Перемены. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"
Несчастье с дочерью сильно отразилось на семье Белоконевых. Наташа теперь выходила из дому редко и только с братом или родителями. Насте всего один раз удалось увидеть ее из окна. Прежде всегда нарядная и подтянутая Белла Викторовна как-то сразу поблекла, превратившись в сутулую пожилую женщину, переставшую следить за собой. Никита выглядел мрачно, при встрече с Настей торопливо кивал и пробегал мимо. Пару раз, возвращаясь из лицея, Настя видела незнакомых людей, звонивших в дверь Белоконевых. А однажды вечером Галчонок сообщила, что Наташкины родители продали свою квартиру и купили в другом районе. Вскоре они съехали.
Накануне отъезда поздно вечером Наташа сама пришла к Насте − попрощаться. Когда Настя открыла на звонок дверь, у нее заныло сердце: такой поникшей и потерянной она никогда подругу не видела. − Наташенька! − только и сказала она, протянув к ней руки. − Бедняжка моя!
− Ты знаешь? − Наташа резко отстранилась. − Откуда?
− Акпер.
− Он тебе сказал?
− Да.
− Вот сволочь! Ему мало, что он со мной сделал, так еще и растрепался. У, мразь поганая!
− Он сказал, что не виноват, что это все его дядя. Он ему только пожаловался, что ты отказала. А дядя решил тебя наказать и нанял этих бандитов. Вроде бы, с ними уже расправились. Это было ужасно, да?
− Еще хуже. Ой, Настя! Ой, Настя, я этого никогда не забуду! Ой, как мне плохо! Я лежу… вся мокрая… а они надо мной измываются. Ой, Настя, как я хочу умереть!
Тут ее ноги подломились, и Наташа упала на пол, свернувшись калачиком. Настя кинулась к ней, обняла. − Наташенька! − Теперь они плакали вместе. − Наташенька, солнышко мое! Знай, я тебя люблю, люблю еще больше и всегда буду любить, что бы ни случилось.
− Я знаю. − Наташа вытерла слезы, глубоко вздохнула и села, обхватив колени. − Я запишу тебе мой новый телефон, только ты его никому не давай, хорошо? И сотовый мне поменяли. Пожалуйста, никому не говори, что тебе этот гад сказал. Считай, что он наврал. Буду стараться все забыть, как будто ничего не было. Может, получится.
− И правильно! Забудь и не вспоминай.
− Что он тебе еще наговорил?
− Что любит тебя, что не хотел этого. А еще − что сбежал от дяди и едет к себе домой. Хочет там броситься со скалы. Нож мне давал, чтобы я его убила.
− Вот сволочь! Да это все слова! И правильно − пусть бросается. Пусть сдохнет, − так ему и надо!
− Наташа, а может, он не так уж виноват? Он ведь в этом участия не принимал. Только пожаловался, и все.
− Откуда это известно? Я ведь их не видела. Любит он! Если бы любил, не допустил бы такого. Ух, как я его ненавижу! Ладно, пойду, пока меня не хватились.
Она ушла. А Настя долго еще сидела на полу − все пыталась унять разрывающую душу жалость. Потом пошла на кухню, напилась валерьянки и завалилась спать.
На следующий день в квартиру Белоконевых наведались новые хозяева: молодая пара с родителями. Походили по комнатам, покрутили носом и громогласно заявили, что это старье их не устраивает, и они будут делать евроремонт: снесут перегородку межу кухней и гостиной, а также стенку между другой комнатой и лоджией. Все окна заменят на «пластик», паркет сдерут и сделают «теплые полы», как нынче модно. А также навесные потолки. И поменяют всю сантехнику. Въедут, когда все будет готово.
А еще через день в доме начался нескончаемый кошмар. Прибывшие строители принялись дробить стены, − да так, что звенели все стекла, и дребезжала мебель в квартирах. Грохот стоял невообразимый. Лестничная клетка, да и сама лестница, скоро оказались заваленными кусками стен − жильцы вынуждены были продираться между ними по узкому проходу, рискуя сломать каблуки или пораниться. Живший под несчастной квартирой герой Советского Союза попытался выразить рабочим свое возмущение, − на что их мастер, похлопав старика по плечу, позавидовал его тонкому слуху в столь преклонном возрасте и посоветовал затыкать уши ватой.
