентябре 1975 года, подполковник Андреев, стал готовить туристический поход батальона по «Дороге жизни». Лейтенанту Виноградову было поручено рассказывать о памятниках, которые увековечили подвиг ленинградцев.

Володя знал, что в дни блокады 1941 – 1943 годов, это была единственная фронтовая магистраль через Ладожское озеро, соединяющая Ленинград со страной. По льду зимой, на кораблях в период навигации, под непрерывными обстрелами и бомбежками, шло по ней в город продовольствие, оружие, топливо. В память о беззаветных героях, на всем протяжении «Дороги жизни». Были воздвигнуты мемориальные сооружения.

Виноградов рассказывал офицерам, что путь от Ленинграда до берегов Ладоги, отмечали сорок пять километровых столбов, в виде стрел, с изображением серпа и молота и надписью «Дорога жизни», с указанием километра.

У поселка Ковалево, осмотрели памятник, посвященный детям, погибшим в дни блокады. На лепестках большого 14 – метрового каменного цветка начертаны слова: «Пусть всегда будет солнце!»

У деревни Коренево обратили внимание на пять стальных балок, поднимающихся на фоне стены из мощного бетонного основания. Они напоминают стволы зенитных орудий.

Долго стоянии на Вагановском спуске, где начиналась ледовая трасса.

Здесь взметнулись ввысь, две не сомкнувшиеся дуги, установленные на широкой бетонной площадке, которая круто обрывается. Дальше, следы машин уходят к воде. В народе, этот памятник называли «Разорванное кольцо».

А в стороне, у самой воды, стояли и минометы в ряд, поднятые после войны со дна озера, знаменитая в то время автомашина - «полуторка», орудия, минометы.

 

В октябре, батальон проходил ученья в полевых условиях, здесь были стрельбы на полигоне из автомата, движения строем и цепью, полевая кухня. Но это была только присказка.

А через несколько дней нас привезли в учебный центр внутренних войск МВД СССР. Именно здесь, мы на практике постигали, как и какими силами, нужно пресекать массовые беспорядки в колонии.

Думал ли я, что через восемь лет, мне придется на практике пресекать массовые беспорядки в воспитательно-трудовой колонии.

Между такими «массовыми» мероприятиями, Виноградов участвовал в патрулировании улиц Ленинграда, обеспечивая общественный порядок и безопасность граждан.

В один из октябрьских вечеров, с двумя курсантами училища, Володя  нес службу совсем недалеко от своего дома.
Через улицу, находился новый двух этажный кинотеатр, в котором второй день, шел фильм «Есения». Билеты купить было затруднительно. Курсанты, уговорили Виноградова зайти, проверить порядок в фойе.

Огромное, как футбольное поле фойе, было заполнено нарядными девушками, весьма серьезными молодыми людьми, гражданами постарше. Все было чинно, спокойно. После третьего звонка, когда народ расселся по своим местам, оказалось, что в проходах, стоит большое количество людей.

 

Билетеры не просили Виноградова помочь вывести этих людей, погас свет и, затаив дыхание, все стали смотреть широкоформатный фильм.

 

Выходя после просмотра латиноамериканских страстей, Виноградов повторял про себя, только что сложенные строки:

 

           Мы редко слушаем друзей советы,

           Ты посмотри, прекрасна дева эта!

           Глаза, как звезды яркие горят,

           Улыбка красит нежный взгляд.

 

Осенью, стали платить звание двадцать рублей. Это давало возможность Виноградовых ходить в театры практически каждое свободное воскресенье.

На набережной реки Фонтанки, находился первый  драматический театр, созданный в Петрограде после революции – государственный академический Большой драматический театр имени Максима Горького.

В этом театре увидели прекрасных актеров: Евгения Лебедева, Ефима Капеляна, Кирилла Лаврова.

На Невском проспекте, находился самый молодой театр города – государственный академический театр комедии. Именно в этом театре начинали свою деятельность Эраст Гарин, Сергей Филиппов.

Один из крупнейших музыкальных театров Советского союза, был государственный академический театр оперы и балета имени Кирова, который находился на Театральной площади и имел 1774 места.

Коренные питерцы, называли его Мариинским.
Здесь Виноградовы посмотрели спектакль «Лебединое озеро», «Спящая красавица».

Но самым удивительным, для Володи, был Дворец культуры имени Ленсовета.

Этот дворец, имел большой театральный зал на 2400 мест, кинотеатр на 850 мест, несколько концертных и выставочных залов, танцевальный зал на 1000 человек, 67 библиотек передвижек.

Самое интересное, что во Дворце была создана зона отдыха с зимним садом и зеленой гостиной, в которой были размещены сотни аквариумов с ценнейшими породами декоративных рыб, экспозиция по комнатному растениеводству.

В семнадцати клубах и любительских объединениях, занималось 9000 человек.

Не один раз в зале этого Дворца, Виноградовы смотрели спектакли Ленинградского мюзикхола.

Слушая прекрасный голос солиста Захарова, Володя и не предполагал, что в 1978 году, когда он будет проходить преддипломную практику в СИЗО города Ленинграда, в народе «Крестах», там будет отбывать наказание осужденный на нанесение телесных повреждений администратору театра, этот самый Захаров.

Тогда, это было возможно, а сегодня, через тридцать лет?

Но, как же Виноградовым нравилось темными зимними вечерами, проходить по узким аллеями, мимо вечнозеленых растений зимнего сада:

          За время все, что там мы жили,

Все театры вместе исходили.

Запомнил тот концертный зал,

Где зимний сад, он был не мал.

 

Как-то, гуляя по Невскому проспекту. Лида предложила зайти в бар при ресторане Баку.

