Главная → Проза → Крупные формы → Романы → Идеал-1. Истоки (Главы 27-28)

Идеал-1. Истоки (Главы 27-28)

23 ноября 2014 - 4545
article254696.jpg
Глава 27
 
Ева разогревала завтрак, когда в дом вбежала перепуганная баба Люда.
― Ева! ― закричала она с порога.
Вздрогнув от неожиданности, Ева отошла от плиты и повернулась лицом к двери. Через две секунды соседка оказалась в кухне. Ее лицо было белым, как снег.
― Ева!.. ― тяжело выдохнула она.
По расширенным от ужаса глазам старушки Ева поняла, что случилось что-то страшное. Сердце сжалось в плохом предчувствии.
― Баба Люда?.. ― почти прошептала она. ― Что случилось?
В этот момент рядом с ними появился Петя. Он только что зашел в дом со двора, где лепил снежную бабу.
― Все хорошо? ― по-взрослому смотря на сестру и соседку, спросил мальчик.
― Петя, иди во двор! ― срывающимся голосом велела Ева.
― Но я только что оттуда!.. ― возразил он.
― Выйди. Нам с Евой надо поговорить наедине, ― ласково проговорила баба Люда.
Насупившись, Петя повиновался. Ева подняла взгляд на соседку.
― Что случилось? ― повторила она свой вопрос более твердым голосом.
― Машу... Твою маму только что забрала милиция... ― дрожа, произнесла баба Люда.
Ахнув, Ева зажала рот ладонью. Казалось, сердце в тот миг сорвалось и упало. По телу пробежал липкий холод. Всем видом баба Люда показывала, что причина ― вовсе не перебор с алкоголем. Иногда Марию отвозили в участок за особую активность в нетрезвом состоянии, но быстро отпускали. К этому все привыкли, и баба Люда не выглядела бы так, забери Марию в участок за пьянство. Здесь было что-то другое.
― За что?.. ― прошептала Ева. ― Что она сделала?
Соседка ответила не сразу. Не решаясь сказать, она горько смотрела на Еву. Подбородок старушки дрожал, а на глаза навернулись слезы.
― Она... ― всхлипнув, баба Люда смахнула слезы носовым платком. ― Она убила... Маша убила Олега Фёдорова! Около получаса назад. ― Новые слезы покатились по морщинистым щекам соседки.
Широко распахнув глаза, Ева отшатнулась к стене. Она ненавидела Олега, чувства к нему сгорели после той ночи, но убийство... Это не могло не вызвать должного состояния: шока, негодования, отчаяния. Более того ― убийство, совершенное ее родной матерью. Ева понимала, какие чувства руководили Марией в тот момент, понимала, что просто так она и мухи не обидела бы; да, она была алкоголичкой, нередко поколачивала собственных детей, но убить ― нет, Мария никогда не была способной на убийство. Но она убила... Убила человека. Теперь ее ждала тюрьма.
Ева всегда боялась тюрьмы. Много плохого она слышала о ней, знала, какие люди отбывают там свои сроки. Нередко она слышала о том, какие страшные вещи творятся за стенами тюремных зданий. Их сосед ― один из собутыльников Марии, ― человек бывалый, сидел за кражу. Он рассказывал много историй о том месте, говорил, что каждый миг жизнь заключенного находится в опасности. Там нет ни друзей, ни родственников. Только «паханы» (в женских тюрьмах ― «старшие») и их «шестерки».
Ева думала об этом, сидя в комнате, и невидящим взглядом смотрела в стену. Баба Люда поехала в Котовск, куда была определена в СИЗО Мария Митрофанова. Она собиралась добиться свидания с ней, и Ева молилась, чтобы ей это удалось. Сама Ева не смогла поехать с соседкой. Во-первых, она несовершеннолетняя, и ее бы все равно не пустили в учреждение; во-вторых, кому-то нужно было остаться с Петей. Ева так и не решилась сказать брату о том, что сделала мать. Петя был уверен, что Марию забрали в участок из-за того, что она снова напилась. Ева понятия не имела, как долго ей удастся скрывать от брата истинную правду.
 Баба Люда добилась свидания с Марией, и состояться оно должно было на следующий день. Поздним вечером она вернулась в деревню. Около дома Митрофановых стояла машина участкового. Почувствовав тревогу, старушка направилась к дому соседей. С участковым и еще одним милиционером она встретилась у двери в дом.
― Что вам нужно? ― спросила она после приветствия.
― Мы пришли, чтобы допросить Еву Митрофанову, ― ответил незнакомый ей милиционер.
Внутри у нее похолодело. Она подумала, что ослышалась.
― Еву? ― изумленно переспросила она. ― Зачем? Что она сделала?
― Не волнуйтесь, ― крякнул участковый. ― Мы пришли задать пару вопросов касательно инцидента, произошедшего с ней чуть больше месяца назад, ― он с намеком посмотрел на бабу Люду, ― и узнать, чем вызван поступок ее матери. Если вы не в курсе...
― Я в курсе, ― отсекла баба Люда. ― Но разве я непонятно выразилась там, в больнице, что весь этот кошмар с Евой сотворил Олег Фёдоров? Это же ясно, как божий день! Да, и сама Ева позже это подтвердила. А Мария ― мать ее ― поэтому и убила этого малолетнего изверга. Я знаю больше, чем она. Меня допрашивайте, а девочку не трогайте. Ей и так сейчас плохо. Столько всего пережила!
Видимо, бабе Люде удалось убедить блюстителей порядка в том, что им лучше поговорить с ней, а не с Евой, потому что оба вскоре уже сидели в ее кухне, попивая свежезаваренный чай. Гостеприимная старушка рассказала им все об обеих Митрофановых. Конечно, «священная месть» Марии не оправдывала ее ни на йоту. Она убила человека, и отвечать за это ей придется по всей строгости.
― Ей может помочь только хороший адвокат, ― перед уходом сказал милиционер, прибывший с участковым.
― Но у нас нет средств, чтобы нанять его, ― вздохнув, проговорила баба Люда.
― Значит, уповайте только на Господа.
Попрощавшись, оба милиционера удалились.
Деньги, что остались после лечения Евы, уже были истрачены, поэтому ни о каком найме хорошего защитника не могло быть и речи. Это означало, что делом Марии займется адвокат, предоставленный государством, который, разумеется, не будет лезть из кожи вон, чтобы доказать ее правоту.
Ночью Петя проснулся по малой нужде. Баба Люда позвала детей переночевать у себя, так как не хотела оставлять их одних после случившегося. Старушка даже не представляла, что тем самым спасла их от смерти. Испуганный крик Пети разбудил и Еву, и бабу Люду. Мальчик увидел в окно, как горит их родной дом. Пламя объяло его со всех сторон, а сумевшие выскочить из сарая козы бесцельно метались по дороге и блеяли.
Увидев это, Ева застыла. Ей тут же вспомнился горящий клуб. Он вот так же был охвачен огнем, который, казалось, невозможно было потушить.
Дом потушили. Приехали пожарные, и спустя несколько минут пламя было нейтрализовано. Обугленные доски, залитые водой, уныло дымились. Стоя на крыльце в объятиях доброй соседки дети со слезами на глазах смотрели на то, что осталось от их жилища.
От ужасного зрелища их отвлек обезумевший женский крик, прозвучавший невдалеке. Все трое синхронно повернули головы и всмотрелись вдаль. Чуть ниже по дороге от дома бабы Люды стояла милицейская машина со включенной мигалкой. Два милиционера пытались затащить в нее сопротивляющуюся женщину.
― Она убила моего сына! ― диким, срывающимся на хрип голосом кричала она. ― Я поступила справедливо, убив ее детей!
В кричащей женщине Ева, баба Люда и Петя узнали Галину Фёдорову ― мать Олега. Им стало ясно, кто поджег дом. Обезумевшая женщина не знала, что дети ночуют у соседки. Это их и спасло. Что-то подсказывало Еве: в таком состоянии Галина могла бы без зазрения совести поджечь и дом бабы Люды.
Наличие больших денег порой творит чудеса, ― уже на следующий день Галину Фёдорову отпустили домой. Муж заплатил крупную сумму, чем быстро уладил конфликт. Женщина вернулась в деревню тихой и спокойной. Видимо, в участке ей пришлось нелегко.
Олега похоронили во второй половине дня. Родители места себе не находили, потеря единственно сына серым клеймом отобразилась на их лицах. И Ева, несмотря на то, что даже после смерти Олега ненависть и презрение все еще оставались в ее душе, понимала их. Все-таки, каким бы он ни был ― он их ребенок.
Сама Ева на похоронах своего бывшего возлюбленного, конечно, не присутствовала. Баба Люда уехала на свидание с Марией. Глядя на часы, Ева с нетерпением ждала ее возвращения.
 
Мрачная, обшарпанная комната встретила бабу Люду отпугивающим видом. Женщина села на стул у стеклянной перегородки и сняла телефонную трубку. Спустя пару минут конвоир ввел в комнату свиданий Марию Митрофанову. На той были наручники, сама она выглядела поникшей и мрачной. Сев на стул напротив соседки, она так же сняла трубку и приложила ее к уху.
― Ну, здравствуй, ― грустно начала разговор баба Люда.
― Здравствуй, ― сухо ответила Мария.
― Как же так получилось? ― Баба Люда едва сдержала слезы.
― Он того заслужил. ― Голос Марии не дрогнул.
― Неужели ты совсем не сожалеешь? ― Баба Люда не могла понять этой странной холодности в голосе соседки.
― Уже поздно сожалеть. ― Мария вздохнула. ― Я поступила, как нормальная мать.
― Давно ли ты стала «нормальной матерью»? ― Старушка скривилась. ― Ты убила человека, Маша!
― А он изнасиловал мою дочь! ― рявкнула Мария и сжала трубку с такой силой, что побелели костяшки пальцев. ― Считаешь, он не заслужил наказания?
― Бог бы наказал его... ― Баба Люда опустила голову. ― Кто мы такие, чтобы распоряжаться жизнями людей?
― Что-то Господь медлил с этим! ― презрительно фыркнула Мария.
― Не говори так! ― Старушка повысила тон. ― Не богохульствуй!
― Послушай, ― Мария устало посмотрела на соседку, ― мне уже все равно. Я не вижу смысла в том, чтобы надеяться на помощь Бога. Он от меня давно отвернулся, я это заслужила. Меня осудят и надолго посадят за решетку. Там мне и место. Я и так отравила жизнь и своим детям, и всей деревне.
― Перестань! ― с упреком прикрикнула на нее баба Люда. ― Выброси эти мысли из головы! Еще ничего не ясно, суда еще не было. Кто знает, может, тебе повезет.
― Не говори глупостей! ― На этот раз скривилась Мария. ― Я убила человека, и не собираюсь этого отрицать. Тем более ― есть свидетель. Катя все видела. Она и вызвала милицию.
― Мы можем...
― Мы ничего не можем! ― оборвала ее Мария. ― Перестань верить в сказки! Ты уже давно должна была вырасти из того возраста. Я сяду в тюрьму, это ясно. Но я попрошу тебя об одном... ― Мария запнулась, затем продолжила грустным голосом: ― позаботься о моих детях. Не бросай их. Хотя бы до совершеннолетия Евы.
― Могла бы и не просить, ― буркнула баба Люда. ― Ты ведь знаешь, что я люблю их, как родных. И никогда не брошу.
― Спасибо. ― Впервые за это время Мария улыбнулась.
Свидание закончилось. С тяжелым грузом на сердце баба Люда отправилась домой. Через две недели должен был состояться суд.
Велев Пете посидеть в комнате, Ева долго и подробно расспрашивала бабу Люду о прошедшем свидании с матерью. С грустью в глазах та рассказала ей все до мельчайших подробностей. Ева заплакала. Самый сильный страх ребенка ― остаться без матери. Вероятнее всего, Еве придется взглянуть в глаза этому страху.
Суд состоялся в положенное время. Попросив подругу присмотреть за Петей, баба Люда, взяв с собой Еву, отправилась на заседание. В зале суда Ева чувствовала себя скованно, ей было холодно, она не понимала, отчего: то ли из-за низкой температуры, то ли из-за страха потерять в этой большой, но такой тесной от тяжелого воздуха комнате, свою мать на долгие годы.
Заседание длилось, казалось, бесконечно. Выступило несколько свидетелей с обеих сторон, всех их Ева знала: то были ее односельчане. Большинство из них поддерживали убитую горем чету Фёдоровых, и лишь единицы были на стороне Марии. Галина Фёдорова требовала смертной казни, но, к счастью для Марии, судья не счел нужным использовать в отношении женщины именно эту меру наказания. Мария тихо сидела на лавке, в судебной клетке, опустив голову. Она отстраненно отвечала на задаваемые ей вопросы, после чего вновь погружалась в свои мысли.
Мария Митрофанова полностью признала свою вину, и адвокат, приставленный к ней органами порядка, в душе порадовался: ему не придется делать видимость, что он с особой ответственностью выполняет свою работу. Поняв, что исход и так ясен, мужчина расслабился.
После длительного процесса судья, наконец, вынес вердикт. Перестав дышать, Ева и баба Люда внимательно слушали каждое его слово. Речь судьи была неутешительной: Марию приговорили к десяти годам лишения свободы в колонии строгого режима. В отличие от дочери, которая едва сумела удержаться в сознании от нахлынувших слез и эмоций, Мария осталась в прежнем состоянии. Печально взглянув на рыдающую дочь, она позволила конвоирам увести себя. Суд был окончен. Ева возвращалась домой с нежеланием жить. Словно у нее только что вырвали кусок сердца. Расстроенная баба Люда едва сама сдерживалась, чтобы не расплакаться ― она приложила все усилия, чтобы успокоить Еву.
Слух по деревне разошелся быстро. Скоро и Петя, от которого все так тщательно скрывали, узнал настоящую причину, почему его мать оказалась в тюрьме. Стоит отдать ему должное, ― он отнесся к ситуации по-мужски. Мальчик пустил «скупую слезу», помолчал, тщательно все обдумывая, затем ушел в комнату и находился там до самого вечера.
Марию Митрофанову транспортировали в Магадан, в одну из тамошних колоний. Это место давно славилось своими тюрьмами. Там, в мрачном, жутком помещении, бок о бок с отъявленными преступницами ей предстояло провести десять долгих лет. Но она жалела не себя, ― она жалела детей, и искренне надеялась, что баба Люда не оставит их. Да, Мария изменилась. После того, что случилось с Евой, черная пелена спала с ее глаз. Она увидела мир в ином свете, осознала свои ошибки, полюбила детей и добродушную соседку. Как жаль, что она поняла все так поздно... Ведь, изменись она раньше, всего этого можно было бы избежать. А теперь, идя с группой осужденных по широкому двору, окруженному высокой стеной с колючей проволокой, ей оставалось лишь вспоминать о тех нескольких действительно светлых днях, что провела в гармонии с семьей.
 
