ХРОНИКА ОДНОЙ ЛЮБВИ

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ 

 

 

 

 

Мы живем в мире, где нас окружают миллионы людей, а мы, порой, так и остаемся одинокими. Почему же?  Жизнь летит так стремительно, что у людей, вращающихся в привычном водовороте событий и уставших от одиночества, не остается другого шанса как использовать всевозможные социальные сети, отдаваясь во власть иллюзий, чтобы найти себе либо собеседника по душе, либо друга, либо ту пресловутую «половинку», о которой многие так тоскуют, даже не зная существует ли она вообще.

Это рассказ о том, как современные технологии вторгаются в нашу жизнь навязчиво и бесцеремонно. О том как они влияют на человеческие отношения и судьбы, и что из этого получается. Героев этого рассказа - Рому и Наташу разделяют тысячи километров. Они реальные люди, достаточно взрослые, каждый из них со своим жизненным багажом и историей. Для того, чтобы лучше понять ту неповторимую суть взаимоотношений, которые сложились между нашими героями, и все то, что произошло между ними, ваш покорный слуга уделил столь пристальное внимание описанию характеров героев и их образа жизни. По этическим соображениям в истории отчасти изменены лишь имена некоторых персонажей. Все остальное имело место быть в реальной жизни и, думается, многие смогут найти нечто близкое для себя в лицах характеров этого рассказа. 

От автора

 

 

 

 

Слезы?

Нет, это дождь.

Больно?

Нет, все в порядке.

Вместе? Увы, но мы врозь.

Сны? Мне они не понятны.

Память? Ее не сотрешь.

Сердце? Разбито не склеишь.

Мысли? Они все с тобой.

Чувства? Их не изменишь…

Она:

Ее любовь была похожа на мчащийся на полной скорости состав, сметающий все на своем пути, сошедший с тормозов и не знающий своего конечного пункта назначения. Она же была в нем  машинистом, начавшим подкидывать уголь в топку маленькими пригоршнями, еще не зная как управлять этой махиной и куда ей ехать, и теперь уже, сломя голову, закидывала туда уголь доверху полными лопатами, все больше и больше уже не в состоянии остановиться. На недоуменные вопросы, которые она задавала сама себе в этой гонке, - что же она делает, почему она это делает, и надо ли это делать вообще она, не задумываясь отвечала только, - Да, да, и еще раз да.   

 

Он:

Его любовь была похожа на упряжку лошадей в повозке, пытающихся помчаться во весь опор, а сам он был кучером, сдерживающим лошадей в смятении, сомнениях и страхе перед бездной, зияющей впереди. Его любовь была наполнена болью и страданием, желанием и непониманием, вопросами, счастьем и плачем, темнотой и тупиком, маячившими впереди. Но любовь боролась за себя, несмотря на свои заведомо проигрышные позиции, боролась с непреодолимыми реалиями жизни, боролась с преградами и, в конце концов, победила, но победила, как оказалось, саму себя.

 

 

 

 

 

ГЛАВА I. Наташа

 

 Наташа  стояла у окна и всматривалась вдаль, в холодную зимнюю стужу, словно пытаясь разглядеть что-то там вдалеке. Снег кружился огромными пушистыми хлопьями, вокруг не было видно ни зги, но небо было почему-то  не черным, а завораживающего темно-синего цвета и светилось оно каким-то волшебным мерцающим светом, накатывающимся на нее волнами необычайного спокойствия и блаженства. Красота за окном была чарующей. На спину Наташи спадала длинная, красиво сплетенная коса, а на ней самой было надето длинное крахмально-белое платье до щиколоток. Наташа с удивлением окинула взглядом всю себя и, словно не узнавая себя, провела руками по платью, обернулась, завела руки за  голову, потрогала косу. Но взгляд ее оставался прикованным к окну – к этому чарующему танцу снежинок, а вокруг все было наполнено таким безмятежным спокойствием, которое она никогда прежде не ощущала. Но несмотря на это, чувство это казалось ей очень знакомым. Ей было хорошо. Ей было очень хорошо. Она давно так хорошо себя не  чувствовала. Она чувствовала уверенность в чем-то, но в чем, она пока не могла понять. Она узнавала и одновременно не узнавала себя, но чувство блаженства и радости на душе пересиливали все остальные ощущения. Ей не хотелось отрывать взгляда от этой волшебной картины, не хотелось отходить от окна. Ей хотелось раствориться в этой чарующей сказке и самой лететь в темную бездну пушистой снежинкой.

   

Вдруг, вдали появилась белая яркая точка, не похожая на все остальные снежинки, и более того, точка эта приближалась, становясь все больше и больше. Наташа прищурилась. Точка постепенно превратилась в маленького коня, который галопом скакал к ней по небу, быстро увеличиваясь в размерах. Наташа инстинктивно поднесла ладони ко лбу, сложив их козырьком, чтобы получше разглядеть происходящее. Верхом на коне показался всадник, одет он был во все белое, а голова его была покрыта мягкой голубой шапочкой в форме восточного шатра, прошитой вдоль тонкими золотыми нитями и со сверкающим в лобовой части камнем. Всадник подгонял скакуна, вонзаясь шпорами в ему бока и энергично взмахивал локтями, ухватившись за уздечку. Он становился все больше и больше и уже можно было разглядеть его лицо. Наташа открыла глаза еще шире. Всадник улыбался и что-то кричал ей. У Наташи замерло сердце, по телу забегали мурашки, а с головы до ног дрожью прокатилась приятная теплая волна. Возникло доселе неведомое ощущение, что происходит то, чего она так долго ждала, ждала всю жизнь, а вся ее предыдущая жизнь предстала перед ней как одно беспрерывное и долгое мучение в заточении, но которое должно вот-вот закончиться. Дышать стало легче и свободнее, воздух стал чистым и прохладным и, будто очистившись от  сдавливающей дыхание скверны, стал наполнять ее легкие приятной и сладостной негой. Всадник был уже совсем близко, и тут она, наконец, услышала, что он кричал, а он кричал ей, радостно махая руками, - Герда, Герда..! Наташа разомкнула было губы, чтобы крикнуть в ответ, - Ка…

         

- М-ам-м, м-ам-мочка, вставай! – Машуля стояла у изголовья ее кровати и теребила Наташу за плечо, - м-ам-м, узе светло, - ее рожица расплылась в улыбке, - ну вставай зе..!

Все еще не понимая, что происходит и где она находится, с трудом разомкнув веки, Наташа открыла глаза. Машулина мордашка смешно съежилась, потом вытянулась и сладко зевнула. Она стояла и теребила Наташино плечо все сильней, - М-ам-м, ну м-ам-м, мне в школ-лу…, говорила она, сложив брови грустной дугой. Наташа посмотрела на себя – одета она была так же, как и всегда. На ней была надета теплая байковая пижама, и находилась она в своей кровати на втором этаже дома, доставшегося ей вместе с тремя детьми после развода с мужем. Она инстинктивно бросила взгляд на окно – там висели привычные, толстые шторы цвета кофе с молоком. «М-да», - подумала она, в душе все еще ощущая быстро улетучивающееся состояние блаженной неги, спокойствия и полноты жизни, которые она только что испытывала. «Сон - грустно вздохнув, заключила она про себя и ухмыльнулась - Ну и ну, дела! Сейчас доченька, сейчас мама встанет, потерпи чуток».

Машеньке - ее младшей дочке было семь лет, но она почти не разговаривала, однажды замолчав после сильного стресса, перенесенного во время одного из громких скандалов, учиненного бывшим мужем Наташи - Машенькиным отцом. Слова давались ей с трудом, а врачи не могли сказать что-то определенное или помочь чем-то существенным, дружно рекомендуя уповать лишь на время. Наташе только и оставалось, что уповать на время и определить Машеньку в спецшколу для детей с физическими недостатками. 

Сон, вернее те ощущения, которые Наташа испытала во сне, быстро улетучивались. Реальность вступала в свои права, но образ всадника в белых одеждах все еще маячил перед ее глазами. «И почему именно Герда?» - с удивлением думала она, накидывая на себя халат и поправляя волосы. «Я Герда, умора» - засмеялась она. Взяв Машулю за руку, она отвела ее вниз по лестнице на первый этаж, где их дожидались еще двое – Настя 12–ти лет и Дима – 10-летний попрыгун с массой фантазий, энергии и детских иллюзий, впрочем, как и большинство мальчишек его возраста.

- Вставайте сони, в школу опоздаете, - бросила им на ходу Наташа, - я выезжаю через час, ждать не буду. Во дворе залаяла собака, что означало, что колесо дня завертелось в своем обычном ритме…

  

Ровно через час, все сидели уже в машине, за окном лил дождь, а из выхлопной трубы выстреливали белые струйки дыма. Наташа вставила ключ в замок зажигания, уверенным движением повернула его по часовой стрелке, оглянулась еще раз на детей, расположившихся на заднем сиденье и, удовлетворительно кивнув головой, выжала педаль. Детей надо было развести по школам, а потом и самой выдвигаться на работу. Погода в Питере была переменчивой, на дворе стоял апрель и частенько покрапывал, а то и лил проливной питерский дождь. Пахло весной, щебетали ранние птицы и деревья, раскрасившись белым цветом, уже распускали свои почки. Большой город нехотя пробуждался от зимней спячки.

Вот уже три года как Наташа жила одна с тремя детьми. Надо сказать, что Наташа была женщиной довольно красивой, с чуть удлиненным овалом лица, красиво вздернутой линией носа, мягкими, послушными волосами темно-русого цвета, которые плавно спадали мягкими волнами на ее плечи, и лучистыми карими глазами, способными свести с ума представителей мужского племени своей лучистостью и выражением глубоко запрятанной грусти, замешанной на теплившейся в ней надежде. Будучи по характеру нежной и ласковой, она порой становилась, и зачастую себе же во вред, упряма «как осел» - как она сама же про себя и говорила, а также жесткой, непреклонной и твердой. И если она отрекалась от человека, то отрекалась навсегда. А еще она могла загораться, вспыхивать как спичка в порыве чувств, быть неудержимой, напористой и темпераментной, но, разочаровавшись в ком-то или в чем-то, так же быстро, но болезненно остывала. Она была из той категории женщин, которых можно было с одним и тем же успехом назвать и роскошная, даже лучезарная, как и назвать простенькая и обычная, мимо которой можно было пройти, не обратив на нее никакого внимания. Джинсы, куртка – пуховик, мягкие повседневные кеды - ничего особенного, в общем. Все зависело от ее настроения и от того огня, который загорался порой у нее внутри. И тогда глаза ее начинали светиться тем лучезарным, ярким и неотразимым светом полным любви –  тем светом, который струится из глаз любящей женщины и скрыть который невозможно.   

 

Но все-таки жил, жил в ней бес – бес отчаянный, упрямый, твердый и непреклонный, и уже от него порой зависело ее поведение, а от нее зависело дать ему волю или нет. Так они и жили вместе – Наташа и ее бес, не всегда дружно, но всегда «согласовывая» свои действия. 

Наташа ехала,  внимательно вглядываясь в дорогу, и тут она вновь вспомнила свой сегодняшний странный сон и на лице у нее появилась саркастическая улыбка. «Гм, надо же, Герда!» - не переставала удивляться она. Ей было смешно. Но вспомнила она и то, что когда была еще маленькой девочкой, и мама однажды прочла ей сказку «Снежная королева», она потом еще долго стояла у окна, всматривалась вдаль и ждала когда же ее Кай придет за ней. На миг на душе стало тепло, так же тепло и хорошо как ей было совсем недавно в царстве ее ночного видения. Но одновременно ей стало до боли тоскливо и обидно, а холодящее и давно знакомое чувство одиночества вновь заполонило ее, взяло над ней верх и на сей раз. «Да уж, надо срочно заводить любовника», - подумала она, зная однако, что никакого любовника заводить не будет. Наташа была человеком глубоко верующим и свято верила в то, что в постель надо ложиться только с законным супругом или, в крайнем случае, по любви.   

 

«Застукав» однажды своего бывшего мужа вместе с любовницей, - подругой Наташи, она получила такой сильный ожег сердца, который не зарубцевался до сих пор. Она так и продолжала жить с этой болью, которая сопровождала ее повсюду, и которая, наверняка, никогда уже не пройдет. Хотя все ее близкие и даже родная мать упрекали ее, уговаривали если не простить, то хотя бы не разводиться с мужем, подумать о детях и все такое, она в полной мере проявила все свое «ослиное» упрямство, выставив мужа из дома. Муж ушел, и с тех пор так и проживал в съемной квартире с той самой «подругой», а она осталась жить одна с тремя детьми в доме, куда он периодически и по-хозяйски наведывался, чтобы повидаться с ними. Банальная история, что тут скажешь. Пожилая мать Наташи жила одна в однокомнатной квартире, и Наташе с детьми деваться было больше некуда.   

 

Ей уже перевалило за 30. Женщиной она была умной, и так как она могла еще быть когда захочет очень даже привлекательной и элегантной, она смогла неплохо устроиться по протекции друзей исполнительным директором в молодую строительную компанию, а затем еще и администратором одного из питерских ночных ресторанов, где она работала сутки через двое. И  сегодня были как раз такие сутки. Ей надо было заступить на смену в 9 утра и «оттрубить» до 9 утра следующего дня. Это ее «неплохо» отнимало у нее почти все время, оставляя лишь крохи для общения с детьми. Такова была ее реальность, таковы были ее обстоятельства. «Интересный парадокс получается, думала она, - я делаю все, чтобы детям было хорошо, а в итоге дети меня почти не видят, хм».   

 

Погруженная в свои мысли, она и не заметила, что Питер давно уже пробудился от сна, и мчался теперь по рельсам дня на полных парах. На часах было 8.30, дети были развезены по школам - двое старших в одну, Машуля в другую, и в обзоре лобового стекла возник торговый центр, на последнем этаже которого и располагался ее ресторан.

 

  ГЛАВА II. Рома  

 

 

Рома по кличке Зомби сидел за своим рабочим столом в офисе крупной коммерческой компании, уставившись усталым взглядом в экран монитора. Компьютер трещал, нехотя заводясь, издавал знакомые, но непонятные звуки, а монитор недовольно кряхтел, помигивая светом, словно ворча, что его побеспокоили вновь. Все это электронное хозяйство было уже не первой свежести, а у Ромы все никак не хватало времени, чтобы заняться выбиванием для себя новой системы администрирования, переписки, редактирования - работы одним словом. В недрах памяти его компьютера хранились несметные гигабайты всевозможной информации на десятках языках, фотографии,  документы, различные программы и другая дребедень, от которой старая машина буквально трещала по швам. И если можно было бы провести параллель между компьютерными и человеческими недугами, то про Ромин компьютер можно было с уверенностью сказать, что он страдал варикозным расширением своих компьютерных вен и тяжелой формой отдышки. Роме он напоминал старый, повидавший виды автомобиль «Москвич», который прежде чем сдвинуться с места, должен основательно прогреться. До начала рабочего дня оставалось ровно пять минут и в офис быстрым шагом «загружались» последние работники, а точнее работницы, обдавая Рому свежим запахом утра вперемешку с духами и дезодорантами, и, приветливо улыбаясь, бросали на ходу, - Доброе утро! Привет! Здравствуйте, как прошли выходные..? Рома находился на своем рабочем месте вот уже как два часа, но всем отвечал в таком же духе, кивая головой направо и налево, - Привет! О, какие люди! Ты сегодня отлично выглядишь, хм.., какая красивая! Опять опаздываешь? Здравствуйте! - это дамам постарше и, - До свидания, всего доброго! – уборщице - худощавой женщине неопределенного возраста и национальности, которая к началу рабочего дня закончила свою «важную миссию», переоделась и теперь была уже похожа совсем не на уборщицу, а больше на респектабельную даму в своей стильной красной шляпке с широкими полями.    

 

Вплоть до недавнего времени Рома «восседал» в своем отдельном рабочем кабинете, но вскоре его замучила тоска по обществу и он попросился в общий зал, где ему был выделен стол в дальнем углу комнаты, откуда он каждый день и обозревал эту пеструю картину, будто записанную на видеопленку и каждый день воспроизводящую себя вновь и вновь в мельчайших деталях, разве что невидимые костюмер с гримером обновляли внешний облик персонажей, внося в него свои нехитрые штрихи. «Ну вот, хоть какая, но жизнь - думал Рома - не то, что один в четырех стенах!». Помимо всего прочего, недавно, к нему в кабинет подселили якобы на время новую молодую работницу, которая, как вскоре выяснилось, была чрезвычайно болезненна и начинала громко чихать и кашлять от  малейшего сквозняка, все время отвлекая его от работы. Женщины офиса, не переставая хлопотали вокруг нее и создавали в кабинете суматоху, пытаясь хоть чем-то помочь. Однако сама новичок не проявляла никакого интереса к своему самочувствию. К тому же, днями напролет она молча теребила свои волосы, вытаскивала их по одному, внимательно разглядывала, посапывая носом, и выбрасывала в корзину для бумаг. Это было уже слишком! Поначалу Рома с удивлением наблюдал за всем этим. Ему казалось, что в этом есть некий потаенный смысл, известный только женскому роду-племени. Он даже вспомнил, как читал где-то мельком из науки о жестах, что если при виде мужчины женщина накручивает на палец локон волос, то этим она неосознанно демонстрирует, что мужчина ей симпатичен. Но здесь было явно что-то другое, это было похоже на форменное издевательство. Шло время, ее все никак не переселяли. Она все также продолжала теребить свои волосы и Рому все это вскоре стало сильно раздражать. Тогда он попросил, чтобы ему самому выделили другое место, поближе к народу.

     

И сейчас, сидя в дальнем углу зала, он наблюдал как женщины и девушки привычно сновали взад-вперед, гремя посудой и готовясь начать новый рабочий день с чашки чая за обсуждением новостей и своих женских и не совсем дел. Рома прекрасно знал, что, пощебетав немного, все рассядутся по местам, уткнутся в экраны мониторов, вскоре компьютеры вытрясут из них всю душу, словно мощным электромагнитом притянут к себе все их внимание и до конца рабочего дня в офисе воцарится гробовая тишина, прерываемая лишь короткими репликами и потрескиванием компьютеров. Мужчины, конечно же, тоже присутствовали в пределах означенной территории, ведь далеко не в гареме работал наш герой, но их мы обошли стороной, потому что и они, обычно, обходили стороной Ромину комнату в буквальном смысле этого слова. Их путь на свои рабочие места не пролегал через наши «просторы». И так происходило каждый день. Одна из работниц располагалась напротив Ромы, другая слева от него, и обе они, при всем этом молчаливом действе, умудрялись еще ненавидеть друг друга и враждовать между собой. «Как можно дойти до такого, они же все время молчат!?» - недоумевал Рома. Девочки явно враждовали, все время огрызались друг другу, перемывали друг другу косточки на стороне и откровенно хамили друг другу в лицо. Справа от него находился главный офисный компьютер, так называемый сервер, который состоял из двух спаренных компьютеров, и который ужасно гудел весь рабочий день, непрерывно напоминая о важности своей миссии. «Не одно так другое» - ворчливо думал Рома.   

 

Служебных обязанностей у Ромы было много. Структура, где он работал, занималась закупкой и собственным производством сырья для изготовления синтетических материалов – строительных, автомобильных, бытовых и прочих. Рома же являлся руководителем службы по связям с зарубежными партнерами. Работы хватало и, хотя зарплата его была не очень высокой - на такую сильно не разгуляешься, Рома получал еще и гонорары за дополнительную работу, а также комиссионные от крупных коммерческих сделок, и мог себе позволить временами пожить на широкую ногу, что он, надо сказать, очень любил делать.   

 

Вот уже несколько лет как Рома после развода с женой, оставив квартиру ей с детьми, сам арендовал жилплощадь и отдавал львиную долю своей зарплаты на помесячную арендную плату. Да и цены росли не по дням, а по часам, и приходилось все время выкручиваться, отказывая себе во всем чем только можно было, еще и пахать как папа Карло круглые сутки напролет, получая мощные дозы излучения от компьютеров, и возвращаясь вечерами домой совсем никаким – опустошенным, лишенным всяческих желаний и чувств с пустой, выпотрошенной до дна душой. Специфика Роминых обязанностей была такова, что в самые неподходящие и неожиданные моменты ему приходилось срочно и в любое время суток выезжать в аэропорт для встречи или проводов гостей, разрабатывать планы совместной работы, участвовать вместе с ними в переговорах с местными партнерами, обсуждать детали коммерческих сделок, размещать гостей в отелях, «дружить» с ними и ходить по ресторанам - чего он не любил делать больше всего, а так же быть всегда приветливым, дружелюбным и жизнерадостным. Зарубежных партнерских компаний и дольщиков у компании, где работал Рома, было немало, но если ему приходилось выезжать за границу, что случалось довольно часто, то города, которые он посещал, запоминались ему только по тем картинкам, которые он мог наблюдать из окон гостиниц, кабинетов и автомобилей.   

 

«Тревожный» звонок мог раздаться в любое время суток, и ему надо было срочно вылетать во Францию, Турцию, Германию, да еще бог весть куда, но быть на месте вновь, дня через два-три. И тогда начинался бег с препятствиями, благо все остальные визовые и другие формальности были соблюдены заранее. Нужно было только взять всегда наполовину упакованный чемодан, заказать билеты, гостиницу и галопом в путь. К тому же, учитывая разницу в часовых поясах, ему приходилось практически круглосуточно находиться на непрерывной связи со своими зарубежными партнерами, где бы он ни находился.

    

Рома на свою жизнь не жаловался. Такой режим работы его даже устраивал. Не надо было оставаться наедине со своими мыслями, с холодящим чувством одиночества, ну а когда такое все же случалось, он не находил себе места - хоть волком вой - вызывал водителя и ехал в офис, якобы навести порядок в документах, а на самом деле, чтобы попросту убить время. Он не был человеком, любившим праздно проводить время, болтать о ерунде, обсуждать кого-то или чьи-то  приобретения, рассказывая при этом небылицы, как это делали многие другие. Друзей своих он давно потерял. Одни из них – те, что были из детства, по разным причинам покоились теперь в земле, а других, обретенных впоследствии, с возрастом, он растерял вместе с разводом – бывшая жена «увела» их вместе с их женами. Все, что он делал и говорил, было взвешенным, обдуманным, исходило из желания познать что-то, решить какой-то вопрос в краткосрочной или долгосрочной перспективе или же найти выход из какого-то положения. Последние годы напряженной работы и постоянной психологической нагрузки отучили его расслабляться, получать удовольствие от жизни и отдыха. Пустая трата времени его лишь напрягала  и угнетала. И тогда он говорил себе, что это ему наказание за то, что он нагулялся в свое время в молодости, отпраздновал сполна каждый божий день своей жизни. И теперь ему приходилось отдуваться за это, восстанавливая свой кармический баланс и отдавая свои кармические долги. Надо сказать, что гулять он умел и любил делать это с удовольствием и размахом, красиво и не в ущерб окружающим. Он умел делиться своим хорошим настроением с другими, а когда наступали черные полосы он уходил в «глухое подполье», замыкался в себе и переживал все наедине, стараясь не показывать свое мрачное настроение окружающим. Не умея делиться плохим, этот человек пережевывал свои проблемы в одиночестве, оставлял все плохое для себя, и только едва уловив вернувшуюся искорку прежнего задора и слабые проблески позитивной энергии, вновь появлялся на людях во всеоружии, а все думали, что у него всегда и все хорошо, и даже завидовали ему, хотя сами имели непомерно больше чем он. К зависти людской он привык давно и свыкся с ней как с неотъемлемой спутницей своей по жизни. Видно такая уж десница была дана ему от рождения. Да он и сам не любил когда люди жаловались на что-то, сетовали и излучали негативную энергетику. Это портило впечатление и настроение, и он старался держаться от таких людей подальше. И все-таки, иногда ему все так надоедало, что он бросал все свои дела, - можно сказать это было своего рода внутренним бунтом против того, чего нельзя было изменить, и направлялся в кафе, расположенном в живописном уголке городского центра. Кафе располагалось в так называемой пешеходной зоне, где в хорошую погоду столики располагались под навесом на улице у входа. Мимо прогуливались толпы веселой и пестрой молодежи, молодые мамаши с детьми, а сами дети наяривали круги под ногами у прохожих на своих детских машинках, то и дело наезжая на кого-то и намеренно создавая «аварийные» ситуации. Было шумно и весело, и жизнь кипела во всю. Тогда он вспоминал одного своего старого приятеля, который тоже выражал протест, сам толком не зная против чего. Тот выходил на работу в одно из министерств в джинсах и майке. Невольно напрашивалась улыбка, когда он вспоминал ту картину – все в строгих протокольных костюмах, чванливые и самодовольные, а тот, к тому же еще и начальник - в джинсах и в легкой куртке типа хиппи. На недоуменный взгляд Ромы, тот отвечал, - Так я выражаю протест. На вопрос же против чего он протестует, тот не мог дать вразумительного ответа, и лишь отвечал, - Ну-у-у, против всего, короче. 

«Что же, каждый выражает протест по-своему» - думал он, улыбаясь про себя. Молодая симпатичная официантка, узнав его, тут же подбегала с улыбкой на лице в предчувствии щедрых чаевых и Рома, верный своей давней традиции, заказывал себе салат «Цезарь», пиццу или спагетти и, конечно же, виски большими порциями, потому что цель его была поставлена изначально – надраться до чертиков, так, чтобы забыть обо всем на свете, и хоть отчасти выпустить накопившиеся пары. В ожидании еды и виски Рома заливал в себя литры холодного немецкого или голландского пива, да и местное, разливное было совсем неплохим. Настроение заметно улучшалось, душа водворялась на место, или ему так 

казалось, и он вновь чувствовал себя гомо сапиенсом – человеком то бишь, и заказывал все новые и новые порции двойного виски. В области живота разгорался огонек и все происходящее вокруг наполнялось разноцветными красками, что давало ему обильную пищу для созерцания, а волны приятных ощущений накатывались и впитывались в него как море в прибрежный песок. По жилам тек адреналин. Ему хотелось тихо сидеть и сидеть, и никуда не уходить.   

 

В свое время друзья прозвали его Зомби за его умение пить и не пьянеть, оставаясь при этом в трезвом уме и твердой памяти, за его способность не спать сутками, за его твердый и пробивной характер, порой даже таранный. За то, что мог он идти напролом в буквальном и переносном смыслах этого слова, круша все и вся на своем пути. Он и сам любил придумывать всем разные клички, которые весьма точно характеризовали скрытую под маской личину человека, но в результате некоторые из них цеплялись к нему же самому. А однажды, придя утром на работу, Рома увидел как человек десять - пятнадцать бесцельно бродят по коридору министерства с тупыми ухмылками на лицах и пошатываясь из стороны в сторону после очередного вечернего банкета-попойки. Эта картина ну уж очень напомнила ему кадры из фильмов про зомби, где эти мертвецы тоже расхаживали с безразличным выражением лица, вытянув вперед руки и пытаясь укусить своих бывших собратьев. Хотя кто сказал, что зомби должны быть именно такими? Непонятно. А тогда он рассмеялся и громко спросил, - Что это вы все бродите взад-вперед толпами, как зомби? Всем это ужасно понравилось, и с тех пор кличка Зомби намертво прицепилась к нему же самому. С той поры его уже никто по имени не называл, его стали называть исключительно Зомби. «Зомби, привет!», «алло, Зомби, это ты?», «зомби, к тебе посетитель» и т.д. Прошло много лет, а те, что работали с ним тогда, так и продолжали называть его, и даже его жена иногда грешила этим. А сейчас он и впрямь чувствовал себя живым мертвецом, вращающимся в колесе своих однообразных дней и, расплачиваясь, как ему казалось, за беззаботные дни своей молодости.   

 

Примечательным было и то, что среди зарубежных партнеров Ромы попадались и такие, с которыми у него складывались весьма теплые дружеские отношения и которые становились неотъемлемой частью его дальнейшей жизни. Опытнейший промышленник господин Маркус Вагнер более 30-и лет являлся президентом международного холдинга «Барваген», который занимался производством специальных грузовых автомобилей, оборудованных для перевозки быстровоспламеняющихся химических веществ, а также советником правительства Баварии по вопросам отраслевых слияний. Выйдя на пенсию, он продолжал консультировать компании, корпорации и даже правительства некоторых государств по вопросам внедрения гибких экономических моделей. Сотрудничал он весьма плодотворно и с компанией, где работал наш герой. После первой же их встречи между ним и Ромой возникла некая невидимая, но прочная взаимосвязь, несмотря на то, что тот был много старше – ему было уже под 70. Несмотря на все свои регалии, человеком тот был весьма простым и не знавшим той отвратительной помпезности от осознания своей важности, что было характерно для большинства чиновников на экс-советском пространстве. Примечательно то, что у Ромы всегда складывались тесные и доверительные отношения с людьми намного старше него самого - ему с ними было интересно, и это было взаимно. Со своими же ровесниками Рома редко когда находил общие точки соприкосновения – с ними ему было не интересно, жизненные принципы тех были для него предсказуемыми, от этого скучными, и отношения их дальше приятельских не продвигались. Вагнер же был человеком солидным, степенным и вел себя, как и подобает человеку его возраста и ранга. Он был опытным хозяйственником и щедро делился с партнерами своим опытом. Никогда не мелочился, не затрагивал преждевременно тему своего гонорара. Кроме того, он обладал тонким чувством юмора и здоровой иронией. Он часто доводил Рому почти до слез своими ироничными колкостями в адрес своих же немецких коллег. Передразнивал их, гримасничал и открыто высмеивал их. Одним словом, Рома с Вагнером стали закадычными друзьями - делились самым сокровенным, не имели секретов друг от друга, знали все о семьях и о семейных проблемах друг друга. Когда Вагнер приезжал по делам, а приезжал он довольно часто, они старались улучить момент, чтобы сбежав с официальных мероприятий, прогуляться вдвоем по городу, побеседовать, посидеть в кафе за чашкой кофе, пройтись по магазинам. Особенно, Вагнер любил есть шашлыки и запивать их местным пивом. Научил его Рома и многим другим вещам, и теперь, усаживаясь за стол в ресторане или кафе Вагнер мог вполне самостоятельно сделать заказ. Он признавался Роме,

- Ты знаешь, это удивительно. Я побывал во многих странах мира, на всех континентах, но только за несколько дней до приезда к вам, у меня начинают слюнки течь, и я не могу найти себе места от нетерпения. Жена смотрит на меня с недоумением и все время спрашивает, чему это я так радуюсь и не завел ли я любовницу где-то за границей. Однако Вагнер был строгим католиком и свято соблюдал принцип верности в браке. Он уже хорошо знал, в какие магазины ему нужно заходить, знал когда там бывают сезонные скидки, а продавцы знали, что и какого размера нужно ему. Покупал Вагнер, в основном, костюмы, сорочки и шелковые галстуки, а иногда и подарки для супруги и дочери. Рома любил проводить с ним время, но самым интересным было то, что Вагнер, несмотря на то, что он был таким же экономным и пунктуальным, как и все остальные немцы, он часто и щедро угощал Рому и даже его друзей ужином, широким жестом оплачивая в ресторане счет за трапезу отнюдь не по принципу «немецкого» счета. В отличие от остальных скупых иностранцев он всегда оставлял щедрые чаевые водителям и швейцарам, а водителю Ромы за хорошую работу он привозил даже специальные подарки в виде его любимых сигарет, брелоков для ключей и прочей мелочи. За несколько дней до своего очередного приезда, Вагнер по-немецки пунктуально сообщал Роме даты своего прибытия и отъезда, номер комнаты в гостинице и называл точное время и ресторан, в котором он будет его ждать, чтобы вместе поужинать и обсудить дела в частном порядке. Доверять друг другу они могли все.  

 

Так, в мыслях и воспоминаниях, время незаметно дошло до обеденного перерыва. Надо сказать, что свою рутинную работу Рома все же делал хорошо, как это и было необходимо –всегда ответственно и аккуратно, хотя мыслями он чаще был где-то еще, а проще сказать, где только он не был. Он не мог по-другому, не мог сосредотачиваться только на чем-то одном. Тогда у него ничего не получалось, не клеилось, работа стопорилась и все валилось из рук. А если делать сразу несколько дел, тогда совсем другое дело - так и веселей, и интересней, и работа спорилась. Для многих пунктуальных исполнителей такая импровизация могла показаться странной и непонятной, но таков уж был его стиль, стиль жизни Ромы. По началу, он  всячески боролся с этим, но потом подумал, что мог ведь Черчилль расхаживать абсолютно голым по квартире, пугая служанок или приходить на заседания парламента с бутылкой коньяка в портфеле, и еще предлагать всем выпить перед началом дискуссий, при этом оставаясь премьером и не просто премьером, а Черчиллем. А почему бы и он, хотя он далеко не Черчилль, которому так же далеко и до него, не может иметь свой индивидуальный стиль, свои странности? Ну и что, что он не Черчиль? Где-то в недрах своего сознания Рома понимал, что спонтанность приносит ему больше пользы, чем какой-либо системный подход к делам, но с точки зрения правильной организации работы все это можно было бы назвать неорганизованностью и рассеянностью, однако он уже свыкся с этой своей «неорганизованностью». А с другой стороны, кто мог упрекнуть его, что он не выполняет своих обязанностей? Никто. Кто мог сказать, что он не делает порой того, чего не удается сделать даже высшим государственным чинам со всеми своими ресурсами и полномочиями? Никто. Кто мог сказать, что он не руководит и не учит правильно работать тех самых «организованных» людей? Тоже никто. Значит, его «неорганизованность» приносит больше пользы не только ему, и пусть тогда другие попробуют стать такими же «неорганизованными» и делать то же, что и он. Смогут? Вряд ли. Так он убеждал себя в том, что все делает правильно, и заставлял себя не думать о том, как это все называется на общепринятом языке.   

 

 

ГЛАВА III. Контакт  

 

 

Рома оторвался от работы и поднял голову. Картина в офисе была привычной. Напротив, слева и справа от него все сидели, уткнувшись в мониторы компьютеров и настукивая пальцами по клавиатурам. Он понял, что если он попытается заговорить с кем-то сейчас, то не найдет понимания, а услышит в ответ что-то односложное, вскользь сказанное, так как все уже давно продали свои души дьяволу, представшему перед ними в образе компьютера, потому что близилось время обеденного перерыва. Его обуяла нестерпимая тоска. Он вспомнил времена, когда на работе можно было общаться и разговаривать с людьми, живыми людьми, а не с полувиртуальными созданиями, погруженными мыслями в проблемы своей виртуальной жизни. Тогда можно было шутить, ругаться, спорить, обсуждать служебные и неслужебные дела и городские новости. Женщины пытались быть привлекательными, а мужчины старались казаться галантными, и все это в совокупности называлось нормальными человеческими взаимоотношениями. «Надо же, мы даже и не знали тогда, что может быть как-то по-другому, м-да». Теперь же, когда коллеги стали собираться, чтобы разойтись по своим делам, -  кто, как всегда, по магазинам, кто просто прогуляться, а кто на кухню, где их уже ждал накрытый кухаркой стол, Рома закрыл все документы и стал щелкать мышкой, пытаясь придумать, чем же ему занять свой час обеденного перерыва. Надо было отдохнуть и привести мысли в порядок. Он никогда не обедал, обходясь чашкой чая или кофе с печеньем, чтобы не отяжелеть после обеда, чтобы не клонило ко сну, и чтобы всегда оставаться бодрым и готовым оперативно выехать по первому зову с ясной головой и трезвыми мыслями. Обычно он не замечал, как пролетал перерыв, потому что не переставал работать во время него тоже, но сегодня явно не хотелось работать. Его все не отпускало какое-то непонятное ощущение – то ли волнение, то ли предчувствие чего-то. «К чему бы это? - подумал он - что-то такое играет и щекочет в животе, но что»? Обычно такое происходило с ним в преддверии каких-либо событий, но было неизвестно, хорошими ли окажутся эти события или нет. «Ладно, поживем, увидим» - и он, вздохнув, свернул в панель документ гад которым работал, автоматически прокрутил колесико мышки, направив стрелку курсора на синенькую букву «е» с желтым ободком наискосок –  значок Интернета, и нажал на кнопку. Тут же, как джин из лампы на экране монитора возникла «домашняя» страница Интернета, и джин промолвил, сложив руки на груди: «слушаю и повинуюсь, мой господин». «Почитаю-ка я новости» - подумал Рома. Открылась страница сайта с новостями, где как всегда не было ничего интересного, - «Опять одна мура», - думал он, задумчиво кликая мышкой по разным ссылкам-адресам. Он кликнул еще на что-то, потом еще, поплыли новости, картинки, как вдруг он увидел в нижнем правом углу экрана группу фотографий улыбающихся и ярких парней и девушек, и повеяло оттуда чем-то жизнерадостным и не таким монотонно-тошным как все, на что он смотрел до этого. Естественно, что он и раньше видел многочисленные фото, кишащие на разных страницах Интернета, но никогда не придавал им значения. Но в этот раз его внимание, словно по мановению свыше, само собой сразу же сконцентрировалось именно на этой группке фотографий. Рядом с фотографиями было написано «Знакомства». Было что-то позитивное в этой компании, контрастирующей с серой рутиной повседневности. «Та-а-к, ну посмотрим», - подумал он, направив стрелку курсора на одну из фотографий, и еще раз надавил на кнопку мыши. Появилось еще больше девушек и парней, веселых, красивых и ярких, - «Ин-те-рес-но!», -  произнес он про себя с расстановкой. Погруженный в свои мысли, он крутил колесиком мышки взад и вперед, рассматривая фотографии. Вдруг он остановился на одном из фото. На нем стояла и смотрела на него девушка в джинсах и темно-голубой футболке. Обычная вроде девушка, но необычным было то, как она стояла. А стояла она в дверном проеме, подбоченившись и смотрела на него хозяйским взглядом так, будто собиралась отчитать за что-то. «Хм, вот ты какая?!» - подумал он, с интересом рассматривая ее - так, положив руки на бока, стоят обычно люди с сильным и волевым характером» - а так как он любил все, что олицетворяло силу и уверенность в этой жизни, он нажал на это фото. На секунду оторвавшись от своего занятия, Рома потер большим пальцем подушечку указательного пальца и, нащупав там кожу, уже порядочно ороговевшую от бесконечных кликаний по «мышке», покачал головой, что означало - «во что же я превращаюсь?» Будто, пытаясь найти ответ на свой немой вопрос, но вновь огляделся вокруг, но картина была безнадежно аналогичной, ничего не изменилось, хотя ничего и не могло измениться, и он продолжил свое ленивое блуждание по бескрайним просторам виртуального мира. Девушка в темно-голубой футболке все также стояла и с молчаливым укором смотрела на него с экрана монитора. Рома улыбнулся про себя - «Наверное, девушка с крутым характером, раз она так по-хозяйски стоит» - подумал он и интуитивно кликнул по фото еще раз. Фото увеличилось, а над ним появилась надпись – Наташа 35, Санкт-Петербург. Девушка была обычной на первый взгляд, но ее поза вызвала в нем живой интерес. Он вообще был любителем всего необычного, всегда жаждал испытывать сильные ощущения - так называемый эмоциональный экстрим, и любил все то, что являлось сложным для постижения и могло в  дальнейшем вылиться в водоворот новых событий. И тогда в нем появлялся азарт и жажда преодолеть данные обстоятельства, какими бы они не были, одержать над ними верх, а вместе с ними и над собой. Так он компенсировал образовавшуюся пустоту в периоды отсутствия реальных событий, и пускался в путешествия с приключениями, не сходя с места. Еще раз, взглянув на девушку в темно-голубой футболке, он подумал - «Если это некие знакомства, то стоит попробовать познакомиться с ней и узнать, действительно ли она так крута или я все же ошибаюсь»? Ему не терпелось проверить свою интуицию - «И вообще, какие у нее основания так вот стоять с откровенным вызовом? Одним словом, надо ее прощупать - подумал он - а заодно хоть на время отвлечься от надоевших документов». Покрутив колесиком мышки еще, он увидел, что в данной электронной рубрике под названием «Знакомства» надо было регистрироваться, ответив на несколько несложных вопросов. Тогда, наскоро заполнив нужные графы анкеты, он отыскал в недрах своего «Москвича» фото, сделанное в гостинице во время очередного визита гостей, где тень, падающая неизвестно откуда, закрывала половину его лица, а сам он сидел в кресле холла гостиницы, развернувшись вполоборота к фотографу и смотря одним оставшимся глазом в объектив. «Сойдет - подумал он – так меня не узнают, не знакомиться же собираюсь, в самом деле!» Кто не узнает, и почему, ему было не важно, лишь бы не выставляться на показ среди такой огромной аудитории людей. «Еще подумают, что я ищу здесь себе жену» - рассмеялся он в душе. Одним словом, не хотелось ему, что бы кто-то узнал его там, а почему, это было уже не важно. Рома был классическим приверженцем всего настоящего и живого, и если уж знакомиться с кем-то, то он предпочитал делать это в живую. Он был приверженцем традиционных взаимоотношений, хотя и слышал порой краем уха, что кто-то познакомился с кем-то посредством Интернета, где расплодились бесчисленные электронные бюро знакомств, женился и даже уехал в Японию к невесте, которая была ни кем иным как дочерью посла некоего государства. По приезду в страну восходящего солнца, жениху сразу же дарили последнюю модель «Тойоты», виллу у Фудзиямы, и с тех пор он жил припеваючи, и это все благодаря Интернету. А великими мастерами рассказывать подобного рода байки были, как правило, водители, которых у них в организации было много, и с которыми Рома часто выезжал встречать и провожать важных деловых гостей, ездил вместе с ними по дальним регионам страны отдыхать и по делам, а так как времени в пути было предостаточно, ему приходилось терпеливо выслушивал подобные и всякие другие истории из уст шоферов, чтобы как-то скоротать время в пути. Однако сам он, отдавая себя полностью работе, в последние годы толком ни с кем всерьез так и не познакомился, так как ни времени, ни особого желания делать это у него не было. Какая же женщина станет терпеть мужчину, который находится в постоянных разъездах, домой возвращается поздно с выпотрошенной душой, уходит засветло и живет как настоящий Зомби. Он и был похож на Зомби - живой труп, который не ощущал ничего внутри себя, одну лишь пустоту.   

 

Надлом случился в нем в тот день, когда после очередной размолвки с женой, он вернулся домой и увидел, что дом пуст, нет ни жены, ни детей, ни мебели, нет даже мусорного ящика с веником. «Опять к матери ушла», - понял он. Хотя такое уже случалось в его жизни, это его и рассмешило, и разозлило одновременно. После обычной семейной ссоры по какому-нибудь мелкому бытовому поводу, его тесть, пользуясь отсутствием Ромы, пригонял грузовик, загружал почти все, что было в его квартире - то, что было куплено семьей невесты как приданное, не забывая прихватить и веник с совком, и увозил его домочадцев в свой отцовский дом. Эти истории заслуживают отдельного рассказа, но в тот злополучный день, в нем что-то надломилось, он понял, что он уже не будет делать никаких попыток к примирению, идти за ними и возвращать их домой. Стало уже невыносимым терпеть эту мелочность и жадность, когда в такой драматичный момент люди все же не забывают и о венике с утюгом. С одной стороны, это было смешно, а с другой, это все происходило не с кем-нибудь, а с ним, и с этим надо было что-то делать. Надо было поканчивать со всем этим безобразием. Но он не мог знать тогда в порыве своего возмущения, недоумения и многих других, навалившихся на него чувств, что отсутствие детей, которых он очень любил, так тяжело скажется на нем. А сказалось это действительно тяжело, и даже очень. Он фактически умер, а его взгляд  сделал разворот на 180 градусов и был теперь направлен внутрь себя. Это было каким-то новым состоянием для него, но это было именно так. Он умер. Он продолжал жить, лишь автоматически выполняя необходимые действия и ежедневные процедуры. Тело его продолжало двигаться, и с виду он оставался нормальным человеком, но внутри у него не было уже ничего, одна лишь пустота. Не осталось ни желаний, ни устремлений, ни смысла жизни…   

 

Пока Рома проходил процедуру регистрации в электронной службе знакомств, девушка в темно-голубой майке исчезла. Он ее потерял. И сколько он ни крутил колесиком мышки, он уже не мог найти ее. Она пропала, растворилась в бескрайних просторах Интернета.   

 

**** 

 

 

Наташа отработала свою смену в ресторане и весь оставшийся день был теперь ее днем - у нее был выходной. Дети находились в школе, их любезно согласился отвезти туда сосед вместе со своим сыном, благо учились они в одной и той же школе. Он также согласился их оттуда забрать и привезти домой, лишь немного недовольно поворчав для проформы. Наташе приходилось частенько прибегать к его услугам, обращаясь к нему с подобными просьбами, и, хотя тот и выражал свое недовольство этими фактами, но по-соседски, тем не менее, помогал, тем более, что жена его  тоже иногда обращалась к Наташе с аналогичными просьбами, однако гораздо реже. Но за Машулей Наташа всегда ездила сама. Она походила по квартире, поднялась к себе, и взгляд ее упал на ноутбук, одиноко стоявший на столе. Она машинально включила его, проверила почту и стала читать сообщения, оставленные на сайте знакомств. Писала ее подруга Лера из Москвы. Она была у Наташи единственной близкой и верной подругой, которой она могла всецело доверять, с кем она могла делиться своими маленькими радостями и печалями, и которой она могла по-женски поплакаться. Лера была и правда верной подругой и вполне оправдывала Наташино доверие, и хотя Наташа сама тоже была человеком весьма общительным и имела множество друзей и подруг, с которыми она частенько встречалась прогуляться по Невскому, посидеть или потанцевать в каком-нибудь клубе, но, обжегшись однажды, она переносила появившееся у нее недоверие на всех остальных своих подруг, и по-настоящему любила и доверяла только Лере, которая, к тому же, находилась далеко, так что опасности от нее исходить не могло. Наташа искренне радовалась, когда ей удавалось съездить в Москву и провести с Лерой несколько дней. 

 

 

 

****

 

 

 

На следующий день Рома пришел на работу первым и, как обычно рано, а потом все повторилось снова, словно кадры повторного показа отмотанного назад фильма. Утренние  приветствия, чаепитие и дальше - день как две капли воды похожий на вчерашний, будто скопированный на ксероксе. Ближе к обеденному перерыву, когда ему вновь порядком опостылели документы, он вновь навел курсор на букву «е», кликнул и стал крутить колесико, просматривая новости о том, о сем. В правом нижнем углу вновь заулыбались красивые девушки и парни. Про свою вчерашнюю «знакомую» незнакомку он уже успел забыть. «Что-то затишье затянулось» - с сожалением подумал он. Вот уже месяц как не раздавалось "тревожных" звонков, никто не собирался приезжать с «особыми» миссиями, и самому ему не надо было никуда срочно выезжать. Затишье. Рома просто отдыхал, крутя задумчиво колесико мышки и думая о своем. Тут перед его глазами промелькнуло что-то знакомое, то, что он уже где-то видел, а вернее кто-то, кого он уже видел. Присмотревшись, он увидел знакомый женский силуэт в темно-голубой майке, стоявший подбоченившись в дверном проеме и смотревший на него серьезным взглядом. Рядом с фотографией было написано Наташа 35, Санкт-Петербург. «Ага, вот ты и попалась!», - подумал Рома, довольно улыбнувшись про себя. Он открыл ее страницу, поискал глазами, как можно написать ей сообщение, кликнул куда надо, открылось окошко для письма, а внутри него запульсировал курсор, готовый написать все, что ему прикажут. «Все стоишь, значит!», - подумал он, глядя на девушку, и написал даже не поздоровавшись, - «Что, крутая?» - и кликнул кнопкой мыши. Сообщение ушло, отправилось к адресату через многие километры, а на самом деле в момент его отправки оно уже находилось у адресата, так как пространство Интернета - пространство необычное. Оно одновременно и огромное, и бесконечно малое и плотное, и сообщения, куда бы они не отправлялись, сразу же достигали пункта своего назначения, если конечно не возникало проблем с работой самого Интернета. «Надо же, техника на грани фантастики!» - вспомнилась ему расхожая фраза. Ему стало, почему то смешно, когда он представил, как эта самая Наташа 35 прочтет его сообщение, как должны расшириться от удивления ее глаза, и подняться в недоумении брови.:)  

  

ГЛАВА IV. Знакомство   

 

     

Наташа привезла Машулю со школы и та, пообедав, отправилась во двор играть с собакой – большой кавказской овчаркой, которая уже нетерпеливо дышала, высунув язык и помахивая хвостом от радости. Машульку собака очень любила и всегда начинала неистово скакать,  прыгать по двору и махать хвостом при виде ее. Надо сказать, что в этом доме прекрасно уживались собака с котом. Жили они мирно и дружно и вовсе не цапались как кошка с собакой, и хотя кот иногда показывал характер, шипел и ходил, горделиво подняв голову, смотря на своего «коллегу» презрительным взглядом, словно напоминая, что он кот как-никак, а не какая-то там собака. Однако собаке было все равно, на его демарши она внимания не обращала, и принимала его за такую же собаку, как и она сама. Собака была самкой, а кот соответственно и был котом в узком понимании этого слова. Вновь поднявшись к себе, Наташа опять машинально включила ноутбук, посмотрела, нет ли чего в почте, и забрела на сайт знакомств. Там, помимо сообщений от Леры и дежурной похабщины типа «как дела, киска?», было еще одно сообщение от какого-то мужчины, сидевшего в кресле в дорогом с виду светло-сером костюме в полоску и в галстуке, и сидел он вполоборота так, что можно было видеть только половину его лица. Другая половина была покрыта тенью. Мужчина смотрел на нее своим одним освещенным глазом с усмешкой и выражением иронии на лице. Вид у мужчины был довольно таки внушительным и респектабельным. Наташа удивленно подняла брови. Рядом с фото было написано Роман 44, а города указанно не было. Она нажала на кнопку мыши и прочла оставленное им сообщение, - «Что, крутая?» Вопрос был похож на продолжение какого-то разговора или каких-то событий. Брови Наташи поднялись еще выше от удивления. Глаза расширились. «Почему крутая?» - подумала она, пытаясь вспомнить, когда и с кем за последнее время она могла обойтись круто, хотя это было совсем не в ее характере, и с какой стати ей задают подобный вопрос? Вид у мужчины был таким внушительным и уверенным, что Наташа не на шутку разволновалась, и неуверенной рукой написала в ответ, - «Нет, совсем не крутая», - и нажала на «отправить сообщение». Она уже хотела выключить ноутбук, но тут она заметила, что мужчина находится в режиме онлайн, и испугалась еще больше.

      

Рома заметил какое-то помигивание в углу монитора и понял, что Наташа 35 ему ответила. Хотя он и попал в точку, вызвав ее неподдельное удивление, но сам, однако не исключал, что в ответ ему могут нахамить или написать какую-то еще грубость. Сам он так бы и ответил на подобное послание от совершенно незнакомого человека. Для него подобное могло означать либо чью-то не очень удачную шутку, либо откровенный наезд, причем необоснованный. В нем заиграли противоречивые чувства. Будучи, сам того не ведая, тонким и интуитивным психологом, и, подчас играя в отношениях с людьми «на грани фола», - что приносило ему определенное удовлетворение, - он никогда не переступал той грани, которая могла бы привести к неприязни и обидам. Он лишь побуждал людей загораться, думать и действовать, задумываться над такими вещами, над которыми они еще не задумывались, уводя их от зароговевших стереотипов и штампов, которые в свою очередь порождали дежурные реакции и дежурное отношение ко всему окружающему. И тогда, если получалось «сыграть в унисон», общение наполнялось красками, а в животе начинали «порхать мотыльки», наполняя все его существо смыслом и участием в некоем процессе. Конечно, это проходило далеко не со всеми, но он и не пытался проделывать подобные эксперименты с теми, кто не вызывал в нем соответствующего интереса. Рома вспомнил, что прочел где-то на днях, что если человек стоит, положив руки на бока или оперевшись рукой на дверной косяк, то этот человек по характеру собственник, упрямый и лидер, к тому же, возможно скрытый, так как это может никак не проявляться в повседневной жизни до тех пор, пока обстоятельства не заставят этого человека проявить все свои скрытые качества. Рома «распечатал» мигающий в углу монитора конвертик и прочел немного испуганный, но вполне мирный ответ Наташи. Он вновь посмотрел на ее фото. Тут желтый огонек в углу монитора замигал вновь рядом с надписью «новое сообщение». Пришла очередь удивляться ему самому - Наташа 35 писала ему что-то еще. «Текс, посмотрим», - сказав про себя, он «вскрыл» конвертик с сообщением.

- А почему вы об этом спросили? – прочел он вопрос в окошке.

- Ваша поза! – написал в ответ Рома, - так обычно стоят люди с крутым характером, уверенные в себе, с высокой самооценкой, - продолжил он довольный своими познаниями в науке жестов. Наташа вновь не поняла, о какой позе идет речь, однако догадалась, что речь идет о ее фотографии. Она вновь взглянула на свое фото и увидела только одно, где она и впрямь стоит по-хозяйски, уперевшись руками в бока. «Надо же, какой наблюдательный!» - подумала она, а я и не придавала этому значения. В душе ей, как женщине, было приятно, что кто-то обратил на нее внимание, к тому же далеко не поверхностное. Поняв о чем говорит незнакомец, она написала вновь, - «Это на фото, где я в синей майке и в джинсах?». «Да», - тут же пришел ответ. Она вновь взглянула на единственное, и то, скорее не фото, а полуфото незнакомца. Было во всем его виде что-то, что совсем даже не отталкивало, а наоборот, притягивало, привлекало чем-то еще не очень понятным, и она стала заинтригованно ждать, не напишет ли незнакомец еще чего-нибудь.

В это время, Рома, уперевшись руками в подбородок, со скучающим видом рассматривал остальные фотографии собеседницы. Вот она возле дома в саду, вот она лежит животом на скутере, кокетливо приподняв ножку. Вот она в помещении в строгой черной блузке с высоким декольте и гладко зачесанными назад волосами. Вот она рядом с большущим плюшевым тигром, но везде серьезная, везде в простых и строгих тонах. Она не вызывала у него никаких особых волнений. Зацепиться было не за что, кроме ее позы ничего примечательного в ней не было – никакой зацепки для продолжения общения. Все было очень даже мирно и спокойно. «Значит я ошибся - подумал он - она и впрямь обычная, не крутая, и содержательным экстрим-общением здесь и не пахнет. Экстрима не будет». Красивой назвать ее он не мог, и поводов для продолжения переписки не было. И когда он подумал, - «Не крутая, так не крутая, ну и ладно», - огонек в углу монитора замигал вновь.

- Это я после уборки в квартире встала так, чтобы оглядеться, а тут меня и щелкнули, - прочел он.

- Да, бывает, извините, значит я ошибся, простите, - написал он в ответ. «Оправдывается», - с сожалением сказала себе Наташа, написав в ответ, - Ничего страшного, а вы почему такой темный на фото, это специально?  

- Нет, что вы, это так тень упала, когда меня фотографировали, но зато так меня никто не узнает, я, вообще-то, что-то вроде секретного агента, - пошутил он.

- А вы предпочли бы, что бы я была крутая? - спросила Наташа, почувствовав ослабление интереса к себе со стороны собеседника.

- Если честно, то да. Я думал вы меня или отфутболите, или скажете в ответ что-то дерзкое, а мне нравятся дерзкие и задиристые люди, и натянутые струны, - написал он, - вы извините еще раз.

- Да ничего, - ей почему-то стало смешно, страх улетучился, и на душе было как-то легко и весело.   

 

Роме импонировала мягкая, дружелюбная и какая-то естественная манера ее разговора. Бурю эмоций она в нем не вызывала, но с ней было легко. Однако он по-прежнему не знал, за что зацепиться, как продолжить общение, и нужно ли было это делать вообще. Видимо он ожидал, что завяжется интересное и выразительное общение, взаимные утонченные колкости «на грани фола» с действительно амбициозным человеком, и тогда можно будет включать уже вторую, а может даже третью и четвертую скорость общения. Люди такого типа обычно чувствуют друг друга, чувствуют равного себе визави, и диалог их в развитии становится все содержательнее. Тогда он сделал еще одну попытку спровоцировать ее на словесную дуэль.

- А можно спросить, что вы делаете здесь на этом порно-сайте? - спросил он, сделав акцент на слове порно и нажал «отправить».

- Это не порно-сайт, - было сказано в ответ просто и без лишних заморочек, - я общаюсь здесь со своей подругой из Москвы, и еще с одним пожилым профессором из Австралии, заодно практикую с ним английский, и все.

- Как же не порно? - не унимался он - здесь одни только трансвеститы и проститутки собрались. Не успел я еще толком зарегистрироваться, как мне уже посыпались недвусмысленные предложения.

Надо признаться, что и в самом деле, пролистывая страницы сайта, взгляд то и дело упирался в голых и полуголых девиц в разнузданных позах, а порой и в откровенную порнографию. Читая анкеты некоторых из участников сайта, можно было запросто найти предложения интимных услуг с ценами, условиями свидания, номерами телефонов и прочей необходимой информацией. В регистрационной информации некоторых девиц было указанно, что они не девушки вовсе, а переделанные в девушек мужчины, накаченные силиконом, и услуги таких стоили гораздо дешевле. Словом, отребья всякого здесь хватало сполна. Были и обычные анкеты пользователей, где описывался их характер, предпочтения, пожелания к будущему партнеру или партнерше и т.д. Смех разбирал, читая некоторые из таких анкет. Люди, в основном девушки, будто попав в волшебную страну Оз, где исполняются все мыслимые и немыслимые желания, писали, - «Хочу познакомиться с серьезным, обеспеченным мужчиной, не старше и не младше стольких-то лет, симпатичным, неженатым, с чувством юмора, без вредных привычек и с жилплощадью, и чтобы он любил меня искренне». Дальше указывалось, сколько раз в день претендентка хотела бы заниматься сексом. Складывалось впечатление, что такие вот идеальные мужчины скучают в одиночестве, сидя по домам, под окном у них стоит уже заведенный Мазератти - на худой конец БМВ, они сыпят утонченными шутками направо и налево, занимаются оздоровительной гимнастикой, и только и делают, что ждут, когда же их кандидатуру одобрят и окажут честь стать избранником сердца пожелавшей чуда. Рома улыбнулся, на мгновенье представив себя на месте такого жениха. «Нет, я уж никак не подойду, подумал он – дома почти не бываю, автомобиль казенный, - свой он недавно продал за ненадобностью, - да и характер у меня не сахар. Одним словом не жених, а анти-жених какой-то весело думал он - и на счет ЖП с ВП у меня все наоборот – ЖП у меня отсутствует, а вот ВП хоть отбавляй».

      

К его сожалению, Наташа не поддалась и на эту на его провокацию, и не спросила ехидно, - А вы сами-то в таком случае, что здесь делаете, а? -  или что-то в этом духе. Рома понял, что и здесь он потерпел фиаско, и замутить воду в «тихом болоте» ему не удалось и на сей раз.

- Не обижайтесь, это была всего лишь шутка, - заметил он.

- А я не обижаюсь, меня и саму достают любители похабщины, хотя я поводу им никакого не давала, но и нормальных людей здесь тоже немало, - ответила она, явно смутившись.

Рома успокоился. Но, видя такое дружелюбие этой девушки, ему стало неудобно сказать ей просто «прощайте» или по-хамски отмолчаться, прервав общение, и тем самым, зарекомендовать себя пустым местом в своих же глазах. Надо было выходить из ситуации, по меньшей мере, также осмысленно, как он и вошел туда. Он вновь взглянул на ее фото, пытаясь найти хоть какой-то предлог, чтобы у него появилось желание продолжить разговор. Но он вновь не увидел ничего такого, чтобы могло его хоть как-то привлечь. Хотя один повод все же был. Писала Наташа 35 очень грамотно, даже как-то величественно и с чувством спокойного достоинства, которое исходило не столько от написанного, нет, сколько от того, что находилось за этим - та энергетика, то состояние духа, которые порождали стиль ее изложения, чем-то напоминавший стиль классической русской литературы XIX века, пронизанный церемонностью в отношениях. В ее посланиях, пусть и коротких, чувствовался спокойный ум и интеллект, что стало дефицитным товаром в последнее время. От тех коротких фраз, что она присылала ему, исходило спокойствие и умиротворение, и в действительности эти ощущения были намного приятнее, чем его попытки вызвать ее на словесную перепалку, пусть и шутливую. Но, гоняясь за одним, все остальное он прочувствовал лишь где-то на уровне интуиции, в чем еще полностью не отдавал себе отчета. Порой время сильно меняет людей и, заставляя их приспосабливаться к окружающей обстановке, уничтожает и уродует их истинные жизненные ценности и интересы, о которых они вынуждены забывать, прятать глубоко в недрах своих душ или же выбрасывать на свалку, как выбросили бы прекрасный редкий цветок, бережно привезенный из дальних краев, но сразу завядший от того, что почва на новом месте оказалась для него не пригодной. Так и Рома – он почти забыл то, что было для  него ценным когда-то, то, что составляло багаж его души. Он «мутировал», оброс колючками и, шагая в ногу с исказившимся временем, наполнил свой духовный саквояж совсем иными ценностями, припрятав и оставив истинные ценности где-то очень глубоко на дне своей души. Это, конечно же, не прошло даром, и тоска по собственному я, по себе же самому, непрерывно преследовала его, была его верной спутницей и стала неотъемлемой частью его существования. Беспрерывная тоска по самому себе, наложив свою печать, сквозила теперь во взгляде его серо-зелено-голубых глаз, цвет которых менялся в  зависимости от его настроения. Он и сам порой с удивлением наблюдал за этим явлением. Глаза его могли стать темно-голубыми и яркими при хорошем настроении или тусклыми серо-зелеными в моменты душевной скорби и печали, а на жизнь он всегда смотрел сквозь невидимую пелену постоянной задумчивости.   

 

Похожую тоску испытывала и Наташа. Она была женщиной действительно умной, начитанной и эрудированной, и также не могла найти себе достойного ей близкого друга или хотя бы собеседника. Но она все время отмахивалась от этих ненужных мыслей, которые жили где-то глубоко внутри нее. Однако как женщина, как большинство женщин, она представляла себе такого собеседника в качестве своей той самой «половинки», вернее ей этого очень хотелось. До слез порой. И жила она так в свой «скорлупе», которую она называла коконом, и также «мутировав» и запихав свое родное и близкое «я», запихав саму себя истинную в глубинные тайники своего подсознания. Ей поему-то очень хотелось продолжить общение с этим человеком, и она сидела, закусив губу, всматривалась в его полуосвещенное фото и ждала, ждала, чтобы он написал ей еще что-нибудь. Ей импонировала его спокойная уверенность и вежливая манера общения с ней, а по телу прокатывались волны незнакомого ей, но приятного трепета и тепла. В нем чувствовались ум и сила, которых ей так не хватало, и столкнуться с которыми она уже и не надеялась. Ее спящее женское начало сладко потянулось во сне и стало осторожно высвобождаться из оков Морфея. Всадник в белых одеждах промелькнул у нее перед глазами, - Герда! - громко позвал он. «Интересный фрукт» - подумала она про мужчину в кресле, улыбнувшись про себя. Так они и сидели, смотря друг на друга и чувствуя друг друга, находясь, при этом, за тысячи километров друг от друга. Им обоим было невдомек тогда, что в тайне от них самих, те частички их душ, которые живут своей независимой жизнью по законам вселенной, уже заключили между собой свой негласный тайный договор, не спрашивая у них разрешения, несмотря на то, что принадлежали им же самим. 

 

 

**** 

 

 

Рома посмотрел на часы, было почти уже семь, конец рабочего дня, но он не суетился и не торопился покидать офис. Всех остальных же работников смывало с рабочего места со скоростью света, словно по команде. Как правило, он засиживался на работе допоздна и пользовался затишьем, чтобы привести в порядок разбросанные за день дела и, завершив недоделанную работу, подытожить день и уйти со спокойной совестью без «висяков» на завтра. Он ужасно не любил оставлять незавершенными какие-либо дела и порой доводил себя до истощения, но все же заканчивал работу, малую или большую, без разницы. Именно поэтому он и приходил на работу часа на два раньше остальных. За эти два тихих часа он успевал сделать больше, чем за весь оставшийся день. И хотя днем в офисе не было так уж и шумно, присутствие людей рядом все равно отвлекало его. Другой, менее практичной причиной его задержек на   работе было желание подогнать время так, чтобы, вернувшись домой, перекусить и сразу лечь спать.   

 

Наташа услышала шум у входной двери и спустилась встретить детей со школы. Они ввалились в дом, шумно споря о чем-то и бурно обсуждая события сегодняшнего дня. Настя – ее старшая дочка была девочкой не по годам взрослой, и все прекрасно понимала. Иногда она задумчиво смотрела на Наташу своими взрослыми глазами, а во  взгляде ее перемешивались молчаливый вопрос, упрек, печаль и безысходность. А иногда она просто и без особой причины плакала, сидела и плакала, от чего Наташе становилось очень больно на душе. Но, унаследовав упрямый характер своей мамы, Настя не жаловалась, а лишь тихо плакала где-нибудь в уголке. Однако вскоре детский задор вновь брал свое, и она становилась такой же игривой и смекалистой, но, оставалась при этом серьезной и рассудительной как всегда. В свои двенадцать лет она была настоящей маминой помощницей и моральной опорой. Во всяком случае, она всячески пыталась быть ею. Дима же был бойким десятилетним мальчуганом, без особых заморочек, свою старшую сестру он уважал, прислушивался к ней и даже немного побаивался.  

 

Что и говорить, нелегко приходилось Наташе с тремя детьми, очень не легко, да и кому могло быть легко в ее положении? Но, надо отдать ей должное, она справлялась как могла, и ко всему прочему не стала этакой кудахтающей клушей, а продолжала оставаться женщиной достаточно интересной и привлекательной, ясно и трезво мыслящей и, главное, способной любить. Она продолжала оставаться женщиной, желающей и готовой познать то сметающее все на своем пути чувство страстной любви. Броситься с головой в его сжигающее жерло и даже сгореть там, но лишь бы узнать, прикоснуться, испить, отдать себя всю без остатка и быть счастливой от того, что ее приняли, поняли, ответили взаимностью и отплатили тем же. И все это, все эти желания томились в ней, поддерживали ее и отражались на всем образе ее жизни.   

 

Покормив своих школьников, и попутно расспросив их о том как прошел их сегодняшний день в школе, она убедилась, что с детьми все в порядке, позвала Машулю со двора, и поднялась к себе, украдкой бросив взгляд на экран монитора. Но огонек в углу экрана погас, собеседника в сети не было. На нее нахлынула усталость последних дней. Наташа взяла книгу, прилегла почитать немного, и вскоре так и заснула с книгой в руке. Был обычный вечер обычного питерского дня. Наташа спала, а в это время Настя внизу укладывала младших.     

 

Утром Рома пришел на работу как обычно рано, завел свой «Москвич» и день закрутился в своем привычном ритме, отодвинув «крутую» девушку по имени Наташа 35 из Санкт-Петербурга на задний план.   

 

Утром Наташа развезла детей по школам, созвонилась с подругой и договорилась встретиться вечером, чтобы вместе с остальными друзьями посидеть, потанцевать, а точнее «оторваться» где-нибудь. Весна набирала обороты. Погода, наполненная  палитрой насыщенных весенних ароматов и покрытая дерматином из весенних красок, нашептывала, что негоже сидеть дома и тухнуть. Наташа заранее созвонилась со своей мамой и договорилась, что привезет сегодня детей к ней "побыть с бабушкой", а сама засела вечером с друзьями в ночном клубе «Метель», где они и протанцевали почти до утра.   

 

Как и большинство нормальных женщин, Наташа могла очень быстро захмелеть от пары бокалов шампанского или рюмки крепкого ликера, и, проснувшись утром, еще окутанная парами веселого похмелья, она первым делом подумала с обидой - «Так что же, если я не крутая, то со мной и общаться не надо что ли? Ну и тип, этот мужик!». Включив ноутбук, и почувствовав уверенную смелость в плечах, она написала «обидчику» сама, - А вы что только с крутыми общаетесь? Извините, что не оправдала ваших надежд. Рома, увидев этот выпад, понял, что непреднамеренная пауза,  выдержанная им, не прошла даром. Может в другой ситуации он бы  обрадовался и довольно потирал бы мысленно руки оттого, что представительница прекрасного пола все еще помнит о нем после столь мимолетного контакта, но не в этом случае. И он сухо написал в ответ, - Нет конечно, но с крутыми интересней, это создает остроту ощущений и 

вообще, избавляет от банальщины.

- А мы с друзьями протанцевали до утра, я давно так не «отрывалась», - сообщила Наташа по-своему просто и незатейливо.

- Да? Хм, интересно, а я допоздна был на работе и не «отрывался» вовсе, так что завидую вам белой завистью, - ответил он и попытался представить как она отплясывает в своей темно-голубой маечке в компании друзей под мигающую светомузыку. Но это оказалось делом совсем не простым.

- Иногда так хочется отвлечься от повседневной рутины и выпустить накопившиеся пары.

- Понимаю, и даже очень, это и для психики полезно иногда сменить обстановку, не ночевать дома… Последняя фраза была проверочным зондажем, чтобы узнать чем дышит эта девушка, случается ли ей не ночевать дома, и к какой из категорий ее определить.

- Нет уж, ночевала я дома. Вернулась под утро, но ночую я всегда только у себя дома. В других местах я спать не могу, даже у своих подруг и родственников. А это было  посланием с ее стороны о том, что она действительно только проводит время с хорошими друзьями, и не более того.

- Весна на дворе, погода шепчет и тянет на приключения?

- Можно и так сказать, - улыбнулась Наташа в ответ, удивляясь насколько созвучны были эти слова ее собственному настроению. Ей было ужасно любопытно, впрочем, как это должно было быть большинству женщин, каков же его семейный статус, женат он или нет, и есть ли у него дети? По себе зная, как больно бывает женам, когда чужая женщина вторгается в их отношения с мужьями, ей уж очень не хотелось стать такой женщиной ни при каких обстоятельствах. Для того, чтобы и дальше переписываться с этим человеком ей позарез нужно было знать о его семейном статусе. «Опять я мыслю как упрямая ослиха» - подумала она, но по-другому она не могла. И тогда она прибегла к одному из банальных женских способов добычи нужной информации от мужчины.

- А как у вас дома относятся к тому, что вы задерживаетесь на работе и так поздно возвращаетесь домой? Ваша жена это спокойно воспринимает?  

Рома хорошо понял ее вполне объяснимое устремление, но виду не подал.

- Если вы о моем семейном статусе, я уже семь лет как не женат, живу один и могу себе это позволить и, более того, имею моральное право на то, чтобы общаться с женщинами без всяких угрызений совести.

- Я потому лишь спросила, что категорически не хочу быть женщиной, общающейся в какой-либо форме с женатым мужчиной, а тем более разбивающей чужие семьи, и не хочу заводить какие-либо отношения с чьими-либо мужьями. Это мой принцип. Поэтому при каждом знакомстве с мужчиной я уже автоматически интересуюсь этим. Это, конечно, не касается нас с вами, так как отношений между нами, как вы понимаете, пока и нет вовсе, поэтому извините за такой личный вопрос, это моя своего рода  паранойя.

- Я вас понимаю, но в данном случае вам это не угрожает, и о каких-то отношениях, мне кажется, говорить преждевременно, - был дан строгий и серьезный ответ.

Наташу это задело, но еще больше разожгло ее любопытство. «Надо же, какие мы серьезные мужчины, ох-ох! - подумала она с иронией, покачав головой, и показав ему язык - это надо же, мужчина и не проявляет никаких попыток, не делает привычно-слащавых поползновений воспользоваться ее откровенным порывом поговорить и тем самым пойти на большее сближение. «Да уж, интересный фрукт - еще раз подумала она – но, кажется, действительно серьезный и достаточно умный».

- А я три года как в разводе, написала она, - живу одна с тремя своими детьми мал мала меньше сразу заявила она, что бы не тянуть дальше лямку с этим сложным для знакомства с мужчинами пунктом ее нынешнего положения. Ведь ежу понятно, что шансы у женщины с тремя малыми детьми серьезно связать свою жизнь с кем-то почти нулевые. И поэтому ей хотелось сразу расставить все точки над «и».          

- Да вы что…! Это же прекрасно, трое маленьких детей, а кто у вас, «мальчик и… мальчик и…» или как-то по-другому? - Рома как будто даже обрадовался этому факту. В действительности же, Рома очень любил детей вообще, и это было взаимно. Эти самые «дети вообще» тоже любили его, даже если он и не обращал на них никакого внимания и не делал никаких попыток заигрывать или сюсюкаться с ними. Всегда, где бы он не находился, и если там еще были маленькие дети - племянники и племянницы, дети друзей и прочие дети, они всегда скапливались вокруг него, сидели, сопели, возились, и постепенно оказывалось, что кое-кто уже пытается залезть ему на голову, другая влезла на колени, третий  пытается покорить плечо как заправский альпинист, одним словом висли на нем как груши на дереве. Не имея возможности общаться с собственными детьми, так как отношения с семьей его экс-супруги сложились у него почти враждебные, и он не хотел пока, что бы эти отношения как-то отражались негативным образом на детях, - а они отражались на них при его малейшем контакте с ними, - он испытывал острую тоску и потребность в присутствии маленьких забавных человечков в своей жизни. Родители его экс-супруги никак не могли простить ему то, что он все-таки оставил такую прекрасную и идеальную в их глазах дочь, и не сблефовал, а развелся на самом деле, хотя до последнего момента все были уверены, что он попросту блефует и ни за что не разведется. Но когда дело дошло до суда, было уже поздно, что-либо думать. А сейчас он испытывал острую потребность в проявлении заботы о ком-то и, к тому же, он сам любил детей, безмерно тоскуя о своих - они снились ему во сне почти каждую ночь, а жизнь его значительно опустела. Но что поделаешь, его жизненные принципы оказались для него важнее. Еще ему очень хотелось иметь маленькую девочку-дочку. Сын рос на его глазах, и он был свидетелем всех этапов его взросления и созревания. Первое слово, первый шаг и даже первый самостоятельный поход в туалет. Тот день Рома запомнил навсегда. Сыну было 4 года и по маленькому его водили подержать либо он сам, либо жена. Они как-то не задумывались над тем, что бы специально учить его делать это самостоятельно. И вот однажды, во время дневного отдыха в воскресный день, Рома сквозь дрему услышал, точнее, почувствовал, что происходит что-то необычное, что-то не так как всегда. Он приоткрыл один глаз и увидел, как сынишка вышел из своей комнаты, и с деловым видом, протопал твердым шагом в сторону туалета. От удивления Рома открыл уже оба глаза, но виду не подал, что не спит. Он услышал как открылась, затем закрылась дверь туалета, следом зажурчала струйка воды, затем раздались характерные раскаты «водопада» из сливного бочка, а затем дверь открылась и закрылась вновь, а малыш таким же деловым шагом протопал обратно в свою комнату так, будто он делает это уже давно, и для него это плевое дело. Рома взглянул на жену, она наблюдала за всем этим действом таким же полным молчаливого удивления взглядом улыбающихся глаз. 

