НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГЕТЕРА

Роман

Продолжение романа

«Распятая»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»

II

ПОЦЕЛУЙЧИК

ГЛАВА 1

При всем желании я не могла понять, зачем я потащилась в эту чертову Грецию. Просто спасалась бегством? Что ж, и такое не исключено: в свете моих недавних похождений, я была бельмом на глазу у всех, кого я только знала.

А может, наоборот, мной двигало намерение, как следует подготовиться к тому, что меня дальше ожидало? Но на Кипре я тоже о многом мечтала, а что получилось в итоге?

Клин клином вышибают. Хоть я и боялась себе признаться в этом, но пребывание в психиатричке в чем-то очень помогло мне, я полностью избавилась от невеселых своих воспоминаний, вообще от всех комплексов. Однако потрясение было слишком сильным и, как результат, сработал эффект замещения: появились новые воспоминания и новые комплексы, от которых мне теперь, в свою очередь, предстояло избавляться, причем «долго и больно».

Что человек может чувствовать, стоя на краю уютной могилки, заботливо вырытой для него в самой чаще леса, если его предварительно избили до полусмерти, и чуть было не задушили? Может быть, облегчение? Я испытываю до сих пор запоздалую ярость, но, с другой стороны, и удовлетворение на уровне оргазма – я ведь победила. А уж какой ценой… Важнее всего результат.

Но вот потом, когда самое страшное, казалось бы, осталось позади…

     Я понимала, конечно, что меня надо было спрятать так, чтобы ни одна собака не разнюхала и, уж тем более, не раскопала. И тем не менее…

Психиатрия в большинстве своем не лечит, все, на что она способна, если болезнь прочно угнездилась в человеке – снять на время приступ, отпустить д-шку (больного, состоящего на диспансерном учете) домой, чтобы потом, через какое-то время, в карете с бравыми санитарами вернуть его в родную обитель обратно. Как ни странно, к «хроникам» относятся в «психушках» с уважением. Они, как правило, держатся вместе, не терпят «чужих» в своих палатах, соблюдают относительную чистоту, порядок, знают свои права и конфликтуют с медперсоналом лишь в исключительных случаях.

Есть допризывники, которые хотят «откосить» от армии, уголовники, мечтающие улизнуть тем же макаром от тюрьмы, и те, и другие, как правило, беспредельщики, боже упаси вас связываться с ними.

Всех прочих валят в общую кучу: в одной палате могут быть и шизофреники, и депресушники, и маразматики, и алкоголики, и наркоманы и вполне здоровые люди, которые редко вырываются оттуда без потерь.

Не верьте, если вас будут уверять, что психические болезни не заразны. Общение с представителями вышеперечисленных категорий, которые постоянно капают вам на мозги своими рассказами о киллерах, которые на них годами охотятся (но почему-то не убивают), вампирах, которые присасываются к ним по ночам и пьют из них кровь (почему именно к ним, а не к другим людям? Что у них за кровь, интересно, такая?), «голосах», которые ими управляют и открывают им космические, великие тайны бытия, другим людям неведомые, подкрепленные соответствующими таблетками и уколами, очень быстро начнут разрушать структуру вашей личности. И если уж вы сподобились каким-то образом попасть в этот рай, не надейтесь на то, что вас оттуда сразу выпустят. Вас могут держать там месяцами и даже годами. Но и когда выставят за ворота, непременно поставят на учет, и не устроиться вам потом на приличную работу.

Там, в лесу, могилки я избежала, но когда здесь в первый день попыталась доказать, что я не верблюд (верблюдица), меня тут же упекли в надзорную (наблюдательную) палату на место «экса» (покойника) – только что умершей бабульки. Можете представить себе, на каком матраце я лежала, сколько поколений по большому и по маленькому справляло в него нужду.

Не знаю, выкарабкалась ли бы я вообще со своим вздорным характером оттуда, если бы не мой ангел-хранитель – медсестра, которую я прозвала Ангеликой (не путать с Анжеликой), так как ее спокойствие и доброжелательность поражали настолько, что казалась она не от мира сего. Настоящее ее имя я так никогда и не узнала, нанял ее в какой-то частной клинике неврозов все тот же Леонард Чупилин, который, собственно, вместе с Игорем Карловичем и упек меня сюда.

Что я еще помню? Тем миром, в котором я пребывала, управляли, в основном, три вещи: продукты, курево и деньги. Еще, конечно, знание, но знание управляет всем.

К примеру, если вы сами не принесете себе еду из столовой, никто кормить вас не будет.

