Муза по имени Ася ( Вторая глава.)

                                              2

  Почти всю ночь я писал, а, встав с постели в десять часов утра, перечитал написанное и порвал в клочья. Потом вышел в коридор и постучался к Асе. Ответа не последовало, и я поднялся в столовую. Там Дзамболат убирал с нашего стола тарелки, и я понял, что моя соседка уже позавтракала.

 -  Где Ася? –спросил я его.

 - Посмотри в окно, - ответил он.

  Я  подул на замерзшее стекло, протер его пальцем и увидел Асю, стоявшую на лыжах на тропе, ведущую к горнолыжной трассе. Накинув у себя в комнате тёплую куртку, я выскочил на крыльцо.

 - Ты куда? – крикнул я.

 - На склон! –   звонким криком ответила она..

 - Меня возьмешь с собой?

 - Не-е-ет! Ты слабак, Лёшка!. Да и лыж у тебя нет.

 Не знаю почему, но то, что она назвала меня Лешкой,  очень понравилось мне, и даже слово «слабак» прозвучало для меня как комплимент, ласковый и обнадеживающий.

 - А я лыжи у Дзамболата возьму! - настойчиво продолжал кричать я. – И не такой уж я слабак, как тебе кажется! 

 - Но ты, наверное, забыл, что обещал утром запустить движок. Я вернусь через два часа, и чтобы к этому времени в столовой горел свет и звучала музыка! Ты понял?

 - Так точно, мэм! – угасающим голосом ответил я  и поплелся в столовую. Там пахло машинным  маслом, и  у камина стоял согревшийся за ночь генератор. Я пнул его ногой и проворчал:

 - Откуда ты только взялся, негодяй! Лучше уж без света жить, чем без…

 Здесь моя крамольная мысль прервалась. Видимо, проснулась  моя задремавшая совесть; которая тихонько шепнула мне: «Далеко заходишь ты, Акимов, в своих мечтах  об этой женщине».

 - Неси инструмент, Дзамболат! – крикнул я хозяину, на что сразу же последовал   логичный вопрос:

 - Какой?

 - Какой есть, тот  и неси! - закричал я еще  громче и раздраженнее.

  Через минуту   Дзамболат грохнул у моих ног ящиком с инструментом и сказал:

 - Очень нервным ты стал, Алексей. Нельзя тебе рядом с женщинами жить.

Наверное, он был прав. Нельзя… Особенно с такими, как Ася…

 Движок я отремонтировал быстро. Игла поплавка в карбюраторе  просто слишком  замаслилась и прилипла к стенке отверстия, через которое поступало топливо. Я протер ее бензином, собрал мотор,  дернул за шнур, и мотор тут же загудел, подпрыгивая на полу. Но, проработав  с минуту,  он заглох, словно обидевшись на то, что мы не пляшем вокруг него от радости.   

  - Бензин кончился,  - сказал Дзамболат. – Я сейчас спущусь за ним на турбазу, а ты пока завтракай. На плите - котлета и кофе. Гарнир – гречка. Если не любишь, свари сам себе макароны. 

 Заботливый этот человек, Дзамболат, но не внимательный.  Уж он-то должен знать, что из всех гарниров я больше всего люблю гречку.

 «А из всех женщин - Асю» - сказал мне мой внутренний голос.

 «Заткнись! – ответил я ему. – Ты просто плохо знаешь, что такое одиночество в горах. Когда нет ни света, ни тепла, ни любимой музыки. И когда роман не пишется …»

 Дзамболат вернулся через час, но с пустыми руками.

 - А где бензин? – спросил я.

 Он посмотрел на меня с укором:

 - Неужели ты считаешь меня, взрослого осетинского мужчину, таким дураком,  который будет  два километра тащить на себе в гору сто литров бензина?  Ты видишь во дворе голубую будочку? В ней находится  моё изобретение, которое  заставило моего деда не бить меня палкой и не говорить мне, что я глупый, как горный ишак.

 По-моему, это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из  уст Дзамболата.  И я понял, почему он вдруг заговорил так долго и слегка напыщенно, когда очутился в голубой будке, стоявшей на краю обрыва. В ней  находился вал с намотанным на него тросом, электромотор и  огромный ворот,  похожий на тот, при помощи которого древние  египтяне поднимали каменные блоки на строившиеся пирамиды.    Но для чего это всё, я не понимал, и Дзамболат это заметил.

 - Посмотри  в то окошко,  - сказал он мне. – Что ты там видишь?

 Я увидел крутой, очищенный от снега спуск с уложенными на нем рельсами.

