Муза по имени Ася (Роман-миниатюра в семи главах.)

                                               1.

 

 Бледный свет керосиновой лампы освещал какие-то полметра сугроба за окном, а сразу за ним начиналась непроглядная тьма, казавшаяся мне бездной… Пространством без дна…

  Мне становилось почему –то страшно, и я поспешно отходил от окна и садился за стол писать.

 В этой небольшой гостинице  близ лыжной трассы, как и во всем горном посёлке уже третий день не было электричества, и мне приходилось писать от руки, что было непривычно и утомительно. Аккумуляторы в моем ноутбуке окончательно  разрядились,   об интернете можно было вообще не вспоминать,  а телефон я отключил на случай, если придет какое-либо важное сообщение.

 Хозяин гостиницы, молчаливый осетин по имени Дзамболат, исполнявший одновременно обязанности повара, официанта, горничной и уборщицы, сказал мне, что света не будет еще с неделю, а, может быть, и дольше, так как в трех километра  отсюда упал подгнивший столб линии электропередачи, который стоял на крутом склоне. После долгого снегопада добраться туда было невозможно. Как только снег перестанет идти совсем, жители поселка, состоявшие, в основном, из владельцев гостиниц и турбаз, собираются протоптать туда хотя бы тропу  и наладить электроснабжение, пусть и временное.  

 Кроме моего номера, в гостинице был занят лишь один по соседству со мной. Там жила пара молодожёнов, решивших провести свой медовый месяц в горах. Но почти за неделю моего проживания здесь, я их не видел ни разу. Вставал  я после ночной работы поздно,  и только благодаря тому, что меня будил грохот их горнолыжных ботинок, раздававшийся в коридоре. На завтрак, обед и ужин в столовую они не приходили, так как Дзамболат приносил им  еду прямо в номер. По чьей инициативе, я сказать  не могу.

 Иногда по вечерам они пели дуэтом украинские песни о любви, завораживающие своей красотой и мелодичностью. Это помогало, настраивая   меня  на лирический лад, так как роман, который я писал, был тоже о любви… И только о любви…

 Поэтому писать его мне было очень трудно. Эти суровые горы, высокие ели с шапками снега, стоявшие у входа в гостиницу, как часовые, мрачный Дзамболат, разговаривавший только сам с собой по­­-осетински, когда у него подгорал шашлык,  и железный грохот ботинок , будивший меня по утрам не могли  вдохновить меня на описание большой любви, о которой рассказал мне мой друг, капитан дальнего плавания Марат Юнусов  Я исписывал каждую ночь по десять листов, но прочитав   написанное после короткого  сна, тут же  рвал их в мелкие клочья.

 После завтрака я шел гулять. Впрочем,  прогулкой назвать это было трудно. От гостиницы было протоптано всего две тропы. Одна из них вела наверх,  к горнолыжному склону, а другая сбегала к реке,  где Дзамболат  брал воду. Я шел вниз, так как никогда не был любителем  горных восхождений. К тому же, пройдя пятьдесят метров по верхней тропе, я упирался в серую завесу низко лежащих облаков, сквозь которые  вокруг ничего не было видно, и меня снова охватывал страх, как перед той черной бездной за ночным окном.

 Поэтому я спускался  к  реке. Спускался долго, боясь упасть и покатиться  вниз по крутому склону, ломая себе рёбра о верхушки огромных валунов, торчавших из-под снега.

 Внизу было покойно и тихо. Бурная и шумливая река, какой я знал её слетом, зимой превращалась в ручей, ласково шелестевший о чем-то своём, неведомом для меня. Я садился на бревно, которое предусмотрительный  Дзамболат укрыл толстым войлоком, и начинал обдумывать сюжет своего романа.  Мысленно он развивался у меня, как ленточка  пёстрого, нежного шёлка, нигде даже не зацепившись за острые  шипы  неясности и недоразумений.

 «Так почему же у меня ничего  не выходит на бумаге?» - думал я  с нехарактерной для меня злостью. Я зачерпывал из ручья ледяную воду и бросал её себе в лицо. Становилось легче. Я доставал из кармана записную книжку и карандаш  и писал наброски  тех сцен сюжета, которые посчитал сегодня наиболее удачными.

 Просидев у реки часа два, я начинал подниматься наверх.  Это было очень трудно, я останавливался отдохнуть через каждые пять минут и думал о том, как Дзамболат умудряется дважды в день  лезть по этой крутизне, да еще с двумя вёдрами воды, не пролив н и капли…

Если бы это делал я, то эта тропа превратилась в ледяной желоб.

 Сегодня я пришел с прогулки, прямо к обеду.   В маленькой столовой было тепло и уютно, горел камин, а на столе были зажжена огромная свеча.

 Подавая мне суп харчо, Дзаболат хмуро сказал:

 - Соседи твои уехали. Теперь тебе совсем скучно будет. Один остался.

 - Один и без песен, - добавил я.

 - Песни они красиво пели, - согласился Дзамболат

  - А как же они до главной дороги будут добираться? – спросил я.

 - На лыжах пошли.  Они хорошие лыжники.  За два часа до автобуса  дойдут, - пояснил  он.

 Отобедав, я пришел в свой номер, упал ничком на кровать и уснул успев только подумать: «А, действительно,  жить одному в такой гостинице как-то несподручно, умом можно тронуться…»

 Но вечером, непонятно откуда и как, явилась она…

 

На обед я припоздал: уж больно трудно дался мне в этот раз подъем от реки. Когда обметал сапоги от снега на крыльце гостиницы услышал чьи-то  два голоса, мужской  и женский.

