Субботнее утро. Я сижу на кухне, жду звонка от Стаса, чтобы, паче чаяния, не схватил бы трубку муж. Звонок. Делаю паузу. Думаю, что сегодня сотворить. Словно нехотя поднимаю трубку и делаю паузу. Мне нравится, что он со мной такой неуверенный, ввиду того, что с Мирой и Веркой он вёл себя иначе. Расчёт ещё на то, что из города выезжать не хочу – наелась вчера. На улице дождик, я смотрю на капли на стекле и отвечаю кратко, памятуя о том, что муж может услышать. Вы не думайте, что я его боюсь. Отнюдь. Но со Стасом пока ничего неясно, пока он со штампом в паспорте. Ишь заботливый: «возьми зонтик», «надень плащ» - почти как муж перед свадьбой. Причёска в порядке, лицо и без краски сойдёт, а в плаще будет жарко. Не думала, что он будет без машины. Стоит подле «Всполья», переминается. Ого! Такая улыбка мне нравится, но всё равно не возьму его под руку – рановато. Поцеловала вскользь и повела его жестом в сторону городского парка, закрыв зонт – пока ни капли. Ого-го! Взял за талию! Ну чего мне кочевряжиться, раз нравится. Молчи, молчи, и мне нечего сказать. Рука лёгкая – значит неуверенная, да я и не спешу. Потихоньку спустились по аллее, он опёрся на лавочку, но руку отдёрнул – мокро:
-Миленькая, куда дальше?
Ага! Если так дальше дело пойдёт, то я быстренько всяким Мирам нос утру. Неспешно взяла его под руку:
-Стас, давай махнём в центр! Там и поедим.
-Пойдём. Я тоже этого хотел.
Я удивилась, когда мы миновали Успенский, так как Мира и Верка в один голос твердили, что он любитель величавых древностей. Затем поняла: его просто манит Дмитровский собор, к которому я, если честно, ровно дышу. Стою, тереблю зонтик, жду, когда он успокоится. Поняла, что его резьба по камню интересует. Стал накрапывать дождик, накрылась зонтом, а он в костюме – не стал. Взяла под руку и укрыла его от дождя. Вы бы видели его радостные глаза! Зашли в ресторан у Золотых ворот, уселись прочно, отринув зонты. Заказывал Стас, я лишь отрицательно кивала – есть не хотелось. Всё равно он взял две телятины в горшочках и бутылку водки – тут-то я и поняла, почему он не за рулём. Вот гад: стопку не допил, но меня ведь не споишь, неужели они с Колей обо мне не говорили.
-Знаешь, Стас, я ушла из санэпидемстанции, теперь и Москва мне подвластна.
-Знаю, знаю, мне Николай об этом говорил.
Поймался в скромную ловушку мой дружочек. Чего же Коля молчал…. Ну да, я и не говорила с ним последнее время. Теперь надо прикинуться усталой – музыка заиграла – не по силам сейчас мне эти буги-вуги. Ага. Стал поглядывать на грудь. Знаю, четвёртый размер – это не хухры-мухры для мужиков. Притворно зевнула:
-Пошли, Стас, на воздух – здесь спёрто.
-Иди. Я расплачусь.
Мы не заметили, что на улице прошёл ливень, но когда вышел бодро Стас, воссияло солнце. Теперь он предложил руку. Не приемлю галантность, но сейчас иначе нельзя. Молодец! Догадался: обнял за плечи. Подошли к краю косогора полюбоваться видом на Клязьму и тут Стас угадал моё намерение на завтра:
-Что за городок такой – Гороховец?
-Самое красивое место Золотого Кольца! – вырвалось у меня.
-Далеко?
-Полторы сотни километров будет точно. К востоку от Владимира.
-Справлюсь. Завтра с утра? Лады?
Ещё спрашивает! но виду не подала, лишь кивнула головой. Дальнейшее ещё лучше, но много не скажешь: всю дорогу до моего дома целовались, забывая укрываться зонтами.
Глава 96. Прямиком в Гороховец
Почувствовала его, что ли: вышла, когда он покидал водительское сидение. Не люблю переднее сидение, ведь с мужем, когда у него была «Волга», садилась всегда по диагонали, а тут бухнулась рядом. Это хорошо, что он на дорогу лишь смотрит, не то, что муж с вертлявой шеей. Заговорили о кино. Тут Стас упомянул с восторгом какой-то импортный фильм – я переспросила.
