Помочь сайту
Поздравления
Галактический человек-12
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Роман-хроника
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА 7
Мои чудачества продолжались. Гражина и Рамзес хорошо знали, что их ожидает, а вот Лилианна была совершенно ошеломлена видом, открывшимся ей после нашего подъема к тому, что осталось от некогда величественнейшего города Ахетатона (горизонт Атона), недолгой столицы великого царства, превосходившей своей красотой даже несравненные Фивы. Лишь мы со Стариком замерли в восхищении, восстанавливая деталь за деталью былое величие здешних мест силой своего воображения. Великолепные дворцы, храмы, сады, словно по волшебству явившиеся на пустом месте всего только за восемь лет. Четыреста золоченых алтарей «Солнечному Богу».
Как разнообразны деянья твои.
Они таинственны в глазах людей.
О, единственный, несравненный, всемогущий бог,
Ты создал землю в одиночестве,
Как пожелало твое сердце.*
Тихо шептал я слова «великого гимна» фараона Эхнатона «единому и единственному» богу Атону, поражаясь тому, насколько в этом месте они звучат совершенно по-другому.
Все твари мира находятся в твоих руках,
Они такие же, какими ты их создал.
С твоим восходом они живут.
С твоим заходом они умирают.**
____________
*Перевод Д. Воронина
**Перевод Д. Воронина
Неохотно продолжил за мной Старик. Просто для того, чтобы лишний раз продемонстрировать мне свою эрудированность.
- Вы уверены, что никогда не измените своего отношения к этой
выдающейся личности? – насмешливо спросил я.
- Нет, - твердо ответил египтянин.
Я задумался.
- Было бы странным, если бы среди ваших сокровищ не оказалось редкостных, а может, даже и вообще неизвестных, документов той эпохи. Я спрашиваю просто из любопытства, поскольку прекрасно понимаю, что за такой короткий срок – шестнадцать лет, невозможно создать сколько-нибудь ценное религиозное учение. Так я прав?
Старик не колебался ни секунды.
- Да, разумеется. Я же с самого начала вам сказал: только бизнес, ничего личного. Основной принцип его с веками не претерпел изменений: каждый сам решает, каким именно направлением ему заниматься, но любую, даже самую редкостную книгу, если в том есть соображения выгоды, он должен от сердца оторвать. Что же касается вашего остроумнейшего вопроса, то так и быть, не стану посылать навстречу ему столь же лукавый, то есть обтекаемый, ничего не говорящий, ответ. Среди тех жрецов, которые подчинились новым веяниям было немало талантливейших людей, в особенности Мераби, который принял его с восторгом и которому Аменхотеп IV даже передал через какое-то время свои полномочия Верховного Жреца Атона. Естественно, они надеялись на то, что прошлое никогда не вернется, и разрабатывали новое учение с большим фанатизмом. В чем-то они продвинулись, однако временной промежуток, как вы справедливо заметили, был слишком мал. Только в этом была проблема. Хотя, конечно, у них были предтечи, в изощренных умах которых крамола давно втайне зрела.
- Да, я знаю, - поспешил я тоже проявить свою осведомленность. - К сожалению, вот этот очень важный момент многими исследователями упускается, а ведь культ «единственного, несравненного, всемогущего бога» стартовал не с пустого места, он долго и тщательно готовился. Процесс начался еще при Тутмосе IV, деде Эхнатона, но в полную силу раскрылся при его отце, Аменхотепе III, и уж там, за тридцать восемь лет, у тех, кто жаждал перемен, как раз было время, чтобы вволю поработать над новыми постулатами. Момент был как нельзя более благоприятным: Фиванская коллегия жрецов, оплот культа бога Амона-Ра, взяла в свои руки слишком большую власть, она пыталась, и временами довольно успешно, даже диктовать свою волю фараонам. Это и вынудило Аменхотепа III искать ей какой-то противовес, который он и нашел в новом культе. Ну а дальше… дальше он пошел даже на то, что не допустил фиванских жрецов к светской власти, поставив на освободившуюся и принадлежавшую Верховному жрецу по праву должность визиря своего, послушного человека.
Старик поморщился.
- В принципе вы все изложили верно, но о главном не упомянули, либо попросту не учли. То учение, которое было разработано под негласным покровительством Аменхотепа III и его жены Ти, да-да, ее роль очень велика в этой истории, было принято и возведено на пьедестал Эхнатоном не просто в выхолощенном, кастрированном виде, оно было во многом просто извращено. Не стану возражать: как вы справедливо изволили заметить, интерес к этому мальчишке-эпилептику сейчас во всем современном мире огромен, и будет дальше только расти, но в сути своей он не только вероотступник, но еще и предатель, ради своей личной шкурной грядущей славы пожертвовавший благополучием целой державы, самой великой на тот момент в мире.
