В голове застучало, то ли от мыслей, то ли от выпитой вчера ночью браги. Фёдор оторвал голову от свёрнутой вместо подушки собольей шубы и поморщился от боли в голове. Хмель не отпускал и, когда он хлебнул водицы, закружил голову с новой силой. На печи сопела его дворовая девка, то ли Глашкой зовут, то ли ещё как..
Покачиваясь, он залез к ней на печь, пытаясь разбудить, ухватил за грудь, но в голове опять застучало. Да нет это никак в окно стучат.
- Боярин!
Голос показался своим, родным, его дядьки был голос, дядьки Степана. Фёдор нехотя опять слез с печи и, пошёл через холодные сени отворять дверь в заимку. Степанушка ввалился с двумя узлами и, прикрыв дверь, заголосил шёпотом с присвистом.
- Беги, боярин, беги..
- Да погоди ты, говори толком что случилось, - трезвея молвил Фёдор, тоже невольно переходя на шёпот. Ну? - он схватил своего дядьку за плечи и встряхнул.
- Глинские.., - только успел промолвить Степан, как Фёдор всё понял.
- Наших всех порезали, али остался кто? - глухо перебил он. - Отец?
Отца Фёдора, как и дядьку, что его воспитывал тоже звали Степаном. Именно его, Степана Колычева, боялась и ненавидела Елена Глинская, как одного из претендентов на царский престол в то смутное далёкое время.
- Ой, не знаю, боярин. Я ведь, Феденька, как началось так сразу о тебе подумал. Вдруг ты кому ещё сказал, что сюда собираешься.
- Ванька избу топил, больше кроме вас и не знает никто.
- Всё одно беги, Феденька, беги.. Ванюшка он ведь долго не выдюжит, под пыткой всё одно сознается. Я вот собрал тут в дорогу, да одёжу холопью какую-никакую.
Молодой боярин Фёдор Колычев славился не токмо умом и смёткой, но и быстротой реакции. Он сразу оценил ситуацию, да ведь всё и шло к тому, что коли стали резать Старицких, то и до Колычевых доберутся, до всех доберутся в ком течёт царская кровь. Молча быстро переодевшись в холопье, запахивая полушубок, даже не глядя, что там собрал ему дядька Степан в дорогу, бросив узлы на серого жеребца, вскочил в седло одним махом. И тут только замер. Прислушался. Тишина зимнего леса поразила его.
Словно и нет ничего, и не ловят и не режут его родных и близких. Он окинул всё вокруг внутренним взором, словно прощаясь. Да что там, просто прощаясь мысленно со своими людьми, со своими землями, как бы охватывая всё и всех перед тем как бежать в никуда, в совсем другую, казалось бы совсем не его жизнь. Затем он резко наклонился , и с лошади обнял своего старого дядьку, спасшего его от верной гибели.
- Девку мою спрячь, или себе забери, - глухо сказал Фёдор и медленно, уже не оборачиваясь, выехал со двора.
- Храни тебя Бог, Феденька, - сквозь слёзы прошептал вслед Степан.
Бог тогда и впрямь сохранил Фёдора Колычева, Фёдора Степановича Колычева, будущего митрополита Филиппа, митрополита Московского и всея Руси Филиппа.
Резкий телефонный звонок оторвал Кичаева от чтения.
- Надо всё-таки другой аппарат купить, более современный, а то вздрагивай с этим постоянно, -подумал Егорушка, поднимая трубку.
- Ну что там у тебя? - без предисловий бухнул полковник.
- Читаю вот.. Думаю.. А у тебя? - ласково спросил Егор.
- Тишина, только этот Семчев, ну которого задержали рядом с машиной тогда на кладбище, говорят то ли поёт, то ли воет по ночам. Дурдом одним словом..
- Ты не пьёшь там сам-то случаем?- неожиданно спросил Егор.
- Ну ты как.. рассмешил даже..- полковник действительно рассмеялся в трубку.