-Фильм болгарский, но там в главной роли Смоктуновский. Кажется, «Барьер» называется. Можно сказать камерный фильм, но за душу берёт и долго преследует. Героиня фильма умела летать, но никто ей не верил, поэтому она часто отсиживалась в доме скорби. Смоктуновский полюбил её и вскоре полетел вместе с нею. Ну что мне тебе объяснять, что это гений лицедейства. В конце фильма шеф дурки и Смоктуновский встречаются, но последний молчит о полётах, хотя оба знают, что она читает мысли близких людей. Не простив предательства, она отлетает далеко от дома и камнем падает вниз. Высоко жил Смоктуновский, поэтому разбилась насмерть. Всё в этом фильме гармонично, особенно музыка кстати. Альбинони и какой-то болгарский композитор.
-Где ты его смотрел?
-В Москве. Но транслировался он только в центральных кинотеатрах и не долго.
-Да, я бы посмотрела. После фильмов «Девять дней одного года» и «Гамлет» лучше актёра я не знаю. С Мирой у тебя порядок или всё катится к финалу, как с Верой? – внезапно осмелела я.
-Ничего интересного в нашем браке нет. А Веру я любил, но характер у неё прескверный, саморазрушительный. А у тебя с мужем?
-Никак. Соседи, не более. Мне его жалко, у него серьёзная болезнь. Да ну ладно. Расскажи что-нибудь из Есенина.
-Вера доложила? Лучше возьми инициативу в разговоре на себя – мне трудно за рулём декламировать.
Разогреваясь, я рассказала о любимой литературе из школьной программы, а когда зашла речь о Тургеневе, понеслись и эмоции. Я единственная в нашем круге, которая прочитала и перечитала Тургенева полностью. Потом перешла к своей биографии. Родом из Волгодонска, закончила политех во Владимире, сюда и распределилась. Удачно вышла замуж, как мне тогда казалось. Но, то ли работа его треклятая, то ли моя неуживчивость, нанесли большой урон нашим отношениям. От грандиозных скандалов меня спасло то, что он служил в органах со своеобразным кодексом чести. Попыталась его вытурить из нашей однокомнатной квартиры, но тут у него аденома простаты обнаружилась. Вот и не знаю, мне или его матери за ним ухаживать. Катимся в отношениях так уже третий месяц с ним по инерции.
-Радость моя, может, на днях, махнём в Москву? – заполнил Стас паузу.
-Во вторник…. Да, во вторник.
Потихоньку, потихоньку Стас разговорился. Рассказал о своём детстве, об учёбе в аспирантуре МГУ, о рубаи любимого Омар Хайяма, но декламировать его стихи не стал. Голос у него приятный, убаюкивающий – хорошо мне с ним. Каким-то сложным путём вышел на своих любовниц. В этом месте я его провокационными вопросами слегка подзадоривала. Любил он только, по его словам двух: Галю с восьмого класса и Веру. Но в подробных пересказах об отношениях с Веркой ни волнения, ни осуждения не услышала. Это вызывает уважение. Задремала. Стас, видимо, почувствовал и замолчал. Через три часа с небольшим мы были в Гороховце.
Это самое удачное решение – приехать в этот тихий уголок. Красота неописуемая: древний город на излучине реки. Восторг светился в глазах Стаса. Показала ему Благовещенский собор, затем особняк Шорина. На этот особняк он быстро наклеил ярлык: европейская эклектика. Стало ясно, что его живописность места больше волнует, чем старина. Обидно, но в Гороховце он про меня почти забыл, а мне так хотелось с ним целоваться.
Назад мы ехали в полном молчании, пока он не попросил меня что-нибудь рассказывать, чтобы не уснуть за рулём. Зевая, рассказала о школьных подругах, о нашем круге, об двух любовниках, что ему, очевидно, не понравилось. Поцеловались, ещё как поцеловались при прощании возле моего дома. Ишь какой сладкий, хотя в его поцелуях много пионерского, скромного.
