Савраскин выбирал цель, куда отправить капсулу с "клопом". Он следил за перемещением военных. Он обнаружил дом, в который тянулись телефонные провода. Окна в нём были распахнуты и в него несколько раз входил офицер, по всей видимости, важная шишка.
Зарядив ружьё "клопом", Савраскин прицелился и выстрелил в одно из окон. Надев наушники с приёмным устройством, он стал внимательно вслушиваться в звуки, что улавливал "клоп". Вскоре он услышал мужской голос:
-...Большое спасибо, хозяюшка. Век не едал таких вкусных щей.
"Клоп" работал.
ГЕНКИНЫ СТРАХИ
Посещение майора обеспокоило Генку, хотя оно и не было для него неожиданным, но оставило неприятный осадок. "Мусорок", чувствуется, был опытный и с крепкими челюстями. Как он обнюхивал его... И тут щё Алька со своими расспросами: -"Ах, Геночка, ты украл мешок золота? Где ты его спрятал? "Мусора" его не найдут?
Он отпирался, но разве бабу переубедишь в том, что она взяла себе в голову?
Ещё у Генки вызывал опаску Димка: как бы тот не сорвался, не сболтнул. С идиота станется. И встречаться с ним сейчас опасно. Генка боялся навести сыщиков на приятеля, зная, что того "мусора" легко раскрутят. Эх, если бы можно было обойтись без него. И из села сейчас не смоешься: все выходы законопачены. Хотя при желании... Нет, тогда уж точно лягавые начнут на него охоту.
ЧЬЯ ЭТО БЫЛА ХАРЯ?
Сиреневые сумерки накатывались на притихшее село. Над горизонтом показался лик луны. Гасли огни в домах пестюринцев.
Участковый Красиков, как человек хорошо знавший село и односельчан, был оставлен на ночное дежурство. С дежурным офицером комендатуры старшим лейтенантом Трубадуровым они расположились в кабинете Пыжикова.
Трубадуров бесцеремонно обследовал пыжиковский стол и тумбочку.
- Сержант, гляди, что ваш председатель прячет у себя, - воскликнул Трубадуров извлекая на свет бутыль с мутноватой жидкостью.
Он сковырнул пробку с бутылки, понюхал.
- Похоже, косорыловка...
Красиков тоже нюхнул, потом сделал маленький глоток, подержал во рту, как заправский дегустатор, и авторитетно заключил:
- Аганькино производство. У неё самогон славный. Можно употребить.
- Верю, - сказал старший лейтенант. - Грех не попробовать, а, сержант?
Василий Егорович не возражал.
- Полстакашки можно, - ответил он. - У меня и закусон найдётся. Дуська мне сунула жратву на ночь, есть сало.
- Давай, сержант, твоё сало, - сказал Трубадуров. - Под него и стакан не грех пропустить. И покличь прапорщика.
Красиков позвал прапорщика Михалыча, кимарившего у рации в соседнем кабинете.
- Михалыч, - спросил Трубадуров, - не желаешь остограмиться?
Прапорщик желал. Его будёновские усы навострились пиками.
Первым выпил старший лейтенант.
- Ух, крепка, сука, - промолвил он, хватая бутерброд с салом.
Одобрительно крякнул и Михалыч. Взяв бутерброд, он вернулся к рации.
Не заставил себя ждать и Красиков. Самогонка обожгла ему горло.
- Уф-ф, - выдохнул он. - Однако для начальства постаралась Аганька.
Откусив бутерброд, он взглянул в окно и застыл с открытым ртом, выдавив из себя:
- Ва-ва-ва...
Заметив испуг на лице милиционера, Трубадуров, сидевший к окну спиной, обернулся и тоже оцепенел. В зияющей темноте окна чётко виднелась свинячья морда с розовым пятачком.
- Чё-чё-чёрт, - вскричал он и повалился на пол.
Рыжий, показавший себя людям, увидев их ужас, довольно захохотал и скрылся во мраке ночи, а бутыль, стоявшая на столе, медленно растаяла в воздухе на глазах изумлённого Красикова.
- Мама... - пролепетал Василий Егорович.
Поднявшийся с пола, пришедший в себя Трубадуров, спросил окаменевшего Красикова:
- Чья это была харя?.. И где бутылка?..
ПУСТЬ ПАШКА БУДЕТ СЧАСТЛИВ
Никита Эрнестович искал ответ на вопрос: что делать с младенцем так полюбившимуся ему?
Простое решение: сдать Пашку в дом ребёнка было ему не по душе, но и оставить у себя он не мог. Конечно, можно было переоформить историю родов Ефросиньи, пожелавшей взять младенца себе, и написать, что она родила двойню. Так ли велико было это преступление?
Никита Эрнестович склонялся к этому решению: пусть Пашка будет счастлив.
УЖИН ПОДПОЛКОВНИКА ВОДИЧКИНА
- Хорошо, когда мужа нет дома, а под боком у тебя красивый мужчина, - так думала Дуська, накрывая стол. По такому случаю она прихорошилась: надела красивое платье, подкрасила губы, подрумянила круглые щёчки, надушилась "Красной Москвой", подареной ей Василием на 8 марта.
Она прошлась по горнице, покачивая широкими бёдрами, и села за стол, колыхнув перед носом Водичкина пышными грудями, свободно лежащими в синем платье.