- Отпусти парня под подписку, - тоже засмеялся в тон Егорушка, - ну сам посуди, куда он денется. Чего ему в вашей кутузке париться? А то не ровен час с ума совсем сойдёт, тогда хлопот поболе будет. Да и сдаётся мне ни причём он тут.
- Да это понятно, но тут только и есть в этой истории у меня один подозреваемый.. Сама-то история исчезла, вот чудеса блин в наше-то время..- вздохнул полковник.
- Отпусти, Коля, тут чую или всё как-нибудь неведомо как само рассосётся, а если что и образуется, то он, этот Семён, вообще ни при чём окажется.
- Да хрен с ним.. Что делать-то дальше думаешь?
- Я , Коля, к родителям на кладбище хочу съездить, - неожиданно сказал Кичаев тихим тоном, но так, что полковник прекратил вопросы. Попрощавшись, он положил трубку.
- Телефон надо беспроводной брать, чтобы с трубкой удобно было передвигаться, - вспомнил Егор, и снова углубился в чтение романа.
Семён стал петь как-то само собой. Пел и сам себе удивлялся от чего никогда не делал этого раньше. Голова его прочищалась и возникали всякие необычные мысли. Мысли были странные, вроде бы простые, даже когда-то от кого-слышанные, но словно позабытые, будто из тумана выплывающие.
Он вдруг ни с того ни с сего задумался, а правильно ли он живёт. Ведь не с проста его в милицию забрали. Вдруг подумалось, что надо бросать пить, и идти в депо работать, как Григорий Иванович говорил.
Он снова затянул, будто заплакал грустную " Тройку".
- Мне бы теперь хоть один шанс , хоть бы они разобрались, что ни при чём я, помочь хотел просто, ведь ей богу, - думал под песню Семчев.
В двери лягнул засов и милиционер громко произнёс:
- Семчев, хватит выть, давай на выход.
- Как? - не понял Семён, а в голове радостно забилась надежда " шанс, вот он шанс".
- Хватит штаны просиживать, да отъедаться на халяву тут у нас. К следаку давай. - сержант строго и равнодушно посмотрел на Семчева.
- Ну ты всё понял, - сказал следователь лишь бы что-то сказать, потому, что тут говорить, если начальство приказало выпустить этого придурка под подписку.
- Что я должен понять? - вежливо поинтересовался Семён.
Следователь оторопел от простого и естественного вопроса, и уже внимательно посмотрел на парня. Перед ним был вроде всё тот же заросший опустившийся тип, но перемены были разительны. Нет внешне вроде всё также, неряшливые космы, рожа разве не такая опухшая. Но было ещё что-то, что-то новое появилось в парне. И чёрт его знает что, достоинство какое-то может быть. Но разговаривать в прежнем тоне с ним следователю было почему-то уже неловко. Поэтому он заполнил необходимые бланки молча, попросил расписаться, выписал пропуск и сказал:
- Всё, можете быть свободны ..
- Спасибо, - сказал Семён.
Семён Семчев шёл по знакомым улицам города, и, казалось, впервые открывал их для себя. Его наполняло новое чувство уверенности, что всё будет хорошо. К этому чувству добавилась ещё и гордость, когда он равнодушно прошёл мимо винного магазина, словно и не пил никогда. Он вдруг понял, что в жизни у него появилась цель. Это осознание ширилось и крепло, и хотя ещё никак не формулировалось внутри в слова и решения, но то, что это рано или поздно произойдёт не вызывало у него никакого сомнения.