 - Вот там, внизу стоит сейчас вагонетка, а на ней канистры с бензином, которые я крепко привязал  верёвкой. Если бы сейчас  была  электроэнергия, я бы включил  мотор, и вагонетка через  пять минут очутилась здесь. Но электричества  нет, поэтому мы с тобой станем за это колесо, ты возьмешься за одну ручку, я за другую я, и мы будем  крутить его, пока  не приедет вагонетка с бензином. Главное,  успеть, пока Ася не  вернулась. Она будет очень рада, когда увидит свет в нашем доме.

 Мы крутили это чёртово колесо, наверное, с час, хотя до турбазы  по прямой было метров шестьсот, не больше. 

   Потом мы быстро залили топливо в бачок, Дзамболат перекрестился, а я  дёрнул за шнур. Движок потарахтел  с минуты две вхолостую , я передвинул знакомый мне с погранзаставы  рычажок, и в столовой вспыхнула люстра и заиграло радио.

 - Джигит! – хлопнул  меня по плечу Дзамболат. – Вечером пойдешь в отель «Вершина», там хозяин -  мой друг Арсен Цебоев, у него тоже такая машина сломалась, Починишь – он тебе много денег даст.

 - Никуда я не пойду, - ответил я. – Потому что  сегодня у нас будет праздничный  ужин с танцами.  Тащи сюда все свои  диски с записями. Но сначала мы выберем музыку, которой будем встречать Асю.

 - Это должна быть осетинская музыка, - твердо произнес Дзамболат.

 - Осетинская, так осетинская, - согласился я, так как спорить с ним о чем либо, что касалось культуры его народа, было бесполезно. – Но ты найди такую песню, чтобы она заплакала, услышав её.

 Пока он, прищурив глаза, перебирал в уме все осетинские мелодии, способные растрогать человека до слёз, я уже е знал, какую песню услышит Ася,  подходя к гостинице.  Я быстро нашел нужный мне диск и вставил его в проигрыватель.      

  И это оказалось очень вовремя, так как снаружи раздался звонкий плачущий крик:

 - Эй, в «Астории»,  кто живой  есть?! Помогите, я лыжу сломала!

  Я выглянул в окно, уже успевшее разморозиться. Ася стояла на  тропе, сразу у выхода из леса, и размахивала рукой с обломком лыжи.

  Я с грохотом открыл окно, повернул регулятор громкости на проигрывателе до отказа и нажал кнопку пуска.

 И над всем ущельем полилась ласковая и печальная песня:

 

                                         Милая моя,
                                        Cолнышко лесное, 
                                        Где, в каких краях
                                        Встретишься со мною?

 

 В окно я  увидел, как Ася присела сначала на корточки, потом упала в снег и закрыла лицо руками.

 - И, правда, плачет, - тихо сказал Дзамболат.

 

  Вечером мы, все трое,  сидели за столом, на котором  возвышалась, исходя паром, горка только что испеченных осетинских пирогов, стояли в ряд бутылки с осетинским пивом.

 Ася сидела в кресле у камина, поджав под себя ноги, и в ее руке беспрестанно трещал телефон. Она едва успевала нажимать кнопки, чтобы он замолк, и Дзамболат, не выдержав этого, сказал:

 - Дай сюда, я выброшу его  в окно…

 - Я жду очень важного сообщения, - ответила Ася, нахмурясь. – очень, очень и очень важного.

 «От мужа, наверное, - подумал я.- А обо мне ты уже забыла.  И о песне, от которой ты заплакала, тоже».

 - Дзамболат, у тебя коньяк есть? – спросил я.

 - Спиртного не держим, - ответил он. – Есть бутылка кукурузного самогона под названием «арака», но ты его пить не будешь.

 - Твоя гостиница называется «Горная Астория». Почему?

 - Потому что я однажды был на соревнованиях в Петербурге и три дня жил  там в гостинице «Астория». И она мне очень понравилась.

 - А в ресторан ты там ходил?

 - Ходил…

  - И что ты пил в этом ресторане?

  - Кефир. И иногда компот. 

   - Ах, да, я забыл, что ты был чемпионом по вольной борьбе. А вот я, когда приходил  в «Асторию», пил только французский коньяк «Наполеон». Правда , это было давно, но вкус этого напитка я запомнил навсегда. Тебе надо поднять репутацию своего отеля до уровня питерской «Астории», предлагая своим гостям широкий выбор вин и коньяков.

  - Я не буду ничего поднимать, - сурово сказал Дзамболат. – Потому что весь французский  коньяк, который продают в  магазинах, делается у нас, в Осетии. Я не хочу обманывать народ. 

