Краткий миг не простой жизни. Путь одиночки
На небольшой возвышенности, немного в стороне от назойливых,
беспокойных соседей стоит частный дом, ничем не отличающийся от подобных домовладений
в округе, если оставить за порогом заинтересованного внимания витиеватые резные
наличники с претензией на изысканность. В те времена, когда он строился, в
простой среде деревенского бытия особо выделяться остерегались. То ли сглаза
боялись, то ли фантазия не срабатывала, то ли опасались привлечь внимание
надзирающих органов, что, скорее всего, - для которых любое отступление от
жестких рамок общепринятых норм вызывало подозрение в неблагонадежности и могло
грозить «отступнику» непредсказуемыми последствиями. Кто знает?! Все в мире
сложно и зыбко! Конечно, дом мог построить и представитель местной власти, но
за прошедшие десятилетия свидетелей тех времен не осталось, кто бы опроверг
либо подтвердил сей факт...
Обычно, двор этой старой, но добротной постройки в светлое
время суток пуст и тих.
Если бы не легкие шлепки лап большой собаки с ленивым похрустыванием ею же косточек
домашней птицы; торопливые шаги безмолвных хозяев, уходящих утром, возвращающихся
устало вечером, так и вовсе можно было решить, что жизнь здесь течет вяло и
потому безмерно скучна, но…. Немного вечерней суеты занимающейся хозяйством молодой
женщины, все же, добавляло живости в этот, казалось бы, скучный двор. Дела
деревенские не только в доме сосредоточены, увы!
А вот сегодня двор наполнен жизнью. На крыльце и простых, потемневших
от времени деревянных лавочках, нахохлившись, как птицы в непогоду, сидят рядком
встревоженные люди и шепотом, потому что не у себя дома, обсуждают последние
новости. Позвякивая длинной цепью, по
двору прохаживается огромный пес бело -
рыжего окраса, породы - водолаз. Крутит роскошным хвостом, умильно посматривая
на хозяев: женщину в коротком летнем платьице и мужчину в майке и летних
брюках.
Они лежат на теплой земле буквой «Г». Голова его покоится на ее
животе, глаза обоих мечтательно смотрят в голубое небо. Меж ними неожиданной
горой возникает заскучавший любимый «песик», где и остается. Он беззлобен, и до
скопления народа ему дела нет, так как хозяева спокойны; однако, бдительности,
все же, не теряет, пошевеливая чуткими ушами и посматривая из-под опущенных век
по сторонам. Женщина подтягивает под себя ноги. Ей так комфортнее. Никому до
нее нет дела. Все озабочены неожиданной аварией на производстве. Говорят по
очереди, тихо, а это убаюкивает лучше колыбельной песенки. Внезапный храп мужа
приводит ее в чувство. Она резко встает
и идет в дом. Там, в темной комнатке, за плотными шторами на старой пружинной кровати
спит старушка. Танечка, сиделка, хлопает
ладонью рядом с собой, улыбается ласково, но Маргарита качает головой. Ее время
теперь – вечер и ночь! Это место всегда вызывало в ней самые негативные
чувства, так как, кроме язвительности и жестких команд отсюда не поступало. Окинув
рассеянным взглядом покрывало в красно-сине-белый цветочек на
железной спинке кровати, такой же расцветки постельное белье и даже стены в тон,
Маргарита поморщилась, как от зубной боли. Они производили гнетущее впечатление
и никогда ей не нравились, как пережиток далекого прошлого, и она бы немного
изменила здесь цвета, чтобы вызвать к жизни светлые чувства, но волеизъявление
свекрови обсуждению не подлежало…
Несколько необязательных вопросов с ее стороны, ответов сиделки,
заранее известных, и можно уходить, считая долг выполненным…
Она вышла наружу и глубоко, всей грудью, вдохнула теплый
воздух. Ей нравилось, что соседи находятся через дорогу: специально никто не
пойдет любопытствовать, как молодая хозяйка справляется с хозяйством. Вдоль
правой стороны большого земельного участка, которым владеет свекровь и не
спешит отписать сыну из-за ненавистной жены его, тянется нитка проселочной
дороги с колдобинами, вполне преодолимыми. Сейчас по ней неспешно
пылит грузовой автомобиль. Пыль клубится и оседает на карликовых деревьях, не
пожелавших расти до трех метров, как уверял продавец, и потому не могущих
защитить любимые грядки Маргариты. «Неплохой участочек, в целом. С трех сторон за
сеткой, и там это нормально. Жаль, вдоль дороги хороший забор никак
не поставим. Денег не хватает. Неосторожный водитель может заехать на грядки…
или в сад, да и… пыль, и кривизна одной из сторон жутчайшая. Эх, если бы немного
подкорректировать, но так, чтобы соседи не предъявили претензии, а они могут».