- И что же стало с ними потом, с этими жрецами, - стараясь не слишком показывать свой интерес к заданному вопросу, спросил я. – Какова была их участь?
Старик пожал плечами.
- Ах, вы о них, атоновых псах! Как я понимаю, вас интересует конкретно: удалось ли кому-нибудь из них спастись? Да, конечно. Но очень немногим. Большинство из них умерло под пытками в невообразимых мучениях, но остались и здесь упрямцы. Мы преследовали и истребляли их потом веками, из поколения в поколение. До тех пор, пока преследование это не утратило всякий смысл. Тогда мы поставили им условие: они входят в наше объединение, принимая весь свод правил, которые мы издавна установили, с правом занять свою, особую нишу в нашем бизнесе. Сначала дело у них не пошло: планку они такую установили за свои свитки, что на моей памяти практически ничего из них не было продано. Но они много находят такого, что непосредственно для нас представляет интерес и перепродают нам. Я уже говорил: если учесть, в каких бедных странах мы обитаем, никто из нас не нищенствует, каждый по-своему, но мы все процветаем. Что еще вам сказать? Если вы интересуетесь документами той эпохи, они вам точно не по карману. Но у меня есть для вас очень хорошее предложение. И даже не одно, а целых два.
Я довольно холодно прореагировал на его слова.
- Интересно. И в чем же они заключаются?
Старик хитро усмехнулся.
- Во-первых, вы могли бы быть по совместительству одним из наших торговых агентов. Как я уже говорил, мы хорошо платим за редкие книги по интересующим нас вопросам. Где вы их раздобудете: в Париже, в Риме, в Тегеране – нам безразлично. Во-вторых, вы много говорили о том новом Царстве, которое грядет, и я понял, что речь идет о чем-то действительно значительном. Мы могли бы купить у вас любые рукописи по этому вопросу. Повторяю: именно рукописи, а не факсимиле.
Я не раздумывал ни секунды.
- Принимается. Оба предложения. Я не настолько богат, чтобы упустить хоть какую-то возможность заработать. Если, конечно, вы действительно в состоянии мне хорошо заплатить.
- Достаточно хорошо, уверяю вас. Если хотите, мы можем договориться сразу сейчас, конкретно.
Я кивнул:
- Очень хочу.
- Что вы можете предложить?
- В первую очередь все-таки факсимиле. С рукописи того человека, который по своей значимости бесконечно превосходит меня самого. С моими пометками и комментариями (на сей раз от руки, моей руки) прямо на тексте. Ну а еще три свои книги, но мне нужно время, чтобы изготовить их копии в виде манускриптов. Что бы это действительно была hand made – ручная работа.
- Сколько вам понадобится для этого времени?
- Чуть больше года.
- Хорошо, - кивнул Старик, - оставьте свои координаты, мы с вами свяжемся и договоримся точно.
Мы старались держаться не слишком в стороне, и в то же время, не соприкасаясь с другими туристами, которых, здесь, как ни странно, хватало. Гражина и Лилианна давно уже спустились к автобусу, Рамзес из него, по всей видимости, и не выходил.
Улучив момент, Старик неожиданно повернулся ко мне и стал вплотную, так что наши головы совсем сблизились. Тет-а-тет, как говорят французы, «голова к голове»:
- Есть и еще одно предложение, третье, но оно больше вам, а не нам интересно. Не догадываетесь, в чем дело?
Меня вдруг осенило. Наконец-то включились мои мозги.
- Стать Хранителем?
- Да, стать одним из нас. У вас будет свой сегмент рынка, то есть, специализация, свои люди, которых вы сами себе и подберете. Я уже не говорю о возможности передать со временем надежное, доходное дело своим детям. При всем при том вам совершенно не обязательно будет, закутавшись в бурнус, сидеть здесь, в пустыне, вы можете выбрать местом обитания любую страну мира. Наш бизнес таков, что в любой точке земного шара вы можете покупать, и в любой точке продавать. Единственное условие - невозможно быть Хранителем по совместительству, эта миссия как минимум на всю оставшуюся жизнь и даже на жизнь многих поколений.
Я покачал головой. Соблазн был слишком велик, но я не из тех, кто способен обольщаться химерами. Или дать обольстить себя.
