Помочь сайту
Поздравления
Глава 22. Энергетический шторм из будущего
10 июня 2024 -
Виктор Горловец
Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских "ястребов" во главе с Бжезинским, намеренных сорвать "разрядку" и вернуться к "холодной войне": они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.
Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая "дубль-два" в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.
Глава 22. Энергетический шторм из будущего
Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов так же недоумевал, как и все остальные в советском руководстве. Еще совсем недавно «разрядка международной напряженности» стремительно развивалась, отношения между СССР и США теплели все больше, начиная со встречи Брежнева с Никсоном в 1972 году и подписания в этом же году Договора ОСВ-1. Конечно, геополитическое соперничество между двумя сверхдержавами никуда не делось и продолжалось с переменным успехом. США фактически перетянули на свою сторону Китай, поспособствовали перевороту в Чили, почти полностью оставив за собой южноамериканский континент, при этом с треском проиграли войну во Вьетнаме. Но вероятность ядерного столкновения становилась с каждым годом все меньше, уже готовился проект нового Договора ОСВ-2, подписать который предполагалось в 1979 году.
И вдруг…
Совершенно не понятно, почему «линия Бжезинского» внезапно возобладала над «линией Сайруса Вэнса». Никакого повода к активизации противостояния Советский Союз не давал.
«Какая муха их укусила?» - размышляли в советском Политбюро. Но дипломированные специалисты по международным делам не могли дать ответа на этот вопрос. И тогда Андропов решил поговорить не только с ними.
В СССР никогда официально не говорили и не писали об экстрасенсах. Считалось, что их как бы и нет вовсе. Между тем, руководители и приближенные к ним лица во всех крупных странах в заботе о своем здоровье пользовались услугами не только официальной медицины, но и тех же экстрасенсов. Не стал исключением и СССР. В клинике, которая обслуживала партийно-правительственный аппарат, включая членов Политбюро, работали несколько именно таких специалистов, лучшим из которых считался Давид Ашотович Давтян.
Андропов имел дело с ним довольно часто. Вмешательство экстрасенса не могло излечить его болезнь почек, но позволяло легче ее переносить и давало несколько лишних лет жизни. Неоднократно Юрий Владимирович разговаривал с Давтяном и о политике: экстрасенс мог свободно рассуждать про те ее аспекты, о которых от официальных специалистов-международников услышать было невозможно.
- Почему такое могло произойти? – поинтересовался Андропов у Давтяна, имея в виду внезапное, ничем не обоснованное обострение по вине США и Запада.
- У меня есть одно предположение, - начал размышлять экстрасенс. – Возможен прорыв большого количества отрицательной энергии из еще не состоявшегося будущего.
- Это как? – не понял Юрий Владимирович.
- Допустим, не в столь отдаленном будущем США в военно-техническом отношении вдруг вырвались вперед, а мы от них отстали…
- Такое возможно, - согласился Андропов. – После войны мы отставали от них четыре года, когда у них была атомная бомба, а у нас ее не было. Но должна же быть какая-то причина нашего временного ослабления?
- А если предположить, - осторожно начал Давтян. – Что причина чисто внутренняя? Скажем, каждая из советских республик вдруг решила идти своим особым путем?
- Что за чушь вы несете? – возмутился председатель КГБ.
- Да я только привел пример…
- Нелепый какой-то пример.
Экстрасенс сконфуженно молчал. Андропов продолжил его расспрашивать:
- Ладно, вдруг мы ослабли по какой-то причине, а они вырвались вперед. Но это вызвало бы у них эйфорию, а не ярость.
- Конечно, сначала эйфорию, - подтвердил Давид Ашотович. – Но представьте, что потом, когда они уже считают себя победителями в «холодной войне», мы вдруг сделали усилие, воспряли, догнали их и вырвались в военном отношении вперед. Тогда их эйфория мгновенно перейдет в ярость и бешенство. Это и есть «энергетический шторм». А дальше? Отрицательная энергия, выплеснувшаяся из-за этого в мире, вдруг частично прорвалась в прошлое, то есть наше с вами настоящее.