 Он посидел, насупясь,  минут  пять, потом неожиданно сказал:

 - Впрочем, я, кажется. забыл. Года два тому назад ко мне приезжал швед –горнолыжник и привез два картонных ящика с коньяком. Один они с дочкой прикончили, а второй он оставил у меня. Сказал, что на следующий год приедет. Но не приехал. Сейчас я схожу в подвал, посмотрю.       

 Он вернулся, держа в руках запылившуюся бутылку коньяка «Хеннеси». Откупорил её и поставил на стол:

 -  Наливай сам. Я не знаю, сколько его надо пить.

 Я наполнил полный фужер искрящейся, ароматной жидкости, и уже поднес его ко рту, когда раздался Асин голос, ровный и строгий:

 - Алексей, не надо пить эту гадость. Завтра утром тебе будет плохо. А я хотела с тобой поговорить кое о чем, на свежую голову. О чем-то очень важном. Очень, очень и очень важном….

 Я послушно поставил фужер на стол и робко предложил:

 - Так, может быть, станцуем?…

 Ася посмотрела на меня  укоряющим взглядом, но с улыбкой:

 - Ты хочешь, чтобы я танцевала с таким блестящим кавалером, как хромоногая уточка? Я ногу подвернула на склоне, два километра шла на одной лыже, а он желает танцевать с несчастной калекой… Передай мне пирог с сыром и налей пива. Я выпью за мужчин, которые никогда не поступят так, как ты…

 От её шутливых слов вся моя хандра прошла, и  я забыл о том, что только что хотел упиться до смерти и, вообще, забыть об этой женщине.

 Я   без промедления выполнил её просьбу и поставил на проигрыватель диск с осетинскими песнями. Я всегда слушал их, когда мне хотелось ощутить красоту гор. Мне казалось, что даже эхо от них звучит как-то приглушенно и ласково.

 Ася недолго послушала эти печальные напевы в исполнении многоголосых мужчин, потом сказала:

 - Я пошла спать..  Л ёша, помоги мне спуститься по лестнице..

  Я подставил  ей свое плечо, Ася оперлась на него и захромала по ступенькам.  Она дышала мне прямо в ухо, тепло, часто и прерывисто, и мне захотелось взять её на руки и донести прямо до постели.

 Но я не осмелился.

                                                

© Copyright: Борис Аксюзов, 2020

Регистрационный номер №0473369

от 5 мая 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0473369 выдан для произведения:

                                              2

  Почти всю ночь я писал, а, встав с постели в десять часов утра, перечитал написанное и порвал в клочья. Потом вышел в коридор и постучался к Асе. Ответа не последовало, и я поднялся в столовую. Там Дзамболат убирал с нашего стола тарелки, и я понял, что моя соседка уже позавтракала.

 -  Где Ася? –спросил я его.

 - Посмотри в окно, - ответил он.

  Я  подул на замерзшее стекло, протер его пальцем и увидел Асю, стоявшую на лыжах на тропе, ведущую к горнолыжной трассе. Накинув у себя в комнате тёплую куртку, я выскочил на крыльцо.

 - Ты куда? – крикнул я.

 - На склон! –   звонким криком ответила она..

 - Меня возьмешь с собой?

 - Не-е-ет! Ты слабак, Лёшка!. Да и лыж у тебя нет.

 Не знаю почему, но то, что она назвала меня Лешкой,  очень понравилось мне, и даже слово «слабак» прозвучало для меня как комплимент, ласковый и обнадеживающий.

 - А я лыжи у Дзамболата возьму! - настойчиво продолжал кричать я. – И не такой уж я слабак, как тебе кажется! 

 - Но ты, наверное, забыл, что обещал утром запустить движок. Я вернусь через два часа, и чтобы к этому времени в столовой горел свет и звучала музыка! Ты понял?

 - Так точно, мэм! – угасающим голосом ответил я  и поплелся в столовую. Там пахло машинным  маслом, и  у камина стоял согревшийся за ночь генератор. Я пнул его ногой и проворчал:

 - Откуда ты только взялся, негодяй! Лучше уж без света жить, чем без…

 Здесь моя крамольная мысль прервалась. Видимо, проснулась  моя задремавшая совесть; которая тихонько шепнула мне: «Далеко заходишь ты, Акимов, в своих мечтах  об этой женщине».

 - Неси инструмент, Дзамболат! – крикнул я хозяину, на что сразу же последовал   логичный вопрос:

 - Какой?

 - Какой есть, тот  и неси! - закричал я еще  громче и раздраженнее.

  Через минуту   Дзамболат грохнул у моих ног ящиком с инструментом и сказал:

 - Очень нервным ты стал, Алексей. Нельзя тебе рядом с женщинами жить.