- Это второе по степени заманчивости предложение из тех, которые я получал когда-либо в своей жизни, - горько сказал я. – Но вы не представляете, насколько плотно меня опекают и, соответственно, насколько опасно для вас со мной соприкасаться.
Старик презрительно фыркнул.
- Сколько тысячелетий прошло, а мы живы. И всегда процветали. Вы просто не представляете себе наших возможностей, нашей власти. Если вы еще не поняли, то знайте, нет ничего на свете сильнее власти жрецов. Да, мы «слуги» (а именно так, как вам должно быть известно, переводится это слово), но слуги не людей - мы слуги Божьи. Если вы вдруг когда-нибудь решитесь и станете одним из нас, вы сразу сделаетесь невидимкой: неуязвимым, неподвластным, недостижимым. Но, повторяю, только в пределах вашего статуса Хранителя и вашей сферы влияния в нем.
- Хорошо, я подумаю, - качнул я головой.
Больше мне ответить было нечего. Предложение было сделано, все размышления целесообразно было отложить на потом.
Однако у Старика было другое мнение, он не дал нашему разговору иссякнуть.
- Ладно, подумайте, - усмехнулся он. – Но во всех случаях знайте, если вы откажетесь, мы подберем взамен вам кого-нибудь другого. Поймите меня правильно, мы не можем оставить такой важный, новый сегмент рынка без своего присутствия. Свято место не может быть пусто.
Я разозлился, но, собственно, на кого мне в данном случае было обижаться? Только на свой слишком длинный язык. И в то же время я не мог остаться вот так, в пух и прах разбитым.
- Может, я покажусь вам слишком любопытным, - издалека начал я отыгрывать очки, - но если это не покоробит вас, ответьте мне: возможно ли, пусть даже за очень большие деньги какую-нибудь инкунабулу, редкостный исторический документ, уничтожить?
Старик долго молча раздраженно шевелил губами. Ему не хотелось отвечать на мой вопрос. Наконец он все-таки решился:
- Среди Хранителей нет таких людей, никто из нас не станет противоречить своей сущности. Но, в принципе, такие люди существуют.
- Истребители?
- Да, можно и так их назвать. Сначала мы просто боролись с ними, потом решили сделать по-другому: мы решили уничтожить их как явление. Уверяю вас, сейчас в нашей коллекции нет ни одного уникального материала, который не был бы несколько раз продублирован. И даже в той, устной, традиции, которая сохраняется до сих пор, слишком много людей надо убить, чтобы уничтожить истину.
- Но, насколько я знаю, существуют еще и Чистильщики. Что вы о них можете сказать?
Старик на сей раз замолк надолго, затем ответил со вздохом:
- Да, наша миссия (именно миссия, а не работа, вы правильно выразились) небезопасна. Но кто-то ведь должен ей следовать?
Я не стал его дольше мучить.
И все-таки самое интересное, что было в этой поездке – нам каким-то образом удалось отделаться от парочки назойливых американцев. Мы даже боялись поверить своему счастью. Но, я думаю, здесь наверняка просто сработал национальный прагматизм: в последний момент Рескин и его супруга узнали, что в Тель-аль-Амарне делать совершенно нечего и спешно пересмотрели свой дальнейший маршрут.
ГЛАВА 8
Египет и дальше не давал нам соскучиться, продолжал и продолжал удивлять нас. На что мы надеялись? Что столица поразит нас невиданной роскошью и благолепием? Но Каир выглядел не менее грязным и убогим, чем остальные города. Почти миллион бомжей в Городе мертвых, да и в Городе живых часть домов стояла без крыш, в крайне неухоженном состоянии. Как объяснила Гражина, это для того, чтобы не платить налоги за полноценное жилище. Хотя, честно говоря, ни меня, ни Лилианну не интересовало, как здесь люди обитают. Я не за тем сюда приехал. Но как бы то ни было, только здесь я мог найти ответы на некоторые вопросы, которые были для меня крайне важны.
И тут действительно была сказка. Она началась сразу же, как только мы выехали из Тель-аль-Марны. Гражина, чтобы показать, что она все-таки не даром ест свой хлеб, завела речь о фараоне Эхнатоне. Для меня в ее рассказе не было ничего нового, Старик вообще откровенно зевал, но вот для Лилианны эти слова были поистине откровением.