- Прорвалась, и что потом? Как она может на что-то влиять сегодня? – поинтересовался Андропов.
- Дальше все по Фрейду. Бжезинский и те, кто с ним, о будущем, разумеется, ничего не знают и осознанно считают, что они войны не хотят. Но их подсознание, перегруженное отрицательной энергией из будущего, давит на них и заставляет совершать свои нынешние действия.
- Не порадовали вы меня, Давид Ашотович, - проговорил Андропов. – Если вашу версию принять, то дело совсем швах.
Он отпустил экстрасенса и задумался. Ситуация выглядела и впрямь зловеще. Когда в начале 1977 года иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви подписал с США договор о размещении стратегической авиации США в Тебризе и Мешхеде и расширенном строительстве там военных баз, Юрий Владимирович одним из первых в СССР осознал, к чему ведет такой ход событий.
Ситуация пятнадцатилетней давности, когда появление в Турции американских баллистических ракет средней дальности, вновь воспроизводилась во всей своей красе. Неужели создаваемая военная инфраструктура на севере Ирана будет рассчитана только на «В-52» с ядерным оружием на борту? Наивно так думать. При любом обострении международной обстановки там немедленно появятся и РСМД. А обострения эти случаются раз в несколько лет. Совсем не так давно, во время арабо-израильской «Войны Судного дня» американский и советский флоты в Средиземном море были на грани столкновения со всеми вытекающими. И это во время «разрядки»! Сейчас, понятно, никто не мешает сторонам осуществлять совместные космические проекты, расширять культурный обмен, отправлять друг к другу делегации, заверять друг друга в своих миролюбивых намерениях. Но какая разница, кто что декларирует? Важно лишь то, кто что делает. Бюджет Пентагона, и без того разбухший, растет и растет, открываются новые военные базы во всех уголках планеты, строятся авианосцы.
А работа в районах Тебриза и Мешхеда – кипела. Колонны грузовиков и поезда непрерывно доставляли туда материалы и строительную технику, а на аэродромах все чаще приземлялись американские грузовые самолеты. И все это происходило совсем рядом с южными границами СССР!
Истоки такой бесцеремонности Андропов понимал прекрасно. Дипломатия Киссинджера, а особенно Бжезинского, добивалась все новых блестящих успехов, умело натравливая Пекин на Москву, при этом эффективно улучшая с тем же Пекином свои, далеко не простые, отношения. Во внешней политике США и Китай все больше приходили к взаимопониманию, и это взаимопонимание строилось на их общем восприятии СССР как главного противника.
Андропов понимал четко: базы США в Иране – это прямой неприкрытый шантаж. Бжезинский, похоже, сумел дожать Картера, внушив ему, что пришла пора ставить русским условия «с позиции силы».
«А если мы не прогнемся под этим двойным американо-китайским напором, что тогда? Вряд ли Бжезинский и его группировка хотят настоящей войны, они же не сумасшедшие. Они просто абсолютно уверены, что ее не будет, потому что мы начнем просить о компромиссе, невыгодном для себя. А то, что мы просить не начнем – они просто этого не допускают, даже такой вариант не рассматривают. Какой-то узколобый примитивизм мышления. И что нам теперь со всем этим делать?» - размышлял Юрий Владимирович.
Ясно ему было одно – появления баз в Тебризе и Мешхеде нужно избежать. Для этого в Иране должен появиться свой «Каддафи», который отодвинет шаха от власти и «поставит на стоп» военное сотрудничество с США.
А кандидат такой только один – первый заместитель верховного главнокомандующего ВС Ирана генерал Аббас Баджари. Человек независимых взглядов, популярный в армии и в народе.
Но как найти к нему подход?
Ведь любые секретные переговоры должны быть тщательно подготовлены. Но Баджари не имел контактов с иранскими левыми, поэтому у КГБ и ГРУ выходов на него не было. Оставалось только прибегнуть к услугам «профессионального посредника».