- Что это было такое? Нет, ты что-нибудь поняла? – тихо спросил ее Рома.

- Не-е-т... – приглушенно ответила она, еще даже не зная как на все это реагировать.

- Он сам сходил в туалет?

- Да уж, а как это так..? Я ничегошеньки не поняла...

Это был до того самоутверждающий и безапелляционный поступок со стороны малого, что они, не сговариваясь, приняли свершившееся как факт, который уже произошел и больше на эту тему никто не заговаривал, а самостоятельные походы в туалет мальчонки так, будто бы он делал это с самого рождения. Когда же родилась дочь, Рома уехал в длительную командировку за границу и почти не видел ее маленькой, не видел как она росла, начала произносить первые слова, да и сама она называла его дядей в первые несколько месяцев после его возвращения домой.

- У меня две дочери 6-ти и 12-ти лет, и сын 10-лет, - прочел он, отряхнувшись от воспоминаний.

Наташа же, ответив, теперь ждала его реакции.

- Нелегко вам, наверное, приходится с тремя?

- Да уж действительно, с ними нелегко, но я привыкла, жить же надо как-то.

- А как их звать, можно спросить?

- Настя, Дима и Маша, - ответила она, начав со старшей по возрасту.

- Настя, Дима и Маша, - повторил вслед за ней Рома, - а если добавить еще и вас, то получится… и Наташа – в рифму, это вы специально так подобрали?

Наташа рассмеялась. Обычно, мужчины, с которыми ей приходилось знакомиться, сразу же испарялись под разными предлогами, узнав о ее столь нелегком багаже. Но спокойная и веселая, даже какая-то свойская реакция Ромы, ее… нет, не обрадовала, радоваться было нечему еще, она ее успокоила, а на душе стало как-то необычно спокойно и безмятежно.

- Герда! - послышалось ей вновь.   

 

Внимание же Ромы как-то сразу сконцентрировалось на маленькой Маше. Ее имя, возраст, почему-то вызвали в нем прилив неожиданной нежности. Однако то, что сама Наташа тактично не спрашивала его ни про детей, ни про другие факты из его биографии, ему очень даже импонировало.   

 

Так ненавязчиво и без всяких претензий на что-либо они переписывались изредка поначалу, в первые несколько месяцев. Особых чувств Наташа у него по-прежнему не вызывала, кроме чувства интереса к ней как к умной, эрудированной, деликатной и тактичной собеседнице. Они почти не рассказывали друг другу о личном, о мелочах, не проявляли своих характеров, не высказывались о своей любви или неприязни к чему-то. Говорили больше на темы общие - о своем отношении к тем или иным вещам в  жизни, к жизни вообще, о том, что могли бы принять для себя, и о том, чего не смогли бы. Да и помимо этого, график их работы был таков, что им почти никогда не удавалось поговорить друг с другом вживую, в «прямом эфире», и поэтому в первые несколько месяцев их общение сводилось к  следующему. Наташа, возвратившись со смены в ресторане под утро домой, прочитывала сообщения, оставленные ей Ромой, отвечала, а потом сама уходила на другую работу. Рома же, придя на работу, прочитывал ее сообщения, отвечал на них, и так до следующего дня. Только когда у нее выпадал выходной, и если больше не было других накопившихся дел, им удавалось иногда перекинуться парой фраз в режиме онлайн. Но, как известно, тяга человека к человеку, тем более человека, который испытывает постоянную пусть даже неосознанную, но заложенную в нем самой природой потребность в ком-то близком, вещь весьма коварная. И даже при таком, на первый взгляд, ненавязчивом и инертном общением, такая штука как привязанность обязательнейшим образом возникнет, и никуда от этого не денешься, как ты ни крути, ни верти. Но пока что все проходило очень даже спокойно. Рома занимался своими делами. А, придя домой, свой ноутбук он никогда не включал, строго соблюдая принцип отдыха от этого монстра-компьютера, и без того надоевшего за рабочий день. Он даже на работе всем намеренно объявил, что дома он компьютером не пользуется и, что у него его нет вообще, чтобы чего доброго, его не беспокоили в святые часы отдыха, поручив что-то еще из срочного, которого всегда хватало с избытком. В таком случае работа его грозила бы перейти в круглосуточный режим нон-стоп. И даже несмотря на то, что ему тут же вручили новенький ноутбук для домашнего пользования, он все равно его никогда дома не включал. Его он брал исключительно в поездки, чтобы было чем коротать время в аэропортах и гостиницах, отправлять и получать необходимые документы, однако, в последнее время он перестал делать и это, чтобы не таскать на себе лишний груз, а быть всегда налегке, быстрым и мобильным. Поэтому по вечерам он с Наташей не общался, даже если она была дома, а отвечал ей уже на следующий день.   

 

Наташа рассказывала ему о том, что происходило у нее на работе, о том, как они с друзьями ходили посидеть на «Авроре», о том, что говорят ее дети, как они удивляют ее порой, какими они бывают смешными, и о том какой взрослой хочет казаться Настя. Но почему-то Рома всегда больше думал о ее младшей – Маше. И хотя он ее никогда не видел, интуиция подсказывала ему, что она как раз такая девчонка - маленькая, забавная и смешная, какую ему хотелось бы иметь. Он всегда с улыбкой слушал, если Наташа рассказывала что-то про нее, о том какая она сообразительная и смешная, и переживал, когда она жаловалась, что Маша никак не заговорит, по каким бы врачам ее не водили. Как мог, он успокаивал ее, приводил похожие примеры, говоря, что все это временно, и с возрастом она обязательно заговорит. В свою очередь он тоже рассказывал ей о своем отношении к определенным вещам в жизни, о своем таком же упрямым и несговорчивом характере, как и у нее, который приносил ему немало проблем в жизни. Про свои путешествия, о происшествиях, которые там с ним происходили, о том, что он предпочитает видеть в человеке прежде всего человека, а не национальность, к которой этот человек принадлежит, не должность, которую этот человек занимает или деньги, которые этот человек имеет. Сам Рома никогда не нуждался в деньгах, он был человеком «сытым» и многое повидавшим в жизни. Не отличался он и жадностью или скупостью, накопительством и прочими чуждыми ему проявлениями человеческой натуры. Ценности. Жизненные ценности. Вот о чем шел, в основном, их разговор. Возможно, их жизненные ценности в чем-то отличались от ценностей массы людей, и в этом они были похожи, так как они хорошо понимали друг друга – они чувствовали друг друга. Наташа оказалась такой женщиной, которая могла заполнить его душу до самых краев и без всякого вреда для него. Она была из тех людей, для которых душа его была полностью открыта, и это даже доставляло ему   удовольствие. Для других же душа его было закрыта, и только какие-то маленькие ее форточки осторожно приоткрывались, выдавая строго отмеренное количество ее внутреннего содержания. С ней же он чувствовал себя словно в просторной квартире, по которой он мог спокойно расхаживать, заходить, не опасаясь увидеть что-то уродливое и неказистое, в любые ее уголки и дышать там свободно полной грудью. Надо ли говорить, что и Наташа испытывала то же самое. Темперамент ее все больше давал о себе знать, она разгоралась, щеки ее начали рдеть, она расцвела, и даже ее знакомые и близкие спрашивали, не появился ли кто-то у нее, и с чего вдруг она такая радостная, в приподнятом настроении, и даже счастливая.  

 

Рома рассказал ей сам, как он ушел из семьи, владевшей огромным состоянием, имея ввиду семью своей экс-супруги, а также владевшей не одной сетью торговых брендов известнейших мировых автомобильных и электронных производителей, крупным банком и прочими благами. И что самое интересное, эти люди всегда жаловались, что у них не хватает денег, жаловались, что они плохо живут, что кто-то живет лучше них, хотя столы их ломились от яств, и «праздники желудка» происходили в их доме чуть ли не каждый день, на которых все разговоры сводились опять таки к деньгам, при том «мусолились» мелочи, номиналом в червонец. Рому всегда мутило от этих разговоров, он злился, краснел от ярости, и чтобы не наговорить кому-то «ласковых» слов, что он, кстати, умел делать очень хорошо, уходил в другую комнату ждать, когда разойдутся гости или сам уходил домой один, чем вызывал недоумение столь «хороших, интересных и уважаемых» людей. Он откровенно поведал Наташе, что будь он попокладистее, мог бы и сам кататься как сыр в масле, как это делали его другие, его более уживчивые экс-родственники, но он предпочел оставить все это, так как жить с людьми, которые его раздражают, и жить с женщиной только лишь из-за того, что в паспорте стоит печать, без привязанности, любви и уважения к ней он не мог. Он чувствовал, что этим он оскорбляет ее же в первую очередь, даже если для нее самой это не имело никакого значения. Эта печать в паспорте значит ровным счетом ничего, если нет настоящих чувств и взаимопонимания между супругами. Конечно, есть ведь еще и дети, ради которых можно, и даже нужно все терпеть.  Но на практике выходило так, что сколько бы раз они не договаривались, будучи на грани развода, продолжать жить вместе исключительно ради детей, это оказывалось, в конце концов глупой затеей, не выдерживающей никакой критики. И в действительности так жить никогда не удавалось. Более того, такой подход к делу, такие взаимоотношения между родителями, и главное зло таких взаимоотношений – извечная недосказанность, неопределенность и прохладная атмосфера в доме рикошетом отражались на детях, наполняли дом недопониманием, унынием и тоской, что могло испортить уже не только настроение, а исковеркать судьбу детей, которые как губка впитывают в себя, не задумываясь, подобную домашнюю «погоду» и живут с ней дальше, неуверенные в себе и в своих силах.     

 

Наташа, в свою очередь, поделилась тем, как она, несмотря на уговоры родных и подруг продолжать жить с мужем ради тех же детей, все-таки настояла на разводе. И хотя муж официально развода так и не дал, жили они теперь раздельно, будучи в браке только формально.  

 

Шло время, отношения между Ромой и Наташей становились все более ближе и откровеннее. Они уже понимали друг друга с полуслова. Рома сыпал шутками, она смеялась, им было легко и свободно, несмотря на то, что находились они за тысячи километров друг от друга. Наташа по-прежнему почему-то думала, что Рома живет в Москве, а у него совсем вылетело из головы, что при регистрации на сайте знакомств он жал на первые попавшиеся ответы на вопросы, не вдаваясь в подробности своих регистрационных данных. Кто же знал, что «синяя футболка» окажется историей с продолжением. Москва была для него почти родным городом, где он знал каждый закоулок даже лучше чем некоторые из его знакомых москвичей. В этом городе он провел немалую часть своей жизни, а постоянного дома, как такового у него фактически не было еще и потому, что «дома» у себя он был лишь наездами в последнее время, все больше, будучи то там, то здесь. Но все же местом его постоянного нахождения была совсем не Москва, а другой, обдуваемый теплыми солнечными ветрами город на самом берегу седого Каспия. Когда он вспомнил про это и увидел, наконец, что рядом с его фотографией написано Москва, он сначала не мог никак вспомнить, когда же он «жал» на Москву при регистрации данных, но потом не стал придавать этому большого значения, поскольку он ни на что и не претендовал, все завертелось неожиданно и случайно, а за время их знакомства он и правда успел побывать в Москве пару раз  кратковременными наездами по делам. К тому же, если можно так сказать, то, находясь в каком-то одном месте, Рома, одновременно, мысленно  находился поневоле и в других частях света, будучи всегда на связи с ними, и непрерывно впитывая в себя как губка их энергетику. Рома с детства впитывал в себя как губка все то, что происходило вокруг. Впитывал на каком-то подсознательном интуитивном уровне, сам того не ведая. Это было не легко всегда носить в себе такой тяжелый моральный груз, но ничего поделать с этим он не мог. Ему казалось, что все так и должно быть, и что такое происходит со всеми. А сейчас, если можно было бы отсканировать его внутреннее «я», то оно было бы похоже на этакий ходячий глобус с образами, красками, ощущениями и даже запахами тех мест, которые отпечатались в нем до самой его кожи. Будучи еще и космополитом по натуре, он не придавал большого значения географическому расположению, национальности и вероисповеданию человека, а видел в нем, прежде всего его человеческую суть, а потом уже и все остальное. В детстве Рома долгое время вообще не знал, что люди делятся на национальности. Город, где он родился и рос, был многонациональным и вопросы национальной принадлежности не являлись предметом дискуссий ни у него в семье, ни в школе, ни где-либо еще… И от этого никаких закрылок от каких-либо шаблонных определяющих человека факторов в нем не было вообще. «Ну ладно, подвернется повод, сообщу ей» - подумал он тогда. Наташа же была человеком не мелочным. Широкая и глубокая по натуре она тоже не придавала особого значения подобным мелочам, но как женщине ей, конечно же, было весьма и весьма любопытно узнать побольше о своем собеседнике. Всадник в белых одеждах уже не появлялся на горизонте ее воображения, не проносился, крича ей – Герда! - он как бы незаметно, но прочно обосновался уже у нее внутри, и присутствовал уже во всей ее жизни, сопровождая ее всюду, где бы она не находилась.   

 

В какой-то момент Рома понял, что ему надоело торчать на этом непонятном сайте знакомств. Тогда он удалил свою анкету, предварительно написав Наташе письмо и попросив ее, что бы она связывалась с ним по почте. Он так и написал, - Прошу вас, пишите мне в почту! - что бы она не подумала, что он не хочет больше с ней разговаривать. В тот же день он получил от нее несколько испуганное письмо, в котором она спрашивала, почему же он покинул столь насиженное и теплое местечко. Он объяснил ей, что не любит это место и не видит необходимости там торчать, так как оказался там случайно, из любопытства. Он не рассказал ей об истинной причине своего появления там. Ему подумалось, что она могла не совсем правильно воспринять его сообщение о том, что он появился там из-за нее. Не хотелось ему и искажать сложившегося положения вещей. Наташу же этот факт насторожил, она и впрямь привыкла к нему, как к своей неотъемлемой части, и жизнь ее могла показаться опустевшей, прекрати она поддерживать переписку с ним. Тогда она как-то невзначай, терзаемая уже нешуточным любопытством, написала ему номер своего телефона и попросила позвонить, если что изменится опять, на что Рома тактично ответил, - Спасибо за телефон, теперь я буду знать, что могу с вами связаться в любой момент. Они были все еще на «вы». 

 

 

Ну а дальше -  больше. Спустя еще некоторое время он уже рассказывал ей, как он проводит выходные со своими племянниками, в какие игры он с ними играет, как они громят его квартиру, после чего его квартира напоминает настоящее поле «Куликовской битвы», и как у него гудит по два дня голова после их ухода; рассказывал о своих «друзьях» – иностранцах, о их выходках, о том, как они ему порядком надоели своей ненасытностью, а сам незаметно для себя все больше и больше привыкал и привязывался к ней. Он всегда интересовался ее младшей - Машулей, и однажды поймал себя на мысли о том, что ему позарез надо ее увидеть, не понимая откуда вдруг в нем возникло и стало усиливаться это желание. Наташа же все ждала, когда он позвонит, но он все не звонил. А не звонил он, потому что не хотел форсировать события и идти на еще  большее сближение. Он спрашивал себя - «А что потом, а что же дальше?» Перспективы развития их отношений выглядели весьма туманно, а вернее вообще никак не выглядели. Он уже начинал ругать себя за то, что позволил себе сблизиться с ней, породить у нее надежду на что-то, на какое-то будущее. Что и говорить, даже такие отношения обязывают к чему-то и накладывают на человека моральную ответственность за них. Хотя сами виртуальные собеседники и делают вид, что между ними нет никакой привязанности, что они просто разговаривают и все, на самом же деле это далеко не так. Привязанность неприменно возникает и именно привязанность начинает руководить на каком-то этапе дальнейшими действиями виртуальных  собеседников. Раз люди общаются долгое время, значит им хочется этого общения, значит их тянет друг к другу и они испытывают при этом какие-то чувства друг к другу, а расставание, прекращение даже такого общения чревато разочарованиями, обидами и переживаниями, потерей веры в себя и в людей, и прочими негативными последствиями.  

 

Напряжение усиливалось, когда он думал обо всем этом, и однажды, оставшись на работе допоздна в очередной раз, он не выдержал, сходил в магазин, купил себе бутылку водки, вернулся, наполнил вместительную рюмку и опустошил ее одним махом. Он сидел за столом, смотря в стену напротив и напряженно думал о том, что же теперь делать дальше. В этот момент компьютер дал знать, что в почту пришло новое письмо. Он взглянул, письмо было от Наташи. Она сообщала, что едет домой, находится за рулем, пишет ему с телефона и скоро будет дома. Он попросил ее быть осторожней, не отвлекаться на писанину, а лучше смотреть на дорогу. Сам же он подождет на работе, пока она доберется до дому. Однако она ответила, что сегодня возможно не сможет больше ничего написать, так как будет занята допоздна. Он крайне удивился. На нее это было не похоже, и на душе у него стало тревожно. Посидев еще немного, и опрокинув еще пару рюмок водки на голодный желудок, он сам написал ей, справившись, все ли у нее в порядке и чем она так серьезно занята сегодня.

- Я дома, - ответила она.

- У тебя гости? – он как-то резко перешел с ней на «ты», и хотя они давно уже договаривались об этом, привычка «выкать» все еще давала иногда о себе знать.

- Нет, я одна.

- Почему же ты сказала, что не сможешь писать?

- Если честно, я пью. Мне надо как-то выпустить пары, а когда я выпившая я начинаю говорить глупости, и потом мне будет стыдно перед тобой. Я просто не хотела бы, чтобы ты меня «видел» в таком состоянии. А ты сам где, дома или все еще на работе? Рома удивился. По большому счету он знал ее не так уж и хорошо, и ему подумалось сперва, что возможно она излишне увлекается алкоголем. Но такую мысль он воспринял абсолютно спокойно, так как и сам проходил в жизни через всевозможные огни и воды и мог все понять и принять спокойно. «Если это даже и так, то это вполне закономерно - мелькнула мысль - ее можно понять».

- Хм, ты пьешь, и что же ты пьешь? – поинтересовался он.

- Взяла себе бутылку вина и пью. Мне пару бокалов обычно хватает, чтобы захмелеть, - ответила Наташа.

- Так ты пьешь, значит, и не хочешь со мной говорить, ну а я, по-твоему, что делаю сейчас? – спросил он.

- Ты тоже пьешь? – был полный удивления и неверия в такое совпадение вопрос.

- Да, сижу вот и тоже пью, - ответил он.

- Господи, ты тоже пьешь! Надо же, это надо же, - не успокаивалась Наташа, - А с чего это вдруг? Ты же не пьющий, насколько я знаю.

- Непьющий, да..., даже не знаю почему я пью, пью и все, как алкоголик, а ты с чего вдруг, да еще одна, ты тоже алкоголик? – спросил он, шутя.

- И я не знаю - ответила она – я тоже алкоголик, наверное, а когда ты домой пойдешь?

- Скоро уже, вот ждал пока ты доедешь, беспокоился, но раз ты дома, да еще и пьешь, значит все в порядке.

- Нет, не все в порядке, почему ты не звонишь мне? – спросила она с обидой в словах.

Рома тяжело вздохнул. Он не знал, что ответить.

- Наташа, пойми, я не хочу форсировать события, и потом, если что-то пойдет не так, я никогда себе этого не прощу.

- А что может пойти не так? – переспросила она растерянно.  

 

Здесь надо сказать, в этом-то и заключается конфликт в отношении к вещам мужчины и женщины. Рома думал о будущем, представлял себе события в их развитии, и не видел пока, как эти события могут развернуться в удачном для них русле. Он уже перестал думать о том, что надо соблюдать дистанцию, не позволять себе привязываться, быть трезвомыслящим и рациональным. Зная, прежде всего, о том как тяжело женщинам переживать разрыв пусть и с виртуальным, но успевшим понравиться и стать близким собеседником, он никак не хотел причинять ей боль, не хотел приносить ей страданий, потому что уже невооруженным глазом было видно, как она пылает, как все ее спящие доселе чувства пробудились вновь. Не далеко от нее ушел и он. Однако он не имел ни малейшего представления о том, как и что надо делать в этом случае, ведь не было никакого повода для того, чтобы вот так, ни с того, ни с сего взять и разорвать уже успевшие окрепнуть отношения. Пускать же все на самотек он тоже не мог. И хотя они и не виделись никогда, а воспринимали друг друга только посредством сухих букв, она уже начала чувствовать его запах, а он чувствовал ее всем своим нутром. Оба они уже полностью хозяйничали в «квартирах» душ друг друга, куда сами же и впустили друг друга по доброй воле, и радостно открыли все двери. Корень конфликта заключался в том, что Наташа, в отличие от Ромы, о будущем совсем не задумывалась. Ей хотелось окунуться, броситься с головой в этот омут страсти и любви и даже сгореть там, но испить эту чашу до дна, пусть даже горькую, но только бы ощутить эти доселе незнакомые ей ощущения, нахлынувшие на нее, что она, собственно говоря, и так уже сделала. Она и так уже бросилась с головой в этот омут любви. Она даже и не сопротивлялась этому. Но бросившись туда, она, естественно, не нашла там той отдушины, которую так искала, поскольку человек ее выражался пока что только в буквах, не более того. И теперь она металась, думая больше сердцем, чем головой в отчаянных попытках прийти к какому-то закономерному результату развития их отношений. Это печально, но это было так. И горечь этой чаши уже давала о себе знать. Рома пожелал ей приятного вечера, наказал сильно не напиваться, хотя и сам пошатывался от того, что водка действовала на него еще сильнее из-за пустого желудка. Пообещал, что обязательно позвонит, попрощался и, отключив компьютер, побрел в тяжелых раздумьях домой.

       

**** 

 

 

В ту ночь Роме не спалось, была уже середина лета, вечерний воздух еще не успел остыть от дневной жары, но дома было прохладно. Тихо жужжал кондиционер, и Рома, одевшись спустился во двор подышать свежим ночным воздухом. Он частенько выходил прогуляться по ночам, когда вокруг было тихо, не гонялись с шумом вереницы машин, а воздух был намного чище, чем днем. Он не уставал, а наоборот, ощущал прилив сил после таких прогулок, и засыпал потом уже лучше, надышавшись свежим воздухом.   

 

Наташа допила свое вино, пить ей больше не хотелось, она зажгла сигарету и вышла во двор покурить. Было два часа ночи, сон испарился, а всадник приятно щекотал у нее в животе. Походив по двору, она зашла в дом на кухню, сделала себе кофе и поднялась наверх... Рома шел уверенным шагом по ночным улицам. Он был уже довольно далеко от дома, но возвращаться обратно пока не собирался. Он точно знал, когда надо будет развернуться и пойти в обратном направлении. Проходя мимо сверкающих витрин еще работающих магазинов и мигающих огней ночных клубов, он увидел надпись "Интернет клуб”. Он еще никогда не заходил в Интернет клубы, но сейчас он остановился и уверенным шагом зашел вовнутрь, не отдавая себе еще отчета в том, что ему там делать. Что-то необъяснимое вдруг подсказало ему, что это именно то место, куда ему сейчас надо. Внутри стройными рядами сидели ночные любители Интернета, а в помещении стоял специфический запах компьютерного излучения с примесью меди, который исходил от работающих машин. Этот запах был ему хорошо знаком, так как в его рабочем кабинете стоял точно такой же запах. Рома поморщился, указал на свободное место администратору клуба и сел за стол. Первым делом, он уже автоматом проверил свою почту. Среди остальных посланий, было  одно и от Наташи. Она писала, что зря выпила вина, теперь у нее раскалывается голова, и она не может уснуть. На часах было 3:00. Рома написал ей в ответ что-то успокаивающие и ободряющее и собрался было уже уйти, осознав всю глупость своей затеи, как вдруг он увидел, что от Наташи пришел ответ.

- Ты здесь! – радостно писала она, - почему ты не спишь, надо же какое совпадение! – все строчила она, сдабривая свои послания целыми вереницами скобок, означающих улыбки на языке опосредованного общения.

- Да, я здесь, и мне не спится, - отвечал Рома, - вышел прогуляться, зашел в клуб сам не знаю даже почему. Что-то чувствовал, наверное, - улыбнулся и он.

- Ты знаешь, я иногда даже чувствую твой запах, как такое может быть? – спрашивала Наташа…

- Как ты себя чувствуешь?

- Ой, плохо, очень плохо. Зря я выпила вино. Теперь голова разрывается на части, это ужасно.

- Прими что-нибудь от головной боли и постарайся уснуть.

- Ой, чего я только не приняла уже, - улыбнулась она в ответ. Хорошо, что хоть завтра на работу не надо, могу выспаться. Но сейчас мне плохо, очень плохо. Прошу тебя, позвони мне, я злюсь уже, у тебя же есть мой телефон, так не честно. Чего ты боишься? Почему ты не хочешь звонить мне, ну почему? Рома посмотрел на часы. За компьютером время сжималось и бежало быстрее, чем обычно, и с начала их беседы прошел уже час. Он еще раз просмотрел ее старые сообщения, нашел ее номер телефона, записал его на свой мобильный, резко выключил компьютер и, расплатившись с администратором, вышел на улицу. Удивительно, но на улице жизнь кипела во всю. Мимо него проходили гуляющие парочки, по улицам сновали машины, и было также шумно и суетно, как и днем. Рома сделал глубокий вздох, затем шумно выдохнул, нашел Наташин номер и нажал на вызов. Послышались гудки и в трубке раздался женский голос.

- Ало.

- Это ты?

- Да, это я, а это ты?

- Вроде я, привет!

- Привет!

Поначалу они были немного растеряны и не знали, что сказать в первые мгновения. Голос Наташи был совсем не таким уж и нежным голоском, каким он мог его себе представить. Это был глубокий грудной, но приятный голос взрослой женщины с какой-то хрипотцой.

Рома постарался как-то разрядить обстановку.

- А голос-то у тебя прокуренный и пропитый, – сказал он в шутку, - видать действительно отрывалась сегодня в одиночестве.

Невозможно передать, что творилось у Наташи в душе в эти мгновенья. Радость смешалась со смятением и одновременно с опустошением от сбывшегося, наконец, желания, настороженностью первого разговора и удивлением от неожиданного звонка.

- Ты знаешь, у меня с детства такой голос. Когда я была еще маленькой, и мама водила меня к врачам, они всегда спрашивали у нее, не курю ли я, хотя я была совсем еще маленькой для этого, - ответила она смеясь – а у тебя легкий акцент. Во всем, что она говорила, сквозила та же искренняя простота и мягкость, которая исходила и от ее посланий. Рома слушал ее с интересом.

- Мы с тобой далеки друг от друга, но выходит, что провели сегодняшний вечер абсолютно одинаково, даже не сговариваясь. И мне не спалось, но я нагулялся вдоволь и сейчас уже иду домой, - он и правда почувствовал усталость.

- Хорошо, что ты позвонил, я не ожидала, правда. Ты так долго не звонил.

- Наташка, Наташка, - повторял он в трубку, смакуя ее имя.

Скованность первых мгновений быстро проходила, уступая место непринужденному разговору. Он спрашивал ее о детях, особенно о Машульке, она же выясняла подробности его жизни, о которых не могла спросить в переписке… Рома шел по направлению к дому.

       

С это дня их отношения перешли совсем на другой уровень. Это были бесконечные звонки, телефонные разговоры и смски, летящие туда и обратно сквозь пространство - в любую погоду и в любое время, и мгновенно доставляющие настроение собеседников на словно блюдечке в любую точку мира. Это были смс с работы, смс из дома, смс из машины, метро, магазина... Пальцы не расставались с телефоном. Рома, доселе лишь изредка прибегавший к этой услуге сети, и толком не знавший как это делается, вскоре стал строчить смс как настоящий профи, заметив, что на подушечке большого пальца стала грубеть кожа. А разговаривать они могли часами, особенно по ночам, когда дети засыпали, а он, отдохнув, чувствовал, что ему ее остро не хватает. Они фактически жили вместе, жили в одном ритме, жили друг другом и друг в друге, и постоянно ощущали присутствие друг друга, иногда, правда, переходя границы, гонимые желанием слиться воедино. Такие моменты оказывались настоящей пыткой, но которую оба мужественно терпели, не стеная. Даже будучи наедине, Рома в душе разговаривал с ней, делился с ней и советовался, как со своим вторым «я». А Наташины дети, особенно Настя, стали замечать, что с ней происходит что-то непонятное, что она очень изменилась, выражение ее глаз ее стало каким-то осмысленным, щеки пылали, а в глазах заиграл новый, доселе отсутствовавший в них свет. Наташа уже и не скрывала от детей, что разговаривает с ним по телефону. Она говорила уже в открытую. Детишек ее они стали в шутку называть «ушками». Те часто были рядом, сидя втроем на заднем сидении, когда она ехала за рулем и разговаривала с ним по телефону. В этот момент любопытные дети сразу затихали и начинали прислушиваться к разговору. И тогда она в шутку говорила ему, - А эти тут как тут - ушки на макушке. С тех пор они их прозвали никак иначе, как «ушки». «Где ушки?», «ушки в школе», «ушки пошли к бабушке», «ушки достали меня сегодня, не слушаются», «ушки сегодня спросили у меня, с кем это я все время разговариваю, а я сказала, что это родной человек». Такие ее заявления Рому поначалу настораживали. Он начинал внутренне ерзать, все не зная как к этому приноровиться и воспринять Наташу - такую откровенную Наташу как должное. Но потом он понял, что она действительно такая и есть - искренняя и доверчивая, и быть такой для нее в порядке вещей. Он тогда подумал про себя, что, наверное, это большой грех хоть в чем-то обмануть или как-то ранить такого доверчивого человека как она. Он был благодарен ей за это, и постепенно привык к этому.

       

Часы дней неумолимо тикали, а Рома уже не видел ничего, что происходило вокруг, вернее видел, но все проплывало у него перед глазами как нечто второстепенное, неважное, тогда как самое важное было там, в телефоне. Вместе с тем он стал не на шутку беспокоиться. Надо сказать, что Рома Зомби был парнем битым, не всегда понятным окружающим, и в жизни его случались такие вещи, которые нельзя было объяснить никакими логическими цепочками или подвести под какой-то существовавший прецедент. Он мог, например, всю ночь провести в камере отделения милиции вместе с воришками, наркоманами и прочим отребьем за потасовку, мордобой, за разбитую в каком-то ресторане посуду или за драку с инспекторами ГАИ и прочее буйство, а буквально на следующий же день вылететь в составе правительственной делегации в какую-нибудь страну на подписание важных межгосударственных соглашений или же с блеском пройти собеседование на самом высоком государственном уровне для поездки на повышение квалификации в один из престижных ВУЗов США. Когда-то в молодости он тесно общался с блатными и приблатненными пацанами, из которых уже мало кто остался в живых, и многого нахватался от них - так называемых «понятий» и «поняток». Ходил он с ними до тех пор, пока не наступил момент идти на настоящее дело, от которого пахло уже конкретным сроком. Тогда он и «нажал по тормозам» и, помахав им всем ручкой, занялся своими, вполне нормальными человеческими делами. А заняться ему было чем. В нем кипела постоянная страсть к познанию, к учебе и самосовершенствованию. Вот и с работой у него выходило так, что, с интересом познав все тонкости какой-нибудь работы в новой должности, он начинал чувствовать, что топчется на месте и деградирует. Разумные инициативы и новые начинания, им выдвигаемые, тонули в вязком болоте непонимания, боязни нового, консерватизма, нежелания руководства что-либо менять, и прочих административных проволочек. Тем не менее, в дальнейшем события разворачивались так, что все, о чем он говорил, рано или поздно становилось насущной необходимостью, и нововведения, которые он предлагал, находили в итоге свое воплощение на практике. Думая обо всем этом, он понимал, что он сам же и забегает вперед, предлагая то, чему еще не пришло время. Но с собой ничего поделать он не мог, такова была биологическая скорость его взгляда на жизнь. А тогда, поняв, что образ этой девушки из Питера захватил его полностью, он забеспокоился и даже испугался. Это нахлынувшее чувство, похожее на любовь, хотя, что это за любовь, если ты и человека в лицо не видел, его и согревало, придавало надежду, и тревожило. Что же это? Привычка? Притяжение? Что? Ощущения? Иллюзии? «Что же это такое? - думал он - что же это такое, я теряю контроль над собой». Наташа же распалялась все больше и больше. Она уже не могла усидеть на месте, ей хотелось выехать в аэропорт, сесть на первый же рейс и прилететь к нему. Поначалу Рому Зомби с непривычки даже пугала эта Наташина крушащая все лавина простоты и открытости, но она как неудержимый локомотив сметала в пух и прах все его страхи и сомнения, и в итоге он, отбросив в сторону все лишние размышления, принял ее саму, и все, что происходило именно так, как оно и было.

- Ты доиграешься, что я прилечу, засяду, да что там засяду, забаррикадируюсь у тебя в аэропорту и буду ждать до тех пор, пока ты не приедешь за мной, и никуда не уеду, - говорила она ему. А однажды он в шутку сказал ей, что ему все это надоело уже, и сейчас он вылетает к ней. Она несказанно обрадовалась. Обрадовалась до того, что ей хотелось петь и танцевать от счастья. Он сам не ожидал подобной реакции от нее. Не ожидал, что она воспримет его слова настолько в серьез. И когда он сказал ей наутро, что эта была всего лишь неудавшаяся шутка, в телефоне воцарилось долгое гробовое молчание.

- Наташа, что с тобой, ответь, ты где?

Молчание, прерываемое тяжелым дыханием.

- Ну ладно тебе, что ты как маленькая, прекрати, мало ли что я сказал, ну пошутил, ну прости меня!

Молчание.

- Наташенька, милая, ну хватит уже!

Всхлипывания.

- Больше никогда так не делай, слышишь, никогда..! - в трубке послышались гудки.

Он понял, что переборщил с шуткой. Чем больше он ее узнавал, тем больше понимал, насколько она доверчива в своей искренности, и сама все воспринимает также. Для него это было все же чем-то новым и непривычным. Все женщины, которых он знал до нее, были изощренными в своих женских уловках, скрытными, сдержанными, и не выражали так открыто своих чувств. Некоторые из них были хитрыми, даже коварными, и с такими надо было держать ухо востро. Они воспитывали его, воспитывали в нем отношение к женщинам, а он, в свою очередь, воспитывал в них отношение к мужчинам. Они же воспитали его так, что он твердо знал, что желания и мысли женщин надо читать между строк, угадывать и понимать их намеки, недомолвки, а порой даже и молчание. Это было своего рода игрой. Те женщины, которых он знал, могли и любить, и даже сгорать от страсти и желания, но об этом вслух никогда не говорилось, и признаться в любви в открытую было для них чем-то вроде проявления женской слабости. Это был целый мир сложных взаимоотношений, хитросплетений и интриг, который был привычным для него, и в котором он чувствовал себя как рыба в воде. По сути, в отношениях с женщинами, он был настоящим охотником, терпеливо преследовавшим свою "жертву", обставлявшим ее капканами и ловушками, постепенно сужая круг ее маневра. Женщины это чувствовали, такой подход им даже льстил, и они спешили поднимать белый флаг. В этом и заключался весь интерес. А тут вдруг такой обезоруживающий поток простоты и искренности, и никаких намеков, а все, что есть - все налицо и ничего не припрятано. Хотя он осознавал, что такого человека как Наташа, которая всецело доверяет ему, верит каждому его слову, доверяет всю себя без остатка, нельзя подводить – она этого совсем не заслуживала, что нельзя никак задевать ее чувства, он все же еще не до конца знал, что же со всем этим делать и как с этим обходиться. Ведь существуют расстояния, существует еще бесконечное множество других факторов, разделяющих их, и нельзя бездумно бросаться с головой в эту бездну, однако тот неприкрытый напор страсти, та непреодолимая тяга, исходившие от Наташи постепенно завладевали и им.

       

На следующий день, когда он позвонил ей, он понял, что своей шуткой он действительно нанес ей сильную обиду, и ему пришлось очень долго успокаивать ее. Она долго молчала.

- Никогда так больше не делай, слышишь, я очень прошу тебя! - повторила она.

- Прости, ну что ты, не буду, конечно, ты прости меня, а как «ушки»? - пытался он как-то разрядить обстановку?

- Ушки все крутятся вокруг меня, чувствуют, что что-то не так. Эх ты…

В этом ее коротком «эх ты…» было больше, чем можно было сказать, но он и сам все уже прочувствовал и понял. А в тот же день, чуть позже, она прислала ему свои новые фотографии. И тогда, посмотрев на нее, Рома Зомби понял, что он серьезно влип. Он так и сидел, моргая глазами, будто получил обухом по голове. На новых фото она была совсем другой - в новой элегантной черной блузке, но лицо, ее лицо! Это было именно то лицо, которое ему так хотелось видеть рядом с собой, и видеть всегда. Это лицо было совсем не похоже на те ее лица, что были на предыдущих фотографиях, явно искажавших ее истинный облик. Была в ней та простая красота, которая была для него так близка, близка до самых последних молекул. Он смотрел на нее, не веря своим глазам, смотрел и не знал, что же теперь ему делать дальше. А его внутренние порывы сейчас же помчаться к ней вновь натыкались на невидимые, но прочные стены обстоятельств. Обстоятельства. Ох уж эти обстоятельства! Нам все время кажется, что это мы творцы своих обстоятельств, в действительности же обстоятельства все время преследуют нас и диктуют нам условия жизни с самого первого нашего вздоха. До этого, Рома больше воспринимал Наташу как весьма значимую для него личность, которая ему нравилась, которую он уважал, и которая стала ему очень близка. Но теперь, теперь… Он не находил слов, чтобы передать все то, что он чувствовал. Одно было ясно - эту женщину он любит, да, любит, и никуда уже ему от этого не деться.   

- Я получил твои новые фото. Ну так же нельзя, в конце концов! - пытался отшутиться  он, - так ведь и влюбиться можно чего доброго.

- А ты боишься этого? – спросила она с любопытством.

- Нет, не боюсь, но все же боюсь, да.., - он не знал, что и сказать.

- Можно подумать, что до этого ты меня никогда не видел.

- Видел, конечно, но здесь ты явно совсем другая, здесь ты выглядишь намного лучше, чем на предыдущих фото. Видимо твои старые фото были не очень удачными.

- А кто мешает тебе влюбляться?

- Спроси лучше не кто, а что?

- Что же это?

- Многое, очень многое, и, прежде всего, я по-прежнему боюсь причинить тебе боль, потому что на данный момент я не знаю как все то, что есть между нами перенести в реальную плоскость, учитывая все наши с тобой обстоятельства, – рассудительно говорила в нем неизвестно откуда взявшаяся осторожность.

- Чем же ты можешь причинить мне боль? Ты мой человек, я уже это поняла, и что бы ты ни сказал или ни сделал, ты не сможешь сделать мне больно. Ты никогда не сделаешь мне больно, я это знаю. Я все понимаю, но ведь главное не то, что нам мешает, а главное – это знать, что мы есть друг у друга, и мы вместе. Пусть даже мне это принесет страдание, но страдание лучше, чем ничего, чем пустота. Я через все пройду лишь бы знать, что мы вместе, потому что я.., – дальше шло многоточие, но многоточие уж очень о многом говорящее. «Как же я не хочу, что бы это принесло кому-то боль, страдания и разочарования - думал Рома - очень боюсь и очень не хочу этого». Ему вдруг так захотелось сказать ей те главные слова, которые уже не оставят ему путей для отступления, хотя путей для отступления у него и так уже не было.

- Знаешь, что я тебе скажу, Наташка ты Наташка, ЯТЛ, вот, – придумал он. Наташа напряглась.

- Хорошо, назовем это так, - рассмеялась Наташа, - но заметь, это не я сказала, это ты сказал! Она сама не на шутку разволновалась. Для нее сказать подобные слова было чем-то сродни серьезного поворота в жизни, который должен изменить все, что ей сопутствовало. Сама Наташа могла сказать кому-то «люблю», только будучи уверенной в этом на все сто. Она не разбрасывалась такими словами, более того, она никогда и никому их еще не говорила. Она могла это чувствовать, но чувствовать и произнести это вслух – совсем разные вещи.      

 

Рома же понимал все больше и больше, что он влип, влип по-крупному и бесповоротно. Все. Обратного пути уже не было. Оставался только путь вперед. И что бы то там не было впереди, чем бы это не грозило, надо было двигаться вперед. Это было уже неизбежным. Это было неизбежным результатом всего того, что было до этого, результатом его любопытства и интереса к девушке, стоявшей, положив по хозяйски руки на бока, и всех последующих за этим событий. «Главное, что бы мы знали, что мы есть друг у друга». Эти ее слова теперь беспрестанно звучали у него в голове, став своеобразным лозунгом.   

 

Наташа ожила. Она стала бойкой, жизнерадостной, совсем не такой как была до этого. Но еще она по-прежнему сгорала от нетерпения, от желания увидеться, увидеться, во что бы то ни стало. Обязательно увидеться, а потом все будет хорошо. Это он, это он - тот человек, который был нужен ей, это именно он, и больше никого ей не надо. Ей не терпелось, и она была твердо уверенна, что момент этот когда-нибудь обязательно наступит. У них появились свои слова, свои обозначения чего-то интимного, свои кодовые фразы, которые могли понять только они вдвоем. Надо сказать, что и Рома ожил. Он обрел какой-то смысл в жизни. Он жил уже не один, внутри него кто-то постоянно присутствовал.

       

Как странно, что эти люди, хоть никогда и не виделись друг с другом, но души их слились сполна в одно неделимое целое. Это было и прекрасно, и странно и непонятно, и от этого страшно. Однако, как бы то ни было, все это уже являлось непреложным фактом, который можно было только принять таковым, каков он есть.

- Чем занят, не помешала?

- Не твое дело, занят тем, чем занят…

Молчание. Тихое хихиканье…

- Ах, вот ты как!? А ну-ка, упал отжался!

 - Слушаюсь. Сколько раз надо отжиматься? Я иду по городу, а ты?

- Я на кухне, жарю детям котлеты. Ты ходишь пешком?

-  Да, я и так целыми днями сижу на работе, «яйца высиживаю», езжу на машине по делам, и ходьба - моя единственная гимнастика...

- Читаю «Три товарища». Лежу, думаю о тебе…

- Я уже дома…

- Молодец, садись, пять! – смеялась она.

- Что, крутая?

- Нет, это ты у нас крутой парень.

- Возможно, а знаешь, во мне нет абсолютно никакой похоти по отношению к тебе.

- Как это?

- А вот так, хоть и ЯТЛ, но отношусь к тебе скорее как к человеку, как к личности прежде всего. Для меня ты важна, прежде всего, как человек, а потом уже как женщина.

- Это радует, конечно, но ведь мне, как и любой женщине, хочется быть и желанной тоже.

- Не знаю, но ты почему-то у меня не вызываешь острых приступов похоти, желания запрыгнуть на тебя, помять, ну, пока что, по крайней мере. Скорее, мне больше хочется оберегать тебя, заботиться о тебе, чтобы ты была рядом, а потом уже на очереди и кровать, и все остальное.

- Ты просто меня не видел и не чувствовал моей нежности, потому так говоришь. Кстати, я тебя нежно целую.

       

Она часто произносила слово «нежно». Ей самой нравилось его произносить. Она выплескивала все то, что спало в ней многие годы, то, чего она не испытывала еще никогда в жизни. Такое было с ней впервые. А так как у Ромы в жизни был уже большой и драматичный опыт любви и отношений с женщинами, который он помнил, и который он будет помнить всю свою жизнь, то он относился ко всему происходящему несколько иначе, чем она. Наташа отчасти получила, то, чего она всегда ждала. Она ощутила тот стремительный поток чувств, нахлынувших на нее, в котором она купалась, и которым она наслаждалась. Чувства ее находили взаимность, и она хотела, чтобы все это продолжалось вечно.   

 

- Представляешь, сегодня была на переговорах с одним партнером-иностранцем, у него строительная компания и он должен был подписать с нами контракт, а он, сволочь, дал мне ясно понять, что.., ну в общем, что сделает это только через меня, т.е. через постель. Я сейчас хожу злая, расстроенная, дрожу вся, и хотя наш генеральный сказал не обращать на этого придурка внимания, я все равно никак не успокоюсь до сих пор.  

 

Рома вскипел. Ему немного надо было, чтобы завестись с пол-оборота. Да и Наташа сама была такой же, темпераментной и горячей при необходимости.  

 

- Как это через тебя? Он тебя обидел? Спавший внутри него без дела Зомби тут же проснулся и не знал теперь, что же ему делать. «Может вылететь прямо сейчас и надавать этому кретину по шее, научить его уму-разуму?», - думал он, кусая губы. Решил, однако, не пороть горячку.

- А контракт он подписал?  

- Нет, не подписал, гад, представляешь! Какой же он гад! – не успокаивалась Наташа.

- Хочешь, я скажу людям, - кое-кто как раз на днях в Питер должен ехать, - этому засранцу скажут и он все, что надо подпишет.

- Кто это?

- Это люди, от которых многое зависит. Они сейчас здесь, но должны скоро вылетать в Питер по делам. Разговаривать они будут не с ним, а с теми, от кого он зависит. Это люди из большого с нужными связями. Их не только послушают, но будут даже рады выполнить их просьбу. И действительно, Рома мог сказать своим влиятельным зарубежным «друзьям», с которыми он все время возился, и которые, воротя огромными капиталами, оказывали влияние и на политику тоже, и им ничего не стоило бы шепнуть кому надо в Питере дать указание соответствующей фирме подписать нужный контракт, поставив эту фирму перед фактом закрытия или непрекращающихся проверок. О методах работы на пространстве СНГ знали все иностранные компании, и те, кто все же отваживался работать здесь и получать при этом неплохую прибыль, были вынуждены со всем этим мириться.

Наташа подумала некоторое время.

- Нет, не надо, не стоит. 

- Почему же, я не шучу, говорю вполне серьезно, - ему очень уж хотелось хоть что-то сделать для нее, и в уме он уже прокручивал как он будет действовать дальше в случае ее согласия. Если бы он только знал название той компании, то не спрашивал бы у нее разрешения вовсе.

- Я знаю, что не ты шутишь, но все-таки не надо. Мы с этим гадом работать не будем, не беспокойся, я буду в порядке, спасибо тебе за предложение, но нет, не нужно все же, - не захотела усугублять конфликт Наташа. Она не хотела, во-первых, поднимать слишком большой шум вокруг этого дела, не хотела она и беспокоить Рому, но ей было приятно слышать такое от него. Она ощутила какую-то опору под ногами, и уже не чувствовала себя такой одинокой.   

 

- Муравьишка-хвастунишка ты мой, я тебе благодарна, но не стоит беспокоить людей из-за этого. Поверь, он этого не стоит, - заключила она.

- Ну, как скажешь, только запомни, котенок, я тебя в обиду не дам, хоть я и далеко, слышишь?

Наташа замолчала. Ей стало невероятно тепло и хорошо от таких слов. Такое говорили ей впервые в жизни. Такого она еще не никогда слышала. Ком подкатил к горлу. Незнакомые чувства переполняли ее, бурлили и кипели в ней, и она тихо заплакала.

- Ты плачешь, котенок?

- Нет, это я всхлипываю от радости. Какая же я все-таки дура.., - рассмеялась она сквозь слезы.  

 

 

ГЛАВА V. Севилья

Время от времени, взвешивая все обстоятельства своей жизни, Рома все же прекрасно понимал, что если они будут продолжать общаться в том же духе, то это ни к чему хорошему не приведет. А обстоятельства были таковыми, что Рома жизнь свою менять не собирался, да и не смог бы, даже захотев. Для этого не было никаких предпосылок кроме тех чувств и эмоций, которые возникли между ним и Наташей. Да и ставя себя на место Наташи, он не мог представить, как она со своими тремя детьми сможет что-то кардинально изменить в своей жизни, даже, несмотря на то, что происходящее между ними можно было назвать самым главным событием, случившимся в их жизни. Заглядывая вперед, он понимал, что даже если они и встретятся когда-нибудь, это может сблизить их еще сильнее, а может и наоборот – в реальной жизни кто-то из них поймет, что преувеличивал и создавал для себя иллюзии в отношении образа собеседника.

Так что же все-таки произошло? А произошел его величество случай. Произошло то, что два человека, никогда не видевшие друг друга, испытывали непреодолимую тягу друг к другу, заполнили друг друга до последних клеточек, ощущали постоянное присутствие друг друга, жили и дышали друг другом, но в то же время, находились на большом расстоянии друг от друга. Из вариантов можно было бы предположить, что они могли бы периодически встречаться, навещать друг друга, проводить вместе отпуска и праздники, однако это выглядело бы смешным, так как никто из них не был связан семейными узами и не был в ответе не перед кем. Оба были абсолютно свободными людьми. И при всем этом встречаться урывками, отчасти тайком и тем самым обрекать друг друга на жизнь ради человека, находящегося за тысячи километров, но лишать себя возможности замечать тех, кто рядом и может стать действительным спутником для кого-то из них. Он понимал, что Наташин темперамент и желание поскорее увидеться несмотря ни на что пьянит ее и исходит не от мыслей трезвых и взвешенных, а скорее от сердца и эмоций, переполнявших ее. С другой стороны, ведь если в жизни появился человек по душе, вошедший весь без остатка в «дом» твоей души, то надо было крепко держать этого человека, ведь второго подобного шанса могло и не представиться. Он, конечно, мог бы пригласить Наташу жить с ним. Она, кстати, сама уже высказывала мысли о том, что ей все равно где жить, лишь бы вместе. Он тоже хотел этого, но это его и пугало. Эта всем известная концепция «рая в шалаше» жила только на словах, но никак не могла стать приемлемой для их жизни, да и вообще, реальная жизнь еще не знала подобных фактов, разве только если двое окажутся вынужденными жить в шалаше на каком-нибудь острове после кораблекрушения. Но тогда этот факт, рано или поздно, стал бы известен всему миру, и про него написали бы книгу или сняли бы фильм. Знал бы бедный Робинзон, что он станет человеком известным, и даже больше чем другие не менее яркие исторические персонажи, некоторые из которых добровольно обрекали себя на смерть как Ахилесс, чтобы остаться жить в памяти потомков или Галилей, для которого важнее важного было, что «она все-таки вертится». И кто вспоминает про них сейчас? Разве что изредка в фильмах и мультиках, либо для того, чтобы щегольнуть своими познаниями в истории. А Робинзон - тот самый Роби в каких только образах не представал перед потомками – и в драматическом, и в комедийном, и в театральном. Да всех и не перечислишь. А выпадет ли нашим героям подобный шанс? Перспектива довольно сомнительная. Наташины мысли о «рае в шалаше» пугали Рому своей необдуманностью и ее нежеланием видеть день завтрашний. Ведь при таком раскладе дел, при таком наплыве страстей, столкнувшись с первыми же житейскими трудностями, которые, к тому же, обещали быть глобальными, она могла и не выдержать, и весь ее пыл мог угаснуть. Вернее, даже не мог, а точно угас бы. Потому что, в конце концов, не могут, ну не могут быть настоящими чувства к человеку, которого ты никогда не видела, а знаешь только по фотографиям и по голосу. Это печально, возможно цинично, но это именно так, как и любая другая правда жизни без прикрас – цинизм чистой воды. И всему этому еще предстояло пройти тяжелые и серьезные испытания. Он не представлял, как можно оторвать ее от уже сформировавшегося уклада жизни, от дома, ее близких, как приживутся ее дети на новом месте, да и сама она тоже. Жили-то они в совсем разных странах, между которыми уже ничего общего не было. Понимал он и то, что в итоге все выливается в финансы, которых на данный момент не хватило бы на все - про все. Это только в фильмах показывают как женщина с одним ребенком, - но обязательно сыном (чем девочки не угодили?), - оставшись одна, бывает вынуждена торговать на рынке картошкой, отбиваться от назойливых  бандитов - паразитов и проходить через все круги ада, пока, наконец, ей не повстречается какой-нибудь крутой бизнесмен, банкир или какой еще кино-олигарх, который зараз решит все ее проблемы, сына ее научит боксировать, одним телефонным звонком разберется с бандитами-прилипалами и приведет свою пассию жить-не-тужить в свой особняк, а сам втихую выкупит обратно ее дедовский дом в деревне, который был вероломно присвоен разжиревшей на казенных харчах местной администрацией, е-мое..! Все эти вопросы волновали его и не давали ему покоя. Он отлично понимал, что Наташа, по сути, именно тот человек, который был ему нужен, которого он, возможно и сам того не подозревая, ждал всю жизнь, и который был его действительным дополнением, потому что такую близкую по духу женщину как она он еще в своей жизни не встречал. Но, кроме того, он был еще и человеком практичным и обстоятельным, звезд с неба не хватал и привык все организовывать и планировать заранее. Он привык трезво обдумывать и взвешивать все обстоятельства, оценивать свои возможности и расписывать свои будущие действия, не полагаясь на авось. Другой большой помехой было то, что он не принадлежал сам себе по роду своих служебных обязанностей. Был в постоянных разъездах, почти не бывал дома, жилья своего у него не было, и до знакомства с ней он вообще не планировал как-то организовывать свою личную жизнь. Наташа ворвалась в его жизнь стремительно, неожиданно, смешала все карты, взбудоражила и заставила его испытывать весьма и весьма противоречивые чувства, бурлящие теперь в нем как в котле. Помнил он и то, что, в действительности, это не она, а именно он первым ворвался в ее жизнь, что именно он сделал тот самый первый шаг. Она-то, бедная, стояла тихо в своем дверном проеме и никого не трогала! И хотя, в свою очередь, и она тоже в долгу не осталась, но вся ответственность за дальнейшее развитие их отношений лежала теперь на нем. А что-то определенное он пока что ответить себе не мог, тем не менее, ясно понимая, что без нее жизнь его опустеет, как пустеют осенью, цветущие недавно скверы и сады. Вся эта его трезвая перетасовка фактов и обстоятельств говорила о том, что надо либо что-то предпринимать, либо заканчивать заниматься этим садомазохизмом, как бы тяжело это не было. Однако его трезвые размышления сталкивались с отчаянным сопротивлением нахлынувших чувств, которые явно одерживали верх в этой мучительной борьбе.  

 

Позиции Ромы на этом «рынке» жизни были отнюдь не слабыми. Он имел немало возможностей. Его знали и уважали и в своей стране, и во многих других уголках мира.  К его словам прислушивались, с его мнением считались. Он был на равных со многими высокопоставленными людьми мирового бизнеса и политики, даже с теми из них, кто был намного старше него самого и по возрасту и по рангу. Умудренные опытом люди видели в нем своего человека - спокойного, рассудительного и умного. Однако этих позиций его деловой жизни было явно недостаточно для того, что бы как-то организовать и свою личную жизнь. Совсем недостаточно. Он это отчетливо понимал, а Наташа была именно из тех женщин, на которых женятся, из тех, что надолго, а не из тех одноразовых, с которыми просто флиртуют или имеют кратковременные отношения. И отношения их были весьма серьезными. Это не было флиртом, не было это и желанием добраться, во что бы то ни стало до постели, а там как карта ляжет… Да и людьми они оба были не такими, которые могли позволить себе одноразовые легкие отношения только лишь для кратковременных встреч и секса. Они оба были людьми основательными и знающими себе цену. Наташа, к тому же, была еще и верующей и строго блюла все законы веры, привитые ей сызмала. Она сама признавалась, что некоторые из ее подруг удивлялись ее слишком строгому поведению с мужчинами.

- Мне, наверное, надо было родиться в прошлом веке, я и сама это понимаю, - часто повторяла она в разговорах, - слишком уж я старомодна. Но Роме нравилась ее такая старомодность и серьезность. Прежде всего, потому что он и сам был таким же, а то, что было на поверхности – это была лишь образовавшаяся в процессе жизни защитная маска. Это и было основной причиной того, что он так серьезно и близко к сердцу воспринял отношения с ней. Однако после развода он еще не был морально готов, да он и не хотел создавать новую семью. И по натуре он был больше одиночкой, чем семьянином. Так было до сих пор, во всяком случае. Даже его бывшая жена говорила, что он как волк – все в лес смотрит, сколько его не корми. Не был он и из тех мужчин, которые женятся то на одной, то на другой, лишь бы жениться. Нет, он придерживался принципа «лучше быть одному, чем с кем попало». Но все это было до встречи с Наташей, и теперь все его принципы рушились, мясорубкой перемалывая все внутри него. Помимо всего прочего, он боялся признаться самому себе в том, что он просто не сможет потянуть дальнейшее развитие их отношений в их бытовом выражении. Не сможет. Да и никто не потянул бы такую основательную перетрубацию. Он боялся этой мысли, и от этого чрезмерно раздувал много других причин лишь бы не думать об этом. Он очень боялся показаться слабым и неспособным предпринять какие-либо кардинальные и конкретные действия, хотя его об этом никто и не просил. А предпринимать надо было многое, очень многое. Но сколько бы он не думал об этом, он не видел никаких путей разрешить ситуацию так, чтобы соблюсти все необходимые законы бытового жанра, и не прыгать в пропасть без парашюта. Это было бы несолидно и глупо. «Черт, надо же как все по-дурацки получается - думал он – дернул же меня черт девушку потревожить! Мало ли как она стояла! Жила себе бедная как-то, а что теперь? Как ты мог так безответственно поступить!? Ты виноват во всем, ты и расхлебывай теперь - отчитывал он сам себя, – теперь, если что случится, будешь всю свою жизнь виноват перед ней». Но его другое я говорило - «Ну, откуда же ты мог знать, что все получится так, да и кто мог бы знать вообще, да уж, дела..!» - вздыхал он, разводя руками. Одним словом, чувствуя, что он привязывается и любит Наташу все больше и больше, он все меньше знал, что ему делать дальше.

     

Такие вот непростые думы преследовали и не давали покоя Зомби, когда ему на мобильный позвонил шеф и попросил приехать к нему в офис. Шеф лично звонил не многим. Таких людей в организации были единицы. Людей, которые круглые сутки были на оперативной связи, людей из близкого окружения, которым давались очень конфиденциальные и важные поручения, и от которых у шефа не было секретов. Они знали все о его делах, личной жизни и интересах. Таких людей было двое или трое, не считая шоферов и охранников, но те только выполняли свои непосредственные обязанности, не более того. Шеф сам – человек довольно известный и уважаемый в стране бизнесмен и общественный деятель был с людьми доверенными предельно откровенен во всем. Он очень тонко чувствовал, кому можно доверять, а кому нет. Рома и сам испытывал к нему большую человеческую симпатию и уважение. Они часто ездили вместе - отдыхать и в деловые поездки. Это было, конечно, престижно и приятно пользоваться доверием и дружбой известного в стране человека, но за все это, и вообще, за свою отдачу работе надо было расплачиваться личной жизнью, да и сам шеф был человеком совсем не простым, очень сложным и многогранным, как и все неординарные личности. Словом, поучиться у него было много чему. Тем не менее, иногда и он, покачивая головой, говорил Роме, - Слушай, до чего же ты сложный человек, как же с тобой трудно! И это, отчасти, было правдой. Роме самому порой было очень трудно с самим собой. Внутри у него шла извечная борьба противоречивых характеров, ложившаяся на него тяжелым грузом, хотя с виду этот человек казался океаном спокойствия... Через 10 минут он уже сидел в машине, пробиваясь сквозь городские пробки. За прошедшие 10 минут, шеф успел позвонить еще несколько раз, каждый раз, недовольно спрашивая, - Ну где ты там застрял, тебя только за смертью посылай! - и все в таком духе.

- Пробки ужасные, застряли на светофоре, - оправдывался Рома, мы уже почти подъехали, будучи еще на самом деле в другом конце города.

- Когда будешь здесь? - не унимался шеф.

- Минут через пять, - слышал? – обращался Рома к водителю – жми давай, если опоздаем виноват будешь ты. Водитель улыбался, прекрасно понимая, что ни через пять, ни даже через десять минут они до шефа не доедут, но все это было делом привычным, и они спокойно выстаивали свое в одной пробке за другой.   

 

Наконец-то Рома добрался до главного офиса, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. Дверь тут же открылась, и улыбающаяся секретарша сказала, - Заходите, он ждет вас, - сама заранее зная, что после бурных объяснений по поводу Роминой неоперативности и прочих, нуждающихся в срочном исправлении качеств, шеф вызовет ее и скажет, чтобы она принесла чай и угостила Рому чем-нибудь вкусненьким. 

- Разрешите? – Рома постучался, приоткрыв дверь кабинета шефа.

- Заходи, садись, – тот был на удивление спокоен и в благодушном расположении духа.

- В общем, так. Мы едем в Севилью вероятнее всего. Скажи бухгалтеру, что бы выдала тебе деньги, оформляй визы в Германском посольстве, а билеты на самолет бери в Севилью. Приглашения из Германии уже в посольстве.

С Германией вопрос получения приглашений у них был отлажен давно. Все занимало каких-то пару часов. А получить приглашения из Франции, Испании или других стран было несколько сложнее и занимало немногим больше времени. Да этого и не нужно было делать. Приглашение могло быть из любой европейской страны, находящейся в зоне Шенгенского соглашения. Рома имел наготове все необходимые документы и справки для получения виз, и нужно было лишь получить свежее приглашение от одного из германских партнеров по бизнесу, проставить визы в посольстве, и все.

- Хорошо, когда выезжаем? – спросил Рома.

- Через три дня, - ответил шеф, назвав точные даты их отъезда и возвращения.

К вечеру следующего дня документы были оформлены, визы получены, билеты куплены, места в гостинице забронированы.

Ровно через три дня они вдвоем вылетели в Севилью. Рома никогда не спрашивал, с какой целью они едут и, что они будут там делать. Любопытным он не был по натуре, о цели поездок приблизительно знал, а все необходимые детали выяснялись уже на месте. Наташе он сообщил по телефону, что уезжает ненадолго заграницу, и теперь она ждала, когда он доберется до места, чтобы можно было ему позвонить.

Столица Андалусии Севилья – город, одно звучное название которого сразу же порождает ассоциации с матадорами, бегущими по улицам разъяренными быками, хотя действо сие происходит совсем не в Севилье, а во время праздника Сан-Фермин в Памплоне, а также с горячими испанскими красотками, отплясывающими Фламенко под звуки кастаньет. Через несколько дней в Севилье должно было состояться собрание совета директоров одного крупного международного холдинга по производству синтетических материалов для автомобилестроения. В собрании должны были участвовать некоторые из партнеров их компании, а целью поездки было договориться с советом директоров о приобретении на ближайших торгах пакета акций холдинга, позволяющего иметь долевое участие в поставках исходного сырья для производства этих самых материалов. Интересы компании Ромы официально представляли юристы, а их партнеры должны были оказать им поддержку, и в случае необходимости выступить поручителями.   

 

В Севилье их встречал представительский автомобиль, предусмотрительно присланный из отеля, с администрацией которого, Рома заранее согласовал все детали по телефону. Так как у них были забронированы апартаменты люкс, это предусматривало также и услуги автомобиля на все время пребывания в отеле «Шератон Ла Калета» - отеле с известным именем и славной историей. Прибыв в Севилью и покинув здание аэропорта, они расселись в ожидавшем их автомобиле и направились в отель. Водитель любезно рассказывал по дороге об условиях пользования автомобилем, о том, как его вызывать и сколько ему платить за сверхурочные вызовы. Он оказался хорошим гидом и объяснял, показывая руками по сторонам историю и особенности мест, мимо которых они приезжали. Добравшись до отеля, они быстро получили ключи от своих номеров и разошлись отдохнуть после перелета. На вечер у них была намечена встреча с друзьями-партнерами и очередная увеселительная программа, разумеется, за их же счет. Роме спать не хотелось. Он наскоро принял душ и спустился осмотреться в отеле. В глаза сразу бросился уровень этой гостиницы, так как в холле все сидели, не смотря на то, что был еще день, в вечерних костюмах и платьях, попивая напитки и ведя неторопливые беседы. «Не хватало еще, то бы они сидели здесь в смокингах» - подумал он, посмотрев с досадой на свой спортивный костюм. Несмотря на то, что на него никто не обращал внимания, он все-таки вновь поднялся к себе в номер и переоделся в соответствующий наряд, чтобы не выглядеть белой вороной. Походив немного по холлу, он вышел на улицу. Все вокруг было украшено в духе приближавшегося рождества. Повсюду висели серебристые гирлянды, а цветочные клумбы вокруг гостиницы были посыпаны белыми хлопьями из синтетического материала, напоминающего снег. «Красота!» - произнес он про себя, заметив в отдалении музей современного искусства. «Гм, интересно, надо будет сходить туда» - подумал он, однако тут же поняв всю бесперспективность этой затеи. Зазвенел телефон. Звонил шеф.

– Ты где?

– Я внизу.

– Будь добр, закажи, пожалуйста, нам чай, я сейчас спущусь, да, и позвони в офис, передай, чтобы тебе положили больше денег на телефон. Звонить придется много.

– Хорошо, я буду ждать вас в холле.

Минуты через две шеф был уже внизу. Они обсудили дела за чаем, составили план действий на вечер, а также на остальные дни, и направились в ресторан пообедать. Ресторан встретил их своим великолепным убранством в стиле модерн начала ХХ века и вышколенным администратором, который отвел их за специальный столик на двоих в дальнем углу зала. Принесли закуски и корзину с испанскими винами на выбор. Конечно же, побывать в Испании и не попробовать испанского вина, было бы верхом кощунства даже для непьющего, и они тоже не устояли против этого соблазна, заказав себе бутылку на пробу. К тому же испанское вино было слабым местом Ромы. Он предпочитал его из всех остальных знаменитых французских, чилийских, южно-африканских и прочих марок.  

 

Шеф стал произносить тосты за молодежь, желать ей успехов, больше путешествовать, видеть мир и учиться уму-разуму. Рома посмотрел по сторонам, будто ища там кого-то еще, а потом покорно смирился с тем, что молодежь – это видимо он сам и был. Так как человеком шеф был неординарным, - а неординарные люди попросту не могут быть предсказуемыми и понятными для окружающих, - все, что он делал тоже было неординарным. Роста он был среднего, подтянутого телосложения, всегда лаконичен и всегда оптимистично настроен. Обед прошел весело и шумно, но надо было готовиться к вечерней программе, и они, расплатившись, поднялись к себе в номера, предварительно договорившись встретиться внизу через час. Роме было очень жалко расставаться с возможностью насладиться еще терпким испанским вином, но расслабляться было нельзя, так как вечером им еще предстоял «великий» поход по злачным заведениям Севильи.

Он поднялся к себе в номер, включил телевизор, прошелся по испанским каналам, ничего так и не поняв из того, что быстро тараторили ведущие, и стал набирать Питер.

- Привет!

- Ой, привет! Ты где?

- В Испании уже.

- Как доехал, давно приехали?

- Нет, недавно, только освободился и сразу тебе звоню, а ты где?

- Я дома, сегодня не работаю, скучаю, ждала вот твоего звонка, я так рада, что ты позвонил, честно. Скучала очень.

Вновь ощущение дежа-вю пронеслось у Ромы в голове. В последнее время это стало случаться с ним все чаще и чаще. «Да, что же это такое!?» - недоуменно подумал он про себя.

- Я тоже соскучился, как дети, как Машенька?

- Ничего вроде, водила ее к новому врачу, говорит скоро все должно наладиться. Я так рада, что есть хоть какой-то прогресс. Лекарства не помогают, да я и сама не хочу ее очень уж пичкать ими. Жалко ребенка.

- Ничего, Наташенька, потерпи. Доктор прав. Скоро все обязательно наладится. Пора уже, - успокоил он ее.

- Так хорошо, что ты позвонил, ты даже не представляешь. Мне было так одиноко без тебя.

- Я здесь, всегда рядом, помню о тебе и никогда не забываю. Буду звонить, как только выпадет свободная минутка.

- Что собираетесь делать? Сегодня суббота. Гулять будете?

- Да, наверное. Скоро прибудут наши, мы должны будем пойти с ними куда-нибудь. Я позвоню тебе, как только вернусь. Только что вот настоящего испанского вина пригубил – моего любимого, на языке вкус еще остался, но вдоволь насладиться не дали, черти, - было неважно, кто не дал и кто черти, главное, что не дали, - настоящее испанское вино, - продолжал он, - это что-то! Обожаю его. Хотя в Испании, наверное, надо произносить слово вино без приставки испанское, – рассмеялся он, – это все равно, что заказывать кофе по-бразильски в Бразилии, – пошутил он, – А у тебя какие планы на вечер?

- Придет подруга в гости, может быть выйдем погулять на Невский, а потом вернусь, буду ждать твоего звонка.

- Хорошо. Я остановился в отеле «Шератон Ла Калета», номер комнаты двести семь на всякий случай. Сейчас скажу номер телефона отеля. Быстро взглянув на визитку отеля на телефонном столике, он продиктовал ей номер. Звони и сама, если что.

- Ладно, до вечера тогда, целую.

- До вечера.   

 

Часам к семи в отель сталии подтягиваться друзья-партнеры с довольным выражением на лицах. Они уже предвкушали грандиозный вечер-попойку. Как только все оказались в сборе, начали шумно обсуждать, куда можно пойти вечером в Севилье, перечисляя все увеселительные места этого города. Наконец, свое веское слово сказал Пабло Надаль – человек со связями из самой Севильи, предложив одно из таких мест, и заговорщицки улыбаясь при этом. Все дружно закивали головами и договорились выехать из гостиницы через полчаса. Рома и шеф поднялись в номера одеваться, а «друзья» пошли в бар «бомбить» корпоративную кредитку. Ровно через полчаса все были готовы трогаться в путь. «Друзья» - уже раскрасневшиеся от выпитого, а Рома с шефом трезвые и начеку, чтобы те не очень расходились. Надо сказать, что никому из этой теплой компании нельзя было отказать в изворотливости, хитрости и умении преподнести себя как самого важного и нужного человека.

В клубе, куда они пришли, их встретила роскошная обстановка, имитирующая космос с россыпями звезд, мягкие переливы гитарного трио и длинные ряды девиц топлесс, сидящих у стойки бара и улыбающихся им так радостно, словно их родной отец пришел вручать им наследственную грамоту. Оценивающе осмотрев пришедших с ног до головы и прикинув, что к чему, они сразу поняли, что здесь пахнет шансом неплохо поживиться, тем более, что компания была уже тепленькой. Тогда, покачивая своими грудями, девицы начали изощряться в улыбках до ушей, подмигиваниях и попытках познакомиться поближе. Надо отдать должное этому элитному заведению – девушки там действительно были хороши собой - все как на подбор. Как оказалось, большинство из них были выходцами из бывших советских республик – Литвы, Молдавии, Украины, России, из стран восточного блока – Румынии, Сербии, а также стран Латинской Америки. Быстро разобрав каждый по паре таких "девиц на вечер", теплая компания заняла два стола и стала заказывать все, что только можно было там заказать, лишь бы успеть потратить как можно больше денег. Шеф был спокоен как всегда. В шумной обстановке клуба время летело незаметно. Побыв там еще немного и убедившись, что у «друзей» все в порядке, Рома с шефом выдали самому шустрому из них толстую пачку наличных с лихвой и уехали обратно в отель.

Наташа в это время набирала Севилью по номеру, оставленному ей Ромой. – Хелло, гуд ивнинг, сэр, Шератон хотел? – пыталась она вспомнить английский. – Йес, буэнос ночес сеньорита – отвечал ей портье. Она попросила соединить ее с комнатой двести семь. Но портье ответил ей, что они не могут соединять звонящих с гостями без предварительного согласия последних.

- Мне срочно нужен ваш гость, проживающий в номере двести семь, - настаивала Наташа на ломанном английском, - что значит вы не можете? Он ждет моего звонка.

– Простите, но его нет сейчас в номере, мы передадим ему, что вы звонили, как ваше имя? – Портье был непреклонен.

– Попробуйте еще раз, уже поздно и он должен быть на месте или передайте ему, что звонила Наташа из Санкт-Петербурга.

– О, корочо, Натача, - заговорил вдруг портье на ломанном русском, обрадовавшись неизвестно чему, - пробую есче.

Рома вставлял ключ-карту в замок, когда услышал, что у него в номере звонит телефон. Он открыл дверь и быстрым шагом подошел к столику с телефоном.

- Слушаю вас.

- Ой, это ты, привет, наконец-то дозвонилась, - послышался радостный голос Наташи, - а то этот портье меня достал, все твердит буэнос ночес, буэнос ночес, а соединять не хотел, пока я на него не накричала. Я сказала ему, что звонят по срочному делу, и если он не хочет проблем, то пусть быстро соединяет меня. Он тут же соединил как миленький, а ведь не хотел, гад, – смеялась Наташа.

- Ну да, все правильно, я ведь только зашел. С кем он тебя соединит, если меня нет на месте? – засмеялся Рома, обрадовавшись Наташиному звонку, - ты извини, давай ка я переоденусь, умоюсь и сам тебе перезвоню, ОК?

- Хорошо, я буду ждать.

Переодевшись, Рома вновь набрал Наташу.

- Как ты, Наташка?

- Я скучаю, когда ты приедешь?

- Куда? Домой я возвращаюсь в пятницу.

- Нет, ко мне, - сказала совсем спокойным голосом Наташа, - приезжай оттуда ко мне, я тебя встречу. Сколько же еще мы будем ждать?

- Наташенька…, - начал было возражать Рома, но понял, в конце концов, что опять заведет старую пластинку о том, что он не раз уже повторял, и ему самому стало противно от этого. Вместо этого его стала сверлить мысль - «А почему бы действительно не слетать отсюда в Питер?» – пронеслось в голове.

- Наташенька, я приеду, как только смогу, - ответил он ей, услышав тихие всхлипы в трубке.

И вообще, никогда не плачущая Наташа – крепкая женщина, смело пробирающаяся сквозь все невзгоды, обрушенные на нее жизнью, стала часто плакать в последнее время.

- Что же мы будем делать дальше, надо же встретиться, обсудить все на месте и глядя друг другу в глаза.

«Проклятый Интернет», - подумал Рома.

– Наташа, я полностью с тобой согласен, надо все организовать, - ответил Рома, сам так и не поняв, что он сказал. Мысли его были далеко, он лихорадочно думал о том, как раскрутить ситуацию дальше. Мысли, мысли, мысли. Они лихорадочно вертелись в голове, не давая покоя вот уже несколько месяцев.

- Я на все готова и приму любой твой вариант, - продолжала Наташа с обидой и надеждой в голосе, - как ты скажешь, я так и сделаю.