***
 
В первых числах февраля деревенские сплетни немного «улеглись». Говорливым соседкам надоело перемалывать один и тот же сюжет, и они постепенно переключились на новые. Ведь время не стояло на месте, оно шло, и в Иваново происходили какие-то, хоть и не столь яркие, события.
Недавно к бабе Люде приходили два человека из органов опеки. Так как мать двух несовершеннолетних детей за решеткой, а других близких родственников у них нет, их хотели забрать в приют. Бабе Люде удалось договориться об отложении этого процесса на небольшой срок. За это время она хотела найти способ, как оформить официальное опекунство над детьми. К счастью, органы пошли на уступку. После их ухода старушка всерьез задумалась о том, как не допустить их определения в детский дом. Конечно, самим детям о визите тех людей она не рассказала.
Ева редко выходила на улицу. Она все время помогала бабе Люде по хозяйству, заботилась о Пете. Она заметно повзрослела после недавних событий. Больше не было той наивной маленькой девочки, слепо доверяющей всем и каждому, и позволяющей издеваться над собой. Теперь это была девушка, за плечами которой, несмотря на юный возраст, был большой жизненный опыт. За короткое время она пережила столько боли, сколько многие не переживают и за всю жизнь. В свои шестнадцать Ева хорошо понимала, что такое предательство, ложь, злоба, ненависть и презрение. Все это обрушилось на нее еще в детстве, а совсем недавно проявилось в особо острой форме. Ева больше не доверяла никому, кроме своей пожилой попечительницы и все так же помешанного на вампирах младшего брата. Эти люди были ее единственной поддержкой, опорой на тяжелом жизненном пути. Она не представляла, что будет с ней, если их вдруг не станет.
Вздрогнув, Ева отогнала от себя мрачные мысли. За окнами стояло шестнадцатое февраля. Зима подходила к своему завершению, но холод в душе Евы продолжал крепнуть. Нет, она не стала обозленной на весь мир особой; она оставалась все той же Евой ― доброй и заботливой, но только теперь, в отличие от прошлых лет, заслужить ее доверие было весьма трудно. Она старалась выглядеть спокойной и невозмутимой, и лишь поздними вечерами, сидя на крыльце у дома, в слезах выплескивала эмоции и молила Бога забрать ее к себе.
Закончив уборку, Ева занялась приготовлением ужина. Бабе Люде в тот день нездоровилось, и она почти весь день проспала в своей комнате. Рядом с ней, вволю наигравшись во дворе, дремал Петя.
«Нужно не забыть сходить в аптеку за лекарствами», ― напомнила себе Ева.
Аптека в Иваново открылась совсем недавно. Фармацевтом в ней работала подруга бабы Люды ― Анна Ивановна Семёнова. Женщине было сорок восемь лет; она была низкой, миниатюрной блондинкой с приятными чертами лица. Большие голубые глаза выглядели еще выразительнее за идеально подобранными очками для коррекции зрения. Анна Ивановна имела медицинское образование и была «неотложкой» у деревенских бабушек.
Провозившись достаточно долгое время за плитой, Ева заметила, что снаружи уже стемнело. Она немного побаивалась темноты. Нет, не духов или прочих монстров, что могут затаиться в кустах. В это время на улице могут быть ее враги, которые не преминут привязаться к ней. Но Ева обещала бабе Люде, что принесет лекарства. Она не была одной из тех, кто нарушает обещания.
Ева оставила на столе записку, надела слегка потертую серую куртку, не менее потертые черные сапоги, и вышла за дверь. В лицо ударил морозный вечерний воздух. Ева поежилась. Но не от холода ― от странного предчувствия, которое почти не оставляло ее в покое весь день. Она еще не поняла, хорошее оно или плохое, но ясен был один факт: что-то должно было произойти, что-то значимое.
Отбросив эти мысли и сосредоточившись на лекарствах, Ева вышла на дорогу и пошла к аптеке.
«Хоть бы она была еще открыта!» ― про себя молилась она.
Аптека в Иваново, в отличие от городских, не была круглосуточной. Ева искренне надеялась, что не опоздает. И она пришла как раз вовремя ― Анна Ивановна собиралась закрываться.
― Подождите! ― прокричала Ева, подбежав к окошку. ― Пожалуйста, дайте мне вот это. ― Она протянула аптекарше листок, на котором баба Люда написала наименование лекарств.
Анна Ивановна не входила в общество ненавистников Евы и ее семьи. Наоборот, она очень любила ее и ее брата. С удовольствием продав ей таблетки, добрая женщина пригласила Еву к себе на чай.
― Идем, ― уговаривала она, ― чайку попьем, поговорим. Давно мы с тобой не виделись.
― Я должна идти домой, ― отговаривалась Ева. ― Я ведь не предупредила, что задержусь. Баба Люда и Петя будут волноваться.
― Да, ты зайди ненадолго. ― Аптекарша улыбнулась.
Что ж, Анна Ивановна умела уговаривать. Ева согласилась. Но с условием, что не дольше, чем на полчаса. Подходя к дому гостеприимной женщины, Ева и на секунду не задумалась, какую важную роль в ее жизни сыграет эта, казалось бы, незначительная задержка.
 
Анна Ивановна жила одна. Муж ее был военным, он погиб на фронте. Единственный сын женился и переехал в Красноярск. Очень редко он навещал мать ― не чаще, чем два раза в год, а иногда и еще реже.
За чашкой горячего чая Ева и Анна Ивановна вели приятную беседу. Ева чувствовала себя превосходно в компании доброй женщины. Это был еще один человек, которому Ева не могла не доверять. Аптекарша одним своим видом располагала к себе людей. И, главное ― она понимала Еву. Ева нуждалась в понимании, как в кислороде.
Прошло сорок пять минут. Взглянув на часы, Ева заторопилась домой. Анне Ивановне не хотелось отпускать ее. Ей было приятно общество доброй и умной девочки. Ева пообещала, что обязательно зайдет к ней на следующий день. Но сейчас она должна была идти. Возможно, баба Люда и Петя уже проснулись, и, конечно же, они волнуются.
Ева попрощалась с аптекаршей и пошла домой. Внезапно на нее вновь нахлынуло предчувствие. Сейчас оно играло в ней с новой силой ― более мощной, чем прежде. Еве стало не по себе. Она ускорила шаг, боясь, что с ней может произойти что-то неприятное на пустой темной улице. Не дай Бог, еще появится Катя со своими «шестерками». Ева не понимала, как им удалось избежать наказания за то, что они с ней сделали. Разумеется, милиция поверила большинству. А потом и вовсе списали изнасилование на одного Олега. Так как он мертв, дело и вовсе закрыли.
Ева вошла во двор. Ни в одном из окон не горел свет.
«Ну вот, они ушли меня искать», ― расстроено подумала она.
Еве вовсе не хотелось, чтобы баба Люда в ее состоянии ходила по холоду. Но, вероятно, она все-таки была где-то на улице.
«Оставлю лекарства и пойду сама их искать», ― решила Ева, поднимаясь на крыльцо.
На удивление, дверь оказалась не запертой. Ева насторожилась. Зная бабу Люду, она не могла поверить, что та ушла из дома, не закрыв дверь на ключ. Ева вошла в дом, разулась и прошла на кухню. Включив свет, она положила пакетик с лекарствами на стол. Уже собравшись к выходу, Ева остановилась. Определенно, в доме было что-то не так. Сначала незапертая дверь, потом эта неестественная пугающая тишина...
Ева повернулась и решила осмотреть дом. Первым делом она направилась к комнате бабы Люды. Дверь в нее оказалась приоткрытой. Остановившись, Ева почувствовала, как внутри нее все сжалось. С чего бы? Ведь ничего же не произошло.
Ева сделала глубокий вдох и резко распахнула дверь. Ее тут же обдало холодным воздухом. В комнате царил мрак, но температура в ней была такой же, как снаружи. Еве стало еще страшнее. Она застыла на пороге, не в силах войти внутрь и включить свет. Внезапно в ее голову ворвалась мысль о том, что нужно прямо сейчас бежать отсюда. Ева не могла себя понять.
Новый порыв холодного воздуха заставил ее по-настоящему испугаться. Прислушавшись, она уловила звук слабого ветра. У нее не осталось сомнений: окно в комнате было открыто. Привыкшими к темноте глазами она разглядела перед собой едва заметное очертание окна и двух занавесок, дрожащих на ветру. Но тут же Еву словно током прошибло ― она вспомнила, что окна в доме бабы Люды не открывались. Значит, его выбили...
― О, нет!.. ― шепотом выдохнула Ева. Их обокрали. А может, воры все еще в доме...
От этой мысли Еве сделалось более чем страшно. Шепотом, не понимая, зачем она это делает, Ева позвала сначала бабу Люду, затем Петю. Ни один из них не отозвался. Сорвавшись с места, Ева стрелой пробежала в кухню и схватила большой разделочный нож. Дрожащая рука изо всей силы сжала рукоятку.
Возвращение в ту комнату было равносильно возвращению чудом спасшегося заложника в логово маньяка, где его держали в заточении и муках. Ева останавливалась каждую секунду, не решаясь сделать новый шаг. Но она должна была осмотреть ту комнату! Что, если брат или баба Люда находились там? Что, если их ранили и им нужна помощь? При этой мысли Ева вздрогнула.
С великим трудом преодолев страх, Ева вновь оказалась на пороге темной комнаты. Снова ее обдало ледяным воздухом. Дрожащей рукою, не сводя взгляда с окна, будто именно там должен прятаться преступник, Ева потянулась к выключателю. Нащупав его, она остановилась. Рука не решалась надавить на кнопку. Словно какая-то сила останавливала ее. Ева на секунду зажмурилась. Будь, что будет! Крепче сжав в руке нож, она сделала глубокий вздох и резким щелчком включила свет...
...Ставшую к вечеру тихой деревню огласил пронзительный крик ужаса. Испуганные собаки залаяли в каждом дворе. Включив свет, Ева увидела душераздирающую картину: пол и стены комнаты были забрызганы кровью, а на скомканной, ставшей багровой постели, лицом вниз лежала баба Люда. Ее волосы были растрепаны, а тапки разбросаны по комнате. Сама комната была разгромлена, вся мебель сломана и перевернута. На шее старушки зияла большая рваная рана, из которой еще сочилась кровь.
Пети нигде не было. Ева выронила нож, и, дико крича, сползла по стене на пол. Перед ее глазами зловеще мелькали красные пятна. И вдруг ее отчаянный взгляд остановился на стене над окном. Там была кровавая надпись:
«Зря ты не поверила брату, Ева»
 
