Катерина, изнывая от сумасшедшего желания соединиться с Никитой Эрнестовичем, бродила по дому. Душа её рвалась туда, в его комнату, где он лежал одинокий, заброшенный, больной. Она страдала от того, что не может подать ему стакана воды, сменить холодный компресс на его пылающем жаром челе.
- Какая гроза, - сказал ей заскочивший на минутку Иван Иванович. - Ты меня не жди. У свинарника ветром снесло крышу. Аврал на всю ночь.
Взяв из шкафа дождевик и выпив наскоро стакан молока с куском чёрного хлеба, он выскочил за дверь.
Сверкнула молния, озарив на мгновение комнату голубым светом, и мощный гром с треском распорол небеса.
- Как же там ОН? - подумала Катерина и стала лихорадочно одеваться.
ТЯЖКО БОЛЕТЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ
Что же Никита Эрнестович?
Татьяна Ильинична, дежурившая вторую ночь подряд, возвращая долг Натке Андреевой, заглянула к нему в комнату. Увидев, что Никита Эрнестович лежит с закрытыми глазами, она решила:
- Спит? Ну и пусть спит себе..
Она раздала лекарства лежащим в палатах больным и отправилась в палату для родильниц, где разделась и легла на кровать. За день она умаялась, провозившись с домашними делами. И то, нужно было прополоть огород, окучить картошку, покормить скотину, приготовить обед. Теперь можно было и отдохнуть. Спустя несколько минут она уснула с чувством выполненного долга.
А у Никиты Эрнестовича поднималась температура. Его бил озноб. Он замерзал даже укутавшись в одеяло. Мороз шёл изнутри.
Никита Эрнестович попытался подняться, чтобы попросить грелку, но едва он оторвал от подушки, её пронзила острая боль.
- Где же Марья?.. Где же все?.. Где мама?.. - подумал он и впал в забытье.
ГИБЕЛЬ БУЛАНКИ, ТАРАТАЙКА ВДРЕБЕЗГИ
Буланка, не слушаясь удил, нёс Марью и Жукова через буераки и овраги по тёмному лесу, изредка освещающемуся мельканием ослепительных молний. Жуков что-то кричал, матерился. Таратайка подскакивала, взлетая вверх, угрожающе кренилась то на левый бок, то на правый, грозя выкинуть седоков. Марья держалась обеими за сиденье, от страха то и дело закрывая глаза. Она давно уже упустила баул, но не думала о нём. Ужас охватил её.
Буланка остановился внезапно, встав, как вкопанный. Его передние ноги подкосились, и он упал на раскисшую от дождя землю, наполовину погрузившись в жидкую грязь. Таратайка затрещала и опрокинулась, вывалив в грязь Марью и Жукова.
- Марья, ты жива? - спросил Жуков, поднимаясь на ноги.
- Жива, - откликнулась девушка. - Где мы?
- Хотел бы я знать, - ответил Жуков, оглядывая обступивший их чёрный лес.
Подойдя к Буланке, Фёдор Прохорович понял, что тот мёртв. Валявшаяся таратайка развалилась на части.
- Эх, хорошо я вас прокатил, - сказал никем неслышимый Хромой, вылезая из уха мёртвого Буланки. - Жаль, коняку...
- Что будем делать? - спросила Жукова Марья, дрожа от страха и холода.
- Искать людей, - ответил Фёдор Прохорович, накидывая ей на плечи дождевик. - Пошли...
СТРАСТЬ НЕ ВЕДАЕТ ПРЕГРАД
Как только за Пыжиковым захлопнулась дверь, Катерина стала одеваться. Мелькавшие за окном молнии с громом не пугали её.
Надев дождевик и резиновые сапоги, она вышла в сени, толкнула дверь, ведущую на улицу, но та не поддалась ей. Пыжиков, уходя из дома, припёр дверь ломом. Зачем? А чёрт его знает. Никогда он не делал этого. Может, чтобы её не распахнуло ветром?
Потолкавшись в дверь и убедившись в безуспешности своих попыток, Катерина выругалась:
- Ах ты, старый развратник. Сам, видно, попёрся к Лушке, а меня запер...
Кто такая Лушка? Да это вдовая бабёнка с передком, охочим до мужиков. Хотя она была не раз бита бабами, это её не уняло. Правда, последние года три редкий мужик заглядывал к ней на огонёк. Зоркий бабий глаз строго следил за её калиткой.
Так устроен человек: чем больше преград на его пути, тем сильнее он стремится к желанной цели.
Катерина перестала отбивать бока и зад о дверь. Она подбежала к кухонному окну, распахнула его навстречу грозе и перекинула полную ножку через подоконник.