Но проблема и заключалась в том, что Рома не знал, что сказать. Он понимал, что телефонный разговор – это не способ объяснять всю сложившуюся ситуацию, тем не менее, он ясно понимал и то, что час объясненьям пробил. Это было яснее ясного. Понимал он и то, что уже не получится разрулить ситуацию в обратную сторону. Это было самообманом. Нет, это уже было невозможно. Это рана в сердце на долгое время, и он не мог себе позволить так поступить с ней, ну и с собой тоже. Он хорошо понимал все это с самого начала, но развитие ситуации в русле ЯТЛ было неотвратимым, и надо было что-то предпринимать. ЯТЛ на их языке значило – я тебя люблю. Оба не могли позволить себе бросаться фразами, и в моменты, когда кто-то из них переполнялся чувствами, они могли только позволить себе сказать, - ЯТЛ.

- Что ты молчишь? – спросила Наташа.

- Думаю. Хорошо, я все прекрасно понимаю. Ты не думай, что я боюсь или не хочу нашей встречи, но у меня болит сердце от того, что я думаю о нашем будущем. От того, что я не знаю, как поступить. От того, что я знаю, что после встречи нам будет намного трудней. Мы находимся не так близко, чтобы встречаться по выходным и «ходить в кино, держась за ручки». Мы будем мучиться от желания встретиться еще и еще, и мне самому будет не очень приятно думать, что ты там одна, без меня. Это будет тяжело, пойми, и я не знаю, что делать, честно.

- Не думай ни о чем, просто приезжай и все, - Наташа стояла на своем, – приезжай, мы что-нибудь обязательно придумаем. У меня много возможностей. У моей тети дом в Подмосковье. Там никто не живет. Есть еще и другие возможности, - продолжала она говорить все те же вещи из категории рая в шалаше. «Главное знать, что мы вместе» - вспомнил Рома ее слова. Теперь он и сам так думал. Но, черт возьми, он отлично понимал, будучи достаточно взрослым и опытным в жизни человеком, - хотя и влюбленным, - что эта ее вера в "шалаш", образно говоря, улетучится при первых же жизненных неурядицах, при первых же бытовых проблемах. Начинать все с нуля в таком возрасте было совсем непросто, скорее даже невозможно.

– «Не становиться же мне подмосковным фермером, в конце концов» - думал он, понимая, что взять и вот так круто изменить жизнь попросту невозможно. Да, при желании можно все сделать, но начинать жить заново с "голой задницей", не имея ничего в знаменателе – перспектива довольно туманная.

- Ладно, Наташенька, поздно уже, я что-нибудь придумаю. Я обещаю. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи. Уже действительно поздно, а мне завтра рано вставать. Пока, до завтра.

На следующий день утром они с шефом встретились в холле гостиницы обсудить дальнейшие планы. В принципе, им надо было обсудить лишь кое-какие детали сегодняшнего поведения их «друзей» на собрании совета директоров, дать последние инструкции и для большего стимула обговорить условия вознаграждения при том или ином исходе дела. Вскоре подоспели и «друзья». Вернее самые шустрые их них - те, кто заправлял всеми делами, и были заводилами в этой группе. Их было двое. Французы Виль Готье или Вили, как они его называли, и Алек Шарден – оба из Парижа. Вили был хитрым, скользким, изворотливым и смекалистыми малым. Наблюдая за его поведением, человек более-менее наблюдательный мог обнаружить в нем подобие гремучей смеси не самых лестных черт сразу нескольких народов. Но Рома знал всю подноготную этого Вили. Единственным больным местом того были женщины. Женщины были его болезнью и смыслом жизни, и всю свою энергию, всю свою хитрость и изворотливость он использовал только с одной целью – заполучить в итоге как можно больше доступных женщин, поразвлечься до утра, а потом выдать очередную придуманную на ходу байку по поводу своей исключительноой важности в дальней перспективе. Вот и все. Это и было его жизненным кредо.

     

Виль был раскрасневшимся, еще не отошедшим от вчерашней веселой попойки, а запах перегара, шедший от него мог вполне сойти за отравляющий газ типа «Зарин». Несмотря на вчерашнее обильное угощение, у него хватило наглости предъявить чек из вчерашнего заведения за какую-то мелочь - то ли за орешки, то ли за что-то еще. Рома не мешкая, вытащил из кармана мелочь и передал тому, чтобы закрыть эту тему и перейти к другой, более важной. Шеф казался весьма довольным. Он вытащил из папки план работы на сегодняшнем заседании, где было расписано до мелочей, к какому результату нужно прийти по итогам заседания. Рома же все думал о своем, о более важном для него. Ему надо было придавать законченную форму ситуации, сложившейся вокруг их отношений с Наташей 35 из Санкт- Петербурга. Наконец, шеф закончил инструктировать Вили, - с Алеком вообще никто не разговаривал, - он был как бы «бесплатным» приложением к Вили. Как Рома и ожидал, Вили выдал целый перечень мероприятий по привлечению в их группу новых компаний, расписав все в виде схемы. Естественно, что на проведение этой работы нужны были дополнительные затраты. Шеф был согласен, но вносил по ходу свои поправки. Рома молчал, так как в присутствии шефа было излишним вставлять еще что-то. Когда они закончили и полупьяные бедолаги ушли из гостиницы на свое собрание, Рома спросил, обратившись к шефу, - Мы выезжаем в пятницу, а что если я возьму билет в Питер и буду дома еще дня через два-три, в понедельник-вторник?

- А зачем тебе в Питер, - спросил шеф.

- Рома хотел придумать что-то на счет родственников или других неотложных дел в Питере, однако выпалил вдруг неожиданно для самого себя, сказав, - У меня там любимая женщина, - а у самого широко раскрылись глаза от удивления. Такое он вообще говорил впервые в своей жизни, и, притом, не кому-нибудь, а своему шефу, и еще так откровенно. Шеф, сперва, несколько оторопевший от такого сообщения Ромы, подумал несколько секунд, внимательно посмотрел на него, взвесил все за и против - было даже заметно, как он мысленно что-то вычисляет, складывая все неизвестные данного уравнения в одно целое. Однако, видимо, такой ответ Ромы был единственно верным на данный момент, и даже безапелляционным, и возразить ему было нечего. Сказав так, он, неожиданно для самого себя, попал в самую точку. Но на самом деле это не было так уж и неожиданно. Во-первых, это значило, что шеф был не настолько и чужим Роме человеком, как это должно быть по субординации, а во-вторых, Рома и сам был не лыком шит. Он совершенно правильно воспользовался подходящим моментом и этой своей просьбой дал понять, что он и сам мужчина не промах, и ему надо проводить время с женщинами, и при том не с кем попало, а с женщиной любимой. В том, что шеф правильно поймет такой жизненный нюанс, Рома даже не сомневался. Весь этот тонкий расчет быстро пронесся у него в голове, и, уловив момент, он выдал свою просьбу так, что попал в самое яблочко, и все вышло довольно таки естественно. Другое дело, что он сам не ожидал, что все это произойдет так быстро, однако в душе он уже готовился к разговору на эту тему. Просчитал он и то, что в ближайшие несколько дней предстоит относительное затишье, и никто его тревожить не станет.

- Хорошо, поезжай, - сказал шеф. Позвони бухгалтеру и скажи, чтобы тебе переоформили билеты и сделали доплату если надо. Он говорил еще что-то, но Роме уже его не слышал, он лишь одобрительно кивал головой, находясь при этом мыслями очень далеко.

Надо сказать, что ему отчасти повезло в том, что его шеф, не смотря на свой почтенный возраст был человеком понимающим и знающим толк в «делах сердечных». У Ромы в глазах засверкали искорки радости, ему не верилось, что все образовалось так быстро и легко, и он сказал уже в шутку, - А еще на карманные расходы деньги у бухгалтера взять могу?

- Не наглей, это уже ты сам, и деньги у тебя есть, кстати, - засмеялся шеф.

В тот же день Рома позвонил в авиакомпанию сам, не полагаясь на медлительных работников офиса, переоформил свой билет, и получилось так, что на пребывание в Питере ему выпало целых четыре дня, включая два выходных, чему он остался весьма довольным. Он позвонил Наташе и сообщил номер своего рейса. Она сперва долго молчала и взволнованно дышала, не веря в то, что это происходит на самом деле. Она уже долгое время отчаянно хотела и ждала этого. Это продолжалось так долго, что она потихоньку начала уже привыкать к этому подвешенному состоянию и постоянным отговоркам Ромы, его доводам и трезвым мыслям о будущем. Все это начинало превращаться в безысходную рутину, и на тебе - неожиданное известие огорошило ее. Она не знала, что делать, что говорить, мысли метались из стороны в сторону, появился страх, и все перемешалось у нее в голове. Что и говорить, это известие от Ромы оказалось для нее полной неожиданностью. Все сразу пронеслось у нее в голове, и она только могла тихо произнести голосом, приглушенным комком радости, застрявшим у нее в горле, - Спасибо тебе, спасибо! Я буду в аэропорту, я приеду на час, нет, на два часа раньше, и буду ждать тебя в аэропорту, говорила она, затаив дыхание…  

ГЛАВА VI. Славный город Санкт-Петербург   

 

Вечером Рома попрощался с шефом, а на следующий день рано утором расплатился за гостиницу у портье, сел в дожидавшийся его автомобиль и направился в аэропорт, томимый нетерпением и ожиданием встречи с Наташей, его Наташей, ставшей для него уже такой родной и близкой. «Куда я еду? - думал он - к кому? К человеку, женщине, которую знаю только по переписке и телефонным разговорам? А что я знаю про нее?» Он начал перебирать в уме все то, что он успел узнать про нее за время их знакомства. А знал он то, что у нее с детства глубокий, грудной голос, создававший впечатление хорошо прокуренного и пропитого; знал он, что у нее трое детей, что она в разводе вот уже как три года; знал, что она умница, серьезная, эрудированная, крепкая как женщина и не падкая на слащавые мужские «подкаты»; знал он, что она не бросается в объятия первого встречного, несмотря на все муки одиночества, что она немного старомодна во взглядах на жизнь, и что соблюдает и чтит религиозные традиции. Поняв, однако, что на самом деле он знает про нее не так уж и мало, он прекратил это бесполезное занятие. Безусловным и самым главным для него было то, что она была, она стала его до мозга костей, несмотря на то, что он ее даже ни разу не видел. Несмотря на это, он чувствовал ее каждой клеткой своего тела, каждой волосинкой и всем обиталищем своей души. Она давно и прочно поселилась и теперь жила в нем. «М-да, думал он, - удивляясь про себя, - такое и в жизни редко случается, а так, как это случилось у нас…!» Человек, немало повидавший в своей жизни, Рома не ожидал, что когда-нибудь с ним произойдет такое, и что это произойдет вот так, совершенно случайно, вдруг, зародится ростком, созреет и начнет цвести после каких-то сказанных в суматохе дней без всякого умысла фраз. «Хм, надо же» - думал он, ощущая, тем не менее, приливы тепла и радости на душе от предстоящей встречи.

График его полета был составлен так, что по прибытии в Москву ему пришлось переезжать из Шереметьево в Домодедово, и еще часов 5 ждать там посадки в Санкт – Петербург. От Наташи, которая уже ждала его в аэропорту Пулково, его отделял какой-то час лета. По прибытии в Шереметьево, он сразу же набрал ее. Она все возмущалась, что ему составили такой неудобный график полета. И правда, пока он ждал своего рейса в Домодедово, самолеты вылетали оттуда в Пулково каждые пятнадцать минут. В недоумении он позвонил в туристическую компанию, с которой он обычно работал, и попросил девушку-менеджера объяснить ему, что все это значило, и почему она так непродуманно составила график его полета. Однако та объяснила ему, что если интервал между рейсами очень короткий, то из-за пробок на дорогах пассажиры иногда не успевают переехать из одного аэропорта в другой, а другого удобного для него по времени рейса не было. 

- Я специально подобрала рейсы так, чтобы у вас оставался запас времени на всякий случай, вы уж извините, - сказала она виноватым голосом. Ответ его вполне удовлетворил. Это было логично. Тогда, зайдя в кафе, он взял бутылку пива, удобно расположился в кресле, осмотрелся по сторонам, с досадой прослушал очередное объявление посадки в Питер, вздохнул, достал телефон и написал Наташе, - «Моя ехать». Через пару секунд пришло ответное смс, - «Моя ждать». Надо сказать, что ей нельзя было отказать в присутствии утонченного чувства юмора. За словом в карман она никогда не лезла. Он улыбнулся, посмотрел на часы, - до вылета оставалось еще два часа, - и стал потягивать свое пиво, наблюдая за суетившимися вокруг пассажирами.

Наташа в это время мерила шагами зал ожидания Пулково взад-вперед, ежесекундно посматривая на часы. Она все еще не верила в происходящее и не знала как ей себя вести когда он прибудет. Хотя на протяжении всего времени их «близкого» знакомства она только и мечтала об этом, но когда дело дошло реальности, ее сомнения, доселе никак не проявлявшие себя, тоже стали вполне реальными. «А что если я ему не понравлюсь? А что если он мне не понравится? А что если он окажется не таким, каким я его представляла?» Но самой страшной мыслью было, - «А что если он, увидев меня, повернется и уедет, и не захочет даже подойти?»

Наконец объявили и его рейс на Питер. Рома, долго не мешкая, прошел регистрацию и уже через несколько минут сидел в самолете. Хотелось спать, но нервное возбуждение после долгого перелета и от мыслей о предстоящей встрече не давали ему успокоиться. Еще, будучи в Москве, он, выйдя из здания аэропорта, нашел цветочный киоск и купил там скромный букет красных роз, предусмотрительно упаковав его там же в твердую бумагу, что бы тот дожил до Питера. Время полета пролетело незаметно, и вскоре Рома уже шел к выходу в зал ожидания Пулково, волоча за собой небольшой дорожный чемоданчик на колесиках. «Так, и где же она?» - подумал он, остановившись на верхних ступенях лестницы, ведущей в зал. Осмотревшись вокруг, он вдруг увидел женскую фигуру, быстро вышедшую из-за колонны. Он присмотрелся - это была она, Наташа. Он начал спускаться вниз. Наташа была одета в черный замшевый плащ, черные высокие сапожки на каблуках, стройная, изящная, и со стороны выглядела очень элегантно и привлекательно. «А она и вправду симпатичная!» - только успело мелькнуть у Ромы в голове, как они оказались лицом к лицу. Чуть скованно обнялись, все еще не зная, что говорить и как вести себя дальше. Рома посмотрел ей в глаза.

- Ну, привет, Наташенька! - сказал он с улыбкой. 

- Ну, привет! - ответила она, смеясь. Он вытащил из-за спины букет роз, и пока он его разворачивал, возникла небольшая пауза, давшая им обоим пару лишних минут, чтобы собраться с мыслями. 

- Ой, это цветы, спасибо тебе! - сказала Наташа, еще окончательно не придя в себя, и не совсем понимая, что же все-таки происходит. Несмотря на то, что все было по настоящему, сознание пока отказывалось воспринять происходящее как реальность. 

- Во.., эт-т я в Москве у-у-спел выс-скочить и купить ц-цветочки д-для тебя пока ждал р-рейса, - пробубнил, запинаясь Рома.

- А почему же ты так долго ждал, почему тебе дали билеты с таким промежутком времени между рейсами? Целых пять часов – почти полдня, - сетовала Наташа. Рома объяснил ей ситуацию с пробками и переездом так, как ему это объяснили в турагенстве.

- Понятно, но все равно долго. Ну что, пошли? Машина на стоянке. Нам еще ехать часа два, - предложила Наташа, и они вышли из аэропорта. На стоянке их терпеливо дожидался Наташин «Лексус». Она открыла багажник, Рома закинул туда свой чемоданчик, и они уселись в салон, положив туда и букет с розами. Моросил мелкий дождь. Как только они тронулись с места и стали выезжать на трассу, преодолевая редкие заторы на дороге, Наташа сказала, - Я забронировала нам места на два дня под Питером в зоне отдыха, чтобы можно было спокойно отдохнуть, побыть вместе. В городе суета, а там зимой почти никого не бывает. Летом мы с детьми ездим туда отдыхать. Как раз и этим летом были тоже. Там недавно сделали ремонт, а неподалеку оттуда находится и мой дачный домик, хотя это громко сказано, но ты увидишь, в общем. Если будет желание, съездим туда и я его тебе покажу. Но сейчас нам ехать еще часа два, так что можешь расслабиться, отдыхай, можешь поспать даже, если хочешь, - выпалила Наташа на одном дыхании и включила тихую музыку. Рома слушал ее, смотря искоса, и наблюдал за ее движениями. Ему нравилось как она каждый раз, чуть раскачиваясь, немного приподнималась на месте, протягивала руку к магнитофону, регулировала звук, включала поворотники, поворачивалась и серьезно смотрела на него. Ему нравился приятный тембр ее голоса, к которому он уже успел привыкнуть. Пока что ему нравилось все, что он видел, и это наполняло всю его сущность тихой радостью. Во всех ее движениях чувствовалась женственность и забота, а еще основательность и деловитость. Наташа же вела машину, в свою очередь, лишенная возможности рассмотреть Рому как следует. 

- Хорошо, ты умница, что все так продуманно организовала. Конечно, лучше подальше от городской суеты, да и я устал от этой беготни. Пару дней отдыха будет в самый раз, - ответил ей Рома, - но спать я не хочу, не спать же приехал, еще успею выспаться, - он посмотрел на Наташу. Она, надо признаться, в жизни была не просто симпатична, она была даже очень красива. Ее мягкие волосы красиво спадали на плечи, черты лица, глаза, смущенная улыбка - все было именно таким, как он себе и представлял, рассматривая ее фотографии, особенно последнюю, когда он понял, что влип окончательно и ему уже не отвертеться. «Неужели судьба и в правду преподнесла мне такой щедрый подарок?» - подумал он, сам пока не очень веря в это. Весь ее образ сразу прижился в нем так, как будто он знал ее очень давно. А может быть образы разных людей живут в нашей генетической памяти с самого начала нашей жизни, и узнаем мы их только тогда, когда встретимся с ними, если встретимся. И живем мы с ними в разных городах, и даже на разных континентах. А ведь может случиться так, что в силу хаотичности природы мы и не встретимся вообще на протяжении всей нашей жизни, и никогда так и не узнаем людей, которые могли бы стать нам близкими и родными. Да уж, поди пойми эту природу и эти пути неисповедимые... Они выехали на трассу, напряжение первых минут спало, они время от времени переглядывались и молча улыбались друг другу, ничего не говоря.

- Ты очень устал, голодный? Если хочешь, можно будет по дороге заехать куда-нибудь перекусить, заодно и передохнуть немного. 

- Нет, что ты, все в порядке, я очень рад тебя видеть, Наташа. А заскочить куда-нибудь на чашечку кофе можно конечно. Мы ведь никуда не торопимся, правда?

Она заулыбалась, - А ты даже и не представляешь, как я рада тебя видеть, я даже сама не могу еще понять насколько, - улыбаясь сказала она, глубоко вздохнув с облегчением.

- Ну как, как я приехал к тебе, супер я приехал? - гордо спросил Рома с хитрой улыбкой на лице.

- Ну да, конечно это было просто супер, хвастунишка ты мой муравьишка, - ответила она, смеясь, - супер он приехал, - передразнила она его, продолжая хихикать. 

- Ну, какой из меня муравьишка? - сказал Рома с деланным укором, - ты на меня посмотри, я скорее Бегемот, который боялся прививок, - вспомнил он название еще одного старого детского мультика. Они расхохотались. - Говорил же, что приеду, вот и приехал, а ты хныкала. 

- Ну конечно, а сколько крови моей выпил пока приехал? – все не могу, да боюсь, да сомневаюсь. Зануда ты, вот ты кто, - Наташа протянула руку и нежно погладила его по щеке тыльной стороной ладони. Рома смотрел на нее исподлобья, пытаясь получше разглядеть ее, до сих пор не еще веря в этот подарок судьбы. 

- Что разглядываешь меня, не нравлюсь? 

- Не-а, совсем не нравишься, и не надейся, - пытался раззадорить ее Рома. 

- Говорила же тебе, что я толстая и усатая, а ты не верил, - подхватила тон Наташа, однако также искоса погладывая на него.

- «А ты почему усы сбрил, Сеня?» – Рома вспомнил фразу из знаменитой комедии советских времен. 

- Это еще что, я могу и «Песенку про зайцев» спеть, – ответила в тон ему  Наташа. 

- Спой, но только без продолжения. А то кто будет тебя из милиции вытаскивать за разбитые витрины и улетевшую со стола дичь? Я не буду…

Однако Рома все-таки с подозрением прищурился и внимательно посмотрел на то место, где у Наташи должны были расти усы, но там он увидел лишь нежный, едва заметный пушок. «Ай-яй-яй, - подумал он, смеясь над самим собой, - какая обманщица, как нехорошо обманывать старших!» 

- Ты лучше на дорогу смотри, а песенку потом споешь, - напутствовал ее Рома, сам же, наполняясь чувством приятного душевного комфорта. Наверное, в тот момент этим чувством был наполнен весь салон ее автомобиля до самых его потаенных уголков и маленьких винтиков.

Мелко-моросящий дождь к тому времени превратился в агрессивный ливень – он яростно барабанил по крыше машины и заливал лобовое стекло. Наташа рулила, уверенно держась в сед..., нет, не в седле, а на трассе. Она все так же время от времени чуть привставала на месте, будто пытаясь усесться поудобнее и периодически поворачивалась и поглаживала Рому по щеке, словно хотела убедиться, что он в самом деле здесь, рядом с ней. Ему это было приятно, но дождь лил все сильнее, и он не хотел, чтобы она отвлекалась от дороги. «Наверное, я и впрямь зануда» - подумалось ему. Он вспомнил про свои оставшиеся дела. С ними надо было поканчивать. Он извинился перед Наташей, достал телефон и набрал Чарли. Чарльз являлся одним из руководителей Торговой Палаты Великобритании и был одним из членов его команды «веселых партнеров». Глядя на Чарли, можно было подумать, что это не чиновник высокого пошиба, а, скорее всего, модельер или престарелый английский денди. У него была роскошная седая бородка, аристократичные черты лица, а одевался он всегда в клетчатые костюмы ярких тонов, и таких же ярких тонов рубашки - красные, желтые, зеленые… Вдобавок ко всему, на шее он носил шелковые шарфики таких же ярких расцветок, которые резко контрастировали с цветом его рубашек. Однако, несмотря на столь пестрый внешний вид, судя по его чересчур живому интересу к дамам, голубым он все-таки не был. Разговаривал он с достоинством истинного английского аристократа, любил рассказывать анекдоты, однако его анекдоты были такими длинными, что их никогда не дослушивали до конца. Ни один из его анекдотов так и не был рассказан полностью. Однако человеком он был чрезвычайно воспитанным, любезным и дружелюбным, и, в отличие от других "друзей", спокойным и галантным кавалером. Рома вспомнил, что Чарли закидал его письмами перед его отъездом из Севильи, на которые он так и не ответил. Правда, он написал тогда что-то невразумительное в ответ - ему было не до Чарли тогда, однако помнил, что тот просился приехать по каким-то делам, и теперь ждал ответа.

- Хелло, - раздался в трубке голос Чарли. 

– Хелло Чарли, как твои дела, ты получил мое письмо? - Рома сразу же перешел к делу. 

– Да, получил, но я хотел бы приехать как можно скорее, у меня есть кое-что важное поделиться с вами, и один из моих друзей тоже хочет приехать - он крупный бизнесмен, – выпалил автоматом Чарльз. 

– OK, без проблем, но тебе надо будет подождать несколько дней, потому что шефа сейчас нет на месте, и я тоже в отъезде, в Санкт-Петербуге вместе с моей леди и дома буду через несколько дней. 

- ОК, дайте мне знать, как вернетесь домой, - согласился Чарли.

Рома попрощался с Чарльзом, бурча в слух, - Как же они надоели, эти халявщики - весельчаки. Теперь можно было действительно отдохнуть, если не случится ничего экстренного. Телефон, однако, отключать совсем он не решился, хотя иногда делал так, когда его совсем доставали. Это был его собственное изобретение культурной отправки всех подальше, на известные три буквы.

- Что ты сказал? - встрепенулась Наташа, - какие еще халявщики тебе надоели, что еще за Чарли? – протараторила она.

Рома посмотрел на Наташу. Она понимала английский и внимательно прислушивалась к его разговору, но больше всего ей понравилось то, что он сказал про свою леди. Это было приятно.

- Кто это Чарли? – продолжала любопытствовать Наташа, поглядывая на Рому. 

- Наташенька, ты на дорогу смотри лучше, не отвлекайся. Чарли – это партнер один из Англии, все рвется приехать, но и нам ведь нужно отдыхать когда-то, не железные ведь! Подробности я тебе потом расскажу, ты рули пока. А ему я позвонил только ради того, чтобы покончить с делами на сегодня, завтра, и до моего отъезда, чтобы больше не беспокоили нас попусту, - объяснил ей Рома. 

- И молодец, и правильно. Я тоже специально забронировала нам места подальше от города, чтобы ни «ушки», и никто больше не беспокоил меня по мелочам. Детей я отвезла к родственнице, я тебе про нее рассказывала. Она помогает мне иногда по дому. Им нравится с ней оставаться, она молодая, и им вместе интересно. На работе отпросилась, меня заменят, так что теперь можно спокойно уделить время и себе любимым, - отрапортовалась улыбающаяся Наташа.

    Услышав слово «ушки» Роме стало смешно. Он представил как три детские головы, навострив уши и притихнув, сидят на заднем сидении автомобиля и внимательно прислушиваются с кем и о чем разговаривает их мама. «Забавные они все-таки, эти дети» - подумал он.

- Как Машенька, кстати? – справился он о своей заочной маленькой «симпатии». 

- Ой, ты знаешь, она в последние дни стала лучше, бодрее, уже складывает слова в длинные предложения. Наверное, школа и общение с другими детьми влияет на развитие все-таки, - радостно сообщила Наташа, - она очень смышленая девочка, да и врачи делают все, что могут. Говорят скоро уже будет все нормально. 

- Я очень рад за нее, за вас, - искренне обрадовался Рома, - конечно, постепенно с возрастом все восстановится, - приободрил он ее, - ты знаешь, мне кажется, что она очень похожа на тебя, и у меня, не знаю почему, но к ней такое теплое отношение, после твоих рассказов о ней. Очень хочется ее увидеть. 

- В этот раз вряд ли получится. Я сказала детям, что уезжаю с гостями на несколько дней, а в следующий раз обязательно что-нибудь придумаем. 

- Эх ты, Наташка, - задумчиво произнес Рома, думая о чем-то про себя, – Наташка ты, Наташка..!

Она уже привыкла к его этой его «Наташке», - так он называл ее в минуты задумчивости, - будто это слово могло помочь ему найти правильный ответ на какие-то свои вопросы, и не стала углубляться в подробности и расспрашивать его, почему "эх ты", и почему она Наташка, а тоже вытащила из кармана плаща телефон, и набрала свою подругу Леру из Москвы. 

- Привет, - она кокетливо улыбалась в трубку, искоса стреляя глазами в сторону Ромы, - да, встретила, ммм.., даже лучше чем ожидала, превзошел все мои ожидания, - Наташа опять захихикала, а Рома, услышав обрывки ее фраз, понял, что разговор шел о нем. Наташа продолжала болтать с подругой, изредка поглядывая на него. Ей очень понравилось, что в разговоре со своим приятелем, он назвал ее «моя леди», и теперь ей хотелось тоже сделать что-то приятное и ему.

Весь оставшийся путь они уже ехали, болтая как два давно знакомых человека, которые знают все друг про друга, хотя, в принципе, это и в самом деле было так. Они ехали, делились своими мыслями, переживаниями, ожиданиями, надеждами. Посмотрев на них со стороны, можно было с уверенностью сказать, что беседуют два очень близких друг другу человека, что, в принципе, так и было в действительности. Вскоре показались очертания какой-то избушки, напоминающей с виду кафе или придорожный ресторан. На вывеске было написано «Чайхана». Припарковав машину возле избушки, они зашли вовнутрь. Лица обоих светились и излучали какое-то радостно-яркое сияние. Да-да, именно так! Заведение было обычным придорожным кафе, где вместо кофе подавали суррогат, а чай несли минут 45. Но им было не до этого. Рома взял себе бутылку пива «для разгона сна», а Наташе заказали кофе с пирожными. Они сидели напротив друг друга, и молча рассматривали друг дружку, каждый размышляя о своем. Однако, если можно было бы переложить на ноты мысли, беспорядочно вертящиеся в тот момент у них в головах, то получился бы слитный, красивый и звучный аккорд.

Он, - «Думал ли я, что, однажды, машинально нажав на кнопку мыши, теперь окажусь здесь, в придорожной чайхане под Питером, с той самой девушкой с фотографии в темно-голубой футболке, которая стояла тогда на фото, положив руки на бока. Интересная все-таки штука – жизнь».

Она, - «Думала ли я, что однажды ко мне приедет человек из другой, уже чужой страны, и я так сильно буду ждать этого момента? И это я, упрямая ослица, надо же! И мне кажется, что я его действительно люблю, и сейчас я абсолютно счастлива как не была счастлива много лет, да что там много лет, никогда не была. Интересная все-таки штука – жизнь».

Рома хотел было опять завести свою «любимую» пластинку о том, задумывается ли она вообще о будущем, о том, что им делать дальше, но, вовремя спохватившись, сказал сам себе - «Остановись, не сейчас. Да заткнись ты, наконец! Это начинает превращаться в паранойю». Ему самому опротивели все эти разговоры о будущем. Так они и сидели, молча и задумчиво разглядывая друг друга. Между ними не осталось уже и капельки скованности первых минут. Все это куда-то бесследно испарилось.

- Помнишь, мы говорили о том, как хорошо, когда люди могут помолчать вместе, при этом, не напрягаясь и не чувствуя отчуждения? – спросила Наташа. 

- Да, конечно помню. Мы много говорили об этом. Вообще, знаешь, о чем только мы не говорили с тобой! По-моему хватит на целую книгу. 

- О том, как хорошо иногда вместе помолчать. Оказывается, это действительно хорошо. Но про книгу ты загнул. Я не Ахматова, и ты не Блок. 

- Это еще как сказать, они такие же люди, как и мы, и могут испытывать такие же чувства и желания. Могут мечтать о чем-то, желать чего-то. Чем же мы отличаемся от них? Мне кажется, абсолютно ничем, - рассуждал вслух Рома. 

- Ну, это мы еще посмотрим, - засмеялась Наташа, - скажи, а где вы гуляли в тот вечер в Севилье, когда я звонила? Тебя так долго не было. Почти до утра. 

- Ну, это ты теперь загнула, что до утра, хотя если учитывать разницу во времени, это так и есть. Нас, вернее мы повели в ночной клуб своих партнеров по бизнесу, побыли там с ними немного и вернулись в отель, оставив их там продолжать вечер, – Рома вкратце рассказал ей о том заведении, где они были в тот вечер, и о том, как там оказалось неожиданно много девушек из бывших советских республик. 

- Ну, они сейчас везде, не только там, - деловито произнесла Наташа, словно была сведущим экспертом в этом вопросе. Она рассмеялась, будто вспомнив что-то, - Я столько звонила в отель, совсем достала этого портье. Он мне говорит, что нельзя беспокоить гостя без его разрешения, а я ему на ломанном английском – срочно зовите его к телефону, это деловой звонок из Санкт-Петербурга, он ждет моего звонка, и у вас могут возникнуть проблемы, - повторила она смеясь историю своего разговора с портье. 

- Слушай, ну и демагог же ты, оказывается. Зачем надо было пугать бедного портье? Я бы и сам позвонил тебе сразу по возвращении в гостиницу, - Рома смеялся. 

- Я знаю, но мне очень уж хотелось с тобой поговорить тогда. На душе было неспокойно что-то. 

- Послушай, милая, а не ревновала ли ты часом? - шутливо спросил Рома.

- Ревновала, конечно, - строго, но с игривой улыбкой ответила она. 

- М-да уж, это называется «ну я и попал..!» и, кажется основательно. 

- Ну-ну, я тебя предупреждала! Я ревнивая, хотя в меру, да ты не бойся, ногами бить не буду, - шутила она, - засиделись мы, однако, поедем? 

- Поедем, я проголодался в прямом и еще больше в переносном смысле, - сказал Рома, хитро посмотрев на нее. 

- Как бы не так, держи карман шире! Коли женишься, тогда и посмотрим кто проголодался, а кто нет, - произнесла она, изобразив провинциальный акцент.  Мало ли, что я говорила по телефону, забудь про это. У женщин семь пятниц на неделе, сам знаешь. 

- Ну, это мы еще посмотрим, сколько пятниц у тебя на неделе. Это не трудно проверить. Зря ехал, что ли за тысячи километров? 

- Из-за гор, из-за морей? - вспомнила она как шутили они о его месте нахождения для нее. 

- Именно. За морями, за долами, за высокими горами… жил-был кто? 

- Ха, Бегемот, который боялся прививок, - они громко рассмеялись. Поднялись, Рома подозвал официантку, расплатился и, усевшись в машину, они отправились дальше. 

- Нам совсем мало осталось ехать, минут двадцать и мы на месте, - проинформировала его Наташа, – видишь, какая слякоть вокруг? Погода промозглая. У нас всегда так в это время года. Надоело до чертиков! Хоть бы солнышко показалось, ты случайно не взял его с собой? 

- Конечно взял, милая, завтра будет тепло, обязательно, вот увидишь, тебе сейчас холодно? 

- Нет, совсем нет, мне даже очень тепло сейчас, честно. 

- Наташенька, а как у тебя с работой, есть какие-то сдвиги? - спросил ее Рома. 

- Ой, ты впервые называешь меня Наташенькой, - встрепенулась она, - это так приятно, а то все Наташка да Наташка. 

- Ну, я же любя, ты же знаешь! 

- Знаю, конечно, ты же супер приехал, - смеясь, передразнила она его. 

- Конечно супер, а что нет что ли? – Рома и сам был очень доволен, что у него получилось сдержать слово и приехать к ней. 

- На работе скоро начинаем новый проект. Сам объект расположен далеко, в другом городе Питерской области, и мне, наверное, придется ездить туда периодически. А вот мы и приехали почти. Это место находится вот здесь, - и она показала рукой направо, где в ветровом стекле проплывали  одноэтажные коттеджи, а впереди показалась будка охранника и шлагбаум перед открытыми настежь воротами. Свернув с трассы, они подъехали к шлагбауму. У ворот стоял охранник в синей униформе, который, завидев подъехавший автомобиль, не спеша подошел к ним. Наташа опустила ветровое стекло и назвала свое имя, сказав, что на нее должен быть забронирован номер. Охранник переговорил по рации и раскрыл ворота, признеся широко улыбаясь, - Добро пожаловать!

Сам центр отдыха представлял собой компактную территорию с одним двухэтажным зданием гостиницы, несколькими отдельными коттеджами, небольшой деревянной избой администрации, плавательным бассейном с сауной, рестораном и бильярдной. Вокруг было тихо, из отдыхающих никого видно не было. Наташа припарковалась возле здания администрации.

- Сегодня четверг, а на выходные народ понаедет! – сообщила она со знанием дела, - я сейчас - ключи от номера возьму только. Она вышла из машины и прошла в здание администрации. Рома тоже вышел из машины, размялся, огляделся. Место было, конечно, не люкс, но и не плохим. Оно было расположено в лесной зоне, воздух здесь был свежим и чистым, пахло хвойным лесом и озоном после дождя. Дождь успел прекратиться, и Рома с удовольствием вдыхал свежий запах хвои. Через пару минут вернулась Наташа. 

- Слушай, а ничего, если я переоденусь в джинсы и куртку? Неудобно мне в этом наряде, хочется облачиться во что-то попроще. 

- Ну да, конечно, - ответил Рома, здесь все свои, можешь раздеваться. 

- Я сказала переодеться, а не раздеться, - заметила Наташа, смеясь и делая ударение на первый слог. 

- Ну-ну, конечно, вы можете и раздеться, и переодеться, и даже разодеться, сударыня. Как вам будет угодно, - ответил в тон ей Рома, - чувствуйте себя как дома. 

- Да, можно? Ой, спасибо, как же я вам благодарна сударь, - болтала Наташа, направляясь к гостинице. Они и до этого в разговорах и переписке часто называли друг друга сударь или сударыня, когда хотели подчеркнуть что-то важное или же подколоть друг друга. Наташа открыла багажник, взяла свою "домашнюю заготовку", состоящую из потрепанных джинсов и короткой куртки-пуховика, – А это заначка, - она вытащила из кармана свернутую в трубку пачку купюр и спрятала ее куда-то в машину. Рома не стал интересоваться, что это еще за заначка, и почему заначка должна быть в машине. Он достал из багажника свой чемоданчик, и через несколько секунд они уже открывали дверь своего номера, обставленного двумя совмещенными кроватями, плоским экраном телевизора, висевшим на стене напротив и ванной комнатой в небольшой прихожей с вешалкой и ящиком для обуви. Все было вполне функционально, аккуратно и уютно.

Как только они остались наедине, в воздухе вновь повисла напряженная пауза. Никто из них не знал как себя вести дальше и что говорить при этом, как, впрочем, бывает всегда, когда долго и страстно желаешь чего-то, а заполучив это, не знаешь поначалу, что с этим делать, и нужно еще время, чтобы осознать, что то, о чем ты так страстно мечтал, теперь твое.

- Ну, вот мы и дома, - сказала Наташа, отстраненно раскладывая вещи и не смотря Роме в глаза – ты располагайся, я сейчас переоденусь и вернусь. Она говорила взволнованно, словно ожидала чего-то. Неловкая пауза все еще висела в воздухе комнаты, а они боялись посмотреть друг другу в глаза. 

- Постой, Наташенька! - попросил Рома. 

- Что? - она вопросительно посмотрела на него, глаза их встретились. 

Голос ее подрагивал от волнения. Рома молча взял ее за руку, притянул к себе, - Иди ко мне! - сказал он ей, - иди сюда, Наташка ты, Наташка! Слова  были лишними. Она молча приблизилась. Рома крепко обнял ее, уложив ее голову себе на плечо. 

– Наташенька, - лишь произнес он тихо и вздохнул глубоко, словно почувствовав избавление от длительных мучений. А ничего говорить и не надо было, за них все говорил громкий стук их сердец и их учащенное дыхание... Она обвила его спину руками, крепко прижав к себе, и, удобно уложив голову ему на плечо, взволнованно дышала и слушала, как сильно бьется его сердце. Рома же застыл на месте, словно боясь вспугнуть что-то невидимое. Он гладил ее по мягким и прохладным волосам, вдыхая их запах. Вокруг все исчезло. Были только он и она. «Да, - думал он, - ради этого и правда стоило все бросать и ехать сюда, и бог знает, что еще стоит делать ради этого». Так они простояли минут пять. Она посмотрела на него, улыбнулась, - А ты знаешь, это очень удивительно, но ты пахнешь так же, как я себе и представляла.

- Разве можно представить запах? 

- Не знаю даже, ты не поверишь, но этот запах я слышала не раз, пока мы с тобой переписывались, и знала, что ты будешь пахнуть именно так. 

- Если честно, твой запах я не слышал, мне еще не удалось дойти до таких тонкостей, - улыбнулся он, - но твое незримое присутствие я чувствовал всегда, и представлял тебя именно такой, какой ты и оказалась на самом деле.

Они стояли и тихо разговаривали, торопиться им было некуда. Они были вдвоем, предоставлены сами себе и теперь вдоволь наслаждались каждым мгновением этой встречи.   

 

- Спасибо тебе, что ты приехал, спасибо, я тебе очень благодарна за это, ты молодец, правда, - сказала она вновь. 

- Прекрати, за что ты меня благодаришь? Спасибо тебе за то, что ты есть вообще, и так продуманно все организовала. Будь оно как-то по-другому, может и все остальное было бы не так хорошо, - ответил ей Рома. 

- Я хотела, чтобы мы были вдвоем, и чтобы нам никто не мешал. 

- Молодец, Наташенька, ты у меня правда молодчина и большая умница, - он гладил ее по волосам, стараясь запомнить это приятное ощущение на ладонях. Ну ладно, иди переодевайся уже, я после тебя, и пойдем ужинать. 

- Ага, я сейчас, – сказала она покорно, и исчезла в ванной комнате, взяв с собой свою "домашнюю заготовку". Роме очень импонировала ее тихая покорность, и то, как она ходила, прижав руки к бедрам, от чего веяло скромностью и послушанием. Он с интересом наблюдал за ее движениями, впитывая ее образ, чувствуя его, и на душе у него опять становилось тепло, спокойно и уютно. Вскоре Наташа показалась из ванной комнаты. Она была уже в потрепанных джинсах и в той самой майке, в которой он ее увидел в первый раз.

- Ну как, видишь что-то знакомое? – смеясь спросила она. 

- Конечно узнаю, как не узнать, - улыбнулся он, - эта майка теперь уже знаменитость, ведь это она нас познакомила! Но тебе же будет холодно в безрукавке! 

- А я ее сниму. Я надела ее специально для тебя, вот, - сказала она и положила руки на бока так же, как на той самой фотографии. 

- Что, крутая? – повторил Рома свой первый вопрос. 

- Нет, вовсе нет, это я уборку делала дома, а меня взяли и "щелкнули", - ответила она невинным голосом, точно также как и тогда. 

- В таком случае ты заслужила хороший ужин, раз ты такая хорошая хозяйка. Сейчас я быстренько переоденусь, и мы пойдем.

С собой у него был только спортивный костюм для гостиницы, и все. В ресторан в спортивном наряде идти не хотелось, поэтому он, скинув свою легкую дубленку, наспех умылся, надел бежевого цвета теплый джемпер на пуговицах, и они вышли из номера. В ресторане было пусто, мерцал приглушенный свет. Они сели за столик, Рома подозвал официанта, тот принял заказ, и через несколько минут на столе стали появляться закуски и напитки. Они ели и тихо беседовали, наслаждаясь общением и отдыхом. Им было хорошо и этого было достаточно. Все то, что было до этого и то, что будет после этого не имело сейчас никакого значения. Рома рассказывал ей забавные истории из тех, что произошли в Севилье – рассказывал про своего шефа, про веселых "друзей - партнеров", и о чем он еще не успел рассказать ей из своей личной жизни за время их долгих бесед в сети и по телефону. Наташа молча слушала. Играла тихая музыка. Так как посетителей в ресторане не было, то и музыканты испарились куда-то - эстрада была пуста. Официант объяснил им, что музыканты появятся завтра, когда людей будет больше. Выпив немного вина, они совсем разомлели, усталость пути, и напряженность долгих ожиданий брала свое. От тепла и вина Наташины щеки покрылись ярким румянцем, и теперь, в приглушенном полумраке ресторана, она выглядела еще красивее. Рома любовался ею, ему было все труднее отвести от нее взгляд. Справившись, не хочет ли она чего-нибудь еще и, получив отрицательный ответ, Рома подозвал официанта, расплатился и они покинули ресторан, предусмотрительно взяв бутылку вина с собой.  

 

 

ГЛАВА VII. Ночь на двоих  

 

 

Эта ночь запомнится им обоим на всю жизнь. Всадник в белых одеждах вновь замаячил у Наташи перед глазами, но теперь он не звал ее уже, громко крича, - Герд-а-а-а, а смотрел на нее полными ласки и нежности глазами. А девушка в темно-голубой майке все чаще появлялась перед глазами у Ромы, словно напоминая ему всю историю их отношений. Зайдя в комнату, они, разувшись и скинув верхнюю одежду, устало забрались на кровати и сели, облокотившись на спинки. Рома улыбался.

- Ох, ну и устала же я, а ты что смеешься? - спросила с улыбкой Наташа, удивленно приподняв  брови.

- Ничего, - улыбаясь отвечал он ей, - крутую девушку вспомнил в т майке и с руками на боках.

- И как она тебе? - подхватила Наташа.

- Ты знаешь, совсем не то, что я ожидал, - ответил Рома, - она оказалась намного лучше того, на что я надеялся. Она оказалась такой, какой я ее себе даже не мог и представить, - признался он, - я сдаюсь, - и он поднял руки вверх.

- Поцелуй меня, - попросила Наташа, подставив щеку. Рома посмотрел ей в глаза, обнял, пригнулся и чмокнул в кокетливо подставленную щечку. Он стал целовать ее еще и еще, - ее глаза, волосы шею, плечи, словно соскучившись по всему этому, и так, будто это наполняло его легкие кислородом. Он не мог оторваться. Он дышал, дышал ею, а она дышала им. И дыхание это было похоже на дыхание тех, кто долго испытывал потребность в воздухе, и теперь все никак не могли вдоволь надышаться. Он повернул ее послушное лицо к себе, их губы слились в крепком, уносящим их в бескрайние просторы космоса поцелуе. Земля ушла из под ног, они парили в небесах, а потом оба почувствовали как их завертело, закрутило в бесконечной небесной воронке, затягивая все дальше и дальше… Мир перестал существовать. Мир отступил. Вокруг, в прошлом и будущем не было больше ничего, кроме них двоих. Мир вокруг сомкнулся и уплотнился вокруг них, а они не могли оторваться друг от друга, наверстывая долгие дни и месяцы ожидания этого мгновения. 

- Наконец-то, - прошептала Наташа еле слышно, нежно поглаживая Рому по голове и лицу, а Рома вспомнил, как она однажды говорила ему, что ее самая эрогенная зона - это шея, и, долго не раздумывая, принялся проверять этот факт на деле. Это оказалось полнейшей правдой, и, если бы Наташа могла таять, то она, наверное, растаяла бы сейчас вся без остатка, а на ее месте образовалась бы мокрая лужица. Наташа была из породы тех женщин, в классическом понимании этого слова, которые, как это и положено, предпочитают нежность в обращении и ласках со стороны мужчины, а не из тех, кому доставляет удовольствие грубость, причинение боли и другие экстремальные опыты в момент близости. Эта ее особенность была вполне созвучна желаниям и принципам Ромы, и здесь между ними была полнейшая гармония желаний и предпочтений. 

       

Однако сколь прекрасна и долга не была бы прелюдия, какой бы сказочной она не была, она обязана уступить место терпеливо ожидавшим своей очереди следующим закономерным «фазам» ночи на двоих.

       

Приняв по очереди душ и переодевшись, они стали укладываться спать. Наташа по-хозяйски расстелила постель и сделала это так, будто спать укладывались не двое, до сегодняшнего дня незнакомых и не встречавшихся друг с другом людей, а супруги со стажем. Рома, между тем, внимательно наблюдал за ней, за ее ловкими движениями. Все это нравилось ему все больше и больше. В нем стало просыпаться природное желание семейного уюта и домашнего очага, которое он давно не испытывал. Можно даже сказать, что до этого момента он желания такого не испытывал никогда. Видно было, что Наташа хорошая хозяйка, и мысль о том, что с такой женщиной он разделил бы остаток своей жизни, напрашивалась сама собой, он был бы даже счастлив сделать это. Тем временем, все было готово ко сну, и они слоно два законных супруга деловито скрылись под одеялами. 

      
Ночь была нежна, ночь была долга, ночь была наполнена страстью, любовью и горячими ласками. Наташа не сдерживала себя ни в чем, и Рома позволял ей делать все, что ей хотелось. Он изучал - все больше на ощупь ее горячее и нежное тело, его изгибы и выпуклости, постепенно знакомясь с ними и привыкая к ним. А она в свою очередь позволяла ему делать все, что ему хотелось, и при этом ни один из них не думал о себе и своем удовольствии, а все их действия и помыслы были наполнены деликатным и трепетным отношением к партнеру. Оба думали, прежде всего, о том, как доставить удовольствие партнеру, а не получить его, и эти накатывающиеся волны их устремлений схлестывались и вздымали верх, образовывая вихри страстей, а разлетающиеся во все стороны брызги освещали ночь, усыпая ее ярким огненным покрывалом из звезд. Эта ночь была из тех ночей, которые запоминаются навсегда своей полнотой и завершенностью. Никто из двоих не просил и не делал признаний в любви. Оба понимали, что признания в такую ночь не делаются.

- Скажи, как ты? - вместо этого спрашивала Наташа в момент отдыха. Ей было все же любопытно узнать, что же чувствовал Рома, и не испортила ли она чем-то его впечатления о себе.

- Наташенька, милая, могла бы и не спрашивать, - тихо отвечал ей Рома, - мне с тобой очень хорошо, ты даже не представляешь как, - он никак не мог найти нужных слов, потому что порой чувства бывают такими сильными и яркими, что их бывает трудно выразить словами.  

- А мне с тобой, и ты напрасно наговаривал на себя, я скажу тебе потом одну вещь, которая тебя очень удивит.

- Значит, я все-таки супер приехал! - смеясь, хвастливо воскликнул Рома.

- О да, еще как супер, теперь уже полнейший супер, - тоже смеялась Наташа. Да уж, теперь уже настоящий супер, и откуда только ты это слово взял?

- Не знаю даже, - продолжал смеяться Рома, - случайно пришло в голову, но мне понравилось. Сейчас это слово на слуху, его часто повторяют по телевизору, радио, в фильмах.

- Ну ладно, ладно, знаю, ты у нас муравьишка-хвастунишка, это я знаю, - тихо шептала, улыбаясь ему Наташа.

- Муравьишка так муравьишка, пусть буду муравьишка, раз тебе так хочется. Чего не сделаешь ради любимой, - и он многозначительно поднял вверх указательный палец. 

       

Была середина ночи. Оба почувствовали, что зверски проголодались.

- Я такая голодная, ты даже представить не можешь! - сказала вдруг Наташа.

- Почему не могу, очень даже представляю, потому что и сам зверски проголодался. А у нас ведь еще бутылка вина есть, не испанское правда, но тоже сойдет. А знаешь, давай-ка я схожу в ресторан и возьму нам что-нибудь поесть. 

- Сейчас же ночь, они давно закрыты, ты что! - воскликнула Наташа, театральным жестом прикрыв рот ладонью и широко раскрыв глаза.

- Закрыты, откроем, «не первый раз замужем». Куда они денутся, я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться, - повторил Рома крылатую фразу из знаменитого фильма, и начал одеваться.

- Ох-ох, какие мы грозные! - подколола его Наташа, - ладно, я жду тебя, кормилец ты мой. Только не задерживайся, мне будет скучно одной. И предложение свое делай как можно короче, не демагогничай там и права уж очень не качай! - напутствовала она его, войдя в роль и провожая его до двери. 

- Не беспокойся, оно будет лаконичным, но вполне доходчивым. Я не позволю, чтобы моя леди погибла от голода, - сказал твердым голосом Рома и направился в ресторан. 

       

Он хорошо знал, куда надо было идти. Заходить  в ресторан в это время суток надо было не с парадного входа и поднимать там шум, а идти прямиком к заднему выходу с кухни, где всегда остается кто-то из дежурных поваров готовить завтрак для отдыхающих и поддерживать огонь в печах. А там уже и делать свое предложение. Задняя дверь обычно всегда оставалась открытой. Он все так и сделал, а минут через пять вернулся в номер и сообщил своей леди, что все будет готово через полчаса.

- Ты просто волшебник, - радостно воскликнула леди.

- Я не волшебник, я только учусь, - нашелся Рома, поймав себя на мысли о том, что они перебрали в своих диалогах почти все знаменитые афоризмы-клише и крылатые фразы из известных произведений и фильмов.  

 

Минут еще через тридцать с хвостиком перед ними на импровизированном столике из двух сдвинутых стульев лежали аккуратно упакованные в пластиковые коробочки разделанная жаренная курица, столичный салат, соленья, нарезанные помидоры и огурцы и хлеб, еще какая-то закуска и пара бокалов для вина. Они принялись энергично поглощать все это, запивая мелкими глотками красного вина.

- За тебя! - поднял бокал Рома.

- И за тебя! - ответила Наташа, расправляясь с куриной ножкой. В ночной тишине отчетливо раздался звон.., нет, на сей раз не хрусталя, но звон все же раздался. Они заговорщицки улыбнулись, одновременно пожав плечами, и продолжили свое важное занятие. Когда все было съедено, оба дружно потянулись, - что означало, что теперь можно жить дальше, - и пошли смывать с себя следы трапезы.

       

Остаток ночи прошел в рассказах Наташи о своей жизни, о ее взаимоотношениях с бывшим мужем. Видно было, что все это давно копилось в ней, и теперь она нашла, кому можно было выговориться. Она сидела на кровати, смотрела вперед и говорила, говорила, говорила. Говорила о том, как он несправедливо обошелся с ней, как обожгло ее его предательство; о том, что она никогда еще чувствовала того, что она почувствовала с Ромой, о том какие новые ощущения открылись ей в эту ночь и о многом другом. Рома лежал и слушал ее, не перебивая. Он понимал, что задавать ей какие-то встречные вопросы будет сейчас лишним, что надо дать ей выговориться до конца. И хотя ему и было чуточку обидно за то, что он лежит вот здесь, рядом, живой - они так долго ждали этого момента, и теперь тратить драгоценное время на разговоры. В действительности же, времени у них было не так уж и много. Но он хорошо понимал, что это важно для нее и не сопротивлялся. Понимал, что наболело. Наташа все продолжала говорить. Наконец, когда забрезжил рассвет, она устала говорить, откинулась на кровать и посмотрела на него, пытаясь прочесть в его глазах его реакцию на все то, что она только что сказала. Многое из того, что она рассказала, было похоже на жалобу. Да, она жаловалась, она жаловалась, почувствовав твердое мужское плечо рядом, что было вполне естественным. Рома молча обнял ее, прижал к себе и гладил по волосам. Взгляд его был обращен внутрь себя и он пока никак не мог сообразить, что же со всем этим делать, что сказать ей в ответ на столь пространный монолог, который охватил так много всего, и как ее утешить. Тогда, немного поразмыслив, он решил утешить ее традиционным способом, одарив ее вновь как можно более крепким поцелуем и ласками, а самому же быть уверенным в том, что рот ее теперь надежно закрыт. Успев уже немного привыкнуть друг к дружке, они стали более раскованными. Наташа все просила его говорить, комментировать все то, что он с ней делает. Поначалу ему это показалось странным, и, к тому же, отвлекало от столь важного сладостного занятия, но он все же выполнял ее просьбы, интуитивно понимая, что трезвому разуму сейчас не место. Они были вдвоем, они все делали вместе, и все у них получалось слитно. Наконец-то, порядком устав от столь бурной и необычной для обоих ночи, они лежали и молчали. Рома курил. Закурила и Наташа, хотя в обычной жизни она курила очень редко. Сон подкрался к ним незаметно. Оба заснули и спали безмятежным сном людей, получивших то, к чему они так долго стремились, и чего они так долго и страстно желали.  

    

Однако эта безмятежность продолжалась недолго. Раздался резкий телефонный звонок. Звенел мобильник Ромы. Рома приоткрыл слипшиеся глаза, взял телефон в руки, и посмотрел на часы. Было начало девятого. Телефон все звенел, а на экране высвечивалось имя звонившего - Джефри. «Надо же было этому придурку позвонить именно сейчас», - рассвирепел Рома, увидев эго имя. Джефри был бизнесменом из Чикаго, с которым незадолго до отъезда в Севилью, они договорились о крупных поставках гранул из Европы - сырья для производства целлофана. В тот день они провели переговоры с главой местной фирмы, которая была основным и давнишним поставщиком этого сырья в страну, где жил Рома. В результате этой сделки, всех ожидал большой куш, и Рома был в приподнятом настроении, так как лишние деньги могли теперь оказаться совсем даже не лишними. Рома уже строил планы своей следующей встречи с Наташей, намереваясь на сей раз пригласить ее к себе, и устроить ей несколько дней праздника. К тому же, близился новый год, и все можно было бы организовать в лучшем виде. Джефри звонил, чтобы выяснить, как продвигаются дела с перечислением денег за сырье. Сперва Рома хотел выговорить ему за то, что тот звонит в такую рань, но затем, быстро рассчитав разницу во времени между Питером и Чикаго, он понял, что в Чикаго сейчас вечер, и Джефри звонит вполне в подходящее для делового разговора время, так как в это время и Рома должен был начинать свой обычный рабочий день. Ну откуда же бедному Джефри было знать, что Рома находится совсем не работе, а лежит сейчас, еще окончательно не проснувшись, в объятиях своей долгожданной леди, что ему сейчас совсем не до сырья, а сами поставки, перечисление денег и прочие, намечавшиеся дела, были последним, о чем он сейчас думал!?

- Хай, Джефри! - Рома сразу перешел к делу, долго не выясняя как у того дела и не тратя времени на дежурные приветствия,  - я сейчас не дома, я в России, в Санкт-Петербурге. Дома буду на следующей неделе. По сырью все остается в силе. Несколько позже я еще раз созвонюсь с нашими партнерами и выясню, как у них продвигаются дела с перечислением денег, ОК? - выпалил Рома скороговоркой. Он обложил все так, и с учетом всего множества обстоятельств по делу, чтобы на этом и закончить разговор, избежав лишних вопросов со стороны американца. В трубке послышалось долгое молчание. Все дальнейшие вопросы по делу, которые могли возникнуть у Джефри, натыкались на уже данные Ромой ответы. Рома ждал. После непродолжительной паузы, он услышал то, что и ожидал услышать, - ОК! - ответил Джефри, довольный, что все пока остается в силе, что он получил ответы на свои вопросы, но раздосадованный тем, что не удалось поговорить так, как он мысленно планировал. Однако, надо отдать должное Роминой способности пресекать в случае необходимости лишние вопросы со стороны собеседников и не оставлять им шансов отреагировать как-то иначе, чем так, как это нужно было ему самому. Рома отключил телефон.

- Кто это был? - сладко потягиваясь, спросила сонным голосом Наташа.

- Джефри, - ответил ей Рома, залезая обратно под одеяло.

- Кто такой Джефри? 

Рома посмотрел на нее и улыбнулся. Ему нравилось Наташино любопытство и ее живое участие в его делах.

- Да никто, просто Джефри, бизнесмен один из Чикаго, - ответил Рома, обняв ее и прижавшись к ее горячему телу. Она игриво замурлыкала, тогда он прижал ее еще сильнее, она мурлыкнула опять. Нахлынувшая волна страсти вновь накрыла собой их сплетенные тела. Уже уносясь в бездну этой сладостной неги, Рома вспомнил про ее эрогенную зону - шею…

       

Такая личность как Джефри, заслуживает, однако, отдельного разговора. Это был тип человека, доселе неизвестный Роме, и еще раз подтверждающий правильность пословицы «век живи - век учись». Когда Рома смотрел на него, у него перед глазами почему-то всплывала ассоциация из его детских воспоминаний о посещениях зоопарка. Ему представлялась клетка, в которой Джефри стоял, ухватившись одной рукой за прут решетки, и разглядывал посетителей, строя им гримасы и что-то жуя, а в другой руке он держал бокал виски. На клетке висела табличка, на которой было написано «Джефри Североамериканский. Обитает в лесах Северной Америки. Занесен в Красную Книгу исчезающих видов». Джефри был ирландцем по происхождению. Спереди у него свисал огромнейший живот - желе, столь характерный для многих американцев, - один из его американских друзей постоянно подшучивал над ним, призывая всех обратить внимание на то, что в отличие от других людей задница у Джефри расположена впереди, - а лицом он  как две капли воды был похож на американского актера-комика Джима Керри. Можно даже сказать, что он был его точной копией вместе с мимикой, ужимками и гримасами. По началу, встретив его впервые в аэропорту, Рома смотрел на него и диву давался, насколько Джефри внешне похож на этого актера. Он недоуменно смотрел как тот, строя гримасы, философствовал о нюансах ведения бизнеса в Калифорнии, Майами с переходами на Аляску и прочие штаты. Рома молча слушал, ожидая, когда же все-таки тот перейдет к интересующим их делам. Он пытался определить, что это за человек, нарисовать для себя его личностный портрет и доложить потом при случае, стоит ли вообще говорить с ним о каких-либо делах. Рома часто составлял личностные портреты приезжавших горе-бизнесменов, и эти портреты почти всегда оказывались верными. Если он говорил, что не стоит иметь дело с неким дельцом, что тот просто болтун или дилетант в делах, то шеф, немного подумав, находил способ избавиться от того, и так, чтобы не обидеть рекомендовавшего его человека. Вот и Джефри говорил сейчас о государственных программах, о банках, о президентских ошибках и просчетах, даже о футболе и баскетболе, однако ничего из сказанного пока не касалось того, зачем он был приглашен. Роме была хорошо знакома подобная категория людей. Они были даже не бизнесменами, а посредниками со связями в определенных кругах, вплоть до правительственных и законодательных органов, а также в крупном и мелком бизнесе. Каким-то образам, заведя знакомства с нужными людьми, такие люди пользовались этими связями, пробивая различные законные и не очень поставки в обход правительственных постановлений в страны, куда эти поставки были запрещены. Естественно, наживались на этом и сами «высокие связи», а Джефри был из числа людей, которым они доверяли - посредником их совести. За определенную мзду, он мог организовать почти любую сделку на уровне коммерческих структур, в том числе принадлежавших крупным государственным чиновникам. Тем не менее, пока что он говорил одну лишь ерунду, и многое из того, о чем он говорил, было нереальным для осуществления там, где это нужно было руководству компании. Люди как Джефри любили много рассуждать, демонстрируя свои знания обо всем и вся в этом мире, но, как правило, когда доходило до дела, либо их предложения оказывались несущественными, либо они не были способны сделать то, о чем их просили. С такого типа горе-бизнесменами они уже сталкивались не раз, тратили на них огромные средства, обеспечивая их офисами для работы, и всей необходимой инфраструктурой, однако аппетит тех оказывался непомерен, и еще не приступив к делам, они уже требовали для себя почасовой оплаты, которую в совокупности не получал даже президент США. Было очень похоже на то, что и Джефри был тоже из категории таких людей. Однако лишь потом Рома понял истинную причину непрекращающейся болтовни Джефри, его столь пространного и неиссякаемого красноречия. Начиная с раннего утра и до позднего вечера Джефри опустошал один бокал виски за другим, не прекращая это занятие ни на минуту. Он пил виски так, как не пьют даже чай или кофе, как не пьют ни один другой напиток. Как только заканчивался один бокал, Джефри тут же заказывал следующий, и так без конца. Он не пьянел, нет, Рома никогда не видел его пьяным. Он употреблял виски словно воду или лекарство, без которого не мог уже жить. Единственное, чем это его занятие выдавало себя, было то, что он все время разговаривал, и чем больше он выпивал, тем разнообразнее становились темы его рассказов. Казалось, что даже если рядом не окажется никого, он все равно будет сидеть и разглагольствовать о бизнесе, анализировать биржевые сводки, критиковать недочеты правительства, при этом, совсем не слыша никого кроме себя. Повидавшему немало Роме подобный стиль употребления спиртного встречался впервые, и он удивленно смотрел, как Джефри заливает в свой и без того огромный живот бесконечные порции виски. Когда Роме приходилось проводить с ним время в гостинице в ожидании переговоров с той или иной коммерческой структурой, ему хотелось вставить в уши затычки, чтобы не слышать этого монотонного голоса, не замолкавшего ни на секунду. Но затем он просто-напросто перестал его слушать и сидел лишь, кивая головой, полностью занявшись своими собственными мыслями так, будто того и не было рядом. Джефри и не нужно было, чтобы его кто-то слушал или как-то реагировал на его реплики. Ему нужен был лишь человек, сидящий напротив, как раздражитель, как стимул для появления новых мыслей и идей для его монологов.       

Теперь же их связывало то обстоятельство, что они заключили контракт с закупщиками сырья, а Джефри пообещал организовать поставки продукта частично из Европы, и частично из Южной Кореи, заявив при этом, что для него это раз плюнуть и, что там у него связи на самом высоком уровне, вплоть до президентов! Верилось в это с трудом, однако механизм был уже запущен, и дело надо было доводить до конца.

      

На часах была половина одиннадцатого. Солнце светило во всю, отражаясь в комнате яркими бликами, слепило глаза сквозь щели жалюзей. Рома взглянул на Наташу. Она еще спала. «Ну и соня! - подумал он - нет, так не пойдет, надо ее будить. Не забыть бы напомнить ей, что солнце сегодня светит благодаря моему супер приезду». Встав с кровати, он накинул спортивную куртку и прошел в ванную комнату, стараясь все же не шуметь, давая Наташе поспать еще немного. Но, услышав шум льющейся воды, Наташа проснулась, потянулась, огляделась вокруг, и уже через секунду ее улыбающееся лицо заглянуло в ванную, где Рома в это время чистил зубы. 

- Тук-тук, к вам можно, сударь? - спросила она, с широкой улыбкой на лице и заспанными глазами.

- Заходите, сударыня, коли не шутите, - сказал Рома и втянул ее за руку в ванную.

- Ой, сударь, как вы грубы! - сделав обиженную гримасу продолжала веселиться Наташа.

Рома обнял ее, держа в одной руке зубную щетку, а другой, прижав за талию.

- Сейчас я вам покажу, сударыня, что такое настоящая грубость, - сказал он густым басом, брызнул в нее водой и прильнул ртом к ее губам, измазав все ее лицо зубной пастой.

- Ой, как вкусно! - смеялась Наташа, моргая глазами, причмокивая языком и пробуя пасту на вкус, - какой вы плавда глубый, я зе н-е-е-зная девочка, - сказала она голосом ребенка и потерлась щекой о Ромину щеку.

- Тогда с добрым утром, доченька, - сказал Рома, - как спалось?

- Крепко, ты даже и не представляешь насколько, - ответила Наташа, сладко потягиваясь.

Рома только заметил, что на ней надета его рубашка - черная в серую полоску - его любимая сорочка. Рубашка эта была ему в пору и плотно облегала фигуру, но на Наташе она свисала до колен, делая ее забавной и действительно похожей на ребенка.

Рома улыбнулся, - А знаешь, тебе идет эта рубашка, сказал он, меря ее оценивающим взглядом с головы до ног.

- Мне так хорошо в ней, и она так пахнет тобой, - воскликнула Наташа

- Бери, дарю тебе ее на память, хоть это и моя любимая рубашка. Мне будет приятно подарить тебе свою любимую вещь, это будет даже символично, - произнес Рома.

- Ну, н-е-е-т, не удобно, засмущалась Наташа, как же я могу взять твою любимую вещь!? Я не могу, нет.

- Бери, бери, я не шучу, я прошу тебя, очень, мне это действительно будет приятно, прошу тебя милая, все, договорились?

- Ну, хорошо, спасибо тебе, Зомби, я повешу ее в шкафу, буду нюхать и вспоминать о тебе.

- ОК, отлично, спасибо, Наташенька, - Рома все еще разговаривал, смешно булькая пузырящейся пеной во рту, - я сейчас, малыш, две секунды и я освобожу тебе ванную, ОК?

- Не торопись, я пока пойду разберу вещи, - Наташа исчезла за дверью. 

Рома прекрасно помнил как он, будучи еще ребенком, тоже нюхал вещи отца, когда тот надолго уезжал на учебу в аспирантуру в город Пермь. Эта привычка перешла и к Роминому сыну. Он тоже по рассказам его бывшей жены нюхал оставшуюся Ромину одежду, когда уже сам Рома надолго уезжал на учебу за границу. Поэтому он с пониманием отнесся к тому, что говорила Наташа, и без сожаления распрощался со своей любимой рубашкой.

       

Весь следующий день они провели, ничего не делая, просто отдыхая и пребывая в состоянии, когда ничего вообще не хочется делать, а хочется лишь тихо ощущать приливы спокойствия и умиротворения, боясь вспугнуть их одним неосторожным словом или движением.

       

Сходили поплавать в бассейне. Наташа плавала, а Рома сидел на пластмассовой лежанке и наблюдал за ней. Стал подтягиваться народ. Они были уже не одни. Пузатые мужики с молоденькими любовницами, мамы со стайками детей, молодые парочки и прочий люд постепенно заполонил территорию кемпинга. Стало весело и суетно. Ничего особенного не происходило, да им ничего и не нужно было. Они вполне удовлетворялись тем спокойствием и безмятежностью, которые царили вокруг. После бассейна Наташа повезла Рому показывать свой дачный домик, где она отдыхала летом с детьми, и где они собирались порой компанией на праздники и выходные. Территория эта находилась минутах в двадцати езды от их кемпинга и была охраняемой. Наташа приветливо поздоровалась с молодым парнем-узбеком, стоявшим охранником на въезде, назвав того по имени. Тот широко заулыбался, также широко раскрыл ворота, и они въехали вовнутрь. За исключением небольшого озерка, на берегу которого располагалась эта территория с дачными домиками, там не было ничего примечательного. Сами же домики представляли собой деревянные одноэтажные строения с треугольными крышами, внутри которых помещалась лишь пара кроватей и полочки для вещей. Можно сказать, что это были большие деревянные палатки, рассчитанные на двух, от силы на трех человек. Видно было, что домики эти предназначались не для длительного отдыха, а для кратковременных, двух- трехдневных наездов. Внутреннее помещение Наташиного домика было в ужасно запущенном состоянии, - постели были не убраны, а по всей комнате были разбросаны игрушки, куклы, надувные крокодилы, спасательные круги, предметы летней детской одежды, и повсюду валялись мышиные какашки.

- Похоже, что вы спешно убегали отсюда. Неприятель наступал что ли? - спросил Рома.

- Да уж, разве дадут эти дети прибраться после себя!? Хочу приехать сюда под новый год вместе с ними, что бы помогли сделать генеральную уборку. Ну как тебе здесь вообще?

- Вполне нормально, отдохнуть можно парочку деньков, и озеро красивое. А это лодки там у вас? - поинтересовался Рома.  

- Да, здесь есть прокат лодок и водных велосипедов. Это для меня полное разорение. Не дай бог возьмешь им велосипед или лодку на час, так они оттуда целый день не вылезут. А мне отдуваться, -  смеясь, рассказала Наташа. Сейчас, я только немного приберу здесь, и поедем обратно, хорошо? 

- Да, ты не спеши, я тебе помогу, так будет быстрее. И Рома с усердием принялся за дело, - разбирать вещи, раскладывать их по местам, застилать постели.

- У тебя веник есть, я смету мышиные какашки? - спросил он.

- Где-то должен быть, если не украли, сейчас посмотрю, - сказала Наташа, - какой ужас, сколько же здесь мышей! - воскликнула она. 

- Мыши - это еще ничего, не страшно, лишь бы крыс не было, - деловито сказал Рома, - крыса - штука опасная, может и покусать, а мышки - они безобидные, шныряют туда-сюда, и сами дрожат от страха, - описал тоном знатока поведение мышей Рома.

- А ты у нас эксперт по грызунам, как я погляжу, - парировала Наташа.

- Ну да, - разве я тебе не говорил? Я же еще и биолог, и зоолог, и секретный ядерный физик, - продолжил шутливо хвастаться Рома.

- Да что ты говоришь! Ну, молодец тогда, давай дневник, я тебе пятерку нарисую! - повторила она свою шутку тоном педагога. 

- Ты, мать, веник давай лучше, а то какашки так и останутся валяться по комнате, - прервал ее педагогический порыв Рома.

Так, перебрасываясь иронично-шутливыми колкостями, они вскоре привели помещение в относительно «божеский» вид, и довольно огляделись вокруг. Комната стала теперь больше похожа на жилье, и они, крепко заперев дверь, благополучно покинули территорию дачного кемпинга, помахав на прощанье охраннику-узбеку.

       

Их второй вечер прошел аналогично первому. Ресторан, ужин, полная нежной страсти, любви и горячих ласок ночь…

       

На следующий день поутру они стали собираться в дорогу. Ехать до Питера им предстояло часа три. Вновь полил проливной дождь, и Роме стало жалко Наташу, которой предстояла долгая и однообразная езда за рулем по мокрой трассе. Они сговорились, что на полдороге сделают небольшой «привал», остановятся выпить по чашечке кофе в каком-нибудь из придорожных кафе или в той же чайхане.

Наташа позвонила своей знакомой и договорилась на счет гостиницы в Питере. Рома вспомнил про Джефри и набрал номер человека, ответственного за закупку сырья, чтобы справиться как продвигаются дела. На душе у него было почему-то неспокойно, но он отгонял всяческие недобрые предчувствия. Послышались гудки, затем раздался щелчок, послышались чьи-то громкие голоса, какой-то шорох и абонент на другом конце сотовой связи ответил, - Ало! Рома представился и, сославшись на утренний звонок Джефри, спросил, как обстоят дела с их контрактом и есть ли какие-нибудь сдвиги с перечислением денег? В трубке послышалось долгое молчание, затем взволнованный голос произнес, - Мы разорены! Кризис добрался и до нас, цены на сырье упали так низко, что наша фирма оказалась полным банкротом. Кроме того, мы сами оказались в должниках, и теперь на нас повис долг в два миллиона долларов! 

-  Вы же основной поставщик, разве государство не может поддержать вас? - резонно спросил Рома.

- Обычно мы так и работали, государство покрывало наши долги, выдавало нам транши для крупных закупок, а мы потом с ними расплачивались. Но в этот раз они не могут поддержать нас, они сами пребывают в растерянности, латают дыры как только могут, а я вынужден начать процесс ликвидации фирмы.

- А как же наш контракт, неустойки и прочие вытекающие отсюда последствия? - поинтересовался Рома, уже и сам оказавшись в растерянности, но, пока еще не осознав до конца всей тяжести ситуации.

- Придется им подождать. Надеюсь, что кризис надолго не затянется, а как только мы начнем работать вновь, и государство сможет предоставить нам долгосрочный транш, то сразу и приступим к выполнению этого контракта.

- Ладно, желаю удачи, вы держитесь там, - подбодрил собеседника Рома. Он знал, что фирма выкрутится, ей не дадут исчезнуть бесследно, ведь в ней были замешаны интересы многих людей, которые прекрасно понимали, что кризис рано или поздно закончится, и надо будет работать дальше. Кризис свирепствовал по миру вот уже больше года, но пока что он щадил, обходя стороной страну Ромы, и все думали, что так будет продолжаться и дальше. Плюс ко всему, государственные финансовые институты умело вели гибкую политику лавирования основными пакетами валют, в которых хранились главные государственные резервы. Разбив государственную казну на несколько частей, состоящих из разных валют, банки и фонды имели что-то вроде буфера, дававшего им возможность переключаться с одной валюты, которая начинала резко падать в цене, на другую, номинал которой в этот период так же резко возрастал. Таким образом, им удавалось компенсировать относительные потери из-за резко упавших на мировых рынках цен на стратегические энергетические ресурсы, и негативные воздействия кризиса были до сих пор относительно безболезненными для них. Однако известие о разорении фирмы-партнера по только что заключенному и многообещающему контракту стало для Ромы полной неожиданностью. Он думал о последствиях этого крайне нежелательного для него события для себя, для их организации, и о том, как теперь действовать, кому, что и как сообщать, потому что было предельно ясно, что сидеть и бездействовать, наслаждаясь отдыхом уже не получится. Надо срочно сообщать об инциденте, дабы хоть на время приостановить или предотвратить дальнейшие действия со стороны остальных игроков - участников контракта. Еще он понял, что новость эту он узнал первым. Ни шеф, ни Джефри пока ничего об этом не знали.      