В голове у Егора Кичаева поселились странные мысли. Он понимал, что искать Курганова бесполезно, что тут задействованы какие-то иные механизмы, пока не открывающиеся ему. Но ведь что странно, это нисколько не беспокоило его. И ещё, читая роман роман Курганова о митрополите Филиппе, погружаясь в то смутное время средневековой Руси, у него возникло устойчивое чувство реальности тех событий в 16-ом веке, словно всё это происходит сейчас, но в каком-то ином измерении что ли. Мало того, они, эти события, ему вдруг стали представляться гораздо более реальными во всех смыслах, и по интересу, и по ощущениям, чем та современная жизнь, которая его непосредственно окружала. Ему вдруг захотелось перейти или перенестись в то время и если не пообщаться, то хотя понаблюдать пусть издалека за Колычевым. Он пытался додумать, и представить в деталях всю ту жизнь, все те испытания которые тому довелось пережить. Нелегко ведь умному и знавшему грамоту боярину, что в те времена было чрезвычайной редкостью, скрываться под чужим именем и батрачить у какого-то Ивана Субботы, простого, хоть и зажиточного крестьянина. Многие эпизоды жизни Колычева у Курганова к тому же были даны пунктирно, в проброс. Например неясно, что сподвигло Колычева двинуться спустя десять лет дальше на север, и постричься в монахи. Вот и хотелось самому поприсутствовать, пережить всю эту далёкую и одновременно такую близкую эпоху.
И это занимало и захватывало старого сыщика то, что стал замечать за собой это странное влечение и стремление погрузиться в ту далёкую от него эпоху. И стало казаться, что всё важное находится именно в том времени и от того более реально, то есть воспринимается им более реально, чем современная, окружающая его жизнь, которая стала менее интересна, и от того менее значительна.
Семён Семчев шёл домой. По улице Менделеева он вышел к парку, и очень захотелось как в детстве пробежать сквозь весь парк и плюхнуться в воду Москвы-реки, но он подавил это желание. Он шёл домой. Семён Семчев шёл домой, дома была мать и нужно было как можно быстрее дойти и сказать ей эти важные слова. Вот и конец улицы, там дальше уже пойдут частные дома, он свернул направо и через два дома остановился перед кирпичной пятиэтажной. Вошёл в подъезд, приметив как разрослась вишня перед окном. Поднялся по лестнице и позвонил в квартиру на первом этаже, ту что справа. Послышались шаги, сердце Семёна сжалось и забухало, застучало кровью в висках. Дверь открыла пожилая женщина в цветастом платке на голове с бесконечно усталыми глазами. Увидев сына, она испуганно попятилась в тесном коридоре, привычно прикрываясь рукой. Семён стоял как вкопанный.
- Здравствуй, мама, - прохрипел он. - Я больше никогда не буду пить, я на работу устроюсь. Я уйду сейчас, не бойся, я просто чтоб ты знала.
И она сразу поверила, не понимая что такое произошло с ним. Ведь сердце матери обмануть невозможно. Сказал так, что поверила на этот раз это истинная правда. Сколько же она ждала этих слов. Не в силах сдерживаться женщина опустилась на табурет и зарыдала, закрыв лицо руками. Семён растерянно стоял, не решаясь войти в квартиру, куда вламывался по пьяной лавочке не раз в той прежней дурной жизни. Он стоял и не мог войти, боясь испугать мать.
- Я сейчас пойду, мама, просто ты теперь ничего не бойся, - мучительно пытаясь подбирать такие слова,чтобы она поверила, не боялась, хрипел Семён. - Я.. Я теперь совсем другой, мама.
- Куда ты пойдёшь? - вдруг сказала мать. - Тут твой дом, твои вещи, документы все. Сейчас постригу тебя, да помою. А завтра отгул возьму и вместе пойдём.
- Хорошо, мама, - согласился Семён, потому что понимал, что так ей будет спокойнее.
Он вошёл в квартиру, осматривая маленький коридор , дверь в совмещённый санузел была открыта, он увидел чистую белую ванну с газовой колонкой, в которой горел голубой огонёк. Ему хотелось плакать, но он знал, что этого не будет, потому что ему надо беречь ту хорошую силу которая в нём проснулась и не растрачивать её на слёзы. Он погладил маму по голове и тихо сказал:
- Всё будет хорошо, я изменился, мама. Та прежняя жизнь, её больше не будет. Это всё в прошлом , мама.
Помочь сайту
Поздравления