Не так-то просто пухленьким дамам в возрасте лазить в окна, но Катерина смогла. Спрыгнув на землю, она помяла куст роз и слегка ушиблась. Потерев ушибленное место, она поспешила в больницу к своему желанному, провожаемая лаем удивлённого поведением своей хозяйки Шарика, спрятавшегося от грозы и ливня в будку.
Катерина мчалась по пустынной тёмной улице. Нет, она летела, словно шаровая молния.
БЕЗ ДОРОГИ
Жуков и Марья брели по лесу, куда глаза глядят. Впрочем, в кромешной тьме ничего не было видно, кроме самой тьмы. Они оба промокли до нитки, замёрзли до мозга костей и едва передвигали ноги в пудовых сапогах, от налипшей на них глины.
Хромой же шёл, как ни в чём ни бывало, будто не он мчался в теле Буланки.
- Пожалуй, с вас довольно, - сказал он. - Пора и передохнуть. Давайте-ка сверните направо...
Жуков остановился.
- Свернём направо, - сказал он Марье.
Марье было всё равно. Она послушно последовала за Жуковым. И не зря. Через несколько шагов они вышли на небольшую поляну, посредине которой стоял домик.
- Похоже, мы добрались до охотничьей избушки, - сказал Жуков. - В ней и дождёмся утра.
КОНЕЦ ДОБРОДЕТЕЛИ
Катерина добралась до больницы и вошла в квартиру в Никите Эрнестовича через дверь с улицы. С дождевика ручьём стекала вода. Она скинула его на пол в крохотной прихожей и, сняв сапоги, прошла в комнату.
Никита Эрнестович приоткрыл мутные глаза, протянул навстречу Катерине руку и проговорил слабым голосом:
- Ты пришла... Иди ко мне... Согрей меня...
Катерина, хотя и была готова на всё, что может дать мужчине любящая его женщина, но вот так, сходу... Ей ни разу не приходилось ложиться в постель к чужому, тем более, малознакомому мужчине. Она ни разу не изменила мужу и даже не думала об этом. А тут...
Просто как бес попутал.
Хотя и смутилась Катерина, но ласково ответила:
- Сейчас, милый... Не спеши... Разве можно тебе в таком состоянии?..
Она сняла платье, скинула с пышных грудей своих лифчик, полуотвернувшись от Никиты Эрнестовича, стянула панталоны.
ВДВОЁМ В ПОСТЕЛИ
В это время Никита Эрнестович простонал:
- Пииитть...
Катерина налила из графина воды, поднесла к губам больного. Жадно выпив воду, Никита Эрнестович откинулся на подушку и пробормотал:
- Машаааа... Я замёрз...
У Катерины оборвалось сердце. Она поняла, что больной бредит и в бреду зовёт не её... Может, Марью Снежкину. Она потянулась за платьем, поскорей одеться и бежать отсюда, но Никита Эрнестович схватил её за руку.
- Не уходи... Как холодно... Согрей мнея...
Зубы его действительно стучали, будто он продрог на морозе.
Катерина прилегла рядом с ним, прижавшись к нему горячим своим телом. От тепла, исходившего от неё Никита Эрнестович слегка улыбнулся и проговорил:
- Хорошо...
Вскоре он уснул, а Катерина лежала, обняв его, приткнувшегося к её жарким грудям, и думала. Она вдруг вспомнила сына. Старшина второй статьи Василий Пыжиков третий год отбывал срочную службу на флоте и, возможно сейчас, бороздил мировой океан на подводнной лодке.
Никита Эрнестович согрелся. Он уже лежал спокойно, по-детски посапывая носом. Затем тело его начало покрываться потом, вспотела и Катерина.
- Жарко, - сквозь сон пробормотал Никита Эрнестович и стал отталкивать Катерину от себя.
Катерина осторожно поднялась с постели, укутала Никиту Эрнестовича одеялом.
- Что будет, если он сейчас откроет глаза и увидит перед собой голую бабу с сиськами скатывающимися на заплывшее жиром пузо, - испугалась она и принялась лихорадочно натягивать на себя платье. Одевшись, она поспешила покинуть комнату.
Сельская улица в этот час была ещё пустынна. Грозовые тучи уже уплыли, и раннее утро красило небо розовым светом.
Катерина торопливо шагала, боясь, что её заметит кто-то из односельчан. Но по дороге она увидела только Вальку Никитина. Тот, лёжа на спине в луже, спал крепким хмельным сном.
Дома её встретил радостным лаем Шарик. Входная дверь оставалась припёртой ломом. Иван Иванович ещё не вернулся со своего аврала. Отбросив ломик, Катерина вошла в дом.
Помочь сайту
Поздравления