Сам я до сих пор не определился в отношении к этому человеку. Беда, если сапоги начнет тачать пирожник, а пироги печь – сапожник, так, кажется, говорят, когда человек начинает заниматься не своим делом. Многие великие умы всерьез считали, что справедливость может восторжествовать только в том случае, если государством будет управлять философ. Ах вот в чем беда? Вот в чем панацея от всех несправедливостей и невзгод? Но ведь такие случаи бывали. Восемнадцать лет правил римлянами император-философ Марк Аврелий, у которого, однако, хватило ума не подменять глубокомысленными рассуждениями свои прямые обязанности. Четырнадцать из этих восемнадцати лет он провел в военных походах, храбро сражался бок о бок со своими легионерами, а в перерывах, чаще всего при свете костра, как раз и записывал свои мысли. Конечно, во время своих нечастых наездов в столицу, он непомерно превозносил своих собратьев по любомудрию, создавал им для творчества и пропаганды своих идей идеальные условия, числилось за ним много и других чудачеств, однако все ему прощалось. И тем не менее, что дало его «просвещенное правление» Риму? Средненького императора и одного из самых великих умов в истории человечества. Одно качество в другое так и не переросло.
Что было здесь. Во главе империи, в далеко не самом удачном ее периоде, встал не философ даже, а кичливый богослов (что для Платона и Аристотеля разницы никакой, собственно, не представляло, так как в Древней Греции были жрецы, но богословов еще не было). Так вот, фараончик этот своими императорскими обязанностями явно пренебрегал. Его привлекала только идея Единого бога. Больше всего он напоминал Ленина в самом раннем периоде его правления. Однако Ленин сравнительно быстро перестроился, Эхнатон же так и продолжал забавляться найденной любимой игрушкой до конца дней своих. Конечно, была еще Нефертити, его жена, ставшая одним из эталонов женской красоты на все времена, были огромные перемены в искусстве, когда людей, природу, жизнь стали изображать такими, какие они есть, то есть не приукрашивая. И еще многое что другое. Но самое главное, причем совершенно непонятное, прав был Старик – люди в основной своей массе давно забыли, за редким исключением, почти всех прочих египетских фараонов, а интерес к этой личности с годами не развеивается, а наоборот, лишь растет.
Что ж, в Каире действительно было чем полюбоваться. И именно здесь я ощутил для себя все значение в этой поездке Лилианны. Она была как бы катализатором, мне куда интереснее было смотреть на многие вещи не своими, а ее глазами. Хотя, собственно, сами достопримечательности меня мало привлекали. Порой даже знакомство с ними было нелегким испытанием. Я имею в виду в первую очередь посещение пирамид. Представьте себе узенький тоннельчик, идти, точнее, ползти, по которому можно только вперед, поскольку ты в связке, плотно зажат между другими людьми, товарищами по несчастью. Вентиляции никакой: ни принудительной, ни естественной. Удивляюсь, как это никто еще не додумался ходить туда с кислородной подушкой. Но у первопроходчиков опыта нет, а второй раз туда уже никого не затащишь. Минут через десять-пятнадцать мумифицированный трупчик, затем той же вереницей поход обратно. Если взять наш советский ленинский мавзолей, то он выглядит на этом фоне образцом гуманности.
Возле Сфинкса с его перебитым носом (частенько, вероятно, приходилось отстаивать свое место под солнцем, а может, наоборот, как раз сослали сюда за драчливость) мы наткнулись на наших приятелей-ковбоев.
- Ну, Элен, и как пирамиды! – сразу перешел в наступление я.
- О, чудо! Изумительно! – ответствовала она. – Особенно вон та.
Не знаю, что уж она нашла в пирамиде Хефрена, на мой взгляд Хеопс, Джосер куда интереснее, но в принципе, кто ж признается? Оно и в самом деле – рай для токсикоманов.
- Господи, как же так получилось, что мы разминулись? – не уставал удивляться Питер. – Вы в последний момент передумали? Или все-таки были там, просто выехали пораньше? Мы вас весь день искали. И как вам Роммель – знаменитый Лис пустыни? Хорош сукин сын! Но напоролся на наших ребят, задали они ему жару.
С трудом, но я понял, что вместо Тель-аль-Марны Рескины двинулись прямиком в Эль-Аламейн и, естественно, узнали там для себя немало интересного. Как бы то ни было, теперь они ходили за нами след в след, и не было никакой возможности от них оторваться. В зал Эхнатона в Музее египетских древностей Старик все-таки со мной не пошел. Пришлось мне нанять местного экскурсовода.