Целый месяц жильцы терпели эту вакханалию, полагая, что конец когда-нибудь наступит. Но он все не наступал и не наступал, − и потому они начали потихоньку сатанеть. А когда веселые рабочие, уходя, забыли закрыть кран над забитой штукатуркой раковиной, и вода, не найдя законного слива, протекла до первого этажа, где совсем недавно был произведен дорогущий ремонт, дом взорвался. Явившихся на следующий день виновников потопа приперли к стенке и потребовали адрес хозяев. Те клялись и божились, что его не знают, − мол, хозяин сам к ним наведывается, а служит где-то в страховой компании. Но дотошный герой раздобыл-таки его в домоуправлении номер его телефона, после чего хозяин квартиры незамедлительно примчался и вместо того, чтобы повиниться и расплатиться с пострадавшими, принялся орать, что больших жлобов ему встречать не приходилось.
За такое хамство жильцы дружно подали на новоселов в суд, − даже сердобольная Галчонок подписалась под заявлением. Потрясенные молодожены заявили, что жить с такими подлыми соседями не намерены, и тут же выставили еще не отремонтированную квартиру на продажу. А в течение этого процесса умудрились развестись, переругавшись из-за необходимости оплачивать соседям моральный и материальный ущерб. Купившие многострадальную квартиру новые жильцы наспех завершили недоделки, оставив прежнюю сантехнику, − и дом, наконец, вздохнул с облегчением.
Все эти передряги мало трогали Настю. После занятий, пообедав в институтской столовой, она уходила в читальный зал и там заниматься до вечера, когда рабочие завершали свою разгромную деятельность, − и только тогда возвращалась домой. Их семейство теперь мало общалось между собой: отец пропадал на своей кафедре, Галчонок тоже была занята работой и учениками, − ни на что другое у них не оставалось ни сил, ни времени. Это вполне устраивало Настю. Из-за пережитых событий она совсем замкнулась и отстранилась от всего, что не касалось учебы и предстоящих экзаменов.
Однажды, увлекшись в читальном зале составлением конспекта к семинару, Настя не заметила, как за ее стол кто-то сел. Подняла голову, только почувствовав на себе упорный взгляд. Подперев рукой подбородок, на нее смотрела Анечка.
− Ну что, добилась своего? − В голосе Анечки звучала неприкрытая ненависть. − Разбила нас? И сама не гам, и другой не дам. Теперь он с Валькой Титровой ходит. А на тебя плевал с высокой колокольни.
− Не понимаю, о чем ты. − Настя положила ручку. − Никого я не разбивала. Я его сто лет не видела и не разговаривала − еще с Нового года.
− А кто ему натрепался, что я беременная? Только ты и знала. Я больше никому не говорила.
Соловьева, − подумала Настя − больше некому. А ведь обещала не болтать. Вот трепло!
− Только не я, − быстро сказала она. − И вообще, почему я должна перед тобой оправдываться? Пусть он ходит, с кем хочет, мне это безразлично. Не мешай, я к семинару готовлюсь.
− Врешь! Ну, ничего, когда-нибудь и тебе аукнется. За все мои слезы. Вспомнишь тогда меня!
Она резко встала, грубо толкнув стол, − его край сильно ударил в грудь не успевшую уклониться Настю.
− Что, больно? − Анечка торжествующе улыбнулась. − А как мне больно! И все из-за тебя, подлой! − Схватив сумку, она выскочила из читального зала, громко хлопнув дверью, − студенты за столами подняли головы и удивленно посмотрели ей вслед.
Настя собрала книги и тоже ушла. Настроение заниматься пропало напрочь. Она медленно брела по улице, пытаясь собраться с мыслями. Она не знала, как ей жить дальше − и зачем. Наташки рядом не было и некому было поплакаться в жилетку о новой жгучей боли и обиде.