       

Наташа посмотрела на него. Она слышала весь разговор, а Рома сидел задумчиво теперь, молча смотрел вперед и думал о чем-то своем. 

- Что случилось? - спросила она.

- Ничего особенного, - начал было Рома, но потом повернулся к ней и вкратце объяснил ситуацию уже твердым голосом делового человека, тщательно подбирая слова, чтобы не тратить время на лишние сантименты. Он моментально изменился в лице и в голосе, и Наташа это сразу заметила. Улыбка на ее лице разгладилась, настроение Ромы тут же передалось и ей, и теперь уже она тоже молча смотрела на бегущую под колеса дорогу с озабоченным выражением лица. 

- Не переживай, все наладится, никто же не умер, слава Богу, - только и могла тихо сказать она.

- Ты, пожалуйста, не отвлекайся, смотри на дорогу, а я сделаю пока пару звонков. Надо хоть как-то разгребать ситуацию, - задумчивым голосом попросил ее Рома, почесывая лоб, - сейчас, Наташенька, я кое с кем переговорю, и потом будем искать, где бы нам с тобой попить кофе, хорошо, милая? - смягчив тон, добавил он.

- Да, конечно, - ответила послушным голосом Наташа.

     

Дождь все лил и лил плотной завесой, дорога была мокрой, вода пузырилась на асфальте, стекая на обочины, и дальше пяти метров впереди ничего не было видно. Рома взглянул на телефон и вновь нажал кнопку вызова, предварительно выбрав Джефри из списка контактов. Новость Джефри воспринял спокойно. Он «варился» с самого начала в каше экономического кризиса, вот уже более года внезапно охватившего весь цивилизованный мир, и примерно что-то такое держал для себя в уме. Однако, в отличие от Джефри, Роме было обидно, что кризис ударил по ним тогда, когда до свершения сделки оставалось совсем немного, а все ее участники, в том числе и он сам, понесли существенные потери. Рома расстроился, рушились его ближайшие планы, но делать было нечего, надо было продолжать работать и жить дальше, и выкручиваться из ситуации. Он посмотрел на Наташу. Она молча и сосредоточенно вела машину, напряженно всматриваясь вперед. Про себя, похвалив ее за умелое вождение, и подумав о том, что умный человек умен во всем, даже в таких отнюдь не мелочах, он спросил, - Ты не устала еще? Я могу тебя сменить, если хочешь.

- Не-а, спасибо, я в порядке, отдыхай спокойно, мы скоро будем на месте. Рома сделал еще пару звонков. Сообщил о случившемся и шефу. Тот тоже особенно не расстроился, лишь спросил, когда он собирается возвращаться. Роме вообще импонировала манера шефа никогда не паниковать, всегда сохранять хладнокровие и оптимистичный дух, что, в итоге, всегда оправдывало себя. «М-да, от него многому надо еще учиться и учиться» - подумал он.

- Возвращаюсь завтра вечером. На работе буду послезавтра, - сообщил он шефу.

- Хорошо, - тот положил трубку.  

 

Они въезжали в Питер. Рома смотрел по сторонам, созерцая сменявшие одна другую панорамы. Постепенно окраины сменились городскими пейзажами с характерными для Питера строениями, и после очередного поворота город предстал пред ним во всей своей красе. Роме нравился этот город. Ему нравились многие города и в каждом из них была своя неповторимая прелесть, но Питер был его любимым городом из всех городов, где он успел побывать. Он питал искреннюю симпатию к этому городу и, особенно, к его жителям, - в своем большинстве интересным, приятным и на удивление мягким и не по северному теплым людям. Еще минут через пятнадцать они были на месте. Въехали под арку в квадратный дворик. Наташа припарковала машину так, чтобы не мешать выезжать другим, стоявшим там автомобилям. Рома вышел из машины, разминая ноги.  Наташина машина белого цвета была совсем черной теперь из-за слоя грязи, покрывшего ее. Но сколько он не предлагал, не просил даже поехать сразу на мойку и отмыть машину от грязи, она уперлась, и ехать на мойку на отрез отказалась. «Вот упертая! - подумал Рома про себя - и впрямь «упряма как осел», - вспомнил он ее слова.

- Зачем еще время и деньги тратить на это? – приводила свои доводы Наташа, - все равно ведь дождь льет, и все запачкается снова.

- Поездим хоть немного как люди на чистой машине, ты и сама вся исмазалась пока вылезала из машины. Посмотри на свои джинсы, чумазая как черт, грязнуля, - увещевал ее Рома. 

- А ты уверен, что мы так уж много будем ездить? – кокетливо парировала она, с ухмылкой косясь на него вопросительным взглядом и покачивая головой. Тебе так хочется куда-то ездить? Не надоело вашему чистоплотному высочеству кататься? До Ромы дошла резонность ее хода мыслей. «И правда, куда нам еще ехать?» - подумал он, улыбаясь про себя, и вспомнив о более приятной перспективе вновь побыть вдвоем, наедине.

- Уговорили сударыня, признаюсь, вы абсолютно правы. Мне нравится ход ваших мыслей, мыслите вы верно, - сказал он и, шлепнув ее по попе, схватил чемоданы и устремился в парадную, тут же забыв о грязной машине.

- Ну и демагог вы, сударь, скажу я вам, - не успокаивалась подначивать его Наташа, еле поспевая за ним.

- Это я то демагог? Ничего, сейчас придем домой и я покажу вам какой я демагог, - не отставал от нее Рома, энергичными шагами преодолевая ступени.

- Ну-ну, буду ждать с нетерпением, будет интересно на это глянуть, вам ремень не нужен случайно? - все болтала Наташа, шагая за ним вприпрыжку через две ступени.

- Ремень для вас у меня и свой найдется, и даже кое-что посерьезнее. Сейчас, сейчас, только руки освобожу от чемоданов, и сразу примусь за ваше воспитание, сударыня, причем вплотную.

- Ой, как боязно нам, ой не пугайте, ну пожалуйста, я буду послушной девочкой, – кокетничала она в такт своим шагам.

Так, переговариваясь, они подошли к дверям. Звонок в дверь, дверь распахнулась и приветливая администраторша провела их вовнутрь. Она показала им, подготовленную для них комнату, взяла паспорта для оформления и скрылась из виду.

- Ну что, - спросил Рома, демонстративно вытаскивая ремень из петель брюк, - вам помочь или сами знаете, что надо делать и какое место подставлять для воспитания?

- Ой, как я устала и хочу спать, - ответила жалостливо Наташа. А давай примем душ, а потом уже решим, что делать и как меня, бедную девушку наказывать. А что мы будем  делать сегодня вообще? - поинтересовалась она уже серьезно, - чего бы тебе хотелось, как моему гостю? Я, как ты видишь, не очень хороший гид, но мы, например, можем просто прогуляться, поискать место для ужина или поехать куда-нибудь. Только скажи, куда бы ты хотел поехать и что посмотреть, если тебе хочется, - предложила ему Наташа. Рома подумал.

- Давай примем душ и отдохнем немного, - тебе самой надо отдохнуть после дороги. Если хочешь, поспи даже. Я могу заказать нам, что-нибудь легкое перекусить, еще очень рано для ужина, а вечерком выйдем и пройдемся пешочком – прогуляемся по городу, а заодно и место присмотрим, где можно поужинать. Машину сегодня выводить никуда уже не будем. Наездилась ты за эти дни, так что, отдыхай. Как тебе такой план? – предложил ей свою альтернативу Рома.

- План просто супер, так и сделаем, - ответила Наташа, - ой, я от тебя заразилась уже этим твоим «супер», - засмеялась она, скидывая с себя вещи и готовясь принимать душ.

- Ну, тогда я пошла, - сказала она и исчезла за дверью ванной комнаты. Зашумела вода. Рома огляделся. Комната ему понравилась. В дверь постучали. Это администраторша принесла их паспорта. Рома поблагодарил ее, вышел в холл оплатить за проживание и вернулся в номер. Ему и самому хотелось немного отдохнуть после дороги, и еще раз спокойно обдумать вновь открывшиеся обстоятельства. Вскоре из душа вернулась Наташа. Она все делала быстро и оперативно, не в пример другим женщинам, которые могут по два часа принимать душ, наводить усердно марафет, наносить с видом художника «боевую раскраску» на лицо, и проделывать еще много других, одним только им известных процедур. Ему вспомнилось, как говорил один его знакомый профессор – психиатр про таких женщин, - «Да ты только посмотри, у нее же на лице вся таблица Менделеева!».

- Молодчина, ты быстро, не заставила меня долго скучать, - поблагодарил ее Рома, поцеловав в щечку, - давай-ка и я тоже по-быстрому, и сразу к тебе. Когда он вышел из ванной, Наташа уже лежала на разобранной кровати, обмотавшись банным полотенцем, под которым, по всей видимости, больше ничего было. Такое развитие событий Роме показалось очень даже по душе, и он, недолго раздумывая, оказался рядом с ней, тут же ощутив приятный запах чистой свежести ее все еще влажных волос. Она смотрела на него и мягко улыбалась своими лучистыми глазами... "не говори мне слов, они здесь будут лишни". 

- Эх ты, Наташенька, Наташенька, - сказал он тихо, почти шепотом, погладив ее по волосам, она придвинулась к нему ближе …

Когда они проснулись, на улице уже стемнело. Не долго думая, они оделись и вышли на набережную Мойки, пересекли небольшой мостик через речку и вскоре оказались в бурлящем жизнью районе Питера возле одной из центральных станций метро. Наташа объясняла Роме, где они находятся, как называется то или иное место, стараясь хоть чем-то походить на гида, но у нее это получалось из рук вон плохо, чему она несказанно огорчалась, а Рома все успокаивал ее, - в конце концов, не группу туристов же обслуживала. Так, весело болтая и шутя, они подошли к какому-то ресторану, откуда раздавалась тихая музыка, и куда, то и дело заходили веселые компании и парочки.

- Ну вот, кажется, это как раз то, что нам нужно, - сказали они почти дуэтом и, смеясь, зашли в открытые двери. Порядочно проголодавшись после длительной прогулки, они заказали себе солидные порции риса и жареного картофеля с мелко рубленым мясом, взяли минеральной воды, соков и горячительных напитков. Теперь можно было расслабиться на всю катушку. Надо сказать, что в тот вечер Наташа пила крепкие напитки наравне с Ромой, и он с интересом наблюдал, как она залпом опустошала в себя очередную стопку водки, сам ничего, однако, ей не говоря. Он и так все прекрасно понимал, и сам ничуть не отставал от нее. Вокруг было шумно, но они не слышали никого, кроме себя. Темы их разговора менялись, плавно перетекая из одной в другую без остановки. От проделок детей до планов на будущее, от Наташиных взаимоотношений с отцом, которого она никак не могла найти до попыток Ромы помочь ей в поисках отца, подключив к этому все свои контакты; от ее конфликтов на работе до его рассказов о своих соседях, о том, какими они могут быть и хорошими, и невыносимыми порой, и так далее, и тому подобное. Разгорячившись, Наташа уже строила планы своего приезда к Роме сразу после новогоднего праздника, - Ничего страшного, - говорила она, - детей я придумаю с кем оставить и с работы отпрошусь на несколько дней. Меня заменят. Ничего с ними не случится. Я же их заменяю, когда меня просят об этом, пусть теперь заменят и меня, - рассуждала она. Рома ничуть не возражал, лишь поддакивал и кивал головой, однако самому не давала покоя вся та же тема нагрянувшего кризиса, который теперь рушил все его планы, в том числе касающиеся Наташи. Поэтому ничего определенного он ей ответить не мог, но она и не обращала на это никакого внимания, - все болтала и болтала о том, о сем. Наконец, устав от долгого сиденья и разговоров, они расплатились за ужин и вышли на улицу. У Наташи все время спадали джинсы, которые она то и дело подтягивала, как какой-то мальчишка-сорванец - ремень свой она забыла дома. Роме было смешно на это смотреть, и он исподтишка улыбался, слушая как она серьезно, как ей казалось, разглагольствует на разные темы, сама то и дело подтягивая вверх свои джинсы.

- Какая же я дура! Как я могла не надеть ремень! - все сетовала она, подтягивая раз за разом джинсы, - я даже и не знала, что я так похудела за последнее время, - недоуменно восклицала она.

- Наташенька, ты выглядишь на все сто, и мне нравится, что ты такая худая - «кожа да кости» прямо, - обнимая, теребил ее за волосы Рома, - а мне, кстати, нравятся худенькие и изящные женщины, так что ты сейчас будешь в самый раз.., хм, «толстая и усатая», - вспомнил он ее слова, - а что за проблема, вот как раз магазин женской одежды, и он открыт, кстати, давай-ка зайдем, выберем тебе ремень и ходи спокойно, зайдем? Однако, несмотря на все его увещевания, она почему-то заупрямилась вновь и наотрез отказалась покупать ремень без всяких на то причин. Рому это и смешило, и сильно удивляло одновременно. «Неужели она и впрямь до такой степени упертая? - спрашивал он себя – и что самое главное, никаких оснований для отказа я не вижу, ну и ну!» И он повторил свою просьбу. Но она также твердо стояла на своем. Уперлась и все, и шагала дальше своей походкой вприпрыжку, продолжая все время натягивать спадающие джинсы на талию. «Да уж, эта девка не фабричной, а ручной выделки» - смеясь думал он, глядя на нее.

- Ну, ты даешь! – только и мог сказать он, однако она выглядела так мило и забавно, что, смотря на нее, он все больше умилялся ее серьезному виду, и все больше проникался к ней чувством заботы и теплой нежности.

– Ну ладно мать, не хочешь как хочешь, бог с ним с ремнем, подтягивай свои джинсы и дальше! Мне это даже нравится, - нежно ущипнул ее за щеку Рома.   

 

Чувство полной свободы нахлынуло на Наташу. Легкие ее наполнялись воздухом до последней клеточки, дышалось легко и свободно как никогда, она чувствовала неимоверную легкость. Ей, разгоряченной напитками, хотелось летать, танцевать, шалить и шуметь. Она не знала, что же ей делать со всей этой безмятежностью, которая сделала ее легкой как пушинка. Ей передалась Ромина спокойная уверенность в себе, - которая так часто действовала на людей, пробуждая в них давно забытые или спавшие доселе лихие инстинкты, - и она почувствовала себя уверенной как никогда, сильной и способной свернуть горы. Рома часто наблюдал, как даже слабые люди, немного побыв с ним, начинали совершать совсем «неслабые» поступки, обретя какую-то, доселе им самим неведанную уверенность в себе. Хотя сам Рома умел контролировать свои собственные эмоциональные порывы, однако люди не всегда могли справиться с этим, им начинало казаться, что они и впрямь супермены, что они всемогущие, и могут делать все, что только взбредет им в голову. Это зачастую заканчивалось печально и не в их пользу. Иллюзии рассеивались, а реальных сил в действительности оказывалось недостаточно, достойно ответить за свое поведение. И Рома старался быть осторожнее с такими людьми, соблюдать дистанцию и умеренность в отношениях и разговорах с ними. Но Наташа уже вошла в раж, а ему это только нравилось. Но он не знал еще, чем это все против него же обернется.

Тут она ни с того, ни с сего гордо сообщила, - А зато я могу свистеть, а ты,  можешь? Я в детстве громче всех свистела во дворе и все пацаны меня боялись.

- Ну и что, я тоже могу свистеть, - пробубнил Рома, даже не подозревая, что она имела ввиду.

- Ну, уж нет, ты никогда не сможешь свистнуть так, как я, - сказала она, - спорим? И не успели еще ее слова достичь Роминых ушей, как она вставила два пальца себе в рот, набрала побольше воздуха в легкие, и на всю улицу раздался такой немыслимо громкий, резкий и пронзительный свист - такой, громче которого Рома еще не слышал в своей жизни. Это был совершенно убийственный свист из категории свиста Соловья - разбойника, если бы тот действительно существовал. Это был какой-то все пронизывающий и парализующий свист. Рома, раскрыв рот, инстинктивно вдавил голову в плечи и закрыл уши руками оглушенный, только и успев сдавленно воскликнуть, - Ох-х, - а редкие прохожие тут же остановились и стали тревожно оглядываться по сторонам в поисках виновника этого громкого происшествия. Но Наташа уже шагала дальше как ни в чем ни бывало, подтягивая свои джинсы и невинно улыбаясь, и тоже оглядываясь по сторонам. А редкие прохожие видели лишь вполне респектабельную  пару, прогуливающуюся под ручку по широкому тротуару, разве что женщина время от времени как-то по-мальчишески подтягивала спадавшие с нее джинсы. Рома пребывал в шоке. Он был обескуражен и даже контужен в полном смысле этого слова. В ушах у него звенело, она что-то спрашивала, но он ее не слышал, а только видел, как шевелятся ее улыбающиеся губы и сверкают задорным светом глаза. Его пошатывало. «Да уж, за такой кошмар и я ее боялся бы» - только и смог подумать он, все еще недоуменно смотря на нее.

- Ты что! – воскликнул он как только вновь обрел способность разговаривать, - так же можно контуженным остаться! - он еле слышал самого себя. То, что она вытворила оказалось для него полной неожиданностью.

- Так то, - сказала, продолжая смеяться Наташа, - а хочешь, я могу и повторить, - и она опять вставила два пальца куда-то глубоко в рот, характерно сложила губы и сделала глубокий вздох - ей очень понравился эффект, который она произвела и, ну уж очень хотелось повторить этот трюк.

- О нет-нет, прошу тебя, только не это, очень прошу! Ты настоящий Соловей - разбойник. Нет, ты не Соловей, а Наташка - разбойник, это ужас какой-то, дай хоть в себя приду, у меня до сих пор в ушах звенит, - взмолился Рома.

- Ну что, сможешь так? – совсем уже по хулигански спросила Наташа, лихо подтягивая джинсы.

- Нет, вот так я не смогу, да и никто не сможет из тех, кого я знаю или когда-то знал, - ухмыляясь ответил ей Рома, - а как это у тебя получается, научишь меня? – попросил он ее.

- Ну, это мы посмотрим, это смотря как ты будешь себя вести. Могу ведь и как оружие использовать, если что, - продолжала смеяться над ним Наташа.

- О нет, только не это, я полностью твой, сдаюсь, я этого больше не вынесу, это слишком жестоко. А будешь еще свистеть, я пожалуюсь на тебя в Комитет против распространения и использования запрещенных видов оружия, и тебя запретят как Наташку- разбойника, хочешь? – они подходили ко входу во дворик с гостиницей. Прямо перед ними светились красочные огни ресторана «Берлога», находившегося рядом с их обиталищем.

- Может, зайдем? – спросил Рома - еще рано, мы могли бы посидеть немного, попить кофе, и все такое, что скажешь?

- Давай, я совсем не против, что нам делать в гостинице? – но тут она поправилась, хитро прищурив свои лучистые глаза, - если подумать, мы, конечно, нашли бы чем нам заняться «дома», но можно и посидеть немного.

Рома распахнул дверь «Берлоги», пропуская Наташу вперед. Прямо перед ними в небольшой прихожей в нише гардероба сидела гардеробщица, которая тут же поднялась, приветливо улыбаясь им. Но не успел Рома оставить Наташу одну, обратившись к гардеробщице с просьбой позвать администратора, как прямо у него за спиной вновь раздался лихой Наташин свист, который, к тому же, прозвучал теперь в закрытом помещении во сто крат громче. Рома опять инстинктивно пригнулся и закрыл руками уши, а гардеробщица вытаращила глаза, открыв рот от изумления. В зале за занавесью воцарилась тишина, и оттуда выбежал испуганный администратор, думая, наверное, что на их ресторан совершила набег банда батьки Махно. Наташа же опять стояла улыбалась  как ни в чем ни бывало, и смотрела на ошарашенных людей. Рома понял, что ситуация выходит из-под контроля, и надо что-то предпринимать. Быстро оценив все происходящее, он тихим, но убедительным тоном произнес спокойно и с улыбкой, - У девушки хорошее настроение, вот она и разгулялась, вы не обращайте внимания, лучше подыщите нам столик, мы хотели бы посидеть здесь немного! После этого он так же спокойно снял свою легкую дубленку, помог раздеться и Наташе и протянул вещи гардеробщице, – Не обращайте внимания, - повторил он умиротворяюще.

- Да-да, вы не обращайте на меня внимания, - согласилась Наташа веселым голосом, чуть пошатываясь и гордая тем, что ее защитник не растерялся и оказался на высоте. Администратор услужливо провел их в зал и указал на свободный столик у окна. В ресторане вновь стало шумно, инцидент был исчерпан, а на мини-сцене играла живая музыка.

В зале царил полумрак... Они сидели друг против друга, а на столе перед ними дымились чашки черного кофе, источая изысканный аромат. На сцене   тихо пела мелодичную песню певица, полусидя на высоком сценическом стульчике, свесив одну ногу, и уперевшись другой в специальную подножку. Наташа на минуту задумалась, повернулась к сцене и сидела так, наблюдая за певицей. Потом она повернулась к Роме и произнесла,  серьезно смотря ему в глаза. Хмеля в ее глазах как не бывало.

- Так как мы, сударь, сидим с вами друг против друга, находясь за столом переговоров, думаю, что нам следует обсудить некоторые весьма важные и не терпящие отлагательства вопросы – произнесла она, проникнувшись спокойным и величественным духом окружающей атмосферы.

- Так значит, вы, сударь, прибыли сюда покорять мое королевство!? – Наташа все также серьезно смотрела Роме в глаза, не отводя взгляда.

- Так точно, сударыня, вы все правильно поняли, - подхватил Рома без долгих раздумий ее настрой. Вести всяческие переговоры - был его конек, и он не раздумывая сразу же переключился на нужную волну, - мои войска стоят осадой у ворот вашей крепости, ультиматум передан вам моим послом, а сам я жду вашего решения, от которого будет зависеть, начнется ли штурм вашей крепости или нет, - развил тему Рома.

- Смею вам сообщить, сударь, что не вы первый предпринимаете поход на мое королевство. А мы всегда давали достойный отпор всем, посягнувшим на наш суверенитет.

- Я, со своей стороны, осмелюсь напомнить вам, ваше высочество, что войска мои и численностью значительно превосходят ваши, и редуты ваши порядочно поредели. Я же пришел к вам не как агрессор, а с предложением сложить оружие, капитулировать и стать частью моего королевства. Взамен я обещаю вам свое покровительство и защиту. Соответствующий договор уже составлен, он находится у моего министра заморских дел, и при вашем согласии будет передан вашей стороне. Затем ваш и мой министры обсудят нужные технические формальности, и мы с вами заверим сию грамоту своими высочайшими подписями с печатями. Подумайте. Даю вам на размышление ровно минуту, не больше.

Наташа, войдя в роль, серьезно смотрела немигающим взглядом Роме в глаза, а Рома любовался тем неземным светом, который все время так и струился из ее задумчиво прищуренных глаз. Любовался тем светом, что покорил его с самого первого взгляда. На душе у него было легко и спокойно.

- А вы знаете, ваше величество, я согласна, ибо не вижу никаких причин не согласиться с вашим предложением. Предложение сие достойно истинного рыцаря и великодушного правителя. Кроме того, я, прежде всего как женщина, должна заботиться о благополучии и безопасности моего народа, но доля моя как женщины требует еще и соблюдения моей личной чести и достоинства. Покровительство сие я приму, доверившись вам, и надеюсь, что вы оцените по достоинству мое решение, и отнесетесь к нему с полным уважением.

- Это мудрое решение, с вашей стороны. Я знал, что вы женщина мудрая и был уверен, что вы примите единственно правильное и разумное решение. Ваши личные честь и достоинство будут полностью соблюдены, ровно, как и будет обеспечена полная безопасность вашего народа, однако договор также предусматривает вашу личную покорность мне и заключение брачного союза, который скрепит и сделает неразрывными все достигнутые договоренности. Можете отнестись к этому как к политической необходимости, однако для меня будет еще и честью видеть вас своей законной супругой, проявлять заботу о вас и исполнять свой супружеский долг, оставив в сторону всякую политику. Мы должны обсудить еще и этот пункт вашей капитуляции.

- А что здесь обсуждать, я и на это согласна, - ответила сразу же Наташа, - с этого и надо было начинать, сударь. А то вы все - осада, войска и прочая дребедень. И не забывайте, что у меня есть грозное оружие, которое я вам уже продемонстрировала.

- О нет, только не это, - вспомнил с деланным испугом ее свист Рома, - будем считать, что мы сдались друг другу без боя и заключили мир на веки. Они подняли бокалы с шампанским, раздался звон хрусталя (теперь уже хрусталя), и рассмеялись дуэтом. Так, завуалировано, в шутливо-иносказательной форме они фактически определили и свои личные приоритеты, начертав, таким образом, каждый свою картину того, кем он хотел бы видеть своего визави в своей дальнейшей жизни. Можно сказать, что это было своеобразным, таким же спонтанным, как и все, что было до этого между ними, предложение руки и сердца, и согласие принять его. И это значило, что для себя они уже определились.

- Ты знаешь, мне так понравился этот наш разговор! – некоторое время подумав о чем-то, призналась Наташа.

- Ну, еще бы! – заполучить и защитника крепости, и законного супруга одновременно, - какой же королеве такое не понравится!?

- Вообще-то супруг и защитник – это одно и тоже, но хорошо, если вам угодно, сударь, пусть так и будет. А если честно, мне все это очень понравилось. Мне ужас как понравился этот разговор, и то, как он спонтанно, но к месту получился. Жаль я не могу писать, а то бы я описала эту ситуацию.

- Ничего страшного, я опишу ее за тебя и дам тебе прочесть потом. Я же обещал заботиться и помогать тебе. С этого и начнем, согласна?

- Да, я согласна, конечно, спасибо тебе, я буду ждать с нетерпением. Только не пиши, что я свистела, мне будет стыдно, - улыбнулась она.

- Ну уж нет! – возмутился Рома, - нет, это я обязательно напишу, при том в первую очередь с этого и начну, и опишу все до мельчайших подробностей. Без этого никак, еще чего! Чуть не лишила меня слуха, контузила, людей распугала, а теперь как невинная овечка говоришь «не пиши»? Не выйдет, милая, да и нужно же указать, что при заключении договора ты тоже обладала "современным оружием массового уничтожения", и что капитулировала ты только сугубо из политических соображений…

- Ладно, ладно, пиши если хочешь, - улыбалась Наташа, с нежностью смотря на него, - ну что, доблестный государь, пойдем уже может быть? Пора и долги свои исполнять. Не то народ взбунтуется, и тогда нам несдобровать. Роме очень нравилась ее всегда несколько смущенная милая улыбка. Он продолжал исподтишка посматривать на нее иногда, как и в день своего приезда, получая при этом массу удовольствия.

- Да, пора нам уже исполнять условия договора, чтобы он не остался на словах, - согласился он, сделав серьезное выражение лица.

- Размечтался, у… - скорчила ему лицо Наташа, показав язык.

Они расплатились, взяли вещи в гардеробе. Гардеробщица с подозрением оглядела их и протянула верхнюю одежду. Наташа быстро надела куртку, привычным движением засунула руки в карманы и молча зашагала к выходу, опустив голову и не смотря гардеробщице в глаза. Хмель улетучивался, и ей было немного стыдно за свое недавнее лихое поведение. «Ничего, зато будет, что вспомнить», - успокаивала она себя.   

 

Следующий день - день его отъезда выдался холодными и морозным. В воздухе стоял запах снега, однако самого снега не было в помине. Погода, как и везде в мире, изменилась здесь тоже. Этой зимой она была совсем не похожа на обычную питерскую погоду декабря. Снег еще не выпадал, но вместо этого беспрестанно лил дождь…

Рома проснулся рано, Наташа еще спала. Он вспомнил, что за эти дни он так и не подарил ничего особого ей на память, не сделал никакого подарка, и стал лихорадочно думать, как ему исправить эту оплошность. Хотя он был не очень силен в подарках для женщин, и никогда не умел этого делать, однако он все равно испытал облегчение от того, что до его отъезда в аэропорт оставалось еще целых полдня. Уж за это время даже он смог бы что-то придумать. «Главное внимание, - успокаивал он себя, - вот возьму и подарю ей свисток или еще лучше глушитель для рта, чтобы отвадить ее разбойничать» - улыбался он про себя. Он вспомнил, что вчера, когда он искал пункт обмена валют, чтобы обменять на рубли оставшиеся у него евро, он мельком видел один магазин неподалеку от гостиницы, который был похож на парфюмерный. «Вот туда я и направлюсь, пока она спит» - сказал он себе, и наскоро умывшись, стал одеваться. Возня в комнате разбудила Наташу, – Ты куда это собрался с утра пораньше? - спросила она, открывая заспанные глаза и кутаясь в одеяле. Рома подошел, погладил ее по волосам, чмокнул в щеку, - Я забыл маме взять что-нибудь ко дню рождения, - слукавил он, - ты спи еще, время у нас есть, а я пока прогуляюсь в магазин, здесь за углом, неподалеку. Видел вчера там что-то похожее на парфюмерию.

– Ты уверен, что хочешь пойти один? Я ведь тоже могу пойти с тобой и помочь тебе выбрать что-нибудь для твоей мамы.

- Нет-нет, в этом совсем нет необходимости. Ты отдыхай пока, а я минут через двадцать, не позже, вернусь, хорошо? Какая ты теплая! Я лучше пойду, а то мне захочется обратно под одеяло с тобой греться, - убедил ее, а заодно и себя Рома.

- Ну, ладно, - она улыбнулась ему мягкой улыбкой, а теплые, приятные волны сразу же заплескались о берег Роминого сердца. Он, чмокнув ее в щеку еще раз и поспешно вышел из номера.

Он долго ходил по большому парфюмерному салону, в сомнениях изучая великое множество всевозможных духов, теней, туш для ресниц, лосьонов и других атрибутов женского макияжа, пока к нему не подошла молоденькая продавщица и не поинтересовалась, может ли она ему чем-нибудь помочь. Обычно, Рома очень не любил навязчивых продавщиц и продавцов, мешавших рассматривать товар и услужливо следовавших по пятам покупателей. Это Рому сильно раздражало. Он считал, что продавцы не должны быть такими навязчивыми и надоедливыми, а делать все незаметно, находится все время где-то по близости и приходить на помощь только в случае необходимости. Многим покупателям хотелось сперва самим пройтись по магазину, самим изучить ряды товаров, обдумать, прикинуть, пощупать, попробовать товар «на вкус», образно говоря. И делать это под непрестанным взором продавца, стоящего все время над душой, было не совсем приятно. Тем не менее, на сей раз помощь молоденькой продавщицы пришлась весьма кстати. И вскоре, он уже выходил из магазина довольный своим выбором духов с символичным названием «Miracle», что в переводе означает «Чудо». А в воздухе уже кружили мелкие хлопья снега.

Когда он вернулся в гостиницу, Наташа все еще крепко спала. «Ну и соня, ну и соня!» - повторял про себя Рома, глядя на нее. «Интересно сколько же она проспит, если ее не разбудить? Кажется, она так и будет спать и спать, и не просыпаться» - приговаривал он про себя, снимая дубленку.    

 

- «Эй, соня, ну-ка хватит спать, вставать пора, не на курорте!» - хотелось громко крикнуть ему, но вместо этого он лишь тихо, на цыпочках, передвигался по комнате  стараясь не разбудить ее. Он так же бесшумно снял обувь и свитер, и присел на кровать рядом с ней. Было 11.00, и действительно, была пора просыпаться, учитывая то, что им еще предстоял путь в аэропорт. Он провел рукой по Наташиным волосам, молча смотря на нее. Она зашевелилась, приоткрыла один глаз, посмотрела на него и улыбнулась.

- Ну как, купил маме что-нибудь?

- Нет.

- Ой, а почему, зря ходил что ли? Не было ничего подходящего? - допытывалась она сонным голосом, по-прежнему смотря на него одним глазом.

- Да нет, маме я уже привозил духи из Америки, ей их надолго хватит, и еще кое-что приготовил ко дню рождения. Кстати, Новый Год на носу, а мы, возможно, не сможем увидеться, поэтому разреши, милая, на всякий случай поздравить тебя с Новым Годом сейчас, и подарить тебе вот это, - произнес он и торжественно вытащил из-за спины купленные для нее духи, упакованные в красного цвета коробочку, упакованную в такого же цвета небольшой бумажный пакетик с ручками.

- Ой, ты ходил мне духи покупать, хитрец, - сказала она, приподнявшись на кровати, чтобы обнять его, – спасибо тебе, милый, мне так приятно и стыдно, что я совсем не подумала о подарке для тебя, - продолжила она, про себя еще раз отметив его внимательность. Этот, хотя и досрочный подарок, оказался для нее действительно неожиданным и приятным сюрпризом.

- Это совсем не сюрприз, не думай, просто я понял, что тебя можно только так заставить проснуться, и придумал уважительную причину для этого.

- Ну что же, мне нравится эта причина, и название у них такое символичное, - Наташа звучно чмокнула его в щеку, поднялась с кровати и направилась в ванную, – и правда, уже поздно, нам скоро выезжать, - произнесла она, а в ее голосе послышались дрожащие печальные нотки, - я сейчас. Проголодалась я, честно говоря...

- Как раз и позавтракаем, - поддержал ее Рома, и вскоре они уже выходили из номера в зимнюю стужу. Увидев их дежурная расплылась в доброжелательной улыбке в предвкушении чаевых. Рома расплатился с ней, они попрощались пожелав ей счастливого Нового Года и вышли на заснеженные улицы Питера. Снег валил во всю, все больше и больше, а тротуары окрашивались в белый цвет.

"Лишь бы рейс не отменили" - подумали они одновременно, а в глубине их душ звучало - "Хоть бы его отменили!". Но оба отвергали эту мысль, так как это было бы совсем не кстати. За дни, что они провели вместе, у обоих накопилось достаточно дел, и задержка рейса сейчас могла только спутать все их планы. Как известно, всего хорошо в меру и свою меру они уже использовали сполна.   

 

Походив еще немного, и найдя поблизости место, где можно было перекусить, они позавтракали, оседлали грязного Наташиного железного коня и двинулись в сторону аэропорта. Ехали медленно, времени до рейса было достаточно, однако, при такой погоде, в аэропорт, все же, лучше было   прибыть раньше. Оба больше молчали, иногда переглядываясь. Оба думали об одном и том же, поэтому говорить о чем-то не было смысла. Отступившие за эти дни тяжелые мысли вновь привычно завертелись в их головах, навалившись на них своей неизбежной повседневностью. Мысли, мысли о будущем, о прошедших днях... Каждый заглядывал вглубь себя, чтобы еще раз прочувствовать и проверить те ли чувства он испытывает, и как быть дальше с этими чувствами. Все это вместе, - и мысли, и чувства, и эмоции проносились в их головах со скоростью света, а вернее со скоростью мысли, которую еще никто точно не измерял, но которая, как известно, быстрее всех остальных известных скоростей…

В аэропорту было суетно и шумно. Предновогодние пассажиры прибывали и убывали, а Рома с Наташей сидели, прижавшись к друг к другу, на совмещенных в ряд мягких креслах у окна и наблюдали, как снег валил уже крупными хлопьями, образуя сугробы и застилая собой вечернее небо.

- Вот и к вам пришла зима, - произнес Рома задумчивым голосом.

- Да, сейчас завалит все дороги, а мне еще за детьми ехать, - отозвалась также задумчиво Наташа, - и поеду я уже одна, без тебя, - грустно добавила она в слух то, о чем подумала про себя.

- Наташа, поезжай-ка ты домой, не надо тебе дожидаться посадки, я вылечу, не беспокойся! На улице темнеет, и дороги будут завалены,– настаивал Рома, - как ты будешь одна в такую пургу добираться?

- Да ничего, доберусь как-нибудь, мне не впервой, не гони меня, пожалуйста, я все равно не уеду пока не объявят твою посадку. Да еще и погода может оказаться нелетной. Дай мне побыть с тобой напоследок еще немного и не ворчи, пожалуйста! – Наташа крепче прижалась к нему. 

Зная, какая она упрямая, и то, что все его попытки отправить ее домой окажутся тщетными, Рома смирился и прекратил это бесполезное занятие, но, наблюдая за тем, как снег валит за окном все сильнее, он не мог не беспокоиться. Он сходил в справочную, справился на счет рейса. Ему ответили, что все остается в силе, и скоро должна начаться посадка. По дороге обратно он зашел в буфет, взял им кое-что пожевать и вернулся к Наташе, которая тихо сидела теперь на кресле и покорно ждала его с полными грусти глазами. Он сел рядом и крепко обнял ее, чтобы погреть, а заодно и запомнить эти ощущения и свежий запах, исходивший от ее волос, который ему так нравился. Так они и сидели вдвоем, - молча, а закуски, купленные Ромой, так и остались нетронутыми до самой посадки.

Наконец-то объявили посадку на его рейс. Они поднялись и направились к стойке регистрации. Подошли туда и первые пассажиры, и вскоре, пройдя все необходимые формальности, они побрели к выходу на посадку. Остановившись перед дверью, еще раз посмотрели друг другу в глаза и крепко обнялись, ничего не говоря. Наташа тихо всхлипывала, пытаясь скрыть слезы. Рома молчал. Все было уже сказано и пересказано. Все было ясно без всяких слов…

Самолет набирал высоту, рассекая холодное пространство, пронзая иглой  темное небо. Рома сидел у иллюминатора и вглядывался в темноту. Стюардесса что-то спрашивала у него, но он ее не слышал. Душой и мыслями он находился там, на пассажирском сидении рядом с Наташей. Она вела машину, внимательно вглядываясь в дорогу, но периодически поворачивалась к нему, улыбалась и поглаживала его по щеке тыльной стороной ладони...

В Питере крупными пушистыми хлопьями падал на землю снег. Наташа ехала по заснеженной трассе одна, так, будто и не было этих нескольких необычайно счастливых дней, проведенных вместе, но душой и мыслями она находилась там, рядом с Ромой, смотрела на него, смеялась и периодически поглаживала его по щеке тыльной стороной ладони... Эти мысли грели ее. К горлу подкрадывался ком, но она усилием воли сдерживала его, не позволяя себе расслабляться до поры до времени. «Успеешь еще» - говорила она себе и еще крепче сжимала руль. Снег заметал все вокруг, а души обоих заметало холодящей пустотой. Не хотелось ни о чем больше думать, хотелось лишь встряхивать головой, чтобы убедиться, что все это не было сном…  

 

 

ГЛАВА IX. В разлуке  

 

  

Наташа забрала детей у родственницы и теперь лежала у себя в комнате и ждала звонка от Ромы. Она вновь представляла себе, как будет выглядеть их следующая встреча. А, посмотрев на нее со стороны, можно было видеть, как лежит на диване девушка и улыбается, а глаза ее подернуты невидимой мечтательной пеленой. По ее расчетам он должен был быть уже  дома.  

 

Рома быстро покончил со всеми таможенными и пограничными формальностями, - благо в аэропорту он был частым гостем, и все его хорошо там знали, - зашел в Duty Free, купил себе сигарет и большую бутыль своего любимого Jack Daniels. Чувствовал, что она ему пригодится, когда он доберется до дома.   

 

****   

 

После его возвращения домой дела все никак не налаживались. Кризис отменил все намечающиеся сделки и поездки. Вдобавок ко всему, состояние здоровья Ромы резко ухудшилось. После сдачи всех анализов выяснилось, что у него обострилась болезнь одного из желудочно-кишечных органов, и ему надо было срочно лечиться. Однако шеф, узнав об этом, почему-то обрадовался, - он был в своем обычном амплуа, - и пообещал Роме, что сразу после Нового Года они поедут вместе в Ессентуки - подлечиться, попить минеральной водички, а заодно и отдохнуть после непростого года.

- А я как раз ищу себе попутчика, - радостно сообщил он, - потерпи малость, у нас будет много времени хорошенько отдохнуть и подлечиться.

Однако Рому такая перспектива не очень обрадовала, так как он прекрасно знал, что означало «отдохнуть с шефом». Он знал, что "отдохнуть" с ним не получится, так как тот, несмотря на свои годы, был человеком весьма энергичным и всегда находил какое-нибудь занятие для себя и своих спутников. Рома очень изменился после возвращения из Питера. Всем своим существом он по-прежнему находился там. Изменить это было уже не в его силах, и он ничего не мог с этим поделать. Он чувствовал, что именно там он нашел то - самое важное для себя, а все остальное было второстепенным. Работа не спорилась, да еще и Наташа сидела на чемоданах в ожидании, когда же он даст добро на ее приезд. Однако за время его отсутствия у него накопилось столько дел, что теперь ему приходилось работать все дни напролет, в любой момент ожидая ночного звонка - команды на встречу каких-то важных гостей или на срочный выезд в очередную страну. Именно поэтому он не мог рисковать, вызывая ее в такой ситуации, так как нельзя было исключить, что пока она будет находится в полете, он сам куда-то срочно уедет, не сумев предупредить ее, и тогда встретить ее окажется некому. Все могло измениться в доли секунды, а свой лимит на свидания с "любимыми женщинами" он уже исчерпал. Она все спрашивала, - Когда, ну, кода  же, наконец? А он не мог ничего ей ответить. Это его очень тревожило, и от этого состояние его здоровья только ухудшалось. В результате он приходил домой совсем разбитый, а впереди не маячило ни малейшего проблеска света. Они много разговаривали по телефону - так они чувствовали, что они по прежнему вместе, и в результате им обоим приходили сотенные, а то и тысячные счета за переговоры. Оба изнемогали от нетерпения.

- Знаешь, я каждый раз подхожу к шкафу, открываю его, и оттуда исходит твой запах, представляешь? Твоя рубашка по-прежнему так пахнет тобой! А я как маленькая нюхаю ее украдкой. Дети увидят чего доброго и скажут "у мамы совсем крыша поехала".

- А я перечитывал всю нашу переписку. Ну и дали жару мы с тобой! Ни конца, ни края. Можно целую повесть написать. Ты случайно не помнишь, когда мы начали переписываться? 

- Помню, в прошлом апреле. Скоро год как. А те розы, что ты мне подарил, я посадила в нашем саду, во дворике. Они так хорошо прижились! К лету расцветут…

       

За короткое время Рома успел слетать в Болгарию на пару дней, и не успев вернуться оттуда, сразу в Турцию. Но путь его в обе эти страны лежал совсем не через Питер. Он дошел до того, что сдружился с представителями шведских деловых кругов, предложив им пару долгосрочных проектов, в рамках которых можно было наладить мост регулярных поездок в Швецию, а по дороге заезжать и в Питер. Он даже подумывал о том, что в Питере можно было бы открыть офис для работы со скандинавскими странами и предложить эту идею руководству, но под это дело нужна была хорошая финансовая основа. Придумать форму взаимовыгодного сотрудничества было несложно, однако шведы никак не хотели идти на более тесное сотрудничество. Они были дотошно расчетливыми, и пока что дальше пустых переговоров дело не двигалось. «Ничего, я их добью, я упрямый, дайте только срок» - думал Рома, почти всегда добивавшийся того, за что брался всерьез.

       

Близился Новый Год, предновогодний ажиотаж и суета заполнили окружающую атмосферу, впрочем, как это всегда и бывает, но настроение у обоих было совсем не новогодним. Обоим было абсолютно безразлично все то, что происходило вокруг. «Вот так - думал Рома - так тебе и надо,  начинается то, чего ты так боялся». Но он быстро отбрасывал эти мысли от себя подальше, чтобы следующим этапом не пожалеть чего доброго обо всем.  

       

К Новому Году нервозность достигла своего апогея, новогоднего настроения как не было, так и не было, а в голосе Наташи уже начинали слышатся печальные нотки разочарования. Не было уже той прыткости, того задора, что сквозили раньше в каждом ее слове. Чувствовалось, что человек выдохся, человек перегорел. Реальность жестоко брала свое, отвоевывая шаг за шагом все то, что они так долго строили, мчась сломя голову под парусами надежды и любви. Да и у Ромы на душе кошки скребли ничуть не меньше. Мысли метались из стороны в сторону, но натыкались лишь на непреодолимые "бетонные" стены своей невоплотимости. Он стал срываться и попусту ревновать Наташу, обрушиваться на нее с упреками, когда она где-то задерживалась или же когда он не знал, где она находилась. Раньше с ним такого не случалось. Он ненавидел себя за это, старался держать себя в руках, но у него плохо это получалось. Он буквально терял голову - «Да что же это со мной, надо взять себя в руки!» - повторял он себе, однако сам разгорался все больше и больше.

- Ты сильно изменилась.

- Нет, я такая же, как и была.

- А где та Наташа, которую я знал, полюбил и которая била себя в грудь кулаками, доказывая, что «главное знать, что мы вместе», и еще много чего говорила? Где? Нет той Наташи. Я ее потерял.

- Как ты можешь так говорить? Это же я - твой малыш, и ты такое говоришь мне? - она плакала.

Рома перестал отвечать на ее звонки, уже не в состоянии выдерживать осознание невозможности дальнейших отношений… Наташа звонила беспрестанно, через каждые 5-10 минут, но он не отвечал, при этом, испытывая то, что трудно передать словами. Так продолжалось три дня. Но на четвертый день он не выдержал и ответил на ее звонок.

- Да!

- Что же ты делаешь? Что же ты делаешь с нами? Почему, ответь? Все стало черным для меня! - она почти кричала от душивших ее слез.

- Наташа, мне плохо, я себя плохо чувствую, нет больше сил. Я не могу разговаривать с тобой. От этого мне становится еще хуже.

- Да? Ну, хорошо, не разговаривай, лишь бы тебе было хорошо, - тихо и задумчиво отвечала ему она подавленным голосом смирившегося со своей участью человека.

Рому мучили ночные кошмары, мысли его буквально впитывались в подушку, на которой он спал, и она была насквозь пропитана этими его кошмарами, мучившими и не дававшими ему спать по ночам. Однако, немного придя в себя, он позвонил Наташе сам. Поначалу, разговор их состоял, в основном, из молчания, однако постепенно, незаметно для самих себя они вновь вошли в прежнее русло своего привычного общения, и вновь стали непринужденно болтать о том, о сем.  

 

Несмотря на это, Рома не переставал чувствовать себя каким-то подавленным и больным, как-будто внутри него тлела неизвестная болезнь,  сжигая его и не давая ему покоя. Он перестал спать по ночам вообще, а если и ложился, то не снимал с себя одежду - в чем был, в том и спал. Раздражение его перешло и на коллег. Он стал без особой причины нервно срываться на тех, с которыми до этого у него были вполне нормальные дружеские отношения. Однако коллеги лишь молча терпели и всячески пытались его успокоить и утихомирить, потому что знали, что разъяренный Зомби - это страшно. Он метался. Очень хотелось повидать Наташу. Он безмерно тосковал по ней, тосковал по ее улыбке, по запаху ее волос и, особенно, по ее глазам. Ему не хватало воздуха и очень хотелось хоть как-то сдвинуть их отношения с мертвой точки, приведя их хоть к какому-нибудь логическому завершению. Но, к сожалению, для этого по-прежнему не было никаких реальных предпосылок. Он готов был сделать все для этого, но не видел пока ни крошечного признака этого «всего». Чтобы изменить свою жизнь кардинально, так, чтобы быть в состоянии осуществить уже долго маячивший в голове грандиозный проект счастливого воссоединения, требовались годы, и манны небесной ему никто не обещал. С другой стороны, положа руку на сердце, надо было признать, что если у него в жизни все было бы так хорошо, разве у него было бы лишнее время на то, чтобы разбираться с тем, кто и как стоит на фотографиях?

       

Наташа же сникла, ее повседневная жизнь забирала ее всю, не оставляя ничего в остатке - работа, все растущие домашние заботы и хлопоты уже не оставляли ей столько времени для мечтаний и мыслей о своем личном будущем. Однако тлеющие угольки надежды все еще теплилась в ней, а они, как известно, умирают последними. А пока что Наташа, совсем недавно такая близкая, куда-то отдалялась от Ромы. Иллюзии рассеивались, уступая место холодной действительности. Он кипел. Он не мог даже подумать, что много лет тихо спавшие в нем чувства могут начать вдруг так грозно и бесконтрольно вырываться наружу, словно из жерла проснувшегося вулкана, сжигая его самого кипящей лавой и осыпая пеплом все вокруг. Он чах. Он медленно сходил с ума. 

 

 

ГЛАВА X. И снова Питер  

 

 

Вскоре после нового года, Роме позвонил шеф. Справившись как его дела и самочувствие, он сообщил, что на днях приезжает господин Стойкович из Сербии. Тот сумел таки найти какие-то подходы к шведским деловым кругам, и они вместе должны были слетать на днях в Швецию. Но самым интересным и неожиданным было то, что лететь они должны через Санкт-Петербург, так как у Стойковича была назначена там короткая деловая встреча. Надо сказать, что Любомир Стойкович - сам по себе простой и симпатичный человек, был очень влиятельным в Европе бизнесменом. В деловых кругах с ним считались, к его мнению прислушивались, и то, что он согласился посодействовать в налаживании контактов со шведами, которые имели большой опыт в работе с различными синтетической продукцией, было большой удачей - это был шанс, упустить который было нельзя. Кроме того, брат господина Стойковича был совладельцем международной сети заводов по производству резины для покрышек, у него был свой «Гольфстрим» - частный джет бизнес-класса, а сам Стойкович частенько им пользовался, прилетая к ним на частном самолете в любое время, без оглядки на установленное расписание полетов. И теперь, когда они должны были лететь в Швецию на самолете Стойковича, рассчитать время прилета и отлета из Санкт-Петербурга никак не получалось. Рома понимал, что времени для встречи с Наташей в Питере, учитывая важность поездки, у него может и не оказаться, но, в конце концов, решил, что все будет зависеть от того, как долго господин Стойкович задержится там. Шеф и сам не любил где-то задерживаться, если все дела были завершены, и вряд ли задержался бы хоть на минуту в Питере, если бы не дела господина Стойковича. Поэтому Рома заранее не сообщил ничего Наташе, а решил, что если дела выгорят так, что у него останется пару часов свободного времени, то он сделает ей приятный сюрприз.

       

Стойкович прилетел ровно через два дня, Рома с шефом ждали его в аэропорту, и как только им сообщили, что «Гольфстрим» осуществил посадку, они проследовали на борт. Их встретила учтивая, миловидная стюардесса - сербка. Сам Стойкович стоял с распростертыми объятьями у входа в салон мини-лайнера. Шеф поднял обе руки высоко вверх в знак приветствия. Тепло поприветствовав друг друга, они расселись по креслам. Стойкович дал команду на взлет, улыбающаяся стюардесса принесла напитки, и мощная машина, коротко разбежавшись, взмыла в небеса. Шеф со Стойковичем сразу же принялись обсуждать дела. Они негромко беседовали, а Рома, сидя напротив них, напряженно пытался расслышать хоть что-нибудь, что могло бы прояснить график их полета и длительность пребывания в Питере. Так как со слухом у него было все отлично, - он обладал абсолютным музыкальным слухом и мог расслышать даже писк мыши в дальней комнате или то, о чем тихо шепчутся люди, даже не подозревая, что их могут слышать, - он улавливал каждое их слово. Сама поездка и то, что должно происходить в Швеции его мало интересовало. Он уже знал, что за исключением некоторых организационных моментов, все будет так же, как это было всегда, по давно наработанной схеме. Все документы были подготовлены, а если вдруг понадобится что-то еще, то он быстро состряпает все, что надо уже на месте. Однако разговор пока никак не касался графика поездки. «Все равно, рано или поздно все станет известно, что я так напрягаюсь?» - подумал он про себя, и стал искать чем еще можно занять себя на борту.  

 

Стойкович был заядлым коллекционером и коллекционировал старинные и редкие монеты, марки, атрибутику ушедших с политической авансцены государств - одним словом все, что могло составлять хоть какую-то коллекционную ценность. Теперь же, с развалом Советского Союза, Югославии, Германии и появлением множества новых признанных и непризнанных государств, коллекционирование получило новый мощный импульс к оживлению. Рома со Стойковичем часто прогуливались по городу, когда тот приезжал в гости - по местам, где собирались коллекционеры и продавцы раритетов, где продавалась атрибутика бывшего СССР, и где можно было раздобыть очень интересные экспонаты - марки и денежные знаки таких государств, которых не существовало вообще или же тех, которые просуществовали всего несколько дней, но успели при этом «нарисовать» собственные казначейские знаки. Рома припас две редкие марки одного весьма интересного и до сих пор непризнанного мировым сообществом «государства», и теперь, подождав, когда они с шефом закончат обсуждать дела, торжественно вручил сербскому партнеру эти марки. Многие слышали, что это непризнанное «государство» выпустило в обращение собственные почтовые марки, однако никто их пока воочию не видел. Стойкович несказанно обрадовался, рассыпался в благодарностях, все вертел подарок в руках, нацепив специальные очки на нос. Но чуть погодя, он с серьезным видом выдал свое «экспертное» заключение, сообщив, что это подделка и марки фальшивые. Стойкович был довольно симпатичным мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой, очень спокойный, рассудительный, и Рома ему искренне симпатизировал в отличие от других своих партнеров - о некоторых из них он без раздражения даже вспомнить не мог. Стойкович продолжал увлечено изучать марки. Он вертел их в руках, щупал и пробовал, чуть ли не на вкус. Достал из внутреннего кармана пиджака лупу и, прищурившись, что-то там высматривал. Шеф не проявлял никакого интереса к занятию Стойковича, только иронично ухмылялся и кивал на него Роме - мол, свихнулся совсем мужик. Чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не покрутить еще и пальцем у виска.  

- Вы что забыли, какого государства это марки, что удивляетесь тому, что они фальшивые? Конечно же фальшивые, какими же еще они должны быть? Это государство до сих пор не признанно никем, и вряд ли будет когда-либо признанно. То, что они выпустили свои марки - большая глупость. Сами еле концы с концами сводят! Я думаю это не что иное, как неудавшийся политпиар и пускание пыли в глаза, вот и все, - напомнил Стойковичу Рома, - но сами марки для коллекции сохранить можно, -  история как-никак. Я даже думаю, что именно то, что они фальшивые, и составляет их истинную ценность, и я уверен, что  в Европе они вызовут живой интерес коллекционеров, так что у вас есть шанс неплохо поживиться, - рассмеялся Рома, повернув фальшивость марок на пользу Стойковича.

- Ах да, я же совсем забыл, чьи это марки, - рассмеялся в ответ Любомир, - да, точно, я могу их хорошо перепродать или обменять на что-то другое ценное. Не все смогут отличить их от настоящих, спасибо тебе еще раз, - он протянул Роме пять и тот торжественно пожал его руку.

- Если соберетесь продавать, то я в доле - в шутку предупредил его Рома.

Все рассмеялись. Лететь до Питера оставалось 30 минут. Появилась улыбающаяся стюардесса, убрала все со стола и попросила всех подготовиться к посадке. Рома инстинктивно схватился за телефон, руки его горели. «М-да.., нервишки ни к черту», - подумалось ему.

       

Наконец, когда самолет начал снижаться, господин Стойкович сообщил, что встреча его произойдет прямо в аэропорту и займет от силы час или два, и что Рома с шефом могут остаться в самолете или же отдохнуть в зале  для пассажиров VIP. Они решили покинуть борт все вместе, а Рома достал телефон и нажал на кнопку вызова Наташи, предварительно отойдя в другой конец салона. Послышались гудки, однако телефон не брали. Рома подождал еще немного, но никто так и не ответил. Тогда он быстро  настрочил Наташе смску, - «Я в Пулково транзитом, лечу в Швецию. Буду здесь час - полтора. Извини, что заранее не сообщил - хотел сделать сюрприз и встретиться с тобой, но, к сожалению, на сей раз не получится. С места в карьер не срывайся, все равно не успеешь» - и нажал на «отправить». Смска разлетелась на маленькие цифровые кусочки, кусочки промчались по квадратикам сотовой связи, и тут же вновь собрались вместе в телефоне Наташи. Телефон засветился и запел, - «Давай наливай, поговорим!» - так ей прибывали смски от Ромы, а она всякий раз улыбалась, услышав эту мелодию, точно зная, от кого ей пришло сообщение.

       

Наташа стояла на улице, у входа в ресторан, где она подрабатывала администратором, и, вытянув правую руку наверх, дирижировала ею, отдавая команды кому-то там наверху, - так, чуть левее, нет, теперь правее, вот-вот, стоп, теперь чуть опустите правый край вниз. Нет, много опустили, поднимите обратно. Вот так, отлично, так и закрепляйте, спасибо! Наверху двое рабочих в люльке пытались повесить ровно новый рекламный щит с названием ресторана, а Наташа, стоя внизу, руководила всем этим действом...

       

Телефон допел свою веселую песенку до конца, мигнул светом еще пару раз и замолк.

       

Самолет мягко подрулил к месту стоянки. Через несколько минут за ними подъехал небольшой автобус, а улыбчивая стюардесса проводив их в зал ожидания VIP, пожелала им приятного отдыха и отбыла обратно на борт. В зале Стойковича уже ждал человек в очках и с портфелем в руках, который замахал ему, как только тот вошел в помещение. Стойкович представил их друг другу, извинился и отошел со встречавшим в отдельный кабинет. Рома же с шефом расположились на мягких диванах. Рома подозвал официантку, попросил чаю с пирожными, фрукты и вопросительно взглянул на шефа, - не хочет ли тот чего-нибудь еще. Тот отрицательно повертел головой, а Рома сказал, что хочет пройтись по магазинам, а заодно размять затекшие после долгого сидения ноги. Шеф молча кивнул, осмотрелся вокруг и растянулся на диване, сказав, - только не опаздывай, а я посплю немного. Рома ухмыльнулся, глядя на него. Тот был, к тому же, человеком без всяких комплексов и мог запросто разлечься на диване в зале ожидания VIP и заснуть, заняв при этом места нескольких пассажиров. «Да уж, шеф не изменяет себе» - подумал Рома. Он вышел в общий зал аэропорта Пулково и еще раз набрал Наташу. Однако и в этот раз ему никто не ответил. «Интересно, где она?», - подумал Рома, взглянув на часы. Часы  показывали 21:30 по Питерскому времени. «Должна же быть на работе сейчас! Наверное, отошла куда-то» - он знал наизусть график ее работы. «Все-таки, надо было заранее сообщить ей - с сожалением подумал он - но откуда я мог знать, что именно мне ей сообщать, ведь я и сам узнал обо всем в самый последний момент. Ничего, как только заметит смс, перезвонит. Поговорим хотя бы» - он энергично вышагивал по залу, размышляя про себя и машинально заходя в один магазин за другим.

       

Наташа закончила с рекламным щитом и зашла в свой кабинет. Впереди была целая ночь работы, и надо было распределять силы. Ближе к полуночи посетителей, как правило, становилось больше, а апогей наступал ближе к утру. Она взяла телефон и хотела написать Роме смс, рассказать ему как она вешала рекламный щит, и как красиво теперь выглядят верхние этажи их здания. И вообще, от него давно ничего не было слышно. Но вместо этого она с удивлением заметила смску от самого Ромы. «Ой, наверное, она пришла пока я была на улице» - подумала она, и «вскрыла конвертик». Прочитав написанное, она тяжело задышала, растерянно смотря по сторонам. «Как же, ну как же так!? - раздосадовано думала она, - почему же он не сообщил мне ничего? И что теперь? Это означает, что он сейчас в Пулково, а я не смогу его увидеть? Ну почему, почему он не сказал мне, черт!?» Сердце ее учащено билось, она взволнованно ходила по кабинету с телефоном в руках и не знала, что же теперь ей делать. Машинально посмотрела на часы, но времени не увидела. От сильного волнения в ней начал просыпаться тот отчаянный бес, который жил в ней где-то очень глубоко, и почти не вылезал наружу. Но сейчас он в мгновение ока ожил и заполонил собой все ее существо, застлав собой все остальные чувства, доводы, логику, а заодно и инстинкт самосохранения. «Да что же это я сижу!? - удивилась она сама себе, - Господи, что же я сижу, вот дура!» Она схватила куртку и выскочила на улицу в чем была, даже не прочтя внимательно смс, не посмотрев на время его прихода, и не подумав о том, что может и не застать Рому в аэропорту. Эти «мелочи» ее вовсе не интересовали. Главным было то, что он в Питере. Что же может быть главнее этого? Через мгновение она уже мчалась в направлении аэропорта, стиснув зубы и со злостью выдавливая педаль так, будто это она была во всем виновата. «Лишь бы успеть, лишь бы успеть - повторяла она в слух, - хоть увидеть, хоть на минутку, хоть на  секунду.., Господи, это же несправедливо!» - почти плача повторяла она, летя стрелой по трассе, обгоняя все машины и то и дело выскакивая на встречную полосу. Снег подтаял, повсюду была одна слякоть, и к тому же, начал моросить мелкий дождь, барабаня мелкими каплями по лобовому стеклу, ухудшая и без того плохую видимость.

       

Прошел уже час после того как они прибыли в Пулково. Стойкович пока не появился, но шеф уже посматривал на часы, ожидая его появления с минуты на минуту. Рома продолжал названивать Наташе, но она по-прежнему не отвечала. Он начал беспокоиться, не случилось ли с ней чего. Ему стали мерещиться картины покорёженных машин, больничных палат, и прочие навязчивые кошмары. Он прогонял эти мысли, периодически встряхивая головой. Шеф что-то рассказывал, жаловался на кого-то из своих секретарш, но Рома смотрел сквозь него, он его не видел и не слышал, только поддакивал и кивал головой. Он послал еще одно смс. В ответ опять ничего. Хотя он понимал, что времени для встречи у них уже не осталось, но можно же было хотя бы по телефону поговорить перед вылетом. Обидно. Шеф с удивлением смотрел, как он ерзает на диване и встряхивает головой, будто отгоняя мух.

- Что ты так нервничаешь? - спросил он, подначивая Рому, потерпи немного, придет сейчас твой Стойкович. Рома глупо захихикал. В это время, будто услышав их, в дверях комнаты для переговоров показался Стойкович и приветливо помахал им рукой. Человек с портфелем тоже кивнул им и быстрым шагом удалился, исчезнув в дверях.

- Ну, как вы тут без меня? - подойдя к ним, поинтересовался, мягко улыбаясь в бородку Любомир, - не скучали?

- Совсем нет, я поспал немного, а этот джигит гулял где-то, ответил шеф бодрым голосом, кивнув на Рому. А у Ромы на лице словно застыла маска все с той же глупой улыбкой.

- Ну что, мы можем идти господа, если желаете, - сказал Стойкович, - лететь нам недолго, немногим больше часа, а на месте уже поужинаем и отдохнем. Сейчас, я только автобус вызову, - и Стойкович стал звонить. Рома машинально посмотрел на часы, в его руках пульсировал телефон, готовый разлететься на куски от силы, с которой его сдавливали. Любомир закончил свой короткий разговор, все переглянулись, дружно поднялись и быстрым шагом направились к выходу…

    

Наташа подъезжала к аэропорту, дождь усиливался, а встречные машины ослепляли ее светом фар, проносясь навстречу. Но она всего этого не замечала, она не замечала вообще ничего вокруг, а только все сильнее сжимала руль и с яростью вдавливала в пол педаль. Для нее мир сжался до быстро бегущей под колеса ленты дороги, руля у нее в руках и здания аэровокзала, как заветной цели…

       

Улыбающаяся стюардесса вытянулась по струнке, встав у дверей автобуса и приветливо кивая головой, а трое мужчин, кивнув ей в ответ, проследовали из здания аэропорта в салон автобуса...    

       

Впереди показались огни аэропорта. «Слава богу - подумала Наташа - кажется успела». Женская интуиция подсказывала ей, что тот к кому она мчится, все еще находится в здании аэропорта…

       

Автобус притормозил возле гордо красующегося «Гольфстрима», и трое мужчин поднялись по трапу на борт самолета…

       

Наташа еще сильнее выжала педаль...

       

Рома в последний раз нажал на кнопку вызова. Нет, лишь длинные гудки...

       

У Наташи зазвонил телефон, и она, вытащив его из кармана куртки, бросила на пассажирское сидение. Телефон, потрещав еще немного, замолчал... Впопыхах ей даже не пришло в голову позвонить ему, прежде чем спешно срываться  в аэропорт.

       

Стюардесса разнесла прохладительные напитки, и самолет плавно тронулся с места, выруливая на взлетную полосу. Рома тяжело вздохнул и положил телефон на столик перед собой. Ладонь его ныла...

       

Наташин телефон зазвенел опять. «Черт, да уймитесь же вы, наконец!» - и она смачно выругалась. Но телефон все продолжал звонить, отвлекая ее от дороги. «Ну, сейчас, сейчас, хорошо», - сказала она и резко схватив телефон отвлеклась на мгновение, чтобы посмотреть, кто же это никак не уймется, - «Ой, ну конечно, это мама», - только произнесла она и подняла глаза на дорогу. По лобовому стеклу стекали потоки воды, сдуваемые встречным ветром, а прямо ей на встречу на огромной скорости мчался большой грузовик, быстро сближаясь с ней и лихорадочно мигая фарами. Громкий клаксон оглушил ее. «Мамочка», - только успела подумать она, широко раскрыв глаза, а в горле тут же повис тяжелый ком, сдавив дыхание …

       

«Гольфстрим» вырулил на взлетную полосу и, постояв несколько секунд, сделал короткий, но стремительный разбег и, резко задрав нос кверху, круто взмыл в небо. Сидевшие на борту почти ничего не почувствовали, а у Ромы вдруг сильно заколотилось сердце. Сердце колотилось все сильнее и сильнее, ком в горле сдавливал дыхание, душа наполнилась тревогой, а его самого обуял безотчетный страх. Он тяжело дышал, смотря по сторонам и не понимая, что же такое с ним происходит...

        

Наташа резко нажала по тормозам, инстинктивно вывернула руль вправо, потом влево, машину занесло, послышался визг тормозов, затем оглушительный как взрыв удар, режущий уши скрежет металла, ее оглушило, перед глазами пронесся, быстро завертевшись, калейдоскоп огней, машин, деревьев, … а потом наступила мертвая тишина и кромешная тьма. Было очень холодно, проливной дождь стал стихать, теперь мелко морося, будто выполнив свою недобрую миссию.

         

Маленький, но мощный самолетик, набрав положенную высоту, летел стрелой высоко в небесах. Сидевшие на борту тихо переговаривались, смеялись, только у одного из них на лице застыло чувство тревоги, страха и мольбы. Он выглядел потерянным, и уже даже не пытался улыбаться…   

   

 

ГЛАВА XI. Вместо эпилога  

 

 

Простит ли человека человек?

Мне думается да, простит.

Простит ли человека Бог?

Не Бог ли учит нас прощать?

А сам себя простит ли человек..?  

 

Канны - тихий живописный городок, расположенный на лазурном побережье Средиземного моря, на самом юге Франции. Жизнь здесь течет спокойно и размеренно, и 70 тысяч его жителей, так или иначе, либо знакомы, либо когда-то сталкивались друг с другом. Слухи в этом городке разносятся со скоростью молнии. А единожды в год городок приковывает к себе пристальное внимание всего остального мира. Каждый год в мае здесь все начинает кипеть и бурлить, и во всей атмосфере городка царит дух всеобщего ажиотажа. Сюда съезжается шумная толпа актеров, режиссеров, кинопродюсеров и других деятелей большого кино на ежегодный кинофестиваль. И эти 10 майских дней, становясь главным событием для всего городка, превращаются в новость номер один мировых газетных полос, теле и радио эфира. А когда фестиваль заканчивается и гости разъезжаются по домам, жизнь городка возвращается в свое привычное размеренное русло, а его жители, закончив обсуждать новости и события фестиваля, приступают к обсуждению событий, происходящих в самом городке.

       

В последнее время здесь ходят настойчивые слухи о том, что в городок приехали какие-то новые люди - семейная пара с детьми. Приехали они толи из России, то ли с берегов Каспийского моря, толи откуда-то еще с просторов бывшего СССР. С ними живут двое детей школьного возраста. Еще трое периодически навещают родителей, приезжая с супругами и маленькими детьми. И тогда на всю округу из дома слышатся крики и визг, смех и плач, а прислуга - китаянка ходит с повязкой на голове. Живут они обособлено, в отдаленном от центральной набережной доме, стоящим на самом краю утеса. Того самого утеса, что возвышается прямо над берегом моря, и откуда вниз в сторону пляжа ведет вырезанная из железа винтовая лестница, покрытая с обеих сторон виноградными лозами. Люди говорят, что в одной из комнат их дома на стене висит портрет хозяйки,  изображенной во весь рост, на котором она стоит в необычной позе по-командирски положив руки на бока, а на груди ее темно-голубой футболки написано крупными пурпурными буквами «Fate» («Рок»). Говорят, что когда любопытная прислуга попросила хозяйку рассказать историю этого портрета, и спросила, что означает слово у нее на груди, та ей так и ничего  не ответила. Странные они все-таки люди, эти русские...

Сама хозяйка - женщина средних лет чуть заметно прихрамывает при ходьбе. Говорят, что она то ли попала в автомобильную катастрофу, то ли на нее рухнул с верхних этажей здания большой рекламный щит, повредив  ей ногу. Они выкупили небольшой убыточный ресторанчик неподалеку от своего коттеджа, и теперь там находится ресторан то ли русской, то ли кавказской, то ли еще какой-то экзотической кухни, но люди говорят, что кормят там отменно, по вечерам нет отбоя от посетителей, а по выходным помещение не справляется с наплывом гостей. Еще здесь ходят слухи и о том, что женщина интересовалась парикмахерским салоном - тем, что находится неподалеку от залива, и спрашивала, не продается ли он, и какова его цена. А еще к ним время от времени приезжают какие-то важные европейцы и шумные американцы, которых встречает администрация городка, а журналисты гоняются за ними в попытках взять интервью. Особенно часто приезжает один пожилой немец, который, зайдя в ресторан, всегда заказывает шашлык с пивом. Странные они все-таки люди, эти немцы…  

 

 

ГЛАВА XII. Мы будем жить  

 

 

Был один из великолепных Каннских вечеров. Солнце клонилось к закату, отражаясь красно-желтым заревом на стоящих у причала белоснежных яхтах, а море тихо плескалось о берег, лаская слух своим нежным шепотом. По набережной, по обеим сторонам которой выстроились мохнатыми стражниками пальмы, степенно прогуливались мужчина и женщина. Женщина была одета в легкий голубого цвета сарафан до колен, на лице у нее все время играла едва заметная улыбка, а глаза светились на фоне вечернего заката каким-то необычайно лучистым светом. Мужчина был крупным, но подтянутым. Седина, пробивавшаяся у него на висках и спокойный, но с давно поселившейся там грустью взгляд выдавали его немолодой возраст.

- Хочу спросить тебя кое о чем, но ответь мне только честно, - обратился мужчина к своей спутнице.

- Давай, если не страшно, - отвечала она ему с улыбкой.

- Неужели ты и правда подумала тогда, что я тебя обманул? 

- А что мне было еще делать? Мне стало так обидно когда я очнулась в больнице, что я так и не смогла с тобой повидаться, хотя почти уже  подъезжала к аэропорту, что я, оказавшись дома, сразу же начала шерстить Интернет в поисках рейса, на котором ты мог лететь в Швецию в тот день. Хотела убедиться для себя, находился ли ты в том самый момент еще в аэропорту или уже нет. Но оказалось, что в тот день Стокгольмский рейс улетел еще днем. Ох, какая злая я была тогда! Я сорвалась с работы, буквально летела в аэропорт, рисковала своей жизнью, а что если бы я погибла, с кем бы тогда остались мои дети? А выходило так, что тебя не было в аэропорту вообще. Да, именно так я и подумала сперва. Я тебя так ругала, - и трепач, и хвастун, и дурак, я была готова разорвать тебя на мелкие куски.   

- Живодерские же у тебя наклонности, скажу я тебе! Так почему же ты не позвонила мне, не отправила смску, не посмотрела на время прибытия моего смс? Я же ясно написал, что буду в аэропорту недолго, и ехать туда не было никакого смысла. Хоть убей, но не могу я этого понять, а в тебе проснулось позднее зажигание только после больницы. Так может и не меня вовсе надо на мелкие кусочки разрывать, а? А потом ты еще почти год не отвечала на мои звонки, не читала письма, видите ли. Жизнь ведь не бесконечна! Одно письмо то хоть могла прочесть!

- Я же все-таки женщина, если ты помнишь, а ты хочешь найти логическое объяснение моим поступкам, - ответила, уверенно взглянув на мужчину его спутница, - и потом, очень уж мне хотелось увидеть тебя, понятно тебе? Я, конечно, не должна в этом сознаваться, но теперь ты и сам знаешь, насколько сильно мне этого хотелось. Женщина сильнее прижалась к мужчине, взяв его под руку, и приветливо кивнула проходящей мимо соседке.

- Да уж, а ты знаешь, что ты отчаянная? Нет, ты не отчаянная, ты настоящая хулиганка, вот ты кто - сказал, рассмеявшись, мужчина.

- Ну-у-у, допустим, это я знаю, - закокетничала женщина, - и что же теперь мы будем делать?

- А я знаю, что мы будем делать. Мы будем жить - вот, что мы будем делать, - сказал твердым голосом мужчина. Хоть ты и хулиганка, но ты сейчас такая же красивая, как в тот день, когда я увидел тебя впервые. А ведь столько лет прошло… 

Женщина артистично опустила глаза в смущении, - А ты знаешь, мне этот вариант по душе - просто жить, - повторила она его слова, немного подумав. Ой, а можно я свистну, ну пожалуйста!? - будто вспомнив что-то попросила женщина, сложив ладони в мольбе, а у самой в глазах   заплясали задорные огоньки.

- Ну, уж нет, только не это, прошу тебя, не надо этого делать, я этого не перенесу, - взволнованно воскликнул мужчина с выражением ужаса в глазах. Но было поздно, женщина уже вставила два пальца в рот и набрала полные легкие воздуха. Тогда мужчина, закрыв уши руками, резко рванул с места вперед и, быстро набирая скорость, побежал что есть сил по набережной, пытаясь убежать подальше от женщины. Но его разбирал смех, бежать быстро у него не получалось, и он то и дело смеясь оглядывался на следующую за ним угрозу. И в это мгновение мирно отдыхавший воздух тихого Лазурного побережья вздрогнул от молнией пронзившего его немыслимо громкого, пронзительного и протяжного свиста… 

Максимилиан 

© Copyright: Maximilian Sheldon, 2012

Регистрационный номер №0045726

от 30 апреля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0045726 выдан для произведения:

 ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Мы живем в мире, где нас окружают миллионы людей, а мы, порой, так и остаемся одинокими. Почему же?  Жизнь летит так стремительно, что у людей, вращающихся в привычном водовороте событий и уставших от одиночества, не остается другого шанса как использовать всевозможные социальные сети, отдаваясь во власть иллюзий, чтобы найти себе либо собеседника по душе, либо друга, либо ту пресловутую «половинку», о которой многие так тоскуют, даже не зная существует ли она вообще.

