Вы не страдаете лунатизмом? Нет? Я тоже, но на моей памяти был случай ужасного лунатизма. Фиг с ним, случись это не со мной, а с другим, это бы было вполне объяснимо, но со мной? Мой брательник его, наверно, помнит, но я его начисто забыл, хотя произошёл он именно со мной. Ни водкой, ни наркотиками, ни колесами и прочей психотропной дрянью меня не накачивали никогда, может быть за меня просто некому было взяться, по причине моей "материальной" мало интересности. Тем более за школьника десятого класса в период выпускных экзаменов.
В юные годы я отличался богатырским сном. Конечно, вам не следует путать с богатырским сложением, коим я не отличался ни тогда, а тем более сейчас. Разбудить меня было очень трудно, хотя и возможно, впрочем.. Только однажды я проснулся по собственной воле и без принуждения к прерыванию сна. Это было тогда, когда нас посетила тётушка из Тверской губернии, а тогда Калининской области. Её мелодичное аканье, звучало сильным диссонансом в сибирской ночи, даже извечное иркутское чоканье не заглушало его. Видимо мой сторожевой инстинкт сработал чётко, и я подскочил, как ужаленный, метра на полтора.. Но это было единственный раз в моей жизни. По собственной инициативе я не проснулся даже тогда, когда в нашу общагу в колхозе полночи ломились местные оболтусы, как не проснулся ни один из парней экономического факультета, дрыхнувших в закутке бабского общежития у самого порога, ко всему прочему эти олухи всё-таки тогда проникли внутрь. Так что поутру мы имели десятка три злых бабских рож и столько же надутых губок. Но это что? Меня едва поднимали даже тогда, когда поливали водой, как репку. Конечно, каждому не просыпанию есть предел, но подобное не просыпание я отношу к разряду уже собственного лунатизма.
Так что это очередная история происшедшая не только со мной, но и с моим незабвенным брательником. Если я уже учился в десятом классе, то этот оболтус продолжал, как отмечалось ранее, тупить свои зубы на агрономическом факультете Иркутского секретно-химического института аж два года. Точнее заканчивал второй курс оного учебного заведения, где я оказался уже в конце этого же отчетного периода. Поскольку между Иркутском и З-ми возлежало более двухсот километров железнодорожных путей мерянных бог весть какими службами приставленными свыше, то этот оболтус мог прибыть домой или в девять часов повечеру или в двенадцать пополуночи..
Повечеру ему в этот выходной не удалось приехать, так что он припёрся только на поезде, следующим, кажется, до Усть-Илимска, или Гидрике, если мне не изменяет память. К двенадцати часам, естественно, мой могутный организм нагуливал не только богатырский сон, но и не менее богатырский аппетит, что следует заметить. Поскольку сие время было ближе к лету, чем к зиме, когда я не мог смотреть не только на котлеты, но и даже на пельмени, когда мясо было в избыточном количестве, но летом мой организм выросший на мясе, отчасти на сметане и твороге, поскольку молоко я не любил, требовал оный продукт. Так что я был готов замолотить чего-нибудь похожее на мясо в великом количестве, особенно в те времена весьма золотой юности тем более летом.
Надеюсь, все точки над и мы расставили, то следует перейти к самому предмету моего лунатизма. Так как разбудить меня в те славные времена было практически невозможно, то и явление моего брательника в лоно родительского дома не могло сделать это. Я продолжал дрыхнуть, как барсук в норе, хоть всё кругом и оживилось. Правда в детскую, где было мое логово, никто не входил, что следует заметить, но мимо ее дверей шлындали взад-вперед. Все мои многочисленные родичи во главе с отцом собрались в зале, мама суетилась на кухне, жаря яичницу с колбасой. Про яйца я не буду говорить ничего, поскольку они всегда были у нас в избытке, но колбаса в таком захолустье, что был рабочий поселок З-ри, был редким дефицитом и береглась на всякий пожарный случай. Этим пожарным случаем было явление голодного студента в лице моего незабвенного брательника.
Поскольку остальное я начисто забыл, то изложу версии происшедшего исходящие от моих ближайших родственников. Отмочив харю положенное для моего организма время, сразу с утречка я обнаружил злые рожи моих не только сестер, но и брата. Мои попытки выяснить причину их повышенной агрессивности, вылились в не очень длительный рассказ о моем лунатизме.
