Кое-что из "ПИМ" (акварельная абсурдистика)

(фрагмент)

Ничто, даже неуправляемые кадровые мутации внутри «СЛОНа Украины», не способны были искривить генеральную линию, предначертанную Слабоданом. Ничто не отменяло планов весеннего наступления. Контора дождалась прибытия Гоши Слабодана, отягощённого портфелем заказов, и поголовно убыла в Одессу. Выхухолева, правда, не взяли, оставили на хозяйстве. И тут его, оставленного без присмотра, стукнуло любовью.

 Любовь выскочила ему навстречу, словно КАМАЗ-убийца на скользком перекрёстке. Ни увернуться, ни уцелеть, ни отмотать видео назад. Мощным прикосновением его перевернуло, расквасило всмятку, разобрало на элементы и воссоздало из праха заново. Это возымело длинные последствия, и даже увлекло его в дальнейшем по восходящему пути физической эволюции.

 Дефилируя как-то в обед по улице Владимирской, совершенно не готовый к сотрясению, он увидел Её. То была взрослая девушка родом из незапамятных времён, на рассвете жизни, когда его болезненно впечатляли красавицы, очерченные контрастно, будто углём. Он познакомился с Нею случайно, и дружил с нею не по заслугам – Она была создана не для него. Тем не менее, что-то держало их вместе, и души их успели переплестись корнями. Получилась короткая баллада о любви, написанная, как заповедано, кровью чужого сердца. Все последующие годы он уже не чаял отыскать хотя бы следы, хотя бы буквы на камне в память о том. Время стёрло всё – и письмена, и следы зубов, и следы поцелуев. Всё отныло, отболело, удачно забылось.

 И вот – привет. Точно прима художественной гимнастики Она красиво летела навстречу, увлечённо любуясь витринами. Тит Выхухолев давно уже и бесповоротно поменял свои предпочтения в пользу голубоглазых блондинок. Но это его не спасло. Увидев Её, мгновенно узнав, он вздрогнул, как от удара бича по голой спине. Он был потрясён: двенадцать утекших лет оказались бессильны перед Нею, время расписалось в своём безвластии. Линии Её совершенства сохранили божественный замысел, были по-прежнему царственны и снисходительны ко всему земному. Троянская Елена из-за которой подрались народы, не могла бы выглядеть достойней. 

 Расстояние, их разделявшее так много лет, утекало теперь с неумолимостью обратного отсчёта к старту ракеты. Он был в замешательстве, парализован мучительно тающим моментом чуда. Она же была подобна безупречному цветку, пребывающему в руке благосклонной судьбы. У Неё не возникло и тени предчувствия о том, что какая-то иная рука приближается к Ней, чтобы сорвать. Она не видела его, не чувствовала, не предвосхищала, и как видно, не помышляла в своих сокровенных мечтах о несбыточном стечении разошедшихся путей.

 Ему стоило только протянуть руку на уровне Её талии, и он развернул бы свою планиду в неизвестном, манящем направлении. Он мог бы стать героем другой книги. Но в самый миг встречи, когда пространство и время утратили свою беспощадную власть, обнулились на счётчике судьбы, он не сделал ничего. Его рука вдруг налилась тяжестью в тысячу тонн, и не нашлось бы столь могучего подъёмного крана, чтобы поднять оную, как шлагбаум, поперёк траектории, прочерченной давно и навсегда. От лица Её, оказавшегося теперь так близко, исходил тончайший свет, который буквально обжог его. Это было сияние счастья. Она давно уже не с ним, далеко от него, забыла его, и она счастлива! Лёгкая улыбка, как провозвестница лёгкой мысли, как отсвет мирной зари в Её душе. Кто смог бы протянуть лапу и сорвать этот райский цветок, оборвать серебристую паутинку женского благоденствия?

 Тит Выхухолев не смог. Обожжённый светом и скованный неведомой властью, он прошёл в сантиметре от Неё, уловив только аромат духов на прощанье. Отсчёт времени и пространства начался снова, в противоположном направлении, и теперь уже навсегда, к вечности и бесконечности. Раньше он самодовольно думал, что напившись с Нею сладкого ветра юности, он с честью избавился от плена этого яда, зачерствел, стал man суровый, непробиваемый для сантиментов. Теперь же вдруг понял, что отравился тем ядом на всю жизнь. Его сердцу вдруг стало так больно, словно пасть колизейного льва сомкнулась на нём. Словно из его груди вырвали с корнем виноградную плеть, растущую в юное прошлое. И вот плеть волочится вслед за Ней, взятая Её лёгкой рукою ...

 До этого часа душа Тита была чутко подвешена на единственной, нежно звенящей струне. Теперь струна оборвалась, и душа глыбой рухнула куда-то в провал. Стало пусто. Ошеломлённый Тит, не видя перед собой ничего, продолжал идти по инерции. Не сразу он нашёл в себе силы оглянуться Ей вслед. Когда же он сделал это, то уже не смог отыскать Её глазами. Двери в иную реальность, куда он только что мог шагнуть, беззвучно закрылись. Вернее, захлопнулись глухим басом. Тит поднял к небу лицо и беззвучно спросил: «Небо, где твой удар милосердия?». И уронил голову, чувствуя, как кровь покидает его... Он умер.

 Пару дней Выхухолев был мертвее мёртвого. Нет, не лежал он в гробу хрустальном, и во гробе, высеченном в скале, тоже не пребывал. Имелась масса свидетелей того, что он ходил на работу, возвращался домой, его видели там и сям, он, кажется, что-то делал по теме «СЛОН Украины». Однако это были не признаки общественно полезной жизни, а механические движения радиоуправляемого игрушечного вездехода, подталкиваемого издыхающими батарейками. Это были судороги прилично одетого, инвестиционно озадаченного трупа. Выхухолев был мёртв, определённо...