К счастью, пути наши с американской парой все-таки разошлись. Мы собирались в Александрию, они же туда поехали сразу после Эль-Аламейна, а теперь, после Каира, собирались на Синай, ну а затем и дальше, в Израиль. От поездки в Александрию они нас отговаривали, утверждали, что там нечего смотреть. И вообще, были занудливы и навязчивы, как обычно. Вечером нам все-таки не удалось отвертеться от общения с ними, хотя мы предпочли нейтральную территорию: небольшой ресторанчик с местной кухней.
Мучения наши, конечно, трудно было передать. На этот раз нам не удалось уклониться от красочного рассказа о фашистском фельдмаршале Эрвине Роммеле и его достойном сопернике британском генерале Бернарде Лоу Монтгомери, уже не в сокращении, а во всех подробности, которые Рескин, еще находясь у себя, в Америке, досконально изучил. Мнения наши разделились, Лилианна втихомолку прозвала Питера Скунсом пустыни, я был куда более великодушен, окрестив его всего лишь Опоссумом Эль-Аламейна.
Со Стариком мы расстались еще в Каире, ехать на Синай с нами он категорически отказался, а на Александрии мы и сами не настаивали. Я напоследок в очередной раз просмотрел успевшие полюбиться мне иллюстрации в драгоценной книге, затем мы сердечно попрощались.
«Книга лучше расписного надгробья и прочнее стены. Написанное в книге возродит дома и пирамиды в сердцах тех, кто повторяет имена писцов, чтобы на устах была истина…"*, - загадочно проговорил Старик на прощание.
Я усмехнулся: неужели он всерьез думает, что я не знаком с такой жемчужиной, как «Прославление писцов»? Или это последняя «проверка на вшивость»?
«Они не строили себе пирамид из меди и надгробий из бронзы. Не оставили после себя наследников, детей, сохранивших их имена. Но они оставили свое наследство в писаниях, поучениях, сделанных ими…»**, - продолжил я приведенную цитату.
«Построены были двери и дома. Но они разрушились, жрецы заупокойных служб исчезли, их памятники покрылись грязью, гробницы забыты. Но имена их произносят, читая эти книги, написанные, пока они жили, и память о том, кто написал их, вечна»***, - увлеченно декламировал Старик, но я не стал дальше продолжать эту игру. Если для него это так важно, пусть за ним останется последнее слово. Хотя бы по праву его возраста, старшинства.
____________
*Перевод Д. Воронина
**Перевод Д. Воронина
***Перевод Д. Воронина
- Признаюсь, я давно наслышан о вас, - произнес между тем он вдруг фразу, которая застала меня врасплох: уж слишком был велик контраст перехода от одного вопроса к другому.
Я вздрогнул и стоял с минуту в растерянности, не в силах скрыть своего замешательства.
Старик продолжил, посмеиваясь, весьма довольный произведенным впечатлением:
- Но я даже не смел надеяться на то, что мне удастся не только пообщаться с вами, но даже и заключить с вами необычайно важный для нас, Хранителей, договор. Здесь помогла ваша исключительность. Вы, как видно, имели ничуть не меньшее желание встретиться с нами. Закинули удочку наугад, придумали великолепный предлог. Как бы то ни было я сейчас очень счастлив, чувствую себя глупым мальчишкой. Когда-то я мечтал в выбранной мною стезе о каком-то, подобному этому, чуде, потом понял, насколько я был наивен. И вдруг, в глубокой старости, в преддверии полной немощи… Это все равно, как если бы лицезреть живого бога. Как бы то ни было, знайте: если вдруг вам когда-нибудь понадобится наша помощь, мы гарантируем ваш полную возможность выполнить без помех вашу миссию, пройти весь путь до конца.
Оставшись один, я долго не мог успокоиться. То, что мгновение назад произошло, бесконечно превосходило возможности моего воображения. Почему самые разные люди, встречаясь со мной на стыковых, важных отрезках моего пути, оказывали мне столь явные знаки почтения? Ведь стоило мне хоть чуть-чуть свернуть в сторону, просто выйти на улицу и начать проповедовать Слово, Слово Вечной Жизни, в любой, даже самой доступной, форме, как надо мной тут же начали бы смеяться, а то и вообще - упрятали бы в сумасшедший дом. Вот этот старик, к примеру, кем он был на самом деле? Как ни крути, но ни к «фанатикам», ни к «гелекси» его никак нельзя было отнести. Однако и выдумать то, что он мне постоянно на протяжении всего нашего пути преподносил, было невозможно. Есть пределы любому воображению. Ясно, что он олицетворял собой какую-то третью силу. И не было никакого выхода у меня, как только поверить в нее, проникнуться ею.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
