Чудеса в решете 7

(продолжение)

ОБРАЗУМЬТЕСЬ!

- Ну, давай, давай! - подзуживал Жукова Хромой и скакал по избушке. - Хватай её!

Ни Фёдор Прохорович, ни Марья не слышали криков беса. Они не сводили глаз друг с друга. Жуков упёрся коленями о край кровати. Марья ждала, глядя на восставшее мужское достоинство, готовая принять его. И вдруг, белёсой пеленой окуталось тело Жукова, и сквозь неё Марья увидела Никиту Эрнестовича, увидела его печальные глаза.

- Что я делаю?! - подумала Марья, инстинктивно прикрываясь руками. - Нет...
- Нет!.. - сдавленным голосом вскрикнула она.

Жуков, склонившись над девушкой, был готов обрушиться на неё всей тяжестью своего тела. Но что остановило его, что помешало ему обхватить прелестное тело девушки, распростёртое на белой простыне?

Словно неведомая сила внезапно подхватила его и перенесла в кабинет секретаря парткома Рваного. И не просто перенесла, а поставила перед членами парткомиссии, а именно, перед самими товарищами Рваным, Пыжиковым, Лаптевым, перед заведующим РММ Чинковым, заведующей фермой Шуркой Топоровой, трактористом Генкой Алёшиным, телятницей Нюськой Щигровой, колхозным ветераном Ульяной Николаевной Грязновой с орденом Трудового Красного Знамени на груди и кучей позвякивающих медалей. Они глядят суровыми глазами на него, как ни есть голого...

- Прелюбодей! - прогремел в ушах Фёдора Прохоровича голос Рваного. - Ты нарушил Устав нашей дорогой партии, ведущей советский народ к победе коммунизма!!! 

- Ты нарушил Кодекс строителя коммунизма, в коем сказано: не прелюбодействуй! - вторил Рваному председатель сельсовета Рваный.

- Таким не место в рядах партии! - подал голос товарищ Чинков.

Нюська Щигрова ничего не говорила, а только подло хихикала, разглядывая его мужское достоинство. 

Шурка Топорова не смеялась, но всем своим видом показывала, что она глубоко оскорблена поведением Фёдора, его изменой. Ну, было, ну, случилось года три назад, переспал он с нею...

- Не место таким в партии, - проговорил Генка, тракторист и по совместительству неосвобождённый секретарь сельской комсомольской ячейки. 

- Гнать вон! - резанула Грязнова.

- Нет! - вскричал Жуков. - Простите меня, товарищи!.. Бес попутал!.. Больше не повторится... Вот вам истинный крест!!!
Он широко перекрестился. 

Хромой, не ожидавший такого от Жукова, отскочил от него, словно обжёгся.

А Жуков очнулся от привидевшегося ему заседания парткомиссии.
- Нет, Марья, - сказал он, всё ещё находясь под впечатлением увиденного. - Прости, но нам не следует делать этого... Оденься...

Марья, отрезвлённая печальными глазами Никиты Эрнестовича, натянула на себя сползшее с неё одеяло и тихим голосом попросила Жукова:
- Выйдите, Фёдор Прохорович, я оденусь. 

Жуков выскочил за дверь. Разгневанный Хромой швырнул ему вслед вилы с искривлёнными зубьями.

ЭТО ПРОДЕЛКИ НЕЧИСТОЙ СИЛЫ

Жуков вернулся в избушку. Марья уже оделась.

- Давай, перекусим и тронемся в путь, - сказал Жуков. 

Он открыл дверцу шкафчика с продуктами и удивился: полки, вчера ломившиеся от деликатесов, сегодня были пусты. Там лежали только два ржаных сухарика.

- Странно, - пробормотал Жуков.
Он взял сухарики. Один протянул Марье, сказав:
- Кажется, пока мы спали, здесь побывали воры и утащили все продукты.

Пора было идти. Жуков и Марья покинули избушку, но не сделав и пятидесяти шагов, Фёдор Прохорович спохватился:
- А дождевики-то мы забыли.

Они вернулись к избушке. Но там, где минуту она стояла, шевелилась нетронутая трава, колеблемая тёплым ветерком.

- Что за чертовщина! - воскликнул Жуков. - Это то же самое место. Вот пенёк, на котором я сидел...

Да, избушка исчезла. Вместе с нею пропали и казённые дождевики.

- Пошли искать дорогу к жилью, - справившись с недоумением, сказал Жуков Марье.

ПРИЁМ ПАЦИЕНТОВ

Позавтракав, Никита Эрнестович направился к амбулатории.
Возле неё уже томились несколько человек. Они с любопытством смотрели на нового доктора.