Глава 28
 
― Клянусь, я не убивала ее! ― отчаянно выкрикнула Ева, и из глаз снова потекли слезы.
Она сидела в слабо освещенной комнате для допросов в милицейском участке. Ее руки, скованные наручниками, дрожали, она не переставала плакать. Перед глазами стояла жуткая картина, увиденная ею два часа назад в доме бабы Люды.
― А кто тогда? ― лениво протянул усатый милиционер. Он снял фуражку и положил ее на стол рядом с собой. Коротко постриженные темно-русые волосы были слегка встрепаны. ― Рядом с тобой нашли нож с твоими отпечатками пальцев! Кроме тебя в доме никого не было. Хочешь сказать, это сделал твой восьмилетний брат, который сейчас, кстати, неизвестно, где?
― Я не знаю, кто это сделал... Но, конечно же, это не Петя. Как вы могли подумать? ― Подбородок Евы задрожал. ― Я ходила в аптеку, затем зашла в гости к аптекарше, а когда вернулась... ― Не договорив, она вновь разразилась громким плачем. ― Я бы никогда... Никогда!
― В деревне о тебе отзываются не очень-то положительно, ― заметил милиционер. ― Тем более, если учесть, что твоя мать совсем недавно была осуждена за убийство...
― Я никого не убивала! ― закричала Ева. ― Это не я!
― Ну-ну. ― Милиционер недоверчиво посмотрел на нее. ― Лучше признайся, и тебе сократят срок. Тем более, ты несовершеннолетняя.
― Мне не в чем признаваться! ― Ева отчаянно взглянула на него. ― Почему вы мне не верите?
― Потому, что около тебя был найден нож с кровью погибшей на лезвии! ― рявкнул следователь.
― Он упал в кровь, что была на полу.
― Хватит врать!
― Почему вы не допросите Анну Ивановну ― нашу аптекаршу? ― горько спросила Ева. ― Она скажет вам, что я была у нее, когда это... когда это произошло. Ваши эксперты ведь должны знать приблизительное время смерти!
― Ты будешь учить меня, как работать?! ― взорвался следователь. ― Ишь ты, умная нашлась! Посидишь пока в камере, завтра решим, что с тобой делать.
Закончив разговор, следователь приказал конвоиру отвести Еву в камеру.
― Вот попадешь в колонию для несовершеннолетних, там из тебя спесь быстро выбьют! ― прокричал он ей вслед.
Суровый конвоир провел Еву по узкому коридору, где располагались временные камеры для содержания только что арестованных, и, остановившись около одной из них, снял наручники с покрасневших запястий девушки, открыл дверь решетки и втолкнул ее внутрь. Снова заперев дверь на ключ, милиционер удалился.
Ева осмотрелась. Камера была маленькой, холодной и мрачной. У обшарпанной стены стоял низкий топчан, на котором храпел какой-то человек. Он походил на бомжа: грязный, волосы не расчесаны, лицо заросло густой щетиной, одежда старая и потрепанная. От него жутко воняло алкоголем и помойкой. Определенно, бомж.
Ева уселась на цементный пол в дальнем углу камеры, у противоположной от топчана стены. Ей было холодно, но ее трясло не от этого, ― жуткая картина по-прежнему стояла перед глазами. Дикий ужас сковал сердце. Кто?! Кто это сделал? Кому понадобилось убивать несчастную старую женщину? И где Петя? Его похитили или...? Ева не могла заставить себя подумать о том, что могло следовать за этим «или».
У Евы сложилось впечатление, что следователь намеренно хочет упрятать ее за решетку. Ведь было несколько довольно весомых фактов, оправдывавших ее: надпись над окном (убийца вряд ли стал бы оставлять послание самому себе); нож, выпавший из руки Евы в момент, когда она увидела разгромленную комнату и тело мертвой старушки (следы крови на нем не ассоциировались со следами крови, которые обычно остаются на орудиях убийств); рана на шее бабы Люды (почему никто не обратил на нее внимания?!); и, в конце концов, показания Анны Ивановны. Ее ведь так и не допросили! Но почему? Почему?!
Осознав свою полную беспомощность, Ева снова заплакала. Она не могла сделать ничего: ни выбраться из камеры, ни доказать свою непричастность к убийству бабы Люды, ни отправиться на поиски брата. Где Петя? Жив ли он? На эти вопросы она не смогла себе ответить.
Ева чувствовала, что сходит с ума. Слишком много потрясений навалилось на нее в текущем году. Сначала обострились ее отношения с односельчанами, затем появились эти леденящие душу сны, за этим последовала трагедия в клубе, потом ее чуть не сожгли заживо, далее было жестокое предательство Олега, нездоровая помешанность Пети на вампирах, и вот теперь...  все кончилось убийством. Двумя убийствами. Сначала Мария зарезала Олега, а теперь некто неизвестный жестоко расправился с бабой Людой, и, плюс ко всему, куда-то пропал Петя. Ева молила Бога, чтобы брату удалось убежать. Тогда, наверное, он в скором времени вернется в Иваново. Он умный, и Ева верила, что, если он жив, то найдет способ, как возвратиться домой.
Домой... Но куда? Их родной дом сгорел, дом бабы Люды опечатан милицией, как место преступления. Даже когда закроют дело, его все равно передадут государству, потому что родственников у старушки не было, а Ева с Петей не прописаны там. У них больше не было жилья. Грубо говоря, они стали бомжами. Посмотрев на человека, продолжавшего храпеть на топчане, Ева горько вздохнула. Она и думать не хотела, что брат в тот момент, наверняка, сидел в каком-нибудь подвале и плакал от холода и страха.
Ева не знала, сколько прошло времени. В том месте оно, казалось, тянулось вечность. Сидя в полумраке, прислонившись спиной к холодной стене, Ева думала о трагедии, произошедшей несколько часов назад. Она пыталась найти хоть какие-то зацепки. Но их не было. Одна пустота. Она не могла понять: кому это понадобилось? Если хотели навредить ей, ― что тонко подразумевала надпись над окном, ― тогда зачем было убивать ни в чем не повинную женщину? За всю свою жизнь она не сделала никому ничего дурного. Могла ли эта старушка предполагать, что умрет такой страшной смертью?
«Где Ты был в это время, Бог?! ― отчаянно воскликнула душа Евы. ― Это и есть Твое воспетое милосердие? Что Тебе сделала баба Люда? Чем заслужила такую смерть?!»
Постепенно страх и отчаяние Евы сменились внезапно проснувшейся в ней яростью. Она никогда прежде не испытывала такого чувства ― желания убить. В тот момент оно вдруг заиграло в ней с неистовой силой. Больше всего на свете ей хотелось найти убийцу бабы Люды и сотворить с ним то, что он сотворил с несчастной женщиной.
Ева передернулась. Эта отчаянная мысль напугала ее. Нет, она не убийца! Она не хотела вставать на одну ступень с тем или теми, кто сотворил такое с беспомощной старушкой. Но жажда мести не давала ей покоя. Она не могла просто «проглотить» это. Человек, сотворивший это зло, заслуживает сурового наказания. Теперь Ева понимала состояние матери в момент, когда она лишила жизни Олега Фёдорова. Ею руководила месть ― месть за жестоко опороченную дочь.
Ева опустила голову. Это только мысли... Далекие, бесформенные мысли. На самом деле она была бессильна что-либо предпринять. Скорее всего, ее отправят за решетку вслед за матерью. А бедный Петя, если еще жив, станет вынужден скитаться по помойкам в поисках черствой хлебной корки.
Положив голову на согнутые колени, Ева снова заплакала. Ей казалось, что она плачет вечность. Слез в глазах почти не осталось, но эмоции рвались наружу. Она была одна... Совершенно одна, не приспособленная к такой жизни. У нее всегда была моральная опора в лице брата, в лице бабы Люды; даже мать в последнее время изменилась и начала уделять внимание своим детям. Ева могла положиться на нее. Даже когда Мария сильно пила и била дочь, Ева все равно не ощущала себя такой одинокой, как теперь. У нее были люди, которые могли хотя бы выслушать ее.
 Одной зимой Ева лишилась всего, что имела: семьи, дома. Пусть в прошлом ее жизнь была далека от идеальной, но сейчас она стала еще хуже. Раньше у нее была семья: пусть пьющая и скандальная, но мать; резвый, не по годам смышленый брат; добрая соседка, которую Ева считала своей бабушкой. У нее был дом, работа. Теперь у нее нет ничего. Подозреваемая в убийстве, Ева сидела на полу темной камеры и все, что могла, ― это плакать. Она была обречена. Никто не придет ей на помощь; всех, кому она была нужна, больше нет рядом. Она одна. Одна не только в сырой камере ― одна во всем мире.
 
Прошло несколько часов. За это время усталость полностью овладела Евой, лишив ее последних сил. Она так и не смогла заснуть. И вовсе не из-за отсутствия неудобств и подозрительного человека на топчане ― из-за минувшего события сон не лез в голову. Едва она закрывала глаза, как видела зловещую, разгромленную комнату, в которой на залитой кровью постели лежала убитая старушка. И надпись, смысла которой Ева так и не поняла, ярким красным светом резала глаза.
Голос милиционера, оказавшегося по ту сторону решетки, заставил Еву вздрогнуть и отвлечься от мыслей:
― Митрофанова, на выход!
Превозмогая усталость, Ева с трудом подняла отяжелевшую голову и посмотрела на человека в униформе.
― Я? ― слабым голосом спросила она.
― Ну, если кроме тебя в камере есть еще одна Митрофанова, то, может, и не ты! ― раздраженно фыркнул милиционер. ― Давай, поднимайся, и на выход!
Придерживаясь за стенку, Ева кое-как встала на ноги. Они затекли и отказывались ей подчиняться. Медленным шагом, прихрамывая, она подошла к решетке. Милиционер открыл дверь и выпустил ее. Тут же прозвучал хриплый голос только что проснувшегося бомжа:
― Эй, а когда за мной придете?
― Когда надо будет, тогда и придем! ― огрызнулся милиционер, защелкивая на запястьях Евы наручники.
Ева не знала, куда и зачем ее вели. Скорее всего, на очередной допрос. Она поникла. Ей больше нечего было рассказать. Все, что знала, она выложила следователю накануне. Чего еще хотел от нее тот усатый человек со скучающими серыми глазами?
Конвоир довел Еву до кабинета следователя и буквально впихнул внутрь. Войдя в кабинет, Ева увидела сидящего за письменным столом следователя, а напротив него, спиной к ней, сидела женщина. Увидев ее, Ева напряглась: то была Анна Ивановна. Значит, все-таки, ее допросили! В душе Евы затеплилась крошечная надежда.
Между тем аптекарша обернулась. Увидев плачевный вид своей юной односельчанки, она вскочила со стула и бросилась к Еве. Не обратив внимания на стоявшего рядом с арестованной конвоира, она крепко обняла ее и залилась слезами. Анна Ивановна не произнесла ни слова, ― за нее говорили эмоции.
Успокоившись, аптекарша вернулась на свое место и молча подписала какую-то бумагу.
― Это все? ― холодно обратилась она к следователю.
― Да, ― в ответ «крякнул» тот. Затем его взор устремился на Еву. ― Тебе повезло, Митрофанова. У тебя есть алиби. И, еще: ножевых ранений на теле убитой не было обнаружено. Следовательно, тот нож, что был найден около тебя, не являлся орудием убийства. А женщина умерла от укуса в шею. Кто-то приложился так, что насквозь прокусил артерию. Сомневаюсь, что это ты. Видимо, с преступником была бешеная собака. Другого объяснения мы найти не можем. По крайней мере, пока. Что ж, подозрения с тебя снимаются. Мы еще изучим надпись над окном в комнате, где было совершено убийство, и, конечно же, мы объявили в розыск твоего брата. Сергей, сними с нее наручники.
Конвоир Евы послушно исполнил приказ.
― Ты свободна, ― сказал следователь. ― Можешь идти. Поживешь у своей соседки до тех пор, пока тебя не определят в детдом. Прости за неудобства. ― Последнюю фразу он произнес с явным сарказмом, смешанным с недовольством.
Еве не терпелось покинуть это мрачное место. Анна Ивановна, держа ее под руку, вывела из милицейского участка. У входа их ждало такси.
― Садись, ― мягко сказала Анна Ивановна, открывая перед Евой дверцу машины.
Та молча повиновалась. Добрая аптекарша устроилась рядом с ней на заднем сидении, и машина тронулась с места.
― Спасибо, ― тихо произнесла Ева, полными благодарности глазами посмотрев на свою спасительницу. ― Но зачем вы это сделали?
― Затем, что невиновные не должны сидеть в тюрьме, ― твердым голосом ответила Анна Ивановна. ― Я сама пришла в участок, потому что никто не вызвал меня на допрос. А я уверена: ты рассказала им о том, что вчера вечером, когда произошел этот ужас, ты была у меня. Ведь рассказала?
Ева молча кивнула.
― Вот! ― воскликнула аптекарша. ― Так я и знала! Они специально хотели посадить тебя, чтобы быстрее замять дело. Им просто лень искать настоящего убийцу!
― Но это же их работа! ― недоумевала Ева.
― Ха! ― Анна Ивановна нервно усмехнулась. ― Сейчас не то время, девочка моя. Современные люди помешаны на поисках легких путей. А ты в этом случае ― идеальный вариант. Без дома, без семьи ― отличный способ посадить за решетку такого человека, и быстро закрыть дело.
Ева ничего не ответила. Она опустила голову и принялась разглядывать свои дрожащие руки.
Вскоре машина привезла их в деревню. Расплатившись с таксистом, Анна Ивановна вышла, а затем помогла выбраться своей обессилевшей спутнице.
― Тебе надо хорошо поспать, ― сказала она, взяв Еву под руку. ― Ты еле на ногах стоишь.
Аптекарша завела ее в дом, напоила чаем и уложила спать. Несмотря на жуткие видения, сон быстро завладел Евой, и она крепко заснула.
Проснулась Ева под вечер. Ее разбудили крики, доносившиеся с улицы. Там кто-то ругался.
― Ты с ума сошла! ― срывался на хрип один голос, принадлежавший пожилой женщине. ― Кого ты приютила? Змею на груди пригреть хочешь! Гони ее вон!
― Не тебе мне указывать, как поступать с теми, кого я впускаю в свой дом! ― Этот голос был приятнее, но он был твердым и суровым. Ева узнала его: то был голос Анны Ивановны. ― Следи за собой, а ко мне не лезь!
― Ты потом кровавыми слезами плакать будешь, дура бестолковая! ― Уже другой, но тоже старческий голос. ― Она и тебя так же, как Людку, порешит! И пикнуть не успеешь!
― Следите за языками, сплетницы! ― выкрикнула аптекарша. ― Она никого не убивала! В милиции ее оправдали!
― Это потому, что у тебя сынок влиятельный! ― не унималась хриплая старуха. ― По твоей просьбе он подключил связи, и ее освободили! Иначе бы гнить ей в тюрьме, как и ее матери! Поделом! Яблоко от яблони, как говорится...
― Замолчи! ― гневно воскликнула Анна Ивановна. ― Перестаньте уже клеветать на бедную девочку!
― Эта «бедная девочка»  сначала все соки из тебя выпьет, а потом прирежет, когда ты ей надоешь! ― выкрикнул кто-то помоложе. ― Наивная ты, Анька, ох, наивная!
В этот момент входная дверь дома аптекарши распахнулась, и на пороге появилась Ева. Глаза ее пылали гневом.
― Отстаньте от нее! ― сердито выкрикнула она, и тут же поразилась: прежде она никогда так себя не вела. Но она не могла просто сидеть и слушать, как оскорбляют ее спасительницу. ― Вам ведь я нужна? Высказывайте мне все, что хотите, а Анну Ивановну оставьте в покое!
Мгновенно на Еву уставились несколько пар изумленных глаз. Никто не ждал от прежде застенчивой и всего боявшейся девушки такой выходки. Около дома Анны Ивановны стояла небольшая группа людей. Составляли ее исключительно женщины, причем разных возрастов.
― Ева, что ты делаешь? ― Анна Ивановна удивленно и испуганно посмотрела на нее. ― Зайди в дом!
― Нет. ― Ева была настроена решительно. ― Я устала от бесконечных перешептываний за моей спиной. Пусть, наконец, люди скажут мне в лицо все, что обо мне думают!
― А ты осмелела! ― услышала Ева знакомый насмешливый голос. В тот самый миг из группы выступила вперед девушка. Это была Катя Пирогова. ― С чего бы это? Или поднабралась сил, и теперь уже ничего не боишься, ведьма?
― Перестань клеветать на меня! ― почти прошипела Ева. ― Я не ведьма, и никогда ею не была! Я знаю: все, что сейчас происходит, твоих рук дело. Но, прошу тебя, оставь меня в покое. Ты и твои друзья и так вволю поиздевались надо мной. Считаешь, что этого недостаточно?
― Не выпендривайся, Митрофанова! ― Катя презрительно поморщилась. ― Что, чувствуешь защиту, и поэтому решила поиграть в «крутую»? Не выйдет! Все знают, кто ты такая на самом деле. Так что лучше убирайся из Иваново, пока мы не вышвырнули тебя! Нам тут ведьмы не нужны!
В следующее мгновение Катя ахнула и схватилась обеими руками за вмиг покрасневшую щеку. Ева, пронизывающе глядя ей в глаза, медленно опустила руку.
Подбежав к Еве, Анна Ивановна схватила ее за плечо и потащила ее в дом.
― Так, все, хватит! ― нервно говорила она на ходу. ― Распускайте ваш цирк! А ты ― в дом! Живо!
Едва закрыв дверь, Анна Ивановна набросилась на Еву:
― Ты что делаешь? Совсем из ума выжила?! Они же могли сотворить с тобой все, что угодно! Они могли избить тебя, и я не сумела бы тебя защитить. Зачем ты вышла? Зачем стала препираться с ними? Зачем ударила Пирогову?
― Я просто хотела помочь вам, ― был ответ Евы. ― Вас оскорбляли незаслуженно. А Катя причинила мне много вреда. Она и ее шайка.
Ева не ожидала от себя такого, поэтому в первые секунды даже не слушала свою попечительницу. Переваривая то, что только что произошло, она не могла поверить, что то была она. Не кто-то другой, а она ― Ева Митрофанова. Видимо, минувшие события и тюремная камера повлияли на нее. Она изменилась. Стала жестче. Но, может, это ей просто кажется? Может, это было всего лишь минутным порывом? Может, просто нервы, в конце концов, сдали?! Ведь внутри она ощущала все ту же мягкость, тот же страх, ту же беззащитность. Она оставалось той же маленькой, одинокой в душе девочкой, пытавшейся спрятать лицо за отпугивающей маской.
Маска... Пророчество сна, который Ева видела, казалось, век тому назад, начало сбываться. Она все-таки не удержалась и взяла предложенную ей маску. Но какие у нее были цели? Понравиться другим? Скрыться от мира? Доказать людям, что она выживет без них? Ева сама не знала. Ей больше не хотелось носить эту тесную маску, это чужое лицо. Но и снять ее она боялась. Что будет, когда она сделает это? Ее душа вновь обнажится перед всеми, и кто-нибудь обязательно оставит на ней очередную неизлечимую рану. Нет уж, лучше закрыться, отгородиться от всех. Так будет правильнее. Сейчас она должна быть сильной, хотя бы казаться таковой. И она будет!
Почти неделю Ева прожила в доме Анны Ивановны. С каждым днем соседи враждебнее относились и к ней, и к ее временной опекунше. Они не давали им прохода, постоянно ругались, угрожали. Однажды бойкая старуха даже поколотила Еву. Та пришла домой с синяками.
Приходили люди из органов опеки. Составляли документы. Скоро Еву заберут в детский дом. Ей совсем не хотелось туда ехать. Но и оставаться в Иваново ей тоже не хотелось.
Той ночью Еве не спалось. За окнами было пасмурно, весь день падал снег. Вероятно, скоро снова пойдет. Ева лежала на кровати и смотрела в окно на затянутое тучами небо. Временами ей казалось, что она видит в нем очертание лица бабы Люды.
«Господи, я схожу с ума!..» ― отчаянно подумала она.
Решение обдумывалось с самого первого дня, как Ева стала жить у Анны Ивановны. Она прекрасно понимала, что соседи не дадут житья этой бедной женщине, если все останется, как есть. Она этого не заслужила. И не должна это терпеть!
В доме тихонько скрипнула входная дверь. На застланной кровати Евы лежала записка, написанная при свете тусклого фонарика слегка корявым почерком:
«Анна Ивановна!
Прошу, не осуждайте меня. Это мой выбор. Вы хорошо понимаете, что, пока я нахожусь у Вас, соседи не дадут Вам спокойно жить. Вы не заслужили такой участи. По-видимому, они правы ― я ведьма. Ну, или что-то вроде того. Вокруг меня только разрушения и смерть. Я ухожу, без меня Вам будет легче. Благодарю за все добро, что Вы сделали для меня. Я никогда этого не забуду. Не ищите меня. Я ушла в надежде найти брата. Искренне верю, что мне улыбнется удача. Может, это глупо, но вот... как-то так...
Всего Вам самого наилучшего! Еще раз благодарю Вас за все!
Ева»
 