[Скрыть]Регистрационный номер 0356306 выдан для произведения:Глава 95. Прогулка по мокрому городу
Субботнее утро. Я сижу на кухне, жду звонка от Стаса, чтобы, паче чаяния, не схватил бы трубку муж. Звонок. Делаю паузу. Думаю, что сегодня сотворить. Словно нехотя поднимаю трубку и делаю паузу. Мне нравится, что он со мной такой неуверенный, ввиду того, что с Мирой и Веркой он вёл себя иначе. Расчёт ещё на то, что из города выезжать не хочу – наелась вчера. На улице дождик, я смотрю на капли на стекле и отвечаю кратко, памятуя о том, что муж может услышать. Вы не думайте, что я его боюсь. Отнюдь. Но со Стасом пока ничего неясно, пока он со штампом в паспорте. Ишь заботливый: «возьми зонтик», «надень плащ» - почти как муж перед свадьбой. Причёска в порядке, лицо и без краски сойдёт, а в плаще будет жарко. Не думала, что он будет без машины. Стоит подле «Всполья», переминается. Ого! Такая улыбка мне нравится, но всё равно не возьму его под руку – рановато. Поцеловала вскользь и повела его жестом в сторону городского парка, закрыв зонт – пока ни капли. Ого-го! Взял за талию! Ну чего мне кочевряжиться, раз нравится. Молчи, молчи, и мне нечего сказать. Рука лёгкая – значит неуверенная, да я и не спешу. Потихоньку спустились по аллее, он опёрся на лавочку, но руку отдёрнул – мокро:
-Миленькая, куда дальше?
Ага! Если так дальше дело пойдёт, то я быстренько всяким Мирам нос утру. Неспешно взяла его под руку:
-Стас, давай махнём в центр! Там и поедим.
-Пойдём. Я тоже этого хотел.
Я удивилась, когда мы миновали Успенский, так как Мира и Верка в один голос твердили, что он любитель величавых древностей. Затем поняла: его просто манит Дмитровский собор, к которому я, если честно, ровно дышу. Стою, тереблю зонтик, жду, когда он успокоится. Поняла, что его резьба по камню интересует. Стал накрапывать дождик, накрылась зонтом, а он в костюме – не стал. Взяла под руку и укрыла его от дождя. Вы бы видели его радостные глаза! Зашли в ресторан у Золотых ворот, уселись прочно, отринув зонты. Заказывал Стас, я лишь отрицательно кивала – есть не хотелось. Всё равно он взял две телятины в горшочках и бутылку водки – тут-то я и поняла, почему он не за рулём. Вот гад: стопку не допил, но меня ведь не споишь, неужели они с Колей обо мне не говорили.
-Знаешь, Стас, я ушла из санэпидемстанции, теперь и Москва мне подвластна.
-Знаю, знаю, мне Николай об этом говорил.
Поймался в скромную ловушку мой дружочек. Чего же Коля молчал…. Ну да, я и не говорила с ним последнее время. Теперь надо прикинуться усталой – музыка заиграла – не по силам сейчас мне эти буги-вуги. Ага. Стал поглядывать на грудь. Знаю, четвёртый размер – это не хухры-мухры для мужиков. Притворно зевнула:
-Пошли, Стас, на воздух – здесь спёрто.
-Иди. Я расплачусь.
Мы не заметили, что на улице прошёл ливень, но когда вышел бодро Стас, воссияло солнце. Теперь он предложил руку. Не приемлю галантность, но сейчас иначе нельзя. Молодец! Догадался: обнял за плечи. Подошли к краю косогора полюбоваться видом на Клязьму и тут Стас угадал моё намерение на завтра:
-Что за городок такой – Гороховец?
-Самое красивое место Золотого Кольца! – вырвалось у меня.
-Далеко?
-Полторы сотни километров будет точно. К востоку от Владимира.
-Справлюсь. Завтра с утра? Лады?
Ещё спрашивает! но виду не подала, лишь кивнула головой. Дальнейшее ещё лучше, но много не скажешь: всю дорогу до моего дома целовались, забывая укрываться зонтами.