В кабинете сидела медсестра лет двадцати пяти со строгими серыми глазами. Звали её Елизавета Ниловна. Она ведала амбулаторией.

Елизавета Ниловна подала Никите Эрнестовичу новый отглаженный халат.

Никита Эрнестович сел за стол. Елизавета Ниловна позвала первого пациента.
В кабинет вплыла круглолицая женщина в просторном балахоне, под которым шаром громадился живот. Походила она на раскрашенную матрёшку. Женщина села на стул, возложив тяжёлую ношу на широко расставленные толстые красные ноги.

- Это наша мать-героиня Фрося, - сказала Елизавета Ниловна. - Шестого богатыря вынашивает...

Фрося посмотрела на неё добрыми коровьими глазами и поправила:
- Сёмого, Лиза. Шестым был Мишка.

- Ну да, ну да, - кивнула Елизавета Ниловна. - Прости, Фрося. Я сбилась со счёта.

- На что жалуетесь? - спросил Никита Эрнестович Фросю.

- Ни на чё, - ответила та. - Рази что малец шибко толкаицца, на волю просицца... А так, ничё... Это Лизка меня доняла: приди, да приди...

- У неё подходит срок рожать, - сказала Елизавета Ниловна, - а в роддом ехать отказывается.

- А чё ехать туды, Лиза? И без него рассыплюсь. Впервой, что ли? - улыбнулась Фрося.

- Во время родов может всякое случиться, - сказал Никита Эрнестович. - Бывают такие неожиданности... Все женщины должны рожать в роддомах.

- Не, я лучче дома, - мотнула головой Фрося. - Или в нашей больничке. Спасибочки за предложение, доктор. А что неожиданное приключицца, дак это для Кольки, моего мужа, если вместо парня я рожу девку... А в ваш роддом мотать, ляжки отбивать. Опять-таки, потом с мальцом назад ехать... Не, я лучче дома...

Никите Эрнестовичу пришлось сдаться: вольному воля. Он осмотрел Фросю и отпустил.

- Не любят наши бабы роддом, сказала Елизавета Ниловна. - Только первородящих иногда удаётся туда спровадить, но второй раз туда никто не едет. Не переживайте за Фросю. У неё ворота широкие...

Следующим в кабинет вошёл сухонький старик в мятом сером пиджаке и пузырящихся на коленях штанах. Нос старика испещрили сизые прожилки. В маленьких красноватых глазах его крылась хитроватость. Он сел и сразу же потребовал:
- Ты, Лизка, выдь.

- Елизавета Ниловна медсестра, моя помощница, - сказал Никита Эрнестович.
- А моя внучка. Неча ей слухать меня. У меня разговор сурьёзный.
- Знаю, дед, твой серьёзный вопрос, - ответила Елизавета Ниловна, поднимаясь со стула. Она скрылась в перевязочной.

Старик проводил её взглядом, наклонился к Никите Эрнестовичу и шумно зашептал:
- Подслушивать будет стерва. А у меня к тебе такой разговор. Скажи, какие у вас, медиков, сичас имеются успехи в смысле запоров?

- Ну-у... - протянул Никита Эрнестович, удивлённый неожиданным вопросом, в уме лихорадочно листая страницы "Справочника практического врача".

- То-то же, - не дожидаясь ответа, зашептал старик. - В космос летаем, по луне ходим, а от запора средствия не придумаем. Во, промблема, а? Я примаю пурген по пять таблеток за раз. Не помогает гад, пока полстакашки самогонки не заглону. Только тады прорывает... Но моя стерва старуха...

Старик ещё ближе надвинулся на Никиту Эрнестовича6
- Пропиши ты мне её самую, чтоб я её вместях с пургеном приймал. Дохтору она поверит, что это для меня пользительно. По гроб жизни благодарен буду тебе. А?

- Дед, ты опять о своём, - сказала вышедшая из перевязочной Елизавета Ниловна. - Никаког запора у него. Врёт. Ишь, самогонки захотел...

- А ты не встревай в наш разговор, - рассердился старик. - Ты со мной в нужник не ходишь, значицца, не знаешь...

- Мы самогон, дедушка, не прописываем больным, - сказал Никита Эрнестович.
Старик встал.
- Ну тебя, Лизка. Весь разговор спортила, - проговорил он и хитровато посмотрел на Никиту Эрнестовича: - Так я не оставляю надёжу... А?

Старик скрылся за дверью, а на пороге появился широкоплечий парень, богатырь. У него созрел на ягодице здоровенный фурункул. Стесняясь Елизаветы Ниловны и с опаской поглядывая на блестящие инструменты на стеклянном столике, он спустил штаны и лёг на кушетку.