***
 
Снаружи было тихо и прохладно. Свежевыпавший снег покрывал дорогу и крыши домов. Ночь была светлой. Ева покинула дом Анны Ивановны в два часа. Она ушла ночью, пока женщина спала, потому что знала, что днем та ни за что не отпустила бы ее. Куда она направилась? Ева не знала. Она шла наугад, в никуда. Ева понятия не имела, где искать брата, и найдет ли она его вообще. Она просто шла, держа в руке небольшую дорожную сумку, в которую собрала свои немногочисленные вещи.
Ева свернула на дорогу, ведущую в соседнюю деревню. К утру она будет там. Сжимая в кармане куртки фото брата, она решила начать поиски оттуда. Может, кто-то из жителей видел его.
Дорога была пустынной. В самом ее начале Ева оглянулась назад, на родную деревню. Она больше никогда не вернется сюда. Утром люди проснутся и продолжат жить дальше. Но уже без нее. Она исполнила желание большинства односельчан ― ушла из Иваново. Теперь они успокоятся и перестанут донимать бедную Анну Ивановну. Еве стало грустно, ― аптекарша будет сильно переживать. Но она сильная, она обязательно справится!
Сейчас на Еве не было призрачной маски, она была собой: простой девушкой, которую изрядно потрепала жизнь. Что ждет ее впереди? Одному Богу известно.
Ева отошла далеко от деревни. Она уже не видела ее, когда останавливалась, чтобы оглянуться назад. Странно, но она совсем не боялась пустой, безлюдной дороги и глубокой ночи. Возможно, потому, что в ее жизни произошло то, что было в тысячи раз страшнее. Может быть, поэтому. Ева замерзла. А ведь она только начала свой путь. Сумеет ли она выжить в таких условиях?
«Бездомные могут, и я смогу», ― твердо уверила себя Ева, и ускорила шаг.
Она шла около получаса. Снег хрустел под ногами, а впереди простиралась лишь пустота. До соседней деревни было еще далеко. Вдруг она услышала, как позади нее хрустнул снег. Сердце Евы сжалось. Резко остановившись, она обернулась, но никого не увидела. Облегченно выдохнув, Ева решила, что ей показалось, и повернулась обратно, но тут же в ужасе отскочила назад, ― прямо перед ней стоял незнакомый молодой мужчина в серой плащевой куртке, и в упор смотрел на нее. По обеим сторонам от него стояли еще двое мужчин в черных кожаных куртках.
― Ну, здравствуй, Ева, ― торжественно произнес незнакомец в сером. ― Какая удачная встреча!
 
Сердце Евы ушло в пятки. Сто из ста, эти люди настроены отнюдь не дружелюбно. Больше всего ее поразило то, что странный человек знает ее имя. Но откуда? Света луны было достаточно, чтобы она могла рассмотреть его лицо ― они не были знакомы.
― Ну, чего ты трясешься? ― Мужчина натянул недобрую улыбку. ― Иди ко мне. Пришло время исполнить пророчество.
Пророчество? Что еще за пророчество?
Внутри Евы похолодело, и, развернувшись, она бросила сумку и побежала назад по дороге. Из-за снега бежать было трудно, но она не сдавалась. Вдруг тип в серой куртке, словно из-под земли, вырос прямо перед ней. Резко остановившись, Ева едва не упала. Незнакомец схватил ее за руку и потащил назад, где его ждали так и не двинувшиеся с места спутники.
― Держите ее, чтобы снова не сбежала! ― приказал он им.
В следующую секунду оба мужчины подошли к Еве и крепко взяли ее под руки. Она поняла: ей ни за что не убежать. Между тем странный человек встал перед ней и внимательно оглядел.
― Не могу поверить, что нашел тебя, ― это он, видимо, сказал самому себе. ― Кто бы мог подумать? Я немного другой тебя представлял.
― Что вам от меня нужно? ― осмелилась заговорить Ева.
― Скоро узнаешь, радость моя. ― От тона незнакомца по телу Евы побежали мурашки. ― Честно сказать, я не особо верил в правдивость того пророчества, но теперь... запах твоей крови развеял все мои сомнения.
Еву еще больше напугали слова незнакомца. Запах крови? О чем он говорит?
― Мы бы могли закончить это еще позавчера, ― между тем продолжил мужчина. ― Очень жаль, что тебя не оказалось дома. Пострадали невинные люди.
От сказанного Еву словно током ударило ― этот человек имеет отношение к убийству бабы Люды и исчезновению Пети! Мгновенно страх перешел в ярость.
― Так это был ты! ― забыв о вежливости, выкрикнула она. ― Ты убил бабу Люду и украл моего брата! Говори, где он?
Незнакомец поменялся в лице.
― Украл? А разве он жив? Мне сказали, что мертвы оба... Вот, бестолочи! Чувствовал же, что не надо посылать «новичков»!
В тот момент Ева готова была разорвать его на части. Страх испарился, уступив место дикому гневу. Попытавшись вырваться, она хотела наброситься на этого негодяя и бить его до тех пор, пока не иссякнут силы. Но стальные хватки его, по-видимому, подчиненных, остановили ее. Бесполезными также были ее крики и проклятия. Мужчина равнодушно реагировал на них. Похоже, в тот момент его больше волновала судьба Пети.
― Они сказали, что убили обоих, ― злобно прошипел он, глядя на одного из своих спутников. ― Как только ритуал будет проведен, я вернусь и всажу по колу в их лживые сердца. Пусть другие делают из этого выводы!
― Вы правы, хозяин, ― басом ответил тот, на кого смотрел разозленный мужчина. ― Так и сделайте.
― По колу? ― вмешалась Ева. ― Ритуал? Вы что, сатанисты? ― Она почувствовала, как страх вновь стал медленно заполнять пространство внутри нее.
Около трех секунд мужчины молчали, а затем человек в серой куртке разразился громким смехом. Двое других остались по-прежнему серьезны.
― Сатанисты! ― сквозь смех воскликнул странный человек. ― Хотя, в какой-то мере это так.
― В какой мере? ― спросила Ева и услышала, как ее голос начал дрожать.
― Наверное, в большей. ― Незнакомец задумался. ― Мы имеем непосредственное отношение к Сатане. Он ведь создал наш вид.
Теперь Еве стало не на шутку страшно. У нее не осталось сомнений, что этот человек был сумасшедшим сатанистом. И, что было самым ужасным, он собирался провести над ней какой-то ритуал. Память мгновенно воссоздала образ сна, где люди в черных балахонах пытались принести ее в жертву.
― Тебе что, и послания не оставили? ― не надеясь услышать положительный ответ, мужчина обратился к Еве.
Надпись на стене! Эта мысль ворвалась в ее мозг подобно стреле. Надпись, смысл которой Ева не поняла ― это и есть упомянутое незнакомцем послание.
― Я не поняла, что оно значит, ― враждебно произнесла Ева.
― А что тут понимать? ― Незнакомец усмехнулся. ― До меня дошел слух, что твой братец помешался на вампирах. Ведь так? Между прочим, он был прав, когда утверждал, что мы существуем. Вот он ― смысл послания. Неужели даже характерная рана на шее старухи ни о чем тебе не сказала? Или, может, ее не было?
Ева не слышала последних слов незнакомца, в ней бушевал ураган. Этот человек следил за ними, следил за Петей! Иначе откуда бы ему знать о его увлечении? Но постепенно до нее стал доходить смысл услышанного. Послание, произнесенное незнакомцем словосочетание «мы существуем», рана на шее бабы Люды...
«Нет, этого не может быть! Вампиров нет! Это просто миф!» ― пронзительно кричали мысли Евы. Она ни за что не поверит этому человеку. Он несет бред!
― Это тоже миф? ― с ухмылкой произнес незнакомец и оскалился.
Прямо на глазах Евы два его клыка в верхней челюсти удлинились и заострились. И так же быстро вернулись к первоначальному состоянию. Перепугавшись и потеряв дар речи, Ева отшатнулась. Она не могла поверить в увиденное. Это галлюцинация, ни что иное!
― Что ж, заговорились мы тут, ― со вздохом произнес незнакомец. ― Пора идти. Нужно поскорее провести этот обряд. Господин слишком долго ждал.
Мужчины, державшие Еву, двинулись с места. Ева поняла, что, кем бы они ни были, они не оставят ее в живых. Собрав все силы, она рванулась назад, но «конвоиры» удержали ее.
― Отпустите меня! ― в ужасе закричала она. ― Отпустите!
― Не кричи, ― устало протянул незнакомец в серой куртке. ― Тебя все равно никто не услышит.
У Евы началась истерика. Она не хотела умирать. Не сейчас. И не от рук этого сумасшедшего, мнившего себя вампиром.
― Отпустите! ― снова выкрикнула она и закашлялась.
― Замолчи! ― Незнакомец устремил на нее леденящий душу взгляд. ― Твои крики тебя не спасут, а мне они действуют на нервы! Просто подойди и дай мне руку. Скоро все закончится. ― Он протянул Еве руку.
― Нет! ― закричала она. ― Не трогайте меня! Оставьте меня в покое!
― Зря ты стараешься привлечь воплями и криками чье-нибудь внимание, ― с сожалением проговорил незнакомец. Затем его тон стал веселее, а голос громче: ― Пойми: тебе никуда не деться! Твоя судьба ― это пророчество, и я должен его исполнить. Все твои крики и сопротивления бесполезны. Мы тут одни, вокруг пустырь. Здесь никто не услышит тебя, никто не защитит. ― Он злобно улыбнулся.
― Никто... ― в ужасе прошептала Ева самой себе, будто только осознав, что все действительно кончено. Она обречена.
― Никто! ― победоносно выкрикнул незнакомец, нервно отбросив со лба непослушную челку и нависнув прямо над лицом Евы. ― Слышишь? Никто!
Голос обезумевшего мужчины пробрал Еву до костей, но внезапно она почувствовала, как оба конвоира ослабили хватки, а пару секунд спустя и вовсе отпустили ее. Ева со страхом повернула голову вбок. Один из них, все с тем же «каменным» выражением лица, опустился на одно колено и низко склонил голову. Резко повернувшись в противоположную сторону, изумленная Ева увидела, что второй сделал то же самое. Оба мужчины стояли по бокам от нее на коленях, не смея поднять своих взоров. А в следующий миг, откуда-то из-за спины нависшего над нею человека в серой куртке Ева услышала тот голос...
Это не было сном или галлюцинацией. Голос прозвучал в реальности, здесь, совсем рядом. В нем больше не было акустики, что присутствовала в снах, в ее голове тем вечером, когда он просил отказаться от рокового свидания с Олегом; он прозвучал в нескольких шагах позади незнакомца в серой куртке, и в нем отчетливо слышались властные и гневные нотки:
― Так значит, я для тебя уже никто?
Взгляд человека, нависшего над Евой, вмиг стал ошеломленным, и он, отпрянув от нее, резко обернулся. На небольшом расстоянии от него стоял высокий мужчина в черном пальто длиной чуть ниже колен, держа руки в карманах. Его черные волосы, достающие до плеч, трепал легкий ветер, а глаза пронзительным взглядом сверлили дрожащего альбиноса с перепуганным лицом. 