Вход был платный, три рубля, солидные деньги по тем временам. Затемненное помещение встретило тихой, восточной музыкой. У стойки бара, им предложили винный коктейль, в высоких, узких стаканах.

Лида сразу пододвинула свой стакан ближе к Володе. Виноградовы ожидали рождение сына и заочно, называли его Димка. Об этом, Володя написал в письме матери.
Два стакана коктейля, вызвали у Володи легкое головокружение и предчувствие какой-то неприятности.

Вечером этого дня, Лида, подставив табуретку, полезла на полку в ванной комнате, но не рассчитала, что у нее прибавился вес. Табуретки перевернулась, Лида больно стукнулась, и у нее открылось кровотечение.

Автомашина «Скорой помощи», приехала быстро. Вместе с Лидой, Володя уехал в больницу, ожидая результатов операции. Была угроза повреждения плода и его спрашивали, оставить ли ребенка? Виноградов на прерывание беременности не дал согласия, он просил спасти и ребенка, и жену.

Наутро, Володя дал телеграмму в Товарково и Хабаровск: «Лида, Димка чувствуют себя хорошо».

Из Товарково в Ленинград, выехала мать Лиды, которая привезла с собой несколько тушек гусей. Пробыв несколько дней, навестив дочь в больнице и убедившись, что все закончилось благополучно, она вернулась домой.

А из Хабаровска пришла телеграмма, в которой Виноградова поздравляли с рождением сына. Володе пришлось, писать в Хабаровск об их, да и своей  ошибке, объяснять причину отправки такой телеграммы.

1 марта 1976 года, в родильном доме на Московском проспекте, на свет появилась дочь Виноградовых, в честь Володиной мамы, ее назвали Валентиной.

Виноградов ежедневно привозил жене передачи и долго стоял под окнами палаты, в которой находилась его жена. Окна второго этажа, выходили в парк.

Весна еще очень робко набирала силы. Володя в записках, просил жену показать дочь.

Однажды, Лида поднесла к окну что-то белое и Володя радостный, поехал домой.

Только потом, Лида рассказала Володе, что показала ему уголок своей подушки.

После рождения дочери, Лиде постоянно хотелось поесть апельсины. Купить это в магазинах, было проблематично.

Первого мая, батальон Виноградова, обеспечивал охрану трибуны, на которой во время демонстрации трудящихся, находилось  все руководство города, во главе с первым секретарем обкома партии Романовым.

Перед ними, офицерами, стояли две цепи матросов и солдат. Руководители, сменяя друг друга, ходили в буфет, расположенный в   Зимнем дворце. Товарищам Виноградову тоже разрешали посетить буфет. Володю не удивил ни коньяк, ни красная рыба и икра, ни зефир в шоколаде. Он не мог оторвать взгляда от крупных, ярко желтых, словно маленькие солнышки, издающих весенний аромат, апельсинов.

Лейтенант знал, что Строевой Устав не поощряет движение офицера с авоськами, но так хотелось доставить жене удовольствие.

Авоську с апельсинами, Виноградов, как ему казалось, незаметно, спрятал за выступ стены.

Бесконечным потоком шли колонны, сводный оркестр исполнял марши. Граждане, проходя мимо трибуны, кричали:

- Да здравствует рабочий класс и трудовое крестьянство!

Слава Советской армии и Военно-морскому флоту! Да здравствует передовая советская молодежь!

Но вот, стих оркестр, пошли в буфет руководители города, сняли оцепление. Построив батальон, полковник Вахранев поблагодарил за несение службу и отпустил со службы.

Виноградов, стараясь не привлекать внимание, вернулся за своими апельсинами и пошел к метро.

Однако после праздника, его ждало две неожиданности.
У дочери, от чрезмерного употребления Лидой апельсин, начался диатез.

А комбат, долго внушал лейтенанту, как он подвел своих товарищей, двигаясь по городу в форменной одежде с авоськой в руках, полной апельсинов.

 

9 мая, шестой батальон обеспечивал общественный порядок на  центральном подходе к Пескаревскому кладбищу, занимавшему территорию более 20 га.

К этому скорбному памятнику жителям и воинам Ленинграда, их мужеству и стойкости, проявленным в годы Великой Отечественной войны, приезжало и приходило большинство жителей и гостей города.

У центрального входа, находилась бронзовая фигура, олицетворяющая Мать-Родину, которая была высотой шесть метров, а под ней пьедестал, еще высотой шесть метров, на торцовых частях боковых стен, четыре коленопреклоненных фигуры, а сама стена, протяженностью около сорока трех метров,  высотой два и шесть десятых метра.
Рядом, два строгих павильона с торжественно-посвятительными надписями на стенах и экспозицией о 900-дневной героической обороне Ленинграда, являлись своеобразными пропилеями, образующими вход в некрополь.

В центре, на гранитной площади, обрамленной парапетом, находилась квадратная чаша с пылающим неугасимым огнем.
От чаши, начинается лестничный спуск, ведущий к братским могилам и к статуе Матери-Родины, которая стоит с гирляндой из ветвей дуба на вытянутых руках.

Позади статуи и с обеих сторон, установлены мощные стелы из серого гранита.

На камне, более высокой центральной стелы, высечены стихи Ольги Берггольц.

По сторонам надписи, высечено три барельефа на темы обороны и жизни осажденного города.

На этом кладбище в братских могилах, было захоронено около девятисот тысяч человек, умерших и погибших в годы блокады Ленинграда.

 

Тонкая цепочка солдат, пытающаяся сдержать напор тысяч людей, не выдержала.

Люди огромным потоком, хлынули на территорию кладбища, прервав неторопливое шествие высоких официальных лиц.

Вот они все вместе, как один целый, огромный и не делимый организм, заполнили все пространство у могил, покрывая плиты букетами цветов.

А из репродукторов, зазвучали песни военных лет.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230207