Теперь он ходит с Валькой Титровой. Ходит, − какое многозначное слово. Ходит, сидит, лежит − все одно и то же. Настя видела однажды Вадима рядом с кудрявой девушкой в джинсовом костюме, − за спинами у обоих были рюкзаки, видимо спешили в туристский клуб. Значит, теперь у него новая любовь. Любвеобильный! Анечка считает, что он бросил ее из-за нее, Насти. Интересно, как можно любить сразу двоих? Может, у мужчин это получается? У них же психика совсем другая. Но как же мне тяжело, просто невыносимо.
Домой идти не хотелось. Она пошла в парк, спустилась в нижний ярус и долго ходила по усыпанным гравием дорожкам. Мимо шли люди, парочки обнимались на скамейках, играли дети. Никому до нее не было никакого дела. И Настя особенно остро ощутила свое одиночество.
Только родители, думала она, − только им я нужна, да еще бабушке с дедушкой. И все. Нет никого, кто по мне скучал бы, любил меня. Наверно, потому, что и мне никто не нужен. Кроме одного. Но у него опять другая. Может, надо было еще тогда, в Питере, согласиться с ним встречаться, не отталкивать? Интересно, как далеко зашли бы сейчас наши отношения?
Едва подумав об этом, она сразу поняла: очень далеко, дальше некуда. Он не стал бы так долго просто встречаться, − захотел бы всего. Нет, она правильно поступила − она и сейчас еще не готова к этому. Именно потому она и потеряла его навсегда − единственного человека, который был ей нужен. Эх, быть бы постарше.
Так она бродила, потеряв счет времени, пока не обнаружила, что уже темно. Семинар − спохватилась она, − библиотека закрылась, а я и половины не законспектировала. Ну и бог с ним, может, не спросят. А вот физикой надо сегодня еще позаниматься − послезавтра пробный ЕГЭ.
И она поспешила домой
Несчастье с дочерью сильно отразилось на семье Белоконевых. Наташа теперь выходила из дому редко и только с братом или родителями. Насте всего один раз удалось увидеть ее из окна. Прежде всегда нарядная и подтянутая Белла Викторовна как-то сразу поблекла, превратившись в сутулую пожилую женщину, переставшую следить за собой. Никита выглядел мрачно, при встрече с Настей торопливо кивал и пробегал мимо. Пару раз, возвращаясь из лицея, Настя видела незнакомых людей, звонивших в дверь Белоконевых. А однажды вечером Галчонок сообщила, что Наташкины родители продали свою квартиру и купили в другом районе. Вскоре они съехали.
Накануне отъезда поздно вечером Наташа сама пришла к Насте − попрощаться. Когда Настя открыла на звонок дверь, у нее заныло сердце: такой поникшей и потерянной она никогда подругу не видела. − Наташенька! − только и сказала она, протянув к ней руки. − Бедняжка моя!
− Ты знаешь? − Наташа резко отстранилась. − Откуда?
− Акпер.
− Он тебе сказал?
− Да.
− Вот сволочь! Ему мало, что он со мной сделал, так еще и растрепался. У, мразь поганая!
− Он сказал, что не виноват, что это все его дядя. Он ему только пожаловался, что ты отказала. А дядя решил тебя наказать и нанял этих бандитов. Вроде бы, с ними уже расправились. Это было ужасно, да?
− Еще хуже. Ой, Настя! Ой, Настя, я этого никогда не забуду! Ой, как мне плохо! Я лежу… вся мокрая… а они надо мной измываются. Ой, Настя, как я хочу умереть!
Тут ее ноги подломились, и Наташа упала на пол, свернувшись калачиком. Настя кинулась к ней, обняла. − Наташенька! − Теперь они плакали вместе. − Наташенька, солнышко мое! Знай, я тебя люблю, люблю еще больше и всегда буду любить, что бы ни случилось.