 

Это рассказ о том, как современные технологии вторгаются в нашу жизнь навязчиво и бесцеремонно. О том как они влияют на человеческие отношения и судьбы, и что из этого получается. Героев этого рассказа - Рому и Наташу разделяют тысячи километров. Они реальные люди, достаточно взрослые, каждый из них со своим жизненным багажом и историей. Для того, чтобы лучше понять ту неповторимую суть взаимоотношений, которые сложились между нашими героями, и все то, что произошло между ними, ваш покорный слуга уделил столь пристальное внимание описанию характеров героев и их образа жизни. По этическим соображениям в истории отчасти изменены лишь имена некоторых персонажей. Все остальное имело место быть в реальной жизни и, думается, многие смогут найти нечто близкое для себя в лицах характеров этого рассказа. 

 

От автора

---

 

Слезы?

Нет, это дождь.

Больно?

Нет, все в порядке.

Вместе? Увы, но мы врозь.

Сны? Мне они не понятны.

Память? Ее не сотрешь.

Сердце? Разбито не склеишь.

Мысли? Они все с тобой.

Чувства? Их не изменишь…

 

Она:

 

Ее любовь была похожа на мчащийся на полной скорости состав, сметающий все на своем пути, сошедший с тормозов и не знающий своего конечного пункта назначения. Она же была в нем  машинистом, начавшим подкидывать уголь в топку маленькими пригоршнями, еще не зная как управлять этой махиной и куда ей ехать, и теперь уже, сломя голову, закидывала туда уголь доверху полными лопатами, все больше и больше уже не в состоянии остановиться. На недоуменные вопросы, которые она задавала сама себе в этой гонке, - что же она делает, почему она это делает, и надо ли это делать вообще она, не задумываясь отвечала только, - Да, да, и еще раз да.

 

Он:

 

Его любовь была похожа на упряжку лошадей в повозке, пытающихся помчаться во весь опор, а сам он был кучером, сдерживающим лошадей в смятении, сомнениях и страхе перед бездной, зияющей впереди. Его любовь была наполнена болью и страданием, желанием и непониманием, вопросами, счастьем и плачем, темнотой и тупиком, маячившими впереди. Но любовь боролась за себя, несмотря на свои заведомо проигрышные позиции, боролась с непреодолимыми реалиями жизни, боролась с преградами и, в конце концов, победила, но победила, как оказалось, саму себя.

 

 

ГЛАВА I. Наташа

 

 

Наташа  стояла у окна и всматривалась вдаль, в холодную зимнюю стужу, словно пытаясь разглядеть что-то там вдалеке. Снег кружился огромными пушистыми хлопьями, вокруг не было видно ни зги, но небо было почему-то  не черным, а завораживающего темно-синего цвета и светилось оно каким-то волшебным мерцающим светом, накатывающимся на нее волнами необычайного спокойствия и блаженства. Красота за окном была чарующей. На спину Наташи спадала длинная, красиво сплетенная коса, а на ней самой было надето длинное крахмально-белое платье до щиколоток. Наташа с удивлением окинула взглядом всю себя и, словно не узнавая себя, провела руками по платью, обернулась, завела руки за  голову, потрогала косу. Но взгляд ее оставался прикованным к окну – к этому чарующему танцу снежинок, а вокруг все было наполнено таким безмятежным спокойствием, которое она никогда прежде не ощущала. Но несмотря на это, чувство это казалось ей очень знакомым. Ей было хорошо. Ей было очень хорошо. Она давно так хорошо себя не  чувствовала. Она чувствовала уверенность в чем-то, но в чем, она пока не могла понять. Она узнавала и одновременно не узнавала себя, но чувство блаженства и радости на душе пересиливали все остальные ощущения. Ей не хотелось отрывать взгляда от этой волшебной картины, не хотелось отходить от окна. Ей хотелось раствориться в этой чарующей сказке и самой лететь в темную бездну пушистой снежинкой.

   

Вдруг, вдали появилась белая яркая точка, не похожая на все остальные снежинки, и более того, точка эта приближалась, становясь все больше и больше. Наташа прищурилась. Точка постепенно превратилась в маленького коня, который галопом скакал к ней по небу, быстро увеличиваясь в размерах. Наташа инстинктивно поднесла ладони ко лбу, сложив их козырьком, чтобы получше разглядеть происходящее. Верхом на коне показался всадник, одет он был во все белое, а голова его была покрыта мягкой голубой шапочкой в форме восточного шатра, прошитой вдоль тонкими золотыми нитями и со сверкающим в лобовой части камнем. Всадник подгонял скакуна, вонзаясь шпорами в ему бока и энергично взмахивал локтями, ухватившись за уздечку. Он становился все больше и больше и уже можно было разглядеть его лицо. Наташа открыла глаза еще шире. Всадник улыбался и что-то кричал ей. У Наташи замерло сердце, по телу забегали мурашки, а с головы до ног дрожью прокатилась приятная теплая волна. Возникло доселе неведомое ощущение, что происходит то, чего она так долго ждала, ждала всю жизнь, а вся ее предыдущая жизнь предстала перед ней как одно беспрерывное и долгое мучение в заточении, но которое должно вот-вот закончиться. Дышать стало легче и свободнее, воздух стал чистым и прохладным и, будто очистившись от  сдавливающей дыхание скверны, стал наполнять ее легкие приятной и сладостной негой. Всадник был уже совсем близко, и тут она, наконец, услышала, что он кричал, а он кричал ей, радостно махая руками, - Герда, Герда..! Наташа разомкнула было губы, чтобы крикнуть в ответ, - Ка…

         

- М-ам-м, м-ам-мочка, вставай! – Машуля стояла у изголовья ее кровати и теребила Наташу за плечо, - м-ам-м, узе светло, - ее рожица расплылась в улыбке, - ну вставай зе..!

Все еще не понимая, что происходит и где она находится, с трудом разомкнув веки, Наташа открыла глаза. Машулина мордашка смешно съежилась, потом вытянулась и сладко зевнула. Она стояла и теребила Наташино плечо все сильней, - М-ам-м, ну м-ам-м, мне в школ-лу…, говорила она, сложив брови грустной дугой. Наташа посмотрела на себя – одета она была так же, как и всегда. На ней была надета теплая байковая пижама, и находилась она в своей кровати на втором этаже дома, доставшегося ей вместе с тремя детьми после развода с мужем. Она инстинктивно бросила взгляд на окно – там висели привычные, толстые шторы цвета кофе с молоком. «М-да», - подумала она, в душе все еще ощущая быстро улетучивающееся состояние блаженной неги, спокойствия и полноты жизни, которые она только что испытывала. «Сон - грустно вздохнув, заключила она про себя и ухмыльнулась - Ну и ну, дела! Сейчас доченька, сейчас мама встанет, потерпи чуток».

 

Машеньке - ее младшей дочке было семь лет, но она почти не разговаривала, однажды замолчав после сильного стресса, перенесенного во время одного из громких скандалов, учиненного бывшим мужем Наташи - Машенькиным отцом. Слова давались ей с трудом, а врачи не могли сказать что-то определенное или помочь чем-то существенным, дружно рекомендуя уповать лишь на время. Наташе только и оставалось, что уповать на время и определить Машеньку в спецшколу для детей с физическими недостатками. 

Сон, вернее те ощущения, которые Наташа испытала во сне, быстро улетучивались. Реальность вступала в свои права, но образ всадника в белых одеждах все еще маячил перед ее глазами. «И почему именно Герда?» - с удивлением думала она, накидывая на себя халат и поправляя волосы. «Я Герда, умора» - засмеялась она. Взяв Машулю за руку, она отвела ее вниз по лестнице на первый этаж, где их дожидались еще двое – Настя 12–ти лет и Дима – 10-летний попрыгун с массой фантазий, энергии и детских иллюзий, впрочем, как и большинство мальчишек его возраста.

- Вставайте сони, в школу опоздаете, - бросила им на ходу Наташа, - я выезжаю через час, ждать не буду. Во дворе залаяла собака, что означало, что колесо дня завертелось в своем обычном ритме…

  

Ровно через час, все сидели уже в машине, за окном лил дождь, а из выхлопной трубы выстреливали белые струйки дыма. Наташа вставила ключ в замок зажигания, уверенным движением повернула его по часовой стрелке, оглянулась еще раз на детей, расположившихся на заднем сиденье и, удовлетворительно кивнув головой, выжала педаль. Детей надо было развести по школам, а потом и самой выдвигаться на работу. Погода в Питере была переменчивой, на дворе стоял апрель и частенько покрапывал, а то и лил проливной питерский дождь. Пахло весной, щебетали ранние птицы и деревья, раскрасившись белым цветом, уже распускали свои почки. Большой город нехотя пробуждался от зимней спячки.

 

Вот уже три года как Наташа жила одна с тремя детьми. Надо сказать, что Наташа была женщиной довольно красивой, с чуть удлиненным овалом лица, красиво вздернутой линией носа, мягкими, послушными волосами темно-русого цвета, которые плавно спадали мягкими волнами на ее плечи, и лучистыми карими глазами, способными свести с ума представителей мужского племени своей лучистостью и выражением глубоко запрятанной грусти, замешанной на теплившейся в ней надежде. Будучи по характеру нежной и ласковой, она порой становилась, и зачастую себе же во вред, упряма «как осел» - как она сама же про себя и говорила, а также жесткой, непреклонной и твердой. И если она отрекалась от человека, то отрекалась навсегда. А еще она могла загораться, вспыхивать как спичка в порыве чувств, быть неудержимой, напористой и темпераментной, но, разочаровавшись в ком-то или в чем-то, так же быстро, но болезненно остывала. Она была из той категории женщин, которых можно было с одним и тем же успехом назвать и роскошная, даже лучезарная, как и назвать простенькая и обычная, мимо которой можно было пройти, не обратив на нее никакого внимания. Джинсы, куртка – пуховик, мягкие повседневные кеды - ничего особенного, в общем. Все зависело от ее настроения и от того огня, который загорался порой у нее внутри. И тогда глаза ее начинали светиться тем лучезарным, ярким и неотразимым светом полным любви –  тем светом, который струится из глаз любящей женщины и скрыть который невозможно.

 

Но все-таки жил, жил в ней бес – бес отчаянный, упрямый, твердый и непреклонный, и уже от него порой зависело ее поведение, а от нее зависело дать ему волю или нет. Так они и жили вместе – Наташа и ее бес, не всегда дружно, но всегда «согласовывая» свои действия. 

 

Наташа ехала,  внимательно вглядываясь в дорогу, и тут она вновь вспомнила свой сегодняшний странный сон и на лице у нее появилась саркастическая улыбка. «Гм, надо же, Герда!» - не переставала удивляться она. Ей было смешно. Но вспомнила она и то, что когда была еще маленькой девочкой, и мама однажды прочла ей сказку «Снежная королева», она потом еще долго стояла у окна, всматривалась вдаль и ждала когда же ее Кай придет за ней. На миг на душе стало тепло, так же тепло и хорошо как ей было совсем недавно в царстве ее ночного видения. Но одновременно ей стало до боли тоскливо и обидно, а холодящее и давно знакомое чувство одиночества вновь заполонило ее, взяло над ней верх и на сей раз. «Да уж, надо срочно заводить любовника», - подумала она, зная однако, что никакого любовника заводить не будет. Наташа была человеком глубоко верующим и свято верила в то, что в постель надо ложиться только с законным супругом или, в крайнем случае, по любви.

 

«Застукав» однажды своего бывшего мужа вместе с любовницей, - подругой Наташи, она получила такой сильный ожег сердца, который не зарубцевался до сих пор. Она так и продолжала жить с этой болью, которая сопровождала ее повсюду, и которая, наверняка, никогда уже не пройдет. Хотя все ее близкие и даже родная мать упрекали ее, уговаривали если не простить, то хотя бы не разводиться с мужем, подумать о детях и все такое, она в полной мере проявила все свое «ослиное» упрямство, выставив мужа из дома. Муж ушел, и с тех пор так и проживал в съемной квартире с той самой «подругой», а она осталась жить одна с тремя детьми в доме, куда он периодически и по-хозяйски наведывался, чтобы повидаться с ними. Банальная история, что тут скажешь. Пожилая мать Наташи жила одна в однокомнатной квартире, и Наташе с детьми деваться было больше некуда.

 

Ей уже перевалило за 30. Женщиной она была умной, и так как она могла еще быть когда захочет очень даже привлекательной и элегантной, она смогла неплохо устроиться по протекции друзей исполнительным директором в молодую строительную компанию, а затем еще и администратором одного из питерских ночных ресторанов, где она работала сутки через двое. И  сегодня были как раз такие сутки. Ей надо было заступить на смену в 9 утра и «оттрубить» до 9 утра следующего дня. Это ее «неплохо» отнимало у нее почти все время, оставляя лишь крохи для общения с детьми. Такова была ее реальность, таковы были ее обстоятельства. «Интересный парадокс получается, думала она, - я делаю все, чтобы детям было хорошо, а в итоге дети меня почти не видят, хм».

 

Погруженная в свои мысли, она и не заметила, что Питер давно уже пробудился от сна, и мчался теперь по рельсам дня на полных парах. На часах было 8.30, дети были развезены по школам - двое старших в одну, Машуля в другую, и в обзоре лобового стекла возник торговый центр, на последнем этаже которого и располагался ее ресторан.

 

 

ГЛАВА II. Рома

 

 

Рома по кличке Зомби сидел за своим рабочим столом в офисе крупной коммерческой компании, уставившись усталым взглядом в экран монитора. Компьютер трещал, нехотя заводясь, издавал знакомые, но непонятные звуки, а монитор недовольно кряхтел, помигивая светом, словно ворча, что его побеспокоили вновь. Все это электронное хозяйство было уже не первой свежести, а у Ромы все никак не хватало времени, чтобы заняться выбиванием для себя новой системы администрирования, переписки, редактирования - работы одним словом. В недрах памяти его компьютера хранились несметные гигабайты всевозможной информации на десятках языках, фотографии,  документы, различные программы и другая дребедень, от которой старая машина буквально трещала по швам. И если можно было бы провести параллель между компьютерными и человеческими недугами, то про Ромин компьютер можно было с уверенностью сказать, что он страдал варикозным расширением своих компьютерных вен и тяжелой формой отдышки. Роме он напоминал старый, повидавший виды автомобиль «Москвич», который прежде чем сдвинуться с места, должен основательно прогреться. До начала рабочего дня оставалось ровно пять минут и в офис быстрым шагом «загружались» последние работники, а точнее работницы, обдавая Рому свежим запахом утра вперемешку с духами и дезодорантами, и, приветливо улыбаясь, бросали на ходу, - Доброе утро! Привет! Здравствуйте, как прошли выходные..? Рома находился на своем рабочем месте вот уже как два часа, но всем отвечал в таком же духе, кивая головой направо и налево, - Привет! О, какие люди! Ты сегодня отлично выглядишь, хм.., какая красивая! Опять опаздываешь? Здравствуйте! - это дамам постарше и, - До свидания, всего доброго! – уборщице - худощавой женщине неопределенного возраста и национальности, которая к началу рабочего дня закончила свою «важную миссию», переоделась и теперь была уже похожа совсем не на уборщицу, а больше на респектабельную даму в своей стильной красной шляпке с широкими полями. 

 

Вплоть до недавнего времени Рома «восседал» в своем отдельном рабочем кабинете, но вскоре его замучила тоска по обществу и он попросился в общий зал, где ему был выделен стол в дальнем углу комнаты, откуда он каждый день и обозревал эту пеструю картину, будто записанную на видеопленку и каждый день воспроизводящую себя вновь и вновь в мельчайших деталях, разве что невидимые костюмер с гримером обновляли внешний облик персонажей, внося в него свои нехитрые штрихи. «Ну вот, хоть какая, но жизнь - думал Рома - не то, что один в четырех стенах!». Помимо всего прочего, недавно, к нему в кабинет подселили якобы на время новую молодую работницу, которая, как вскоре выяснилось, была чрезвычайно болезненна и начинала громко чихать и кашлять от  малейшего сквозняка, все время отвлекая его от работы. Женщины офиса, не переставая хлопотали вокруг нее и создавали в кабинете суматоху, пытаясь хоть чем-то помочь. Однако сама новичок не проявляла никакого интереса к своему самочувствию. К тому же, днями напролет она молча теребила свои волосы, вытаскивала их по одному, внимательно разглядывала, посапывая носом, и выбрасывала в корзину для бумаг. Это было уже слишком! Поначалу Рома с удивлением наблюдал за всем этим. Ему казалось, что в этом есть некий потаенный смысл, известный только женскому роду-племени. Он даже вспомнил, как читал где-то мельком из науки о жестах, что если при виде мужчины женщина накручивает на палец локон волос, то этим она неосознанно демонстрирует, что мужчина ей симпатичен. Но здесь было явно что-то другое, это было похоже на форменное издевательство. Шло время, ее все никак не переселяли. Она все также продолжала теребить свои волосы и Рому все это вскоре стало сильно раздражать. Тогда он попросил, чтобы ему самому выделили другое место, поближе к народу.

     

И сейчас, сидя в дальнем углу зала, он наблюдал как женщины и девушки привычно сновали взад-вперед, гремя посудой и готовясь начать новый рабочий день с чашки чая за обсуждением новостей и своих женских и не совсем дел. Рома прекрасно знал, что, пощебетав немного, все рассядутся по местам, уткнутся в экраны мониторов, вскоре компьютеры вытрясут из них всю душу, словно мощным электромагнитом притянут к себе все их внимание и до конца рабочего дня в офисе воцарится гробовая тишина, прерываемая лишь короткими репликами и потрескиванием компьютеров. Мужчины, конечно же, тоже присутствовали в пределах означенной территории, ведь далеко не в гареме работал наш герой, но их мы обошли стороной, потому что и они, обычно, обходили стороной Ромину комнату в буквальном смысле этого слова. Их путь на свои рабочие места не пролегал через наши «просторы». И так происходило каждый день. Одна из работниц располагалась напротив Ромы, другая слева от него, и обе они, при всем этом молчаливом действе, умудрялись еще ненавидеть друг друга и враждовать между собой. «Как можно дойти до такого, они же все время молчат!?» - недоумевал Рома. Девочки явно враждовали, все время огрызались друг другу, перемывали друг другу косточки на стороне и откровенно хамили друг другу в лицо. Справа от него находился главный офисный компьютер, так называемый сервер, который состоял из двух спаренных компьютеров, и который ужасно гудел весь рабочий день, непрерывно напоминая о важности своей миссии. «Не одно так другое» - ворчливо думал Рома. 

 

Служебных обязанностей у Ромы было много. Структура, где он работал, занималась закупкой и собственным производством сырья для изготовления синтетических материалов – строительных, автомобильных, бытовых и прочих. Рома же являлся руководителем службы по связям с зарубежными партнерами. Работы хватало и, хотя зарплата его была не очень высокой - на такую сильно не разгуляешься, Рома получал еще и гонорары за дополнительную работу, а также комиссионные от крупных коммерческих сделок, и мог себе позволить временами пожить на широкую ногу, что он, надо сказать, очень любил делать.

 

Вот уже несколько лет как Рома после развода с женой, оставив квартиру ей с детьми, сам арендовал жилплощадь и отдавал львиную долю своей зарплаты на помесячную арендную плату. Да и цены росли не по дням, а по часам, и приходилось все время выкручиваться, отказывая себе во всем чем только можно было, еще и пахать как папа Карло круглые сутки напролет, получая мощные дозы излучения от компьютеров, и возвращаясь вечерами домой совсем никаким – опустошенным, лишенным всяческих желаний и чувств с пустой, выпотрошенной до дна душой. Специфика Роминых обязанностей была такова, что в самые неподходящие и неожиданные моменты ему приходилось срочно и в любое время суток выезжать в аэропорт для встречи или проводов гостей, разрабатывать планы совместной работы, участвовать вместе с ними в переговорах с местными партнерами, обсуждать детали коммерческих сделок, размещать гостей в отелях, «дружить» с ними и ходить по ресторанам - чего он не любил делать больше всего, а так же быть всегда приветливым, дружелюбным и жизнерадостным. Зарубежных партнерских компаний и дольщиков у компании, где работал Рома, было немало, но если ему приходилось выезжать за границу, что случалось довольно часто, то города, которые он посещал, запоминались ему только по тем картинкам, которые он мог наблюдать из окон гостиниц, кабинетов и автомобилей.

 

«Тревожный» звонок мог раздаться в любое время суток, и ему надо было срочно вылетать во Францию, Турцию, Германию, да еще бог весть куда, но быть на месте вновь, дня через два-три. И тогда начинался бег с препятствиями, благо все остальные визовые и другие формальности были соблюдены заранее. Нужно было только взять всегда наполовину упакованный чемодан, заказать билеты, гостиницу и галопом в путь. К тому же, учитывая разницу в часовых поясах, ему приходилось практически круглосуточно находиться на непрерывной связи со своими зарубежными партнерами, где бы он ни находился.

    

Рома на свою жизнь не жаловался. Такой режим работы его даже устраивал. Не надо было оставаться наедине со своими мыслями, с холодящим чувством одиночества, ну а когда такое все же случалось, он не находил себе места - хоть волком вой - вызывал водителя и ехал в офис, якобы навести порядок в документах, а на самом деле, чтобы попросту убить время. Он не был человеком, любившим праздно проводить время, болтать о ерунде, обсуждать кого-то или чьи-то  приобретения, рассказывая при этом небылицы, как это делали многие другие. Друзей своих он давно потерял. Одни из них – те, что были из детства, по разным причинам покоились теперь в земле, а других, обретенных впоследствии, с возрастом, он растерял вместе с разводом – бывшая жена «увела» их вместе с их женами. Все, что он делал и говорил, было взвешенным, обдуманным, исходило из желания познать что-то, решить какой-то вопрос в краткосрочной или долгосрочной перспективе или же найти выход из какого-то положения. Последние годы напряженной работы и постоянной психологической нагрузки отучили его расслабляться, получать удовольствие от жизни и отдыха. Пустая трата времени его лишь напрягала  и угнетала. И тогда он говорил себе, что это ему наказание за то, что он нагулялся в свое время в молодости, отпраздновал сполна каждый божий день своей жизни. И теперь ему приходилось отдуваться за это, восстанавливая свой кармический баланс и отдавая свои кармические долги. Надо сказать, что гулять он умел и любил делать это с удовольствием и размахом, красиво и не в ущерб окружающим. Он умел делиться своим хорошим настроением с другими, а когда наступали черные полосы он уходил в «глухое подполье», замыкался в себе и переживал все наедине, стараясь не показывать свое мрачное настроение окружающим. Не умея делиться плохим, этот человек пережевывал свои проблемы в одиночестве, оставлял все плохое для себя, и только едва уловив вернувшуюся искорку прежнего задора и слабые проблески позитивной энергии, вновь появлялся на людях во всеоружии, а все думали, что у него всегда и все хорошо, и даже завидовали ему, хотя сами имели непомерно больше чем он. К зависти людской он привык давно и свыкся с ней как с неотъемлемой спутницей своей по жизни. Видно такая уж десница была дана ему от рождения. Да он и сам не любил когда люди жаловались на что-то, сетовали и излучали негативную энергетику. Это портило впечатление и настроение, и он старался держаться от таких людей подальше. И все-таки, иногда ему все так надоедало, что он бросал все свои дела, - можно сказать это было своего рода внутренним бунтом против того, чего нельзя было изменить, и направлялся в кафе, расположенном в живописном уголке городского центра. Кафе располагалось в так называемой пешеходной зоне, где в хорошую погоду столики располагались под навесом на улице у входа. Мимо прогуливались толпы веселой и пестрой молодежи, молодые мамаши с детьми, а сами дети наяривали круги под ногами у прохожих на своих детских машинках, то и дело наезжая на кого-то и намеренно создавая «аварийные» ситуации. Было шумно и весело, и жизнь кипела во всю. Тогда он вспоминал одного своего старого приятеля, который тоже выражал протест, сам толком не зная против чего. Тот выходил на работу в одно из министерств в джинсах и майке. Невольно напрашивалась улыбка, когда он вспоминал ту картину – все в строгих протокольных костюмах, чванливые и самодовольные, а тот, к тому же еще и начальник - в джинсах и в легкой куртке типа хиппи. На недоуменный взгляд Ромы, тот отвечал, - Так я выражаю протест. На вопрос же против чего он протестует, тот не мог дать вразумительного ответа, и лишь отвечал, - Ну-у-у, против всего, короче. 

«Что же, каждый выражает протест по-своему» - думал он, улыбаясь про себя. Молодая симпатичная официантка, узнав его, тут же подбегала с улыбкой на лице в предчувствии щедрых чаевых и Рома, верный своей давней традиции, заказывал себе салат «Цезарь», пиццу или спагетти и, конечно же, виски большими порциями, потому что цель его была поставлена изначально – надраться до чертиков, так, чтобы забыть обо всем на свете, и хоть отчасти выпустить накопившиеся пары. В ожидании еды и виски Рома заливал в себя литры холодного немецкого или голландского пива, да и местное, разливное было совсем неплохим. Настроение заметно улучшалось, душа водворялась на место, или ему так 

казалось, и он вновь чувствовал себя гомо сапиенсом – человеком то бишь, и заказывал все новые и новые порции двойного виски. В области живота разгорался огонек и все происходящее вокруг наполнялось разноцветными красками, что давало ему обильную пищу для созерцания, а волны приятных ощущений накатывались и впитывались в него как море в прибрежный песок. По жилам тек адреналин. Ему хотелось тихо сидеть и сидеть, и никуда не уходить.

 

В свое время друзья прозвали его Зомби за его умение пить и не пьянеть, оставаясь при этом в трезвом уме и твердой памяти, за его способность не спать сутками, за его твердый и пробивной характер, порой даже таранный. За то, что мог он идти напролом в буквальном и переносном смыслах этого слова, круша все и вся на своем пути. Он и сам любил придумывать всем разные клички, которые весьма точно характеризовали скрытую под маской личину человека, но в результате некоторые из них цеплялись к нему же самому. А однажды, придя утром на работу, Рома увидел как человек десять - пятнадцать бесцельно бродят по коридору министерства с тупыми ухмылками на лицах и пошатываясь из стороны в сторону после очередного вечернего банкета-попойки. Эта картина ну уж очень напомнила ему кадры из фильмов про зомби, где эти мертвецы тоже расхаживали с безразличным выражением лица, вытянув вперед руки и пытаясь укусить своих бывших собратьев. Хотя кто сказал, что зомби должны быть именно такими? Непонятно. А тогда он рассмеялся и громко спросил, - Что это вы все бродите взад-вперед толпами, как зомби? Всем это ужасно понравилось, и с тех пор кличка Зомби намертво прицепилась к нему же самому. С той поры его уже никто по имени не называл, его стали называть исключительно Зомби. «Зомби, привет!», «алло, Зомби, это ты?», «зомби, к тебе посетитель» и т.д. Прошло много лет, а те, что работали с ним тогда, так и продолжали называть его, и даже его жена иногда грешила этим. А сейчас он и впрямь чувствовал себя живым мертвецом, вращающимся в колесе своих однообразных дней и, расплачиваясь, как ему казалось, за беззаботные дни своей молодости.

 

Примечательным было и то, что среди зарубежных партнеров Ромы попадались и такие, с которыми у него складывались весьма теплые дружеские отношения и которые становились неотъемлемой частью его дальнейшей жизни. Опытнейший промышленник господин Маркус Вагнер более 30-и лет являлся президентом международного холдинга «Барваген», который занимался производством специальных грузовых автомобилей, оборудованных для перевозки быстровоспламеняющихся химических веществ, а также советником правительства Баварии по вопросам отраслевых слияний. Выйдя на пенсию, он продолжал консультировать компании, корпорации и даже правительства некоторых государств по вопросам внедрения гибких экономических моделей. Сотрудничал он весьма плодотворно и с компанией, где работал наш герой. После первой же их встречи между ним и Ромой возникла некая невидимая, но прочная взаимосвязь, несмотря на то, что тот был много старше – ему было уже под 70. Несмотря на все свои регалии, человеком тот был весьма простым и не знавшим той отвратительной помпезности от осознания своей важности, что было характерно для большинства чиновников на экс-советском пространстве. Примечательно то, что у Ромы всегда складывались тесные и доверительные отношения с людьми намного старше него самого - ему с ними было интересно, и это было взаимно. Со своими же ровесниками Рома редко когда находил общие точки соприкосновения – с ними ему было не интересно, жизненные принципы тех были для него предсказуемыми, от этого скучными, и отношения их дальше приятельских не продвигались. Вагнер же был человеком солидным, степенным и вел себя, как и подобает человеку его возраста и ранга. Он был опытным хозяйственником и щедро делился с партнерами своим опытом. Никогда не мелочился, не затрагивал преждевременно тему своего гонорара. Кроме того, он обладал тонким чувством юмора и здоровой иронией. Он часто доводил Рому почти до слез своими ироничными колкостями в адрес своих же немецких коллег. Передразнивал их, гримасничал и открыто высмеивал их. Одним словом, Рома с Вагнером стали закадычными друзьями - делились самым сокровенным, не имели секретов друг от друга, знали все о семьях и о семейных проблемах друг друга. Когда Вагнер приезжал по делам, а приезжал он довольно часто, они старались улучить момент, чтобы сбежав с официальных мероприятий, прогуляться вдвоем по городу, побеседовать, посидеть в кафе за чашкой кофе, пройтись по магазинам. Особенно, Вагнер любил есть шашлыки и запивать их местным пивом. Научил его Рома и многим другим вещам, и теперь, усаживаясь за стол в ресторане или кафе Вагнер мог вполне самостоятельно сделать заказ. Он признавался Роме,

- Ты знаешь, это удивительно. Я побывал во многих странах мира, на всех континентах, но только за несколько дней до приезда к вам, у меня начинают слюнки течь, и я не могу найти себе места от нетерпения. Жена смотрит на меня с недоумением и все время спрашивает, чему это я так радуюсь и не завел ли я любовницу где-то за границей. Однако Вагнер был строгим католиком и свято соблюдал принцип верности в браке. Он уже хорошо знал, в какие магазины ему нужно заходить, знал когда там бывают сезонные скидки, а продавцы знали, что и какого размера нужно ему. Покупал Вагнер, в основном, костюмы, сорочки и шелковые галстуки, а иногда и подарки для супруги и дочери. Рома любил проводить с ним время, но самым интересным было то, что Вагнер, несмотря на то, что он был таким же экономным и пунктуальным, как и все остальные немцы, он часто и щедро угощал Рому и даже его друзей ужином, широким жестом оплачивая в ресторане счет за трапезу отнюдь не по принципу «немецкого» счета. В отличие от остальных скупых иностранцев он всегда оставлял щедрые чаевые водителям и швейцарам, а водителю Ромы за хорошую работу он привозил даже специальные подарки в виде его любимых сигарет, брелоков для ключей и прочей мелочи. За несколько дней до своего очередного приезда, Вагнер по-немецки пунктуально сообщал Роме даты своего прибытия и отъезда, номер комнаты в гостинице и называл точное время и ресторан, в котором он будет его ждать, чтобы вместе поужинать и обсудить дела в частном порядке. Доверять друг другу они могли все.  

 

Так, в мыслях и воспоминаниях, время незаметно дошло до обеденного перерыва. Надо сказать, что свою рутинную работу Рома все же делал хорошо, как это и было необходимо –всегда ответственно и аккуратно, хотя мыслями он чаще был где-то еще, а проще сказать, где только он не был. Он не мог по-другому, не мог сосредотачиваться только на чем-то одном. Тогда у него ничего не получалось, не клеилось, работа стопорилась и все валилось из рук. А если делать сразу несколько дел, тогда совсем другое дело - так и веселей, и интересней, и работа спорилась. Для многих пунктуальных исполнителей такая импровизация могла показаться странной и непонятной, но таков уж был его стиль, стиль жизни Ромы. По началу, он  всячески боролся с этим, но потом подумал, что мог ведь Черчилль расхаживать абсолютно голым по квартире, пугая служанок или приходить на заседания парламента с бутылкой коньяка в портфеле, и еще предлагать всем выпить перед началом дискуссий, при этом оставаясь премьером и не просто премьером, а Черчиллем. А почему бы и он, хотя он далеко не Черчилль, которому так же далеко и до него, не может иметь свой индивидуальный стиль, свои странности? Ну и что, что он не Черчиль? Где-то в недрах своего сознания Рома понимал, что спонтанность приносит ему больше пользы, чем какой-либо системный подход к делам, но с точки зрения правильной организации работы все это можно было бы назвать неорганизованностью и рассеянностью, однако он уже свыкся с этой своей «неорганизованностью». А с другой стороны, кто мог упрекнуть его, что он не выполняет своих обязанностей? Никто. Кто мог сказать, что он не делает порой того, чего не удается сделать даже высшим государственным чинам со всеми своими ресурсами и полномочиями? Никто. Кто мог сказать, что он не руководит и не учит правильно работать тех самых «организованных» людей? Тоже никто. Значит, его «неорганизованность» приносит больше пользы не только ему, и пусть тогда другие попробуют стать такими же «неорганизованными» и делать то же, что и он. Смогут? Вряд ли. Так он убеждал себя в том, что все делает правильно, и заставлял себя не думать о том, как это все называется на общепринятом языке.

 

 

ГЛАВА III. Контакт

 

 

Рома оторвался от работы и поднял голову. Картина в офисе была привычной. Напротив, слева и справа от него все сидели, уткнувшись в мониторы компьютеров и настукивая пальцами по клавиатурам. Он понял, что если он попытается заговорить с кем-то сейчас, то не найдет понимания, а услышит в ответ что-то односложное, вскользь сказанное, так как все уже давно продали свои души дьяволу, представшему перед ними в образе компьютера, потому что близилось время обеденного перерыва. Его обуяла нестерпимая тоска. Он вспомнил времена, когда на работе можно было общаться и разговаривать с людьми, живыми людьми, а не с полувиртуальными созданиями, погруженными мыслями в проблемы своей виртуальной жизни. Тогда можно было шутить, ругаться, спорить, обсуждать служебные и неслужебные дела и городские новости. Женщины пытались быть привлекательными, а мужчины старались казаться галантными, и все это в совокупности называлось нормальными человеческими взаимоотношениями. «Надо же, мы даже и не знали тогда, что может быть как-то по-другому, м-да». Теперь же, когда коллеги стали собираться, чтобы разойтись по своим делам, -  кто, как всегда, по магазинам, кто просто прогуляться, а кто на кухню, где их уже ждал накрытый кухаркой стол, Рома закрыл все документы и стал щелкать мышкой, пытаясь придумать, чем же ему занять свой час обеденного перерыва. Надо было отдохнуть и привести мысли в порядок. Он никогда не обедал, обходясь чашкой чая или кофе с печеньем, чтобы не отяжелеть после обеда, чтобы не клонило ко сну, и чтобы всегда оставаться бодрым и готовым оперативно выехать по первому зову с ясной головой и трезвыми мыслями. Обычно он не замечал, как пролетал перерыв, потому что не переставал работать во время него тоже, но сегодня явно не хотелось работать. Его все не отпускало какое-то непонятное ощущение – то ли волнение, то ли предчувствие чего-то. «К чему бы это? - подумал он - что-то такое играет и щекочет в животе, но что»? Обычно такое происходило с ним в преддверии каких-либо событий, но было неизвестно, хорошими ли окажутся эти события или нет. «Ладно, поживем, увидим» - и он, вздохнув, свернул в панель документ гад которым работал, автоматически прокрутил колесико мышки, направив стрелку курсора на синенькую букву «е» с желтым ободком наискосок –  значок Интернета, и нажал на кнопку. Тут же, как джин из лампы на экране монитора возникла «домашняя» страница Интернета, и джин промолвил, сложив руки на груди: «слушаю и повинуюсь, мой господин». «Почитаю-ка я новости» - подумал Рома. Открылась страница сайта с новостями, где как всегда не было ничего интересного, - «Опять одна мура», - думал он, задумчиво кликая мышкой по разным ссылкам-адресам. Он кликнул еще на что-то, потом еще, поплыли новости, картинки, как вдруг он увидел в нижнем правом углу экрана группу фотографий улыбающихся и ярких парней и девушек, и повеяло оттуда чем-то жизнерадостным и не таким монотонно-тошным как все, на что он смотрел до этого. Естественно, что он и раньше видел многочисленные фото, кишащие на разных страницах Интернета, но никогда не придавал им значения. Но в этот раз его внимание, словно по мановению свыше, само собой сразу же сконцентрировалось именно на этой группке фотографий. Рядом с фотографиями было написано «Знакомства». Было что-то позитивное в этой компании, контрастирующей с серой рутиной повседневности. «Та-а-к, ну посмотрим», - подумал он, направив стрелку курсора на одну из фотографий, и еще раз надавил на кнопку мыши. Появилось еще больше девушек и парней, веселых, красивых и ярких, - «Ин-те-рес-но!», -  произнес он про себя с расстановкой. Погруженный в свои мысли, он крутил колесиком мышки взад и вперед, рассматривая фотографии. Вдруг он остановился на одном из фото. На нем стояла и смотрела на него девушка в джинсах и темно-голубой футболке. Обычная вроде девушка, но необычным было то, как она стояла. А стояла она в дверном проеме, подбоченившись и смотрела на него хозяйским взглядом так, будто собиралась отчитать за что-то. «Хм, вот ты какая?!» - подумал он, с интересом рассматривая ее - так, положив руки на бока, стоят обычно люди с сильным и волевым характером» - а так как он любил все, что олицетворяло силу и уверенность в этой жизни, он нажал на это фото. На секунду оторвавшись от своего занятия, Рома потер большим пальцем подушечку указательного пальца и, нащупав там кожу, уже порядочно ороговевшую от бесконечных кликаний по «мышке», покачал головой, что означало - «во что же я превращаюсь?» Будто, пытаясь найти ответ на свой немой вопрос, но вновь огляделся вокруг, но картина была безнадежно аналогичной, ничего не изменилось, хотя ничего и не могло измениться, и он продолжил свое ленивое блуждание по бескрайним просторам виртуального мира. Девушка в темно-голубой футболке все также стояла и с молчаливым укором смотрела на него с экрана монитора. Рома улыбнулся про себя - «Наверное, девушка с крутым характером, раз она так по-хозяйски стоит» - подумал он и интуитивно кликнул по фото еще раз. Фото увеличилось, а над ним появилась надпись – Наташа 35, Санкт-Петербург. Девушка была обычной на первый взгляд, но ее поза вызвала в нем живой интерес. Он вообще был любителем всего необычного, всегда жаждал испытывать сильные ощущения - так называемый эмоциональный экстрим, и любил все то, что являлось сложным для постижения и могло в  дальнейшем вылиться в водоворот новых событий. И тогда в нем появлялся азарт и жажда преодолеть данные обстоятельства, какими бы они не были, одержать над ними верх, а вместе с ними и над собой. Так он компенсировал образовавшуюся пустоту в периоды отсутствия реальных событий, и пускался в путешествия с приключениями, не сходя с места. Еще раз, взглянув на девушку в темно-голубой футболке, он подумал - «Если это некие знакомства, то стоит попробовать познакомиться с ней и узнать, действительно ли она так крута или я все же ошибаюсь»? Ему не терпелось проверить свою интуицию - «И вообще, какие у нее основания так вот стоять с откровенным вызовом? Одним словом, надо ее прощупать - подумал он - а заодно хоть на время отвлечься от надоевших документов». Покрутив колесиком мышки еще, он увидел, что в данной электронной рубрике под названием «Знакомства» надо было регистрироваться, ответив на несколько несложных вопросов. Тогда, наскоро заполнив нужные графы анкеты, он отыскал в недрах своего «Москвича» фото, сделанное в гостинице во время очередного визита гостей, где тень, падающая неизвестно откуда, закрывала половину его лица, а сам он сидел в кресле холла гостиницы, развернувшись вполоборота к фотографу и смотря одним оставшимся глазом в объектив. «Сойдет - подумал он – так меня не узнают, не знакомиться же собираюсь, в самом деле!» Кто не узнает, и почему, ему было не важно, лишь бы не выставляться на показ среди такой огромной аудитории людей. «Еще подумают, что я ищу здесь себе жену» - рассмеялся он в душе. Одним словом, не хотелось ему, что бы кто-то узнал его там, а почему, это было уже не важно. Рома был классическим приверженцем всего настоящего и живого, и если уж знакомиться с кем-то, то он предпочитал делать это в живую. Он был приверженцем традиционных взаимоотношений, хотя и слышал порой краем уха, что кто-то познакомился с кем-то посредством Интернета, где расплодились бесчисленные электронные бюро знакомств, женился и даже уехал в Японию к невесте, которая была ни кем иным как дочерью посла некоего государства. По приезду в страну восходящего солнца, жениху сразу же дарили последнюю модель «Тойоты», виллу у Фудзиямы, и с тех пор он жил припеваючи, и это все благодаря Интернету. А великими мастерами рассказывать подобного рода байки были, как правило, водители, которых у них в организации было много, и с которыми Рома часто выезжал встречать и провожать важных деловых гостей, ездил вместе с ними по дальним регионам страны отдыхать и по делам, а так как времени в пути было предостаточно, ему приходилось терпеливо выслушивал подобные и всякие другие истории из уст шоферов, чтобы как-то скоротать время в пути. Однако сам он, отдавая себя полностью работе, в последние годы толком ни с кем всерьез так и не познакомился, так как ни времени, ни особого желания делать это у него не было. Какая же женщина станет терпеть мужчину, который находится в постоянных разъездах, домой возвращается поздно с выпотрошенной душой, уходит засветло и живет как настоящий Зомби. Он и был похож на Зомби - живой труп, который не ощущал ничего внутри себя, одну лишь пустоту.

 

Надлом случился в нем в тот день, когда после очередной размолвки с женой, он вернулся домой и увидел, что дом пуст, нет ни жены, ни детей, ни мебели, нет даже мусорного ящика с веником. «Опять к матери ушла», - понял он. Хотя такое уже случалось в его жизни, это его и рассмешило, и разозлило одновременно. После обычной семейной ссоры по какому-нибудь мелкому бытовому поводу, его тесть, пользуясь отсутствием Ромы, пригонял грузовик, загружал почти все, что было в его квартире - то, что было куплено семьей невесты как приданное, не забывая прихватить и веник с совком, и увозил его домочадцев в свой отцовский дом. Эти истории заслуживают отдельного рассказа, но в тот злополучный день, в нем что-то надломилось, он понял, что он уже не будет делать никаких попыток к примирению, идти за ними и возвращать их домой. Стало уже невыносимым терпеть эту мелочность и жадность, когда в такой драматичный момент люди все же не забывают и о венике с утюгом. С одной стороны, это было смешно, а с другой, это все происходило не с кем-нибудь, а с ним, и с этим надо было что-то делать. Надо было поканчивать со всем этим безобразием. Но он не мог знать тогда в порыве своего возмущения, недоумения и многих других, навалившихся на него чувств, что отсутствие детей, которых он очень любил, так тяжело скажется на нем. А сказалось это действительно тяжело, и даже очень. Он фактически умер, а его взгляд  сделал разворот на 180 градусов и был теперь направлен внутрь себя. Это было каким-то новым состоянием для него, но это было именно так. Он умер. Он продолжал жить, лишь автоматически выполняя необходимые действия и ежедневные процедуры. Тело его продолжало двигаться, и с виду он оставался нормальным человеком, но внутри у него не было уже ничего, одна лишь пустота. Не осталось ни желаний, ни устремлений, ни смысла жизни… 

 

Пока Рома проходил процедуру регистрации в электронной службе знакомств, девушка в темно-голубой майке исчезла. Он ее потерял. И сколько он ни крутил колесиком мышки, он уже не мог найти ее. Она пропала, растворилась в бескрайних просторах Интернета.

 

****

 

Наташа отработала свою смену в ресторане и весь оставшийся день был теперь ее днем - у нее был выходной. Дети находились в школе, их любезно согласился отвезти туда сосед вместе со своим сыном, благо учились они в одной и той же школе. Он также согласился их оттуда забрать и привезти домой, лишь немного недовольно поворчав для проформы. Наташе приходилось частенько прибегать к его услугам, обращаясь к нему с подобными просьбами, и, хотя тот и выражал свое недовольство этими фактами, но по-соседски, тем не менее, помогал, тем более, что жена его  тоже иногда обращалась к Наташе с аналогичными просьбами, однако гораздо реже. Но за Машулей Наташа всегда ездила сама. Она походила по квартире, поднялась к себе, и взгляд ее упал на ноутбук, одиноко стоявший на столе. Она машинально включила его, проверила почту и стала читать сообщения, оставленные на сайте знакомств. Писала ее подруга Лера из Москвы. Она была у Наташи единственной близкой и верной подругой, которой она могла всецело доверять, с кем она могла делиться своими маленькими радостями и печалями, и которой она могла по-женски поплакаться. Лера была и правда верной подругой и вполне оправдывала Наташино доверие, и хотя Наташа сама тоже была человеком весьма общительным и имела множество друзей и подруг, с которыми она частенько встречалась прогуляться по Невскому, посидеть или потанцевать в каком-нибудь клубе, но, обжегшись однажды, она переносила появившееся у нее недоверие на всех остальных своих подруг, и по-настоящему любила и доверяла только Лере, которая, к тому же, находилась далеко, так что опасности от нее исходить не могло. Наташа искренне радовалась, когда ей удавалось съездить в Москву и провести с Лерой несколько дней. 

 

****

 

На следующий день Рома пришел на работу первым и, как обычно рано, а потом все повторилось снова, словно кадры повторного показа отмотанного назад фильма. Утренние  приветствия, чаепитие и дальше - день как две капли воды похожий на вчерашний, будто скопированный на ксероксе. Ближе к обеденному перерыву, когда ему вновь порядком опостылели документы, он вновь навел курсор на букву «е», кликнул и стал крутить колесико, просматривая новости о том, о сем. В правом нижнем углу вновь заулыбались красивые девушки и парни. Про свою вчерашнюю «знакомую» незнакомку он уже успел забыть. «Что-то затишье затянулось» - с сожалением подумал он. Вот уже месяц как не раздавалось "тревожных" звонков, никто не собирался приезжать с «особыми» миссиями, и самому ему не надо было никуда срочно выезжать. Затишье. Рома просто отдыхал, крутя задумчиво колесико мышки и думая о своем. Тут перед его глазами промелькнуло что-то знакомое, то, что он уже где-то видел, а вернее кто-то, кого он уже видел. Присмотревшись, он увидел знакомый женский силуэт в темно-голубой майке, стоявший подбоченившись в дверном проеме и смотревший на него серьезным взглядом. Рядом с фотографией было написано Наташа 35, Санкт-Петербург. «Ага, вот ты и попалась!», - подумал Рома, довольно улыбнувшись про себя. Он открыл ее страницу, поискал глазами, как можно написать ей сообщение, кликнул куда надо, открылось окошко для письма, а внутри него запульсировал курсор, готовый написать все, что ему прикажут. «Все стоишь, значит!», - подумал он, глядя на девушку, и написал даже не поздоровавшись, - «Что, крутая?» - и кликнул кнопкой мыши. Сообщение ушло, отправилось к адресату через многие километры, а на самом деле в момент его отправки оно уже находилось у адресата, так как пространство Интернета - пространство необычное. Оно одновременно и огромное, и бесконечно малое и плотное, и сообщения, куда бы они не отправлялись, сразу же достигали пункта своего назначения, если конечно не возникало проблем с работой самого Интернета. «Надо же, техника на грани фантастики!» - вспомнилась ему расхожая фраза. Ему стало, почему то смешно, когда он представил, как эта самая Наташа 35 прочтет его сообщение, как должны расшириться от удивления ее глаза, и подняться в недоумении брови.:)

 

  

ГЛАВА IV. Знакомство 

 

     

Наташа привезла Машулю со школы и та, пообедав, отправилась во двор играть с собакой – большой кавказской овчаркой, которая уже нетерпеливо дышала, высунув язык и помахивая хвостом от радости. Машульку собака очень любила и всегда начинала неистово скакать,  прыгать по двору и махать хвостом при виде ее. Надо сказать, что в этом доме прекрасно уживались собака с котом. Жили они мирно и дружно и вовсе не цапались как кошка с собакой, и хотя кот иногда показывал характер, шипел и ходил, горделиво подняв голову, смотря на своего «коллегу» презрительным взглядом, словно напоминая, что он кот как-никак, а не какая-то там собака. Однако собаке было все равно, на его демарши она внимания не обращала, и принимала его за такую же собаку, как и она сама. Собака была самкой, а кот соответственно и был котом в узком понимании этого слова. Вновь поднявшись к себе, Наташа опять машинально включила ноутбук, посмотрела, нет ли чего в почте, и забрела на сайт знакомств. Там, помимо сообщений от Леры и дежурной похабщины типа «как дела, киска?», было еще одно сообщение от какого-то мужчины, сидевшего в кресле в дорогом с виду светло-сером костюме в полоску и в галстуке, и сидел он вполоборота так, что можно было видеть только половину его лица. Другая половина была покрыта тенью. Мужчина смотрел на нее своим одним освещенным глазом с усмешкой и выражением иронии на лице. Вид у мужчины был довольно таки внушительным и респектабельным. Наташа удивленно подняла брови. Рядом с фото было написано Роман 44, а города указанно не было. Она нажала на кнопку мыши и прочла оставленное им сообщение, - «Что, крутая?» Вопрос был похож на продолжение какого-то разговора или каких-то событий. Брови Наташи поднялись еще выше от удивления. Глаза расширились. «Почему крутая?» - подумала она, пытаясь вспомнить, когда и с кем за последнее время она могла обойтись круто, хотя это было совсем не в ее характере, и с какой стати ей задают подобный вопрос? Вид у мужчины был таким внушительным и уверенным, что Наташа не на шутку разволновалась, и неуверенной рукой написала в ответ, - «Нет, совсем не крутая», - и нажала на «отправить сообщение». Она уже хотела выключить ноутбук, но тут она заметила, что мужчина находится в режиме онлайн, и испугалась еще больше.

      

Рома заметил какое-то помигивание в углу монитора и понял, что Наташа 35 ему ответила. Хотя он и попал в точку, вызвав ее неподдельное удивление, но сам, однако не исключал, что в ответ ему могут нахамить или написать какую-то еще грубость. Сам он так бы и ответил на подобное послание от совершенно незнакомого человека. Для него подобное могло означать либо чью-то не очень удачную шутку, либо откровенный наезд, причем необоснованный. В нем заиграли противоречивые чувства. Будучи, сам того не ведая, тонким и интуитивным психологом, и, подчас играя в отношениях с людьми «на грани фола», - что приносило ему определенное удовлетворение, - он никогда не переступал той грани, которая могла бы привести к неприязни и обидам. Он лишь побуждал людей загораться, думать и действовать, задумываться над такими вещами, над которыми они еще не задумывались, уводя их от зароговевших стереотипов и штампов, которые в свою очередь порождали дежурные реакции и дежурное отношение ко всему окружающему. И тогда, если получалось «сыграть в унисон», общение наполнялось красками, а в животе начинали «порхать мотыльки», наполняя все его существо смыслом и участием в некоем процессе. Конечно, это проходило далеко не со всеми, но он и не пытался проделывать подобные эксперименты с теми, кто не вызывал в нем соответствующего интереса. Рома вспомнил, что прочел где-то на днях, что если человек стоит, положив руки на бока или оперевшись рукой на дверной косяк, то этот человек по характеру собственник, упрямый и лидер, к тому же, возможно скрытый, так как это может никак не проявляться в повседневной жизни до тех пор, пока обстоятельства не заставят этого человека проявить все свои скрытые качества. Рома «распечатал» мигающий в углу монитора конвертик и прочел немного испуганный, но вполне мирный ответ Наташи. Он вновь посмотрел на ее фото. Тут желтый огонек в углу монитора замигал вновь рядом с надписью «новое сообщение». Пришла очередь удивляться ему самому - Наташа 35 писала ему что-то еще. «Текс, посмотрим», - сказав про себя, он «вскрыл» конвертик с сообщением.

- А почему вы об этом спросили? – прочел он вопрос в окошке.

- Ваша поза! – написал в ответ Рома, - так обычно стоят люди с крутым характером, уверенные в себе, с высокой самооценкой, - продолжил он довольный своими познаниями в науке жестов. Наташа вновь не поняла, о какой позе идет речь, однако догадалась, что речь идет о ее фотографии. Она вновь взглянула на свое фото и увидела только одно, где она и впрямь стоит по-хозяйски, уперевшись руками в бока. «Надо же, какой наблюдательный!» - подумала она, а я и не придавала этому значения. В душе ей, как женщине, было приятно, что кто-то обратил на нее внимание, к тому же далеко не поверхностное. Поняв о чем говорит незнакомец, она написала вновь, - «Это на фото, где я в синей майке и в джинсах?». «Да», - тут же пришел ответ. Она вновь взглянула на единственное, и то, скорее не фото, а полуфото незнакомца. Было во всем его виде что-то, что совсем даже не отталкивало, а наоборот, притягивало, привлекало чем-то еще не очень понятным, и она стала заинтригованно ждать, не напишет ли незнакомец еще чего-нибудь.

 

В это время, Рома, уперевшись руками в подбородок, со скучающим видом рассматривал остальные фотографии собеседницы. Вот она возле дома в саду, вот она лежит животом на скутере, кокетливо приподняв ножку. Вот она в помещении в строгой черной блузке с высоким декольте и гладко зачесанными назад волосами. Вот она рядом с большущим плюшевым тигром, но везде серьезная, везде в простых и строгих тонах. Она не вызывала у него никаких особых волнений. Зацепиться было не за что, кроме ее позы ничего примечательного в ней не было – никакой зацепки для продолжения общения. Все было очень даже мирно и спокойно. «Значит я ошибся - подумал он - она и впрямь обычная, не крутая, и содержательным экстрим-общением здесь и не пахнет. Экстрима не будет». Красивой назвать ее он не мог, и поводов для продолжения переписки не было. И когда он подумал, - «Не крутая, так не крутая, ну и ладно», - огонек в углу монитора замигал вновь.

- Это я после уборки в квартире встала так, чтобы оглядеться, а тут меня и щелкнули, - прочел он.

- Да, бывает, извините, значит я ошибся, простите, - написал он в ответ. «Оправдывается», - с сожалением сказала себе Наташа, написав в ответ, - Ничего страшного, а вы почему такой темный на фото, это специально?  

- Нет, что вы, это так тень упала, когда меня фотографировали, но зато так меня никто не узнает, я, вообще-то, что-то вроде секретного агента, - пошутил он.

- А вы предпочли бы, что бы я была крутая? - спросила Наташа, почувствовав ослабление интереса к себе со стороны собеседника.

- Если честно, то да. Я думал вы меня или отфутболите, или скажете в ответ что-то дерзкое, а мне нравятся дерзкие и задиристые люди, и натянутые струны, - написал он, - вы извините еще раз.

- Да ничего, - ей почему-то стало смешно, страх улетучился, и на душе было как-то легко и весело.

 

Роме импонировала мягкая, дружелюбная и какая-то естественная манера ее разговора. Бурю эмоций она в нем не вызывала, но с ней было легко. Однако он по-прежнему не знал, за что зацепиться, как продолжить общение, и нужно ли было это делать вообще. Видимо он ожидал, что завяжется интересное и выразительное общение, взаимные утонченные колкости «на грани фола» с действительно амбициозным человеком, и тогда можно будет включать уже вторую, а может даже третью и четвертую скорость общения. Люди такого типа обычно чувствуют друг друга, чувствуют равного себе визави, и диалог их в развитии становится все содержательнее. Тогда он сделал еще одну попытку спровоцировать ее на словесную дуэль.

- А можно спросить, что вы делаете здесь на этом порно-сайте? - спросил он, сделав акцент на слове порно и нажал «отправить».

- Это не порно-сайт, - было сказано в ответ просто и без лишних заморочек, - я общаюсь здесь со своей подругой из Москвы, и еще с одним пожилым профессором из Австралии, заодно практикую с ним английский, и все.

- Как же не порно? - не унимался он - здесь одни только трансвеститы и проститутки собрались. Не успел я еще толком зарегистрироваться, как мне уже посыпались недвусмысленные предложения.

Надо признаться, что и в самом деле, пролистывая страницы сайта, взгляд то и дело упирался в голых и полуголых девиц в разнузданных позах, а порой и в откровенную порнографию. Читая анкеты некоторых из участников сайта, можно было запросто найти предложения интимных услуг с ценами, условиями свидания, номерами телефонов и прочей необходимой информацией. В регистрационной информации некоторых девиц было указанно, что они не девушки вовсе, а переделанные в девушек мужчины, накаченные силиконом, и услуги таких стоили гораздо дешевле. Словом, отребья всякого здесь хватало сполна. Были и обычные анкеты пользователей, где описывался их характер, предпочтения, пожелания к будущему партнеру или партнерше и т.д. Смех разбирал, читая некоторые из таких анкет. Люди, в основном девушки, будто попав в волшебную страну Оз, где исполняются все мыслимые и немыслимые желания, писали, - «Хочу познакомиться с серьезным, обеспеченным мужчиной, не старше и не младше стольких-то лет, симпатичным, неженатым, с чувством юмора, без вредных привычек и с жилплощадью, и чтобы он любил меня искренне». Дальше указывалось, сколько раз в день претендентка хотела бы заниматься сексом. Складывалось впечатление, что такие вот идеальные мужчины скучают в одиночестве, сидя по домам, под окном у них стоит уже заведенный Мазератти - на худой конец БМВ, они сыпят утонченными шутками направо и налево, занимаются оздоровительной гимнастикой, и только и делают, что ждут, когда же их кандидатуру одобрят и окажут честь стать избранником сердца пожелавшей чуда. Рома улыбнулся, на мгновенье представив себя на месте такого жениха. «Нет, я уж никак не подойду, подумал он – дома почти не бываю, автомобиль казенный, - свой он недавно продал за ненадобностью, - да и характер у меня не сахар. Одним словом не жених, а анти-жених какой-то весело думал он - и на счет ЖП с ВП у меня все наоборот – ЖП у меня отсутствует, а вот ВП хоть отбавляй».

      

К его сожалению, Наташа не поддалась и на эту на его провокацию, и не спросила ехидно, - А вы сами-то в таком случае, что здесь делаете, а? -  или что-то в этом духе. Рома понял, что и здесь он потерпел фиаско, и замутить воду в «тихом болоте» ему не удалось и на сей раз.

- Не обижайтесь, это была всего лишь шутка, - заметил он.

- А я не обижаюсь, меня и саму достают любители похабщины, хотя я поводу им никакого не давала, но и нормальных людей здесь тоже немало, - ответила она, явно смутившись.

Рома успокоился. Но, видя такое дружелюбие этой девушки, ему стало неудобно сказать ей просто «прощайте» или по-хамски отмолчаться, прервав общение, и тем самым, зарекомендовать себя пустым местом в своих же глазах. Надо было выходить из ситуации, по меньшей мере, также осмысленно, как он и вошел туда. Он вновь взглянул на ее фото, пытаясь найти хоть какой-то предлог, чтобы у него появилось желание продолжить разговор. Но он вновь не увидел ничего такого, чтобы могло его хоть как-то привлечь. Хотя один повод все же был. Писала Наташа 35 очень грамотно, даже как-то величественно и с чувством спокойного достоинства, которое исходило не столько от написанного, нет, сколько от того, что находилось за этим - та энергетика, то состояние духа, которые порождали стиль ее изложения, чем-то напоминавший стиль классической русской литературы XIX века, пронизанный церемонностью в отношениях. В ее посланиях, пусть и коротких, чувствовался спокойный ум и интеллект, что стало дефицитным товаром в последнее время. От тех коротких фраз, что она присылала ему, исходило спокойствие и умиротворение, и в действительности эти ощущения были намного приятнее, чем его попытки вызвать ее на словесную перепалку, пусть и шутливую. Но, гоняясь за одним, все остальное он прочувствовал лишь где-то на уровне интуиции, в чем еще полностью не отдавал себе отчета. Порой время сильно меняет людей и, заставляя их приспосабливаться к окружающей обстановке, уничтожает и уродует их истинные жизненные ценности и интересы, о которых они вынуждены забывать, прятать глубоко в недрах своих душ или же выбрасывать на свалку, как выбросили бы прекрасный редкий цветок, бережно привезенный из дальних краев, но сразу завядший от того, что почва на новом месте оказалась для него не пригодной. Так и Рома – он почти забыл то, что было для  него ценным когда-то, то, что составляло багаж его души. Он «мутировал», оброс колючками и, шагая в ногу с исказившимся временем, наполнил свой духовный саквояж совсем иными ценностями, припрятав и оставив истинные ценности где-то очень глубоко на дне своей души. Это, конечно же, не прошло даром, и тоска по собственному я, по себе же самому, непрерывно преследовала его, была его верной спутницей и стала неотъемлемой частью его существования. Беспрерывная тоска по самому себе, наложив свою печать, сквозила теперь во взгляде его серо-зелено-голубых глаз, цвет которых менялся в  зависимости от его настроения. Он и сам порой с удивлением наблюдал за этим явлением. Глаза его могли стать темно-голубыми и яркими при хорошем настроении или тусклыми серо-зелеными в моменты душевной скорби и печали, а на жизнь он всегда смотрел сквозь невидимую пелену постоянной задумчивости.

 

Похожую тоску испытывала и Наташа. Она была женщиной действительно умной, начитанной и эрудированной, и также не могла найти себе достойного ей близкого друга или хотя бы собеседника. Но она все время отмахивалась от этих ненужных мыслей, которые жили где-то глубоко внутри нее. Однако как женщина, как большинство женщин, она представляла себе такого собеседника в качестве своей той самой «половинки», вернее ей этого очень хотелось. До слез порой. И жила она так в свой «скорлупе», которую она называла коконом, и также «мутировав» и запихав свое родное и близкое «я», запихав саму себя истинную в глубинные тайники своего подсознания. Ей поему-то очень хотелось продолжить общение с этим человеком, и она сидела, закусив губу, всматривалась в его полуосвещенное фото и ждала, ждала, чтобы он написал ей еще что-нибудь. Ей импонировала его спокойная уверенность и вежливая манера общения с ней, а по телу прокатывались волны незнакомого ей, но приятного трепета и тепла. В нем чувствовались ум и сила, которых ей так не хватало, и столкнуться с которыми она уже и не надеялась. Ее спящее женское начало сладко потянулось во сне и стало осторожно высвобождаться из оков Морфея. Всадник в белых одеждах промелькнул у нее перед глазами, - Герда! - громко позвал он. «Интересный фрукт» - подумала она про мужчину в кресле, улыбнувшись про себя. Так они и сидели, смотря друг на друга и чувствуя друг друга, находясь, при этом, за тысячи километров друг от друга. Им обоим было невдомек тогда, что в тайне от них самих, те частички их душ, которые живут своей независимой жизнью по законам вселенной, уже заключили между собой свой негласный тайный договор, не спрашивая у них разрешения, несмотря на то, что принадлежали им же самим. 

 

****

 

Рома посмотрел на часы, было почти уже семь, конец рабочего дня, но он не суетился и не торопился покидать офис. Всех остальных же работников смывало с рабочего места со скоростью света, словно по команде. Как правило, он засиживался на работе допоздна и пользовался затишьем, чтобы привести в порядок разбросанные за день дела и, завершив недоделанную работу, подытожить день и уйти со спокойной совестью без «висяков» на завтра. Он ужасно не любил оставлять незавершенными какие-либо дела и порой доводил себя до истощения, но все же заканчивал работу, малую или большую, без разницы. Именно поэтому он и приходил на работу часа на два раньше остальных. За эти два тихих часа он успевал сделать больше, чем за весь оставшийся день. И хотя днем в офисе не было так уж и шумно, присутствие людей рядом все равно отвлекало его. Другой, менее практичной причиной его задержек на   работе было желание подогнать время так, чтобы, вернувшись домой, перекусить и сразу лечь спать.

 

Наташа услышала шум у входной двери и спустилась встретить детей со школы. Они ввалились в дом, шумно споря о чем-то и бурно обсуждая события сегодняшнего дня. Настя – ее старшая дочка была девочкой не по годам взрослой, и все прекрасно понимала. Иногда она задумчиво смотрела на Наташу своими взрослыми глазами, а во  взгляде ее перемешивались молчаливый вопрос, упрек, печаль и безысходность. А иногда она просто и без особой причины плакала, сидела и плакала, от чего Наташе становилось очень больно на душе. Но, унаследовав упрямый характер своей мамы, Настя не жаловалась, а лишь тихо плакала где-нибудь в уголке. Однако вскоре детский задор вновь брал свое, и она становилась такой же игривой и смекалистой, но, оставалась при этом серьезной и рассудительной как всегда. В свои двенадцать лет она была настоящей маминой помощницей и моральной опорой. Во всяком случае, она всячески пыталась быть ею. Дима же был бойким десятилетним мальчуганом, без особых заморочек, свою старшую сестру он уважал, прислушивался к ней и даже немного побаивался.

 

Что и говорить, нелегко приходилось Наташе с тремя детьми, очень не легко, да и кому могло быть легко в ее положении? Но, надо отдать ей должное, она справлялась как могла, и ко всему прочему не стала этакой кудахтающей клушей, а продолжала оставаться женщиной достаточно интересной и привлекательной, ясно и трезво мыслящей и, главное, способной любить. Она продолжала оставаться женщиной, желающей и готовой познать то сметающее все на своем пути чувство страстной любви. Броситься с головой в его сжигающее жерло и даже сгореть там, но лишь бы узнать, прикоснуться, испить, отдать себя всю без остатка и быть счастливой от того, что ее приняли, поняли, ответили взаимностью и отплатили тем же. И все это, все эти желания томились в ней, поддерживали ее и отражались на всем образе ее жизни.

 

Покормив своих школьников, и попутно расспросив их о том как прошел их сегодняшний день в школе, она убедилась, что с детьми все в порядке, позвала Машулю со двора, и поднялась к себе, украдкой бросив взгляд на экран монитора. Но огонек в углу экрана погас, собеседника в сети не было. На нее нахлынула усталость последних дней. Наташа взяла книгу, прилегла почитать немного, и вскоре так и заснула с книгой в руке. Был обычный вечер обычного питерского дня. Наташа спала, а в это время Настя внизу укладывала младших.  

 

Утром Рома пришел на работу как обычно рано, завел свой «Москвич» и день закрутился в своем привычном ритме, отодвинув «крутую» девушку по имени Наташа 35 из Санкт-Петербурга на задний план.

 

Утром Наташа развезла детей по школам, созвонилась с подругой и договорилась встретиться вечером, чтобы вместе с остальными друзьями посидеть, потанцевать, а точнее «оторваться» где-нибудь. Весна набирала обороты. Погода, наполненная  палитрой насыщенных весенних ароматов и покрытая дерматином из весенних красок, нашептывала, что негоже сидеть дома и тухнуть. Наташа заранее созвонилась со своей мамой и договорилась, что привезет сегодня детей к ней "побыть с бабушкой", а сама засела вечером с друзьями в ночном клубе «Метель», где они и протанцевали почти до утра.

 

Как и большинство нормальных женщин, Наташа могла очень быстро захмелеть от пары бокалов шампанского или рюмки крепкого ликера, и, проснувшись утром, еще окутанная парами веселого похмелья, она первым делом подумала с обидой - «Так что же, если я не крутая, то со мной и общаться не надо что ли? Ну и тип, этот мужик!». Включив ноутбук, и почувствовав уверенную смелость в плечах, она написала «обидчику» сама, - А вы что только с крутыми общаетесь? Извините, что не оправдала ваших надежд. Рома, увидев этот выпад, понял, что непреднамеренная пауза,  выдержанная им, не прошла даром. Может в другой ситуации он бы  обрадовался и довольно потирал бы мысленно руки оттого, что представительница прекрасного пола все еще помнит о нем после столь мимолетного контакта, но не в этом случае. И он сухо написал в ответ, - Нет конечно, но с крутыми интересней, это создает остроту ощущений и 

вообще, избавляет от банальщины.

- А мы с друзьями протанцевали до утра, я давно так не «отрывалась», - сообщила Наташа по-своему просто и незатейливо.

- Да? Хм, интересно, а я допоздна был на работе и не «отрывался» вовсе, так что завидую вам белой завистью, - ответил он и попытался представить как она отплясывает в своей темно-голубой маечке в компании друзей под мигающую светомузыку. Но это оказалось делом совсем не простым.

- Иногда так хочется отвлечься от повседневной рутины и выпустить накопившиеся пары.

- Понимаю, и даже очень, это и для психики полезно иногда сменить обстановку, не ночевать дома… Последняя фраза была проверочным зондажем, чтобы узнать чем дышит эта девушка, случается ли ей не ночевать дома, и к какой из категорий ее определить.

- Нет уж, ночевала я дома. Вернулась под утро, но ночую я всегда только у себя дома. В других местах я спать не могу, даже у своих подруг и родственников. А это было  посланием с ее стороны о том, что она действительно только проводит время с хорошими друзьями, и не более того.

- Весна на дворе, погода шепчет и тянет на приключения?

- Можно и так сказать, - улыбнулась Наташа в ответ, удивляясь насколько созвучны были эти слова ее собственному настроению. Ей было ужасно любопытно, впрочем, как это должно было быть большинству женщин, каков же его семейный статус, женат он или нет, и есть ли у него дети? По себе зная, как больно бывает женам, когда чужая женщина вторгается в их отношения с мужьями, ей уж очень не хотелось стать такой женщиной ни при каких обстоятельствах. Для того, чтобы и дальше переписываться с этим человеком ей позарез нужно было знать о его семейном статусе. «Опять я мыслю как упрямая ослиха» - подумала она, но по-другому она не могла. И тогда она прибегла к одному из банальных женских способов добычи нужной информации от мужчины.

- А как у вас дома относятся к тому, что вы задерживаетесь на работе и так поздно возвращаетесь домой? Ваша жена это спокойно воспринимает?  

Рома хорошо понял ее вполне объяснимое устремление, но виду не подал.

- Если вы о моем семейном статусе, я уже семь лет как не женат, живу один и могу себе это позволить и, более того, имею моральное право на то, чтобы общаться с женщинами без всяких угрызений совести.

- Я потому лишь спросила, что категорически не хочу быть женщиной, общающейся в какой-либо форме с женатым мужчиной, а тем более разбивающей чужие семьи, и не хочу заводить какие-либо отношения с чьими-либо мужьями. Это мой принцип. Поэтому при каждом знакомстве с мужчиной я уже автоматически интересуюсь этим. Это, конечно, не касается нас с вами, так как отношений между нами, как вы понимаете, пока и нет вовсе, поэтому извините за такой личный вопрос, это моя своего рода  паранойя.

- Я вас понимаю, но в данном случае вам это не угрожает, и о каких-то отношениях, мне кажется, говорить преждевременно, - был дан строгий и серьезный ответ.

Наташу это задело, но еще больше разожгло ее любопытство. «Надо же, какие мы серьезные мужчины, ох-ох! - подумала она с иронией, покачав головой, и показав ему язык - это надо же, мужчина и не проявляет никаких попыток, не делает привычно-слащавых поползновений воспользоваться ее откровенным порывом поговорить и тем самым пойти на большее сближение. «Да уж, интересный фрукт - еще раз подумала она – но, кажется, действительно серьезный и достаточно умный».

- А я три года как в разводе, написала она, - живу одна с тремя своими детьми мал мала меньше сразу заявила она, что бы не тянуть дальше лямку с этим сложным для знакомства с мужчинами пунктом ее нынешнего положения. Ведь ежу понятно, что шансы у женщины с тремя малыми детьми серьезно связать свою жизнь с кем-то почти нулевые. И поэтому ей хотелось сразу расставить все точки над «и».          

- Да вы что…! Это же прекрасно, трое маленьких детей, а кто у вас, «мальчик и… мальчик и…» или как-то по-другому? - Рома как будто даже обрадовался этому факту. В действительности же, Рома очень любил детей вообще, и это было взаимно. Эти самые «дети вообще» тоже любили его, даже если он и не обращал на них никакого внимания и не делал никаких попыток заигрывать или сюсюкаться с ними. Всегда, где бы он не находился, и если там еще были маленькие дети - племянники и племянницы, дети друзей и прочие дети, они всегда скапливались вокруг него, сидели, сопели, возились, и постепенно оказывалось, что кое-кто уже пытается залезть ему на голову, другая влезла на колени, третий  пытается покорить плечо как заправский альпинист, одним словом висли на нем как груши на дереве. Не имея возможности общаться с собственными детьми, так как отношения с семьей его экс-супруги сложились у него почти враждебные, и он не хотел пока, что бы эти отношения как-то отражались негативным образом на детях, - а они отражались на них при его малейшем контакте с ними, - он испытывал острую тоску и потребность в присутствии маленьких забавных человечков в своей жизни. Родители его экс-супруги никак не могли простить ему то, что он все-таки оставил такую прекрасную и идеальную в их глазах дочь, и не сблефовал, а развелся на самом деле, хотя до последнего момента все были уверены, что он попросту блефует и ни за что не разведется. Но когда дело дошло до суда, было уже поздно, что-либо думать. А сейчас он испытывал острую потребность в проявлении заботы о ком-то и, к тому же, он сам любил детей, безмерно тоскуя о своих - они снились ему во сне почти каждую ночь, а жизнь его значительно опустела. Но что поделаешь, его жизненные принципы оказались для него важнее. Еще ему очень хотелось иметь маленькую девочку-дочку. Сын рос на его глазах, и он был свидетелем всех этапов его взросления и созревания. Первое слово, первый шаг и даже первый самостоятельный поход в туалет. Тот день Рома запомнил навсегда. Сыну было 4 года и по маленькому его водили подержать либо он сам, либо жена. Они как-то не задумывались над тем, что бы специально учить его делать это самостоятельно. И вот однажды, во время дневного отдыха в воскресный день, Рома сквозь дрему услышал, точнее, почувствовал, что происходит что-то необычное, что-то не так как всегда. Он приоткрыл один глаз и увидел, как сынишка вышел из своей комнаты, и с деловым видом, протопал твердым шагом в сторону туалета. От удивления Рома открыл уже оба глаза, но виду не подал, что не спит. Он услышал как открылась, затем закрылась дверь туалета, следом зажурчала струйка воды, затем раздались характерные раскаты «водопада» из сливного бочка, а затем дверь открылась и закрылась вновь, а малыш таким же деловым шагом протопал обратно в свою комнату так, будто он делает это уже давно, и для него это плевое дело. Рома взглянул на жену, она наблюдала за всем этим действом таким же полным молчаливого удивления взглядом улыбающихся глаз. 