Во многих странах всегда находились люди, которые, вращаясь в самых верхах, при этом умудрялись оставаться незаметными, как для внимания общественности, так и для средств массовой информации. Не имея выраженных политических убеждений, они при этом умели обрастать нужными связями по всему политическому спектру: от властной верхушки до самой непримиримой оппозиции.
И это свое положение они обращали в доход, строя свой бизнес на политическом сводничестве.
Когда иностранная держава хотела выйти на контакт с той или иной политической фигурой, «посредники» этот контакт обеспечивали, сами оставаясь при этом даже не просто в тени – их имен не знал никто из выходящих на контакт контрагентов.
Разумеется, цены на их услуги были космическими, и это было вполне обоснованно. Власти и контрразведки любой страны справедливо считали «посредников» пособниками в шпионаже. В Западной Европе разоблаченный «посредник» мог получить огромный тюремный срок, в США – пожизненное заключение или смертную казнь, а уж в шахском Иране казнь была гарантирована, да еще из разряда самых неприятных.
Поэтому «посредники» конспирировались не хуже резидентов иностранных разведок. Заинтересованным спецслужбам других государств приходилось выходить на них через цепочки «полупосредников», которые мигом обрывались, если «посредник» вдруг начинал чувствовать для себя опасность.
В своем кабинете Андропов собрал троих представителей высшего звена КГБ. Ими были: его первый заместитель Федор Данилович Вершков, руководитель отдела нелегальной разведки Игорь Борисович Ткачук и начальник отдела собственной безопасности Петр Антонович Мартемьянов.
Такие совещания в столь узком кругу Андропов в шутку называл – «раскинуть гранд-пасьянс». Это означало, что будет обсуждаться один из вопросов первостепенной важности.
Юрий Владимирович лаконично обрисовал собеседникам ситуацию вокруг строительства американских баз в Иране возле границ СССР, а затем положение дел в самом Иране.
- Что вы скажете о Баджари, Игорь Борисович? – обратился к Ткачуку Андропов после того, как завершил свое сообщение.
- Могу сказать так: «кот в мешке». Другое выражение – «темная лошадка», - после мгновенной паузы ответил глава нелегальной разведки. – Официально он предан шаху, как и все высшее офицерство. Оппозиционных проявлений за ним замечено не было, как и антиамериканских. Но назвать его «цепным псом» Пехлеви тоже нельзя. Считается человеком, способным иметь свое мнение, поэтому у него часто случались конфликты с наиболее одиозными личностями из шахской камарильи, замешанными в коррупционных делах шаха. То есть, как раз с этими самыми «цепными псами». Это сделало Баджари фигурой, очень популярной в армии и народе. Если бы кто-то и мог бы совершить антишахский переворот и изменить внешний курс страны, то только он. Проблема же в том, что Баджари очень скрытен, «человек в себе», поэтому его истинных политических убеждений никто не знает.
- А вы со своей стороны к нему когда-нибудь подходы найти пытались? – поинтересовался Андропов.
- Нет, - признался Ткачук. – Пока что мы не видели в этом необходимости. Хоть шах и союзник США, у нас отношения с Ираном всегда были ровные, о смене там власти мы и не задумывались. Дело дорогое, хлопотное и неблагодарное. Допустим, поставили мы на какую-то фигуру, сочтя ее аналогом Каддафи, а этот человек, прорвавшись к власти, потом становится вторым Садатом. За что тогда боролись?
- Здесь вы правы, Игорь Борисович, - согласился Андропов. – Но вот сейчас смена власти в Иране – это вопрос жизни и смерти в самом прямом смысле. Базы в Тебризе и Мешхеде – это повторение Карибского кризиса. В нынешней ситуации – война. Хотим мы того или нет, а пути к Баджари нащупывать придется. Какие будут на этот счет предложения? Товарищ Ткачук, наша резидентура в Иране сможет сделать это самостоятельно?
- Боюсь, что нет. Не того уровня там наша резидентура. При такой попытке мы ее просто спалим.
- Тогда как? Через «посредника»?
Вершков, Ткачук и Мартемьянов согласно кивнули. Действительно, других путей не было.