 «Наверное, мои соседи  вернулись, - подумал я.- Не смогли пробиться к дороге».

 Но войдя в коридор, я увидел в глубине его Дзамболата  и какую-то женщину, стоявшую ко мне спиной.  Она была в светлой дубленке и лыжной шапочке, из-под которой смешно торчали две рыжие косички. В руках она держала   лыжи,  достававшие чуть ли не до потолка, а у ног стоял огромный   рюкзак.

 - А вот мой единственный и верный жилец, - сказал Дзамболат, увидев меня, и я сразу отметил, что он стал слишком многословным, и это многословие было лёгким и изящным.

 Женщина обернулась, и я вздрогнул: она оказалась необыкновенно хороша собой. А улыбка, с которой она взглянула на меня, вообще была неописуемой. Улыбка ребёнка, впервые увидевшего что-то прекрасное.

От неё на душе у меня стало тепло и гордо, словно я сам стал прекрасным принцем, которому эта женщина готова подарить свою  любовь.

 Когда подошел к ней, она протянула мне свою руку и, не переставая улыбаться, сказала:

 - Ася.

 - Алексей, - ответил я, пожав руку, показавшейся  мне горячей..

 Но,  пребывая в состоянии какой-то странной прострации, я забыл улыбнуться в ответ ей, и её улыбка тут же потухла. 

«Зануда», - обругал я сам не себя, но было уже поздно:  женщина отвернулась к Дзамболату и спросила:

 - Так где  же ты меня поселишь?

 - А вот рядом вас и поселю, всё будет теплее, - ответил Дзамболат, не переставая удивлять меня своим красноречием. 

  Женщина обвела меня, с ног до головы  теперь уже достаточно строгим взглядом, словно оценивая, достоен  ли я её соседства, и сказала:

 - Рядом, так рядом, А вот насчет того, что будет теплее, я сомневаюсь…

 Я хотел уже обидеться на такие слова, но она пояснила:

- Уж слишком плохо ты топишь, Дзамболат.

- Света нет, воды нет, дрова кончаются! – почти закричал хозяин. - Как я могу натопить такой дом?!

 Его красноречие внезапно исчезло, и я понял, почему: его прекрасная гостья показала свои остренькие зубки.

 Но мне понравилось даже это, так как я не люблю женщин, которые  улыбаются  в любой ситуации. Они либо глупы, либо притворяются.

 Одним толчком своей могучей руки Дзаболат распахнул дверь комнаты, у которой мы стояли, и пробурчал:

 - Смотри!

 Женщина с чудесным именем Ася окинула номер одним взглядом и сказала:

 - Хорошо. Мне нравится. Буду жить здесь.

  - Обед через полчаса, - сухо предупредил Дзамболат, взглянув на часы.

 «Ну, вот теперь я тебя узнаю, гордый сын Кавказа! - подумал  я, улыбнувшись про себя. -  А то растаял перед этой красотой, как воск под солнцем».

 В столовой она, не спрашивая моего разрешения, села за мой стол у камина. Но я не осудил  её бесцеремонность, подумав: «Каждый ищет место потеплее». К тому же на столе теперь стояло две свечи, зажженных

предусмотрительным  Дзамболатом.

 Суп харчо был горячим и очень острым, и, попробовав его, Ася зажмурила глаза и сказала:

  - Вот это то,  что надо!  Теперь мне никакой мороз не страшен.  Дзамболат – умница!

 Ася жадно проглотила тарелку супа, не теряя, впрочем, изящества, которое присутствовало во всем, что бы она ни делала.

 В ожидании шашлыка между нами завязался приятный неторопливый разговор.

 - А как вы сюда добрались? – спросил я.

 - А я прилетела из Москвы в Минводы. доехала  на такси до шахтерского  поселка, что на трассе, потом прошла девять километров  на лыжах и поселилась на турбазе, которая внизу ущелья. Но оттуда далеко до горнолыжных склонов, и, прожив там три дня, я решила подняться  в гостиницу Дзамболата. Когда-то,  лет пять тому назад, я жила уже у него, Потом, приезжая сюда каждый год, я не могла остановиться здесь, потому что его гостиница всегда была переполнена. А сейчас мы с вами здесь всего двое… Поверить невозможно!

 - Значит, вы приехали сюда покататься на лыжах?

 Женщина посмотрела на снисходительно и рассмеялась:

 - Никогда не говорите мне это слово: «покататься . Это всё равно, что моряку сказать: «поплавать». Если вы  спросите его:» «Ты плавал по Тихому океану?», он запрезирает вас.  Я приехала сюда, чтобы пройти все горнолыжные склоны этого ущелья.  А моряк ответит вам так: «Я  ходил по Тихому от Находки  до Сан-Франциско».

 - И что же, вы прошли хоть один   склон?

 - Какой там! Вы, наверное, спрашиваете меня, чтобы посмеяться? Вы же прекрасно знаете, что ни один подъемник не работает из-за  аварии с электричеством.  Узнав об этом, я решила просто сходить в горы, подняться хотя бы на ледник. Вышла и  через сто метров  провалилась по грудь  в сугробе. Как доползла до турбазы, уже не помню.  Ужас!