- Что это было такое? Нет, ты что-нибудь поняла? – тихо спросил ее Рома.

- Не-е-т... – приглушенно ответила она, еще даже не зная как на все это реагировать.

- Он сам сходил в туалет?

- Да уж, а как это так..? Я ничегошеньки не поняла...

Это был до того самоутверждающий и безапелляционный поступок со стороны малого, что они, не сговариваясь, приняли свершившееся как факт, который уже произошел и больше на эту тему никто не заговаривал, а самостоятельные походы в туалет мальчонки так, будто бы он делал это с самого рождения. Когда же родилась дочь, Рома уехал в длительную командировку за границу и почти не видел ее маленькой, не видел как она росла, начала произносить первые слова, да и сама она называла его дядей в первые несколько месяцев после его возвращения домой.

- У меня две дочери 6-ти и 12-ти лет, и сын 10-лет, - прочел он, отряхнувшись от воспоминаний.

Наташа же, ответив, теперь ждала его реакции.

- Нелегко вам, наверное, приходится с тремя?

- Да уж действительно, с ними нелегко, но я привыкла, жить же надо как-то.

- А как их звать, можно спросить?

- Настя, Дима и Маша, - ответила она, начав со старшей по возрасту.

- Настя, Дима и Маша, - повторил вслед за ней Рома, - а если добавить еще и вас, то получится… и Наташа – в рифму, это вы специально так подобрали?

Наташа рассмеялась. Обычно, мужчины, с которыми ей приходилось знакомиться, сразу же испарялись под разными предлогами, узнав о ее столь нелегком багаже. Но спокойная и веселая, даже какая-то свойская реакция Ромы, ее… нет, не обрадовала, радоваться было нечему еще, она ее успокоила, а на душе стало как-то необычно спокойно и безмятежно.

- Герда! - послышалось ей вновь. 

 

Внимание же Ромы как-то сразу сконцентрировалось на маленькой Маше. Ее имя, возраст, почему-то вызвали в нем прилив неожиданной нежности. Однако то, что сама Наташа тактично не спрашивала его ни про детей, ни про другие факты из его биографии, ему очень даже импонировало.

 

Так ненавязчиво и без всяких претензий на что-либо они переписывались изредка поначалу, в первые несколько месяцев. Особых чувств Наташа у него по-прежнему не вызывала, кроме чувства интереса к ней как к умной, эрудированной, деликатной и тактичной собеседнице. Они почти не рассказывали друг другу о личном, о мелочах, не проявляли своих характеров, не высказывались о своей любви или неприязни к чему-то. Говорили больше на темы общие - о своем отношении к тем или иным вещам в  жизни, к жизни вообще, о том, что могли бы принять для себя, и о том, чего не смогли бы. Да и помимо этого, график их работы был таков, что им почти никогда не удавалось поговорить друг с другом вживую, в «прямом эфире», и поэтому в первые несколько месяцев их общение сводилось к  следующему. Наташа, возвратившись со смены в ресторане под утро домой, прочитывала сообщения, оставленные ей Ромой, отвечала, а потом сама уходила на другую работу. Рома же, придя на работу, прочитывал ее сообщения, отвечал на них, и так до следующего дня. Только когда у нее выпадал выходной, и если больше не было других накопившихся дел, им удавалось иногда перекинуться парой фраз в режиме онлайн. Но, как известно, тяга человека к человеку, тем более человека, который испытывает постоянную пусть даже неосознанную, но заложенную в нем самой природой потребность в ком-то близком, вещь весьма коварная. И даже при таком, на первый взгляд, ненавязчивом и инертном общением, такая штука как привязанность обязательнейшим образом возникнет, и никуда от этого не денешься, как ты ни крути, ни верти. Но пока что все проходило очень даже спокойно. Рома занимался своими делами. А, придя домой, свой ноутбук он никогда не включал, строго соблюдая принцип отдыха от этого монстра-компьютера, и без того надоевшего за рабочий день. Он даже на работе всем намеренно объявил, что дома он компьютером не пользуется и, что у него его нет вообще, чтобы чего доброго, его не беспокоили в святые часы отдыха, поручив что-то еще из срочного, которого всегда хватало с избытком. В таком случае работа его грозила бы перейти в круглосуточный режим нон-стоп. И даже несмотря на то, что ему тут же вручили новенький ноутбук для домашнего пользования, он все равно его никогда дома не включал. Его он брал исключительно в поездки, чтобы было чем коротать время в аэропортах и гостиницах, отправлять и получать необходимые документы, однако, в последнее время он перестал делать и это, чтобы не таскать на себе лишний груз, а быть всегда налегке, быстрым и мобильным. Поэтому по вечерам он с Наташей не общался, даже если она была дома, а отвечал ей уже на следующий день.

 

Наташа рассказывала ему о том, что происходило у нее на работе, о том, как они с друзьями ходили посидеть на «Авроре», о том, что говорят ее дети, как они удивляют ее порой, какими они бывают смешными, и о том какой взрослой хочет казаться Настя. Но почему-то Рома всегда больше думал о ее младшей – Маше. И хотя он ее никогда не видел, интуиция подсказывала ему, что она как раз такая девчонка - маленькая, забавная и смешная, какую ему хотелось бы иметь. Он всегда с улыбкой слушал, если Наташа рассказывала что-то про нее, о том какая она сообразительная и смешная, и переживал, когда она жаловалась, что Маша никак не заговорит, по каким бы врачам ее не водили. Как мог, он успокаивал ее, приводил похожие примеры, говоря, что все это временно, и с возрастом она обязательно заговорит. В свою очередь он тоже рассказывал ей о своем отношении к определенным вещам в жизни, о своем таком же упрямым и несговорчивом характере, как и у нее, который приносил ему немало проблем в жизни. Про свои путешествия, о происшествиях, которые там с ним происходили, о том, что он предпочитает видеть в человеке прежде всего человека, а не национальность, к которой этот человек принадлежит, не должность, которую этот человек занимает или деньги, которые этот человек имеет. Сам Рома никогда не нуждался в деньгах, он был человеком «сытым» и многое повидавшим в жизни. Не отличался он и жадностью или скупостью, накопительством и прочими чуждыми ему проявлениями человеческой натуры. Ценности. Жизненные ценности. Вот о чем шел, в основном, их разговор. Возможно, их жизненные ценности в чем-то отличались от ценностей массы людей, и в этом они были похожи, так как они хорошо понимали друг друга – они чувствовали друг друга. Наташа оказалась такой женщиной, которая могла заполнить его душу до самых краев и без всякого вреда для него. Она была из тех людей, для которых душа его была полностью открыта, и это даже доставляло ему   удовольствие. Для других же душа его было закрыта, и только какие-то маленькие ее форточки осторожно приоткрывались, выдавая строго отмеренное количество ее внутреннего содержания. С ней же он чувствовал себя словно в просторной квартире, по которой он мог спокойно расхаживать, заходить, не опасаясь увидеть что-то уродливое и неказистое, в любые ее уголки и дышать там свободно полной грудью. Надо ли говорить, что и Наташа испытывала то же самое. Темперамент ее все больше давал о себе знать, она разгоралась, щеки ее начали рдеть, она расцвела, и даже ее знакомые и близкие спрашивали, не появился ли кто-то у нее, и с чего вдруг она такая радостная, в приподнятом настроении, и даже счастливая.

 

Рома рассказал ей сам, как он ушел из семьи, владевшей огромным состоянием, имея ввиду семью своей экс-супруги, а также владевшей не одной сетью торговых брендов известнейших мировых автомобильных и электронных производителей, крупным банком и прочими благами. И что самое интересное, эти люди всегда жаловались, что у них не хватает денег, жаловались, что они плохо живут, что кто-то живет лучше них, хотя столы их ломились от яств, и «праздники желудка» происходили в их доме чуть ли не каждый день, на которых все разговоры сводились опять таки к деньгам, при том «мусолились» мелочи, номиналом в червонец. Рому всегда мутило от этих разговоров, он злился, краснел от ярости, и чтобы не наговорить кому-то «ласковых» слов, что он, кстати, умел делать очень хорошо, уходил в другую комнату ждать, когда разойдутся гости или сам уходил домой один, чем вызывал недоумение столь «хороших, интересных и уважаемых» людей. Он откровенно поведал Наташе, что будь он попокладистее, мог бы и сам кататься как сыр в масле, как это делали его другие, его более уживчивые экс-родственники, но он предпочел оставить все это, так как жить с людьми, которые его раздражают, и жить с женщиной только лишь из-за того, что в паспорте стоит печать, без привязанности, любви и уважения к ней он не мог. Он чувствовал, что этим он оскорбляет ее же в первую очередь, даже если для нее самой это не имело никакого значения. Эта печать в паспорте значит ровным счетом ничего, если нет настоящих чувств и взаимопонимания между супругами. Конечно, есть ведь еще и дети, ради которых можно, и даже нужно все терпеть.  Но на практике выходило так, что сколько бы раз они не договаривались, будучи на грани развода, продолжать жить вместе исключительно ради детей, это оказывалось, в конце концов глупой затеей, не выдерживающей никакой критики. И в действительности так жить никогда не удавалось. Более того, такой подход к делу, такие взаимоотношения между родителями, и главное зло таких взаимоотношений – извечная недосказанность, неопределенность и прохладная атмосфера в доме рикошетом отражались на детях, наполняли дом недопониманием, унынием и тоской, что могло испортить уже не только настроение, а исковеркать судьбу детей, которые как губка впитывают в себя, не задумываясь, подобную домашнюю «погоду» и живут с ней дальше, неуверенные в себе и в своих силах.   

 

Наташа, в свою очередь, поделилась тем, как она, несмотря на уговоры родных и подруг продолжать жить с мужем ради тех же детей, все-таки настояла на разводе. И хотя муж официально развода так и не дал, жили они теперь раздельно, будучи в браке только формально.

 

Шло время, отношения между Ромой и Наташей становились все более ближе и откровеннее. Они уже понимали друг друга с полуслова. Рома сыпал шутками, она смеялась, им было легко и свободно, несмотря на то, что находились они за тысячи километров друг от друга. Наташа по-прежнему почему-то думала, что Рома живет в Москве, а у него совсем вылетело из головы, что при регистрации на сайте знакомств он жал на первые попавшиеся ответы на вопросы, не вдаваясь в подробности своих регистрационных данных. Кто же знал, что «синяя футболка» окажется историей с продолжением. Москва была для него почти родным городом, где он знал каждый закоулок даже лучше чем некоторые из его знакомых москвичей. В этом городе он провел немалую часть своей жизни, а постоянного дома, как такового у него фактически не было еще и потому, что «дома» у себя он был лишь наездами в последнее время, все больше, будучи то там, то здесь. Но все же местом его постоянного нахождения была совсем не Москва, а другой, обдуваемый теплыми солнечными ветрами город на самом берегу седого Каспия. Когда он вспомнил про это и увидел, наконец, что рядом с его фотографией написано Москва, он сначала не мог никак вспомнить, когда же он «жал» на Москву при регистрации данных, но потом не стал придавать этому большого значения, поскольку он ни на что и не претендовал, все завертелось неожиданно и случайно, а за время их знакомства он и правда успел побывать в Москве пару раз  кратковременными наездами по делам. К тому же, если можно так сказать, то, находясь в каком-то одном месте, Рома, одновременно, мысленно  находился поневоле и в других частях света, будучи всегда на связи с ними, и непрерывно впитывая в себя как губка их энергетику. Рома с детства впитывал в себя как губка все то, что происходило вокруг. Впитывал на каком-то подсознательном интуитивном уровне, сам того не ведая. Это было не легко всегда носить в себе такой тяжелый моральный груз, но ничего поделать с этим он не мог. Ему казалось, что все так и должно быть, и что такое происходит со всеми. А сейчас, если можно было бы отсканировать его внутреннее «я», то оно было бы похоже на этакий ходячий глобус с образами, красками, ощущениями и даже запахами тех мест, которые отпечатались в нем до самой его кожи. Будучи еще и космополитом по натуре, он не придавал большого значения географическому расположению, национальности и вероисповеданию человека, а видел в нем, прежде всего его человеческую суть, а потом уже и все остальное. В детстве Рома долгое время вообще не знал, что люди делятся на национальности. Город, где он родился и рос, был многонациональным и вопросы национальной принадлежности не являлись предметом дискуссий ни у него в семье, ни в школе, ни где-либо еще… И от этого никаких закрылок от каких-либо шаблонных определяющих человека факторов в нем не было вообще. «Ну ладно, подвернется повод, сообщу ей» - подумал он тогда. Наташа же была человеком не мелочным. Широкая и глубокая по натуре она тоже не придавала особого значения подобным мелочам, но как женщине ей, конечно же, было весьма и весьма любопытно узнать побольше о своем собеседнике. Всадник в белых одеждах уже не появлялся на горизонте ее воображения, не проносился, крича ей – Герда! - он как бы незаметно, но прочно обосновался уже у нее внутри, и присутствовал уже во всей ее жизни, сопровождая ее всюду, где бы она не находилась.

 

В какой-то момент Рома понял, что ему надоело торчать на этом непонятном сайте знакомств. Тогда он удалил свою анкету, предварительно написав Наташе письмо и попросив ее, что бы она связывалась с ним по почте. Он так и написал, - Прошу вас, пишите мне в почту! - что бы она не подумала, что он не хочет больше с ней разговаривать. В тот же день он получил от нее несколько испуганное письмо, в котором она спрашивала, почему же он покинул столь насиженное и теплое местечко. Он объяснил ей, что не любит это место и не видит необходимости там торчать, так как оказался там случайно, из любопытства. Он не рассказал ей об истинной причине своего появления там. Ему подумалось, что она могла не совсем правильно воспринять его сообщение о том, что он появился там из-за нее. Не хотелось ему и искажать сложившегося положения вещей. Наташу же этот факт насторожил, она и впрямь привыкла к нему, как к своей неотъемлемой части, и жизнь ее могла показаться опустевшей, прекрати она поддерживать переписку с ним. Тогда она как-то невзначай, терзаемая уже нешуточным любопытством, написала ему номер своего телефона и попросила позвонить, если что изменится опять, на что Рома тактично ответил, - Спасибо за телефон, теперь я буду знать, что могу с вами связаться в любой момент. Они были все еще на «вы».

 

Ну а дальше -  больше. Спустя еще некоторое время он уже рассказывал ей, как он проводит выходные со своими племянниками, в какие игры он с ними играет, как они громят его квартиру, после чего его квартира напоминает настоящее поле «Куликовской битвы», и как у него гудит по два дня голова после их ухода; рассказывал о своих «друзьях» – иностранцах, о их выходках, о том, как они ему порядком надоели своей ненасытностью, а сам незаметно для себя все больше и больше привыкал и привязывался к ней. Он всегда интересовался ее младшей - Машулей, и однажды поймал себя на мысли о том, что ему позарез надо ее увидеть, не понимая откуда вдруг в нем возникло и стало усиливаться это желание. Наташа же все ждала, когда он позвонит, но он все не звонил. А не звонил он, потому что не хотел форсировать события и идти на еще  большее сближение. Он спрашивал себя - «А что потом, а что же дальше?» Перспективы развития их отношений выглядели весьма туманно, а вернее вообще никак не выглядели. Он уже начинал ругать себя за то, что позволил себе сблизиться с ней, породить у нее надежду на что-то, на какое-то будущее. Что и говорить, даже такие отношения обязывают к чему-то и накладывают на человека моральную ответственность за них. Хотя сами виртуальные собеседники и делают вид, что между ними нет никакой привязанности, что они просто разговаривают и все, на самом же деле это далеко не так. Привязанность неприменно возникает и именно привязанность начинает руководить на каком-то этапе дальнейшими действиями виртуальных  собеседников. Раз люди общаются долгое время, значит им хочется этого общения, значит их тянет друг к другу и они испытывают при этом какие-то чувства друг к другу, а расставание, прекращение даже такого общения чревато разочарованиями, обидами и переживаниями, потерей веры в себя и в людей, и прочими негативными последствиями.

 

Напряжение усиливалось, когда он думал обо всем этом, и однажды, оставшись на работе допоздна в очередной раз, он не выдержал, сходил в магазин, купил себе бутылку водки, вернулся, наполнил вместительную рюмку и опустошил ее одним махом. Он сидел за столом, смотря в стену напротив и напряженно думал о том, что же теперь делать дальше. В этот момент компьютер дал знать, что в почту пришло новое письмо. Он взглянул, письмо было от Наташи. Она сообщала, что едет домой, находится за рулем, пишет ему с телефона и скоро будет дома. Он попросил ее быть осторожней, не отвлекаться на писанину, а лучше смотреть на дорогу. Сам же он подождет на работе, пока она доберется до дому. Однако она ответила, что сегодня возможно не сможет больше ничего написать, так как будет занята допоздна. Он крайне удивился. На нее это было не похоже, и на душе у него стало тревожно. Посидев еще немного, и опрокинув еще пару рюмок водки на голодный желудок, он сам написал ей, справившись, все ли у нее в порядке и чем она так серьезно занята сегодня.

- Я дома, - ответила она.

- У тебя гости? – он как-то резко перешел с ней на «ты», и хотя они давно уже договаривались об этом, привычка «выкать» все еще давала иногда о себе знать.

- Нет, я одна.

- Почему же ты сказала, что не сможешь писать?

- Если честно, я пью. Мне надо как-то выпустить пары, а когда я выпившая я начинаю говорить глупости, и потом мне будет стыдно перед тобой. Я просто не хотела бы, чтобы ты меня «видел» в таком состоянии. А ты сам где, дома или все еще на работе? Рома удивился. По большому счету он знал ее не так уж и хорошо, и ему подумалось сперва, что возможно она излишне увлекается алкоголем. Но такую мысль он воспринял абсолютно спокойно, так как и сам проходил в жизни через всевозможные огни и воды и мог все понять и принять спокойно. «Если это даже и так, то это вполне закономерно - мелькнула мысль - ее можно понять».

- Хм, ты пьешь, и что же ты пьешь? – поинтересовался он.

- Взяла себе бутылку вина и пью. Мне пару бокалов обычно хватает, чтобы захмелеть, - ответила Наташа.

- Так ты пьешь, значит, и не хочешь со мной говорить, ну а я, по-твоему, что делаю сейчас? – спросил он.

- Ты тоже пьешь? – был полный удивления и неверия в такое совпадение вопрос.

- Да, сижу вот и тоже пью, - ответил он.

- Господи, ты тоже пьешь! Надо же, это надо же, - не успокаивалась Наташа, - А с чего это вдруг? Ты же не пьющий, насколько я знаю.

- Непьющий, да..., даже не знаю почему я пью, пью и все, как алкоголик, а ты с чего вдруг, да еще одна, ты тоже алкоголик? – спросил он, шутя.

- И я не знаю - ответила она – я тоже алкоголик, наверное, а когда ты домой пойдешь?

- Скоро уже, вот ждал пока ты доедешь, беспокоился, но раз ты дома, да еще и пьешь, значит все в порядке.

- Нет, не все в порядке, почему ты не звонишь мне? – спросила она с обидой в словах.

Рома тяжело вздохнул. Он не знал, что ответить.

- Наташа, пойми, я не хочу форсировать события, и потом, если что-то пойдет не так, я никогда себе этого не прощу.

- А что может пойти не так? – переспросила она растерянно.

 

Здесь надо сказать, в этом-то и заключается конфликт в отношении к вещам мужчины и женщины. Рома думал о будущем, представлял себе события в их развитии, и не видел пока, как эти события могут развернуться в удачном для них русле. Он уже перестал думать о том, что надо соблюдать дистанцию, не позволять себе привязываться, быть трезвомыслящим и рациональным. Зная, прежде всего, о том как тяжело женщинам переживать разрыв пусть и с виртуальным, но успевшим понравиться и стать близким собеседником, он никак не хотел причинять ей боль, не хотел приносить ей страданий, потому что уже невооруженным глазом было видно, как она пылает, как все ее спящие доселе чувства пробудились вновь. Не далеко от нее ушел и он. Однако он не имел ни малейшего представления о том, как и что надо делать в этом случае, ведь не было никакого повода для того, чтобы вот так, ни с того, ни с сего взять и разорвать уже успевшие окрепнуть отношения. Пускать же все на самотек он тоже не мог. И хотя они и не виделись никогда, а воспринимали друг друга только посредством сухих букв, она уже начала чувствовать его запах, а он чувствовал ее всем своим нутром. Оба они уже полностью хозяйничали в «квартирах» душ друг друга, куда сами же и впустили друг друга по доброй воле, и радостно открыли все двери. Корень конфликта заключался в том, что Наташа, в отличие от Ромы, о будущем совсем не задумывалась. Ей хотелось окунуться, броситься с головой в этот омут страсти и любви и даже сгореть там, но испить эту чашу до дна, пусть даже горькую, но только бы ощутить эти доселе незнакомые ей ощущения, нахлынувшие на нее, что она, собственно говоря, и так уже сделала. Она и так уже бросилась с головой в этот омут любви. Она даже и не сопротивлялась этому. Но бросившись туда, она, естественно, не нашла там той отдушины, которую так искала, поскольку человек ее выражался пока что только в буквах, не более того. И теперь она металась, думая больше сердцем, чем головой в отчаянных попытках прийти к какому-то закономерному результату развития их отношений. Это печально, но это было так. И горечь этой чаши уже давала о себе знать. Рома пожелал ей приятного вечера, наказал сильно не напиваться, хотя и сам пошатывался от того, что водка действовала на него еще сильнее из-за пустого желудка. Пообещал, что обязательно позвонит, попрощался и, отключив компьютер, побрел в тяжелых раздумьях домой.

       

****

 

В ту ночь Роме не спалось, была уже середина лета, вечерний воздух еще не успел остыть от дневной жары, но дома было прохладно. Тихо жужжал кондиционер, и Рома, одевшись спустился во двор подышать свежим ночным воздухом. Он частенько выходил прогуляться по ночам, когда вокруг было тихо, не гонялись с шумом вереницы машин, а воздух был намного чище, чем днем. Он не уставал, а наоборот, ощущал прилив сил после таких прогулок, и засыпал потом уже лучше, надышавшись свежим воздухом. 

 

Наташа допила свое вино, пить ей больше не хотелось, она зажгла сигарету и вышла во двор покурить. Было два часа ночи, сон испарился, а всадник приятно щекотал у нее в животе. Походив по двору, она зашла в дом на кухню, сделала себе кофе и поднялась наверх... Рома шел уверенным шагом по ночным улицам. Он был уже довольно далеко от дома, но возвращаться обратно пока не собирался. Он точно знал, когда надо будет развернуться и пойти в обратном направлении. Проходя мимо сверкающих витрин еще работающих магазинов и мигающих огней ночных клубов, он увидел надпись “Интернет клуб”. Он еще никогда не заходил в Интернет клубы, но сейчас он остановился и уверенным шагом зашел вовнутрь, не отдавая себе еще отчета в том, что ему там делать. Что-то необъяснимое вдруг подсказало ему, что это именно то место, куда ему сейчас надо. Внутри стройными рядами сидели ночные любители Интернета, а в помещении стоял специфический запах компьютерного излучения с примесью меди, который исходил от работающих машин. Этот запах был ему хорошо знаком, так как в его рабочем кабинете стоял точно такой же запах. Рома поморщился, указал на свободное место администратору клуба и сел за стол. Первым делом, он уже автоматом проверил свою почту. Среди остальных посланий, было  одно и от Наташи. Она писала, что зря выпила вина, теперь у нее раскалывается голова, и она не может уснуть. На часах было 3:00. Рома написал ей в ответ что-то успокаивающие и ободряющее и собрался было уже уйти, осознав всю глупость своей затеи, как вдруг он увидел, что от Наташи пришел ответ.

- Ты здесь! – радостно писала она, - почему ты не спишь, надо же какое совпадение! – все строчила она, сдабривая свои послания целыми вереницами скобок, означающих улыбки на языке опосредованного общения.

- Да, я здесь, и мне не спится, - отвечал Рома, - вышел прогуляться, зашел в клуб сам не знаю даже почему. Что-то чувствовал, наверное, - улыбнулся и он.

- Ты знаешь, я иногда даже чувствую твой запах, как такое может быть? – спрашивала Наташа…

- Как ты себя чувствуешь?

- Ой, плохо, очень плохо. Зря я выпила вино. Теперь голова разрывается на части, это ужасно.

- Прими что-нибудь от головной боли и постарайся уснуть.

- Ой, чего я только не приняла уже, - улыбнулась она в ответ. Хорошо, что хоть завтра на работу не надо, могу выспаться. Но сейчас мне плохо, очень плохо. Прошу тебя, позвони мне, я злюсь уже, у тебя же есть мой телефон, так не честно. Чего ты боишься? Почему ты не хочешь звонить мне, ну почему? Рома посмотрел на часы. За компьютером время сжималось и бежало быстрее, чем обычно, и с начала их беседы прошел уже час. Он еще раз просмотрел ее старые сообщения, нашел ее номер телефона, записал его на свой мобильный, резко выключил компьютер и, расплатившись с администратором, вышел на улицу. Удивительно, но на улице жизнь кипела во всю. Мимо него проходили гуляющие парочки, по улицам сновали машины, и было также шумно и суетно, как и днем. Рома сделал глубокий вздох, затем шумно выдохнул, нашел Наташин номер и нажал на вызов. Послышались гудки и в трубке раздался женский голос.

- Ало.

- Это ты?

- Да, это я, а это ты?

- Вроде я, привет!

- Привет!

Поначалу они были немного растеряны и не знали, что сказать в первые мгновения. Голос Наташи был совсем не таким уж и нежным голоском, каким он мог его себе представить. Это был глубокий грудной, но приятный голос взрослой женщины с какой-то хрипотцой.

Рома постарался как-то разрядить обстановку.

- А голос-то у тебя прокуренный и пропитый, – сказал он в шутку, - видать действительно отрывалась сегодня в одиночестве.

Невозможно передать, что творилось у Наташи в душе в эти мгновенья. Радость смешалась со смятением и одновременно с опустошением от сбывшегося, наконец, желания, настороженностью первого разговора и удивлением от неожиданного звонка.

- Ты знаешь, у меня с детства такой голос. Когда я была еще маленькой, и мама водила меня к врачам, они всегда спрашивали у нее, не курю ли я, хотя я была совсем еще маленькой для этого, - ответила она смеясь – а у тебя легкий акцент. Во всем, что она говорила, сквозила та же искренняя простота и мягкость, которая исходила и от ее посланий. Рома слушал ее с интересом.

- Мы с тобой далеки друг от друга, но выходит, что провели сегодняшний вечер абсолютно одинаково, даже не сговариваясь. И мне не спалось, но я нагулялся вдоволь и сейчас уже иду домой, - он и правда почувствовал усталость.

- Хорошо, что ты позвонил, я не ожидала, правда. Ты так долго не звонил.

- Наташка, Наташка, - повторял он в трубку, смакуя ее имя.

Скованность первых мгновений быстро проходила, уступая место непринужденному разговору. Он спрашивал ее о детях, особенно о Машульке, она же выясняла подробности его жизни, о которых не могла спросить в переписке… Рома шел по направлению к дому.

       

С это дня их отношения перешли совсем на другой уровень. Это были бесконечные звонки, телефонные разговоры и смски, летящие туда и обратно сквозь пространство - в любую погоду и в любое время, и мгновенно доставляющие настроение собеседников на словно блюдечке в любую точку мира. Это были смс с работы, смс из дома, смс из машины, метро, магазина... Пальцы не расставались с телефоном. Рома, доселе лишь изредка прибегавший к этой услуге сети, и толком не знавший как это делается, вскоре стал строчить смс как настоящий профи, заметив, что на подушечке большого пальца стала грубеть кожа. А разговаривать они могли часами, особенно по ночам, когда дети засыпали, а он, отдохнув, чувствовал, что ему ее остро не хватает. Они фактически жили вместе, жили в одном ритме, жили друг другом и друг в друге, и постоянно ощущали присутствие друг друга, иногда, правда, переходя границы, гонимые желанием слиться воедино. Такие моменты оказывались настоящей пыткой, но которую оба мужественно терпели, не стеная. Даже будучи наедине, Рома в душе разговаривал с ней, делился с ней и советовался, как со своим вторым «я». А Наташины дети, особенно Настя, стали замечать, что с ней происходит что-то непонятное, что она очень изменилась, выражение ее глаз ее стало каким-то осмысленным, щеки пылали, а в глазах заиграл новый, доселе отсутствовавший в них свет. Наташа уже и не скрывала от детей, что разговаривает с ним по телефону. Она говорила уже в открытую. Детишек ее они стали в шутку называть «ушками». Те часто были рядом, сидя втроем на заднем сидении, когда она ехала за рулем и разговаривала с ним по телефону. В этот момент любопытные дети сразу затихали и начинали прислушиваться к разговору. И тогда она в шутку говорила ему, - А эти тут как тут - ушки на макушке. С тех пор они их прозвали никак иначе, как «ушки». «Где ушки?», «ушки в школе», «ушки пошли к бабушке», «ушки достали меня сегодня, не слушаются», «ушки сегодня спросили у меня, с кем это я все время разговариваю, а я сказала, что это родной человек». Такие ее заявления Рому поначалу настораживали. Он начинал внутренне ерзать, все не зная как к этому приноровиться и воспринять Наташу - такую откровенную Наташу как должное. Но потом он понял, что она действительно такая и есть - искренняя и доверчивая, и быть такой для нее в порядке вещей. Он тогда подумал про себя, что, наверное, это большой грех хоть в чем-то обмануть или как-то ранить такого доверчивого человека как она. Он был благодарен ей за это, и постепенно привык к этому.

       

Часы дней неумолимо тикали, а Рома уже не видел ничего, что происходило вокруг, вернее видел, но все проплывало у него перед глазами как нечто второстепенное, неважное, тогда как самое важное было там, в телефоне. Вместе с тем он стал не на шутку беспокоиться. Надо сказать, что Рома Зомби был парнем битым, не всегда понятным окружающим, и в жизни его случались такие вещи, которые нельзя было объяснить никакими логическими цепочками или подвести под какой-то существовавший прецедент. Он мог, например, всю ночь провести в камере отделения милиции вместе с воришками, наркоманами и прочим отребьем за потасовку, мордобой, за разбитую в каком-то ресторане посуду или за драку с инспекторами ГАИ и прочее буйство, а буквально на следующий же день вылететь в составе правительственной делегации в какую-нибудь страну на подписание важных межгосударственных соглашений или же с блеском пройти собеседование на самом высоком государственном уровне для поездки на повышение квалификации в один из престижных ВУЗов США. Когда-то в молодости он тесно общался с блатными и приблатненными пацанами, из которых уже мало кто остался в живых, и многого нахватался от них - так называемых «понятий» и «поняток». Ходил он с ними до тех пор, пока не наступил момент идти на настоящее дело, от которого пахло уже конкретным сроком. Тогда он и «нажал по тормозам» и, помахав им всем ручкой, занялся своими, вполне нормальными человеческими делами. А заняться ему было чем. В нем кипела постоянная страсть к познанию, к учебе и самосовершенствованию. Вот и с работой у него выходило так, что, с интересом познав все тонкости какой-нибудь работы в новой должности, он начинал чувствовать, что топчется на месте и деградирует. Разумные инициативы и новые начинания, им выдвигаемые, тонули в вязком болоте непонимания, боязни нового, консерватизма, нежелания руководства что-либо менять, и прочих административных проволочек. Тем не менее, в дальнейшем события разворачивались так, что все, о чем он говорил, рано или поздно становилось насущной необходимостью, и нововведения, которые он предлагал, находили в итоге свое воплощение на практике. Думая обо всем этом, он понимал, что он сам же и забегает вперед, предлагая то, чему еще не пришло время. Но с собой ничего поделать он не мог, такова была биологическая скорость его взгляда на жизнь. А тогда, поняв, что образ этой девушки из Питера захватил его полностью, он забеспокоился и даже испугался. Это нахлынувшее чувство, похожее на любовь, хотя, что это за любовь, если ты и человека в лицо не видел, его и согревало, придавало надежду, и тревожило. Что же это? Привычка? Притяжение? Что? Ощущения? Иллюзии? «Что же это такое? - думал он - что же это такое, я теряю контроль над собой». Наташа же распалялась все больше и больше. Она уже не могла усидеть на месте, ей хотелось выехать в аэропорт, сесть на первый же рейс и прилететь к нему. Поначалу Рому Зомби с непривычки даже пугала эта Наташина крушащая все лавина простоты и открытости, но она как неудержимый локомотив сметала в пух и прах все его страхи и сомнения, и в итоге он, отбросив в сторону все лишние размышления, принял ее саму, и все, что происходило именно так, как оно и было.

- Ты доиграешься, что я прилечу, засяду, да что там засяду, забаррикадируюсь у тебя в аэропорту и буду ждать до тех пор, пока ты не приедешь за мной, и никуда не уеду, - говорила она ему. А однажды он в шутку сказал ей, что ему все это надоело уже, и сейчас он вылетает к ней. Она несказанно обрадовалась. Обрадовалась до того, что ей хотелось петь и танцевать от счастья. Он сам не ожидал подобной реакции от нее. Не ожидал, что она воспримет его слова настолько в серьез. И когда он сказал ей наутро, что эта была всего лишь неудавшаяся шутка, в телефоне воцарилось долгое гробовое молчание.

- Наташа, что с тобой, ответь, ты где?

Молчание, прерываемое тяжелым дыханием.

- Ну ладно тебе, что ты как маленькая, прекрати, мало ли что я сказал, ну пошутил, ну прости меня!

Молчание.

- Наташенька, милая, ну хватит уже!

Всхлипывания.

- Больше никогда так не делай, слышишь, никогда..! - в трубке послышались гудки.

Он понял, что переборщил с шуткой. Чем больше он ее узнавал, тем больше понимал, насколько она доверчива в своей искренности, и сама все воспринимает также. Для него это было все же чем-то новым и непривычным. Все женщины, которых он знал до нее, были изощренными в своих женских уловках, скрытными, сдержанными, и не выражали так открыто своих чувств. Некоторые из них были хитрыми, даже коварными, и с такими надо было держать ухо востро. Они воспитывали его, воспитывали в нем отношение к женщинам, а он, в свою очередь, воспитывал в них отношение к мужчинам. Они же воспитали его так, что он твердо знал, что желания и мысли женщин надо читать между строк, угадывать и понимать их намеки, недомолвки, а порой даже и молчание. Это было своего рода игрой. Те женщины, которых он знал, могли и любить, и даже сгорать от страсти и желания, но об этом вслух никогда не говорилось, и признаться в любви в открытую было для них чем-то вроде проявления женской слабости. Это был целый мир сложных взаимоотношений, хитросплетений и интриг, который был привычным для него, и в котором он чувствовал себя как рыба в воде. По сути, в отношениях с женщинами, он был настоящим охотником, терпеливо преследовавшим свою "жертву", обставлявшим ее капканами и ловушками, постепенно сужая круг ее маневра. Женщины это чувствовали, такой подход им даже льстил, и они спешили поднимать белый флаг. В этом и заключался весь интерес. А тут вдруг такой обезоруживающий поток простоты и искренности, и никаких намеков, а все, что есть - все налицо и ничего не припрятано. Хотя он осознавал, что такого человека как Наташа, которая всецело доверяет ему, верит каждому его слову, доверяет всю себя без остатка, нельзя подводить – она этого совсем не заслуживала, что нельзя никак задевать ее чувства, он все же еще не до конца знал, что же со всем этим делать и как с этим обходиться. Ведь существуют расстояния, существует еще бесконечное множество других факторов, разделяющих их, и нельзя бездумно бросаться с головой в эту бездну, однако тот неприкрытый напор страсти, та непреодолимая тяга, исходившие от Наташи постепенно завладевали и им.

       

На следующий день, когда он позвонил ей, он понял, что своей шуткой он действительно нанес ей сильную обиду, и ему пришлось очень долго успокаивать ее. Она долго молчала.

- Никогда так больше не делай, слышишь, я очень прошу тебя! - повторила она.

- Прости, ну что ты, не буду, конечно, ты прости меня, а как «ушки»? - пытался он как-то разрядить обстановку?

- Ушки все крутятся вокруг меня, чувствуют, что что-то не так. Эх ты…

В этом ее коротком «эх ты…» было больше, чем можно было сказать, но он и сам все уже прочувствовал и понял. А в тот же день, чуть позже, она прислала ему свои новые фотографии. И тогда, посмотрев на нее, Рома Зомби понял, что он серьезно влип. Он так и сидел, моргая глазами, будто получил обухом по голове. На новых фото она была совсем другой - в новой элегантной черной блузке, но лицо, ее лицо! Это было именно то лицо, которое ему так хотелось видеть рядом с собой, и видеть всегда. Это лицо было совсем не похоже на те ее лица, что были на предыдущих фотографиях, явно искажавших ее истинный облик. Была в ней та простая красота, которая была для него так близка, близка до самых последних молекул. Он смотрел на нее, не веря своим глазам, смотрел и не знал, что же теперь ему делать дальше. А его внутренние порывы сейчас же помчаться к ней вновь натыкались на невидимые, но прочные стены обстоятельств. Обстоятельства. Ох уж эти обстоятельства! Нам все время кажется, что это мы творцы своих обстоятельств, в действительности же обстоятельства все время преследуют нас и диктуют нам условия жизни с самого первого нашего вздоха. До этого, Рома больше воспринимал Наташу как весьма значимую для него личность, которая ему нравилась, которую он уважал, и которая стала ему очень близка. Но теперь, теперь… Он не находил слов, чтобы передать все то, что он чувствовал. Одно было ясно - эту женщину он любит, да, любит, и никуда уже ему от этого не деться.   

- Я получил твои новые фото. Ну так же нельзя, в конце концов! - пытался отшутиться  он, - так ведь и влюбиться можно чего доброго.

- А ты боишься этого? – спросила она с любопытством.

- Нет, не боюсь, но все же боюсь, да.., - он не знал, что и сказать.

- Можно подумать, что до этого ты меня никогда не видел.

- Видел, конечно, но здесь ты явно совсем другая, здесь ты выглядишь намного лучше, чем на предыдущих фото. Видимо твои старые фото были не очень удачными.

- А кто мешает тебе влюбляться?

- Спроси лучше не кто, а что?

- Что же это?

- Многое, очень многое, и, прежде всего, я по-прежнему боюсь причинить тебе боль, потому что на данный момент я не знаю как все то, что есть между нами перенести в реальную плоскость, учитывая все наши с тобой обстоятельства, – рассудительно говорила в нем неизвестно откуда взявшаяся осторожность.

- Чем же ты можешь причинить мне боль? Ты мой человек, я уже это поняла, и что бы ты ни сказал или ни сделал, ты не сможешь сделать мне больно. Ты никогда не сделаешь мне больно, я это знаю. Я все понимаю, но ведь главное не то, что нам мешает, а главное – это знать, что мы есть друг у друга, и мы вместе. Пусть даже мне это принесет страдание, но страдание лучше, чем ничего, чем пустота. Я через все пройду лишь бы знать, что мы вместе, потому что я.., – дальше шло многоточие, но многоточие уж очень о многом говорящее. «Как же я не хочу, что бы это принесло кому-то боль, страдания и разочарования - думал Рома - очень боюсь и очень не хочу этого». Ему вдруг так захотелось сказать ей те главные слова, которые уже не оставят ему путей для отступления, хотя путей для отступления у него и так уже не было.

- Знаешь, что я тебе скажу, Наташка ты Наташка, ЯТЛ, вот, – придумал он. Наташа напряглась.

- Хорошо, назовем это так, - рассмеялась Наташа, - но заметь, это не я сказала, это ты сказал! Она сама не на шутку разволновалась. Для нее сказать подобные слова было чем-то сродни серьезного поворота в жизни, который должен изменить все, что ей сопутствовало. Сама Наташа могла сказать кому-то «люблю», только будучи уверенной в этом на все сто. Она не разбрасывалась такими словами, более того, она никогда и никому их еще не говорила. Она могла это чувствовать, но чувствовать и произнести это вслух – совсем разные вещи.     

 

Рома же понимал все больше и больше, что он влип, влип по-крупному и бесповоротно. Все. Обратного пути уже не было. Оставался только путь вперед. И что бы то там не было впереди, чем бы это не грозило, надо было двигаться вперед. Это было уже неизбежным. Это было неизбежным результатом всего того, что было до этого, результатом его любопытства и интереса к девушке, стоявшей, положив по хозяйски руки на бока, и всех последующих за этим событий. «Главное, что бы мы знали, что мы есть друг у друга». Эти ее слова теперь беспрестанно звучали у него в голове, став своеобразным лозунгом.

 

Наташа ожила. Она стала бойкой, жизнерадостной, совсем не такой как была до этого. Но еще она по-прежнему сгорала от нетерпения, от желания увидеться, увидеться, во что бы то ни стало. Обязательно увидеться, а потом все будет хорошо. Это он, это он - тот человек, который был нужен ей, это именно он, и больше никого ей не надо. Ей не терпелось, и она была твердо уверенна, что момент этот когда-нибудь обязательно наступит. У них появились свои слова, свои обозначения чего-то интимного, свои кодовые фразы, которые могли понять только они вдвоем. Надо сказать, что и Рома ожил. Он обрел какой-то смысл в жизни. Он жил уже не один, внутри него кто-то постоянно присутствовал.

       

Как странно, что эти люди, хоть никогда и не виделись друг с другом, но души их слились сполна в одно неделимое целое. Это было и прекрасно, и странно и непонятно, и от этого страшно. Однако, как бы то ни было, все это уже являлось непреложным фактом, который можно было только принять таковым, каков он есть.

- Чем занят, не помешала?

- Не твое дело, занят тем, чем занят…

Молчание. Тихое хихиканье…

- Ах, вот ты как!? А ну-ка, упал отжался!

 - Слушаюсь. Сколько раз надо отжиматься? Я иду по городу, а ты?

- Я на кухне, жарю детям котлеты. Ты ходишь пешком?

-  Да, я и так целыми днями сижу на работе, «яйца высиживаю», езжу на машине по делам, и ходьба - моя единственная гимнастика...

- Читаю «Три товарища». Лежу, думаю о тебе…

- Я уже дома…

- Молодец, садись, пять! – смеялась она.

- Что, крутая?

- Нет, это ты у нас крутой парень.

- Возможно, а знаешь, во мне нет абсолютно никакой похоти по отношению к тебе.

- Как это?

- А вот так, хоть и ЯТЛ, но отношусь к тебе скорее как к человеку, как к личности прежде всего. Для меня ты важна, прежде всего, как человек, а потом уже как женщина.

- Это радует, конечно, но ведь мне, как и любой женщине, хочется быть и желанной тоже.

- Не знаю, но ты почему-то у меня не вызываешь острых приступов похоти, желания запрыгнуть на тебя, помять, ну, пока что, по крайней мере. Скорее, мне больше хочется оберегать тебя, заботиться о тебе, чтобы ты была рядом, а потом уже на очереди и кровать, и все остальное.

- Ты просто меня не видел и не чувствовал моей нежности, потому так говоришь. Кстати, я тебя нежно целую.

       

Она часто произносила слово «нежно». Ей самой нравилось его произносить. Она выплескивала все то, что спало в ней многие годы, то, чего она не испытывала еще никогда в жизни. Такое было с ней впервые. А так как у Ромы в жизни был уже большой и драматичный опыт любви и отношений с женщинами, который он помнил, и который он будет помнить всю свою жизнь, то он относился ко всему происходящему несколько иначе, чем она. Наташа отчасти получила, то, чего она всегда ждала. Она ощутила тот стремительный поток чувств, нахлынувших на нее, в котором она купалась, и которым она наслаждалась. Чувства ее находили взаимность, и она хотела, чтобы все это продолжалось вечно.

 

- Представляешь, сегодня была на переговорах с одним партнером-иностранцем, у него строительная компания и он должен был подписать с нами контракт, а он, сволочь, дал мне ясно понять, что.., ну в общем, что сделает это только через меня, т.е. через постель. Я сейчас хожу злая, расстроенная, дрожу вся, и хотя наш генеральный сказал не обращать на этого придурка внимания, я все равно никак не успокоюсь до сих пор. 

 

Рома вскипел. Ему немного надо было, чтобы завестись с пол-оборота. Да и Наташа сама была такой же, темпераментной и горячей при необходимости.

 

- Как это через тебя? Он тебя обидел? Спавший внутри него без дела Зомби тут же проснулся и не знал теперь, что же ему делать. «Может вылететь прямо сейчас и надавать этому кретину по шее, научить его уму-разуму?», - думал он, кусая губы. Решил, однако, не пороть горячку.

- А контракт он подписал?  

- Нет, не подписал, гад, представляешь! Какой же он гад! – не успокаивалась Наташа.

- Хочешь, я скажу людям, - кое-кто как раз на днях в Питер должен ехать, - этому засранцу скажут и он все, что надо подпишет.

- Кто это?

- Это люди, от которых многое зависит. Они сейчас здесь, но должны скоро вылетать в Питер по делам. Разговаривать они будут не с ним, а с теми, от кого он зависит. Это люди из большого с нужными связями. Их не только послушают, но будут даже рады выполнить их просьбу. И действительно, Рома мог сказать своим влиятельным зарубежным «друзьям», с которыми он все время возился, и которые, воротя огромными капиталами, оказывали влияние и на политику тоже, и им ничего не стоило бы шепнуть кому надо в Питере дать указание соответствующей фирме подписать нужный контракт, поставив эту фирму перед фактом закрытия или непрекращающихся проверок. О методах работы на пространстве СНГ знали все иностранные компании, и те, кто все же отваживался работать здесь и получать при этом неплохую прибыль, были вынуждены со всем этим мириться.

Наташа подумала некоторое время.

- Нет, не надо, не стоит. 

- Почему же, я не шучу, говорю вполне серьезно, - ему очень уж хотелось хоть что-то сделать для нее, и в уме он уже прокручивал как он будет действовать дальше в случае ее согласия. Если бы он только знал название той компании, то не спрашивал бы у нее разрешения вовсе.

- Я знаю, что не ты шутишь, но все-таки не надо. Мы с этим гадом работать не будем, не беспокойся, я буду в порядке, спасибо тебе за предложение, но нет, не нужно все же, - не захотела усугублять конфликт Наташа. Она не хотела, во-первых, поднимать слишком большой шум вокруг этого дела, не хотела она и беспокоить Рому, но ей было приятно слышать такое от него. Она ощутила какую-то опору под ногами, и уже не чувствовала себя такой одинокой.

 

- Муравьишка-хвастунишка ты мой, я тебе благодарна, но не стоит беспокоить людей из-за этого. Поверь, он этого не стоит, - заключила она.

- Ну, как скажешь, только запомни, котенок, я тебя в обиду не дам, хоть я и далеко, слышишь?

Наташа замолчала. Ей стало невероятно тепло и хорошо от таких слов. Такое говорили ей впервые в жизни. Такого она еще не никогда слышала. Ком подкатил к горлу. Незнакомые чувства переполняли ее, бурлили и кипели в ней, и она тихо заплакала.

- Ты плачешь, котенок?

- Нет, это я всхлипываю от радости. Какая же я все-таки дура.., - рассмеялась она сквозь слезы.

 

 

ГЛАВА V. Севилья

Время от времени, взвешивая все обстоятельства своей жизни, Рома все же прекрасно понимал, что если они будут продолжать общаться в том же духе, то это ни к чему хорошему не приведет. А обстоятельства были таковыми, что Рома жизнь свою менять не собирался, да и не смог бы, даже захотев. Для этого не было никаких предпосылок кроме тех чувств и эмоций, которые возникли между ним и Наташей. Да и ставя себя на место Наташи, он не мог представить, как она со своими тремя детьми сможет что-то кардинально изменить в своей жизни, даже, несмотря на то, что происходящее между ними можно было назвать самым главным событием, случившимся в их жизни. Заглядывая вперед, он понимал, что даже если они и встретятся когда-нибудь, это может сблизить их еще сильнее, а может и наоборот – в реальной жизни кто-то из них поймет, что преувеличивал и создавал для себя иллюзии в отношении образа собеседника.

Так что же все-таки произошло? А произошел его величество случай. Произошло то, что два человека, никогда не видевшие друг друга, испытывали непреодолимую тягу друг к другу, заполнили друг друга до последних клеточек, ощущали постоянное присутствие друг друга, жили и дышали друг другом, но в то же время, находились на большом расстоянии друг от друга. Из вариантов можно было бы предположить, что они могли бы периодически встречаться, навещать друг друга, проводить вместе отпуска и праздники, однако это выглядело бы смешным, так как никто из них не был связан семейными узами и не был в ответе не перед кем. Оба были абсолютно свободными людьми. И при всем этом встречаться урывками, отчасти тайком и тем самым обрекать друг друга на жизнь ради человека, находящегося за тысячи километров, но лишать себя возможности замечать тех, кто рядом и может стать действительным спутником для кого-то из них. Он понимал, что Наташин темперамент и желание поскорее увидеться несмотря ни на что пьянит ее и исходит не от мыслей трезвых и взвешенных, а скорее от сердца и эмоций, переполнявших ее. С другой стороны, ведь если в жизни появился человек по душе, вошедший весь без остатка в «дом» твоей души, то надо было крепко держать этого человека, ведь второго подобного шанса могло и не представиться. Он, конечно, мог бы пригласить Наташу жить с ним. Она, кстати, сама уже высказывала мысли о том, что ей все равно где жить, лишь бы вместе. Он тоже хотел этого, но это его и пугало. Эта всем известная концепция «рая в шалаше» жила только на словах, но никак не могла стать приемлемой для их жизни, да и вообще, реальная жизнь еще не знала подобных фактов, разве только если двое окажутся вынужденными жить в шалаше на каком-нибудь острове после кораблекрушения. Но тогда этот факт, рано или поздно, стал бы известен всему миру, и про него написали бы книгу или сняли бы фильм. Знал бы бедный Робинзон, что он станет человеком известным, и даже больше чем другие не менее яркие исторические персонажи, некоторые из которых добровольно обрекали себя на смерть как Ахилесс, чтобы остаться жить в памяти потомков или Галилей, для которого важнее важного было, что «она все-таки вертится». И кто вспоминает про них сейчас? Разве что изредка в фильмах и мультиках, либо для того, чтобы щегольнуть своими познаниями в истории. А Робинзон - тот самый Роби в каких только образах не представал перед потомками – и в драматическом, и в комедийном, и в театральном. Да всех и не перечислишь. А выпадет ли нашим героям подобный шанс? Перспектива довольно сомнительная. Наташины мысли о «рае в шалаше» пугали Рому своей необдуманностью и ее нежеланием видеть день завтрашний. Ведь при таком раскладе дел, при таком наплыве страстей, столкнувшись с первыми же житейскими трудностями, которые, к тому же, обещали быть глобальными, она могла и не выдержать, и весь ее пыл мог угаснуть. Вернее, даже не мог, а точно угас бы. Потому что, в конце концов, не могут, ну не могут быть настоящими чувства к человеку, которого ты никогда не видела, а знаешь только по фотографиям и по голосу. Это печально, возможно цинично, но это именно так, как и любая другая правда жизни без прикрас – цинизм чистой воды. И всему этому еще предстояло пройти тяжелые и серьезные испытания. Он не представлял, как можно оторвать ее от уже сформировавшегося уклада жизни, от дома, ее близких, как приживутся ее дети на новом месте, да и сама она тоже. Жили-то они в совсем разных странах, между которыми уже ничего общего не было. Понимал он и то, что в итоге все выливается в финансы, которых на данный момент не хватило бы на все - про все. Это только в фильмах показывают как женщина с одним ребенком, - но обязательно сыном (чем девочки не угодили?), - оставшись одна, бывает вынуждена торговать на рынке картошкой, отбиваться от назойливых  бандитов - паразитов и проходить через все круги ада, пока, наконец, ей не повстречается какой-нибудь крутой бизнесмен, банкир или какой еще кино-олигарх, который зараз решит все ее проблемы, сына ее научит боксировать, одним телефонным звонком разберется с бандитами-прилипалами и приведет свою пассию жить-не-тужить в свой особняк, а сам втихую выкупит обратно ее дедовский дом в деревне, который был вероломно присвоен разжиревшей на казенных харчах местной администрацией, е-мое..! Все эти вопросы волновали его и не давали ему покоя. Он отлично понимал, что Наташа, по сути, именно тот человек, который был ему нужен, которого он, возможно и сам того не подозревая, ждал всю жизнь, и который был его действительным дополнением, потому что такую близкую по духу женщину как она он еще в своей жизни не встречал. Но, кроме того, он был еще и человеком практичным и обстоятельным, звезд с неба не хватал и привык все организовывать и планировать заранее. Он привык трезво обдумывать и взвешивать все обстоятельства, оценивать свои возможности и расписывать свои будущие действия, не полагаясь на авось. Другой большой помехой было то, что он не принадлежал сам себе по роду своих служебных обязанностей. Был в постоянных разъездах, почти не бывал дома, жилья своего у него не было, и до знакомства с ней он вообще не планировал как-то организовывать свою личную жизнь. Наташа ворвалась в его жизнь стремительно, неожиданно, смешала все карты, взбудоражила и заставила его испытывать весьма и весьма противоречивые чувства, бурлящие теперь в нем как в котле. Помнил он и то, что, в действительности, это не она, а именно он первым ворвался в ее жизнь, что именно он сделал тот самый первый шаг. Она-то, бедная, стояла тихо в своем дверном проеме и никого не трогала! И хотя, в свою очередь, и она тоже в долгу не осталась, но вся ответственность за дальнейшее развитие их отношений лежала теперь на нем. А что-то определенное он пока что ответить себе не мог, тем не менее, ясно понимая, что без нее жизнь его опустеет, как пустеют осенью, цветущие недавно скверы и сады. Вся эта его трезвая перетасовка фактов и обстоятельств говорила о том, что надо либо что-то предпринимать, либо заканчивать заниматься этим садомазохизмом, как бы тяжело это не было. Однако его трезвые размышления сталкивались с отчаянным сопротивлением нахлынувших чувств, которые явно одерживали верх в этой мучительной борьбе.

 

Позиции Ромы на этом «рынке» жизни были отнюдь не слабыми. Он имел немало возможностей. Его знали и уважали и в своей стране, и во многих других уголках мира.  К его словам прислушивались, с его мнением считались. Он был на равных со многими высокопоставленными людьми мирового бизнеса и политики, даже с теми из них, кто был намного старше него самого и по возрасту и по рангу. Умудренные опытом люди видели в нем своего человека - спокойного, рассудительного и умного. Однако этих позиций его деловой жизни было явно недостаточно для того, что бы как-то организовать и свою личную жизнь. Совсем недостаточно. Он это отчетливо понимал, а Наташа была именно из тех женщин, на которых женятся, из тех, что надолго, а не из тех одноразовых, с которыми просто флиртуют или имеют кратковременные отношения. И отношения их были весьма серьезными. Это не было флиртом, не было это и желанием добраться, во что бы то ни стало до постели, а там как карта ляжет… Да и людьми они оба были не такими, которые могли позволить себе одноразовые легкие отношения только лишь для кратковременных встреч и секса. Они оба были людьми основательными и знающими себе цену. Наташа, к тому же, была еще и верующей и строго блюла все законы веры, привитые ей сызмала. Она сама признавалась, что некоторые из ее подруг удивлялись ее слишком строгому поведению с мужчинами.

- Мне, наверное, надо было родиться в прошлом веке, я и сама это понимаю, - часто повторяла она в разговорах, - слишком уж я старомодна. Но Роме нравилась ее такая старомодность и серьезность. Прежде всего, потому что он и сам был таким же, а то, что было на поверхности – это была лишь образовавшаяся в процессе жизни защитная маска. Это и было основной причиной того, что он так серьезно и близко к сердцу воспринял отношения с ней. Однако после развода он еще не был морально готов, да он и не хотел создавать новую семью. И по натуре он был больше одиночкой, чем семьянином. Так было до сих пор, во всяком случае. Даже его бывшая жена говорила, что он как волк – все в лес смотрит, сколько его не корми. Не был он и из тех мужчин, которые женятся то на одной, то на другой, лишь бы жениться. Нет, он придерживался принципа «лучше быть одному, чем с кем попало». Но все это было до встречи с Наташей, и теперь все его принципы рушились, мясорубкой перемалывая все внутри него. Помимо всего прочего, он боялся признаться самому себе в том, что он просто не сможет потянуть дальнейшее развитие их отношений в их бытовом выражении. Не сможет. Да и никто не потянул бы такую основательную перетрубацию. Он боялся этой мысли, и от этого чрезмерно раздувал много других причин лишь бы не думать об этом. Он очень боялся показаться слабым и неспособным предпринять какие-либо кардинальные и конкретные действия, хотя его об этом никто и не просил. А предпринимать надо было многое, очень многое. Но сколько бы он не думал об этом, он не видел никаких путей разрешить ситуацию так, чтобы соблюсти все необходимые законы бытового жанра, и не прыгать в пропасть без парашюта. Это было бы несолидно и глупо. «Черт, надо же как все по-дурацки получается - думал он – дернул же меня черт девушку потревожить! Мало ли как она стояла! Жила себе бедная как-то, а что теперь? Как ты мог так безответственно поступить!? Ты виноват во всем, ты и расхлебывай теперь - отчитывал он сам себя, – теперь, если что случится, будешь всю свою жизнь виноват перед ней». Но его другое я говорило - «Ну, откуда же ты мог знать, что все получится так, да и кто мог бы знать вообще, да уж, дела..!» - вздыхал он, разводя руками. Одним словом, чувствуя, что он привязывается и любит Наташу все больше и больше, он все меньше знал, что ему делать дальше.

     

Такие вот непростые думы преследовали и не давали покоя Зомби, когда ему на мобильный позвонил шеф и попросил приехать к нему в офис. Шеф лично звонил не многим. Таких людей в организации были единицы. Людей, которые круглые сутки были на оперативной связи, людей из близкого окружения, которым давались очень конфиденциальные и важные поручения, и от которых у шефа не было секретов. Они знали все о его делах, личной жизни и интересах. Таких людей было двое или трое, не считая шоферов и охранников, но те только выполняли свои непосредственные обязанности, не более того. Шеф сам – человек довольно известный и уважаемый в стране бизнесмен и общественный деятель был с людьми доверенными предельно откровенен во всем. Он очень тонко чувствовал, кому можно доверять, а кому нет. Рома и сам испытывал к нему большую человеческую симпатию и уважение. Они часто ездили вместе - отдыхать и в деловые поездки. Это было, конечно, престижно и приятно пользоваться доверием и дружбой известного в стране человека, но за все это, и вообще, за свою отдачу работе надо было расплачиваться личной жизнью, да и сам шеф был человеком совсем не простым, очень сложным и многогранным, как и все неординарные личности. Словом, поучиться у него было много чему. Тем не менее, иногда и он, покачивая головой, говорил Роме, - Слушай, до чего же ты сложный человек, как же с тобой трудно! И это, отчасти, было правдой. Роме самому порой было очень трудно с самим собой. Внутри у него шла извечная борьба противоречивых характеров, ложившаяся на него тяжелым грузом, хотя с виду этот человек казался океаном спокойствия... Через 10 минут он уже сидел в машине, пробиваясь сквозь городские пробки. За прошедшие 10 минут, шеф успел позвонить еще несколько раз, каждый раз, недовольно спрашивая, - Ну где ты там застрял, тебя только за смертью посылай! - и все в таком духе.

- Пробки ужасные, застряли на светофоре, - оправдывался Рома, мы уже почти подъехали, будучи еще на самом деле в другом конце города.

- Когда будешь здесь? - не унимался шеф.

- Минут через пять, - слышал? – обращался Рома к водителю – жми давай, если опоздаем виноват будешь ты. Водитель улыбался, прекрасно понимая, что ни через пять, ни даже через десять минут они до шефа не доедут, но все это было делом привычным, и они спокойно выстаивали свое в одной пробке за другой.

 

Наконец-то Рома добрался до главного офиса, поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. Дверь тут же открылась, и улыбающаяся секретарша сказала, - Заходите, он ждет вас, - сама заранее зная, что после бурных объяснений по поводу Роминой неоперативности и прочих, нуждающихся в срочном исправлении качеств, шеф вызовет ее и скажет, чтобы она принесла чай и угостила Рому чем-нибудь вкусненьким. 

- Разрешите? – Рома постучался, приоткрыв дверь кабинета шефа.

- Заходи, садись, – тот был на удивление спокоен и в благодушном расположении духа.

- В общем, так. Мы едем в Севилью вероятнее всего. Скажи бухгалтеру, что бы выдала тебе деньги, оформляй визы в Германском посольстве, а билеты на самолет бери в Севилью. Приглашения из Германии уже в посольстве.

С Германией вопрос получения приглашений у них был отлажен давно. Все занимало каких-то пару часов. А получить приглашения из Франции, Испании или других стран было несколько сложнее и занимало немногим больше времени. Да этого и не нужно было делать. Приглашение могло быть из любой европейской страны, находящейся в зоне Шенгенского соглашения. Рома имел наготове все необходимые документы и справки для получения виз, и нужно было лишь получить свежее приглашение от одного из германских партнеров по бизнесу, проставить визы в посольстве, и все.

- Хорошо, когда выезжаем? – спросил Рома.

- Через три дня, - ответил шеф, назвав точные даты их отъезда и возвращения.

К вечеру следующего дня документы были оформлены, визы получены, билеты куплены, места в гостинице забронированы.

Ровно через три дня они вдвоем вылетели в Севилью. Рома никогда не спрашивал, с какой целью они едут и, что они будут там делать. Любопытным он не был по натуре, о цели поездок приблизительно знал, а все необходимые детали выяснялись уже на месте. Наташе он сообщил по телефону, что уезжает ненадолго заграницу, и теперь она ждала, когда он доберется до места, чтобы можно было ему позвонить.

Столица Андалусии Севилья – город, одно звучное название которого сразу же порождает ассоциации с матадорами, бегущими по улицам разъяренными быками, хотя действо сие происходит совсем не в Севилье, а во время праздника Сан-Фермин в Памплоне, а также с горячими испанскими красотками, отплясывающими Фламенко под звуки кастаньет. Через несколько дней в Севилье должно было состояться собрание совета директоров одного крупного международного холдинга по производству синтетических материалов для автомобилестроения. В собрании должны были участвовать некоторые из партнеров их компании, а целью поездки было договориться с советом директоров о приобретении на ближайших торгах пакета акций холдинга, позволяющего иметь долевое участие в поставках исходного сырья для производства этих самых материалов. Интересы компании Ромы официально представляли юристы, а их партнеры должны были оказать им поддержку, и в случае необходимости выступить поручителями.

 

В Севилье их встречал представительский автомобиль, предусмотрительно присланный из отеля, с администрацией которого, Рома заранее согласовал все детали по телефону. Так как у них были забронированы апартаменты люкс, это предусматривало также и услуги автомобиля на все время пребывания в отеле «Шератон Ла Калета» - отеле с известным именем и славной историей. Прибыв в Севилью и покинув здание аэропорта, они расселись в ожидавшем их автомобиле и направились в отель. Водитель любезно рассказывал по дороге об условиях пользования автомобилем, о том, как его вызывать и сколько ему платить за сверхурочные вызовы. Он оказался хорошим гидом и объяснял, показывая руками по сторонам историю и особенности мест, мимо которых они приезжали. Добравшись до отеля, они быстро получили ключи от своих номеров и разошлись отдохнуть после перелета. На вечер у них была намечена встреча с друзьями-партнерами и очередная увеселительная программа, разумеется, за их же счет. Роме спать не хотелось. Он наскоро принял душ и спустился осмотреться в отеле. В глаза сразу бросился уровень этой гостиницы, так как в холле все сидели, не смотря на то, что был еще день, в вечерних костюмах и платьях, попивая напитки и ведя неторопливые беседы. «Не хватало еще, то бы они сидели здесь в смокингах» - подумал он, посмотрев с досадой на свой спортивный костюм. Несмотря на то, что на него никто не обращал внимания, он все-таки вновь поднялся к себе в номер и переоделся в соответствующий наряд, чтобы не выглядеть белой вороной. Походив немного по холлу, он вышел на улицу. Все вокруг было украшено в духе приближавшегося рождества. Повсюду висели серебристые гирлянды, а цветочные клумбы вокруг гостиницы были посыпаны белыми хлопьями из синтетического материала, напоминающего снег. «Красота!» - произнес он про себя, заметив в отдалении музей современного искусства. «Гм, интересно, надо будет сходить туда» - подумал он, однако тут же поняв всю бесперспективность этой затеи. Зазвенел телефон. Звонил шеф.

– Ты где?

– Я внизу.

– Будь добр, закажи, пожалуйста, нам чай, я сейчас спущусь, да, и позвони в офис, передай, чтобы тебе положили больше денег на телефон. Звонить придется много.

– Хорошо, я буду ждать вас в холле.

Минуты через две шеф был уже внизу. Они обсудили дела за чаем, составили план действий на вечер, а также на остальные дни, и направились в ресторан пообедать. Ресторан встретил их своим великолепным убранством в стиле модерн начала ХХ века и вышколенным администратором, который отвел их за специальный столик на двоих в дальнем углу зала. Принесли закуски и корзину с испанскими винами на выбор. Конечно же, побывать в Испании и не попробовать испанского вина, было бы верхом кощунства даже для непьющего, и они тоже не устояли против этого соблазна, заказав себе бутылку на пробу. К тому же испанское вино было слабым местом Ромы. Он предпочитал его из всех остальных знаменитых французских, чилийских, южно-африканских и прочих марок.

 

Шеф стал произносить тосты за молодежь, желать ей успехов, больше путешествовать, видеть мир и учиться уму-разуму. Рома посмотрел по сторонам, будто ища там кого-то еще, а потом покорно смирился с тем, что молодежь – это видимо он сам и был. Так как человеком шеф был неординарным, - а неординарные люди попросту не могут быть предсказуемыми и понятными для окружающих, - все, что он делал тоже было неординарным. Роста он был среднего, подтянутого телосложения, всегда лаконичен и всегда оптимистично настроен. Обед прошел весело и шумно, но надо было готовиться к вечерней программе, и они, расплатившись, поднялись к себе в номера, предварительно договорившись встретиться внизу через час. Роме было очень жалко расставаться с возможностью насладиться еще терпким испанским вином, но расслабляться было нельзя, так как вечером им еще предстоял «великий» поход по злачным заведениям Севильи.

Он поднялся к себе в номер, включил телевизор, прошелся по испанским каналам, ничего так и не поняв из того, что быстро тараторили ведущие, и стал набирать Питер.

- Привет!

- Ой, привет! Ты где?

- В Испании уже.

- Как доехал, давно приехали?

- Нет, недавно, только освободился и сразу тебе звоню, а ты где?

- Я дома, сегодня не работаю, скучаю, ждала вот твоего звонка, я так рада, что ты позвонил, честно. Скучала очень.

Вновь ощущение дежа-вю пронеслось у Ромы в голове. В последнее время это стало случаться с ним все чаще и чаще. «Да, что же это такое!?» - недоуменно подумал он про себя.

- Я тоже соскучился, как дети, как Машенька?

- Ничего вроде, водила ее к новому врачу, говорит скоро все должно наладиться. Я так рада, что есть хоть какой-то прогресс. Лекарства не помогают, да я и сама не хочу ее очень уж пичкать ими. Жалко ребенка.

- Ничего, Наташенька, потерпи. Доктор прав. Скоро все обязательно наладится. Пора уже, - успокоил он ее.

- Так хорошо, что ты позвонил, ты даже не представляешь. Мне было так одиноко без тебя.

- Я здесь, всегда рядом, помню о тебе и никогда не забываю. Буду звонить, как только выпадет свободная минутка.

- Что собираетесь делать? Сегодня суббота. Гулять будете?

- Да, наверное. Скоро прибудут наши, мы должны будем пойти с ними куда-нибудь. Я позвоню тебе, как только вернусь. Только что вот настоящего испанского вина пригубил – моего любимого, на языке вкус еще остался, но вдоволь насладиться не дали, черти, - было неважно, кто не дал и кто черти, главное, что не дали, - настоящее испанское вино, - продолжал он, - это что-то! Обожаю его. Хотя в Испании, наверное, надо произносить слово вино без приставки испанское, – рассмеялся он, – это все равно, что заказывать кофе по-бразильски в Бразилии, – пошутил он, – А у тебя какие планы на вечер?

- Придет подруга в гости, может быть выйдем погулять на Невский, а потом вернусь, буду ждать твоего звонка.

- Хорошо. Я остановился в отеле «Шератон Ла Калета», номер комнаты двести семь на всякий случай. Сейчас скажу номер телефона отеля. Быстро взглянув на визитку отеля на телефонном столике, он продиктовал ей номер. Звони и сама, если что.

- Ладно, до вечера тогда, целую.

- До вечера.

 

Часам к семи в отель сталии подтягиваться друзья-партнеры с довольным выражением на лицах. Они уже предвкушали грандиозный вечер-попойку. Как только все оказались в сборе, начали шумно обсуждать, куда можно пойти вечером в Севилье, перечисляя все увеселительные места этого города. Наконец, свое веское слово сказал Пабло Надаль – человек со связями из самой Севильи, предложив одно из таких мест, и заговорщицки улыбаясь при этом. Все дружно закивали головами и договорились выехать из гостиницы через полчаса. Рома и шеф поднялись в номера одеваться, а «друзья» пошли в бар «бомбить» корпоративную кредитку. Ровно через полчаса все были готовы трогаться в путь. «Друзья» - уже раскрасневшиеся от выпитого, а Рома с шефом трезвые и начеку, чтобы те не очень расходились. Надо сказать, что никому из этой теплой компании нельзя было отказать в изворотливости, хитрости и умении преподнести себя как самого важного и нужного человека.

В клубе, куда они пришли, их встретила роскошная обстановка, имитирующая космос с россыпями звезд, мягкие переливы гитарного трио и длинные ряды девиц топлесс, сидящих у стойки бара и улыбающихся им так радостно, словно их родной отец пришел вручать им наследственную грамоту. Оценивающе осмотрев пришедших с ног до головы и прикинув, что к чему, они сразу поняли, что здесь пахнет шансом неплохо поживиться, тем более, что компания была уже тепленькой. Тогда, покачивая своими грудями, девицы начали изощряться в улыбках до ушей, подмигиваниях и попытках познакомиться поближе. Надо отдать должное этому элитному заведению – девушки там действительно были хороши собой - все как на подбор. Как оказалось, большинство из них были выходцами из бывших советских республик – Литвы, Молдавии, Украины, России, из стран восточного блока – Румынии, Сербии, а также стран Латинской Америки. Быстро разобрав каждый по паре таких "девиц на вечер", теплая компания заняла два стола и стала заказывать все, что только можно было там заказать, лишь бы успеть потратить как можно больше денег. Шеф был спокоен как всегда. В шумной обстановке клуба время летело незаметно. Побыв там еще немного и убедившись, что у «друзей» все в порядке, Рома с шефом выдали самому шустрому из них толстую пачку наличных с лихвой и уехали обратно в отель.

Наташа в это время набирала Севилью по номеру, оставленному ей Ромой. – Хелло, гуд ивнинг, сэр, Шератон хотел? – пыталась она вспомнить английский. – Йес, буэнос ночес сеньорита – отвечал ей портье. Она попросила соединить ее с комнатой двести семь. Но портье ответил ей, что они не могут соединять звонящих с гостями без предварительного согласия последних.

- Мне срочно нужен ваш гость, проживающий в номере двести семь, - настаивала Наташа на ломанном английском, - что значит вы не можете? Он ждет моего звонка.

– Простите, но его нет сейчас в номере, мы передадим ему, что вы звонили, как ваше имя? – Портье был непреклонен.

– Попробуйте еще раз, уже поздно и он должен быть на месте или передайте ему, что звонила Наташа из Санкт-Петербурга.

– О, корочо, Натача, - заговорил вдруг портье на ломанном русском, обрадовавшись неизвестно чему, - пробую есче.

Рома вставлял ключ-карту в замок, когда услышал, что у него в номере звонит телефон. Он открыл дверь и быстрым шагом подошел к столику с телефоном.

- Слушаю вас.

- Ой, это ты, привет, наконец-то дозвонилась, - послышался радостный голос Наташи, - а то этот портье меня достал, все твердит буэнос ночес, буэнос ночес, а соединять не хотел, пока я на него не накричала. Я сказала ему, что звонят по срочному делу, и если он не хочет проблем, то пусть быстро соединяет меня. Он тут же соединил как миленький, а ведь не хотел, гад, – смеялась Наташа.

- Ну да, все правильно, я ведь только зашел. С кем он тебя соединит, если меня нет на месте? – засмеялся Рома, обрадовавшись Наташиному звонку, - ты извини, давай ка я переоденусь, умоюсь и сам тебе перезвоню, ОК?

- Хорошо, я буду ждать.

Переодевшись, Рома вновь набрал Наташу.

- Как ты, Наташка?

- Я скучаю, когда ты приедешь?

- Куда? Домой я возвращаюсь в пятницу.

- Нет, ко мне, - сказала совсем спокойным голосом Наташа, - приезжай оттуда ко мне, я тебя встречу. Сколько же еще мы будем ждать?

- Наташенька…, - начал было возражать Рома, но понял, в конце концов, что опять заведет старую пластинку о том, что он не раз уже повторял, и ему самому стало противно от этого. Вместо этого его стала сверлить мысль - «А почему бы действительно не слетать отсюда в Питер?» – пронеслось в голове.

- Наташенька, я приеду, как только смогу, - ответил он ей, услышав тихие всхлипы в трубке.

И вообще, никогда не плачущая Наташа – крепкая женщина, смело пробирающаяся сквозь все невзгоды, обрушенные на нее жизнью, стала часто плакать в последнее время.

- Что же мы будем делать дальше, надо же встретиться, обсудить все на месте и глядя друг другу в глаза.

«Проклятый Интернет», - подумал Рома.

– Наташа, я полностью с тобой согласен, надо все организовать, - ответил Рома, сам так и не поняв, что он сказал. Мысли его были далеко, он лихорадочно думал о том, как раскрутить ситуацию дальше. Мысли, мысли, мысли. Они лихорадочно вертелись в голове, не давая покоя вот уже несколько месяцев.

- Я на все готова и приму любой твой вариант, - продолжала Наташа с обидой и надеждой в голосе, - как ты скажешь, я так и сделаю.