На чем я там остановился? Ах, на том, что мои родственники беззаботно чирикали в зале, а мама усиленно жарила колбасу с яйцами. Это её занятие не было продолжительным, так что она довольно скоро присоединилась к воркующим чадам и домочадам. В то время моя душа дрыхла во все лопатки, тело мое проснулось основательно проголодавшись. Как известно сон разума рождает чудовища, мое чудовищно - прожорливое тело учуяло жареную колбасу с яйцами и, пока мой лопоухий брат чесал язык в зале, в один присест проглотило не только трогательно пожаренное мамой колбасное изделие, но и приложенное к ним произведение птицеводческой промышленности папо-маминого хозяйства, честно сказать довольно жидкой консистенции, отчего на вороватой харе моего тела остались желточные разводы и достаточно живописные для подобного случая. Со стороны моего тела это было не то что некрасиво, но и даже большим свинством. Честно сказать этот поход на кухню не был никем засечён, так, что когда была обнаружена пропажа, то мое бренное тело уже во всю мощь помогало душе в его святом деле общения с Морфеем. Так как моя душа, а тем более тело, любило пообщаться с этим божеством основательно, то не только свет, но и возмущенное сопение по поводу моей наглой бесчеловечности, при виде омлета на моей морде, не пробудили меня ото сна. Так что разборки пришлось отложить до утра, а брату довольствоваться, в отличие от меня, яичницей пожаренной на сале, от которой он тоже не отказался, сволочь. Что впрочем, не помешало ему обозлиться на мое красивое тело, тогда ещё молодое и высказать всё, что думает в адрес моей невинной души..
P.S. Разборки по поводу бесчинства моего жадного до колбасы и яиц тела закончились моим же заразительным ржанием и виноватыми оправданиями, и всеобщим прощением. Право слово, я ничего не помню.
[Скрыть]Регистрационный номер 0264332 выдан для произведения:
ПОМИДОР
Вам, наверное, почти любая из баб скажет, что ей офигенно не нравятся пьяные мужики. Моей матери сие тоже не особеливо-то понравилось, когда мой отец и ещё пара мужиков расположились на веранде, желая пообщаться с дядей Бахусом. Следует заметить, что веранда в доме отца весьма-таки уединённое место. Раньше она вообще была отделена от кладовой и черного входа, так как по хитрому плану наших архитекторов должна была иметь отдельный вход со двора и избы. Так как два входа в знойной Сибири было довольно большой роскошью, то отец, утеплив всеми возможными средствами дверь, ведшую на веранду, соорудил в образовавшейся нише вполне приятную вешалку для грязной одежды. Сначала эта веранда, служившая всё больше хранилищем для старых журналов и книг, и так же моим прибежищем, когда я впадал в грех безмерного пожирательства культурных и иных духовных ценностей, что мог выкопать в этом старье, обширном по составу и разнообразном по содержанию. Для большего комфорта там торчал диван с продавленными пружинами, скрипевшими под моим телом, на котором я мог пролеживать целыми днями, когда меня посещал это бзик, даже забыв про футбол, речку и прочие развлечения молодости. Скоро, однако, усилиями мужской половины, то бишь отца, моего друга и сотоварища брательника, и меня самого, под верандой был выкопан погреб, после чего последнее прибежище могиканина, то есть моё, превратилось в проезжий двор, так как папа прорубил ещё одну дверь, но уже соединив её с коридором веранды, ведшим в дом. Причина была прозаическая и печальная: папе не хотелось давать кругаля вокруг этой самой веранды, отгребать с крыльца отчего-то беспрестанно падающий снег, матерясь на холодном ветру, ковыряться в замке и тащить на себе, уже в обратном порядке, разного рода банки и склянки, обнимая их холодные от долгого пребывания под землей, гладкие, нежные тушки. Если принять во внимание, то, что эту процедура имела многократный циклический характер, цикл которого зависел от нескольких причин: количества переносимых банок, количество несунов, состав которых постоянно убывал, в связи с отбытием этого самого состава в разных направлениях нашей страны ридной, а, самое главное, от их желания тащить эти самые банки. Несмотря на все эти изменения, веранда так и оставалась уединенным местом, где я мог, при соблюдении некоторых правил конспирации, пролеживать целый день. Скрипучий диван ещё не покинул своего места и не превратился во вполне богоугодные дрова с некоторым количеством гвоздей, шурупов и остатков выгоревшей материи на них, уступив место весьма приличным и строгим полкам и шкафам папиного производства из струганных досок, на которые и перекочевал весь развал из журналов, книг и газет, тщательно прошнурованных и сшитых отцом.
Но вернемся к отцу и Компани. В квартиру, так как мать надулась, как индюк, отец сам не пошёл, возложив все обязанности по доставке съестного и необходимой тары на мои хрупкие плечи, с которых я, не мудрствуя лукаво, перебросил эти самые обязанности на маму, которые, хоть и с вывертами, выполняла добросовестно, оставив мне роль посредника между отцом, собой и тарелками. С этой ролью я всегда справлялся лучше других, зачастую выступая миротворцем, таская в своем клюве лавровую ветку мира между надувшимися сородичами. Разместившись на этом известном вам скрипучем диване и табуретке, используя в качестве стола большой ящик, мужики быстренько нашинковали огурцы, сало и хлеб, разложили соленые помидоры и капусту и приступили к питию водки.
Так как я находился в компании пьяных мужиков больше, чем следует, и события, последовавшие за этим, я опишу не со слов отца, так что красок в данном случае не пожалею.