© Copyright: 4545, 2014

Регистрационный номер №0254696

от 23 ноября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0254696 выдан для произведения:
Глава 27
 
Ева разогревала завтрак, когда в дом вбежала перепуганная баба Люда.
― Ева! ― закричала она с порога.
Вздрогнув от неожиданности, Ева отошла от плиты и повернулась лицом к двери. Через две секунды соседка оказалась в кухне. Ее лицо было белым, как снег.
― Ева!.. ― тяжело выдохнула она.
По расширенным от ужаса глазам старушки Ева поняла, что случилось что-то страшное. Сердце сжалось в плохом предчувствии.
― Баба Люда?.. ― почти прошептала она. ― Что случилось?
В этот момент рядом с ними появился Петя. Он только что зашел в дом со двора, где лепил снежную бабу.
― Все хорошо? ― по-взрослому смотря на сестру и соседку, спросил мальчик.
― Петя, иди во двор! ― срывающимся голосом велела Ева.
― Но я только что оттуда!.. ― возразил он.
― Выйди. Нам с Евой надо поговорить наедине, ― ласково проговорила баба Люда.
Насупившись, Петя повиновался. Ева подняла взгляд на соседку.
― Что случилось? ― повторила она свой вопрос более твердым голосом.
― Машу... Твою маму только что забрала милиция... ― дрожа, произнесла баба Люда.
Ахнув, Ева зажала рот ладонью. Казалось, сердце в тот миг сорвалось и упало. По телу пробежал липкий холод. Всем видом баба Люда показывала, что причина ― вовсе не перебор с алкоголем. Иногда Марию отвозили в участок за особую активность в нетрезвом состоянии, но быстро отпускали. К этому все привыкли, и баба Люда не выглядела бы так, забери Марию в участок за пьянство. Здесь было что-то другое.
― За что?.. ― прошептала Ева. ― Что она сделала?
Соседка ответила не сразу. Не решаясь сказать, она горько смотрела на Еву. Подбородок старушки дрожал, а на глаза навернулись слезы.
― Она... ― всхлипнув, баба Люда смахнула слезы носовым платком. ― Она убила... Маша убила Олега Фёдорова! Около получаса назад. ― Новые слезы покатились по морщинистым щекам соседки.
Широко распахнув глаза, Ева отшатнулась к стене. Она ненавидела Олега, чувства к нему сгорели после той ночи, но убийство... Это не могло не вызвать должного состояния: шока, негодования, отчаяния. Более того ― убийство, совершенное ее родной матерью. Ева понимала, какие чувства руководили Марией в тот момент, понимала, что просто так она и мухи не обидела бы; да, она была алкоголичкой, нередко поколачивала собственных детей, но убить ― нет, Мария никогда не была способной на убийство. Но она убила... Убила человека. Теперь ее ждала тюрьма.
Ева всегда боялась тюрьмы. Много плохого она слышала о ней, знала, какие люди отбывают там свои сроки. Нередко она слышала о том, какие страшные вещи творятся за стенами тюремных зданий. Их сосед ― один из собутыльников Марии, ― человек бывалый, сидел за кражу. Он рассказывал много историй о том месте, говорил, что каждый миг жизнь заключенного находится в опасности. Там нет ни друзей, ни родственников. Только «паханы» (в женских тюрьмах ― «старшие») и их «шестерки».
Ева думала об этом, сидя в комнате, и невидящим взглядом смотрела в стену. Баба Люда поехала в Котовск, куда была определена в СИЗО Мария Митрофанова. Она собиралась добиться свидания с ней, и Ева молилась, чтобы ей это удалось. Сама Ева не смогла поехать с соседкой. Во-первых, она несовершеннолетняя, и ее бы все равно не пустили в учреждение; во-вторых, кому-то нужно было остаться с Петей. Ева так и не решилась сказать брату о том, что сделала мать. Петя был уверен, что Марию забрали в участок из-за того, что она снова напилась. Ева понятия не имела, как долго ей удастся скрывать от брата истинную правду.
 Баба Люда добилась свидания с Марией, и состояться оно должно было на следующий день. Поздним вечером она вернулась в деревню. Около дома Митрофановых стояла машина участкового. Почувствовав тревогу, старушка направилась к дому соседей. С участковым и еще одним милиционером она встретилась у двери в дом.
― Что вам нужно? ― спросила она после приветствия.
― Мы пришли, чтобы допросить Еву Митрофанову, ― ответил незнакомый ей милиционер.
Внутри у нее похолодело. Она подумала, что ослышалась.
― Еву? ― изумленно переспросила она. ― Зачем? Что она сделала?
― Не волнуйтесь, ― крякнул участковый. ― Мы пришли задать пару вопросов касательно инцидента, произошедшего с ней чуть больше месяца назад, ― он с намеком посмотрел на бабу Люду, ― и узнать, чем вызван поступок ее матери. Если вы не в курсе...
― Я в курсе, ― отсекла баба Люда. ― Но разве я непонятно выразилась там, в больнице, что весь этот кошмар с Евой сотворил Олег Фёдоров? Это же ясно, как божий день! Да, и сама Ева позже это подтвердила. А Мария ― мать ее ― поэтому и убила этого малолетнего изверга. Я знаю больше, чем она. Меня допрашивайте, а девочку не трогайте. Ей и так сейчас плохо. Столько всего пережила!
Видимо, бабе Люде удалось убедить блюстителей порядка в том, что им лучше поговорить с ней, а не с Евой, потому что оба вскоре уже сидели в ее кухне, попивая свежезаваренный чай. Гостеприимная старушка рассказала им все об обеих Митрофановых. Конечно, «священная месть» Марии не оправдывала ее ни на йоту. Она убила человека, и отвечать за это ей придется по всей строгости.
― Ей может помочь только хороший адвокат, ― перед уходом сказал милиционер, прибывший с участковым.
― Но у нас нет средств, чтобы нанять его, ― вздохнув, проговорила баба Люда.
― Значит, уповайте только на Господа.
Попрощавшись, оба милиционера удалились.
Деньги, что остались после лечения Евы, уже были истрачены, поэтому ни о каком найме хорошего защитника не могло быть и речи. Это означало, что делом Марии займется адвокат, предоставленный государством, который, разумеется, не будет лезть из кожи вон, чтобы доказать ее правоту.
Ночью Петя проснулся по малой нужде. Баба Люда позвала детей переночевать у себя, так как не хотела оставлять их одних после случившегося. Старушка даже не представляла, что тем самым спасла их от смерти. Испуганный крик Пети разбудил и Еву, и бабу Люду. Мальчик увидел в окно, как горит их родной дом. Пламя объяло его со всех сторон, а сумевшие выскочить из сарая козы бесцельно метались по дороге и блеяли.
Увидев это, Ева застыла. Ей тут же вспомнился горящий клуб. Он вот так же был охвачен огнем, который, казалось, невозможно было потушить.
Дом потушили. Приехали пожарные, и спустя несколько минут пламя было нейтрализовано. Обугленные доски, залитые водой, уныло дымились. Стоя на крыльце в объятиях доброй соседки дети со слезами на глазах смотрели на то, что осталось от их жилища.
От ужасного зрелища их отвлек обезумевший женский крик, прозвучавший невдалеке. Все трое синхронно повернули головы и всмотрелись вдаль. Чуть ниже по дороге от дома бабы Люды стояла милицейская машина со включенной мигалкой. Два милиционера пытались затащить в нее сопротивляющуюся женщину.
― Она убила моего сына! ― диким, срывающимся на хрип голосом кричала она. ― Я поступила справедливо, убив ее детей!
В кричащей женщине Ева, баба Люда и Петя узнали Галину Фёдорову ― мать Олега. Им стало ясно, кто поджег дом. Обезумевшая женщина не знала, что дети ночуют у соседки. Это их и спасло. Что-то подсказывало Еве: в таком состоянии Галина могла бы без зазрения совести поджечь и дом бабы Люды.
Наличие больших денег порой творит чудеса, ― уже на следующий день Галину Фёдорову отпустили домой. Муж заплатил крупную сумму, чем быстро уладил конфликт. Женщина вернулась в деревню тихой и спокойной. Видимо, в участке ей пришлось нелегко.
Олега похоронили во второй половине дня. Родители места себе не находили, потеря единственно сына серым клеймом отобразилась на их лицах. И Ева, несмотря на то, что даже после смерти Олега ненависть и презрение все еще оставались в ее душе, понимала их. Все-таки, каким бы он ни был ― он их ребенок.
Сама Ева на похоронах своего бывшего возлюбленного, конечно, не присутствовала. Баба Люда уехала на свидание с Марией. Глядя на часы, Ева с нетерпением ждала ее возвращения.
 
Мрачная, обшарпанная комната встретила бабу Люду отпугивающим видом. Женщина села на стул у стеклянной перегородки и сняла телефонную трубку. Спустя пару минут конвоир ввел в комнату свиданий Марию Митрофанову. На той были наручники, сама она выглядела поникшей и мрачной. Сев на стул напротив соседки, она так же сняла трубку и приложила ее к уху.
― Ну, здравствуй, ― грустно начала разговор баба Люда.
― Здравствуй, ― сухо ответила Мария.
― Как же так получилось? ― Баба Люда едва сдержала слезы.
― Он того заслужил. ― Голос Марии не дрогнул.
― Неужели ты совсем не сожалеешь? ― Баба Люда не могла понять этой странной холодности в голосе соседки.
― Уже поздно сожалеть. ― Мария вздохнула. ― Я поступила, как нормальная мать.
― Давно ли ты стала «нормальной матерью»? ― Старушка скривилась. ― Ты убила человека, Маша!
― А он изнасиловал мою дочь! ― рявкнула Мария и сжала трубку с такой силой, что побелели костяшки пальцев. ― Считаешь, он не заслужил наказания?
― Бог бы наказал его... ― Баба Люда опустила голову. ― Кто мы такие, чтобы распоряжаться жизнями людей?
― Что-то Господь медлил с этим! ― презрительно фыркнула Мария.
― Не говори так! ― Старушка повысила тон. ― Не богохульствуй!
― Послушай, ― Мария устало посмотрела на соседку, ― мне уже все равно. Я не вижу смысла в том, чтобы надеяться на помощь Бога. Он от меня давно отвернулся, я это заслужила. Меня осудят и надолго посадят за решетку. Там мне и место. Я и так отравила жизнь и своим детям, и всей деревне.
― Перестань! ― с упреком прикрикнула на нее баба Люда. ― Выброси эти мысли из головы! Еще ничего не ясно, суда еще не было. Кто знает, может, тебе повезет.
― Не говори глупостей! ― На этот раз скривилась Мария. ― Я убила человека, и не собираюсь этого отрицать. Тем более ― есть свидетель. Катя все видела. Она и вызвала милицию.
― Мы можем...
― Мы ничего не можем! ― оборвала ее Мария. ― Перестань верить в сказки! Ты уже давно должна была вырасти из того возраста. Я сяду в тюрьму, это ясно. Но я попрошу тебя об одном... ― Мария запнулась, затем продолжила грустным голосом: ― позаботься о моих детях. Не бросай их. Хотя бы до совершеннолетия Евы.
― Могла бы и не просить, ― буркнула баба Люда. ― Ты ведь знаешь, что я люблю их, как родных. И никогда не брошу.
― Спасибо. ― Впервые за это время Мария улыбнулась.
Свидание закончилось. С тяжелым грузом на сердце баба Люда отправилась домой. Через две недели должен был состояться суд.
Велев Пете посидеть в комнате, Ева долго и подробно расспрашивала бабу Люду о прошедшем свидании с матерью. С грустью в глазах та рассказала ей все до мельчайших подробностей. Ева заплакала. Самый сильный страх ребенка ― остаться без матери. Вероятнее всего, Еве придется взглянуть в глаза этому страху.
Суд состоялся в положенное время. Попросив подругу присмотреть за Петей, баба Люда, взяв с собой Еву, отправилась на заседание. В зале суда Ева чувствовала себя скованно, ей было холодно, она не понимала, отчего: то ли из-за низкой температуры, то ли из-за страха потерять в этой большой, но такой тесной от тяжелого воздуха комнате, свою мать на долгие годы.
Заседание длилось, казалось, бесконечно. Выступило несколько свидетелей с обеих сторон, всех их Ева знала: то были ее односельчане. Большинство из них поддерживали убитую горем чету Фёдоровых, и лишь единицы были на стороне Марии. Галина Фёдорова требовала смертной казни, но, к счастью для Марии, судья не счел нужным использовать в отношении женщины именно эту меру наказания. Мария тихо сидела на лавке, в судебной клетке, опустив голову. Она отстраненно отвечала на задаваемые ей вопросы, после чего вновь погружалась в свои мысли.
Мария Митрофанова полностью признала свою вину, и адвокат, приставленный к ней органами порядка, в душе порадовался: ему не придется делать видимость, что он с особой ответственностью выполняет свою работу. Поняв, что исход и так ясен, мужчина расслабился.
После длительного процесса судья, наконец, вынес вердикт. Перестав дышать, Ева и баба Люда внимательно слушали каждое его слово. Речь судьи была неутешительной: Марию приговорили к десяти годам лишения свободы в колонии строгого режима. В отличие от дочери, которая едва сумела удержаться в сознании от нахлынувших слез и эмоций, Мария осталась в прежнем состоянии. Печально взглянув на рыдающую дочь, она позволила конвоирам увести себя. Суд был окончен. Ева возвращалась домой с нежеланием жить. Словно у нее только что вырвали кусок сердца. Расстроенная баба Люда едва сама сдерживалась, чтобы не расплакаться ― она приложила все усилия, чтобы успокоить Еву.
Слух по деревне разошелся быстро. Скоро и Петя, от которого все так тщательно скрывали, узнал настоящую причину, почему его мать оказалась в тюрьме. Стоит отдать ему должное, ― он отнесся к ситуации по-мужски. Мальчик пустил «скупую слезу», помолчал, тщательно все обдумывая, затем ушел в комнату и находился там до самого вечера.
Марию Митрофанову транспортировали в Магадан, в одну из тамошних колоний. Это место давно славилось своими тюрьмами. Там, в мрачном, жутком помещении, бок о бок с отъявленными преступницами ей предстояло провести десять долгих лет. Но она жалела не себя, ― она жалела детей, и искренне надеялась, что баба Люда не оставит их. Да, Мария изменилась. После того, что случилось с Евой, черная пелена спала с ее глаз. Она увидела мир в ином свете, осознала свои ошибки, полюбила детей и добродушную соседку. Как жаль, что она поняла все так поздно... Ведь, изменись она раньше, всего этого можно было бы избежать. А теперь, идя с группой осужденных по широкому двору, окруженному высокой стеной с колючей проволокой, ей оставалось лишь вспоминать о тех нескольких действительно светлых днях, что провела в гармонии с семьей.
 