Но проблема и заключалась в том, что Рома не знал, что сказать. Он понимал, что телефонный разговор – это не способ объяснять всю сложившуюся ситуацию, тем не менее, он ясно понимал и то, что час объясненьям пробил. Это было яснее ясного. Понимал он и то, что уже не получится разрулить ситуацию в обратную сторону. Это было самообманом. Нет, это уже было невозможно. Это рана в сердце на долгое время, и он не мог себе позволить так поступить с ней, ну и с собой тоже. Он хорошо понимал все это с самого начала, но развитие ситуации в русле ЯТЛ было неотвратимым, и надо было что-то предпринимать. ЯТЛ на их языке значило – я тебя люблю. Оба не могли позволить себе бросаться фразами, и в моменты, когда кто-то из них переполнялся чувствами, они могли только позволить себе сказать, - ЯТЛ.

- Что ты молчишь? – спросила Наташа.

- Думаю. Хорошо, я все прекрасно понимаю. Ты не думай, что я боюсь или не хочу нашей встречи, но у меня болит сердце от того, что я думаю о нашем будущем. От того, что я не знаю, как поступить. От того, что я знаю, что после встречи нам будет намного трудней. Мы находимся не так близко, чтобы встречаться по выходным и «ходить в кино, держась за ручки». Мы будем мучиться от желания встретиться еще и еще, и мне самому будет не очень приятно думать, что ты там одна, без меня. Это будет тяжело, пойми, и я не знаю, что делать, честно.

- Не думай ни о чем, просто приезжай и все, - Наташа стояла на своем, – приезжай, мы что-нибудь обязательно придумаем. У меня много возможностей. У моей тети дом в Подмосковье. Там никто не живет. Есть еще и другие возможности, - продолжала она говорить все те же вещи из категории рая в шалаше. «Главное знать, что мы вместе» - вспомнил Рома ее слова. Теперь он и сам так думал. Но, черт возьми, он отлично понимал, будучи достаточно взрослым и опытным в жизни человеком, - хотя и влюбленным, - что эта ее вера в "шалаш", образно говоря, улетучится при первых же жизненных неурядицах, при первых же бытовых проблемах. Начинать все с нуля в таком возрасте было совсем непросто, скорее даже невозможно.

– «Не становиться же мне подмосковным фермером, в конце концов» - думал он, понимая, что взять и вот так круто изменить жизнь попросту невозможно. Да, при желании можно все сделать, но начинать жить заново с "голой задницей", не имея ничего в знаменателе – перспектива довольно туманная.

- Ладно, Наташенька, поздно уже, я что-нибудь придумаю. Я обещаю. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи. Уже действительно поздно, а мне завтра рано вставать. Пока, до завтра.

На следующий день утром они с шефом встретились в холле гостиницы обсудить дальнейшие планы. В принципе, им надо было обсудить лишь кое-какие детали сегодняшнего поведения их «друзей» на собрании совета директоров, дать последние инструкции и для большего стимула обговорить условия вознаграждения при том или ином исходе дела. Вскоре подоспели и «друзья». Вернее самые шустрые их них - те, кто заправлял всеми делами, и были заводилами в этой группе. Их было двое. Французы Виль Готье или Вили, как они его называли, и Алек Шарден – оба из Парижа. Вили был хитрым, скользким, изворотливым и смекалистыми малым. Наблюдая за его поведением, человек более-менее наблюдательный мог обнаружить в нем подобие гремучей смеси не самых лестных черт сразу нескольких народов. Но Рома знал всю подноготную этого Вили. Единственным больным местом того были женщины. Женщины были его болезнью и смыслом жизни, и всю свою энергию, всю свою хитрость и изворотливость он использовал только с одной целью – заполучить в итоге как можно больше доступных женщин, поразвлечься до утра, а потом выдать очередную придуманную на ходу байку по поводу своей исключительноой важности в дальней перспективе. Вот и все. Это и было его жизненным кредо.

     

Виль был раскрасневшимся, еще не отошедшим от вчерашней веселой попойки, а запах перегара, шедший от него мог вполне сойти за отравляющий газ типа «Зарин». Несмотря на вчерашнее обильное угощение, у него хватило наглости предъявить чек из вчерашнего заведения за какую-то мелочь - то ли за орешки, то ли за что-то еще. Рома не мешкая, вытащил из кармана мелочь и передал тому, чтобы закрыть эту тему и перейти к другой, более важной. Шеф казался весьма довольным. Он вытащил из папки план работы на сегодняшнем заседании, где было расписано до мелочей, к какому результату нужно прийти по итогам заседания. Рома же все думал о своем, о более важном для него. Ему надо было придавать законченную форму ситуации, сложившейся вокруг их отношений с Наташей 35 из Санкт- Петербурга. Наконец, шеф закончил инструктировать Вили, - с Алеком вообще никто не разговаривал, - он был как бы «бесплатным» приложением к Вили. Как Рома и ожидал, Вили выдал целый перечень мероприятий по привлечению в их группу новых компаний, расписав все в виде схемы. Естественно, что на проведение этой работы нужны были дополнительные затраты. Шеф был согласен, но вносил по ходу свои поправки. Рома молчал, так как в присутствии шефа было излишним вставлять еще что-то. Когда они закончили и полупьяные бедолаги ушли из гостиницы на свое собрание, Рома спросил, обратившись к шефу, - Мы выезжаем в пятницу, а что если я возьму билет в Питер и буду дома еще дня через два-три, в понедельник-вторник?

- А зачем тебе в Питер, - спросил шеф.

- Рома хотел придумать что-то на счет родственников или других неотложных дел в Питере, однако выпалил вдруг неожиданно для самого себя, сказав, - У меня там любимая женщина, - а у самого широко раскрылись глаза от удивления. Такое он вообще говорил впервые в своей жизни, и, притом, не кому-нибудь, а своему шефу, и еще так откровенно. Шеф, сперва, несколько оторопевший от такого сообщения Ромы, подумал несколько секунд, внимательно посмотрел на него, взвесил все за и против - было даже заметно, как он мысленно что-то вычисляет, складывая все неизвестные данного уравнения в одно целое. Однако, видимо, такой ответ Ромы был единственно верным на данный момент, и даже безапелляционным, и возразить ему было нечего. Сказав так, он, неожиданно для самого себя, попал в самую точку. Но на самом деле это не было так уж и неожиданно. Во-первых, это значило, что шеф был не настолько и чужим Роме человеком, как это должно быть по субординации, а во-вторых, Рома и сам был не лыком шит. Он совершенно правильно воспользовался подходящим моментом и этой своей просьбой дал понять, что он и сам мужчина не промах, и ему надо проводить время с женщинами, и при том не с кем попало, а с женщиной любимой. В том, что шеф правильно поймет такой жизненный нюанс, Рома даже не сомневался. Весь этот тонкий расчет быстро пронесся у него в голове, и, уловив момент, он выдал свою просьбу так, что попал в самое яблочко, и все вышло довольно таки естественно. Другое дело, что он сам не ожидал, что все это произойдет так быстро, однако в душе он уже готовился к разговору на эту тему. Просчитал он и то, что в ближайшие несколько дней предстоит относительное затишье, и никто его тревожить не станет.

- Хорошо, поезжай, - сказал шеф. Позвони бухгалтеру и скажи, чтобы тебе переоформили билеты и сделали доплату если надо. Он говорил еще что-то, но Роме уже его не слышал, он лишь одобрительно кивал головой, находясь при этом мыслями очень далеко.

Надо сказать, что ему отчасти повезло в том, что его шеф, не смотря на свой почтенный возраст был человеком понимающим и знающим толк в «делах сердечных». У Ромы в глазах засверкали искорки радости, ему не верилось, что все образовалось так быстро и легко, и он сказал уже в шутку, - А еще на карманные расходы деньги у бухгалтера взять могу?

- Не наглей, это уже ты сам, и деньги у тебя есть, кстати, - засмеялся шеф.

В тот же день Рома позвонил в авиакомпанию сам, не полагаясь на медлительных работников офиса, переоформил свой билет, и получилось так, что на пребывание в Питере ему выпало целых четыре дня, включая два выходных, чему он остался весьма довольным. Он позвонил Наташе и сообщил номер своего рейса. Она сперва долго молчала и взволнованно дышала, не веря в то, что это происходит на самом деле. Она уже долгое время отчаянно хотела и ждала этого. Это продолжалось так долго, что она потихоньку начала уже привыкать к этому подвешенному состоянию и постоянным отговоркам Ромы, его доводам и трезвым мыслям о будущем. Все это начинало превращаться в безысходную рутину, и на тебе - неожиданное известие огорошило ее. Она не знала, что делать, что говорить, мысли метались из стороны в сторону, появился страх, и все перемешалось у нее в голове. Что и говорить, это известие от Ромы оказалось для нее полной неожиданностью. Все сразу пронеслось у нее в голове, и она только могла тихо произнести голосом, приглушенным комком радости, застрявшим у нее в горле, - Спасибо тебе, спасибо! Я буду в аэропорту, я приеду на час, нет, на два часа раньше, и буду ждать тебя в аэропорту, говорила она, затаив дыхание…

ГЛАВА VI. Славный город Санкт-Петербург

 

Вечером Рома попрощался с шефом, а на следующий день рано утором расплатился за гостиницу у портье, сел в дожидавшийся его автомобиль и направился в аэропорт, томимый нетерпением и ожиданием встречи с Наташей, его Наташей, ставшей для него уже такой родной и близкой. «Куда я еду? - думал он - к кому? К человеку, женщине, которую знаю только по переписке и телефонным разговорам? А что я знаю про нее?» Он начал перебирать в уме все то, что он успел узнать про нее за время их знакомства. А знал он то, что у нее с детства глубокий, грудной голос, создававший впечатление хорошо прокуренного и пропитого; знал он, что у нее трое детей, что она в разводе вот уже как три года; знал, что она умница, серьезная, эрудированная, крепкая как женщина и не падкая на слащавые мужские «подкаты»; знал он, что она не бросается в объятия первого встречного, несмотря на все муки одиночества, что она немного старомодна во взглядах на жизнь, и что соблюдает и чтит религиозные традиции. Поняв, однако, что на самом деле он знает про нее не так уж и мало, он прекратил это бесполезное занятие. Безусловным и самым главным для него было то, что она была, она стала его до мозга костей, несмотря на то, что он ее даже ни разу не видел. Несмотря на это, он чувствовал ее каждой клеткой своего тела, каждой волосинкой и всем обиталищем своей души. Она давно и прочно поселилась и теперь жила в нем. «М-да, думал он, - удивляясь про себя, - такое и в жизни редко случается, а так, как это случилось у нас…!» Человек, немало повидавший в своей жизни, Рома не ожидал, что когда-нибудь с ним произойдет такое, и что это произойдет вот так, совершенно случайно, вдруг, зародится ростком, созреет и начнет цвести после каких-то сказанных в суматохе дней без всякого умысла фраз. «Хм, надо же» - думал он, ощущая, тем не менее, приливы тепла и радости на душе от предстоящей встречи.

График его полета был составлен так, что по прибытии в Москву ему пришлось переезжать из Шереметьево в Домодедово, и еще часов 5 ждать там посадки в Санкт – Петербург. От Наташи, которая уже ждала его в аэропорту Пулково, его отделял какой-то час лета. По прибытии в Шереметьево, он сразу же набрал ее. Она все возмущалась, что ему составили такой неудобный график полета. И правда, пока он ждал своего рейса в Домодедово, самолеты вылетали оттуда в Пулково каждые пятнадцать минут. В недоумении он позвонил в туристическую компанию, с которой он обычно работал, и попросил девушку-менеджера объяснить ему, что все это значило, и почему она так непродуманно составила график его полета. Однако та объяснила ему, что если интервал между рейсами очень короткий, то из-за пробок на дорогах пассажиры иногда не успевают переехать из одного аэропорта в другой, а другого удобного для него по времени рейса не было. 

- Я специально подобрала рейсы так, чтобы у вас оставался запас времени на всякий случай, вы уж извините, - сказала она виноватым голосом. Ответ его вполне удовлетворил. Это было логично. Тогда, зайдя в кафе, он взял бутылку пива, удобно расположился в кресле, осмотрелся по сторонам, с досадой прослушал очередное объявление посадки в Питер, вздохнул, достал телефон и написал Наташе, - «Моя ехать». Через пару секунд пришло ответное смс, - «Моя ждать». Надо сказать, что ей нельзя было отказать в присутствии утонченного чувства юмора. За словом в карман она никогда не лезла. Он улыбнулся, посмотрел на часы, - до вылета оставалось еще два часа, - и стал потягивать свое пиво, наблюдая за суетившимися вокруг пассажирами.

Наташа в это время мерила шагами зал ожидания Пулково взад-вперед, ежесекундно посматривая на часы. Она все еще не верила в происходящее и не знала как ей себя вести когда он прибудет. Хотя на протяжении всего времени их «близкого» знакомства она только и мечтала об этом, но когда дело дошло реальности, ее сомнения, доселе никак не проявлявшие себя, тоже стали вполне реальными. «А что если я ему не понравлюсь? А что если он мне не понравится? А что если он окажется не таким, каким я его представляла?» Но самой страшной мыслью было, - «А что если он, увидев меня, повернется и уедет, и не захочет даже подойти?»

Наконец объявили и его рейс на Питер. Рома, долго не мешкая, прошел регистрацию и уже через несколько минут сидел в самолете. Хотелось спать, но нервное возбуждение после долгого перелета и от мыслей о предстоящей встрече не давали ему успокоиться. Еще, будучи в Москве, он, выйдя из здания аэропорта, нашел цветочный киоск и купил там скромный букет красных роз, предусмотрительно упаковав его там же в твердую бумагу, что бы тот дожил до Питера. Время полета пролетело незаметно, и вскоре Рома уже шел к выходу в зал ожидания Пулково, волоча за собой небольшой дорожный чемоданчик на колесиках. «Так, и где же она?» - подумал он, остановившись на верхних ступенях лестницы, ведущей в зал. Осмотревшись вокруг, он вдруг увидел женскую фигуру, быстро вышедшую из-за колонны. Он присмотрелся - это была она, Наташа. Он начал спускаться вниз. Наташа была одета в черный замшевый плащ, черные высокие сапожки на каблуках, стройная, изящная, и со стороны выглядела очень элегантно и привлекательно. «А она и вправду симпатичная!» - только успело мелькнуть у Ромы в голове, как они оказались лицом к лицу. Чуть скованно обнялись, все еще не зная, что говорить и как вести себя дальше. Рома посмотрел ей в глаза.

- Ну, привет, Наташенька! - сказал он с улыбкой. 

- Ну, привет! - ответила она, смеясь. Он вытащил из-за спины букет роз, и пока он его разворачивал, возникла небольшая пауза, давшая им обоим пару лишних минут, чтобы собраться с мыслями. 

- Ой, это цветы, спасибо тебе! - сказала Наташа, еще окончательно не придя в себя, и не совсем понимая, что же все-таки происходит. Несмотря на то, что все было по настоящему, сознание пока отказывалось воспринять происходящее как реальность. 

- Во.., эт-т я в Москве у-у-спел выс-скочить и купить ц-цветочки д-для тебя пока ждал р-рейса, - пробубнил, запинаясь Рома.

- А почему же ты так долго ждал, почему тебе дали билеты с таким промежутком времени между рейсами? Целых пять часов – почти полдня, - сетовала Наташа. Рома объяснил ей ситуацию с пробками и переездом так, как ему это объяснили в турагенстве.

- Понятно, но все равно долго. Ну что, пошли? Машина на стоянке. Нам еще ехать часа два, - предложила Наташа, и они вышли из аэропорта. На стоянке их терпеливо дожидался Наташин «Лексус». Она открыла багажник, Рома закинул туда свой чемоданчик, и они уселись в салон, положив туда и букет с розами. Моросил мелкий дождь. Как только они тронулись с места и стали выезжать на трассу, преодолевая редкие заторы на дороге, Наташа сказала, - Я забронировала нам места на два дня под Питером в зоне отдыха, чтобы можно было спокойно отдохнуть, побыть вместе. В городе суета, а там зимой почти никого не бывает. Летом мы с детьми ездим туда отдыхать. Как раз и этим летом были тоже. Там недавно сделали ремонт, а неподалеку оттуда находится и мой дачный домик, хотя это громко сказано, но ты увидишь, в общем. Если будет желание, съездим туда и я его тебе покажу. Но сейчас нам ехать еще часа два, так что можешь расслабиться, отдыхай, можешь поспать даже, если хочешь, - выпалила Наташа на одном дыхании и включила тихую музыку. Рома слушал ее, смотря искоса, и наблюдал за ее движениями. Ему нравилось как она каждый раз, чуть раскачиваясь, немного приподнималась на месте, протягивала руку к магнитофону, регулировала звук, включала поворотники, поворачивалась и серьезно смотрела на него. Ему нравился приятный тембр ее голоса, к которому он уже успел привыкнуть. Пока что ему нравилось все, что он видел, и это наполняло всю его сущность тихой радостью. Во всех ее движениях чувствовалась женственность и забота, а еще основательность и деловитость. Наташа же вела машину, в свою очередь, лишенная возможности рассмотреть Рому как следует. 

- Хорошо, ты умница, что все так продуманно организовала. Конечно, лучше подальше от городской суеты, да и я устал от этой беготни. Пару дней отдыха будет в самый раз, - ответил ей Рома, - но спать я не хочу, не спать же приехал, еще успею выспаться, - он посмотрел на Наташу. Она, надо признаться, в жизни была не просто симпатична, она была даже очень красива. Ее мягкие волосы красиво спадали на плечи, черты лица, глаза, смущенная улыбка - все было именно таким, как он себе и представлял, рассматривая ее фотографии, особенно последнюю, когда он понял, что влип окончательно и ему уже не отвертеться. «Неужели судьба и в правду преподнесла мне такой щедрый подарок?» - подумал он, сам пока не очень веря в это. Весь ее образ сразу прижился в нем так, как будто он знал ее очень давно. А может быть образы разных людей живут в нашей генетической памяти с самого начала нашей жизни, и узнаем мы их только тогда, когда встретимся с ними, если встретимся. И живем мы с ними в разных городах, и даже на разных континентах. А ведь может случиться так, что в силу хаотичности природы мы и не встретимся вообще на протяжении всей нашей жизни, и никогда так и не узнаем людей, которые могли бы стать нам близкими и родными. Да уж, поди пойми эту природу и эти пути неисповедимые... Они выехали на трассу, напряжение первых минут спало, они время от времени переглядывались и молча улыбались друг другу, ничего не говоря.

- Ты очень устал, голодный? Если хочешь, можно будет по дороге заехать куда-нибудь перекусить, заодно и передохнуть немного. 

- Нет, что ты, все в порядке, я очень рад тебя видеть, Наташа. А заскочить куда-нибудь на чашечку кофе можно конечно. Мы ведь никуда не торопимся, правда?

Она заулыбалась, - А ты даже и не представляешь, как я рада тебя видеть, я даже сама не могу еще понять насколько, - улыбаясь сказала она, глубоко вздохнув с облегчением.

- Ну как, как я приехал к тебе, супер я приехал? - гордо спросил Рома с хитрой улыбкой на лице.

- Ну да, конечно это было просто супер, хвастунишка ты мой муравьишка, - ответила она, смеясь, - супер он приехал, - передразнила она его, продолжая хихикать. 

- Ну, какой из меня муравьишка? - сказал Рома с деланным укором, - ты на меня посмотри, я скорее Бегемот, который боялся прививок, - вспомнил он название еще одного старого детского мультика. Они расхохотались. - Говорил же, что приеду, вот и приехал, а ты хныкала. 

- Ну конечно, а сколько крови моей выпил пока приехал? – все не могу, да боюсь, да сомневаюсь. Зануда ты, вот ты кто, - Наташа протянула руку и нежно погладила его по щеке тыльной стороной ладони. Рома смотрел на нее исподлобья, пытаясь получше разглядеть ее, до сих пор не еще веря в этот подарок судьбы. 

- Что разглядываешь меня, не нравлюсь? 

- Не-а, совсем не нравишься, и не надейся, - пытался раззадорить ее Рома. 

- Говорила же тебе, что я толстая и усатая, а ты не верил, - подхватила тон Наташа, однако также искоса погладывая на него.

- «А ты почему усы сбрил, Сеня?» – Рома вспомнил фразу из знаменитой комедии советских времен. 

- Это еще что, я могу и «Песенку про зайцев» спеть, – ответила в тон ему  Наташа. 

- Спой, но только без продолжения. А то кто будет тебя из милиции вытаскивать за разбитые витрины и улетевшую со стола дичь? Я не буду…

Однако Рома все-таки с подозрением прищурился и внимательно посмотрел на то место, где у Наташи должны были расти усы, но там он увидел лишь нежный, едва заметный пушок. «Ай-яй-яй, - подумал он, смеясь над самим собой, - какая обманщица, как нехорошо обманывать старших!» 

- Ты лучше на дорогу смотри, а песенку потом споешь, - напутствовал ее Рома, сам же, наполняясь чувством приятного душевного комфорта. Наверное, в тот момент этим чувством был наполнен весь салон ее автомобиля до самых его потаенных уголков и маленьких винтиков.

Мелко-моросящий дождь к тому времени превратился в агрессивный ливень – он яростно барабанил по крыше машины и заливал лобовое стекло. Наташа рулила, уверенно держась в сед..., нет, не в седле, а на трассе. Она все так же время от времени чуть привставала на месте, будто пытаясь усесться поудобнее и периодически поворачивалась и поглаживала Рому по щеке, словно хотела убедиться, что он в самом деле здесь, рядом с ней. Ему это было приятно, но дождь лил все сильнее, и он не хотел, чтобы она отвлекалась от дороги. «Наверное, я и впрямь зануда» - подумалось ему. Он вспомнил про свои оставшиеся дела. С ними надо было поканчивать. Он извинился перед Наташей, достал телефон и набрал Чарли. Чарльз являлся одним из руководителей Торговой Палаты Великобритании и был одним из членов его команды «веселых партнеров». Глядя на Чарли, можно было подумать, что это не чиновник высокого пошиба, а, скорее всего, модельер или престарелый английский денди. У него была роскошная седая бородка, аристократичные черты лица, а одевался он всегда в клетчатые костюмы ярких тонов, и таких же ярких тонов рубашки - красные, желтые, зеленые… Вдобавок ко всему, на шее он носил шелковые шарфики таких же ярких расцветок, которые резко контрастировали с цветом его рубашек. Однако, несмотря на столь пестрый внешний вид, судя по его чересчур живому интересу к дамам, голубым он все-таки не был. Разговаривал он с достоинством истинного английского аристократа, любил рассказывать анекдоты, однако его анекдоты были такими длинными, что их никогда не дослушивали до конца. Ни один из его анекдотов так и не был рассказан полностью. Однако человеком он был чрезвычайно воспитанным, любезным и дружелюбным, и, в отличие от других "друзей", спокойным и галантным кавалером. Рома вспомнил, что Чарли закидал его письмами перед его отъездом из Севильи, на которые он так и не ответил. Правда, он написал тогда что-то невразумительное в ответ - ему было не до Чарли тогда, однако помнил, что тот просился приехать по каким-то делам, и теперь ждал ответа.

- Хелло, - раздался в трубке голос Чарли. 

– Хелло Чарли, как твои дела, ты получил мое письмо? - Рома сразу же перешел к делу. 

– Да, получил, но я хотел бы приехать как можно скорее, у меня есть кое-что важное поделиться с вами, и один из моих друзей тоже хочет приехать - он крупный бизнесмен, – выпалил автоматом Чарльз. 

– OK, без проблем, но тебе надо будет подождать несколько дней, потому что шефа сейчас нет на месте, и я тоже в отъезде, в Санкт-Петербуге вместе с моей леди и дома буду через несколько дней. 

- ОК, дайте мне знать, как вернетесь домой, - согласился Чарли.

Рома попрощался с Чарльзом, бурча в слух, - Как же они надоели, эти халявщики - весельчаки. Теперь можно было действительно отдохнуть, если не случится ничего экстренного. Телефон, однако, отключать совсем он не решился, хотя иногда делал так, когда его совсем доставали. Это был его собственное изобретение культурной отправки всех подальше, на известные три буквы.

- Что ты сказал? - встрепенулась Наташа, - какие еще халявщики тебе надоели, что еще за Чарли? – протараторила она.

Рома посмотрел на Наташу. Она понимала английский и внимательно прислушивалась к его разговору, но больше всего ей понравилось то, что он сказал про свою леди. Это было приятно.

- Кто это Чарли? – продолжала любопытствовать Наташа, поглядывая на Рому. 

- Наташенька, ты на дорогу смотри лучше, не отвлекайся. Чарли – это партнер один из Англии, все рвется приехать, но и нам ведь нужно отдыхать когда-то, не железные ведь! Подробности я тебе потом расскажу, ты рули пока. А ему я позвонил только ради того, чтобы покончить с делами на сегодня, завтра, и до моего отъезда, чтобы больше не беспокоили нас попусту, - объяснил ей Рома. 

- И молодец, и правильно. Я тоже специально забронировала нам места подальше от города, чтобы ни «ушки», и никто больше не беспокоил меня по мелочам. Детей я отвезла к родственнице, я тебе про нее рассказывала. Она помогает мне иногда по дому. Им нравится с ней оставаться, она молодая, и им вместе интересно. На работе отпросилась, меня заменят, так что теперь можно спокойно уделить время и себе любимым, - отрапортовалась улыбающаяся Наташа.

    Услышав слово «ушки» Роме стало смешно. Он представил как три детские головы, навострив уши и притихнув, сидят на заднем сидении автомобиля и внимательно прислушиваются с кем и о чем разговаривает их мама. «Забавные они все-таки, эти дети» - подумал он.

- Как Машенька, кстати? – справился он о своей заочной маленькой «симпатии». 

- Ой, ты знаешь, она в последние дни стала лучше, бодрее, уже складывает слова в длинные предложения. Наверное, школа и общение с другими детьми влияет на развитие все-таки, - радостно сообщила Наташа, - она очень смышленая девочка, да и врачи делают все, что могут. Говорят скоро уже будет все нормально. 

- Я очень рад за нее, за вас, - искренне обрадовался Рома, - конечно, постепенно с возрастом все восстановится, - приободрил он ее, - ты знаешь, мне кажется, что она очень похожа на тебя, и у меня, не знаю почему, но к ней такое теплое отношение, после твоих рассказов о ней. Очень хочется ее увидеть. 

- В этот раз вряд ли получится. Я сказала детям, что уезжаю с гостями на несколько дней, а в следующий раз обязательно что-нибудь придумаем. 

- Эх ты, Наташка, - задумчиво произнес Рома, думая о чем-то про себя, – Наташка ты, Наташка..!

Она уже привыкла к его этой его «Наташке», - так он называл ее в минуты задумчивости, - будто это слово могло помочь ему найти правильный ответ на какие-то свои вопросы, и не стала углубляться в подробности и расспрашивать его, почему "эх ты", и почему она Наташка, а тоже вытащила из кармана плаща телефон, и набрала свою подругу Леру из Москвы. 

- Привет, - она кокетливо улыбалась в трубку, искоса стреляя глазами в сторону Ромы, - да, встретила, ммм.., даже лучше чем ожидала, превзошел все мои ожидания, - Наташа опять захихикала, а Рома, услышав обрывки ее фраз, понял, что разговор шел о нем. Наташа продолжала болтать с подругой, изредка поглядывая на него. Ей очень понравилось, что в разговоре со своим приятелем, он назвал ее «моя леди», и теперь ей хотелось тоже сделать что-то приятное и ему.

Весь оставшийся путь они уже ехали, болтая как два давно знакомых человека, которые знают все друг про друга, хотя, в принципе, это и в самом деле было так. Они ехали, делились своими мыслями, переживаниями, ожиданиями, надеждами. Посмотрев на них со стороны, можно было с уверенностью сказать, что беседуют два очень близких друг другу человека, что, в принципе, так и было в действительности. Вскоре показались очертания какой-то избушки, напоминающей с виду кафе или придорожный ресторан. На вывеске было написано «Чайхана». Припарковав машину возле избушки, они зашли вовнутрь. Лица обоих светились и излучали какое-то радостно-яркое сияние. Да-да, именно так! Заведение было обычным придорожным кафе, где вместо кофе подавали суррогат, а чай несли минут 45. Но им было не до этого. Рома взял себе бутылку пива «для разгона сна», а Наташе заказали кофе с пирожными. Они сидели напротив друг друга, и молча рассматривали друг дружку, каждый размышляя о своем. Однако, если можно было бы переложить на ноты мысли, беспорядочно вертящиеся в тот момент у них в головах, то получился бы слитный, красивый и звучный аккорд.

Он, - «Думал ли я, что, однажды, машинально нажав на кнопку мыши, теперь окажусь здесь, в придорожной чайхане под Питером, с той самой девушкой с фотографии в темно-голубой футболке, которая стояла тогда на фото, положив руки на бока. Интересная все-таки штука – жизнь».

Она, - «Думала ли я, что однажды ко мне приедет человек из другой, уже чужой страны, и я так сильно буду ждать этого момента? И это я, упрямая ослица, надо же! И мне кажется, что я его действительно люблю, и сейчас я абсолютно счастлива как не была счастлива много лет, да что там много лет, никогда не была. Интересная все-таки штука – жизнь».

Рома хотел было опять завести свою «любимую» пластинку о том, задумывается ли она вообще о будущем, о том, что им делать дальше, но, вовремя спохватившись, сказал сам себе - «Остановись, не сейчас. Да заткнись ты, наконец! Это начинает превращаться в паранойю». Ему самому опротивели все эти разговоры о будущем. Так они и сидели, молча и задумчиво разглядывая друг друга. Между ними не осталось уже и капельки скованности первых минут. Все это куда-то бесследно испарилось.

- Помнишь, мы говорили о том, как хорошо, когда люди могут помолчать вместе, при этом, не напрягаясь и не чувствуя отчуждения? – спросила Наташа. 

- Да, конечно помню. Мы много говорили об этом. Вообще, знаешь, о чем только мы не говорили с тобой! По-моему хватит на целую книгу. 

- О том, как хорошо иногда вместе помолчать. Оказывается, это действительно хорошо. Но про книгу ты загнул. Я не Ахматова, и ты не Блок. 

- Это еще как сказать, они такие же люди, как и мы, и могут испытывать такие же чувства и желания. Могут мечтать о чем-то, желать чего-то. Чем же мы отличаемся от них? Мне кажется, абсолютно ничем, - рассуждал вслух Рома. 

- Ну, это мы еще посмотрим, - засмеялась Наташа, - скажи, а где вы гуляли в тот вечер в Севилье, когда я звонила? Тебя так долго не было. Почти до утра. 

- Ну, это ты теперь загнула, что до утра, хотя если учитывать разницу во времени, это так и есть. Нас, вернее мы повели в ночной клуб своих партнеров по бизнесу, побыли там с ними немного и вернулись в отель, оставив их там продолжать вечер, – Рома вкратце рассказал ей о том заведении, где они были в тот вечер, и о том, как там оказалось неожиданно много девушек из бывших советских республик. 

- Ну, они сейчас везде, не только там, - деловито произнесла Наташа, словно была сведущим экспертом в этом вопросе. Она рассмеялась, будто вспомнив что-то, - Я столько звонила в отель, совсем достала этого портье. Он мне говорит, что нельзя беспокоить гостя без его разрешения, а я ему на ломанном английском – срочно зовите его к телефону, это деловой звонок из Санкт-Петербурга, он ждет моего звонка, и у вас могут возникнуть проблемы, - повторила она смеясь историю своего разговора с портье. 

- Слушай, ну и демагог же ты, оказывается. Зачем надо было пугать бедного портье? Я бы и сам позвонил тебе сразу по возвращении в гостиницу, - Рома смеялся. 

- Я знаю, но мне очень уж хотелось с тобой поговорить тогда. На душе было неспокойно что-то. 

- Послушай, милая, а не ревновала ли ты часом? - шутливо спросил Рома.

- Ревновала, конечно, - строго, но с игривой улыбкой ответила она. 

- М-да уж, это называется «ну я и попал..!» и, кажется основательно. 

- Ну-ну, я тебя предупреждала! Я ревнивая, хотя в меру, да ты не бойся, ногами бить не буду, - шутила она, - засиделись мы, однако, поедем? 

- Поедем, я проголодался в прямом и еще больше в переносном смысле, - сказал Рома, хитро посмотрев на нее. 

- Как бы не так, держи карман шире! Коли женишься, тогда и посмотрим кто проголодался, а кто нет, - произнесла она, изобразив провинциальный акцент.  Мало ли, что я говорила по телефону, забудь про это. У женщин семь пятниц на неделе, сам знаешь. 

- Ну, это мы еще посмотрим, сколько пятниц у тебя на неделе. Это не трудно проверить. Зря ехал, что ли за тысячи километров? 

- Из-за гор, из-за морей? - вспомнила она как шутили они о его месте нахождения для нее. 

- Именно. За морями, за долами, за высокими горами… жил-был кто? 

- Ха, Бегемот, который боялся прививок, - они громко рассмеялись. Поднялись, Рома подозвал официантку, расплатился и, усевшись в машину, они отправились дальше. 

- Нам совсем мало осталось ехать, минут двадцать и мы на месте, - проинформировала его Наташа, – видишь, какая слякоть вокруг? Погода промозглая. У нас всегда так в это время года. Надоело до чертиков! Хоть бы солнышко показалось, ты случайно не взял его с собой? 

- Конечно взял, милая, завтра будет тепло, обязательно, вот увидишь, тебе сейчас холодно? 

- Нет, совсем нет, мне даже очень тепло сейчас, честно. 

- Наташенька, а как у тебя с работой, есть какие-то сдвиги? - спросил ее Рома. 

- Ой, ты впервые называешь меня Наташенькой, - встрепенулась она, - это так приятно, а то все Наташка да Наташка. 

- Ну, я же любя, ты же знаешь! 

- Знаю, конечно, ты же супер приехал, - смеясь, передразнила она его. 

- Конечно супер, а что нет что ли? – Рома и сам был очень доволен, что у него получилось сдержать слово и приехать к ней. 

- На работе скоро начинаем новый проект. Сам объект расположен далеко, в другом городе Питерской области, и мне, наверное, придется ездить туда периодически. А вот мы и приехали почти. Это место находится вот здесь, - и она показала рукой направо, где в ветровом стекле проплывали  одноэтажные коттеджи, а впереди показалась будка охранника и шлагбаум перед открытыми настежь воротами. Свернув с трассы, они подъехали к шлагбауму. У ворот стоял охранник в синей униформе, который, завидев подъехавший автомобиль, не спеша подошел к ним. Наташа опустила ветровое стекло и назвала свое имя, сказав, что на нее должен быть забронирован номер. Охранник переговорил по рации и раскрыл ворота, признеся широко улыбаясь, - Добро пожаловать!

Сам центр отдыха представлял собой компактную территорию с одним двухэтажным зданием гостиницы, несколькими отдельными коттеджами, небольшой деревянной избой администрации, плавательным бассейном с сауной, рестораном и бильярдной. Вокруг было тихо, из отдыхающих никого видно не было. Наташа припарковалась возле здания администрации.

- Сегодня четверг, а на выходные народ понаедет! – сообщила она со знанием дела, - я сейчас - ключи от номера возьму только. Она вышла из машины и прошла в здание администрации. Рома тоже вышел из машины, размялся, огляделся. Место было, конечно, не люкс, но и не плохим. Оно было расположено в лесной зоне, воздух здесь был свежим и чистым, пахло хвойным лесом и озоном после дождя. Дождь успел прекратиться, и Рома с удовольствием вдыхал свежий запах хвои. Через пару минут вернулась Наташа. 

- Слушай, а ничего, если я переоденусь в джинсы и куртку? Неудобно мне в этом наряде, хочется облачиться во что-то попроще. 

- Ну да, конечно, - ответил Рома, здесь все свои, можешь раздеваться. 

- Я сказала переодеться, а не раздеться, - заметила Наташа, смеясь и делая ударение на первый слог. 

- Ну-ну, конечно, вы можете и раздеться, и переодеться, и даже разодеться, сударыня. Как вам будет угодно, - ответил в тон ей Рома, - чувствуйте себя как дома. 

- Да, можно? Ой, спасибо, как же я вам благодарна сударь, - болтала Наташа, направляясь к гостинице. Они и до этого в разговорах и переписке часто называли друг друга сударь или сударыня, когда хотели подчеркнуть что-то важное или же подколоть друг друга. Наташа открыла багажник, взяла свою "домашнюю заготовку", состоящую из потрепанных джинсов и короткой куртки-пуховика, – А это заначка, - она вытащила из кармана свернутую в трубку пачку купюр и спрятала ее куда-то в машину. Рома не стал интересоваться, что это еще за заначка, и почему заначка должна быть в машине. Он достал из багажника свой чемоданчик, и через несколько секунд они уже открывали дверь своего номера, обставленного двумя совмещенными кроватями, плоским экраном телевизора, висевшим на стене напротив и ванной комнатой в небольшой прихожей с вешалкой и ящиком для обуви. Все было вполне функционально, аккуратно и уютно.

Как только они остались наедине, в воздухе вновь повисла напряженная пауза. Никто из них не знал как себя вести дальше и что говорить при этом, как, впрочем, бывает всегда, когда долго и страстно желаешь чего-то, а заполучив это, не знаешь поначалу, что с этим делать, и нужно еще время, чтобы осознать, что то, о чем ты так страстно мечтал, теперь твое.

- Ну, вот мы и дома, - сказала Наташа, отстраненно раскладывая вещи и не смотря Роме в глаза – ты располагайся, я сейчас переоденусь и вернусь. Она говорила взволнованно, словно ожидала чего-то. Неловкая пауза все еще висела в воздухе комнаты, а они боялись посмотреть друг другу в глаза. 

- Постой, Наташенька! - попросил Рома. 

- Что? - она вопросительно посмотрела на него, глаза их встретились. 

Голос ее подрагивал от волнения. Рома молча взял ее за руку, притянул к себе, - Иди ко мне! - сказал он ей, - иди сюда, Наташка ты, Наташка! Слова  были лишними. Она молча приблизилась. Рома крепко обнял ее, уложив ее голову себе на плечо. 

– Наташенька, - лишь произнес он тихо и вздохнул глубоко, словно почувствовав избавление от длительных мучений. А ничего говорить и не надо было, за них все говорил громкий стук их сердец и их учащенное дыхание... Она обвила его спину руками, крепко прижав к себе, и, удобно уложив голову ему на плечо, взволнованно дышала и слушала, как сильно бьется его сердце. Рома же застыл на месте, словно боясь вспугнуть что-то невидимое. Он гладил ее по мягким и прохладным волосам, вдыхая их запах. Вокруг все исчезло. Были только он и она. «Да, - думал он, - ради этого и правда стоило все бросать и ехать сюда, и бог знает, что еще стоит делать ради этого». Так они простояли минут пять. Она посмотрела на него, улыбнулась, - А ты знаешь, это очень удивительно, но ты пахнешь так же, как я себе и представляла.

- Разве можно представить запах? 

- Не знаю даже, ты не поверишь, но этот запах я слышала не раз, пока мы с тобой переписывались, и знала, что ты будешь пахнуть именно так. 

- Если честно, твой запах я не слышал, мне еще не удалось дойти до таких тонкостей, - улыбнулся он, - но твое незримое присутствие я чувствовал всегда, и представлял тебя именно такой, какой ты и оказалась на самом деле.

Они стояли и тихо разговаривали, торопиться им было некуда. Они были вдвоем, предоставлены сами себе и теперь вдоволь наслаждались каждым мгновением этой встречи. 

 

- Спасибо тебе, что ты приехал, спасибо, я тебе очень благодарна за это, ты молодец, правда, - сказала она вновь. 

- Прекрати, за что ты меня благодаришь? Спасибо тебе за то, что ты есть вообще, и так продуманно все организовала. Будь оно как-то по-другому, может и все остальное было бы не так хорошо, - ответил ей Рома. 

- Я хотела, чтобы мы были вдвоем, и чтобы нам никто не мешал. 

- Молодец, Наташенька, ты у меня правда молодчина и большая умница, - он гладил ее по волосам, стараясь запомнить это приятное ощущение на ладонях. Ну ладно, иди переодевайся уже, я после тебя, и пойдем ужинать. 

- Ага, я сейчас, – сказала она покорно, и исчезла в ванной комнате, взяв с собой свою "домашнюю заготовку". Роме очень импонировала ее тихая покорность, и то, как она ходила, прижав руки к бедрам, от чего веяло скромностью и послушанием. Он с интересом наблюдал за ее движениями, впитывая ее образ, чувствуя его, и на душе у него опять становилось тепло, спокойно и уютно. Вскоре Наташа показалась из ванной комнаты. Она была уже в потрепанных джинсах и в той самой майке, в которой он ее увидел в первый раз.

- Ну как, видишь что-то знакомое? – смеясь спросила она. 

- Конечно узнаю, как не узнать, - улыбнулся он, - эта майка теперь уже знаменитость, ведь это она нас познакомила! Но тебе же будет холодно в безрукавке! 

- А я ее сниму. Я надела ее специально для тебя, вот, - сказала она и положила руки на бока так же, как на той самой фотографии. 

- Что, крутая? – повторил Рома свой первый вопрос. 

- Нет, вовсе нет, это я уборку делала дома, а меня взяли и "щелкнули", - ответила она невинным голосом, точно также как и тогда. 

- В таком случае ты заслужила хороший ужин, раз ты такая хорошая хозяйка. Сейчас я быстренько переоденусь, и мы пойдем.

С собой у него был только спортивный костюм для гостиницы, и все. В ресторан в спортивном наряде идти не хотелось, поэтому он, скинув свою легкую дубленку, наспех умылся, надел бежевого цвета теплый джемпер на пуговицах, и они вышли из номера. В ресторане было пусто, мерцал приглушенный свет. Они сели за столик, Рома подозвал официанта, тот принял заказ, и через несколько минут на столе стали появляться закуски и напитки. Они ели и тихо беседовали, наслаждаясь общением и отдыхом. Им было хорошо и этого было достаточно. Все то, что было до этого и то, что будет после этого не имело сейчас никакого значения. Рома рассказывал ей забавные истории из тех, что произошли в Севилье – рассказывал про своего шефа, про веселых "друзей - партнеров", и о чем он еще не успел рассказать ей из своей личной жизни за время их долгих бесед в сети и по телефону. Наташа молча слушала. Играла тихая музыка. Так как посетителей в ресторане не было, то и музыканты испарились куда-то - эстрада была пуста. Официант объяснил им, что музыканты появятся завтра, когда людей будет больше. Выпив немного вина, они совсем разомлели, усталость пути, и напряженность долгих ожиданий брала свое. От тепла и вина Наташины щеки покрылись ярким румянцем, и теперь, в приглушенном полумраке ресторана, она выглядела еще красивее. Рома любовался ею, ему было все труднее отвести от нее взгляд. Справившись, не хочет ли она чего-нибудь еще и, получив отрицательный ответ, Рома подозвал официанта, расплатился и они покинули ресторан, предусмотрительно взяв бутылку вина с собой. 

 

 

ГЛАВА VII. Ночь на двоих

 

 

Эта ночь запомнится им обоим на всю жизнь. Всадник в белых одеждах вновь замаячил у Наташи перед глазами, но теперь он не звал ее уже, громко крича, - Герд-а-а-а, а смотрел на нее полными ласки и нежности глазами. А девушка в темно-голубой майке все чаще появлялась перед глазами у Ромы, словно напоминая ему всю историю их отношений. Зайдя в комнату, они, разувшись и скинув верхнюю одежду, устало забрались на кровати и сели, облокотившись на спинки. Рома улыбался.

- Ох, ну и устала же я, а ты что смеешься? - спросила с улыбкой Наташа, удивленно приподняв  брови.

- Ничего, - улыбаясь отвечал он ей, - крутую девушку вспомнил в т майке и с руками на боках.

- И как она тебе? - подхватила Наташа.

- Ты знаешь, совсем не то, что я ожидал, - ответил Рома, - она оказалась намного лучше того, на что я надеялся. Она оказалась такой, какой я ее себе даже не мог и представить, - признался он, - я сдаюсь, - и он поднял руки вверх.

- Поцелуй меня, - попросила Наташа, подставив щеку. Рома посмотрел ей в глаза, обнял, пригнулся и чмокнул в кокетливо подставленную щечку. Он стал целовать ее еще и еще, - ее глаза, волосы шею, плечи, словно соскучившись по всему этому, и так, будто это наполняло его легкие кислородом. Он не мог оторваться. Он дышал, дышал ею, а она дышала им. И дыхание это было похоже на дыхание тех, кто долго испытывал потребность в воздухе, и теперь все никак не могли вдоволь надышаться. Он повернул ее послушное лицо к себе, их губы слились в крепком, уносящим их в бескрайние просторы космоса поцелуе. Земля ушла из под ног, они парили в небесах, а потом оба почувствовали как их завертело, закрутило в бесконечной небесной воронке, затягивая все дальше и дальше… Мир перестал существовать. Мир отступил. Вокруг, в прошлом и будущем не было больше ничего, кроме них двоих. Мир вокруг сомкнулся и уплотнился вокруг них, а они не могли оторваться друг от друга, наверстывая долгие дни и месяцы ожидания этого мгновения. 

- Наконец-то, - прошептала Наташа еле слышно, нежно поглаживая Рому по голове и лицу, а Рома вспомнил, как она однажды говорила ему, что ее самая эрогенная зона - это шея, и, долго не раздумывая, принялся проверять этот факт на деле. Это оказалось полнейшей правдой, и, если бы Наташа могла таять, то она, наверное, растаяла бы сейчас вся без остатка, а на ее месте образовалась бы мокрая лужица. Наташа была из породы тех женщин, в классическом понимании этого слова, которые, как это и положено, предпочитают нежность в обращении и ласках со стороны мужчины, а не из тех, кому доставляет удовольствие грубость, причинение боли и другие экстремальные опыты в момент близости. Эта ее особенность была вполне созвучна желаниям и принципам Ромы, и здесь между ними была полнейшая гармония желаний и предпочтений. 

       

Однако сколь прекрасна и долга не была бы прелюдия, какой бы сказочной она не была, она обязана уступить место терпеливо ожидавшим своей очереди следующим закономерным «фазам» ночи на двоих.

       

Приняв по очереди душ и переодевшись, они стали укладываться спать. Наташа по-хозяйски расстелила постель и сделала это так, будто спать укладывались не двое, до сегодняшнего дня незнакомых и не встречавшихся друг с другом людей, а супруги со стажем. Рома, между тем, внимательно наблюдал за ней, за ее ловкими движениями. Все это нравилось ему все больше и больше. В нем стало просыпаться природное желание семейного уюта и домашнего очага, которое он давно не испытывал. Можно даже сказать, что до этого момента он желания такого не испытывал никогда. Видно было, что Наташа хорошая хозяйка, и мысль о том, что с такой женщиной он разделил бы остаток своей жизни, напрашивалась сама собой, он был бы даже счастлив сделать это. Тем временем, все было готово ко сну, и они слоно два законных супруга деловито скрылись под одеялами. 

      
Ночь была нежна, ночь была долга, ночь была наполнена страстью, любовью и горячими ласками. Наташа не сдерживала себя ни в чем, и Рома позволял ей делать все, что ей хотелось. Он изучал - все больше на ощупь ее горячее и нежное тело, его изгибы и выпуклости, постепенно знакомясь с ними и привыкая к ним. А она в свою очередь позволяла ему делать все, что ему хотелось, и при этом ни один из них не думал о себе и своем удовольствии, а все их действия и помыслы были наполнены деликатным и трепетным отношением к партнеру. Оба думали, прежде всего, о том, как доставить удовольствие партнеру, а не получить его, и эти накатывающиеся волны их устремлений схлестывались и вздымали верх, образовывая вихри страстей, а разлетающиеся во все стороны брызги освещали ночь, усыпая ее ярким огненным покрывалом из звезд. Эта ночь была из тех ночей, которые запоминаются навсегда своей полнотой и завершенностью. Никто из двоих не просил и не делал признаний в любви. Оба понимали, что признания в такую ночь не делаются.

- Скажи, как ты? - вместо этого спрашивала Наташа в момент отдыха. Ей было все же любопытно узнать, что же чувствовал Рома, и не испортила ли она чем-то его впечатления о себе.

- Наташенька, милая, могла бы и не спрашивать, - тихо отвечал ей Рома, - мне с тобой очень хорошо, ты даже не представляешь как, - он никак не мог найти нужных слов, потому что порой чувства бывают такими сильными и яркими, что их бывает трудно выразить словами.  

- А мне с тобой, и ты напрасно наговаривал на себя, я скажу тебе потом одну вещь, которая тебя очень удивит.

- Значит, я все-таки супер приехал! - смеясь, хвастливо воскликнул Рома.

- О да, еще как супер, теперь уже полнейший супер, - тоже смеялась Наташа. Да уж, теперь уже настоящий супер, и откуда только ты это слово взял?

- Не знаю даже, - продолжал смеяться Рома, - случайно пришло в голову, но мне понравилось. Сейчас это слово на слуху, его часто повторяют по телевизору, радио, в фильмах.

- Ну ладно, ладно, знаю, ты у нас муравьишка-хвастунишка, это я знаю, - тихо шептала, улыбаясь ему Наташа.

- Муравьишка так муравьишка, пусть буду муравьишка, раз тебе так хочется. Чего не сделаешь ради любимой, - и он многозначительно поднял вверх указательный палец. 

       

Была середина ночи. Оба почувствовали, что зверски проголодались.

- Я такая голодная, ты даже представить не можешь! - сказала вдруг Наташа.

- Почему не могу, очень даже представляю, потому что и сам зверски проголодался. А у нас ведь еще бутылка вина есть, не испанское правда, но тоже сойдет. А знаешь, давай-ка я схожу в ресторан и возьму нам что-нибудь поесть. 

- Сейчас же ночь, они давно закрыты, ты что! - воскликнула Наташа, театральным жестом прикрыв рот ладонью и широко раскрыв глаза.

- Закрыты, откроем, «не первый раз замужем». Куда они денутся, я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться, - повторил Рома крылатую фразу из знаменитого фильма, и начал одеваться.

- Ох-ох, какие мы грозные! - подколола его Наташа, - ладно, я жду тебя, кормилец ты мой. Только не задерживайся, мне будет скучно одной. И предложение свое делай как можно короче, не демагогничай там и права уж очень не качай! - напутствовала она его, войдя в роль и провожая его до двери. 

- Не беспокойся, оно будет лаконичным, но вполне доходчивым. Я не позволю, чтобы моя леди погибла от голода, - сказал твердым голосом Рома и направился в ресторан. 

       

Он хорошо знал, куда надо было идти. Заходить  в ресторан в это время суток надо было не с парадного входа и поднимать там шум, а идти прямиком к заднему выходу с кухни, где всегда остается кто-то из дежурных поваров готовить завтрак для отдыхающих и поддерживать огонь в печах. А там уже и делать свое предложение. Задняя дверь обычно всегда оставалась открытой. Он все так и сделал, а минут через пять вернулся в номер и сообщил своей леди, что все будет готово через полчаса.

- Ты просто волшебник, - радостно воскликнула леди.

- Я не волшебник, я только учусь, - нашелся Рома, поймав себя на мысли о том, что они перебрали в своих диалогах почти все знаменитые афоризмы-клише и крылатые фразы из известных произведений и фильмов.

 

Минут еще через тридцать с хвостиком перед ними на импровизированном столике из двух сдвинутых стульев лежали аккуратно упакованные в пластиковые коробочки разделанная жаренная курица, столичный салат, соленья, нарезанные помидоры и огурцы и хлеб, еще какая-то закуска и пара бокалов для вина. Они принялись энергично поглощать все это, запивая мелкими глотками красного вина.

- За тебя! - поднял бокал Рома.

- И за тебя! - ответила Наташа, расправляясь с куриной ножкой. В ночной тишине отчетливо раздался звон.., нет, на сей раз не хрусталя, но звон все же раздался. Они заговорщицки улыбнулись, одновременно пожав плечами, и продолжили свое важное занятие. Когда все было съедено, оба дружно потянулись, - что означало, что теперь можно жить дальше, - и пошли смывать с себя следы трапезы.

       

Остаток ночи прошел в рассказах Наташи о своей жизни, о ее взаимоотношениях с бывшим мужем. Видно было, что все это давно копилось в ней, и теперь она нашла, кому можно было выговориться. Она сидела на кровати, смотрела вперед и говорила, говорила, говорила. Говорила о том, как он несправедливо обошелся с ней, как обожгло ее его предательство; о том, что она никогда еще чувствовала того, что она почувствовала с Ромой, о том какие новые ощущения открылись ей в эту ночь и о многом другом. Рома лежал и слушал ее, не перебивая. Он понимал, что задавать ей какие-то встречные вопросы будет сейчас лишним, что надо дать ей выговориться до конца. И хотя ему и было чуточку обидно за то, что он лежит вот здесь, рядом, живой - они так долго ждали этого момента, и теперь тратить драгоценное время на разговоры. В действительности же, времени у них было не так уж и много. Но он хорошо понимал, что это важно для нее и не сопротивлялся. Понимал, что наболело. Наташа все продолжала говорить. Наконец, когда забрезжил рассвет, она устала говорить, откинулась на кровать и посмотрела на него, пытаясь прочесть в его глазах его реакцию на все то, что она только что сказала. Многое из того, что она рассказала, было похоже на жалобу. Да, она жаловалась, она жаловалась, почувствовав твердое мужское плечо рядом, что было вполне естественным. Рома молча обнял ее, прижал к себе и гладил по волосам. Взгляд его был обращен внутрь себя и он пока никак не мог сообразить, что же со всем этим делать, что сказать ей в ответ на столь пространный монолог, который охватил так много всего, и как ее утешить. Тогда, немного поразмыслив, он решил утешить ее традиционным способом, одарив ее вновь как можно более крепким поцелуем и ласками, а самому же быть уверенным в том, что рот ее теперь надежно закрыт. Успев уже немного привыкнуть друг к дружке, они стали более раскованными. Наташа все просила его говорить, комментировать все то, что он с ней делает. Поначалу ему это показалось странным, и, к тому же, отвлекало от столь важного сладостного занятия, но он все же выполнял ее просьбы, интуитивно понимая, что трезвому разуму сейчас не место. Они были вдвоем, они все делали вместе, и все у них получалось слитно. Наконец-то, порядком устав от столь бурной и необычной для обоих ночи, они лежали и молчали. Рома курил. Закурила и Наташа, хотя в обычной жизни она курила очень редко. Сон подкрался к ним незаметно. Оба заснули и спали безмятежным сном людей, получивших то, к чему они так долго стремились, и чего они так долго и страстно желали.  

    

Однако эта безмятежность продолжалась недолго. Раздался резкий телефонный звонок. Звенел мобильник Ромы. Рома приоткрыл слипшиеся глаза, взял телефон в руки, и посмотрел на часы. Было начало девятого. Телефон все звенел, а на экране высвечивалось имя звонившего - Джефри. «Надо же было этому придурку позвонить именно сейчас», - рассвирепел Рома, увидев эго имя. Джефри был бизнесменом из Чикаго, с которым незадолго до отъезда в Севилью, они договорились о крупных поставках гранул из Европы - сырья для производства целлофана. В тот день они провели переговоры с главой местной фирмы, которая была основным и давнишним поставщиком этого сырья в страну, где жил Рома. В результате этой сделки, всех ожидал большой куш, и Рома был в приподнятом настроении, так как лишние деньги могли теперь оказаться совсем даже не лишними. Рома уже строил планы своей следующей встречи с Наташей, намереваясь на сей раз пригласить ее к себе, и устроить ей несколько дней праздника. К тому же, близился новый год, и все можно было бы организовать в лучшем виде. Джефри звонил, чтобы выяснить, как продвигаются дела с перечислением денег за сырье. Сперва Рома хотел выговорить ему за то, что тот звонит в такую рань, но затем, быстро рассчитав разницу во времени между Питером и Чикаго, он понял, что в Чикаго сейчас вечер, и Джефри звонит вполне в подходящее для делового разговора время, так как в это время и Рома должен был начинать свой обычный рабочий день. Ну откуда же бедному Джефри было знать, что Рома находится совсем не работе, а лежит сейчас, еще окончательно не проснувшись, в объятиях своей долгожданной леди, что ему сейчас совсем не до сырья, а сами поставки, перечисление денег и прочие, намечавшиеся дела, были последним, о чем он сейчас думал!?

- Хай, Джефри! - Рома сразу перешел к делу, долго не выясняя как у того дела и не тратя времени на дежурные приветствия,  - я сейчас не дома, я в России, в Санкт-Петербурге. Дома буду на следующей неделе. По сырью все остается в силе. Несколько позже я еще раз созвонюсь с нашими партнерами и выясню, как у них продвигаются дела с перечислением денег, ОК? - выпалил Рома скороговоркой. Он обложил все так, и с учетом всего множества обстоятельств по делу, чтобы на этом и закончить разговор, избежав лишних вопросов со стороны американца. В трубке послышалось долгое молчание. Все дальнейшие вопросы по делу, которые могли возникнуть у Джефри, натыкались на уже данные Ромой ответы. Рома ждал. После непродолжительной паузы, он услышал то, что и ожидал услышать, - ОК! - ответил Джефри, довольный, что все пока остается в силе, что он получил ответы на свои вопросы, но раздосадованный тем, что не удалось поговорить так, как он мысленно планировал. Однако, надо отдать должное Роминой способности пресекать в случае необходимости лишние вопросы со стороны собеседников и не оставлять им шансов отреагировать как-то иначе, чем так, как это нужно было ему самому. Рома отключил телефон.

- Кто это был? - сладко потягиваясь, спросила сонным голосом Наташа.

- Джефри, - ответил ей Рома, залезая обратно под одеяло.

- Кто такой Джефри? 

Рома посмотрел на нее и улыбнулся. Ему нравилось Наташино любопытство и ее живое участие в его делах.

- Да никто, просто Джефри, бизнесмен один из Чикаго, - ответил Рома, обняв ее и прижавшись к ее горячему телу. Она игриво замурлыкала, тогда он прижал ее еще сильнее, она мурлыкнула опять. Нахлынувшая волна страсти вновь накрыла собой их сплетенные тела. Уже уносясь в бездну этой сладостной неги, Рома вспомнил про ее эрогенную зону - шею…

       

Такая личность как Джефри, заслуживает, однако, отдельного разговора. Это был тип человека, доселе неизвестный Роме, и еще раз подтверждающий правильность пословицы «век живи - век учись». Когда Рома смотрел на него, у него перед глазами почему-то всплывала ассоциация из его детских воспоминаний о посещениях зоопарка. Ему представлялась клетка, в которой Джефри стоял, ухватившись одной рукой за прут решетки, и разглядывал посетителей, строя им гримасы и что-то жуя, а в другой руке он держал бокал виски. На клетке висела табличка, на которой было написано «Джефри Североамериканский. Обитает в лесах Северной Америки. Занесен в Красную Книгу исчезающих видов». Джефри был ирландцем по происхождению. Спереди у него свисал огромнейший живот - желе, столь характерный для многих американцев, - один из его американских друзей постоянно подшучивал над ним, призывая всех обратить внимание на то, что в отличие от других людей задница у Джефри расположена впереди, - а лицом он  как две капли воды был похож на американского актера-комика Джима Керри. Можно даже сказать, что он был его точной копией вместе с мимикой, ужимками и гримасами. По началу, встретив его впервые в аэропорту, Рома смотрел на него и диву давался, насколько Джефри внешне похож на этого актера. Он недоуменно смотрел как тот, строя гримасы, философствовал о нюансах ведения бизнеса в Калифорнии, Майами с переходами на Аляску и прочие штаты. Рома молча слушал, ожидая, когда же все-таки тот перейдет к интересующим их делам. Он пытался определить, что это за человек, нарисовать для себя его личностный портрет и доложить потом при случае, стоит ли вообще говорить с ним о каких-либо делах. Рома часто составлял личностные портреты приезжавших горе-бизнесменов, и эти портреты почти всегда оказывались верными. Если он говорил, что не стоит иметь дело с неким дельцом, что тот просто болтун или дилетант в делах, то шеф, немного подумав, находил способ избавиться от того, и так, чтобы не обидеть рекомендовавшего его человека. Вот и Джефри говорил сейчас о государственных программах, о банках, о президентских ошибках и просчетах, даже о футболе и баскетболе, однако ничего из сказанного пока не касалось того, зачем он был приглашен. Роме была хорошо знакома подобная категория людей. Они были даже не бизнесменами, а посредниками со связями в определенных кругах, вплоть до правительственных и законодательных органов, а также в крупном и мелком бизнесе. Каким-то образам, заведя знакомства с нужными людьми, такие люди пользовались этими связями, пробивая различные законные и не очень поставки в обход правительственных постановлений в страны, куда эти поставки были запрещены. Естественно, наживались на этом и сами «высокие связи», а Джефри был из числа людей, которым они доверяли - посредником их совести. За определенную мзду, он мог организовать почти любую сделку на уровне коммерческих структур, в том числе принадлежавших крупным государственным чиновникам. Тем не менее, пока что он говорил одну лишь ерунду, и многое из того, о чем он говорил, было нереальным для осуществления там, где это нужно было руководству компании. Люди как Джефри любили много рассуждать, демонстрируя свои знания обо всем и вся в этом мире, но, как правило, когда доходило до дела, либо их предложения оказывались несущественными, либо они не были способны сделать то, о чем их просили. С такого типа горе-бизнесменами они уже сталкивались не раз, тратили на них огромные средства, обеспечивая их офисами для работы, и всей необходимой инфраструктурой, однако аппетит тех оказывался непомерен, и еще не приступив к делам, они уже требовали для себя почасовой оплаты, которую в совокупности не получал даже президент США. Было очень похоже на то, что и Джефри был тоже из категории таких людей. Однако лишь потом Рома понял истинную причину непрекращающейся болтовни Джефри, его столь пространного и неиссякаемого красноречия. Начиная с раннего утра и до позднего вечера Джефри опустошал один бокал виски за другим, не прекращая это занятие ни на минуту. Он пил виски так, как не пьют даже чай или кофе, как не пьют ни один другой напиток. Как только заканчивался один бокал, Джефри тут же заказывал следующий, и так без конца. Он не пьянел, нет, Рома никогда не видел его пьяным. Он употреблял виски словно воду или лекарство, без которого не мог уже жить. Единственное, чем это его занятие выдавало себя, было то, что он все время разговаривал, и чем больше он выпивал, тем разнообразнее становились темы его рассказов. Казалось, что даже если рядом не окажется никого, он все равно будет сидеть и разглагольствовать о бизнесе, анализировать биржевые сводки, критиковать недочеты правительства, при этом, совсем не слыша никого кроме себя. Повидавшему немало Роме подобный стиль употребления спиртного встречался впервые, и он удивленно смотрел, как Джефри заливает в свой и без того огромный живот бесконечные порции виски. Когда Роме приходилось проводить с ним время в гостинице в ожидании переговоров с той или иной коммерческой структурой, ему хотелось вставить в уши затычки, чтобы не слышать этого монотонного голоса, не замолкавшего ни на секунду. Но затем он просто-напросто перестал его слушать и сидел лишь, кивая головой, полностью занявшись своими собственными мыслями так, будто того и не было рядом. Джефри и не нужно было, чтобы его кто-то слушал или как-то реагировал на его реплики. Ему нужен был лишь человек, сидящий напротив, как раздражитель, как стимул для появления новых мыслей и идей для его монологов.       

Теперь же их связывало то обстоятельство, что они заключили контракт с закупщиками сырья, а Джефри пообещал организовать поставки продукта частично из Европы, и частично из Южной Кореи, заявив при этом, что для него это раз плюнуть и, что там у него связи на самом высоком уровне, вплоть до президентов! Верилось в это с трудом, однако механизм был уже запущен, и дело надо было доводить до конца.

      

На часах была половина одиннадцатого. Солнце светило во всю, отражаясь в комнате яркими бликами, слепило глаза сквозь щели жалюзей. Рома взглянул на Наташу. Она еще спала. «Ну и соня! - подумал он - нет, так не пойдет, надо ее будить. Не забыть бы напомнить ей, что солнце сегодня светит благодаря моему супер приезду». Встав с кровати, он накинул спортивную куртку и прошел в ванную комнату, стараясь все же не шуметь, давая Наташе поспать еще немного. Но, услышав шум льющейся воды, Наташа проснулась, потянулась, огляделась вокруг, и уже через секунду ее улыбающееся лицо заглянуло в ванную, где Рома в это время чистил зубы. 

- Тук-тук, к вам можно, сударь? - спросила она, с широкой улыбкой на лице и заспанными глазами.

- Заходите, сударыня, коли не шутите, - сказал Рома и втянул ее за руку в ванную.

- Ой, сударь, как вы грубы! - сделав обиженную гримасу продолжала веселиться Наташа.

Рома обнял ее, держа в одной руке зубную щетку, а другой, прижав за талию.

- Сейчас я вам покажу, сударыня, что такое настоящая грубость, - сказал он густым басом, брызнул в нее водой и прильнул ртом к ее губам, измазав все ее лицо зубной пастой.

- Ой, как вкусно! - смеялась Наташа, моргая глазами, причмокивая языком и пробуя пасту на вкус, - какой вы плавда глубый, я зе н-е-е-зная девочка, - сказала она голосом ребенка и потерлась щекой о Ромину щеку.

- Тогда с добрым утром, доченька, - сказал Рома, - как спалось?

- Крепко, ты даже и не представляешь насколько, - ответила Наташа, сладко потягиваясь.

Рома только заметил, что на ней надета его рубашка - черная в серую полоску - его любимая сорочка. Рубашка эта была ему в пору и плотно облегала фигуру, но на Наташе она свисала до колен, делая ее забавной и действительно похожей на ребенка.

Рома улыбнулся, - А знаешь, тебе идет эта рубашка, сказал он, меря ее оценивающим взглядом с головы до ног.

- Мне так хорошо в ней, и она так пахнет тобой, - воскликнула Наташа

- Бери, дарю тебе ее на память, хоть это и моя любимая рубашка. Мне будет приятно подарить тебе свою любимую вещь, это будет даже символично, - произнес Рома.

- Ну, н-е-е-т, не удобно, засмущалась Наташа, как же я могу взять твою любимую вещь!? Я не могу, нет.

- Бери, бери, я не шучу, я прошу тебя, очень, мне это действительно будет приятно, прошу тебя милая, все, договорились?

- Ну, хорошо, спасибо тебе, Зомби, я повешу ее в шкафу, буду нюхать и вспоминать о тебе.

- ОК, отлично, спасибо, Наташенька, - Рома все еще разговаривал, смешно булькая пузырящейся пеной во рту, - я сейчас, малыш, две секунды и я освобожу тебе ванную, ОК?

- Не торопись, я пока пойду разберу вещи, - Наташа исчезла за дверью. 

Рома прекрасно помнил как он, будучи еще ребенком, тоже нюхал вещи отца, когда тот надолго уезжал на учебу в аспирантуру в город Пермь. Эта привычка перешла и к Роминому сыну. Он тоже по рассказам его бывшей жены нюхал оставшуюся Ромину одежду, когда уже сам Рома надолго уезжал на учебу за границу. Поэтому он с пониманием отнесся к тому, что говорила Наташа, и без сожаления распрощался со своей любимой рубашкой.

       

Весь следующий день они провели, ничего не делая, просто отдыхая и пребывая в состоянии, когда ничего вообще не хочется делать, а хочется лишь тихо ощущать приливы спокойствия и умиротворения, боясь вспугнуть их одним неосторожным словом или движением.

       

Сходили поплавать в бассейне. Наташа плавала, а Рома сидел на пластмассовой лежанке и наблюдал за ней. Стал подтягиваться народ. Они были уже не одни. Пузатые мужики с молоденькими любовницами, мамы со стайками детей, молодые парочки и прочий люд постепенно заполонил территорию кемпинга. Стало весело и суетно. Ничего особенного не происходило, да им ничего и не нужно было. Они вполне удовлетворялись тем спокойствием и безмятежностью, которые царили вокруг. После бассейна Наташа повезла Рому показывать свой дачный домик, где она отдыхала летом с детьми, и где они собирались порой компанией на праздники и выходные. Территория эта находилась минутах в двадцати езды от их кемпинга и была охраняемой. Наташа приветливо поздоровалась с молодым парнем-узбеком, стоявшим охранником на въезде, назвав того по имени. Тот широко заулыбался, также широко раскрыл ворота, и они въехали вовнутрь. За исключением небольшого озерка, на берегу которого располагалась эта территория с дачными домиками, там не было ничего примечательного. Сами же домики представляли собой деревянные одноэтажные строения с треугольными крышами, внутри которых помещалась лишь пара кроватей и полочки для вещей. Можно сказать, что это были большие деревянные палатки, рассчитанные на двух, от силы на трех человек. Видно было, что домики эти предназначались не для длительного отдыха, а для кратковременных, двух- трехдневных наездов. Внутреннее помещение Наташиного домика было в ужасно запущенном состоянии, - постели были не убраны, а по всей комнате были разбросаны игрушки, куклы, надувные крокодилы, спасательные круги, предметы летней детской одежды, и повсюду валялись мышиные какашки.

- Похоже, что вы спешно убегали отсюда. Неприятель наступал что ли? - спросил Рома.

- Да уж, разве дадут эти дети прибраться после себя!? Хочу приехать сюда под новый год вместе с ними, что бы помогли сделать генеральную уборку. Ну как тебе здесь вообще?

- Вполне нормально, отдохнуть можно парочку деньков, и озеро красивое. А это лодки там у вас? - поинтересовался Рома.  

- Да, здесь есть прокат лодок и водных велосипедов. Это для меня полное разорение. Не дай бог возьмешь им велосипед или лодку на час, так они оттуда целый день не вылезут. А мне отдуваться, -  смеясь, рассказала Наташа. Сейчас, я только немного приберу здесь, и поедем обратно, хорошо? 

- Да, ты не спеши, я тебе помогу, так будет быстрее. И Рома с усердием принялся за дело, - разбирать вещи, раскладывать их по местам, застилать постели.

- У тебя веник есть, я смету мышиные какашки? - спросил он.

- Где-то должен быть, если не украли, сейчас посмотрю, - сказала Наташа, - какой ужас, сколько же здесь мышей! - воскликнула она. 

- Мыши - это еще ничего, не страшно, лишь бы крыс не было, - деловито сказал Рома, - крыса - штука опасная, может и покусать, а мышки - они безобидные, шныряют туда-сюда, и сами дрожат от страха, - описал тоном знатока поведение мышей Рома.

- А ты у нас эксперт по грызунам, как я погляжу, - парировала Наташа.

- Ну да, - разве я тебе не говорил? Я же еще и биолог, и зоолог, и секретный ядерный физик, - продолжил шутливо хвастаться Рома.

- Да что ты говоришь! Ну, молодец тогда, давай дневник, я тебе пятерку нарисую! - повторила она свою шутку тоном педагога. 

- Ты, мать, веник давай лучше, а то какашки так и останутся валяться по комнате, - прервал ее педагогический порыв Рома.

Так, перебрасываясь иронично-шутливыми колкостями, они вскоре привели помещение в относительно «божеский» вид, и довольно огляделись вокруг. Комната стала теперь больше похожа на жилье, и они, крепко заперев дверь, благополучно покинули территорию дачного кемпинга, помахав на прощанье охраннику-узбеку.

       

Их второй вечер прошел аналогично первому. Ресторан, ужин, полная нежной страсти, любви и горячих ласок ночь…

       

На следующий день поутру они стали собираться в дорогу. Ехать до Питера им предстояло часа три. Вновь полил проливной дождь, и Роме стало жалко Наташу, которой предстояла долгая и однообразная езда за рулем по мокрой трассе. Они сговорились, что на полдороге сделают небольшой «привал», остановятся выпить по чашечке кофе в каком-нибудь из придорожных кафе или в той же чайхане.

Наташа позвонила своей знакомой и договорилась на счет гостиницы в Питере. Рома вспомнил про Джефри и набрал номер человека, ответственного за закупку сырья, чтобы справиться как продвигаются дела. На душе у него было почему-то неспокойно, но он отгонял всяческие недобрые предчувствия. Послышались гудки, затем раздался щелчок, послышались чьи-то громкие голоса, какой-то шорох и абонент на другом конце сотовой связи ответил, - Ало! Рома представился и, сославшись на утренний звонок Джефри, спросил, как обстоят дела с их контрактом и есть ли какие-нибудь сдвиги с перечислением денег? В трубке послышалось долгое молчание, затем взволнованный голос произнес, - Мы разорены! Кризис добрался и до нас, цены на сырье упали так низко, что наша фирма оказалась полным банкротом. Кроме того, мы сами оказались в должниках, и теперь на нас повис долг в два миллиона долларов! 

-  Вы же основной поставщик, разве государство не может поддержать вас? - резонно спросил Рома.

- Обычно мы так и работали, государство покрывало наши долги, выдавало нам транши для крупных закупок, а мы потом с ними расплачивались. Но в этот раз они не могут поддержать нас, они сами пребывают в растерянности, латают дыры как только могут, а я вынужден начать процесс ликвидации фирмы.

- А как же наш контракт, неустойки и прочие вытекающие отсюда последствия? - поинтересовался Рома, уже и сам оказавшись в растерянности, но, пока еще не осознав до конца всей тяжести ситуации.

- Придется им подождать. Надеюсь, что кризис надолго не затянется, а как только мы начнем работать вновь, и государство сможет предоставить нам долгосрочный транш, то сразу и приступим к выполнению этого контракта.

- Ладно, желаю удачи, вы держитесь там, - подбодрил собеседника Рома. Он знал, что фирма выкрутится, ей не дадут исчезнуть бесследно, ведь в ней были замешаны интересы многих людей, которые прекрасно понимали, что кризис рано или поздно закончится, и надо будет работать дальше. Кризис свирепствовал по миру вот уже больше года, но пока что он щадил, обходя стороной страну Ромы, и все думали, что так будет продолжаться и дальше. Плюс ко всему, государственные финансовые институты умело вели гибкую политику лавирования основными пакетами валют, в которых хранились главные государственные резервы. Разбив государственную казну на несколько частей, состоящих из разных валют, банки и фонды имели что-то вроде буфера, дававшего им возможность переключаться с одной валюты, которая начинала резко падать в цене, на другую, номинал которой в этот период так же резко возрастал. Таким образом, им удавалось компенсировать относительные потери из-за резко упавших на мировых рынках цен на стратегические энергетические ресурсы, и негативные воздействия кризиса были до сих пор относительно безболезненными для них. Однако известие о разорении фирмы-партнера по только что заключенному и многообещающему контракту стало для Ромы полной неожиданностью. Он думал о последствиях этого крайне нежелательного для него события для себя, для их организации, и о том, как теперь действовать, кому, что и как сообщать, потому что было предельно ясно, что сидеть и бездействовать, наслаждаясь отдыхом уже не получится. Надо срочно сообщать об инциденте, дабы хоть на время приостановить или предотвратить дальнейшие действия со стороны остальных игроков - участников контракта. Еще он понял, что новость эту он узнал первым. Ни шеф, ни Джефри пока ничего об этом не знали.      