Одним из папиных гостей, точнее собутыльников, был Леонид Федорович, главный экономист той шарашки, в коей работал мой отец. Леонид Федорович или по-иному Леопольд, был человеком примечательным. Он умудрился переработать на должностях экономиста едва ли не во всех организациях З-рей, все признавали в нем великолепную голову, но не держали его долго из-за пристрастия к пресмыкающемуся, что обитает на водке рюмочной и олицетворяет всех эскулапов мира в одном лице. Впрочем, к этой змеюке наш Фёдорович не имел никакого отношения, поскольку предпочитал живой твари ту самую рюмку, по которой она ползала. Впрочем, это и не удивительно: Леонид Федорович был сахалятом, то есть помесью русского с якутом. Так что в его пристрастиях к таре змия ползучего были виноваты его предки, которые сидели на оленях, а никак мои - на бочке с вином. Так что генетика здесь на примере Федорыча не оплошала: он был типичный сахалят с веселым характером, умный, незлобивый, но законченный алкаш. Я, года через четыре работал с ним, так что имею о нем полную информацию. Так что не пеняйте мне за то, что я разлаживаю его по косточкам.
Одним из недостатков Леонида ибн Федоровича, было невоздержанность его на язык, а моего отца-вспыльчивость и нетерпение, когда ему перечили по-глупому. Вот на этом переломе характеров и произошла их стычка. Скорее всего, темой для разговора послужили те помидоры, которые гордо возвышались над тарелкой на импровизированном мужицком столе. Начала этого спора я пропустил, кроме всего прочего я не вникал в их пьяную болтовню. Чем бы дитя ни тешилась, лишь бы не дралось.
Так как дело происходило в июле, скорее всего в конце, то когда разговор перешел на плоды земные - огородные, то мой отец гордо сообщил, что у нас уже есть красные помидоры. Помидоры в июле где-нибудь в Краснодарском крае, естественно, дело обычное, то в наших краях это явление редкое без специальных теплиц с обогревом. Который, этот самый обогрев, у нас прекрасно заменяет навоз. Этот южный фрукт в наших широтах, из-за короткого вегетационного периода, попросту не вызревает, как положено, так что большую часть урожая его снимают и укладывают в большие ящики, переложив их соломой, ещё зелёными. Несмотря на сей факт, он дает отменный урожай, часть из которого мы использовали с брательником и не только с ним, на разного рода снаряды и бомбы, которые пускались в ход тут же на огородных грядках. При попадании которых, можно было созерцать не только злую рожу своего брательника, но и огромное мокрое пятно на рубашке или штанах, в том числе и моих. Физиономию свою в этот момент я не наблюдал со стороны, но злость и желание отомстить за свои поруганные панталоны в совокупе с рубашкой, на ней проступали, видимо, весьма отчетливо.
Заявить в начале июля, что у тебя уже зреют помидоры, было просто в это время чушью. Так что Федорыч с прямотой любого русского, якутского происхождения, заявил свою точку зрения моему отцу. Отец попытался, было объяснить, что это так и есть, но будущий Леопольд даже и не стал слушать отца, заявив ему, чтобы он не вешал ему лапшу на слуховой аппарат и что-то ещё малоприятное, вплоть до обвинения во вранье.
Это было уж чересчур. У моего отца заиграли желваки на скулах. Это был первейший признак того, что он злился, и не стоило доводить его до бешенства, но беззаботный сахалят не заметил этой перемены в отце, кроме того, он заявил, что никуда не пойдет, хоть и находится в непосредственной близости от того самого огорода, где зрели эти томатные вундеркинды. Он даже обвинил отца едва ли не в шулерстве. Это было совсем уж через край.
Он плохо знал моего отца!
Пусть его соратник по Управлению сельского хозяйства был моложе отца на двадцать лет с хвостиком, довольно крепок для своих годов, некогда тягал железо, но он тут же получил пару хороших затрещин, был повержен на пол и доставлен путем буксирования на собственных волосах к парнику, где созерцал эти самые помидоры на кустах, путем тыканья в них мордой. После чего он был выпущен из крепких рук моего отца, с требованием: встать на колени и покаяться. Вместо этого Федорыч начал изрыгать всякую ересь и хулу, относящуюся к отцу, никак к благодетелю, и излагать русскую ненормативную лексику со словами удивления и возмущения вперемежку. Естественно, что после этого ему пришлось долго играть в догонялки с ним вокруг машины, стоящей посередь двора, в двух шагах от вожделенных ворот на улицу, если бы не моё вмешательство и подоспевшего третьего собутыльника, личность которого, как вы знаете, я не припоминаю, задержавшего отца на мгновение, то Леониду Федоровичу пришлось бы произносить публично речь покаянную, так как шансов удрать у него не было никаких.
Выскользнув за ворота, Леонид Федорович резво рванул в сторону дома ридного со скоростью спринтера без шатаний и колебаний, несмотря на принятые на грудь С с какими-то Н и вожделенным кислородом, остепененных в этой химической формуле до забытого мною количества.
Больше с отцом о томатах он не спорил никогда... Бьюсь об заклад! В дагонялки тоже не играл. Я этого как-то тоже не заметил.