***
 
В первых числах февраля деревенские сплетни немного «улеглись». Говорливым соседкам надоело перемалывать один и тот же сюжет, и они постепенно переключились на новые. Ведь время не стояло на месте, оно шло, и в Иваново происходили какие-то, хоть и не столь яркие, события.
Недавно к бабе Люде приходили два человека из органов опеки. Так как мать двух несовершеннолетних детей за решеткой, а других близких родственников у них нет, их хотели забрать в приют. Бабе Люде удалось договориться об отложении этого процесса на небольшой срок. За это время она хотела найти способ, как оформить официальное опекунство над детьми. К счастью, органы пошли на уступку. После их ухода старушка всерьез задумалась о том, как не допустить их определения в детский дом. Конечно, самим детям о визите тех людей она не рассказала.
Ева редко выходила на улицу. Она все время помогала бабе Люде по хозяйству, заботилась о Пете. Она заметно повзрослела после недавних событий. Больше не было той наивной маленькой девочки, слепо доверяющей всем и каждому, и позволяющей издеваться над собой. Теперь это была девушка, за плечами которой, несмотря на юный возраст, был большой жизненный опыт. За короткое время она пережила столько боли, сколько многие не переживают и за всю жизнь. В свои шестнадцать Ева хорошо понимала, что такое предательство, ложь, злоба, ненависть и презрение. Все это обрушилось на нее еще в детстве, а совсем недавно проявилось в особо острой форме. Ева больше не доверяла никому, кроме своей пожилой попечительницы и все так же помешанного на вампирах младшего брата. Эти люди были ее единственной поддержкой, опорой на тяжелом жизненном пути. Она не представляла, что будет с ней, если их вдруг не станет.
Вздрогнув, Ева отогнала от себя мрачные мысли. За окнами стояло шестнадцатое февраля. Зима подходила к своему завершению, но холод в душе Евы продолжал крепнуть. Нет, она не стала обозленной на весь мир особой; она оставалась все той же Евой ― доброй и заботливой, но только теперь, в отличие от прошлых лет, заслужить ее доверие было весьма трудно. Она старалась выглядеть спокойной и невозмутимой, и лишь поздними вечерами, сидя на крыльце у дома, в слезах выплескивала эмоции и молила Бога забрать ее к себе.
Закончив уборку, Ева занялась приготовлением ужина. Бабе Люде в тот день нездоровилось, и она почти весь день проспала в своей комнате. Рядом с ней, вволю наигравшись во дворе, дремал Петя.
«Нужно не забыть сходить в аптеку за лекарствами», ― напомнила себе Ева.
Аптека в Иваново открылась совсем недавно. Фармацевтом в ней работала подруга бабы Люды ― Анна Ивановна Семёнова. Женщине было сорок восемь лет; она была низкой, миниатюрной блондинкой с приятными чертами лица. Большие голубые глаза выглядели еще выразительнее за идеально подобранными очками для коррекции зрения. Анна Ивановна имела медицинское образование и была «неотложкой» у деревенских бабушек.
Провозившись достаточно долгое время за плитой, Ева заметила, что снаружи уже стемнело. Она немного побаивалась темноты. Нет, не духов или прочих монстров, что могут затаиться в кустах. В это время на улице могут быть ее враги, которые не преминут привязаться к ней. Но Ева обещала бабе Люде, что принесет лекарства. Она не была одной из тех, кто нарушает обещания.
Ева оставила на столе записку, надела слегка потертую серую куртку, не менее потертые черные сапоги, и вышла за дверь. В лицо ударил морозный вечерний воздух. Ева поежилась. Но не от холода ― от странного предчувствия, которое почти не оставляло ее в покое весь день. Она еще не поняла, хорошее оно или плохое, но ясен был один факт: что-то должно было произойти, что-то значимое.
Отбросив эти мысли и сосредоточившись на лекарствах, Ева вышла на дорогу и пошла к аптеке.
«Хоть бы она была еще открыта!» ― про себя молилась она.
Аптека в Иваново, в отличие от городских, не была круглосуточной. Ева искренне надеялась, что не опоздает. И она пришла как раз вовремя ― Анна Ивановна собиралась закрываться.
― Подождите! ― прокричала Ева, подбежав к окошку. ― Пожалуйста, дайте мне вот это. ― Она протянула аптекарше листок, на котором баба Люда написала наименование лекарств.
Анна Ивановна не входила в общество ненавистников Евы и ее семьи. Наоборот, она очень любила ее и ее брата. С удовольствием продав ей таблетки, добрая женщина пригласила Еву к себе на чай.
― Идем, ― уговаривала она, ― чайку попьем, поговорим. Давно мы с тобой не виделись.
― Я должна идти домой, ― отговаривалась Ева. ― Я ведь не предупредила, что задержусь. Баба Люда и Петя будут волноваться.
― Да, ты зайди ненадолго. ― Аптекарша улыбнулась.
Что ж, Анна Ивановна умела уговаривать. Ева согласилась. Но с условием, что не дольше, чем на полчаса. Подходя к дому гостеприимной женщины, Ева и на секунду не задумалась, какую важную роль в ее жизни сыграет эта, казалось бы, незначительная задержка.
 
Анна Ивановна жила одна. Муж ее был военным, он погиб на фронте. Единственный сын женился и переехал в Красноярск. Очень редко он навещал мать ― не чаще, чем два раза в год, а иногда и еще реже.
За чашкой горячего чая Ева и Анна Ивановна вели приятную беседу. Ева чувствовала себя превосходно в компании доброй женщины. Это был еще один человек, которому Ева не могла не доверять. Аптекарша одним своим видом располагала к себе людей. И, главное ― она понимала Еву. Ева нуждалась в понимании, как в кислороде.
Прошло сорок пять минут. Взглянув на часы, Ева заторопилась домой. Анне Ивановне не хотелось отпускать ее. Ей было приятно общество доброй и умной девочки. Ева пообещала, что обязательно зайдет к ней на следующий день. Но сейчас она должна была идти. Возможно, баба Люда и Петя уже проснулись, и, конечно же, они волнуются.
Ева попрощалась с аптекаршей и пошла домой. Внезапно на нее вновь нахлынуло предчувствие. Сейчас оно играло в ней с новой силой ― более мощной, чем прежде. Еве стало не по себе. Она ускорила шаг, боясь, что с ней может произойти что-то неприятное на пустой темной улице. Не дай Бог, еще появится Катя со своими «шестерками». Ева не понимала, как им удалось избежать наказания за то, что они с ней сделали. Разумеется, милиция поверила большинству. А потом и вовсе списали изнасилование на одного Олега. Так как он мертв, дело и вовсе закрыли.
Ева вошла во двор. Ни в одном из окон не горел свет.
«Ну вот, они ушли меня искать», ― расстроено подумала она.
Еве вовсе не хотелось, чтобы баба Люда в ее состоянии ходила по холоду. Но, вероятно, она все-таки была где-то на улице.
«Оставлю лекарства и пойду сама их искать», ― решила Ева, поднимаясь на крыльцо.
На удивление, дверь оказалась не запертой. Ева насторожилась. Зная бабу Люду, она не могла поверить, что та ушла из дома, не закрыв дверь на ключ. Ева вошла в дом, разулась и прошла на кухню. Включив свет, она положила пакетик с лекарствами на стол. Уже собравшись к выходу, Ева остановилась. Определенно, в доме было что-то не так. Сначала незапертая дверь, потом эта неестественная пугающая тишина...
Ева повернулась и решила осмотреть дом. Первым делом она направилась к комнате бабы Люды. Дверь в нее оказалась приоткрытой. Остановившись, Ева почувствовала, как внутри нее все сжалось. С чего бы? Ведь ничего же не произошло.
Ева сделала глубокий вдох и резко распахнула дверь. Ее тут же обдало холодным воздухом. В комнате царил мрак, но температура в ней была такой же, как снаружи. Еве стало еще страшнее. Она застыла на пороге, не в силах войти внутрь и включить свет. Внезапно в ее голову ворвалась мысль о том, что нужно прямо сейчас бежать отсюда. Ева не могла себя понять.
Новый порыв холодного воздуха заставил ее по-настоящему испугаться. Прислушавшись, она уловила звук слабого ветра. У нее не осталось сомнений: окно в комнате было открыто. Привыкшими к темноте глазами она разглядела перед собой едва заметное очертание окна и двух занавесок, дрожащих на ветру. Но тут же Еву словно током прошибло ― она вспомнила, что окна в доме бабы Люды не открывались. Значит, его выбили...
― О, нет!.. ― шепотом выдохнула Ева. Их обокрали. А может, воры все еще в доме...
От этой мысли Еве сделалось более чем страшно. Шепотом, не понимая, зачем она это делает, Ева позвала сначала бабу Люду, затем Петю. Ни один из них не отозвался. Сорвавшись с места, Ева стрелой пробежала в кухню и схватила большой разделочный нож. Дрожащая рука изо всей силы сжала рукоятку.
Возвращение в ту комнату было равносильно возвращению чудом спасшегося заложника в логово маньяка, где его держали в заточении и муках. Ева останавливалась каждую секунду, не решаясь сделать новый шаг. Но она должна была осмотреть ту комнату! Что, если брат или баба Люда находились там? Что, если их ранили и им нужна помощь? При этой мысли Ева вздрогнула.
С великим трудом преодолев страх, Ева вновь оказалась на пороге темной комнаты. Снова ее обдало ледяным воздухом. Дрожащей рукою, не сводя взгляда с окна, будто именно там должен прятаться преступник, Ева потянулась к выключателю. Нащупав его, она остановилась. Рука не решалась надавить на кнопку. Словно какая-то сила останавливала ее. Ева на секунду зажмурилась. Будь, что будет! Крепче сжав в руке нож, она сделала глубокий вздох и резким щелчком включила свет...
...Ставшую к вечеру тихой деревню огласил пронзительный крик ужаса. Испуганные собаки залаяли в каждом дворе. Включив свет, Ева увидела душераздирающую картину: пол и стены комнаты были забрызганы кровью, а на скомканной, ставшей багровой постели, лицом вниз лежала баба Люда. Ее волосы были растрепаны, а тапки разбросаны по комнате. Сама комната была разгромлена, вся мебель сломана и перевернута. На шее старушки зияла большая рваная рана, из которой еще сочилась кровь.
Пети нигде не было. Ева выронила нож, и, дико крича, сползла по стене на пол. Перед ее глазами зловеще мелькали красные пятна. И вдруг ее отчаянный взгляд остановился на стене над окном. Там была кровавая надпись:
«Зря ты не поверила брату, Ева»
 