       

Наташа посмотрела на него. Она слышала весь разговор, а Рома сидел задумчиво теперь, молча смотрел вперед и думал о чем-то своем. 

- Что случилось? - спросила она.

- Ничего особенного, - начал было Рома, но потом повернулся к ней и вкратце объяснил ситуацию уже твердым голосом делового человека, тщательно подбирая слова, чтобы не тратить время на лишние сантименты. Он моментально изменился в лице и в голосе, и Наташа это сразу заметила. Улыбка на ее лице разгладилась, настроение Ромы тут же передалось и ей, и теперь уже она тоже молча смотрела на бегущую под колеса дорогу с озабоченным выражением лица. 

- Не переживай, все наладится, никто же не умер, слава Богу, - только и могла тихо сказать она.

- Ты, пожалуйста, не отвлекайся, смотри на дорогу, а я сделаю пока пару звонков. Надо хоть как-то разгребать ситуацию, - задумчивым голосом попросил ее Рома, почесывая лоб, - сейчас, Наташенька, я кое с кем переговорю, и потом будем искать, где бы нам с тобой попить кофе, хорошо, милая? - смягчив тон, добавил он.

- Да, конечно, - ответила послушным голосом Наташа.

     

Дождь все лил и лил плотной завесой, дорога была мокрой, вода пузырилась на асфальте, стекая на обочины, и дальше пяти метров впереди ничего не было видно. Рома взглянул на телефон и вновь нажал кнопку вызова, предварительно выбрав Джефри из списка контактов. Новость Джефри воспринял спокойно. Он «варился» с самого начала в каше экономического кризиса, вот уже более года внезапно охватившего весь цивилизованный мир, и примерно что-то такое держал для себя в уме. Однако, в отличие от Джефри, Роме было обидно, что кризис ударил по ним тогда, когда до свершения сделки оставалось совсем немного, а все ее участники, в том числе и он сам, понесли существенные потери. Рома расстроился, рушились его ближайшие планы, но делать было нечего, надо было продолжать работать и жить дальше, и выкручиваться из ситуации. Он посмотрел на Наташу. Она молча и сосредоточенно вела машину, напряженно всматриваясь вперед. Про себя, похвалив ее за умелое вождение, и подумав о том, что умный человек умен во всем, даже в таких отнюдь не мелочах, он спросил, - Ты не устала еще? Я могу тебя сменить, если хочешь.

- Не-а, спасибо, я в порядке, отдыхай спокойно, мы скоро будем на месте. Рома сделал еще пару звонков. Сообщил о случившемся и шефу. Тот тоже особенно не расстроился, лишь спросил, когда он собирается возвращаться. Роме вообще импонировала манера шефа никогда не паниковать, всегда сохранять хладнокровие и оптимистичный дух, что, в итоге, всегда оправдывало себя. «М-да, от него многому надо еще учиться и учиться» - подумал он.

- Возвращаюсь завтра вечером. На работе буду послезавтра, - сообщил он шефу.

- Хорошо, - тот положил трубку.

 

Они въезжали в Питер. Рома смотрел по сторонам, созерцая сменявшие одна другую панорамы. Постепенно окраины сменились городскими пейзажами с характерными для Питера строениями, и после очередного поворота город предстал пред ним во всей своей красе. Роме нравился этот город. Ему нравились многие города и в каждом из них была своя неповторимая прелесть, но Питер был его любимым городом из всех городов, где он успел побывать. Он питал искреннюю симпатию к этому городу и, особенно, к его жителям, - в своем большинстве интересным, приятным и на удивление мягким и не по северному теплым людям. Еще минут через пятнадцать они были на месте. Въехали под арку в квадратный дворик. Наташа припарковала машину так, чтобы не мешать выезжать другим, стоявшим там автомобилям. Рома вышел из машины, разминая ноги.  Наташина машина белого цвета была совсем черной теперь из-за слоя грязи, покрывшего ее. Но сколько он не предлагал, не просил даже поехать сразу на мойку и отмыть машину от грязи, она уперлась, и ехать на мойку на отрез отказалась. «Вот упертая! - подумал Рома про себя - и впрямь «упряма как осел», - вспомнил он ее слова.

- Зачем еще время и деньги тратить на это? – приводила свои доводы Наташа, - все равно ведь дождь льет, и все запачкается снова.

- Поездим хоть немного как люди на чистой машине, ты и сама вся исмазалась пока вылезала из машины. Посмотри на свои джинсы, чумазая как черт, грязнуля, - увещевал ее Рома. 

- А ты уверен, что мы так уж много будем ездить? – кокетливо парировала она, с ухмылкой косясь на него вопросительным взглядом и покачивая головой. Тебе так хочется куда-то ездить? Не надоело вашему чистоплотному высочеству кататься? До Ромы дошла резонность ее хода мыслей. «И правда, куда нам еще ехать?» - подумал он, улыбаясь про себя, и вспомнив о более приятной перспективе вновь побыть вдвоем, наедине.

- Уговорили сударыня, признаюсь, вы абсолютно правы. Мне нравится ход ваших мыслей, мыслите вы верно, - сказал он и, шлепнув ее по попе, схватил чемоданы и устремился в парадную, тут же забыв о грязной машине.

- Ну и демагог вы, сударь, скажу я вам, - не успокаивалась подначивать его Наташа, еле поспевая за ним.

- Это я то демагог? Ничего, сейчас придем домой и я покажу вам какой я демагог, - не отставал от нее Рома, энергичными шагами преодолевая ступени.

- Ну-ну, буду ждать с нетерпением, будет интересно на это глянуть, вам ремень не нужен случайно? - все болтала Наташа, шагая за ним вприпрыжку через две ступени.

- Ремень для вас у меня и свой найдется, и даже кое-что посерьезнее. Сейчас, сейчас, только руки освобожу от чемоданов, и сразу примусь за ваше воспитание, сударыня, причем вплотную.

- Ой, как боязно нам, ой не пугайте, ну пожалуйста, я буду послушной девочкой, – кокетничала она в такт своим шагам.

Так, переговариваясь, они подошли к дверям. Звонок в дверь, дверь распахнулась и приветливая администраторша провела их вовнутрь. Она показала им, подготовленную для них комнату, взяла паспорта для оформления и скрылась из виду.

- Ну что, - спросил Рома, демонстративно вытаскивая ремень из петель брюк, - вам помочь или сами знаете, что надо делать и какое место подставлять для воспитания?

- Ой, как я устала и хочу спать, - ответила жалостливо Наташа. А давай примем душ, а потом уже решим, что делать и как меня, бедную девушку наказывать. А что мы будем  делать сегодня вообще? - поинтересовалась она уже серьезно, - чего бы тебе хотелось, как моему гостю? Я, как ты видишь, не очень хороший гид, но мы, например, можем просто прогуляться, поискать место для ужина или поехать куда-нибудь. Только скажи, куда бы ты хотел поехать и что посмотреть, если тебе хочется, - предложила ему Наташа. Рома подумал.

- Давай примем душ и отдохнем немного, - тебе самой надо отдохнуть после дороги. Если хочешь, поспи даже. Я могу заказать нам, что-нибудь легкое перекусить, еще очень рано для ужина, а вечерком выйдем и пройдемся пешочком – прогуляемся по городу, а заодно и место присмотрим, где можно поужинать. Машину сегодня выводить никуда уже не будем. Наездилась ты за эти дни, так что, отдыхай. Как тебе такой план? – предложил ей свою альтернативу Рома.

- План просто супер, так и сделаем, - ответила Наташа, - ой, я от тебя заразилась уже этим твоим «супер», - засмеялась она, скидывая с себя вещи и готовясь принимать душ.

- Ну, тогда я пошла, - сказала она и исчезла за дверью ванной комнаты. Зашумела вода. Рома огляделся. Комната ему понравилась. В дверь постучали. Это администраторша принесла их паспорта. Рома поблагодарил ее, вышел в холл оплатить за проживание и вернулся в номер. Ему и самому хотелось немного отдохнуть после дороги, и еще раз спокойно обдумать вновь открывшиеся обстоятельства. Вскоре из душа вернулась Наташа. Она все делала быстро и оперативно, не в пример другим женщинам, которые могут по два часа принимать душ, наводить усердно марафет, наносить с видом художника «боевую раскраску» на лицо, и проделывать еще много других, одним только им известных процедур. Ему вспомнилось, как говорил один его знакомый профессор – психиатр про таких женщин, - «Да ты только посмотри, у нее же на лице вся таблица Менделеева!».

- Молодчина, ты быстро, не заставила меня долго скучать, - поблагодарил ее Рома, поцеловав в щечку, - давай-ка и я тоже по-быстрому, и сразу к тебе. Когда он вышел из ванной, Наташа уже лежала на разобранной кровати, обмотавшись банным полотенцем, под которым, по всей видимости, больше ничего было. Такое развитие событий Роме показалось очень даже по душе, и он, недолго раздумывая, оказался рядом с ней, тут же ощутив приятный запах чистой свежести ее все еще влажных волос. Она смотрела на него и мягко улыбалась своими лучистыми глазами... "не говори мне слов, они здесь будут лишни". 

- Эх ты, Наташенька, Наташенька, - сказал он тихо, почти шепотом, погладив ее по волосам, она придвинулась к нему ближе …

Когда они проснулись, на улице уже стемнело. Не долго думая, они оделись и вышли на набережную Мойки, пересекли небольшой мостик через речку и вскоре оказались в бурлящем жизнью районе Питера возле одной из центральных станций метро. Наташа объясняла Роме, где они находятся, как называется то или иное место, стараясь хоть чем-то походить на гида, но у нее это получалось из рук вон плохо, чему она несказанно огорчалась, а Рома все успокаивал ее, - в конце концов, не группу туристов же обслуживала. Так, весело болтая и шутя, они подошли к какому-то ресторану, откуда раздавалась тихая музыка, и куда, то и дело заходили веселые компании и парочки.

- Ну вот, кажется, это как раз то, что нам нужно, - сказали они почти дуэтом и, смеясь, зашли в открытые двери. Порядочно проголодавшись после длительной прогулки, они заказали себе солидные порции риса и жареного картофеля с мелко рубленым мясом, взяли минеральной воды, соков и горячительных напитков. Теперь можно было расслабиться на всю катушку. Надо сказать, что в тот вечер Наташа пила крепкие напитки наравне с Ромой, и он с интересом наблюдал, как она залпом опустошала в себя очередную стопку водки, сам ничего, однако, ей не говоря. Он и так все прекрасно понимал, и сам ничуть не отставал от нее. Вокруг было шумно, но они не слышали никого, кроме себя. Темы их разговора менялись, плавно перетекая из одной в другую без остановки. От проделок детей до планов на будущее, от Наташиных взаимоотношений с отцом, которого она никак не могла найти до попыток Ромы помочь ей в поисках отца, подключив к этому все свои контакты; от ее конфликтов на работе до его рассказов о своих соседях, о том, какими они могут быть и хорошими, и невыносимыми порой, и так далее, и тому подобное. Разгорячившись, Наташа уже строила планы своего приезда к Роме сразу после новогоднего праздника, - Ничего страшного, - говорила она, - детей я придумаю с кем оставить и с работы отпрошусь на несколько дней. Меня заменят. Ничего с ними не случится. Я же их заменяю, когда меня просят об этом, пусть теперь заменят и меня, - рассуждала она. Рома ничуть не возражал, лишь поддакивал и кивал головой, однако самому не давала покоя вся та же тема нагрянувшего кризиса, который теперь рушил все его планы, в том числе касающиеся Наташи. Поэтому ничего определенного он ей ответить не мог, но она и не обращала на это никакого внимания, - все болтала и болтала о том, о сем. Наконец, устав от долгого сиденья и разговоров, они расплатились за ужин и вышли на улицу. У Наташи все время спадали джинсы, которые она то и дело подтягивала, как какой-то мальчишка-сорванец - ремень свой она забыла дома. Роме было смешно на это смотреть, и он исподтишка улыбался, слушая как она серьезно, как ей казалось, разглагольствует на разные темы, сама то и дело подтягивая вверх свои джинсы.

- Какая же я дура! Как я могла не надеть ремень! - все сетовала она, подтягивая раз за разом джинсы, - я даже и не знала, что я так похудела за последнее время, - недоуменно восклицала она.

- Наташенька, ты выглядишь на все сто, и мне нравится, что ты такая худая - «кожа да кости» прямо, - обнимая, теребил ее за волосы Рома, - а мне, кстати, нравятся худенькие и изящные женщины, так что ты сейчас будешь в самый раз.., хм, «толстая и усатая», - вспомнил он ее слова, - а что за проблема, вот как раз магазин женской одежды, и он открыт, кстати, давай-ка зайдем, выберем тебе ремень и ходи спокойно, зайдем? Однако, несмотря на все его увещевания, она почему-то заупрямилась вновь и наотрез отказалась покупать ремень без всяких на то причин. Рому это и смешило, и сильно удивляло одновременно. «Неужели она и впрямь до такой степени упертая? - спрашивал он себя – и что самое главное, никаких оснований для отказа я не вижу, ну и ну!» И он повторил свою просьбу. Но она также твердо стояла на своем. Уперлась и все, и шагала дальше своей походкой вприпрыжку, продолжая все время натягивать спадающие джинсы на талию. «Да уж, эта девка не фабричной, а ручной выделки» - смеясь думал он, глядя на нее.

- Ну, ты даешь! – только и мог сказать он, однако она выглядела так мило и забавно, что, смотря на нее, он все больше умилялся ее серьезному виду, и все больше проникался к ней чувством заботы и теплой нежности.

– Ну ладно мать, не хочешь как хочешь, бог с ним с ремнем, подтягивай свои джинсы и дальше! Мне это даже нравится, - нежно ущипнул ее за щеку Рома.

 

Чувство полной свободы нахлынуло на Наташу. Легкие ее наполнялись воздухом до последней клеточки, дышалось легко и свободно как никогда, она чувствовала неимоверную легкость. Ей, разгоряченной напитками, хотелось летать, танцевать, шалить и шуметь. Она не знала, что же ей делать со всей этой безмятежностью, которая сделала ее легкой как пушинка. Ей передалась Ромина спокойная уверенность в себе, - которая так часто действовала на людей, пробуждая в них давно забытые или спавшие доселе лихие инстинкты, - и она почувствовала себя уверенной как никогда, сильной и способной свернуть горы. Рома часто наблюдал, как даже слабые люди, немного побыв с ним, начинали совершать совсем «неслабые» поступки, обретя какую-то, доселе им самим неведанную уверенность в себе. Хотя сам Рома умел контролировать свои собственные эмоциональные порывы, однако люди не всегда могли справиться с этим, им начинало казаться, что они и впрямь супермены, что они всемогущие, и могут делать все, что только взбредет им в голову. Это зачастую заканчивалось печально и не в их пользу. Иллюзии рассеивались, а реальных сил в действительности оказывалось недостаточно, достойно ответить за свое поведение. И Рома старался быть осторожнее с такими людьми, соблюдать дистанцию и умеренность в отношениях и разговорах с ними. Но Наташа уже вошла в раж, а ему это только нравилось. Но он не знал еще, чем это все против него же обернется.

Тут она ни с того, ни с сего гордо сообщила, - А зато я могу свистеть, а ты,  можешь? Я в детстве громче всех свистела во дворе и все пацаны меня боялись.

- Ну и что, я тоже могу свистеть, - пробубнил Рома, даже не подозревая, что она имела ввиду.

- Ну, уж нет, ты никогда не сможешь свистнуть так, как я, - сказала она, - спорим? И не успели еще ее слова достичь Роминых ушей, как она вставила два пальца себе в рот, набрала побольше воздуха в легкие, и на всю улицу раздался такой немыслимо громкий, резкий и пронзительный свист - такой, громче которого Рома еще не слышал в своей жизни. Это был совершенно убийственный свист из категории свиста Соловья - разбойника, если бы тот действительно существовал. Это был какой-то все пронизывающий и парализующий свист. Рома, раскрыв рот, инстинктивно вдавил голову в плечи и закрыл уши руками оглушенный, только и успев сдавленно воскликнуть, - Ох-х, - а редкие прохожие тут же остановились и стали тревожно оглядываться по сторонам в поисках виновника этого громкого происшествия. Но Наташа уже шагала дальше как ни в чем ни бывало, подтягивая свои джинсы и невинно улыбаясь, и тоже оглядываясь по сторонам. А редкие прохожие видели лишь вполне респектабельную  пару, прогуливающуюся под ручку по широкому тротуару, разве что женщина время от времени как-то по-мальчишески подтягивала спадавшие с нее джинсы. Рома пребывал в шоке. Он был обескуражен и даже контужен в полном смысле этого слова. В ушах у него звенело, она что-то спрашивала, но он ее не слышал, а только видел, как шевелятся ее улыбающиеся губы и сверкают задорным светом глаза. Его пошатывало. «Да уж, за такой кошмар и я ее боялся бы» - только и смог подумать он, все еще недоуменно смотря на нее.

- Ты что! – воскликнул он как только вновь обрел способность разговаривать, - так же можно контуженным остаться! - он еле слышал самого себя. То, что она вытворила оказалось для него полной неожиданностью.

- Так то, - сказала, продолжая смеяться Наташа, - а хочешь, я могу и повторить, - и она опять вставила два пальца куда-то глубоко в рот, характерно сложила губы и сделала глубокий вздох - ей очень понравился эффект, который она произвела и, ну уж очень хотелось повторить этот трюк.

- О нет-нет, прошу тебя, только не это, очень прошу! Ты настоящий Соловей - разбойник. Нет, ты не Соловей, а Наташка - разбойник, это ужас какой-то, дай хоть в себя приду, у меня до сих пор в ушах звенит, - взмолился Рома.

- Ну что, сможешь так? – совсем уже по хулигански спросила Наташа, лихо подтягивая джинсы.

- Нет, вот так я не смогу, да и никто не сможет из тех, кого я знаю или когда-то знал, - ухмыляясь ответил ей Рома, - а как это у тебя получается, научишь меня? – попросил он ее.

- Ну, это мы посмотрим, это смотря как ты будешь себя вести. Могу ведь и как оружие использовать, если что, - продолжала смеяться над ним Наташа.

- О нет, только не это, я полностью твой, сдаюсь, я этого больше не вынесу, это слишком жестоко. А будешь еще свистеть, я пожалуюсь на тебя в Комитет против распространения и использования запрещенных видов оружия, и тебя запретят как Наташку- разбойника, хочешь? – они подходили ко входу во дворик с гостиницей. Прямо перед ними светились красочные огни ресторана «Берлога», находившегося рядом с их обиталищем.

- Может, зайдем? – спросил Рома - еще рано, мы могли бы посидеть немного, попить кофе, и все такое, что скажешь?

- Давай, я совсем не против, что нам делать в гостинице? – но тут она поправилась, хитро прищурив свои лучистые глаза, - если подумать, мы, конечно, нашли бы чем нам заняться «дома», но можно и посидеть немного.

Рома распахнул дверь «Берлоги», пропуская Наташу вперед. Прямо перед ними в небольшой прихожей в нише гардероба сидела гардеробщица, которая тут же поднялась, приветливо улыбаясь им. Но не успел Рома оставить Наташу одну, обратившись к гардеробщице с просьбой позвать администратора, как прямо у него за спиной вновь раздался лихой Наташин свист, который, к тому же, прозвучал теперь в закрытом помещении во сто крат громче. Рома опять инстинктивно пригнулся и закрыл руками уши, а гардеробщица вытаращила глаза, открыв рот от изумления. В зале за занавесью воцарилась тишина, и оттуда выбежал испуганный администратор, думая, наверное, что на их ресторан совершила набег банда батьки Махно. Наташа же опять стояла улыбалась  как ни в чем ни бывало, и смотрела на ошарашенных людей. Рома понял, что ситуация выходит из-под контроля, и надо что-то предпринимать. Быстро оценив все происходящее, он тихим, но убедительным тоном произнес спокойно и с улыбкой, - У девушки хорошее настроение, вот она и разгулялась, вы не обращайте внимания, лучше подыщите нам столик, мы хотели бы посидеть здесь немного! После этого он так же спокойно снял свою легкую дубленку, помог раздеться и Наташе и протянул вещи гардеробщице, – Не обращайте внимания, - повторил он умиротворяюще.

- Да-да, вы не обращайте на меня внимания, - согласилась Наташа веселым голосом, чуть пошатываясь и гордая тем, что ее защитник не растерялся и оказался на высоте. Администратор услужливо провел их в зал и указал на свободный столик у окна. В ресторане вновь стало шумно, инцидент был исчерпан, а на мини-сцене играла живая музыка.

В зале царил полумрак... Они сидели друг против друга, а на столе перед ними дымились чашки черного кофе, источая изысканный аромат. На сцене   тихо пела мелодичную песню певица, полусидя на высоком сценическом стульчике, свесив одну ногу, и уперевшись другой в специальную подножку. Наташа на минуту задумалась, повернулась к сцене и сидела так, наблюдая за певицей. Потом она повернулась к Роме и произнесла,  серьезно смотря ему в глаза. Хмеля в ее глазах как не бывало.

- Так как мы, сударь, сидим с вами друг против друга, находясь за столом переговоров, думаю, что нам следует обсудить некоторые весьма важные и не терпящие отлагательства вопросы – произнесла она, проникнувшись спокойным и величественным духом окружающей атмосферы.

- Так значит, вы, сударь, прибыли сюда покорять мое королевство!? – Наташа все также серьезно смотрела Роме в глаза, не отводя взгляда.

- Так точно, сударыня, вы все правильно поняли, - подхватил Рома без долгих раздумий ее настрой. Вести всяческие переговоры - был его конек, и он не раздумывая сразу же переключился на нужную волну, - мои войска стоят осадой у ворот вашей крепости, ультиматум передан вам моим послом, а сам я жду вашего решения, от которого будет зависеть, начнется ли штурм вашей крепости или нет, - развил тему Рома.

- Смею вам сообщить, сударь, что не вы первый предпринимаете поход на мое королевство. А мы всегда давали достойный отпор всем, посягнувшим на наш суверенитет.

- Я, со своей стороны, осмелюсь напомнить вам, ваше высочество, что войска мои и численностью значительно превосходят ваши, и редуты ваши порядочно поредели. Я же пришел к вам не как агрессор, а с предложением сложить оружие, капитулировать и стать частью моего королевства. Взамен я обещаю вам свое покровительство и защиту. Соответствующий договор уже составлен, он находится у моего министра заморских дел, и при вашем согласии будет передан вашей стороне. Затем ваш и мой министры обсудят нужные технические формальности, и мы с вами заверим сию грамоту своими высочайшими подписями с печатями. Подумайте. Даю вам на размышление ровно минуту, не больше.

Наташа, войдя в роль, серьезно смотрела немигающим взглядом Роме в глаза, а Рома любовался тем неземным светом, который все время так и струился из ее задумчиво прищуренных глаз. Любовался тем светом, что покорил его с самого первого взгляда. На душе у него было легко и спокойно.

- А вы знаете, ваше величество, я согласна, ибо не вижу никаких причин не согласиться с вашим предложением. Предложение сие достойно истинного рыцаря и великодушного правителя. Кроме того, я, прежде всего как женщина, должна заботиться о благополучии и безопасности моего народа, но доля моя как женщины требует еще и соблюдения моей личной чести и достоинства. Покровительство сие я приму, доверившись вам, и надеюсь, что вы оцените по достоинству мое решение, и отнесетесь к нему с полным уважением.

- Это мудрое решение, с вашей стороны. Я знал, что вы женщина мудрая и был уверен, что вы примите единственно правильное и разумное решение. Ваши личные честь и достоинство будут полностью соблюдены, ровно, как и будет обеспечена полная безопасность вашего народа, однако договор также предусматривает вашу личную покорность мне и заключение брачного союза, который скрепит и сделает неразрывными все достигнутые договоренности. Можете отнестись к этому как к политической необходимости, однако для меня будет еще и честью видеть вас своей законной супругой, проявлять заботу о вас и исполнять свой супружеский долг, оставив в сторону всякую политику. Мы должны обсудить еще и этот пункт вашей капитуляции.

- А что здесь обсуждать, я и на это согласна, - ответила сразу же Наташа, - с этого и надо было начинать, сударь. А то вы все - осада, войска и прочая дребедень. И не забывайте, что у меня есть грозное оружие, которое я вам уже продемонстрировала.

- О нет, только не это, - вспомнил с деланным испугом ее свист Рома, - будем считать, что мы сдались друг другу без боя и заключили мир на веки. Они подняли бокалы с шампанским, раздался звон хрусталя (теперь уже хрусталя), и рассмеялись дуэтом. Так, завуалировано, в шутливо-иносказательной форме они фактически определили и свои личные приоритеты, начертав, таким образом, каждый свою картину того, кем он хотел бы видеть своего визави в своей дальнейшей жизни. Можно сказать, что это было своеобразным, таким же спонтанным, как и все, что было до этого между ними, предложение руки и сердца, и согласие принять его. И это значило, что для себя они уже определились.

- Ты знаешь, мне так понравился этот наш разговор! – некоторое время подумав о чем-то, призналась Наташа.

- Ну, еще бы! – заполучить и защитника крепости, и законного супруга одновременно, - какой же королеве такое не понравится!?

- Вообще-то супруг и защитник – это одно и тоже, но хорошо, если вам угодно, сударь, пусть так и будет. А если честно, мне все это очень понравилось. Мне ужас как понравился этот разговор, и то, как он спонтанно, но к месту получился. Жаль я не могу писать, а то бы я описала эту ситуацию.

- Ничего страшного, я опишу ее за тебя и дам тебе прочесть потом. Я же обещал заботиться и помогать тебе. С этого и начнем, согласна?

- Да, я согласна, конечно, спасибо тебе, я буду ждать с нетерпением. Только не пиши, что я свистела, мне будет стыдно, - улыбнулась она.

- Ну уж нет! – возмутился Рома, - нет, это я обязательно напишу, при том в первую очередь с этого и начну, и опишу все до мельчайших подробностей. Без этого никак, еще чего! Чуть не лишила меня слуха, контузила, людей распугала, а теперь как невинная овечка говоришь «не пиши»? Не выйдет, милая, да и нужно же указать, что при заключении договора ты тоже обладала "современным оружием массового уничтожения", и что капитулировала ты только сугубо из политических соображений…

- Ладно, ладно, пиши если хочешь, - улыбалась Наташа, с нежностью смотря на него, - ну что, доблестный государь, пойдем уже может быть? Пора и долги свои исполнять. Не то народ взбунтуется, и тогда нам несдобровать. Роме очень нравилась ее всегда несколько смущенная милая улыбка. Он продолжал исподтишка посматривать на нее иногда, как и в день своего приезда, получая при этом массу удовольствия.

- Да, пора нам уже исполнять условия договора, чтобы он не остался на словах, - согласился он, сделав серьезное выражение лица.

- Размечтался, у… - скорчила ему лицо Наташа, показав язык.

Они расплатились, взяли вещи в гардеробе. Гардеробщица с подозрением оглядела их и протянула верхнюю одежду. Наташа быстро надела куртку, привычным движением засунула руки в карманы и молча зашагала к выходу, опустив голову и не смотря гардеробщице в глаза. Хмель улетучивался, и ей было немного стыдно за свое недавнее лихое поведение. «Ничего, зато будет, что вспомнить», - успокаивала она себя.

 

Следующий день - день его отъезда выдался холодными и морозным. В воздухе стоял запах снега, однако самого снега не было в помине. Погода, как и везде в мире, изменилась здесь тоже. Этой зимой она была совсем не похожа на обычную питерскую погоду декабря. Снег еще не выпадал, но вместо этого беспрестанно лил дождь…

Рома проснулся рано, Наташа еще спала. Он вспомнил, что за эти дни он так и не подарил ничего особого ей на память, не сделал никакого подарка, и стал лихорадочно думать, как ему исправить эту оплошность. Хотя он был не очень силен в подарках для женщин, и никогда не умел этого делать, однако он все равно испытал облегчение от того, что до его отъезда в аэропорт оставалось еще целых полдня. Уж за это время даже он смог бы что-то придумать. «Главное внимание, - успокаивал он себя, - вот возьму и подарю ей свисток или еще лучше глушитель для рта, чтобы отвадить ее разбойничать» - улыбался он про себя. Он вспомнил, что вчера, когда он искал пункт обмена валют, чтобы обменять на рубли оставшиеся у него евро, он мельком видел один магазин неподалеку от гостиницы, который был похож на парфюмерный. «Вот туда я и направлюсь, пока она спит» - сказал он себе, и наскоро умывшись, стал одеваться. Возня в комнате разбудила Наташу, – Ты куда это собрался с утра пораньше? - спросила она, открывая заспанные глаза и кутаясь в одеяле. Рома подошел, погладил ее по волосам, чмокнул в щеку, - Я забыл маме взять что-нибудь ко дню рождения, - слукавил он, - ты спи еще, время у нас есть, а я пока прогуляюсь в магазин, здесь за углом, неподалеку. Видел вчера там что-то похожее на парфюмерию.

– Ты уверен, что хочешь пойти один? Я ведь тоже могу пойти с тобой и помочь тебе выбрать что-нибудь для твоей мамы.

- Нет-нет, в этом совсем нет необходимости. Ты отдыхай пока, а я минут через двадцать, не позже, вернусь, хорошо? Какая ты теплая! Я лучше пойду, а то мне захочется обратно под одеяло с тобой греться, - убедил ее, а заодно и себя Рома.

- Ну, ладно, - она улыбнулась ему мягкой улыбкой, а теплые, приятные волны сразу же заплескались о берег Роминого сердца. Он, чмокнув ее в щеку еще раз и поспешно вышел из номера.

Он долго ходил по большому парфюмерному салону, в сомнениях изучая великое множество всевозможных духов, теней, туш для ресниц, лосьонов и других атрибутов женского макияжа, пока к нему не подошла молоденькая продавщица и не поинтересовалась, может ли она ему чем-нибудь помочь. Обычно, Рома очень не любил навязчивых продавщиц и продавцов, мешавших рассматривать товар и услужливо следовавших по пятам покупателей. Это Рому сильно раздражало. Он считал, что продавцы не должны быть такими навязчивыми и надоедливыми, а делать все незаметно, находится все время где-то по близости и приходить на помощь только в случае необходимости. Многим покупателям хотелось сперва самим пройтись по магазину, самим изучить ряды товаров, обдумать, прикинуть, пощупать, попробовать товар «на вкус», образно говоря. И делать это под непрестанным взором продавца, стоящего все время над душой, было не совсем приятно. Тем не менее, на сей раз помощь молоденькой продавщицы пришлась весьма кстати. И вскоре, он уже выходил из магазина довольный своим выбором духов с символичным названием «Miracle», что в переводе означает «Чудо». А в воздухе уже кружили мелкие хлопья снега.

Когда он вернулся в гостиницу, Наташа все еще крепко спала. «Ну и соня, ну и соня!» - повторял про себя Рома, глядя на нее. «Интересно сколько же она проспит, если ее не разбудить? Кажется, она так и будет спать и спать, и не просыпаться» - приговаривал он про себя, снимая дубленку. 

 

- «Эй, соня, ну-ка хватит спать, вставать пора, не на курорте!» - хотелось громко крикнуть ему, но вместо этого он лишь тихо, на цыпочках, передвигался по комнате  стараясь не разбудить ее. Он так же бесшумно снял обувь и свитер, и присел на кровать рядом с ней. Было 11.00, и действительно, была пора просыпаться, учитывая то, что им еще предстоял путь в аэропорт. Он провел рукой по Наташиным волосам, молча смотря на нее. Она зашевелилась, приоткрыла один глаз, посмотрела на него и улыбнулась.

- Ну как, купил маме что-нибудь?

- Нет.

- Ой, а почему, зря ходил что ли? Не было ничего подходящего? - допытывалась она сонным голосом, по-прежнему смотря на него одним глазом.

- Да нет, маме я уже привозил духи из Америки, ей их надолго хватит, и еще кое-что приготовил ко дню рождения. Кстати, Новый Год на носу, а мы, возможно, не сможем увидеться, поэтому разреши, милая, на всякий случай поздравить тебя с Новым Годом сейчас, и подарить тебе вот это, - произнес он и торжественно вытащил из-за спины купленные для нее духи, упакованные в красного цвета коробочку, упакованную в такого же цвета небольшой бумажный пакетик с ручками.

- Ой, ты ходил мне духи покупать, хитрец, - сказала она, приподнявшись на кровати, чтобы обнять его, – спасибо тебе, милый, мне так приятно и стыдно, что я совсем не подумала о подарке для тебя, - продолжила она, про себя еще раз отметив его внимательность. Этот, хотя и досрочный подарок, оказался для нее действительно неожиданным и приятным сюрпризом.

- Это совсем не сюрприз, не думай, просто я понял, что тебя можно только так заставить проснуться, и придумал уважительную причину для этого.

- Ну что же, мне нравится эта причина, и название у них такое символичное, - Наташа звучно чмокнула его в щеку, поднялась с кровати и направилась в ванную, – и правда, уже поздно, нам скоро выезжать, - произнесла она, а в ее голосе послышались дрожащие печальные нотки, - я сейчас. Проголодалась я, честно говоря...

- Как раз и позавтракаем, - поддержал ее Рома, и вскоре они уже выходили из номера в зимнюю стужу. Увидев их дежурная расплылась в доброжелательной улыбке в предвкушении чаевых. Рома расплатился с ней, они попрощались пожелав ей счастливого Нового Года и вышли на заснеженные улицы Питера. Снег валил во всю, все больше и больше, а тротуары окрашивались в белый цвет.

"Лишь бы рейс не отменили" - подумали они одновременно, а в глубине их душ звучало - "Хоть бы его отменили!". Но оба отвергали эту мысль, так как это было бы совсем не кстати. За дни, что они провели вместе, у обоих накопилось достаточно дел, и задержка рейса сейчас могла только спутать все их планы. Как известно, всего хорошо в меру и свою меру они уже использовали сполна.

 

Походив еще немного, и найдя поблизости место, где можно было перекусить, они позавтракали, оседлали грязного Наташиного железного коня и двинулись в сторону аэропорта. Ехали медленно, времени до рейса было достаточно, однако, при такой погоде, в аэропорт, все же, лучше было   прибыть раньше. Оба больше молчали, иногда переглядываясь. Оба думали об одном и том же, поэтому говорить о чем-то не было смысла. Отступившие за эти дни тяжелые мысли вновь привычно завертелись в их головах, навалившись на них своей неизбежной повседневностью. Мысли, мысли о будущем, о прошедших днях... Каждый заглядывал вглубь себя, чтобы еще раз прочувствовать и проверить те ли чувства он испытывает, и как быть дальше с этими чувствами. Все это вместе, - и мысли, и чувства, и эмоции проносились в их головах со скоростью света, а вернее со скоростью мысли, которую еще никто точно не измерял, но которая, как известно, быстрее всех остальных известных скоростей…

В аэропорту было суетно и шумно. Предновогодние пассажиры прибывали и убывали, а Рома с Наташей сидели, прижавшись к друг к другу, на совмещенных в ряд мягких креслах у окна и наблюдали, как снег валил уже крупными хлопьями, образуя сугробы и застилая собой вечернее небо.

- Вот и к вам пришла зима, - произнес Рома задумчивым голосом.

- Да, сейчас завалит все дороги, а мне еще за детьми ехать, - отозвалась также задумчиво Наташа, - и поеду я уже одна, без тебя, - грустно добавила она в слух то, о чем подумала про себя.

- Наташа, поезжай-ка ты домой, не надо тебе дожидаться посадки, я вылечу, не беспокойся! На улице темнеет, и дороги будут завалены,– настаивал Рома, - как ты будешь одна в такую пургу добираться?

- Да ничего, доберусь как-нибудь, мне не впервой, не гони меня, пожалуйста, я все равно не уеду пока не объявят твою посадку. Да еще и погода может оказаться нелетной. Дай мне побыть с тобой напоследок еще немного и не ворчи, пожалуйста! – Наташа крепче прижалась к нему. 

Зная, какая она упрямая, и то, что все его попытки отправить ее домой окажутся тщетными, Рома смирился и прекратил это бесполезное занятие, но, наблюдая за тем, как снег валит за окном все сильнее, он не мог не беспокоиться. Он сходил в справочную, справился на счет рейса. Ему ответили, что все остается в силе, и скоро должна начаться посадка. По дороге обратно он зашел в буфет, взял им кое-что пожевать и вернулся к Наташе, которая тихо сидела теперь на кресле и покорно ждала его с полными грусти глазами. Он сел рядом и крепко обнял ее, чтобы погреть, а заодно и запомнить эти ощущения и свежий запах, исходивший от ее волос, который ему так нравился. Так они и сидели вдвоем, - молча, а закуски, купленные Ромой, так и остались нетронутыми до самой посадки.

Наконец-то объявили посадку на его рейс. Они поднялись и направились к стойке регистрации. Подошли туда и первые пассажиры, и вскоре, пройдя все необходимые формальности, они побрели к выходу на посадку. Остановившись перед дверью, еще раз посмотрели друг другу в глаза и крепко обнялись, ничего не говоря. Наташа тихо всхлипывала, пытаясь скрыть слезы. Рома молчал. Все было уже сказано и пересказано. Все было ясно без всяких слов…

Самолет набирал высоту, рассекая холодное пространство, пронзая иглой  темное небо. Рома сидел у иллюминатора и вглядывался в темноту. Стюардесса что-то спрашивала у него, но он ее не слышал. Душой и мыслями он находился там, на пассажирском сидении рядом с Наташей. Она вела машину, внимательно вглядываясь в дорогу, но периодически поворачивалась к нему, улыбалась и поглаживала его по щеке тыльной стороной ладони...

В Питере крупными пушистыми хлопьями падал на землю снег. Наташа ехала по заснеженной трассе одна, так, будто и не было этих нескольких необычайно счастливых дней, проведенных вместе, но душой и мыслями она находилась там, рядом с Ромой, смотрела на него, смеялась и периодически поглаживала его по щеке тыльной стороной ладони... Эти мысли грели ее. К горлу подкрадывался ком, но она усилием воли сдерживала его, не позволяя себе расслабляться до поры до времени. «Успеешь еще» - говорила она себе и еще крепче сжимала руль. Снег заметал все вокруг, а души обоих заметало холодящей пустотой. Не хотелось ни о чем больше думать, хотелось лишь встряхивать головой, чтобы убедиться, что все это не было сном…

 

 

ГЛАВА IX. В разлуке

 

  

Наташа забрала детей у родственницы и теперь лежала у себя в комнате и ждала звонка от Ромы. Она вновь представляла себе, как будет выглядеть их следующая встреча. А, посмотрев на нее со стороны, можно было видеть, как лежит на диване девушка и улыбается, а глаза ее подернуты невидимой мечтательной пеленой. По ее расчетам он должен был быть уже  дома.

 

Рома быстро покончил со всеми таможенными и пограничными формальностями, - благо в аэропорту он был частым гостем, и все его хорошо там знали, - зашел в Duty Free, купил себе сигарет и большую бутыль своего любимого Jack Daniels. Чувствовал, что она ему пригодится, когда он доберется до дома.

 

****

 

После его возвращения домой дела все никак не налаживались. Кризис отменил все намечающиеся сделки и поездки. Вдобавок ко всему, состояние здоровья Ромы резко ухудшилось. После сдачи всех анализов выяснилось, что у него обострилась болезнь одного из желудочно-кишечных органов, и ему надо было срочно лечиться. Однако шеф, узнав об этом, почему-то обрадовался, - он был в своем обычном амплуа, - и пообещал Роме, что сразу после Нового Года они поедут вместе в Ессентуки - подлечиться, попить минеральной водички, а заодно и отдохнуть после непростого года.

- А я как раз ищу себе попутчика, - радостно сообщил он, - потерпи малость, у нас будет много времени хорошенько отдохнуть и подлечиться.

Однако Рому такая перспектива не очень обрадовала, так как он прекрасно знал, что означало «отдохнуть с шефом». Он знал, что "отдохнуть" с ним не получится, так как тот, несмотря на свои годы, был человеком весьма энергичным и всегда находил какое-нибудь занятие для себя и своих спутников. Рома очень изменился после возвращения из Питера. Всем своим существом он по-прежнему находился там. Изменить это было уже не в его силах, и он ничего не мог с этим поделать. Он чувствовал, что именно там он нашел то - самое важное для себя, а все остальное было второстепенным. Работа не спорилась, да еще и Наташа сидела на чемоданах в ожидании, когда же он даст добро на ее приезд. Однако за время его отсутствия у него накопилось столько дел, что теперь ему приходилось работать все дни напролет, в любой момент ожидая ночного звонка - команды на встречу каких-то важных гостей или на срочный выезд в очередную страну. Именно поэтому он не мог рисковать, вызывая ее в такой ситуации, так как нельзя было исключить, что пока она будет находится в полете, он сам куда-то срочно уедет, не сумев предупредить ее, и тогда встретить ее окажется некому. Все могло измениться в доли секунды, а свой лимит на свидания с "любимыми женщинами" он уже исчерпал. Она все спрашивала, - Когда, ну, кода  же, наконец? А он не мог ничего ей ответить. Это его очень тревожило, и от этого состояние его здоровья только ухудшалось. В результате он приходил домой совсем разбитый, а впереди не маячило ни малейшего проблеска света. Они много разговаривали по телефону - так они чувствовали, что они по прежнему вместе, и в результате им обоим приходили сотенные, а то и тысячные счета за переговоры. Оба изнемогали от нетерпения.

- Знаешь, я каждый раз подхожу к шкафу, открываю его, и оттуда исходит твой запах, представляешь? Твоя рубашка по-прежнему так пахнет тобой! А я как маленькая нюхаю ее украдкой. Дети увидят чего доброго и скажут "у мамы совсем крыша поехала".

- А я перечитывал всю нашу переписку. Ну и дали жару мы с тобой! Ни конца, ни края. Можно целую повесть написать. Ты случайно не помнишь, когда мы начали переписываться? 

- Помню, в прошлом апреле. Скоро год как. А те розы, что ты мне подарил, я посадила в нашем саду, во дворике. Они так хорошо прижились! К лету расцветут…

       

За короткое время Рома успел слетать в Болгарию на пару дней, и не успев вернуться оттуда, сразу в Турцию. Но путь его в обе эти страны лежал совсем не через Питер. Он дошел до того, что сдружился с представителями шведских деловых кругов, предложив им пару долгосрочных проектов, в рамках которых можно было наладить мост регулярных поездок в Швецию, а по дороге заезжать и в Питер. Он даже подумывал о том, что в Питере можно было бы открыть офис для работы со скандинавскими странами и предложить эту идею руководству, но под это дело нужна была хорошая финансовая основа. Придумать форму взаимовыгодного сотрудничества было несложно, однако шведы никак не хотели идти на более тесное сотрудничество. Они были дотошно расчетливыми, и пока что дальше пустых переговоров дело не двигалось. «Ничего, я их добью, я упрямый, дайте только срок» - думал Рома, почти всегда добивавшийся того, за что брался всерьез.

       

Близился Новый Год, предновогодний ажиотаж и суета заполнили окружающую атмосферу, впрочем, как это всегда и бывает, но настроение у обоих было совсем не новогодним. Обоим было абсолютно безразлично все то, что происходило вокруг. «Вот так - думал Рома - так тебе и надо,  начинается то, чего ты так боялся». Но он быстро отбрасывал эти мысли от себя подальше, чтобы следующим этапом не пожалеть чего доброго обо всем.  

       

К Новому Году нервозность достигла своего апогея, новогоднего настроения как не было, так и не было, а в голосе Наташи уже начинали слышатся печальные нотки разочарования. Не было уже той прыткости, того задора, что сквозили раньше в каждом ее слове. Чувствовалось, что человек выдохся, человек перегорел. Реальность жестоко брала свое, отвоевывая шаг за шагом все то, что они так долго строили, мчась сломя голову под парусами надежды и любви. Да и у Ромы на душе кошки скребли ничуть не меньше. Мысли метались из стороны в сторону, но натыкались лишь на непреодолимые "бетонные" стены своей невоплотимости. Он стал срываться и попусту ревновать Наташу, обрушиваться на нее с упреками, когда она где-то задерживалась или же когда он не знал, где она находилась. Раньше с ним такого не случалось. Он ненавидел себя за это, старался держать себя в руках, но у него плохо это получалось. Он буквально терял голову - «Да что же это со мной, надо взять себя в руки!» - повторял он себе, однако сам разгорался все больше и больше.

- Ты сильно изменилась.

- Нет, я такая же, как и была.

- А где та Наташа, которую я знал, полюбил и которая била себя в грудь кулаками, доказывая, что «главное знать, что мы вместе», и еще много чего говорила? Где? Нет той Наташи. Я ее потерял.

- Как ты можешь так говорить? Это же я - твой малыш, и ты такое говоришь мне? - она плакала.

Рома перестал отвечать на ее звонки, уже не в состоянии выдерживать осознание невозможности дальнейших отношений… Наташа звонила беспрестанно, через каждые 5-10 минут, но он не отвечал, при этом, испытывая то, что трудно передать словами. Так продолжалось три дня. Но на четвертый день он не выдержал и ответил на ее звонок.

- Да!

- Что же ты делаешь? Что же ты делаешь с нами? Почему, ответь? Все стало черным для меня! - она почти кричала от душивших ее слез.

- Наташа, мне плохо, я себя плохо чувствую, нет больше сил. Я не могу разговаривать с тобой. От этого мне становится еще хуже.

- Да? Ну, хорошо, не разговаривай, лишь бы тебе было хорошо, - тихо и задумчиво отвечала ему она подавленным голосом смирившегося со своей участью человека.

Рому мучили ночные кошмары, мысли его буквально впитывались в подушку, на которой он спал, и она была насквозь пропитана этими его кошмарами, мучившими и не дававшими ему спать по ночам. Однако, немного придя в себя, он позвонил Наташе сам. Поначалу, разговор их состоял, в основном, из молчания, однако постепенно, незаметно для самих себя они вновь вошли в прежнее русло своего привычного общения, и вновь стали непринужденно болтать о том, о сем.

 

Несмотря на это, Рома не переставал чувствовать себя каким-то подавленным и больным, как-будто внутри него тлела неизвестная болезнь,  сжигая его и не давая ему покоя. Он перестал спать по ночам вообще, а если и ложился, то не снимал с себя одежду - в чем был, в том и спал. Раздражение его перешло и на коллег. Он стал без особой причины нервно срываться на тех, с которыми до этого у него были вполне нормальные дружеские отношения. Однако коллеги лишь молча терпели и всячески пытались его успокоить и утихомирить, потому что знали, что разъяренный Зомби - это страшно. Он метался. Очень хотелось повидать Наташу. Он безмерно тосковал по ней, тосковал по ее улыбке, по запаху ее волос и, особенно, по ее глазам. Ему не хватало воздуха и очень хотелось хоть как-то сдвинуть их отношения с мертвой точки, приведя их хоть к какому-нибудь логическому завершению. Но, к сожалению, для этого по-прежнему не было никаких реальных предпосылок. Он готов был сделать все для этого, но не видел пока ни крошечного признака этого «всего». Чтобы изменить свою жизнь кардинально, так, чтобы быть в состоянии осуществить уже долго маячивший в голове грандиозный проект счастливого воссоединения, требовались годы, и манны небесной ему никто не обещал. С другой стороны, положа руку на сердце, надо было признать, что если у него в жизни все было бы так хорошо, разве у него было бы лишнее время на то, чтобы разбираться с тем, кто и как стоит на фотографиях?

       

Наташа же сникла, ее повседневная жизнь забирала ее всю, не оставляя ничего в остатке - работа, все растущие домашние заботы и хлопоты уже не оставляли ей столько времени для мечтаний и мыслей о своем личном будущем. Однако тлеющие угольки надежды все еще теплилась в ней, а они, как известно, умирают последними. А пока что Наташа, совсем недавно такая близкая, куда-то отдалялась от Ромы. Иллюзии рассеивались, уступая место холодной действительности. Он кипел. Он не мог даже подумать, что много лет тихо спавшие в нем чувства могут начать вдруг так грозно и бесконтрольно вырываться наружу, словно из жерла проснувшегося вулкана, сжигая его самого кипящей лавой и осыпая пеплом все вокруг. Он чах. Он медленно сходил с ума.

      

 

ГЛАВА X. И снова Питер

 

 

Вскоре после нового года, Роме позвонил шеф. Справившись как его дела и самочувствие, он сообщил, что на днях приезжает господин Стойкович из Сербии. Тот сумел таки найти какие-то подходы к шведским деловым кругам, и они вместе должны были слетать на днях в Швецию. Но самым интересным и неожиданным было то, что лететь они должны через Санкт-Петербург, так как у Стойковича была назначена там короткая деловая встреча. Надо сказать, что Любомир Стойкович - сам по себе простой и симпатичный человек, был очень влиятельным в Европе бизнесменом. В деловых кругах с ним считались, к его мнению прислушивались, и то, что он согласился посодействовать в налаживании контактов со шведами, которые имели большой опыт в работе с различными синтетической продукцией, было большой удачей - это был шанс, упустить который было нельзя. Кроме того, брат господина Стойковича был совладельцем международной сети заводов по производству резины для покрышек, у него был свой «Гольфстрим» - частный джет бизнес-класса, а сам Стойкович частенько им пользовался, прилетая к ним на частном самолете в любое время, без оглядки на установленное расписание полетов. И теперь, когда они должны были лететь в Швецию на самолете Стойковича, рассчитать время прилета и отлета из Санкт-Петербурга никак не получалось. Рома понимал, что времени для встречи с Наташей в Питере, учитывая важность поездки, у него может и не оказаться, но, в конце концов, решил, что все будет зависеть от того, как долго господин Стойкович задержится там. Шеф и сам не любил где-то задерживаться, если все дела были завершены, и вряд ли задержался бы хоть на минуту в Питере, если бы не дела господина Стойковича. Поэтому Рома заранее не сообщил ничего Наташе, а решил, что если дела выгорят так, что у него останется пару часов свободного времени, то он сделает ей приятный сюрприз.

       

Стойкович прилетел ровно через два дня, Рома с шефом ждали его в аэропорту, и как только им сообщили, что «Гольфстрим» осуществил посадку, они проследовали на борт. Их встретила учтивая, миловидная стюардесса - сербка. Сам Стойкович стоял с распростертыми объятьями у входа в салон мини-лайнера. Шеф поднял обе руки высоко вверх в знак приветствия. Тепло поприветствовав друг друга, они расселись по креслам. Стойкович дал команду на взлет, улыбающаяся стюардесса принесла напитки, и мощная машина, коротко разбежавшись, взмыла в небеса. Шеф со Стойковичем сразу же принялись обсуждать дела. Они негромко беседовали, а Рома, сидя напротив них, напряженно пытался расслышать хоть что-нибудь, что могло бы прояснить график их полета и длительность пребывания в Питере. Так как со слухом у него было все отлично, - он обладал абсолютным музыкальным слухом и мог расслышать даже писк мыши в дальней комнате или то, о чем тихо шепчутся люди, даже не подозревая, что их могут слышать, - он улавливал каждое их слово. Сама поездка и то, что должно происходить в Швеции его мало интересовало. Он уже знал, что за исключением некоторых организационных моментов, все будет так же, как это было всегда, по давно наработанной схеме. Все документы были подготовлены, а если вдруг понадобится что-то еще, то он быстро состряпает все, что надо уже на месте. Однако разговор пока никак не касался графика поездки. «Все равно, рано или поздно все станет известно, что я так напрягаюсь?» - подумал он про себя, и стал искать чем еще можно занять себя на борту.

 

Стойкович был заядлым коллекционером и коллекционировал старинные и редкие монеты, марки, атрибутику ушедших с политической авансцены государств - одним словом все, что могло составлять хоть какую-то коллекционную ценность. Теперь же, с развалом Советского Союза, Югославии, Германии и появлением множества новых признанных и непризнанных государств, коллекционирование получило новый мощный импульс к оживлению. Рома со Стойковичем часто прогуливались по городу, когда тот приезжал в гости - по местам, где собирались коллекционеры и продавцы раритетов, где продавалась атрибутика бывшего СССР, и где можно было раздобыть очень интересные экспонаты - марки и денежные знаки таких государств, которых не существовало вообще или же тех, которые просуществовали всего несколько дней, но успели при этом «нарисовать» собственные казначейские знаки. Рома припас две редкие марки одного весьма интересного и до сих пор непризнанного мировым сообществом «государства», и теперь, подождав, когда они с шефом закончат обсуждать дела, торжественно вручил сербскому партнеру эти марки. Многие слышали, что это непризнанное «государство» выпустило в обращение собственные почтовые марки, однако никто их пока воочию не видел. Стойкович несказанно обрадовался, рассыпался в благодарностях, все вертел подарок в руках, нацепив специальные очки на нос. Но чуть погодя, он с серьезным видом выдал свое «экспертное» заключение, сообщив, что это подделка и марки фальшивые. Стойкович был довольно симпатичным мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой, очень спокойный, рассудительный, и Рома ему искренне симпатизировал в отличие от других своих партнеров - о некоторых из них он без раздражения даже вспомнить не мог. Стойкович продолжал увлечено изучать марки. Он вертел их в руках, щупал и пробовал, чуть ли не на вкус. Достал из внутреннего кармана пиджака лупу и, прищурившись, что-то там высматривал. Шеф не проявлял никакого интереса к занятию Стойковича, только иронично ухмылялся и кивал на него Роме - мол, свихнулся совсем мужик. Чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не покрутить еще и пальцем у виска.  

- Вы что забыли, какого государства это марки, что удивляетесь тому, что они фальшивые? Конечно же фальшивые, какими же еще они должны быть? Это государство до сих пор не признанно никем, и вряд ли будет когда-либо признанно. То, что они выпустили свои марки - большая глупость. Сами еле концы с концами сводят! Я думаю это не что иное, как неудавшийся политпиар и пускание пыли в глаза, вот и все, - напомнил Стойковичу Рома, - но сами марки для коллекции сохранить можно, -  история как-никак. Я даже думаю, что именно то, что они фальшивые, и составляет их истинную ценность, и я уверен, что  в Европе они вызовут живой интерес коллекционеров, так что у вас есть шанс неплохо поживиться, - рассмеялся Рома, повернув фальшивость марок на пользу Стойковича.

- Ах да, я же совсем забыл, чьи это марки, - рассмеялся в ответ Любомир, - да, точно, я могу их хорошо перепродать или обменять на что-то другое ценное. Не все смогут отличить их от настоящих, спасибо тебе еще раз, - он протянул Роме пять и тот торжественно пожал его руку.

- Если соберетесь продавать, то я в доле - в шутку предупредил его Рома.

Все рассмеялись. Лететь до Питера оставалось 30 минут. Появилась улыбающаяся стюардесса, убрала все со стола и попросила всех подготовиться к посадке. Рома инстинктивно схватился за телефон, руки его горели. «М-да.., нервишки ни к черту», - подумалось ему.

       

Наконец, когда самолет начал снижаться, господин Стойкович сообщил, что встреча его произойдет прямо в аэропорту и займет от силы час или два, и что Рома с шефом могут остаться в самолете или же отдохнуть в зале  для пассажиров VIP. Они решили покинуть борт все вместе, а Рома достал телефон и нажал на кнопку вызова Наташи, предварительно отойдя в другой конец салона. Послышались гудки, однако телефон не брали. Рома подождал еще немного, но никто так и не ответил. Тогда он быстро  настрочил Наташе смску, - «Я в Пулково транзитом, лечу в Швецию. Буду здесь час - полтора. Извини, что заранее не сообщил - хотел сделать сюрприз и встретиться с тобой, но, к сожалению, на сей раз не получится. С места в карьер не срывайся, все равно не успеешь» - и нажал на «отправить». Смска разлетелась на маленькие цифровые кусочки, кусочки промчались по квадратикам сотовой связи, и тут же вновь собрались вместе в телефоне Наташи. Телефон засветился и запел, - «Давай наливай, поговорим!» - так ей прибывали смски от Ромы, а она всякий раз улыбалась, услышав эту мелодию, точно зная, от кого ей пришло сообщение.

       

Наташа стояла на улице, у входа в ресторан, где она подрабатывала администратором, и, вытянув правую руку наверх, дирижировала ею, отдавая команды кому-то там наверху, - так, чуть левее, нет, теперь правее, вот-вот, стоп, теперь чуть опустите правый край вниз. Нет, много опустили, поднимите обратно. Вот так, отлично, так и закрепляйте, спасибо! Наверху двое рабочих в люльке пытались повесить ровно новый рекламный щит с названием ресторана, а Наташа, стоя внизу, руководила всем этим действом...

       

Телефон допел свою веселую песенку до конца, мигнул светом еще пару раз и замолк.

       

Самолет мягко подрулил к месту стоянки. Через несколько минут за ними подъехал небольшой автобус, а улыбчивая стюардесса проводив их в зал ожидания VIP, пожелала им приятного отдыха и отбыла обратно на борт. В зале Стойковича уже ждал человек в очках и с портфелем в руках, который замахал ему, как только тот вошел в помещение. Стойкович представил их друг другу, извинился и отошел со встречавшим в отдельный кабинет. Рома же с шефом расположились на мягких диванах. Рома подозвал официантку, попросил чаю с пирожными, фрукты и вопросительно взглянул на шефа, - не хочет ли тот чего-нибудь еще. Тот отрицательно повертел головой, а Рома сказал, что хочет пройтись по магазинам, а заодно размять затекшие после долгого сидения ноги. Шеф молча кивнул, осмотрелся вокруг и растянулся на диване, сказав, - только не опаздывай, а я посплю немного. Рома ухмыльнулся, глядя на него. Тот был, к тому же, человеком без всяких комплексов и мог запросто разлечься на диване в зале ожидания VIP и заснуть, заняв при этом места нескольких пассажиров. «Да уж, шеф не изменяет себе» - подумал Рома. Он вышел в общий зал аэропорта Пулково и еще раз набрал Наташу. Однако и в этот раз ему никто не ответил. «Интересно, где она?», - подумал Рома, взглянув на часы. Часы  показывали 21:30 по Питерскому времени. «Должна же быть на работе сейчас! Наверное, отошла куда-то» - он знал наизусть график ее работы. «Все-таки, надо было заранее сообщить ей - с сожалением подумал он - но откуда я мог знать, что именно мне ей сообщать, ведь я и сам узнал обо всем в самый последний момент. Ничего, как только заметит смс, перезвонит. Поговорим хотя бы» - он энергично вышагивал по залу, размышляя про себя и машинально заходя в один магазин за другим.

       

Наташа закончила с рекламным щитом и зашла в свой кабинет. Впереди была целая ночь работы, и надо было распределять силы. Ближе к полуночи посетителей, как правило, становилось больше, а апогей наступал ближе к утру. Она взяла телефон и хотела написать Роме смс, рассказать ему как она вешала рекламный щит, и как красиво теперь выглядят верхние этажи их здания. И вообще, от него давно ничего не было слышно. Но вместо этого она с удивлением заметила смску от самого Ромы. «Ой, наверное, она пришла пока я была на улице» - подумала она, и «вскрыла конвертик». Прочитав написанное, она тяжело задышала, растерянно смотря по сторонам. «Как же, ну как же так!? - раздосадовано думала она, - почему же он не сообщил мне ничего? И что теперь? Это означает, что он сейчас в Пулково, а я не смогу его увидеть? Ну почему, почему он не сказал мне, черт!?» Сердце ее учащено билось, она взволнованно ходила по кабинету с телефоном в руках и не знала, что же теперь ей делать. Машинально посмотрела на часы, но времени не увидела. От сильного волнения в ней начал просыпаться тот отчаянный бес, который жил в ней где-то очень глубоко, и почти не вылезал наружу. Но сейчас он в мгновение ока ожил и заполонил собой все ее существо, застлав собой все остальные чувства, доводы, логику, а заодно и инстинкт самосохранения. «Да что же это я сижу!? - удивилась она сама себе, - Господи, что же я сижу, вот дура!» Она схватила куртку и выскочила на улицу в чем была, даже не прочтя внимательно смс, не посмотрев на время его прихода, и не подумав о том, что может и не застать Рому в аэропорту. Эти «мелочи» ее вовсе не интересовали. Главным было то, что он в Питере. Что же может быть главнее этого? Через мгновение она уже мчалась в направлении аэропорта, стиснув зубы и со злостью выдавливая педаль так, будто это она была во всем виновата. «Лишь бы успеть, лишь бы успеть - повторяла она в слух, - хоть увидеть, хоть на минутку, хоть на  секунду.., Господи, это же несправедливо!» - почти плача повторяла она, летя стрелой по трассе, обгоняя все машины и то и дело выскакивая на встречную полосу. Снег подтаял, повсюду была одна слякоть, и к тому же, начал моросить мелкий дождь, барабаня мелкими каплями по лобовому стеклу, ухудшая и без того плохую видимость.

       

Прошел уже час после того как они прибыли в Пулково. Стойкович пока не появился, но шеф уже посматривал на часы, ожидая его появления с минуты на минуту. Рома продолжал названивать Наташе, но она по-прежнему не отвечала. Он начал беспокоиться, не случилось ли с ней чего. Ему стали мерещиться картины покорёженных машин, больничных палат, и прочие навязчивые кошмары. Он прогонял эти мысли, периодически встряхивая головой. Шеф что-то рассказывал, жаловался на кого-то из своих секретарш, но Рома смотрел сквозь него, он его не видел и не слышал, только поддакивал и кивал головой. Он послал еще одно смс. В ответ опять ничего. Хотя он понимал, что времени для встречи у них уже не осталось, но можно же было хотя бы по телефону поговорить перед вылетом. Обидно. Шеф с удивлением смотрел, как он ерзает на диване и встряхивает головой, будто отгоняя мух.

- Что ты так нервничаешь? - спросил он, подначивая Рому, потерпи немного, придет сейчас твой Стойкович. Рома глупо захихикал. В это время, будто услышав их, в дверях комнаты для переговоров показался Стойкович и приветливо помахал им рукой. Человек с портфелем тоже кивнул им и быстрым шагом удалился, исчезнув в дверях.

- Ну, как вы тут без меня? - подойдя к ним, поинтересовался, мягко улыбаясь в бородку Любомир, - не скучали?

- Совсем нет, я поспал немного, а этот джигит гулял где-то, ответил шеф бодрым голосом, кивнув на Рому. А у Ромы на лице словно застыла маска все с той же глупой улыбкой.

- Ну что, мы можем идти господа, если желаете, - сказал Стойкович, - лететь нам недолго, немногим больше часа, а на месте уже поужинаем и отдохнем. Сейчас, я только автобус вызову, - и Стойкович стал звонить. Рома машинально посмотрел на часы, в его руках пульсировал телефон, готовый разлететься на куски от силы, с которой его сдавливали. Любомир закончил свой короткий разговор, все переглянулись, дружно поднялись и быстрым шагом направились к выходу…

    

Наташа подъезжала к аэропорту, дождь усиливался, а встречные машины ослепляли ее светом фар, проносясь навстречу. Но она всего этого не замечала, она не замечала вообще ничего вокруг, а только все сильнее сжимала руль и с яростью вдавливала в пол педаль. Для нее мир сжался до быстро бегущей под колеса ленты дороги, руля у нее в руках и здания аэровокзала, как заветной цели…

       

Улыбающаяся стюардесса вытянулась по струнке, встав у дверей автобуса и приветливо кивая головой, а трое мужчин, кивнув ей в ответ, проследовали из здания аэропорта в салон автобуса...    

       

Впереди показались огни аэропорта. «Слава богу - подумала Наташа - кажется успела». Женская интуиция подсказывала ей, что тот к кому она мчится, все еще находится в здании аэропорта…

       

Автобус притормозил возле гордо красующегося «Гольфстрима», и трое мужчин поднялись по трапу на борт самолета…

       

Наташа еще сильнее выжала педаль...

       

Рома в последний раз нажал на кнопку вызова. Нет, лишь длинные гудки...

       

У Наташи зазвонил телефон, и она, вытащив его из кармана куртки, бросила на пассажирское сидение. Телефон, потрещав еще немного, замолчал... Впопыхах ей даже не пришло в голову позвонить ему, прежде чем спешно срываться  в аэропорт.

       

Стюардесса разнесла прохладительные напитки, и самолет плавно тронулся с места, выруливая на взлетную полосу. Рома тяжело вздохнул и положил телефон на столик перед собой. Ладонь его ныла...

       

Наташин телефон зазвенел опять. «Черт, да уймитесь же вы, наконец!» - и она смачно выругалась. Но телефон все продолжал звонить, отвлекая ее от дороги. «Ну, сейчас, сейчас, хорошо», - сказала она и резко схватив телефон отвлеклась на мгновение, чтобы посмотреть, кто же это никак не уймется, - «Ой, ну конечно, это мама», - только произнесла она и подняла глаза на дорогу. По лобовому стеклу стекали потоки воды, сдуваемые встречным ветром, а прямо ей на встречу на огромной скорости мчался большой грузовик, быстро сближаясь с ней и лихорадочно мигая фарами. Громкий клаксон оглушил ее. «Мамочка», - только успела подумать она, широко раскрыв глаза, а в горле тут же повис тяжелый ком, сдавив дыхание …

       

«Гольфстрим» вырулил на взлетную полосу и, постояв несколько секунд, сделал короткий, но стремительный разбег и, резко задрав нос кверху, круто взмыл в небо. Сидевшие на борту почти ничего не почувствовали, а у Ромы вдруг сильно заколотилось сердце. Сердце колотилось все сильнее и сильнее, ком в горле сдавливал дыхание, душа наполнилась тревогой, а его самого обуял безотчетный страх. Он тяжело дышал, смотря по сторонам и не понимая, что же такое с ним происходит...

        

Наташа резко нажала по тормозам, инстинктивно вывернула руль вправо, потом влево, машину занесло, послышался визг тормозов, затем оглушительный как взрыв удар, режущий уши скрежет металла, ее оглушило, перед глазами пронесся, быстро завертевшись, калейдоскоп огней, машин, деревьев, … а потом наступила мертвая тишина и кромешная тьма. Было очень холодно, проливной дождь стал стихать, теперь мелко морося, будто выполнив свою недобрую миссию.

         

Маленький, но мощный самолетик, набрав положенную высоту, летел стрелой высоко в небесах. Сидевшие на борту тихо переговаривались, смеялись, только у одного из них на лице застыло чувство тревоги, страха и мольбы. Он выглядел потерянным, и уже даже не пытался улыбаться…   

 

 

ГЛАВА XI. Вместо эпилога

 

 

Простит ли человека человек?

Мне думается да, простит.

Простит ли человека Бог?

Не Бог ли учит нас прощать?

А сам себя простит ли человек..?

 

Канны - тихий живописный городок, расположенный на лазурном побережье Средиземного моря, на самом юге Франции. Жизнь здесь течет спокойно и размеренно, и 70 тысяч его жителей, так или иначе, либо знакомы, либо когда-то сталкивались друг с другом. Слухи в этом городке разносятся со скоростью молнии. А единожды в год городок приковывает к себе пристальное внимание всего остального мира. Каждый год в мае здесь все начинает кипеть и бурлить, и во всей атмосфере городка царит дух всеобщего ажиотажа. Сюда съезжается шумная толпа актеров, режиссеров, кинопродюсеров и других деятелей большого кино на ежегодный кинофестиваль. И эти 10 майских дней, становясь главным событием для всего городка, превращаются в новость номер один мировых газетных полос, теле и радио эфира. А когда фестиваль заканчивается и гости разъезжаются по домам, жизнь городка возвращается в свое привычное размеренное русло, а его жители, закончив обсуждать новости и события фестиваля, приступают к обсуждению событий, происходящих в самом городке.

       

В последнее время здесь ходят настойчивые слухи о том, что в городок приехали какие-то новые люди - семейная пара с детьми. Приехали они толи из России, то ли с берегов Каспийского моря, толи откуда-то еще с просторов бывшего СССР. С ними живут двое детей школьного возраста. Еще трое периодически навещают родителей, приезжая с супругами и маленькими детьми. И тогда на всю округу из дома слышатся крики и визг, смех и плач, а прислуга - китаянка ходит с повязкой на голове. Живут они обособлено, в отдаленном от центральной набережной доме, стоящим на самом краю утеса. Того самого утеса, что возвышается прямо над берегом моря, и откуда вниз в сторону пляжа ведет вырезанная из железа винтовая лестница, покрытая с обеих сторон виноградными лозами. Люди говорят, что в одной из комнат их дома на стене висит портрет хозяйки,  изображенной во весь рост, на котором она стоит в необычной позе по-командирски положив руки на бока, а на груди ее темно-голубой футболки написано крупными пурпурными буквами «Fate» («Рок»). Говорят, что когда любопытная прислуга попросила хозяйку рассказать историю этого портрета, и спросила, что означает слово у нее на груди, та ей так и ничего  не ответила. Странные они все-таки люди, эти русские...

Сама хозяйка - женщина средних лет чуть заметно прихрамывает при ходьбе. Говорят, что она то ли попала в автомобильную катастрофу, то ли на нее рухнул с верхних этажей здания большой рекламный щит, повредив  ей ногу. Они выкупили небольшой убыточный ресторанчик неподалеку от своего коттеджа, и теперь там находится ресторан то ли русской, то ли кавказской, то ли еще какой-то экзотической кухни, но люди говорят, что кормят там отменно, по вечерам нет отбоя от посетителей, а по выходным помещение не справляется с наплывом гостей. Еще здесь ходят слухи и о том, что женщина интересовалась парикмахерским салоном - тем, что находится неподалеку от залива, и спрашивала, не продается ли он, и какова его цена. А еще к ним время от времени приезжают какие-то важные европейцы и шумные американцы, которых встречает администрация городка, а журналисты гоняются за ними в попытках взять интервью. Особенно часто приезжает один пожилой немец, который, зайдя в ресторан, всегда заказывает шашлык с пивом. Странные они все-таки люди, эти немцы…

 

 

ГЛАВА XII. Мы будем жить

 

 

Был один из великолепных Каннских вечеров. Солнце клонилось к закату, отражаясь красно-желтым заревом на стоящих у причала белоснежных яхтах, а море тихо плескалось о берег, лаская слух своим нежным шепотом. По набережной, по обеим сторонам которой выстроились мохнатыми стражниками пальмы, степенно прогуливались мужчина и женщина. Женщина была одета в легкий голубого цвета сарафан до колен, на лице у нее все время играла едва заметная улыбка, а глаза светились на фоне вечернего заката каким-то необычайно лучистым светом. Мужчина был крупным, но подтянутым. Седина, пробивавшаяся у него на висках и спокойный, но с давно поселившейся там грустью взгляд выдавали его немолодой возраст.

- Хочу спросить тебя кое о чем, но ответь мне только честно, - обратился мужчина к своей спутнице.

- Давай, если не страшно, - отвечала она ему с улыбкой.

- Неужели ты и правда подумала тогда, что я тебя обманул? 

- А что мне было еще делать? Мне стало так обидно когда я очнулась в больнице, что я так и не смогла с тобой повидаться, хотя почти уже  подъезжала к аэропорту, что я, оказавшись дома, сразу же начала шерстить Интернет в поисках рейса, на котором ты мог лететь в Швецию в тот день. Хотела убедиться для себя, находился ли ты в том самый момент еще в аэропорту или уже нет. Но оказалось, что в тот день Стокгольмский рейс улетел еще днем. Ох, какая злая я была тогда! Я сорвалась с работы, буквально летела в аэропорт, рисковала своей жизнью, а что если бы я погибла, с кем бы тогда остались мои дети? А выходило так, что тебя не было в аэропорту вообще. Да, именно так я и подумала сперва. Я тебя так ругала, - и трепач, и хвастун, и дурак, я была готова разорвать тебя на мелкие куски.   

- Живодерские же у тебя наклонности, скажу я тебе! Так почему же ты не позвонила мне, не отправила смску, не посмотрела на время прибытия моего смс? Я же ясно написал, что буду в аэропорту недолго, и ехать туда не было никакого смысла. Хоть убей, но не могу я этого понять, а в тебе проснулось позднее зажигание только после больницы. Так может и не меня вовсе надо на мелкие кусочки разрывать, а? А потом ты еще почти год не отвечала на мои звонки, не читала письма, видите ли. Жизнь ведь не бесконечна! Одно письмо то хоть могла прочесть!

- Я же все-таки женщина, если ты помнишь, а ты хочешь найти логическое объяснение моим поступкам, - ответила, уверенно взглянув на мужчину его спутница, - и потом, очень уж мне хотелось увидеть тебя, понятно тебе? Я, конечно, не должна в этом сознаваться, но теперь ты и сам знаешь, насколько сильно мне этого хотелось. Женщина сильнее прижалась к мужчине, взяв его под руку, и приветливо кивнула проходящей мимо соседке.

- Да уж, а ты знаешь, что ты отчаянная? Нет, ты не отчаянная, ты настоящая хулиганка, вот ты кто - сказал, рассмеявшись, мужчина.

- Ну-у-у, допустим, это я знаю, - закокетничала женщина, - и что же теперь мы будем делать?

- А я знаю, что мы будем делать. Мы будем жить - вот, что мы будем делать, - сказал твердым голосом мужчина. Хоть ты и хулиганка, но ты сейчас такая же красивая, как в тот день, когда я увидел тебя впервые. А ведь столько лет прошло… 

Женщина артистично опустила глаза в смущении, - А ты знаешь, мне этот вариант по душе - просто жить, - повторила она его слова, немного подумав. Ой, а можно я свистну, ну пожалуйста!? - будто вспомнив что-то попросила женщина, сложив ладони в мольбе, а у самой в глазах   заплясали задорные огоньки.

- Ну, уж нет, только не это, прошу тебя, не надо этого делать, я этого не перенесу, - взволнованно воскликнул мужчина с выражением ужаса в глазах. Но было поздно, женщина уже вставила два пальца в рот и набрала полные легкие воздуха. Тогда мужчина, закрыв уши руками, резко рванул с места вперед и, быстро набирая скорость, побежал что есть сил по набережной, пытаясь убежать подальше от женщины. Но его разбирал смех, бежать быстро у него не получалось, и он то и дело смеясь оглядывался на следующую за ним угрозу. И в это мгновение мирно отдыхавший воздух тихого Лазурного побережья вздрогнул от молнией пронзившего его немыслимо громкого, пронзительного и протяжного свиста… 

 

Максимилиан 

 

 

 

      

 

 

 

 

 

 

 

РОЗЫГРЫШ I. ПОД КОЛЕСАМИ КВН