- Хорошо, а как на самого «посредника» будем выходить? – спросил председатель КГБ. – Сколько их в Иране вообще?
- Нужного нам уровня, к сожалению, есть всего один, - озабоченно сказал Ткачук. – Законспирирован донельзя, но ему иначе и нельзя. Там лучше яд сразу принять, чем попасть живым в руки «САВАК».
- Ну и как вы предлагаете к «посреднику» подобраться? – поинтересовался Юрий Владимирович.- Задействовать нашу резидентуру?
- Нет, так он на контакт не пойдет. Мигом просечет, что это резидентура, за ней может «хвост» тянуться, для посредника это запредельно опасно. Скорее, кому-то из наших «мидовцев», тому, кто в Иране еще не засветился, нужно подойти к «цепочке» и сделать заявку на контакт с «посредником».
- Я бы еще добавил, что это должен быть специалист по Ирану, но в дипломатических кругах пока не известный, то есть недавно работающий на этом поприще. Кто-то из молодых «мидовцев».
- Федор Данилович? – обратился Андропов к своему первому заместителю.
- Я согласен, - кивнул головой Вершков.
- Хорошо, - подвел итог председатель КГБ. – Петр Антонович! По кадровым вопросам спец у нас вы. Я поговорю с товарищем Громыко, есть ли кто в их ведомстве подходящий, а вы уже проведите проверку. Выясните все о предложенной кандидатуре. Речь ведь идет о добровольном переходе сотрудника МИДа в нашу структуру, а уж будет ли это временно, для переговоров с Баджари, или на постоянку – решать этому человеку.
На этом иранская тема была закрыта. Собравшиеся перешли к обсуждению действий Комитета в Юго-Восточной Азии.
Через несколько дней генерал Мартемьянов доложил Андропову, что проверка кандидатуры, предложенной МИДом, завершена. Речь шла о молодой девушке, работающей в МИДе всего год.
Но выглядела эта кандидатура безупречно. Информацию о ней в сжатой форме Мартемьянов сообщил Андропову.
Заладьева Валентина Олеговна, до замужества – Белихина, 1953-го года рождения, член КПСС с 1975-го года. Родилась в семье инженера Белихина Олега Макаровича и контролера ОТК Белихиной Марины Ивановны. Дед по отцу был необоснованно репрессирован в 1938 году, посмертно реабилитирован. Окончила школу в Москве с золотой медалью и поступила на Восточный факультет Ленинградского университета, специализация – иранская филология. Окончила Университет с отличием («красный диплом»), занималась общественной работой, в комитете ВЛКСМ Университета была заместителем секретаря по идеологии. Кандидат в мастера спорта по фехтованию. Блестяще владеет фарси (персидским языком), и очень неплохо – английским и итальянским. В конце учебы неожиданно получила прекрасное распределение – в МИД.
Тут Мартемьянов на мгновение осекся. В нынешние 70-е годы попасть так вот сразу в МИД, даже если ты семи пядей во лбу, было крайне сложной задачей даже для выпускников профильного МГИМО (Московского государственного института международных отношений), а уж после Восточного факультета Ленинградского университета – тем более. Оттуда – только в рядовые переводчики. Нужна ну очень «волосатая лапа»! А у Заладьевой родители – обычные служащие, и их уже нет в живых, муж – инженер-технолог в НИИ. Детей, к слову, у нее не было.
Обсуждать вопрос «волосатой лапы» Андропов с Мартемьяновым не стали – как-то некорректно. Последний сообщил, что уже успел побеседовать с Заладьевой, и его впечатление – полностью положительное. На предложение перейти на работу в Комитет Валентина согласилась, не раздумывая ни минуты.
Вторая ступень собеседования прошла уже на более высоком уровне: с Заладьевой поговорил Вершков. И вот тут-то…
Первому заместителю Андропова Валентина не понравилась. Что именно в ней не устроило Федора Даниловича, он и сам не сумел доходчиво объяснить, сославшись лишь на «шестое чувство», которое положено чекистам, особенно – такого высокого ранга, как Вершков.