 Она помолчала, видимо, вспоминая подробности того ужасного происшествия, потом добавила:

  - И после этого наступила такая скука, хоть вешайся! Ни телевизора тебе, ни телефона , почитать даже нечего. Вы представляете, на турбазе нет даже библиотеки! А я ведь помню, что была в прежние годы, когда я только начинала заниматься горными лыжами. и поэтому я пошла к Игорю, директору  этой турбазы и говорю: «Открой туркабинет, пожалуйста». Мы с ним знакомы  с давних пор, и он мне никогда и ни в чём не отказывал. А на этот раз  замялся как-то и говорит, что не открывал это помещение, где библиотека  находится, уже лет десять. Уговорила  я его всё-таки, открыл он кабинет, а оттуда такая вонь пошла, что хоть беги прочь. От книг осталась лишь шелуха на полу, сожрали мыши всю библиотеку начисто. Потом смотрю, в углу куча каких-то журналов валяется. Я перчатку надела, стала их перебирать, а они сплошь иностранные, на английском, немецком и французском языках.  Оказывается, раньше, еще в прошлом веке,  турбаза принимала только  интуристов, и для них специально выписывали эти журналы. Конечно же по определенной тематике: туризм, альпинизм , горнолыжный спорт. Стала я копаться в этой куче и вдруг нахожу вот это …

 Она сняла со спинки кресла сумочку, достала  из неё пестрый журнал в глянцевой обложке и протянула его мне:

 - Вы не бойтесь, я его духами протерла от всякой заразы. К тому же, мыши ни один из этих журналов не погрызли. Видно, иностранная бумага им не понравилась

 Вверху обложки краснела яркая надпись – название журнала: «SKI-MAGAZIN», а ниже был помещен портрет … моей собеседницы, только совсем юной, со своей ослепительной улыбкой на круглом еще лице.

 Никакой подписи под портретом не было, но я ничуть не сомневался – это она, Ася, которая сейчас сидит напротив меня и улыбается той же улыбкой.

 Дзамболат принес дымящийся шашлык с зеленью, и Ася вновь захлопала в ладоши, теперь уже в присутствии повара:

 - Дзамбо, ты великий человек! Ты где достал этот тархун среди зимы?

 - Теплица есть, - скупо ответил хозяин, и я понял, что он еще не простил  этой женщине её замечания по поводу холода в гостинице.

 Шашлык Ася ела чуть помедленнее, наслаждаясь его чудесным вкусом, а чай вообще пила не торопясь, задумавшись о чем-то.

 - Так как вы попали на обложку иностранного  журнала? – спросил я. – Вы были чемпионкой?

  - Нет чемпионкой я ни разу не была, ни мира, ни Европы, ни даже  России. В призы попадала, а чемпионкой стать не сподобилась. А на обложку попала, потому что улыбка у меня красивая. Увидел, видимо,  меня фотокорреспондент, когда я, заняв тридцать четвертое место,  улыбаюсь от счастья, что я не последняя, восхитился мной и  нажал кнопку, не спросив даже, кто я такая.

 Она помолчала, потом решительно хлопнула обеими руками по столу:

 - Итак, отдыхаем полтора часа  и идем на склон!

 Я, конечно, подумал, что она говорит во множественном  числе только о себе, и ошибся.

 Ровно через полтора часа раздался стук в дверь,  я открыл и увидел Асю в спортивном одеянии, с лыжами в руке.   Увидев меня в тёплой куртке и шлепанцах, она удивленно спросила:

 - Вы еще не готовы?

 - Вообще-то…, - виновато начал я, намереваясь закончить фразу словами: « - …я чувствую себя неважно».

  Но какая-то неведомая сила заставила меня сказать правду:

 - Вообще-то, я совсем не могу кататься на лыжах.

 Её глаза стали  широкими и растерянными.

 - Так зачем же вы сюда приехали? – спросила она.

 - Просто отдохнуть, - ответил я.

 - От чего отдохнуть? От работы или семейных неурядиц?

 - От работы…

 - А кем вы работаете?

 - Я преподаю в школе литературу, - соврал я, краснея. - Сейчас ученики не очень интересуются этим предметом, шумят на уроках, вот я и решил отдохнуть здесь от этого шума.   

 - Ну что же,  приятного вам отдыха, - сказала она и ушла, гремя ботинками.  

 Мне стало совсем стыдно, и, упав на постель, я обругал себя последними словами и решил завтра же любыми способами убраться отсюда.

 За ужином мы вновь сидели вместе за одним столом. Ася была молчалива и натянута, как стрела лука. Я ждал, что вот-вот она выстрелит в меня    презрительной фразой, но она неожиданно сказала, улыбнувшись:

 - Алексей, а давайте перейдем на «ты». Тебе… вам сколько лет?

 - Тридцать один.

 - А мне двадцать девять. Почти ровесники. И мы не на светском приеме, а в глухих горах, в гостинице, где нас всего трое. Глупо обращаться к друг другу на «вы», если даже хозяину гостиницы мы оба говорим «ты».

- Давайте…, то есть, давай, - ответил я чувствуя,  что мой позор искуплен и забыт.

 А сам я был поражен тем, что на второй день знакомства с женщиной, прекрасной и загадочной, стал называть ее на «ты»

 Закончив ужин, состоявший из вкусных сырников с мацони , мы еще долго сидели молча у камина, пока Ася не сказала:

 - Давай поднимемся на крышу. Хочу посмотреть на горы в темноте.

 Для меня это прозвучало  странно: ведь в темноте нельзя ничего  увидеть.