Таблетки, уколы, которые применяются в подобных заведениях вызывают, частности, неутолимый голод, а в меню присутствует, в основном, капуста, да подкрашенная водичка вместо чая, все остальное разворовывается персоналом, да и вообще – на всех не напасешься.

Туалет – отдельная песня, так как никаких кабинок, стульчаков там предусмотрено не было, просто род насестов вдоль стены с дырками в полу. Если надеть на тапочки бахилы, можно было, конечно, добраться туда и обратно без последствий, в противном случае ничего не оставалось, как брести по зловонной жиже, которая потом разносилась по коридору и палатам.

Насилие? Не верьте! Страшилка! Зачем? Если за две-три сигареты желающих удовлетворить какого-нибудь дебила-санитара было и так хоть отбавляй. Соответственным образом, только дороже, от притязаний можно было и откупиться.

Ангелика приходила каждый день, запастись чем-то впрок было совершенно нереально, крали, отбирали все, что только можно.

Холодильник? О чем вы? При таком-то «коммунизме»? К чему? Устроить очередной Бермудский треугольник? Их и так было здесь пруд пруди.

Ангелика совала деньги медсестрам, санитарам и санитаркам, тихо, но очень убедительно о чем-то с ними беседовала, но это не всегда спасало. Если уже через несколько часов после ее ухода я оставалась без того, что она приносила, то легко могла нарваться на укол, наглотаться таблеток, и тогда память как отшибало.

Если возникало подозрение, что вы только делаете вид, что таблетки  глотаете, а на самом деле потом незаметно их выплевываете, вам могли расковырять весь рот пальцами, а потом с победным криком, найдя искомое, всадить вам взамен укол. Неважно чего. И бесполезно допытываться, чем вас лечат, это вообще было тайной из тайн, а излишнее любопытство заканчивалось, как обычно, двойной дозой. Куда проще знать всякие хитрости: например, запивать таблетки молоком, ищи потом черную кошку в черной комнате, то бишь, белую таблетку в белом кефире или молоке.

Но самое страшное – это зараза. Вши, грибок, «тубик» (туберкулез), любой из гепатитов на выбор, а то и все сразу, полный комплект.

Собственно, рассказывать можно и дальше до бесконечности, но, что самое странное: когда перед отъездом я решила оживить в памяти свои воспоминания, пройдясь по местам «боевой славы», медсестра, которую я упросила быть моим Вергилием, с ловкостью фокусника упрятав, я даже не поняла куда, сунутую ей денежку, провела меня по маршруту, не имеющему ничего общего с тем, что присутствовал в моих воспоминаниях. В чистых, просторных палатах мужчины играли в шахматы и домино, читали, женщины вязали, смотрели телевизор. Конечно, все ходили обколотые, заторможенные, порой даже по стеночкам, но туалеты были вполне приличные, и даже можно было каждый день принимать душ. Я даже врачей, трезвых и благожелательных, сподобилась увидеть, что вообще было чудом из чудес. Вот таким образом в одном и том же помещении соседствовали ад и рай - божественная комедия, просто я, волею обстоятельств, оказалась не там, где надо.

ГЛАВА 2  

Только здесь, в Афинах, мне стало ясно, зачем я сорвала с места, потащила за собой Оксану. Меня иногда так переклинивало, хоть криком кричи, да и без «фени» - феназепама, я еще долгое время не засыпала. Ну а с Бекешиным все сбылось, будто цыганка нагадала. И, конечно, Оксана здорово скрашивала мне тоску отношений с немолодым похотливым самцом, да еще творческой личностью (то бишь, наделенным безграничной изобретательностью). Как ни странно, для Оксаны такие вещи были внове, и она во всем шла навстречу Арнольду с большим энтузиазмом.

Переговоры по части запланированного дефиле раскручивались медленно, греки вообще, в основном, народ на редкость неторопливый и необязательный, они только по части обещаний всегда сама любезность и готовность. Однако Бекешин был не новичок в своем деле, у него хватало и необходимых знакомств, и денег, и времени, чтобы особенно не торопить события.

Надо отдать ему должное – он хорошо знал европейскую специфику, не подкладывал нас под нужных лиц, как это сплошь и рядом принято в России, а даже наоборот – тщательно оберегал от нежелательных контактов. Загреметь здесь в тюрьму или нарваться на огромный штраф за нелегальное занятие проституцией было совершенно естественным явлением. Тем более что одного только слова «русский» достаточно было, чтобы изначально подозревать человека во всех смертных грехах. Причем, что самое смешное, здесь «русскими» называли всех, кого ни попадя: даже армян и киргизов. Как и всех наших проституток неизменно величали Наташами.

