Шаловливо заблестели глазки у Эллы Гавриловны. Разгладились предательские морщинки вокруг них. Вздёрнулся запунцовевший носик. Разрумянились слегка отвисшие щёчки. Стала она наводить глазки то на Фёдора Прохоровича, то на Никиту Эрнестовича. Победила молодость.
Хромой, восседавший на подоконнике открытого окна, весело потёр ладони. - Ага, попалась голубушка. С тобой и возиться не надо, - подумал он и посмотрел на захмелевшего от выпитого спирта Никиту Эрнестовича. - Нужно только подзавести этого дурня.
- Проводите меня до машины, - заплетающимся языком попросила Элла Гавриловна, протягивая руку молодому доктору.
Никита Эрнестович поднялся из-за стола и вывел Штофскую на улицу. Тут Элла Гавриловна заявила: - Подышим свежим воздухом, мальчик... Отведи меня на речку...
На берегу она наклонилась, взялась за подол платья и потянула его кверху, но запуталась в нём.
- Ну же, увалень, помоги бабе раздеться, - приказал ему Хромой.
Никита Эрнестович неуверенными движениями расстегнул пуговички и помог Штофской освободиться от платья. - И лифчик, - продолжал Хромой. Никита Эрнестович расстегнул и лифчик. Наружу выскочили чуть отвисшие, но ещё не потерявшие упругость груди с торчащими коричневыми сосками.
- Скажи, я твоя начальница? - спросила Штофская Никиту Эрнестовича. - Начальница, - согласился тот. - Значит, ты обязан безпир.. безпер... безперкословно выполнять мои приказы... Да? - Элла Гавриловна пошатнулась, чуть не упала, но Никита Эрнестович удержал её и мотнул головой: - Ну... - Тогда... да... впендюрь мне... ну... - Как?.. - оторопел Никита Эрнестович. - Как умеешь... - ответила Элла Гавриловна. - Знаешь, как баб мандячат?.. - Прямо здесь?.. - Здесь и сейчас... - воскликнула Штофская и, обхватив Никиту Эрнестовича за шею, увлекла его на траву. - Не зевай, зануда... - подначивал сконфуженного доктора Хромой. - Некому тут на вас смотреть... - Не тяни, мальчик, скорее... - простонала полыхающая страстью Элла Гавриловна. - Задвинь мне поглубже... - Давай, не тяни, снимай брюки - зудел над ухом Никиты Эрнестовича Хромой. - Вишь она уже без трусов, а ты канителишься...
Никита Эрнестович был готов снять брюки, его пальцы уже ухватились за пуговки ширинки, когда на горизонте нарисовался водитель. Он сбежал с горки вниз.
- Элла Гавриловна, нам пора ехать, - сказал он Штофской. Та посмотрела на него мутными глазами, пробормотала: - Андреич, ты? Вхерачь мне... - Щас, - усмехнулся он. - Только не здесь, Элла Гавриловна. Пойдёмте в машинку. Там и позабавимся...
Прихватив платье, водитель поволок Штофскую к машине. Никита Эрнестович поплёлся за ними. На дворе его остановил Жуков.
Войдя к себе, Никита Эрнестович, не раздеваясь, рухнул на кровать и тут же забылся тяжёлым сном.
Сердитый неудачей Хромой бросил ему: - Ну и придурок же ты! Пристроившись в ногах Никиты Эрнестовича он усмехнулся: - Мы не гордые. Нам и в ножках неплохо...
РЕШЕНИЯ XXV СЪЕЗДА КПСС В ЖИЗНЬ!
Рыжий бес вошёл в сельсовет. На первом этаже ему бросилась большая бордовая табличка с золотыми буквами "ПАРТКОМ". Ниже помельче было написано "Секретарь парткома Рваный Юрий Давыдович". Прочитав, а читать он умел на всех языках, Рыжий вошёл в кабинет, конечно, не отворяя дверь.