Таким образом, Андропов получил сразу два противоположных мнения. Следующим беседовал с Заладьевой Ткачук – ее будущий непосредственный руководитель. По итогам общения он присоединился к оценке Мартемьянова, увеличив количество мнений в пользу Валентины до двух против одного.
Последнее слово оставалось за председателем Комитета.
Юрий Владимирович вздохнул: опять ответственность ложилась на него одного. А ставки в этом деле были ох какие высокие! Задание, кандидатом на выполнение которого являлась Заладьева, было сопоставимо с тем, что поручалось советским резидентам в США во второй половине 40-х, когда информация о технических характеристиках американской атомной бомбы была жизненно необходимой для создания советской. Тогда Сталин и Берия не ошиблись в выборе людей. Сейчас не имел права на ошибку и Андропов.
Его разговор с Заладьевой продлился полчаса. И после него против одного минуса вечного скептика Вершкова стояло уже три плюса, из которых самый увесистый и решающий принадлежал Андропову.
- Замечательная девушка! – сказал сам себе Юрий Владимирович, когда дверь за Валентиной закрылась. – А Вершкову вечно бы до кого-то попусту докопаться.
Заладьева располагала к себе с первого мгновения. Взгляд дружелюбный и открытый, манера разговора говорила о такте и дипломатичности. Сразу была видна и огромная эрудиция. Да и со внешностью Валентине повезло.
После зачисления в штат отдела нелегальной разведки на должность аналитика, новая сотрудница успешно прошла ускоренную стажировку, показав недюжинную способность ориентироваться в огромном количестве входящей информации, систематизировать ее, вычленять самое главное и формулировать выводы, Ткачук разъяснил ей суть порученного задания.
Заладьева должна была въехать в Иран по дипломатическому паспорту сотрудницы югославского МИДа Евы Иллиясович. Сделать такой не составило трудности: все югославские структуры были прямо-таки пронизаны агентурой советского КГБ – на зависть западным разведкам. Там ей предстояло подать в тегеранскую газету частных объявлений короткий нейтральный текст, содержание которого носило тайный смысл: это была заявка на контакт с начальным звеном цепочки «полупосредников», после чего ей предстояло пройти проверку со стороны цепочки, прежде чем сам законспирированный «посредник» даст согласие на этот контакт. Столь тщательные меры предосторожности были понятны: «посредник» имел все основания опасаться провокации со стороны «САВАК» по принципу «ловли на живца».
Въехав в страну и поселившись в одном из отелей в центре Тегерана, Заладьева сразу же дала в газету объявление с нужным текстом о покупке недвижимости, которое отличалось от остальных небольшой ссылкой на экзотические вкусы покупателя, номер телефона был указан фиктивный.
Затем с момента публикации прошло несколько дней. Ежедневно Валентина просматривала свежий номер этой же газеты, и вот – сработало! В том же разделе появилось другое объявление с очень похожим текстом и явно фиктивным номером телефона. Но в тексте и номере была зашифрована инструкция.
Заладьева в полдень следующего дня должна была пройти короткий отрезок главной тегеранской улицы Валиаср, держа в руках эту самую газету, только самый свежий номер. То есть, «посредник» желал ее увидеть и сделать фото скрытой камерой.
Валентина выполнила все в точности. Выйдя на Валиаср в требуемом месте, она купила у газетчика свежий номер нужного издания и, держа его в руке, прошла вперед несколько сотен метров. Улица была довольно многолюдной, за время своего короткого променада чекистка встретила на своем пути немало людей, да и поток машин был довольно густой, так что уловить момент, когда и кто ее фотографировал, она просто не имела возможности.
Теперь ее знали визуально.
Дальше оставалось только ждать, когда «посредник» сам выйдет на контакт. И это произошло через два дня. В разделе продажи недвижимости вновь вышло объявление с зашифрованным текстом, в котором советской разведчице предписывалось покинуть Иран и вновь появиться не раньше, чем через неделю, далее вновь остановиться в этом же отеле. После этого и состоится встреча.