Глава 28
 
― Клянусь, я не убивала ее! ― отчаянно выкрикнула Ева, и из глаз снова потекли слезы.
Она сидела в слабо освещенной комнате для допросов в милицейском участке. Ее руки, скованные наручниками, дрожали, она не переставала плакать. Перед глазами стояла жуткая картина, увиденная ею два часа назад в доме бабы Люды.
― А кто тогда? ― лениво протянул усатый милиционер. Он снял фуражку и положил ее на стол рядом с собой. Коротко постриженные темно-русые волосы были слегка встрепаны. ― Рядом с тобой нашли нож с твоими отпечатками пальцев! Кроме тебя в доме никого не было. Хочешь сказать, это сделал твой восьмилетний брат, который сейчас, кстати, неизвестно, где?
― Я не знаю, кто это сделал... Но, конечно же, это не Петя. Как вы могли подумать? ― Подбородок Евы задрожал. ― Я ходила в аптеку, затем зашла в гости к аптекарше, а когда вернулась... ― Не договорив, она вновь разразилась громким плачем. ― Я бы никогда... Никогда!
― В деревне о тебе отзываются не очень-то положительно, ― заметил милиционер. ― Тем более, если учесть, что твоя мать совсем недавно была осуждена за убийство...
― Я никого не убивала! ― закричала Ева. ― Это не я!
― Ну-ну. ― Милиционер недоверчиво посмотрел на нее. ― Лучше признайся, и тебе сократят срок. Тем более, ты несовершеннолетняя.
― Мне не в чем признаваться! ― Ева отчаянно взглянула на него. ― Почему вы мне не верите?
― Потому, что около тебя был найден нож с кровью погибшей на лезвии! ― рявкнул следователь.
― Он упал в кровь, что была на полу.
― Хватит врать!
― Почему вы не допросите Анну Ивановну ― нашу аптекаршу? ― горько спросила Ева. ― Она скажет вам, что я была у нее, когда это... когда это произошло. Ваши эксперты ведь должны знать приблизительное время смерти!
― Ты будешь учить меня, как работать?! ― взорвался следователь. ― Ишь ты, умная нашлась! Посидишь пока в камере, завтра решим, что с тобой делать.
Закончив разговор, следователь приказал конвоиру отвести Еву в камеру.
― Вот попадешь в колонию для несовершеннолетних, там из тебя спесь быстро выбьют! ― прокричал он ей вслед.
Суровый конвоир провел Еву по узкому коридору, где располагались временные камеры для содержания только что арестованных, и, остановившись около одной из них, снял наручники с покрасневших запястий девушки, открыл дверь решетки и втолкнул ее внутрь. Снова заперев дверь на ключ, милиционер удалился.
Ева осмотрелась. Камера была маленькой, холодной и мрачной. У обшарпанной стены стоял низкий топчан, на котором храпел какой-то человек. Он походил на бомжа: грязный, волосы не расчесаны, лицо заросло густой щетиной, одежда старая и потрепанная. От него жутко воняло алкоголем и помойкой. Определенно, бомж.
Ева уселась на цементный пол в дальнем углу камеры, у противоположной от топчана стены. Ей было холодно, но ее трясло не от этого, ― жуткая картина по-прежнему стояла перед глазами. Дикий ужас сковал сердце. Кто?! Кто это сделал? Кому понадобилось убивать несчастную старую женщину? И где Петя? Его похитили или...? Ева не могла заставить себя подумать о том, что могло следовать за этим «или».
У Евы сложилось впечатление, что следователь намеренно хочет упрятать ее за решетку. Ведь было несколько довольно весомых фактов, оправдывавших ее: надпись над окном (убийца вряд ли стал бы оставлять послание самому себе); нож, выпавший из руки Евы в момент, когда она увидела разгромленную комнату и тело мертвой старушки (следы крови на нем не ассоциировались со следами крови, которые обычно остаются на орудиях убийств); рана на шее бабы Люды (почему никто не обратил на нее внимания?!); и, в конце концов, показания Анны Ивановны. Ее ведь так и не допросили! Но почему? Почему?!
Осознав свою полную беспомощность, Ева снова заплакала. Она не могла сделать ничего: ни выбраться из камеры, ни доказать свою непричастность к убийству бабы Люды, ни отправиться на поиски брата. Где Петя? Жив ли он? На эти вопросы она не смогла себе ответить.
Ева чувствовала, что сходит с ума. Слишком много потрясений навалилось на нее в текущем году. Сначала обострились ее отношения с односельчанами, затем появились эти леденящие душу сны, за этим последовала трагедия в клубе, потом ее чуть не сожгли заживо, далее было жестокое предательство Олега, нездоровая помешанность Пети на вампирах, и вот теперь...  все кончилось убийством. Двумя убийствами. Сначала Мария зарезала Олега, а теперь некто неизвестный жестоко расправился с бабой Людой, и, плюс ко всему, куда-то пропал Петя. Ева молила Бога, чтобы брату удалось убежать. Тогда, наверное, он в скором времени вернется в Иваново. Он умный, и Ева верила, что, если он жив, то найдет способ, как возвратиться домой.
Домой... Но куда? Их родной дом сгорел, дом бабы Люды опечатан милицией, как место преступления. Даже когда закроют дело, его все равно передадут государству, потому что родственников у старушки не было, а Ева с Петей не прописаны там. У них больше не было жилья. Грубо говоря, они стали бомжами. Посмотрев на человека, продолжавшего храпеть на топчане, Ева горько вздохнула. Она и думать не хотела, что брат в тот момент, наверняка, сидел в каком-нибудь подвале и плакал от холода и страха.
Ева не знала, сколько прошло времени. В том месте оно, казалось, тянулось вечность. Сидя в полумраке, прислонившись спиной к холодной стене, Ева думала о трагедии, произошедшей несколько часов назад. Она пыталась найти хоть какие-то зацепки. Но их не было. Одна пустота. Она не могла понять: кому это понадобилось? Если хотели навредить ей, ― что тонко подразумевала надпись над окном, ― тогда зачем было убивать ни в чем не повинную женщину? За всю свою жизнь она не сделала никому ничего дурного. Могла ли эта старушка предполагать, что умрет такой страшной смертью?
«Где Ты был в это время, Бог?! ― отчаянно воскликнула душа Евы. ― Это и есть Твое воспетое милосердие? Что Тебе сделала баба Люда? Чем заслужила такую смерть?!»
Постепенно страх и отчаяние Евы сменились внезапно проснувшейся в ней яростью. Она никогда прежде не испытывала такого чувства ― желания убить. В тот момент оно вдруг заиграло в ней с неистовой силой. Больше всего на свете ей хотелось найти убийцу бабы Люды и сотворить с ним то, что он сотворил с несчастной женщиной.
Ева передернулась. Эта отчаянная мысль напугала ее. Нет, она не убийца! Она не хотела вставать на одну ступень с тем или теми, кто сотворил такое с беспомощной старушкой. Но жажда мести не давала ей покоя. Она не могла просто «проглотить» это. Человек, сотворивший это зло, заслуживает сурового наказания. Теперь Ева понимала состояние матери в момент, когда она лишила жизни Олега Фёдорова. Ею руководила месть ― месть за жестоко опороченную дочь.
Ева опустила голову. Это только мысли... Далекие, бесформенные мысли. На самом деле она была бессильна что-либо предпринять. Скорее всего, ее отправят за решетку вслед за матерью. А бедный Петя, если еще жив, станет вынужден скитаться по помойкам в поисках черствой хлебной корки.
Положив голову на согнутые колени, Ева снова заплакала. Ей казалось, что она плачет вечность. Слез в глазах почти не осталось, но эмоции рвались наружу. Она была одна... Совершенно одна, не приспособленная к такой жизни. У нее всегда была моральная опора в лице брата, в лице бабы Люды; даже мать в последнее время изменилась и начала уделять внимание своим детям. Ева могла положиться на нее. Даже когда Мария сильно пила и била дочь, Ева все равно не ощущала себя такой одинокой, как теперь. У нее были люди, которые могли хотя бы выслушать ее.
 Одной зимой Ева лишилась всего, что имела: семьи, дома. Пусть в прошлом ее жизнь была далека от идеальной, но сейчас она стала еще хуже. Раньше у нее была семья: пусть пьющая и скандальная, но мать; резвый, не по годам смышленый брат; добрая соседка, которую Ева считала своей бабушкой. У нее был дом, работа. Теперь у нее нет ничего. Подозреваемая в убийстве, Ева сидела на полу темной камеры и все, что могла, ― это плакать. Она была обречена. Никто не придет ей на помощь; всех, кому она была нужна, больше нет рядом. Она одна. Одна не только в сырой камере ― одна во всем мире.
 
Прошло несколько часов. За это время усталость полностью овладела Евой, лишив ее последних сил. Она так и не смогла заснуть. И вовсе не из-за отсутствия неудобств и подозрительного человека на топчане ― из-за минувшего события сон не лез в голову. Едва она закрывала глаза, как видела зловещую, разгромленную комнату, в которой на залитой кровью постели лежала убитая старушка. И надпись, смысла которой Ева так и не поняла, ярким красным светом резала глаза.
Голос милиционера, оказавшегося по ту сторону решетки, заставил Еву вздрогнуть и отвлечься от мыслей:
― Митрофанова, на выход!
Превозмогая усталость, Ева с трудом подняла отяжелевшую голову и посмотрела на человека в униформе.
― Я? ― слабым голосом спросила она.
― Ну, если кроме тебя в камере есть еще одна Митрофанова, то, может, и не ты! ― раздраженно фыркнул милиционер. ― Давай, поднимайся, и на выход!
Придерживаясь за стенку, Ева кое-как встала на ноги. Они затекли и отказывались ей подчиняться. Медленным шагом, прихрамывая, она подошла к решетке. Милиционер открыл дверь и выпустил ее. Тут же прозвучал хриплый голос только что проснувшегося бомжа:
― Эй, а когда за мной придете?
― Когда надо будет, тогда и придем! ― огрызнулся милиционер, защелкивая на запястьях Евы наручники.
Ева не знала, куда и зачем ее вели. Скорее всего, на очередной допрос. Она поникла. Ей больше нечего было рассказать. Все, что знала, она выложила следователю накануне. Чего еще хотел от нее тот усатый человек со скучающими серыми глазами?
Конвоир довел Еву до кабинета следователя и буквально впихнул внутрь. Войдя в кабинет, Ева увидела сидящего за письменным столом следователя, а напротив него, спиной к ней, сидела женщина. Увидев ее, Ева напряглась: то была Анна Ивановна. Значит, все-таки, ее допросили! В душе Евы затеплилась крошечная надежда.
Между тем аптекарша обернулась. Увидев плачевный вид своей юной односельчанки, она вскочила со стула и бросилась к Еве. Не обратив внимания на стоявшего рядом с арестованной конвоира, она крепко обняла ее и залилась слезами. Анна Ивановна не произнесла ни слова, ― за нее говорили эмоции.
Успокоившись, аптекарша вернулась на свое место и молча подписала какую-то бумагу.
― Это все? ― холодно обратилась она к следователю.
― Да, ― в ответ «крякнул» тот. Затем его взор устремился на Еву. ― Тебе повезло, Митрофанова. У тебя есть алиби. И, еще: ножевых ранений на теле убитой не было обнаружено. Следовательно, тот нож, что был найден около тебя, не являлся орудием убийства. А женщина умерла от укуса в шею. Кто-то приложился так, что насквозь прокусил артерию. Сомневаюсь, что это ты. Видимо, с преступником была бешеная собака. Другого объяснения мы найти не можем. По крайней мере, пока. Что ж, подозрения с тебя снимаются. Мы еще изучим надпись над окном в комнате, где было совершено убийство, и, конечно же, мы объявили в розыск твоего брата. Сергей, сними с нее наручники.
Конвоир Евы послушно исполнил приказ.
― Ты свободна, ― сказал следователь. ― Можешь идти. Поживешь у своей соседки до тех пор, пока тебя не определят в детдом. Прости за неудобства. ― Последнюю фразу он произнес с явным сарказмом, смешанным с недовольством.
Еве не терпелось покинуть это мрачное место. Анна Ивановна, держа ее под руку, вывела из милицейского участка. У входа их ждало такси.
― Садись, ― мягко сказала Анна Ивановна, открывая перед Евой дверцу машины.
Та молча повиновалась. Добрая аптекарша устроилась рядом с ней на заднем сидении, и машина тронулась с места.
― Спасибо, ― тихо произнесла Ева, полными благодарности глазами посмотрев на свою спасительницу. ― Но зачем вы это сделали?
― Затем, что невиновные не должны сидеть в тюрьме, ― твердым голосом ответила Анна Ивановна. ― Я сама пришла в участок, потому что никто не вызвал меня на допрос. А я уверена: ты рассказала им о том, что вчера вечером, когда произошел этот ужас, ты была у меня. Ведь рассказала?
Ева молча кивнула.
― Вот! ― воскликнула аптекарша. ― Так я и знала! Они специально хотели посадить тебя, чтобы быстрее замять дело. Им просто лень искать настоящего убийцу!
― Но это же их работа! ― недоумевала Ева.
― Ха! ― Анна Ивановна нервно усмехнулась. ― Сейчас не то время, девочка моя. Современные люди помешаны на поисках легких путей. А ты в этом случае ― идеальный вариант. Без дома, без семьи ― отличный способ посадить за решетку такого человека, и быстро закрыть дело.
Ева ничего не ответила. Она опустила голову и принялась разглядывать свои дрожащие руки.
Вскоре машина привезла их в деревню. Расплатившись с таксистом, Анна Ивановна вышла, а затем помогла выбраться своей обессилевшей спутнице.
― Тебе надо хорошо поспать, ― сказала она, взяв Еву под руку. ― Ты еле на ногах стоишь.
Аптекарша завела ее в дом, напоила чаем и уложила спать. Несмотря на жуткие видения, сон быстро завладел Евой, и она крепко заснула.
Проснулась Ева под вечер. Ее разбудили крики, доносившиеся с улицы. Там кто-то ругался.
― Ты с ума сошла! ― срывался на хрип один голос, принадлежавший пожилой женщине. ― Кого ты приютила? Змею на груди пригреть хочешь! Гони ее вон!
― Не тебе мне указывать, как поступать с теми, кого я впускаю в свой дом! ― Этот голос был приятнее, но он был твердым и суровым. Ева узнала его: то был голос Анны Ивановны. ― Следи за собой, а ко мне не лезь!
― Ты потом кровавыми слезами плакать будешь, дура бестолковая! ― Уже другой, но тоже старческий голос. ― Она и тебя так же, как Людку, порешит! И пикнуть не успеешь!
― Следите за языками, сплетницы! ― выкрикнула аптекарша. ― Она никого не убивала! В милиции ее оправдали!
― Это потому, что у тебя сынок влиятельный! ― не унималась хриплая старуха. ― По твоей просьбе он подключил связи, и ее освободили! Иначе бы гнить ей в тюрьме, как и ее матери! Поделом! Яблоко от яблони, как говорится...
― Замолчи! ― гневно воскликнула Анна Ивановна. ― Перестаньте уже клеветать на бедную девочку!
― Эта «бедная девочка»  сначала все соки из тебя выпьет, а потом прирежет, когда ты ей надоешь! ― выкрикнул кто-то помоложе. ― Наивная ты, Анька, ох, наивная!
В этот момент входная дверь дома аптекарши распахнулась, и на пороге появилась Ева. Глаза ее пылали гневом.
― Отстаньте от нее! ― сердито выкрикнула она, и тут же поразилась: прежде она никогда так себя не вела. Но она не могла просто сидеть и слушать, как оскорбляют ее спасительницу. ― Вам ведь я нужна? Высказывайте мне все, что хотите, а Анну Ивановну оставьте в покое!
Мгновенно на Еву уставились несколько пар изумленных глаз. Никто не ждал от прежде застенчивой и всего боявшейся девушки такой выходки. Около дома Анны Ивановны стояла небольшая группа людей. Составляли ее исключительно женщины, причем разных возрастов.
― Ева, что ты делаешь? ― Анна Ивановна удивленно и испуганно посмотрела на нее. ― Зайди в дом!
― Нет. ― Ева была настроена решительно. ― Я устала от бесконечных перешептываний за моей спиной. Пусть, наконец, люди скажут мне в лицо все, что обо мне думают!
― А ты осмелела! ― услышала Ева знакомый насмешливый голос. В тот самый миг из группы выступила вперед девушка. Это была Катя Пирогова. ― С чего бы это? Или поднабралась сил, и теперь уже ничего не боишься, ведьма?
― Перестань клеветать на меня! ― почти прошипела Ева. ― Я не ведьма, и никогда ею не была! Я знаю: все, что сейчас происходит, твоих рук дело. Но, прошу тебя, оставь меня в покое. Ты и твои друзья и так вволю поиздевались надо мной. Считаешь, что этого недостаточно?
― Не выпендривайся, Митрофанова! ― Катя презрительно поморщилась. ― Что, чувствуешь защиту, и поэтому решила поиграть в «крутую»? Не выйдет! Все знают, кто ты такая на самом деле. Так что лучше убирайся из Иваново, пока мы не вышвырнули тебя! Нам тут ведьмы не нужны!
В следующее мгновение Катя ахнула и схватилась обеими руками за вмиг покрасневшую щеку. Ева, пронизывающе глядя ей в глаза, медленно опустила руку.
Подбежав к Еве, Анна Ивановна схватила ее за плечо и потащила ее в дом.
― Так, все, хватит! ― нервно говорила она на ходу. ― Распускайте ваш цирк! А ты ― в дом! Живо!
Едва закрыв дверь, Анна Ивановна набросилась на Еву:
― Ты что делаешь? Совсем из ума выжила?! Они же могли сотворить с тобой все, что угодно! Они могли избить тебя, и я не сумела бы тебя защитить. Зачем ты вышла? Зачем стала препираться с ними? Зачем ударила Пирогову?
― Я просто хотела помочь вам, ― был ответ Евы. ― Вас оскорбляли незаслуженно. А Катя причинила мне много вреда. Она и ее шайка.
Ева не ожидала от себя такого, поэтому в первые секунды даже не слушала свою попечительницу. Переваривая то, что только что произошло, она не могла поверить, что то была она. Не кто-то другой, а она ― Ева Митрофанова. Видимо, минувшие события и тюремная камера повлияли на нее. Она изменилась. Стала жестче. Но, может, это ей просто кажется? Может, это было всего лишь минутным порывом? Может, просто нервы, в конце концов, сдали?! Ведь внутри она ощущала все ту же мягкость, тот же страх, ту же беззащитность. Она оставалось той же маленькой, одинокой в душе девочкой, пытавшейся спрятать лицо за отпугивающей маской.
Маска... Пророчество сна, который Ева видела, казалось, век тому назад, начало сбываться. Она все-таки не удержалась и взяла предложенную ей маску. Но какие у нее были цели? Понравиться другим? Скрыться от мира? Доказать людям, что она выживет без них? Ева сама не знала. Ей больше не хотелось носить эту тесную маску, это чужое лицо. Но и снять ее она боялась. Что будет, когда она сделает это? Ее душа вновь обнажится перед всеми, и кто-нибудь обязательно оставит на ней очередную неизлечимую рану. Нет уж, лучше закрыться, отгородиться от всех. Так будет правильнее. Сейчас она должна быть сильной, хотя бы казаться таковой. И она будет!
Почти неделю Ева прожила в доме Анны Ивановны. С каждым днем соседи враждебнее относились и к ней, и к ее временной опекунше. Они не давали им прохода, постоянно ругались, угрожали. Однажды бойкая старуха даже поколотила Еву. Та пришла домой с синяками.
Приходили люди из органов опеки. Составляли документы. Скоро Еву заберут в детский дом. Ей совсем не хотелось туда ехать. Но и оставаться в Иваново ей тоже не хотелось.
Той ночью Еве не спалось. За окнами было пасмурно, весь день падал снег. Вероятно, скоро снова пойдет. Ева лежала на кровати и смотрела в окно на затянутое тучами небо. Временами ей казалось, что она видит в нем очертание лица бабы Люды.
«Господи, я схожу с ума!..» ― отчаянно подумала она.
Решение обдумывалось с самого первого дня, как Ева стала жить у Анны Ивановны. Она прекрасно понимала, что соседи не дадут житья этой бедной женщине, если все останется, как есть. Она этого не заслужила. И не должна это терпеть!
В доме тихонько скрипнула входная дверь. На застланной кровати Евы лежала записка, написанная при свете тусклого фонарика слегка корявым почерком:
«Анна Ивановна!
Прошу, не осуждайте меня. Это мой выбор. Вы хорошо понимаете, что, пока я нахожусь у Вас, соседи не дадут Вам спокойно жить. Вы не заслужили такой участи. По-видимому, они правы ― я ведьма. Ну, или что-то вроде того. Вокруг меня только разрушения и смерть. Я ухожу, без меня Вам будет легче. Благодарю за все добро, что Вы сделали для меня. Я никогда этого не забуду. Не ищите меня. Я ушла в надежде найти брата. Искренне верю, что мне улыбнется удача. Может, это глупо, но вот... как-то так...
Всего Вам самого наилучшего! Еще раз благодарю Вас за все!
Ева»
 