Глава 96. Прямиком в Гороховец
Почувствовала его, что ли: вышла, когда он покидал водительское сидение. Не люблю переднее сидение, ведь с мужем, когда у него была «Волга», садилась всегда по диагонали, а тут бухнулась рядом. Это хорошо, что он на дорогу лишь смотрит, не то, что муж с вертлявой шеей. Заговорили о кино. Тут Стас упомянул с восторгом какой-то импортный фильм – я переспросила.
-Фильм болгарский, но там в главной роли Смоктуновский. Кажется, «Барьер» называется. Можно сказать камерный фильм, но за душу берёт и долго преследует. Героиня фильма умела летать, но никто ей не верил, поэтому она часто отсиживалась в доме скорби. Смоктуновский полюбил её и вскоре полетел вместе с нею. Ну что мне тебе объяснять, что это гений лицедейства. В конце фильма шеф дурки и Смоктуновский встречаются, но последний молчит о полётах, хотя оба знают, что она читает мысли близких людей. Не простив предательства, она отлетает далеко от дома и камнем падает вниз. Высоко жил Смоктуновский, поэтому разбилась насмерть. Всё в этом фильме гармонично, особенно музыка кстати. Альбинони и какой-то болгарский композитор.
-Где ты его смотрел?
-В Москве. Но транслировался он только в центральных кинотеатрах и не долго.
-Да, я бы посмотрела. После фильмов «Девять дней одного года» и «Гамлет» лучше актёра я не знаю. С Мирой у тебя порядок или всё катится к финалу, как с Верой? – внезапно осмелела я.
-Ничего интересного в нашем браке нет. А Веру я любил, но характер у неё прескверный, саморазрушительный. А у тебя с мужем?
-Никак. Соседи, не более. Мне его жалко, у него серьёзная болезнь. Да ну ладно. Расскажи что-нибудь из Есенина.
-Вера доложила? Лучше возьми инициативу в разговоре на себя – мне трудно за рулём декламировать.
Разогреваясь, я рассказала о любимой литературе из школьной программы, а когда зашла речь о Тургеневе, понеслись и эмоции. Я единственная в нашем круге, которая прочитала и перечитала Тургенева полностью. Потом перешла к своей биографии. Родом из Волгодонска, закончила политех во Владимире, сюда и распределилась. Удачно вышла замуж, как мне тогда казалось. Но, то ли работа его треклятая, то ли моя неуживчивость, нанесли большой урон нашим отношениям. От грандиозных скандалов меня спасло то, что он служил в органах со своеобразным кодексом чести. Попыталась его вытурить из нашей однокомнатной квартиры, но тут у него аденома простаты обнаружилась. Вот и не знаю, мне или его матери за ним ухаживать. Катимся в отношениях так уже третий месяц с ним по инерции.
-Радость моя, может, на днях, махнём в Москву? – заполнил Стас паузу.
-Во вторник…. Да, во вторник.
Потихоньку, потихоньку Стас разговорился. Рассказал о своём детстве, об учёбе в аспирантуре МГУ, о рубаи любимого Омар Хайяма, но декламировать его стихи не стал. Голос у него приятный, убаюкивающий – хорошо мне с ним. Каким-то сложным путём вышел на своих любовниц. В этом месте я его провокационными вопросами слегка подзадоривала. Любил он только, по его словам двух: Галю с восьмого класса и Веру. Но в подробных пересказах об отношениях с Веркой ни волнения, ни осуждения не услышала. Это вызывает уважение. Задремала. Стас, видимо, почувствовал и замолчал. Через три часа с небольшим мы были в Гороховце.
Это самое удачное решение – приехать в этот тихий уголок. Красота неописуемая: древний город на излучине реки. Восторг светился в глазах Стаса. Показала ему Благовещенский собор, затем особняк Шорина. На этот особняк он быстро наклеил ярлык: европейская эклектика. Стало ясно, что его живописность места больше волнует, чем старина. Обидно, но в Гороховце он про меня почти забыл, а мне так хотелось с ним целоваться.
Назад мы ехали в полном молчании, пока он не попросил меня что-нибудь рассказывать, чтобы не уснуть за рулём. Зевая, рассказала о школьных подругах, о нашем круге, об двух любовниках, что ему, очевидно, не понравилось. Поцеловались, ещё как поцеловались при прощании возле моего дома. Ишь какой сладкий, хотя в его поцелуях много пионерского, скромного.