 Но когда мы поднялись на плоскую крышу гостиницы, где Дзамболат устроил настоящую смотровую площадку с перилами, скамейками и даже  небольшим телескопом, я вдруг увидел, что вокруг всё белым- бело, а вдалеке темнеют причудливые изгибы гор. А  еще дальше и выше золотым  шаром пылает вершина Казбека, освещенная солнцем, уже ушедшим от нас.

 - Какое чудо! – тихо произнесла Ася.

 И тут свершилось еще одно чудо! Внизу вдруг вспыхнули яркие островки огней, хрюкнул репродуктор, и по ущелью понеслась громкая песня: «Если друг оказался вдруг…»

 - Дзамбо, свет дали! – закричала Ася, - Включай скорей!

 Дзамболат поднялся на крышу, мрачный и неторопливый, посмотрел вниз и, не выразив никаких эмоций, сказал:

 -Это они свои генераторы запустили. Бензин нашли.

 - А  у тебя что, нет своего генератора? – волнуясь, спросила Ася.

 - Есть, но он не фурычит.  Осенью еще поломался. Говорят, что какая-то иголка в карбюраторе сломалась. А я даже не знаю, что такое карбюратор  и где он находится.

 - Мне всегда не везет, - загрустила Ася. -  Стоило сбежать из турбазы  к Дзамбо,  как там электричество появилось. Это тебе и телевизор, и телефон, а, может быть, и Интернет…

 Я не знаю, откуда у меня появилась смелость, но услышав такое отчаянное  восклицание, я  схватил за руку Дзамболата, уже собравшегося уходить, и приказным тоном спросил:

 - Где у тебя генератор? Давай, показывай….

 - На балконе он  у меня.  Только там темно и холодно, я тебе его в столовую  притащу.

 - А ты что, специалист в этом деле? - спросила Ася, впервые обращаясь  ко мне на «ты», отчего мне стало жарко даже на этом диком холоде, поднимавшемся со дна ущелья.

 - Нет, - ответил я, слегка важничая, - специалистом меня назвать нельзя. Но я служил в  армии на пограничной заставе, где тоже постоянно отключали свет. Это было в те времена, когда наша армия вообще рушилась, и офицеры  за обедом сидели вместе с рядовыми солдатами. У нас было два моторных электрогенератора,  и они по очереди    выходили  из строя. И тогда выяснилось, что лучше всех на заставе разбираюсь в моторах я, так как любимыми предметами  в школе у меня были литература и труд, где мы изучали автомобильное дело. Я  вспомнил все, чему меня учили, отремонтировал движки и с тех пор занимался только этим, даже в наряды по охране границы не ходил.

 - Принес! – прокричал снизу Дзамболат .

  Я спустился, тронул генератор рукой, и моя ладонь чуть не прилипла к металлу.

 - Пусть постоит здесь до утра,  - сказал я. – Завтра встану пораньше и займусь им.

 Приближалось время, когда я обычно начинал работу над романом, но мне не хотелось уходить от Аси. Мы присели за наш стол и  молчали.

 Подошел Дзамболат, положил на стол колоду карт:

 - В  «дурака» сыграйте, если скучно.

 Ася оживилась, потерла  руки:

 - Сейчас мы  узнаем, кто как в школе учился!

 Я остался в «дураках» три раза подряд , и ей стало скучно.

 - Пойду спать, - грустно сказала она.  – Вы меня, мужики, ничем развеселить не можете, и мне остается только спать.

Мы спустились  вместе к нашим номерам, и она вдруг спросила:

 - Слушай, а у тебя почитать ничего нет?

 - Нет, - ответил я,  но тут внезапно вспомнил, что уезжая сюда, прихватил с собой свою последнюю книгу, сборник рассказов под названием  «О любви…»  На том, чтобы дать книге такое банальное  название, настоял редактор, и я с ним спорить не стал, потому что все рассказы в этом сборнике были действительно о любви.

 Ася уже была у дверей своего номера, когда я остановил её:

 - Обожди, у меня, кажется,  завалялась одна книжонка.

 Я забежал в комнату, выхватил из сумки книгу и вернулся к Асе. Она по-прежнему стояла  у двери, держась за ручку. Взяв книгу,  она прищурилась и прочла вслух:

 - «О любви..»… Как здорово! Нашлась, наконец, в этом мире  книга, да ещё и о любви. Спасибо, Лёша!

 Она неожиданно поцеловала меня в щёку и скрылась в комнате.

 А я, вернувшись в свой холодный номер, сел за стол и стал представлять себе, как она, открывает страницу с первым рассказом и читает его название: «Спаси меня, любовь…».

 Вообще-то, перечитав этот сборник уже здесь, в гостинице, я остался им недоволен: сюжеты моих рассказов показались мне скучными, герои не достаточно живыми, а язык вялым. И  только один рассказ вызвал у меня чувство удовлетворения собой. Он назывался «Не верьте, что от любви не умирают…»

 «Интересно, что скажет Ася завтра о моей книге… Она же не знает, что   она моя…  Видно, не зря я издал её под псевдонимом. Фамилию мою она всё равно узнает, просто спросив её у Дзамболата, а вот то, что я писатель и у меня может быть псевдоним – никогда!  А вот свой будущий роман я издам под своей настоящей фамилией, потому что он будет безупречен…»

                                       (продолжение завтра) 

© Copyright: Борис Аксюзов, 2020

Регистрационный номер №0473293

от 4 мая 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0473293 выдан для произведения:

                                               1.