Наверное, он был прав. Нельзя… Особенно с такими, как Ася…

 Движок я отремонтировал быстро. Игла поплавка в карбюраторе  просто слишком  замаслилась и прилипла к стенке отверстия, через которое поступало топливо. Я протер ее бензином, собрал мотор,  дернул за шнур, и мотор тут же загудел, подпрыгивая на полу. Но, проработав  с минуту,  он заглох, словно обидевшись на то, что мы не пляшем вокруг него от радости.   

  - Бензин кончился,  - сказал Дзамболат. – Я сейчас спущусь за ним на турбазу, а ты пока завтракай. На плите - котлета и кофе. Гарнир – гречка. Если не любишь, свари сам себе макароны. 

 Заботливый этот человек, Дзамболат, но не внимательный.  Уж он-то должен знать, что из всех гарниров я больше всего люблю гречку.

 «А из всех женщин - Асю» - сказал мне мой внутренний голос.

 «Заткнись! – ответил я ему. – Ты просто плохо знаешь, что такое одиночество в горах. Когда нет ни света, ни тепла, ни любимой музыки. И когда роман не пишется …»

 Дзамболат вернулся через час, но с пустыми руками.

 - А где бензин? – спросил я.

 Он посмотрел на меня с укором:

 - Неужели ты считаешь меня, взрослого осетинского мужчину, таким дураком,  который будет  два километра тащить на себе в гору сто литров бензина?  Ты видишь во дворе голубую будочку? В ней находится  моё изобретение, которое  заставило моего деда не бить меня палкой и не говорить мне, что я глупый, как горный ишак.

 По-моему, это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из  уст Дзамболата.  И я понял, почему он вдруг заговорил так долго и слегка напыщенно, когда очутился в голубой будке, стоявшей на краю обрыва. В ней  находился вал с намотанным на него тросом, электромотор и  огромный ворот,  похожий на тот, при помощи которого древние  египтяне поднимали каменные блоки на строившиеся пирамиды.    Но для чего это всё, я не понимал, и Дзамболат это заметил.

 - Посмотри  в то окошко,  - сказал он мне. – Что ты там видишь?

 Я увидел крутой, очищенный от снега спуск с уложенными на нем рельсами.

 - Вот там, внизу стоит сейчас вагонетка, а на ней канистры с бензином, которые я крепко привязал  верёвкой. Если бы сейчас  была  электроэнергия, я бы включил  мотор, и вагонетка через  пять минут очутилась здесь. Но электричества  нет, поэтому мы с тобой станем за это колесо, ты возьмешься за одну ручку, я за другую я, и мы будем  крутить его, пока  не приедет вагонетка с бензином. Главное,  успеть, пока Ася не  вернулась. Она будет очень рада, когда увидит свет в нашем доме.

 Мы крутили это чёртово колесо, наверное, с час, хотя до турбазы  по прямой было метров шестьсот, не больше. 

   Потом мы быстро залили топливо в бачок, Дзамболат перекрестился, а я  дёрнул за шнур. Движок потарахтел  с минуты две вхолостую , я передвинул знакомый мне с погранзаставы  рычажок, и в столовой вспыхнула люстра и заиграло радио.

 - Джигит! – хлопнул  меня по плечу Дзамболат. – Вечером пойдешь в отель «Вершина», там хозяин -  мой друг Арсен Цебоев, у него тоже такая машина сломалась, Починишь – он тебе много денег даст.

 - Никуда я не пойду, - ответил я. – Потому что  сегодня у нас будет праздничный  ужин с танцами.  Тащи сюда все свои  диски с записями. Но сначала мы выберем музыку, которой будем встречать Асю.

 - Это должна быть осетинская музыка, - твердо произнес Дзамболат.

 - Осетинская, так осетинская, - согласился я, так как спорить с ним о чем либо, что касалось культуры его народа, было бесполезно. – Но ты найди такую песню, чтобы она заплакала, услышав её.

 Пока он, прищурив глаза, перебирал в уме все осетинские мелодии, способные растрогать человека до слёз, я уже е знал, какую песню услышит Ася,  подходя к гостинице.  Я быстро нашел нужный мне диск и вставил его в проигрыватель.      

  И это оказалось очень вовремя, так как снаружи раздался звонкий плачущий крик:

 - Эй, в «Астории»,  кто живой  есть?! Помогите, я лыжу сломала!

  Я выглянул в окно, уже успевшее разморозиться. Ася стояла на  тропе, сразу у выхода из леса, и размахивала рукой с обломком лыжи.

  Я с грохотом открыл окно, повернул регулятор громкости на проигрывателе до отказа и нажал кнопку пуска.