− Я знаю. − Наташа вытерла слезы, глубоко вздохнула и села, обхватив колени. − Я запишу тебе мой новый телефон, только ты его никому не давай, хорошо? И сотовый мне поменяли. Пожалуйста, никому не говори, что тебе этот гад сказал. Считай, что он наврал. Буду стараться все забыть, как будто ничего не было. Может, получится.
− И правильно! Забудь и не вспоминай.
− Что он тебе еще наговорил?
− Что любит тебя, что не хотел этого. А еще − что сбежал от дяди и едет к себе домой. Хочет там броситься со скалы. Нож мне давал, чтобы я его убила.
− Вот сволочь! Да это все слова! И правильно − пусть бросается. Пусть сдохнет, − так ему и надо!
− Наташа, а может, он не так уж виноват? Он ведь в этом участия не принимал. Только пожаловался, и все.
− Откуда это известно? Я ведь их не видела. Любит он! Если бы любил, не допустил бы такого. Ух, как я его ненавижу! Ладно, пойду, пока меня не хватились.
Она ушла. А Настя долго еще сидела на полу − все пыталась унять разрывающую душу жалость. Потом пошла на кухню, напилась валерьянки и завалилась спать.
На следующий день в квартиру Белоконевых наведались новые хозяева: молодая пара с родителями. Походили по комнатам, покрутили носом и громогласно заявили, что это старье их не устраивает, и они будут делать евроремонт: снесут перегородку межу кухней и гостиной, а также стенку между другой комнатой и лоджией. Все окна заменят на «пластик», паркет сдерут и сделают «теплые полы», как нынче модно. А также навесные потолки. И поменяют всю сантехнику. Въедут, когда все будет готово.
А еще через день в доме начался нескончаемый кошмар. Прибывшие строители принялись дробить стены, − да так, что звенели все стекла, и дребезжала мебель в квартирах. Грохот стоял невообразимый. Лестничная клетка, да и сама лестница, скоро оказались заваленными кусками стен − жильцы вынуждены были продираться между ними по узкому проходу, рискуя сломать каблуки или пораниться. Живший под несчастной квартирой герой Советского Союза попытался выразить рабочим свое возмущение, − на что их мастер, похлопав старика по плечу, позавидовал его тонкому слуху в столь преклонном возрасте и посоветовал затыкать уши ватой.
Целый месяц жильцы терпели эту вакханалию, полагая, что конец когда-нибудь наступит. Но он все не наступал и не наступал, − и потому они начали потихоньку сатанеть. А когда веселые рабочие, уходя, забыли закрыть кран над забитой штукатуркой раковиной, и вода, не найдя законного слива, протекла до первого этажа, где совсем недавно был произведен дорогущий ремонт, дом взорвался. Явившихся на следующий день виновников потопа приперли к стенке и потребовали адрес хозяев. Те клялись и божились, что его не знают, − мол, хозяин сам к ним наведывается, а служит где-то в страховой компании. Но дотошный герой раздобыл-таки его в домоуправлении номер его телефона, после чего хозяин квартиры незамедлительно примчался и вместо того, чтобы повиниться и расплатиться с пострадавшими, принялся орать, что больших жлобов ему встречать не приходилось.
За такое хамство жильцы дружно подали на новоселов в суд, − даже сердобольная Галчонок подписалась под заявлением. Потрясенные молодожены заявили, что жить с такими подлыми соседями не намерены, и тут же выставили еще не отремонтированную квартиру на продажу. А в течение этого процесса умудрились развестись, переругавшись из-за необходимости оплачивать соседям моральный и материальный ущерб. Купившие многострадальную квартиру новые жильцы наспех завершили недоделки, оставив прежнюю сантехнику, − и дом, наконец, вздохнул с облегчением.
Все эти передряги мало трогали Настю. После занятий, пообедав в институтской столовой, она уходила в читальный зал и там заниматься до вечера, когда рабочие завершали свою разгромную деятельность, − и только тогда возвращалась домой. Их семейство теперь мало общалось между собой: отец пропадал на своей кафедре, Галчонок тоже была занята работой и учениками, − ни на что другое у них не оставалось ни сил, ни времени. Это вполне устраивало Настю. Из-за пережитых событий она совсем замкнулась и отстранилась от всего, что не касалось учебы и предстоящих экзаменов.