Логика здесь была проста. «Посредник» хотел убедиться, что девушка действительно иностранка, а не подставная фигура «САВАК». Поэтому Заладьева не сомневалась, что ее «вели» в течение всего пути от отеля и до посадки на самолет, следующий рейсом на Белград.
Уже в Белграде она дала шифрограмму в Комитет об итогах своей поездки, пересела в самолет на Москву и благополучно покинула его уже в московском аэропорту. А вот дальше произошло непредвиденное.
В аэропорту Валентина взяла такси, а по пути в город автомобиль столкнулся с машиной, вылетевшей на встречную полосу. Таксист погиб на месте, а Заладьева получила тяжелую черепно-мозговую травму.
Несколько месяцев она провела в нейрохирургическом отделении больницы, где за ее жизнь боролись лучшие врачи страны. И она осталась жить. Но…
Травма не прошла бесследно. Сознание Заладьевой претерпело серьезные изменения. Нет, «овощем» она не стала, все двигательные функции сохранились в полном объеме, она одевалась, принимала пищу и ухаживала за своим телом без посторонней помощи, даже могла разговаривать, причем речь не была нарушена. Но ко всему окружающему Валентина проявляла полное безразличие, на вопросы отвечала вежливо, но односложно, могла в любой момент прекратить разговор и отвернуться. Иными словами – полностью ушла в себя. Не реагировала Заладьева ни на коллег из Комитета, ни даже на собственного мужа. Окружающий мир она оценивала вполне адекватно, но явно ничего не помнила о себе, то есть – о своей предыдущей жизни. Она могла часами сидеть и просто смотреть куда-то невидящим взглядом – и все.
Валентину перевели в психиатрическое отделение ведомственной больницы, где поместили в комфортабельную отдельную палату, в которой имелись и душ, и туалет, и телевизор. Впрочем, последний она ни разу не включила. Ей были разрешены прогулки по территории – отделение располагалось за городом. От этих прогулок она не отказывалась и просто бродила по парку с безразличным видом, пока ее не приглашали на обед, ужин или беседу с врачом.
Ткачук был в отчаянии: сорвался с таким трудом налаженный контакт с «посредником», который мог вывести советского агента на Баджари. Начинать все сначала? Придется. Сразу же после попадания Заладьевой в больницу была выбрана кандидатура дублирующего агента, который прибыл в Тегеран и попытался контакт восстановить или начать его по новой. Но «посредник» на эту попытку не отреагировал.
Дальнейшие же события сделали тему вообще не актуальной. В начале 1978 года Баджари внезапно ушел в длительный отпуск, фактически – отошел от дел, и теперь жил в Лондоне, где у него имелась кое-какая недвижимость. Не было понятно, что будет дальше: вернется он к делам или подаст в отставку. В последнем случае он переставал представлять интерес для КГБ СССР.
Но Андропов не мог знать, что временное исчезновение Баджари было великолепно продуманным ходом Бжезинского, который в «иранской» партии уверенно вел ведущую роль, оставляя руководителей советской разведки в положении ведомых. И в Лондон уехал уже не прежний Аббас Баджари, человек с собственной позицией и независимыми суждениями, а тот, кто находился в его телесной оболочке в результате «искусственной реинкарнации» в лаборатории Юджина Элспи. Житель Античной эпохи двухтысячелетней давности по имени Варсег, бывший в 53 году до нашей эры парфянским послом в Риме и перешедший на сторону Красса, чтобы вместе с ним участвовать в завоевательном походе в собственную страну. Личность, отныне полностью подконтрольная Бжезинскому и американским спецслужбам.
Рассматривая н о в о г о Баджари в качестве своего «туза в рукаве», Бжезинский решил пока этого «туза» запрятать в «рукав» совсем уж поглубже, чтобы в решающий момент вытряхнуть его оттуда как можно более внезапно.
И карта эта была столь увесистой, что при всякой ситуации уверенно побивала любую другую, будь то хоть сам шах Пехлеви, хоть кто-либо из его оппонентов.
Рейтинг: 0
130 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