Автомобиль проезжает мимо. Водитель крутит баранку и смотрит
на симпатичную женщину, застывшую у дороги. «Хороша чертовка!» - говорит его взгляд.
Она цепляется за него, как утопающий за соломинку, смотрит
вслед. Если бы не была замужем, то кто знает…. Иногда и верная жена чувствует
потребность во внимании, которым постепенно начинает обделять любимый муж, убежденный,
что после свадьбы оно ни к чему. Не для того женитьбу придумало общество!
От созерцания красот природы отвлекла соседка Люси, зашедшая
«на огонек». Так ее прозвали сплетники из-за особенностей поведения. Дамочка с
неуравновешенной психикой. Слишком любопытна. Ходит в гости по собственной
инициативе. Судя по шмыгающему сегодня носу, накануне немного простыла. Ей
зябко. Она кутается в шаль, подергивает плечами, и, оглядываясь по сторонам,
начинает громко расспрашивать, какие новости случились в мире, почему людей у
них полон двор, и кто, что сказал. Ей постоянно кажется, что кому-то есть дело
до ее жизни, что от нее утаивают самое главное. Ни с того, ни с сего внезапно разрыдалась.
Сетуя на равнодушие, сводящее ее с ума. Пригрозила рассказать своей многострадальной
семье о плохом отношении к ним соседки, даже «не хозяйки пока, потому что
старая еще жива».
- Ни о чем обидном речь не идет, - пытается отвлечь ее Маргарита,
беря за руки, но та, в попытке уйти, вырывается и падает в канавку, постоянно
заполненную водой, потому над нею из стены торчит подтекающий кран, в которых
Маргарита не сильна, а муж вечно занят. Непонятно откуда-то взявшиеся кусочки,
то ли льда, что само по себе удивительно, то ли пластика, а с ними и мусор,
наплывают на бледное лицо с закрытыми глазами. Молодую женщину охватывает ужас.
Рука молниеносно устремляется вниз,
хватает за одежду «жертву обстоятельств» и выдергивает из водяного плена.
«В здоровом теле здоровый дух - редкая удача», - вздохнув, подумала
она с печалью.
Утратив способность адекватно оценивать
происходящее, Люси, опустив голову, поплелась к калитке. С одежд ее стекала
грязная вода, но она будто не замечала, находясь в плену придуманных мук.
Маргарита растерялась. Открыла рот, чтобы что-то сказать вслед, и… закрыла. Любые
слова будут истолкованы не в ее пользу. Люси, как и больная свекровь, умела довести
любого человека до нервного срыва…
Ко двору подкатил рабочий
автобус. Вобрал в себя случайных гостей и увез.
Калитка закрылась, и тишина порадовала уши пса, зевнувшего
широко, сонно. Веки его опустились на усталые мудрые глаза, и он задремал,
удивляясь во сне беспокойному дню.
«Почему выбрал эту семью? Не помню!
Возможно, только они со своей любовью и ненавистью могли помочь в отработке
моей кармы. Не берусь утверждать наверняка, но связанных семейными узами людей наделяет
Небо общей кармой… по делам прошлых жизней в физическом воплощении…. Жертв и их
палачей в очередной раз собирают вместе, перетасовывают, меняя роли, характеры и
пускают в вольное плавание. Небеса ничего не забывают! Все предопределено. Значит,
так тому и быть. Что я могу?! Противостоять? Спорить с Высшими силами?»