Однажды, увлекшись в читальном зале составлением конспекта к семинару, Настя не заметила, как за ее стол кто-то сел. Подняла голову, только почувствовав на себе упорный взгляд. Подперев рукой подбородок, на нее смотрела Анечка.
− Ну что, добилась своего? − В голосе Анечки звучала неприкрытая ненависть. − Разбила нас? И сама не гам, и другой не дам. Теперь он с Валькой Титровой ходит. А на тебя плевал с высокой колокольни.
− Не понимаю, о чем ты. − Настя положила ручку. − Никого я не разбивала. Я его сто лет не видела и не разговаривала − еще с Нового года.
− А кто ему натрепался, что я беременная? Только ты и знала. Я больше никому не говорила.
Соловьева, − подумала Настя − больше некому. А ведь обещала не болтать. Вот трепло!
− Только не я, − быстро сказала она. − И вообще, почему я должна перед тобой оправдываться? Пусть он ходит, с кем хочет, мне это безразлично. Не мешай, я к семинару готовлюсь.
− Врешь! Ну, ничего, когда-нибудь и тебе аукнется. За все мои слезы. Вспомнишь тогда меня!
Она резко встала, грубо толкнув стол, − его край сильно ударил в грудь не успевшую уклониться Настю.
− Что, больно? − Анечка торжествующе улыбнулась. − А как мне больно! И все из-за тебя, подлой! − Схватив сумку, она выскочила из читального зала, громко хлопнув дверью, − студенты за столами подняли головы и удивленно посмотрели ей вслед.
Настя собрала книги и тоже ушла. Настроение заниматься пропало напрочь. Она медленно брела по улице, пытаясь собраться с мыслями. Она не знала, как ей жить дальше − и зачем. Наташки рядом не было и некому было поплакаться в жилетку о новой жгучей боли и обиде.
Теперь он ходит с Валькой Титровой. Ходит, − какое многозначное слово. Ходит, сидит, лежит − все одно и то же. Настя видела однажды Вадима рядом с кудрявой девушкой в джинсовом костюме, − за спинами у обоих были рюкзаки, видимо спешили в туристский клуб. Значит, теперь у него новая любовь. Любвеобильный! Анечка считает, что он бросил ее из-за нее, Насти. Интересно, как можно любить сразу двоих? Может, у мужчин это получается? У них же психика совсем другая. Но как же мне тяжело, просто невыносимо.
Домой идти не хотелось. Она пошла в парк, спустилась в нижний ярус и долго ходила по усыпанным гравием дорожкам. Мимо шли люди, парочки обнимались на скамейках, играли дети. Никому до нее не было никакого дела. И Настя особенно остро ощутила свое одиночество.
Только родители, думала она, − только им я нужна, да еще бабушке с дедушкой. И все. Нет никого, кто по мне скучал бы, любил меня. Наверно, потому, что и мне никто не нужен. Кроме одного. Но у него опять другая. Может, надо было еще тогда, в Питере, согласиться с ним встречаться, не отталкивать? Интересно, как далеко зашли бы сейчас наши отношения?
Едва подумав об этом, она сразу поняла: очень далеко, дальше некуда. Он не стал бы так долго просто встречаться, − захотел бы всего. Нет, она правильно поступила − она и сейчас еще не готова к этому. Именно потому она и потеряла его навсегда − единственного человека, который был ей нужен. Эх, быть бы постарше.
Так она бродила, потеряв счет времени, пока не обнаружила, что уже темно. Семинар − спохватилась она, − библиотека закрылась, а я и половины не законспектировала. Ну и бог с ним, может, не спросят. А вот физикой надо сегодня еще позаниматься − послезавтра пробный ЕГЭ.
И она поспешила домой
Нет комментариев. Ваш будет первым!