Она предложила подполковнику водочки, настоящей, "Столичной". Водичкин не был против водочки, как не отказался бы и от аппетитной бабёнки с игривыми глазами и шаловливыми сиськами.
Водичкин пил водку маленькими глотками, смакуя её, и неторопливо перемалывал пищу острыми зубами.
И только покончив с едой и водкой, подполковник положил ладонь на горячее Дуськино колено. Дуська улыбнулась и сказала:
- А я вам мягоньку постельку постелила...
БУДЬ ЧТО БУДЕТ
На тумбочке горела неяркая настольная лампа. Ефросинья, притенённая стоящей перед лампой книжкой, выпростав молочно-белые груди, кормила сразу обоих младенцев.
Никита Эрнестович сидел на койке напротив и наблюдал за кормлением, любуясь и младенцами, вздутыми, наполненными молоком грудями Ефросиньи и её улыбкой на добром округлом лице.
В палату вошла Марья и, приняв от Ефросиньи Пашку, стала его укладывать, говоря:
- Милый мой, хороший, я никому тебя не отдам...
ЧТО ПЕРЕДАЛ "КЛОП"
Савраскин долго вслушивался в эфир, пытаясь извлечь из него, хотя бы капельку полезной информации, но наступала ночь, а в наушниках царила тишина. Его стали одолевать сомнения: туда ли он заслал "клопа"? Лишь около полуночи в наушниках послышались звуки отдалённых голосов. Затем раздался грохот, будто что-то упало и за ним раздражённый голос мужчины:
-...твою мать! Включи свет, Дарья...
Затем послышался тот же голос, но уже в нём звучали нежные нотки:
- А, прелесть моя...
В ответ донеслось до ушей Савраскина хихиканье... Похоже, хихикала женщина. Чуткий микрофон бесстрастно улавливал звуки. Послышался скрип кровати, натужное дыхание людей, негромкие стоны.
Затем женщина закричала:
- А-а-а... глубже... ещё... ещё... а-а-а... сладкий мой...
Спустя некоторое время мужчина сказал:
- Давай спать. Выключи свет. Завтра у меня тяжёлый день...
Раздосадованный Савраскин снял ставшие ненужными наушники и, свернувшись калачиком, прилёг отдохнуть.
БЕС В ОКОШКЕ
Василий Егорович постепенно приходил в себя. Его глазам вернулось осмысленное выражение, и он произнёс:
- Всё, пора с выпивкой завязывать.
Трубадуров спросил его:
- Ты что-то видел?
- Видел. Такой с рожками и свиным пятачком... в окне... - ответил Красиков. - Нечистая сила.
- Второй этаж, - сказал Трубадуров. - Кому-то захотелось подшутить над нами.
- Кому шутить, товарищ старший лейтенант? - сказал Красиков. - Это глюки.
- У двоих одни и те же? - усомнился Трубадуров. - Так не бывает...
- У кого белянка, всегда их видят, тех, что с рожками... - проговорил Красиков.
- Но я больше не вижу его, - сказал Трубадуров. - А ты?
- Я тоже не вижу? - ответил Красиков и удивился: - А где наша бутыль?
- Я не трогал... Михалыч скомуниздить не мог... или мог? - сказал Трубадуров и крикнул:
- Михалыч, подь сюда!
Вошёл Михалыч. Он был бледен. Один его ус торчал кверху, второй - обрезан под корень.
- Что с тобой, Михалыч? - удивился Трубадуров. - Зачем ты обрезал ус?
- Он приказал по рации: обрежь левый ус, он притягивает к себе беды-несчастья, - ответил деревянным голосом Михалыч.
- Кто он?
- Он, - Михалыч пальцами показал Трубадурову рожки.
- Тоже белянка, - констатировал Красиков.
ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ
Дети спали. Легла отдохнуть и Ефросинья. Никита Эрнестович и Марья вышли на крыльцо. Больничный двор был залит прозрачным лунным светом.
- Спасибо Ефросинье, - сазал Никита Эрнестович. - Я уверен, что она Пашке станет настоящей матерью.
- А я могла бы стать его матерью? - спросила Марья дрогнувшим голосом. - Я тоже могла бы его усыновить.
- У тебя нет ещё того опыта, что есть у Ефросиньи. Тут одного желания мало, - ответил Никита Эрнестович.
- Опыт - дело наживное, - сказала Марья. - А я уже решила. Я полюбила его...
- Разве только ты. Я тоже хотел бы усыновить Пашку. Но усыновить ребёнка мало, его нужно вырастить, воспитать... В одиночку не справиться...
- Я - деревенская, я справлюсь.
Никита Эрнестович взял Марью за руку. слегка сжал её, спросил:
- Ты твёрдо решила?
- Серьёзней не бывает. Я уже сказала родителям, что усыновлю Пашу.
- И что они?
Марья вздохнула.
- Отец не возражает. Мама опасается, что с ребёнком меня никто не возьмёт замуж.
Никита Эрнестович помолчал, собрался с духом и проговорил:
- Я возьму, если ты пойдёшь за меня. Я люблю вас обоих - и тебя, и Пашу.
Марья спросила:
- Это правда?
Никита Эрнестович тряхнул головой и решительно сказал:
- Правда!
Марья смутилась. Ей ещё никто не делал предложения. Помедлив, она ответила:
- Я согласна.
Хромой, сидевший на перилах, невесело усмехнулся: я проиграл...
Помочь сайту
Поздравления