 

 Бледный свет керосиновой лампы освещал какие-то полметра сугроба за окном, а сразу за ним начиналась непроглядная тьма, казавшаяся мне бездной… Пространством без дна…

  Мне становилось почему –то страшно, и я поспешно отходил от окна и садился за стол писать.

 В этой небольшой гостинице  близ лыжной трассы, как и во всем горном посёлке уже третий день не было электричества, и мне приходилось писать от руки, что было непривычно и утомительно. Аккумуляторы в моем ноутбуке окончательно  разрядились,   об интернете можно было вообще не вспоминать,  а телефон я отключил на случай, если придет какое-либо важное сообщение.

 Хозяин гостиницы, молчаливый осетин по имени Дзамболат, исполнявший одновременно обязанности повара, официанта, горничной и уборщицы, сказал мне, что света не будет еще с неделю, а, может быть, и дольше, так как в трех километра  отсюда упал подгнивший столб линии электропередачи, который стоял на крутом склоне. После долгого снегопада добраться туда было невозможно. Как только снег перестанет идти совсем, жители поселка, состоявшие, в основном, из владельцев гостиниц и турбаз, собираются протоптать туда хотя бы тропу  и наладить электроснабжение, пусть и временное.  

 Кроме моего номера, в гостинице был занят лишь один по соседству со мной. Там жила пара молодожёнов, решивших провести свой медовый месяц в горах. Но почти за неделю моего проживания здесь, я их не видел ни разу. Вставал  я после ночной работы поздно,  и только благодаря тому, что меня будил грохот их горнолыжных ботинок, раздававшийся в коридоре. На завтрак, обед и ужин в столовую они не приходили, так как Дзамболат приносил им  еду прямо в номер. По чьей инициативе, я сказать  не могу.

 Иногда по вечерам они пели дуэтом украинские песни о любви, завораживающие своей красотой и мелодичностью. Это помогало, настраивая   меня  на лирический лад, так как роман, который я писал, был тоже о любви… И только о любви…

 Поэтому писать его мне было очень трудно. Эти суровые горы, высокие ели с шапками снега, стоявшие у входа в гостиницу, как часовые, мрачный Дзамболат, разговаривавший только сам с собой по­­-осетински, когда у него подгорал шашлык,  и железный грохот ботинок , будивший меня по утрам не могли  вдохновить меня на описание большой любви, о которой рассказал мне мой друг, капитан дальнего плавания Марат Юнусов  Я исписывал каждую ночь по десять листов, но прочитав   написанное после короткого  сна, тут же  рвал их в мелкие клочья.

 После завтрака я шел гулять. Впрочем,  прогулкой назвать это было трудно. От гостиницы было протоптано всего две тропы. Одна из них вела наверх,  к горнолыжному склону, а другая сбегала к реке,  где Дзамболат  брал воду. Я шел вниз, так как никогда не был любителем  горных восхождений. К тому же, пройдя пятьдесят метров по верхней тропе, я упирался в серую завесу низко лежащих облаков, сквозь которые  вокруг ничего не было видно, и меня снова охватывал страх, как перед той черной бездной за ночным окном.

 Поэтому я спускался  к  реке. Спускался долго, боясь упасть и покатиться  вниз по крутому склону, ломая себе рёбра о верхушки огромных валунов, торчавших из-под снега.

 Внизу было покойно и тихо. Бурная и шумливая река, какой я знал её слетом, зимой превращалась в ручей, ласково шелестевший о чем-то своём, неведомом для меня. Я садился на бревно, которое предусмотрительный  Дзамболат укрыл толстым войлоком, и начинал обдумывать сюжет своего романа.  Мысленно он развивался у меня, как ленточка  пёстрого, нежного шёлка, нигде даже не зацепившись за острые  шипы  неясности и недоразумений.

 «Так почему же у меня ничего  не выходит на бумаге?» - думал я  с нехарактерной для меня злостью. Я зачерпывал из ручья ледяную воду и бросал её себе в лицо. Становилось легче. Я доставал из кармана записную книжку и карандаш  и писал наброски  тех сцен сюжета, которые посчитал сегодня наиболее удачными.

 Просидев у реки часа два, я начинал подниматься наверх.  Это было очень трудно, я останавливался отдохнуть через каждые пять минут и думал о том, как Дзамболат умудряется дважды в день  лезть по этой крутизне, да еще с двумя вёдрами воды, не пролив н и капли…

Если бы это делал я, то эта тропа превратилась в ледяной желоб.

 Сегодня я пришел с прогулки, прямо к обеду.   В маленькой столовой было тепло и уютно, горел камин, а на столе были зажжена огромная свеча.

 Подавая мне суп харчо, Дзаболат хмуро сказал:

 - Соседи твои уехали. Теперь тебе совсем скучно будет. Один остался.

 - Один и без песен, - добавил я.

 - Песни они красиво пели, - согласился Дзамболат

  - А как же они до главной дороги будут добираться? – спросил я.

 - На лыжах пошли.  Они хорошие лыжники.  За два часа до автобуса  дойдут, - пояснил  он.

 Отобедав, я пришел в свой номер, упал ничком на кровать и уснул успев только подумать: «А, действительно,  жить одному в такой гостинице как-то несподручно, умом можно тронуться…»

 Но вечером, непонятно откуда и как, явилась она…

 

На обед я припоздал: уж больно трудно дался мне в этот раз подъем от реки. Когда обметал сапоги от снега на крыльце гостиницы услышал чьи-то  два голоса, мужской  и женский.