«В общем, родился и с обрезанием пуповины лишился памяти о былом.
Плавал несмышленым птенцом в новой жизни, загребал лапками и строил все заново.
А мог бы плести ловчие сети и продумывать шахматные ходы в свою пользу. Знал
бы, где стелить, а куда… не соваться. Да что… теперь?!»
«Не любил свою мать. Порой, ненавидел. Вмешивалась в дела постоянно.
Бегала по инстанциям, как ужаленная, - все пыталась наставить на путь истинный.
Надеялась, недальновидная, справиться. Ревела белугой, когда выбивалась из сил,
а результата не достигала. Подрос я и на время примирился, но оговаривал каждое
слово - не позволял собой командовать. Вместо того чтобы разрешить все (подошел
к совершеннолетию), по-прежнему пыталась найти точки соприкосновения. Так
утверждала. Что при этом чувствовала, меня не трогало. Вообще, об этом не
думал. Установил личностные границы - уже хорошо! Как-то притихла…. Сидела в
своей комнате и выходила, в основном, на кухню, чтобы подсуетиться у плиты. Кто
бы за нее это делал?! Что бы там ни было, а кушать хочется всегда. В итоге,
добился своего. Стала терять интерес к окружению и мечтать о переезде. Я
внутренне ликовал. Личного пространства давно хватало: из детства вырос, стены
давили и требовали…»
«Другое дело, отец. Порол, как сидорову козу, и, часто, ни за
что. В то время мне казалось, что желал он быть единственным светом в
материнском окошке. Эгоист до мозга костей. Пока не вырос я и не стал
показывать зубы отчетливей. Зауважал? Сомнительно. Почувствовал во мне
приятеля? Вряд ли. Пытался поучать. Но кто бы его слушал - авторитет свой он утратил
еще в моем детстве…. Пытался быть консультантом в вопросах, где я не одну
собаку съел, и пребывал в иллюзиях. Я потакал ему; молчал, порой; а он уверялся,
в своей значимости и непогрешимости, истолковывая молчание, как признак моей
неуверенности. Но так долго продолжаться не могло, и я стал дерзить,
оговаривать чуть ли не каждое слово, покупал пиво или что другое и заливал «неудавшуюся»
жизнь»».
««Я не знал, как мне жить моей жизнью. Жениться не мог – все
не те попадались. Всем деньги подавай, а «потом тебя полюблю - отблагодарю». Да
и куда бы привел? К родителям? В обшарпанную и замызганную квартиру? Мать не
справлялась ни с ней, ни с нами. Полы, конечно, мыла, если позволял зайти в мою
комнату. И прочими делами… занималась. Зашить - перешить, приготовить…. Стирала
машинка-автомат. Разогревала микроволновка. Готовила электроплита. Что ей там
оставалось самой? То не работала, по обстоятельствам от нее не зависящим, то
работала, но мало зарабатывала. На текущий ремонт квартиры денег накопить не
смогла, да и отец считал, что это дорогое удовольствие. Он предпочитал весело
жить, не вглядываясь в стены. Так и вошло у нас в привычку. Шел он в магазин, потом
ко мне, и беседы наши не иссякали... о производстве, политике, космосе,
мистике. Места матери рядом не было. Она со своими «ценностями» отсиживалась в спальне
или перед телевизором. А я распоясывался. Стал на нее покрикивать. Если отец
говорил не то, что мне нравится, доставалось и ему словесных
оплеух. Они не давали жить, так, как хочу. Я не мог дышать, не мог спать. Раздражало
всё и все!»»
«В какой-то момент я справился. С родителями. Правда, отец
еще затягивал время, не просыхая больше недели. Мать взывала к его рассудку, но
кто бы ее слушал, переболевшую только что, слабую, нервную…. И вещи собраны, и
задаток внесен…. Вечер перед расставанием не помню. Налакался, как всегда. Вместе
с отцом. Долго спал утром, так как люблю поспать. Когда встал, обнаружил, что
остался один. Уехали, не простившись, а я и не слышал, как и когда. Тихо вынесли
вещи, не испросив помощи, и….
Нет комментариев. Ваш будет первым!