Когда же всё было кончено и фурункул вскрыт, он, натягивая трусы, спросил:
- Надо понимать, что моя сегодняшняя банька и пиво накрылись, доктор?
- Против пива я ничего не имею, - ответил Никита Эрнестович. 
- Да пиво у нас продаётся только в бане для моющихся в ней, - вздохнул парень и, взглянув на Елизавету Ниловну, заметил:
- Будь я твоим мужем, Лизка, ни за что бы не позволил тут работать.
- Это почему же? - спросила та.
- А чтобы ты не любовалась на наши елдаки.
- Ха, нашёл чем любоваться, - усмехнулась Елизавета Ниловна. - Это на твой-то... огрызок?
Парень обиделся и, ни слова не сказав, вышел.

Пока Никита Эрнестович ведёт приём, посмотрим в сторону колхозной бани.

БАНЯ

Не было в Пестюрино общественной бани. Построили её только на пятьдесят седьмом году советской власти, и то стараниями председателя колхоза Пыжикова. Нужно сказать, что его идею иметь в селе общественную баню пестюринцы приняли не сразу. Она была им вроде ни к чему: у каждого имелась своя банька. Каждый парился, когда хотел и как хотел и умел.

Первый месяц баня пустовала. А затем Пыжиков через сельпо добился, чтобы бане выделили фонды на пиво. Как только из райцентра в баню привезли бочонок пива, туда потянулись мужики. Но пиво продавалось только тем, кто помылся и попарился. Заведующая баней Клавдия Еркина никому со стороны не отпускала ни единой пенной кружечки. Волей-неволей, жаждущим выпить пивка приходилось и помыться.

С той поры баня сделалась необходимой мужикам. В ней они с полным правом могли для поднятия жизненного тонуса выпить пива и не только его, но и малость "заершиться" - полчекушки самогонки на кружку пива.

Вслед за мужиками потянулись и бабы в баню, превратив её в своеобразное агентство сельских новостей.

ДОРОГА К ДОМУ

Солнце вошло в зенит. Оно шагало по земле огненными лучами, погрузив округу в знойное марево. 

Жуков и Марья пробирались сквозь лесную чащобу, где, казалось, не ступала нога человека.
- Куда это занёс нас Буланка? - недоумевал Жуков.

Ещё больше он удивился, когда лес оборвался, и они вышли на берег речки. 
- Да это же наша Добрица! - воскликнул Жуков. - А вон и мост через неё.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРИЁМА ПАЦИЕНТОВ

Солнечный шар всё выше и выше поднимался к зениту. Знойной дрожью трепетал дальний лес. 
Приём в амбулатории близился к завершению. Последней в кабинет вошла девушка-подросток лет пятнадцати. 
- Ты, что, Ксюха, заболела? - спросила её Елизавета Ниловна.
- Нет, меня мамка прислала провериться, - ответила девушка и зарделась.
- И что нужно у тебя проверить? - поинтересовалась Елизавета Ниловна.
- Мамка боится, что я... что я... с Васькой...
- Она боится, что вы с Васькой уже перепихнулись? - продолжала допрашивать Елизавета Ниловна бедную Ксюху.
- Ага... - кивнула та, зардевшись ещё пуще. - Но мы с ним ничего такого...
- Это моя соседка. Мать к неё работает уборщицей в сельсовете, - пояснила Елизавета Ниловна Никите Эрнестовичу и, повернувшись к девушке, приказала: - Снимай трусы и забирайся на кресло. Доктор осмотрит тебя.

Ксюха спряталась за ширму, где стояло гинекологическое кресло.
Выждав пару минут, Никита Эрнестович подошёл к креслу, на котором лежала Ксюха, положив ноги на подколенники.

- Всё в порядке, - сказал он девушке, окончив осмотр. - Можешь сказать об этом маме.
- Мамка скахала, чтобы я взяла справку, - сказала Ксюха. - На слово она не поверит.
- Ещё чего, - усмехнулась Елизавета Ниловна. - Мы дадим справку, что ты целка, а ты пойдёшь к Петьке...
- Ваське, - поправила её Ксюха.
- Не всё ли равно кто. Ладно, иди. Я сама скажу Зинаиде, что ты ещё целая, - успокоила её Елизавета Ниловна.

Едва Ксюха выскользнула из кабинета, как вбежала растерянная Аксютка и закричала:
- Никита Эрнестович, вернулся Буланка, но таратайка пуста. Фёдор Прохорович и Марья Снежкина пропали! 


(продолжение следует) 




Рубрика произведения: Повесть