***
 
Снаружи было тихо и прохладно. Свежевыпавший снег покрывал дорогу и крыши домов. Ночь была светлой. Ева покинула дом Анны Ивановны в два часа. Она ушла ночью, пока женщина спала, потому что знала, что днем та ни за что не отпустила бы ее. Куда она направилась? Ева не знала. Она шла наугад, в никуда. Ева понятия не имела, где искать брата, и найдет ли она его вообще. Она просто шла, держа в руке небольшую дорожную сумку, в которую собрала свои немногочисленные вещи.
Ева свернула на дорогу, ведущую в соседнюю деревню. К утру она будет там. Сжимая в кармане куртки фото брата, она решила начать поиски оттуда. Может, кто-то из жителей видел его.
Дорога была пустынной. В самом ее начале Ева оглянулась назад, на родную деревню. Она больше никогда не вернется сюда. Утром люди проснутся и продолжат жить дальше. Но уже без нее. Она исполнила желание большинства односельчан ― ушла из Иваново. Теперь они успокоятся и перестанут донимать бедную Анну Ивановну. Еве стало грустно, ― аптекарша будет сильно переживать. Но она сильная, она обязательно справится!
Сейчас на Еве не было призрачной маски, она была собой: простой девушкой, которую изрядно потрепала жизнь. Что ждет ее впереди? Одному Богу известно.
Ева отошла далеко от деревни. Она уже не видела ее, когда останавливалась, чтобы оглянуться назад. Странно, но она совсем не боялась пустой, безлюдной дороги и глубокой ночи. Возможно, потому, что в ее жизни произошло то, что было в тысячи раз страшнее. Может быть, поэтому. Ева замерзла. А ведь она только начала свой путь. Сумеет ли она выжить в таких условиях?
«Бездомные могут, и я смогу», ― твердо уверила себя Ева, и ускорила шаг.
Она шла около получаса. Снег хрустел под ногами, а впереди простиралась лишь пустота. До соседней деревни было еще далеко. Вдруг она услышала, как позади нее хрустнул снег. Сердце Евы сжалось. Резко остановившись, она обернулась, но никого не увидела. Облегченно выдохнув, Ева решила, что ей показалось, и повернулась обратно, но тут же в ужасе отскочила назад, ― прямо перед ней стоял незнакомый молодой мужчина в серой плащевой куртке, и в упор смотрел на нее. По обеим сторонам от него стояли еще двое мужчин в черных кожаных куртках.
― Ну, здравствуй, Ева, ― торжественно произнес незнакомец в сером. ― Какая удачная встреча!
 
Сердце Евы ушло в пятки. Сто из ста, эти люди настроены отнюдь не дружелюбно. Больше всего ее поразило то, что странный человек знает ее имя. Но откуда? Света луны было достаточно, чтобы она могла рассмотреть его лицо ― они не были знакомы.
― Ну, чего ты трясешься? ― Мужчина натянул недобрую улыбку. ― Иди ко мне. Пришло время исполнить пророчество.
Пророчество? Что еще за пророчество?
Внутри Евы похолодело, и, развернувшись, она бросила сумку и побежала назад по дороге. Из-за снега бежать было трудно, но она не сдавалась. Вдруг тип в серой куртке, словно из-под земли, вырос прямо перед ней. Резко остановившись, Ева едва не упала. Незнакомец схватил ее за руку и потащил назад, где его ждали так и не двинувшиеся с места спутники.
― Держите ее, чтобы снова не сбежала! ― приказал он им.
В следующую секунду оба мужчины подошли к Еве и крепко взяли ее под руки. Она поняла: ей ни за что не убежать. Между тем странный человек встал перед ней и внимательно оглядел.
― Не могу поверить, что нашел тебя, ― это он, видимо, сказал самому себе. ― Кто бы мог подумать? Я немного другой тебя представлял.
― Что вам от меня нужно? ― осмелилась заговорить Ева.
― Скоро узнаешь, радость моя. ― От тона незнакомца по телу Евы побежали мурашки. ― Честно сказать, я не особо верил в правдивость того пророчества, но теперь... запах твоей крови развеял все мои сомнения.
Еву еще больше напугали слова незнакомца. Запах крови? О чем он говорит?
― Мы бы могли закончить это еще позавчера, ― между тем продолжил мужчина. ― Очень жаль, что тебя не оказалось дома. Пострадали невинные люди.
От сказанного Еву словно током ударило ― этот человек имеет отношение к убийству бабы Люды и исчезновению Пети! Мгновенно страх перешел в ярость.
― Так это был ты! ― забыв о вежливости, выкрикнула она. ― Ты убил бабу Люду и украл моего брата! Говори, где он?
Незнакомец поменялся в лице.
― Украл? А разве он жив? Мне сказали, что мертвы оба... Вот, бестолочи! Чувствовал же, что не надо посылать «новичков»!
В тот момент Ева готова была разорвать его на части. Страх испарился, уступив место дикому гневу. Попытавшись вырваться, она хотела наброситься на этого негодяя и бить его до тех пор, пока не иссякнут силы. Но стальные хватки его, по-видимому, подчиненных, остановили ее. Бесполезными также были ее крики и проклятия. Мужчина равнодушно реагировал на них. Похоже, в тот момент его больше волновала судьба Пети.
― Они сказали, что убили обоих, ― злобно прошипел он, глядя на одного из своих спутников. ― Как только ритуал будет проведен, я вернусь и всажу по колу в их лживые сердца. Пусть другие делают из этого выводы!
― Вы правы, хозяин, ― басом ответил тот, на кого смотрел разозленный мужчина. ― Так и сделайте.
― По колу? ― вмешалась Ева. ― Ритуал? Вы что, сатанисты? ― Она почувствовала, как страх вновь стал медленно заполнять пространство внутри нее.
Около трех секунд мужчины молчали, а затем человек в серой куртке разразился громким смехом. Двое других остались по-прежнему серьезны.
― Сатанисты! ― сквозь смех воскликнул странный человек. ― Хотя, в какой-то мере это так.
― В какой мере? ― спросила Ева и услышала, как ее голос начал дрожать.
― Наверное, в большей. ― Незнакомец задумался. ― Мы имеем непосредственное отношение к Сатане. Он ведь создал наш вид.
Теперь Еве стало не на шутку страшно. У нее не осталось сомнений, что этот человек был сумасшедшим сатанистом. И, что было самым ужасным, он собирался провести над ней какой-то ритуал. Память мгновенно воссоздала образ сна, где люди в черных балахонах пытались принести ее в жертву.
― Тебе что, и послания не оставили? ― не надеясь услышать положительный ответ, мужчина обратился к Еве.
Надпись на стене! Эта мысль ворвалась в ее мозг подобно стреле. Надпись, смысл которой Ева не поняла ― это и есть упомянутое незнакомцем послание.
― Я не поняла, что оно значит, ― враждебно произнесла Ева.
― А что тут понимать? ― Незнакомец усмехнулся. ― До меня дошел слух, что твой братец помешался на вампирах. Ведь так? Между прочим, он был прав, когда утверждал, что мы существуем. Вот он ― смысл послания. Неужели даже характерная рана на шее старухи ни о чем тебе не сказала? Или, может, ее не было?
Ева не слышала последних слов незнакомца, в ней бушевал ураган. Этот человек следил за ними, следил за Петей! Иначе откуда бы ему знать о его увлечении? Но постепенно до нее стал доходить смысл услышанного. Послание, произнесенное незнакомцем словосочетание «мы существуем», рана на шее бабы Люды...
«Нет, этого не может быть! Вампиров нет! Это просто миф!» ― пронзительно кричали мысли Евы. Она ни за что не поверит этому человеку. Он несет бред!
― Это тоже миф? ― с ухмылкой произнес незнакомец и оскалился.
Прямо на глазах Евы два его клыка в верхней челюсти удлинились и заострились. И так же быстро вернулись к первоначальному состоянию. Перепугавшись и потеряв дар речи, Ева отшатнулась. Она не могла поверить в увиденное. Это галлюцинация, ни что иное!
― Что ж, заговорились мы тут, ― со вздохом произнес незнакомец. ― Пора идти. Нужно поскорее провести этот обряд. Господин слишком долго ждал.
Мужчины, державшие Еву, двинулись с места. Ева поняла, что, кем бы они ни были, они не оставят ее в живых. Собрав все силы, она рванулась назад, но «конвоиры» удержали ее.
― Отпустите меня! ― в ужасе закричала она. ― Отпустите!
― Не кричи, ― устало протянул незнакомец в серой куртке. ― Тебя все равно никто не услышит.
У Евы началась истерика. Она не хотела умирать. Не сейчас. И не от рук этого сумасшедшего, мнившего себя вампиром.
― Отпустите! ― снова выкрикнула она и закашлялась.
― Замолчи! ― Незнакомец устремил на нее леденящий душу взгляд. ― Твои крики тебя не спасут, а мне они действуют на нервы! Просто подойди и дай мне руку. Скоро все закончится. ― Он протянул Еве руку.
― Нет! ― закричала она. ― Не трогайте меня! Оставьте меня в покое!
― Зря ты стараешься привлечь воплями и криками чье-нибудь внимание, ― с сожалением проговорил незнакомец. Затем его тон стал веселее, а голос громче: ― Пойми: тебе никуда не деться! Твоя судьба ― это пророчество, и я должен его исполнить. Все твои крики и сопротивления бесполезны. Мы тут одни, вокруг пустырь. Здесь никто не услышит тебя, никто не защитит. ― Он злобно улыбнулся.
― Никто... ― в ужасе прошептала Ева самой себе, будто только осознав, что все действительно кончено. Она обречена.
― Никто! ― победоносно выкрикнул незнакомец, нервно отбросив со лба непослушную челку и нависнув прямо над лицом Евы. ― Слышишь? Никто!
Голос обезумевшего мужчины пробрал Еву до костей, но внезапно она почувствовала, как оба конвоира ослабили хватки, а пару секунд спустя и вовсе отпустили ее. Ева со страхом повернула голову вбок. Один из них, все с тем же «каменным» выражением лица, опустился на одно колено и низко склонил голову. Резко повернувшись в противоположную сторону, изумленная Ева увидела, что второй сделал то же самое. Оба мужчины стояли по бокам от нее на коленях, не смея поднять своих взоров. А в следующий миг, откуда-то из-за спины нависшего над нею человека в серой куртке Ева услышала тот голос...
Это не было сном или галлюцинацией. Голос прозвучал в реальности, здесь, совсем рядом. В нем больше не было акустики, что присутствовала в снах, в ее голове тем вечером, когда он просил отказаться от рокового свидания с Олегом; он прозвучал в нескольких шагах позади незнакомца в серой куртке, и в нем отчетливо слышались властные и гневные нотки:
― Так значит, я для тебя уже никто?
Взгляд человека, нависшего над Евой, вмиг стал ошеломленным, и он, отпрянув от нее, резко обернулся. На небольшом расстоянии от него стоял высокий мужчина в черном пальто длиной чуть ниже колен, держа руки в карманах. Его черные волосы, достающие до плеч, трепал легкий ветер, а глаза пронзительным взглядом сверлили дрожащего альбиноса с перепуганным лицом. 
 
Идеал-1. Истоки (Главы 43-44)
Идеал-1. Истоки (Главы 25-26)
Рейтинг: +3 369 просмотров
Комментарии (2)
Андрей Мерклейн # 7 января 2015 в 16:49 +1
Ну и закрутились события! Круто! )
4545 # 7 января 2015 в 16:55 +1
Спасибо!)