 «Наверное, мои соседи  вернулись, - подумал я.- Не смогли пробиться к дороге».

 Но войдя в коридор, я увидел в глубине его Дзамболата  и какую-то женщину, стоявшую ко мне спиной.  Она была в светлой дубленке и лыжной шапочке, из-под которой смешно торчали две рыжие косички. В руках она держала   лыжи,  достававшие чуть ли не до потолка, а у ног стоял огромный   рюкзак.

 - А вот мой единственный и верный жилец, - сказал Дзамболат, увидев меня, и я сразу отметил, что он стал слишком многословным, и это многословие было лёгким и изящным.

 Женщина обернулась, и я вздрогнул: она оказалась необыкновенно хороша собой. А улыбка, с которой она взглянула на меня, вообще была неописуемой. Улыбка ребёнка, впервые увидевшего что-то прекрасное.

От неё на душе у меня стало тепло и гордо, словно я сам стал прекрасным принцем, которому эта женщина готова подарить свою  любовь.

 Когда подошел к ней, она протянула мне свою руку и, не переставая улыбаться, сказала:

 - Ася.

 - Алексей, - ответил я, пожав руку, показавшейся  мне горячей..

 Но,  пребывая в состоянии какой-то странной прострации, я забыл улыбнуться в ответ ей, и её улыбка тут же потухла. 

«Зануда», - обругал я сам не себя, но было уже поздно:  женщина отвернулась к Дзамболату и спросила:

 - Так где  же ты меня поселишь?

 - А вот рядом вас и поселю, всё будет теплее, - ответил Дзамболат, не переставая удивлять меня своим красноречием. 

  Женщина обвела меня, с ног до головы  теперь уже достаточно строгим взглядом, словно оценивая, достоен  ли я её соседства, и сказала:

 - Рядом, так рядом, А вот насчет того, что будет теплее, я сомневаюсь…

 Я хотел уже обидеться на такие слова, но она пояснила:

- Уж слишком плохо ты топишь, Дзамболат.

- Света нет, воды нет, дрова кончаются! – почти закричал хозяин. - Как я могу натопить такой дом?!

 Его красноречие внезапно исчезло, и я понял, почему: его прекрасная гостья показала свои остренькие зубки.

 Но мне понравилось даже это, так как я не люблю женщин, которые  улыбаются  в любой ситуации. Они либо глупы, либо притворяются.

 Одним толчком своей могучей руки Дзаболат распахнул дверь комнаты, у которой мы стояли, и пробурчал:

 - Смотри!

 Женщина с чудесным именем Ася окинула номер одним взглядом и сказала:

 - Хорошо. Мне нравится. Буду жить здесь.

  - Обед через полчаса, - сухо предупредил Дзамболат, взглянув на часы.

 «Ну, вот теперь я тебя узнаю, гордый сын Кавказа! - подумал  я, улыбнувшись про себя. -  А то растаял перед этой красотой, как воск под солнцем».

 В столовой она, не спрашивая моего разрешения, села за мой стол у камина. Но я не осудил  её бесцеремонность, подумав: «Каждый ищет место потеплее». К тому же на столе теперь стояло две свечи, зажженных

предусмотрительным  Дзамболатом.

 Суп харчо был горячим и очень острым, и, попробовав его, Ася зажмурила глаза и сказала:

  - Вот это то,  что надо!  Теперь мне никакой мороз не страшен.  Дзамболат – умница!

 Ася жадно проглотила тарелку супа, не теряя, впрочем, изящества, которое присутствовало во всем, что бы она ни делала.

 В ожидании шашлыка между нами завязался приятный неторопливый разговор.

 - А как вы сюда добрались? – спросил я.

 - А я прилетела из Москвы в Минводы. доехала  на такси до шахтерского  поселка, что на трассе, потом прошла девять километров  на лыжах и поселилась на турбазе, которая внизу ущелья. Но оттуда далеко до горнолыжных склонов, и, прожив там три дня, я решила подняться  в гостиницу Дзамболата. Когда-то,  лет пять тому назад, я жила уже у него, Потом, приезжая сюда каждый год, я не могла остановиться здесь, потому что его гостиница всегда была переполнена. А сейчас мы с вами здесь всего двое… Поверить невозможно!

 - Значит, вы приехали сюда покататься на лыжах?

 Женщина посмотрела на снисходительно и рассмеялась:

 - Никогда не говорите мне это слово: «покататься . Это всё равно, что моряку сказать: «поплавать». Если вы  спросите его:» «Ты плавал по Тихому океану?», он запрезирает вас.  Я приехала сюда, чтобы пройти все горнолыжные склоны этого ущелья.  А моряк ответит вам так: «Я  ходил по Тихому от Находки  до Сан-Франциско».

 - И что же, вы прошли хоть один   склон?

 - Какой там! Вы, наверное, спрашиваете меня, чтобы посмеяться? Вы же прекрасно знаете, что ни один подъемник не работает из-за  аварии с электричеством.  Узнав об этом, я решила просто сходить в горы, подняться хотя бы на ледник. Вышла и  через сто метров  провалилась по грудь  в сугробе. Как доползла до турбазы, уже не помню.  Ужас!