Слава богу, Оксана вовремя поняла правила игры и вела себя с этой точки зрения безукоризненно. То есть, с первых же часов пребывания в Афинах, мы полностью «забили клин» на мужчин. Да, собственно, и времени у нас свободного почти не было: постоянно какие-то вечеринки, презентации, мы даже не женщинами были, а скорее, вешалками. Я, конечно, не упускала ни одной возможности познакомиться с местными достопримечательностями, но вообще-то знаменитый город, когда-то «столица мира», меня сильно разочаровал: грязный, непритязательный, больше азиатский, чем европейский. Конечно, если хорошо подготовиться, обладать богатым воображением и соответствующими званиями, можно было бы увидеть немало интересного, но порой эти великие в далеком прошлом развалины буквально осточертевали, надоедали до зубной боли.

Бекешин быстро раскусил во мне деловую хватку, поэтому я все больше и больше времени занималась переговорами, разъездами, составлением бизнес-планов, выстраиванием рабочих графиков. Но кое-что выкраивалось и для того, чтобы подтянуться в той профессии, которую мне моя лучшая подруга подсуропила: я не упускала ни одного модного показа, решила взять несколько уроков у какой-нибудь из местных профессионалок. Однако особенно меня заинтересовала коллекция дефиле Бекешина на дисках, с которой он в своих поездках никогда не расставался. Если быть честной до конца, я ее у него просто сперла, то есть, скопировала на внешний жесткий диск и изучала при каждом удобном случае, забив ею даже свой смартфон.

Наши отношения с Оксаной день ото дня становились все напряженнее. Я не понимала, откуда у нее вдруг взялся тот соревновательный дух, который буквально обуял ее. Она стремилась вытеснить меня напрочь из наших интимных отношений с Бекешиным, быстро сориентировалась относительно работы на подиуме, которая ей предстояла, и даже вскоре с большой форой обогнала меня, какие усилия я ни прилагала. Была только одна сфера, в которой она ничего не смыслила: бизнес, но в него она и не влезала. Хватало ума.

Я решила поделиться своей идеей насчет уроков с Арнольдом, но тот лишь скептически покачал головой в ответ на мою просьбу.

-  Гиблое дело. Ты просто здешний модельный мир не знаешь. Такая ревность к славянкам! Считается, что за одну русскую трех местных дают. Да и вообще, по пальцам можно пересчитать гречанок, которые известны в Европе, я бы даже меньше назвал: двух-трех, не больше. Могу дать совет: возьми лучше в учителя какого-нибудь парня. Правда, они почти все в этом бизнесе геи, но, по крайней мере, и деньги потратишь не зря, и приставать не будут. Ты как к «голубым»-то относишься? Может, предубеждения какие-нибудь имеются? Тогда беру свой совет обратно.

-  Да нет, какая мне разница, - пожала я плечами. – Каждый сам своей судьбой управляет.

Арнольд хотел было удалиться, потом задумался.

-   Слушай, я даже готов оплатить тебе твои уроки. Ты ведь по-гречески ни бум-бум, а дела вести надо. Вот тебе и готовый переводчик заодно, при условии, конечно, если он еще и языки знает. Только сама не парься, я с ребятами поговорю, кто-нибудь да отыщется.

Олкимос материализовался, словно из воздуха. Я, как часто в последнее время бывало, ужинала в одиночестве в кафе «Мелина», на которое давно глаз положила: уж больно приветливый был здесь хозяин, такие комплименты мне делал, что я совершенно не чувствовала себя «Наташей».

Ко мне подсел невероятно красивый парень, на вид лет двадцати трех -двадцати пяти, почти двухметрового роста. Он постоянно улыбался, не упуская ни одного случая лишний раз показать свои безупречные зубы, и вообще был на редкость смешлив. Еще бодр и очень приветлив. Я почувствовала, что мы с ним сработаемся, однако вечером нас с Оксаной ждал сюрприз.

-  Все, девочки, отдых закончился, – Бекешин был и обрадован и угнетен одновременно. - Предлагаю закатиться на пару-троечку дней поближе к морю, в Лутраки, затем сюда приедет моя команда в полном составе. Ну а дальше сами увидите: наша профессия – тот еще дурдом.

Я вздохнула с облегчением: трудностей я никогда не боялась, а хотелось проявить себя, наконец, в деле по-настоящему.