 И над всем ущельем полилась ласковая и печальная песня:

 

                                         Милая моя,
                                        Cолнышко лесное, 
                                        Где, в каких краях
                                        Встретишься со мною?

 

 В окно я  увидел, как Ася присела сначала на корточки, потом упала в снег и закрыла лицо руками.

 - И, правда, плачет, - тихо сказал Дзамболат.

 

  Вечером мы, все трое,  сидели за столом, на котором  возвышалась, исходя паром, горка только что испеченных осетинских пирогов, стояли в ряд бутылки с осетинским пивом.

 Ася сидела в кресле у камина, поджав под себя ноги, и в ее руке беспрестанно трещал телефон. Она едва успевала нажимать кнопки, чтобы он замолк, и Дзамболат, не выдержав этого, сказал:

 - Дай сюда, я выброшу его  в окно…

 - Я жду очень важного сообщения, - ответила Ася, нахмурясь. – очень, очень и очень важного.

 «От мужа, наверное, - подумал я.- А обо мне ты уже забыла.  И о песне, от которой ты заплакала, тоже».

 - Дзамболат, у тебя коньяк есть? – спросил я.

 - Спиртного не держим, - ответил он. – Есть бутылка кукурузного самогона под названием «арака», но ты его пить не будешь.

 - Твоя гостиница называется «Горная Астория». Почему?

 - Потому что я однажды был на соревнованиях в Петербурге и три дня жил  там в гостинице «Астория». И она мне очень понравилась.

 - А в ресторан ты там ходил?

 - Ходил…

  - И что ты пил в этом ресторане?

  - Кефир. И иногда компот. 

   - Ах, да, я забыл, что ты был чемпионом по вольной борьбе. А вот я, когда приходил  в «Асторию», пил только французский коньяк «Наполеон». Правда , это было давно, но вкус этого напитка я запомнил навсегда. Тебе надо поднять репутацию своего отеля до уровня питерской «Астории», предлагая своим гостям широкий выбор вин и коньяков.

  - Я не буду ничего поднимать, - сурово сказал Дзамболат. – Потому что весь французский  коньяк, который продают в  магазинах, делается у нас, в Осетии. Я не хочу обманывать народ. 

 Он посидел, насупясь,  минут  пять, потом неожиданно сказал:

 - Впрочем, я, кажется. забыл. Года два тому назад ко мне приезжал швед –горнолыжник и привез два картонных ящика с коньяком. Один они с дочкой прикончили, а второй он оставил у меня. Сказал, что на следующий год приедет. Но не приехал. Сейчас я схожу в подвал, посмотрю.       

 Он вернулся, держа в руках запылившуюся бутылку коньяка «Хеннеси». Откупорил её и поставил на стол:

 -  Наливай сам. Я не знаю, сколько его надо пить.

 Я наполнил полный фужер искрящейся, ароматной жидкости, и уже поднес его ко рту, когда раздался Асин голос, ровный и строгий:

 - Алексей, не надо пить эту гадость. Завтра утром тебе будет плохо. А я хотела с тобой поговорить кое о чем, на свежую голову. О чем-то очень важном. Очень, очень и очень важном….

 Я послушно поставил фужер на стол и робко предложил:

 - Так, может быть, станцуем?…

 Ася посмотрела на меня  укоряющим взглядом, но с улыбкой:

 - Ты хочешь, чтобы я танцевала с таким блестящим кавалером, как хромоногая уточка? Я ногу подвернула на склоне, два километра шла на одной лыже, а он желает танцевать с несчастной калекой… Передай мне пирог с сыром и налей пива. Я выпью за мужчин, которые никогда не поступят так, как ты…

 От её шутливых слов вся моя хандра прошла, и  я забыл о том, что только что хотел упиться до смерти и, вообще, забыть об этой женщине.

 Я   без промедления выполнил её просьбу и поставил на проигрыватель диск с осетинскими песнями. Я всегда слушал их, когда мне хотелось ощутить красоту гор. Мне казалось, что даже эхо от них звучит как-то приглушенно и ласково.

 Ася недолго послушала эти печальные напевы в исполнении многоголосых мужчин, потом сказала:

 - Я пошла спать..  Л ёша, помоги мне спуститься по лестнице..

  Я подставил  ей свое плечо, Ася оперлась на него и захромала по ступенькам.  Она дышала мне прямо в ухо, тепло, часто и прерывисто, и мне захотелось взять её на руки и донести прямо до постели.

 Но я не осмелился.

                                                

 

Муза по имени Ася ( Вторая глава.)

"Я счастлив был тобой...", акт 1-й, картина 3-я