 Она помолчала, видимо, вспоминая подробности того ужасного происшествия, потом добавила:

  - И после этого наступила такая скука, хоть вешайся! Ни телевизора тебе, ни телефона , почитать даже нечего. Вы представляете, на турбазе нет даже библиотеки! А я ведь помню, что была в прежние годы, когда я только начинала заниматься горными лыжами. и поэтому я пошла к Игорю, директору  этой турбазы и говорю: «Открой туркабинет, пожалуйста». Мы с ним знакомы  с давних пор, и он мне никогда и ни в чём не отказывал. А на этот раз  замялся как-то и говорит, что не открывал это помещение, где библиотека  находится, уже лет десять. Уговорила  я его всё-таки, открыл он кабинет, а оттуда такая вонь пошла, что хоть беги прочь. От книг осталась лишь шелуха на полу, сожрали мыши всю библиотеку начисто. Потом смотрю, в углу куча каких-то журналов валяется. Я перчатку надела, стала их перебирать, а они сплошь иностранные, на английском, немецком и французском языках.  Оказывается, раньше, еще в прошлом веке,  турбаза принимала только  интуристов, и для них специально выписывали эти журналы. Конечно же по определенной тематике: туризм, альпинизм , горнолыжный спорт. Стала я копаться в этой куче и вдруг нахожу вот это …

 Она сняла со спинки кресла сумочку, достала  из неё пестрый журнал в глянцевой обложке и протянула его мне:

 - Вы не бойтесь, я его духами протерла от всякой заразы. К тому же, мыши ни один из этих журналов не погрызли. Видно, иностранная бумага им не понравилась

 Вверху обложки краснела яркая надпись – название журнала: «SKI-MAGAZIN», а ниже был помещен портрет … моей собеседницы, только совсем юной, со своей ослепительной улыбкой на круглом еще лице.

 Никакой подписи под портретом не было, но я ничуть не сомневался – это она, Ася, которая сейчас сидит напротив меня и улыбается той же улыбкой.

 Дзамболат принес дымящийся шашлык с зеленью, и Ася вновь захлопала в ладоши, теперь уже в присутствии повара:

 - Дзамбо, ты великий человек! Ты где достал этот тархун среди зимы?

 - Теплица есть, - скупо ответил хозяин, и я понял, что он еще не простил  этой женщине её замечания по поводу холода в гостинице.

 Шашлык Ася ела чуть помедленнее, наслаждаясь его чудесным вкусом, а чай вообще пила не торопясь, задумавшись о чем-то.

 - Так как вы попали на обложку иностранного  журнала? – спросил я. – Вы были чемпионкой?

  - Нет чемпионкой я ни разу не была, ни мира, ни Европы, ни даже  России. В призы попадала, а чемпионкой стать не сподобилась. А на обложку попала, потому что улыбка у меня красивая. Увидел, видимо,  меня фотокорреспондент, когда я, заняв тридцать четвертое место,  улыбаюсь от счастья, что я не последняя, восхитился мной и  нажал кнопку, не спросив даже, кто я такая.

 Она помолчала, потом решительно хлопнула обеими руками по столу:

 - Итак, отдыхаем полтора часа  и идем на склон!

 Я, конечно, подумал, что она говорит во множественном  числе только о себе, и ошибся.

 Ровно через полтора часа раздался стук в дверь,  я открыл и увидел Асю в спортивном одеянии, с лыжами в руке.   Увидев меня в тёплой куртке и шлепанцах, она удивленно спросила:

 - Вы еще не готовы?

 - Вообще-то…, - виновато начал я, намереваясь закончить фразу словами: « - …я чувствую себя неважно».

  Но какая-то неведомая сила заставила меня сказать правду:

 - Вообще-то, я совсем не могу кататься на лыжах.

 Её глаза стали  широкими и растерянными.

 - Так зачем же вы сюда приехали? – спросила она.

 - Просто отдохнуть, - ответил я.

 - От чего отдохнуть? От работы или семейных неурядиц?

 - От работы…

 - А кем вы работаете?

 - Я преподаю в школе литературу, - соврал я, краснея. - Сейчас ученики не очень интересуются этим предметом, шумят на уроках, вот я и решил отдохнуть здесь от этого шума.   

 - Ну что же,  приятного вам отдыха, - сказала она и ушла, гремя ботинками.  

 Мне стало совсем стыдно, и, упав на постель, я обругал себя последними словами и решил завтра же любыми способами убраться отсюда.

 За ужином мы вновь сидели вместе за одним столом. Ася была молчалива и натянута, как стрела лука. Я ждал, что вот-вот она выстрелит в меня    презрительной фразой, но она неожиданно сказала, улыбнувшись:

 - Алексей, а давайте перейдем на «ты». Тебе… вам сколько лет?

 - Тридцать один.

 - А мне двадцать девять. Почти ровесники. И мы не на светском приеме, а в глухих горах, в гостинице, где нас всего трое. Глупо обращаться к друг другу на «вы», если даже хозяину гостиницы мы оба говорим «ты».

- Давайте…, то есть, давай, - ответил я чувствуя,  что мой позор искуплен и забыт.

 А сам я был поражен тем, что на второй день знакомства с женщиной, прекрасной и загадочной, стал называть ее на «ты»

 Закончив ужин, состоявший из вкусных сырников с мацони , мы еще долго сидели молча у камина, пока Ася не сказала:

 - Давай поднимемся на крышу. Хочу посмотреть на горы в темноте.

 Для меня это прозвучало  странно: ведь в темноте нельзя ничего  увидеть.

