Счастье, особенно охотничье, вещь непредсказуемая и мало понятная, если это можно так выразить. Зачастую ты бьешь ноги не один десяток километров, только для того, чтобы посмотреть на хвост косули или на недельной давности следы кабана. Иногда счастье, кажется, играет с тобой, подводя тебе зверя, но непредвиденная осечка или даже простой щелчок взводимого курка, пугал чуткую косулю или оленя. Когда уходили, казалось, верные подранки, закрутив по чернотропу следы так, что и собаки не всегда их находили, но иногда удача сама шла в руки, особенно тогда, когда ты её даже и не ждал.
Утром, пройдя по Каменистой сопке, я пересек гарь, не встретив свежих следов зверей, я решил отправиться домой. Поскольку снег был глубокий, а далеко мне не хотелось уходить, то я, через службу Солнца, решил вернуться домой. На подъеме я поднял коз, хотя они были недалеко, но остановившись метрах в двухстах. Для гладкоствольного ружья это была немыслимая дистанция, я лишь полюбовался на них, пока они, постояв немного, в три-четыре прыжка не скрылись за ближайшим перевалом. На середине сопки я встретил белок. Они наглым образом носились в двадцати метрах по дубу, но у меня, как на грех, не было ни одного дробового заряда. Картечь, выпущенная сгоряча мной, дробно простучала по стылой древесине, не причинив вреда зверьку.
В раздрыганых чувствах я вернулся к любимой тещё, не помышляя о дальней охоте. Пообедав и повалявшись на диване, я стал изнывать от безделья. Вспомнив про злополучный выстрел и белок, что безнаказанно лазили в километре от моего дома, я решил им напомнить о себе. Взяв ружье и собак, набив карманы дробью, я вновь полез на службу Солнца, хотя до темноты оставалось всего часа два. Бим и Рябчик, бывшие у меня тогда, едва ползли по глубокому снегу, проваливаясь по брюхо, а у меня всего было четыре патрона заряженные картечью и два пулей. Снег был не только глубокий, но и довольно жесткий, шорох от нашего движения был большим, так что я не таился, да и шёл я за белками, которые едва ли бы смогли надежно укрыться среди голых веток дуба и прочего чернолесья, обитающего там. Перевалив через становик, я направился к тому месту, где давеча видел белку. Уже достаточно спустившись, я отчего-то глянул вверх. Несколько выше того места, где мы были только что, в кустах стоял огромный козел. Так я сначала предположил, поскольку уже второй год гонял старого, хитрого гурана по этим местам. Ружье в секунду, даже без участия мозга, на полном "автомете", оказалось у плеча, и мушка нащупала лопатку. Грохнул выстрел. Зверь рванулся по моему ходу, и тут я разглядел на его голове великолепные оленьи рога. Глубокий снег и мой угол зрения, снизу вверх, скрыли реальную величину зверя. Это был изюбр. Я не успел ещё выйти на его след, как за ближайшим перевалом раздались собачьи голоса. Я все-таки решил посмотреть пострел. Ни шерсти, ни кровавых пятен я не нашел, но зверь сразу пошёл галопом, сделав резкий разворот на месте. Это могло говорить о ранении и ранении серьезном, скорее всего в легкие. Шерсти и крови могло и не быть, поскольку я стрелял восьмимиллиметровой картечью, а, учитывая большую массу зверя, она не могла пробить его насквозь. Я все-таки решил идти по изюбриному следу, а не на лай собак, чтобы не попутать следы подраненного зверя, со свежими набродами, которых было множество. Я уже имел давнишний горький опыт, когда подранки путали следы и, чтобы их выправить, мне приходилось возвращаться на место пострела, тратя силы и время, дорогое, особенно в зимнее время. По старой привычке я шёл осторожно, опасаясь спугнуть зверя. Подранок, даже тяжелораненый, может уходить не один десяток километров, а месить снег в погоне за ним, тем более тащить убоину лишние версты, мне не фартило. Явственный шорох несколько правее и выше, остановил меня. Кто-то шёл мне на встречу, но собаки продолжали лаять где-то внизу. Одно из правил охоты гласит: старайся быть незамеченным, не двигайся, не делай резких движений. Зверь, если на него не нанесет запах человека, может подойти почти вплотную или даже пробежать рядом. Однажды уже в сумерках я шёл по лесной дороге, а мне на встречу бежал барсук, но по другой колее. Он вероятнее всего пробежал бы рядом, так и не заметив меня, если бы я не сунул ему под нос дуло ружья.. Впрочем, это уже другая история, но барсук тогда с перепугу скакнул на метр в высоту, что я не ожидал.