 Но когда мы поднялись на плоскую крышу гостиницы, где Дзамболат устроил настоящую смотровую площадку с перилами, скамейками и даже  небольшим телескопом, я вдруг увидел, что вокруг всё белым- бело, а вдалеке темнеют причудливые изгибы гор. А  еще дальше и выше золотым  шаром пылает вершина Казбека, освещенная солнцем, уже ушедшим от нас.

 - Какое чудо! – тихо произнесла Ася.

 И тут свершилось еще одно чудо! Внизу вдруг вспыхнули яркие островки огней, хрюкнул репродуктор, и по ущелью понеслась громкая песня: «Если друг оказался вдруг…»

 - Дзамбо, свет дали! – закричала Ася, - Включай скорей!

 Дзамболат поднялся на крышу, мрачный и неторопливый, посмотрел вниз и, не выразив никаких эмоций, сказал:

 -Это они свои генераторы запустили. Бензин нашли.

 - А  у тебя что, нет своего генератора? – волнуясь, спросила Ася.

 - Есть, но он не фурычит.  Осенью еще поломался. Говорят, что какая-то иголка в карбюраторе сломалась. А я даже не знаю, что такое карбюратор  и где он находится.

 - Мне всегда не везет, - загрустила Ася. -  Стоило сбежать из турбазы  к Дзамбо,  как там электричество появилось. Это тебе и телевизор, и телефон, а, может быть, и Интернет…

 Я не знаю, откуда у меня появилась смелость, но услышав такое отчаянное  восклицание, я  схватил за руку Дзамболата, уже собравшегося уходить, и приказным тоном спросил:

 - Где у тебя генератор? Давай, показывай….

 - На балконе он  у меня.  Только там темно и холодно, я тебе его в столовую  притащу.

 - А ты что, специалист в этом деле? - спросила Ася, впервые обращаясь  ко мне на «ты», отчего мне стало жарко даже на этом диком холоде, поднимавшемся со дна ущелья.

 - Нет, - ответил я, слегка важничая, - специалистом меня назвать нельзя. Но я служил в  армии на пограничной заставе, где тоже постоянно отключали свет. Это было в те времена, когда наша армия вообще рушилась, и офицеры  за обедом сидели вместе с рядовыми солдатами. У нас было два моторных электрогенератора,  и они по очереди    выходили  из строя. И тогда выяснилось, что лучше всех на заставе разбираюсь в моторах я, так как любимыми предметами  в школе у меня были литература и труд, где мы изучали автомобильное дело. Я  вспомнил все, чему меня учили, отремонтировал движки и с тех пор занимался только этим, даже в наряды по охране границы не ходил.

 - Принес! – прокричал снизу Дзамболат .

  Я спустился, тронул генератор рукой, и моя ладонь чуть не прилипла к металлу.

 - Пусть постоит здесь до утра,  - сказал я. – Завтра встану пораньше и займусь им.

 Приближалось время, когда я обычно начинал работу над романом, но мне не хотелось уходить от Аси. Мы присели за наш стол и  молчали.

 Подошел Дзамболат, положил на стол колоду карт:

 - В  «дурака» сыграйте, если скучно.

 Ася оживилась, потерла  руки:

 - Сейчас мы  узнаем, кто как в школе учился!

 Я остался в «дураках» три раза подряд , и ей стало скучно.

 - Пойду спать, - грустно сказала она.  – Вы меня, мужики, ничем развеселить не можете, и мне остается только спать.

Мы спустились  вместе к нашим номерам, и она вдруг спросила:

 - Слушай, а у тебя почитать ничего нет?

 - Нет, - ответил я,  но тут внезапно вспомнил, что уезжая сюда, прихватил с собой свою последнюю книгу, сборник рассказов под названием  «О любви…»  На том, чтобы дать книге такое банальное  название, настоял редактор, и я с ним спорить не стал, потому что все рассказы в этом сборнике были действительно о любви.

 Ася уже была у дверей своего номера, когда я остановил её:

 - Обожди, у меня, кажется,  завалялась одна книжонка.

 Я забежал в комнату, выхватил из сумки книгу и вернулся к Асе. Она по-прежнему стояла  у двери, держась за ручку. Взяв книгу,  она прищурилась и прочла вслух:

 - «О любви..»… Как здорово! Нашлась, наконец, в этом мире  книга, да ещё и о любви. Спасибо, Лёша!

 Она неожиданно поцеловала меня в щёку и скрылась в комнате.

 А я, вернувшись в свой холодный номер, сел за стол и стал представлять себе, как она, открывает страницу с первым рассказом и читает его название: «Спаси меня, любовь…».

 Вообще-то, перечитав этот сборник уже здесь, в гостинице, я остался им недоволен: сюжеты моих рассказов показались мне скучными, герои не достаточно живыми, а язык вялым. И  только один рассказ вызвал у меня чувство удовлетворения собой. Он назывался «Не верьте, что от любви не умирают…»

 «Интересно, что скажет Ася завтра о моей книге… Она же не знает, что   она моя…  Видно, не зря я издал её под псевдонимом. Фамилию мою она всё равно узнает, просто спросив её у Дзамболата, а вот то, что я писатель и у меня может быть псевдоним – никогда!  А вот свой будущий роман я издам под своей настоящей фамилией, потому что он будет безупречен…»

 

 

""Я счастлив был тобой...",акт 1-й, картина 3-я

Муза по имени Ася ( Вторая глава.)