Я был готов к выстрелу и скоро различил в мелком чащобнике другого изюбра. То, что это другой, ясно было с первого взгляда. Это был спичечник или саёк, иногда его называют лончаком. У него на голове торчали два довольно значительных рога, но без отростков, в то время стреляный мной имел полную корону. Портить второго зверя я не собирался, хоть расстояние было не более пятидесяти метров. Изюбр смотрел вниз, где надрывались собаки, и ушёл, так и не заметив меня. Я же побрел со всей осторожностью на лай.
Выглянув из-за пригорка, я, наконец, увидел зверя. Это был великолепный олень-самец с развитыми симметричными рогами, светло-коричневой гривой и гордой осанкой. Стоял он ко мне задом, и я хорошо рассмотрел красноватое зеркало возле хвоста. Расстояние было небольшим, собаки из-за глубокого снега боялись близко подойти к нему, но стрелять было неудобно, лишь слегка виднелась грудь, а в голову бить я не хотел, боясь попортить рога. После выстрела изюбр медленно побрёл в гору. Я, было, решил, что промазал, но расстояние было настолько невелико, а мишень настолько обширная, что дать маху было почти невозможно, тем паче на таком расстоянии я сбивал из воздушки спичечные коробки, но зверь никак не среагировал. Он шёл не спеша, поднимаясь вверх на службу Солнца, наконец, остановился на огороде. Вверху виднелась крыша дома, и блестели купола телескопов. Это явно не входило в мои планы, но добирать зверя в любом случае было нужно, а лишние свидетели и лишние языки мне были ни к чему. Пуля отчетливо щелкнула по ребрам оленя, но зверь, как ни в чём не бывало, потелепал дальше. Остановившись на пригорке, прямо за огородом, он повернулся ко мне грудью. У него дрожали, разъезжаясь ноги. Ждать я не хотел, но у меня оставалась один пулевой и один снаряженный картечью патроны. Ещё один выстрел в грудь сделал свое дело: изюбр бросился вниз, но, пробежав метров сорок, упал и покатился вниз по склону. Собаки оседлали зверя, но из последних сил он поднялся. Удар копытами и рогами восстановил прежний статус-кво: собаки посыпались, как горох в разные стороны. Только выстрел за ухо, успокоил этого могучего зверя. Ни ножа, ни тем более топора у меня не было, так как я шёл на белку и на крупную добычу даже и не рассчитывал, так что разделывать я его не стал, только прикидал снегом.
Теперь о везении: кроме этого великолепного трофея, что поныне украшает мой дом, я мог добыть ещё одного изюбра, встречу с которым я уже описал выше, и запросто, в придачу, заполучить огромного зайца, что вылупился из-под куста в двадцати метрах от меня и долго разбирался, кто же его потревожил; а я унимал зуд в ладонях, готовый нашпиговать его по самые уши дробью, которой, в отличие от утра, было у меня с избытком. Но это было уже тогда, когда я возвращался домой. Губить живую душу грешно!
Знать бы, что в прикупе лежит, можно было и не работать..
В эту же ночь изюбр был разделан, при помощи моей бывшей жены. Хотя моя теща, едва не получила инфаркт от бурных переживаний, когда я ей сообщил эту новость, призывала бросить зверя там, где он и лежит, но всегдашняя женская жадность взяла верх, и посему изюбр был не брошен в овраге, а вынесен в последующие две ночи. Так что и никто и не узнал об этом, кроме, пожалуй, вас и моего брата, которого едва тоже не хватил инфаркт, как и тёщу, но только уже от зависти. Но он у меня мужик крепкий и догнать его по снегу не берусь даже я, а такое простое чувство его с ног не собьёт, при его чуть более центнеровом весе.
Помочь сайту
Поздравления