Там за столом сидел грузноватый мужчина, не взирая на жару, в тёмно-синем пиджаке и при галстуке. Рыжий догадался, что это и есть Юрий Давыдович Рваный собственной персоной.
С выражением глубокого наслаждения на лице, обрамлённого рыжими волосами, он что-то писал.На столе перед ним лежала стопка книг и брошюр. На обложке верхней, зёлёной, значилось "Материалы XXV съезда КПСС".
Через некоторое время Рваный отложил авторучку, и, взяв в руки листок бумаги, бодрым голосом начал читать: - Товарищи колхозники и колхозницы, настоящий момент нашей жизни определяется решениями двадцать пятого съезда партии, поставившей перед нами новые задачи по продвижению к светлому коммунистическому завтра, а также в повышении урожайности колхозных полей, продуктивности молочного стада, яйценоскости курей... нет, кур, в улучшении трудовой дисциплины на ниве пьянства и укреплении морального облика советского человека, то есть, нашего блядства и хождения налево... В свете этих судьбоносных партийного съезда решений мы должны...
Рыжий, прослушав несколько фраз, с пафосом произнесённых Юрием Давыдовичем, зевнул и сказал: - Ничего, болтун, теперь я займусь моральным обликом твоих колхозников, колхозниц и твоим собственным.
Никита Эрнестович проснулся от разламывающейся головной боли и нестерпимой суши во рту. Ему хотелось пить и чего-нибудь кисленького.
- Сейчас бы лимончику с чаем, - подумал он, поднялся с постели и вышел на кухню. Ведро для воды было пусто.
С трудом ориентируясь в незнакомой обстановке, Никита Эрнестович через кабинет прошёл к дежурной медсестре. Заглянув в палаты и в больничные закоулки, он обнаружил её по богатырскому храпу, доносящемуся из палаты родильниц.
Медсестра лежала на спине шарообразным животом кверху и в просторных, как шаровары запорожских казаков, розовых панталонах. Вздутые фляги её грудей, колеблемые дыханием их владелицы, скатились к бокам.
Никита Эрнестович не стал её будить и тихо прикрыл дверь. Воду он нашёл в эмалированном баке с красной надписью "КИПЯЧЁНАЯ ВОДА" и с кружкой на цепочке. Стараясь не греметь крышкой бака, он зачерпнул кружкой воду и жадно выпил тепловатую воду.
Утолив жажду, Никита Эрнестович окончательно проснулся и понял, что заболевает. У него саднило горло, тело всё ломило, как от побоев. Взяв из коричневого стакана градусник, он зажал его под мышкой. Выждав минут пять, он взглянул на градусник. Ртутный столбик дотянул до цифр 38 и 8 десятых.
Мерно тикал будильник на медсестринском столе. Стрелки его показывали начало пятого. Никита Эрнестович вернулся к себе, разделся и лёг в постель, укрывшись одеялом. Его познабливало. Сна не было, но было лёгкое забытьё.
Его разбудил Жуков. - Ну, вы и горазды спать, доктор, - сказал весело Жуков, входя в комнату, но, взглянув на Никиту Эрнестовича, посерьёзнел, потрогал его лоб и сказал: - Э, да вы, никак, заболели. Я сейчас пришлю вам сульфадимезин и аспирин и попрошу сестру приглядеть за вами.
КАК ХОРОШО БЫТЬ БОЛЬНЫМ
В комнату вошла Она. Несмотря на недомогание, Никита Эрнестович, узнал Её, вчерашнюю красавицу, сказочную царевну. Сегодня она была в белом халате. Голубые глаза её смотрели на него с сочувствием и с любопытством. Она принесла обещанные Жуковым лекарства.
- Ах, как она красива, - подумал Никита Эрнестович. - Ах, как он красив, - подумала Марья Снежкина, ибо это действительно была она, присланная Фёдором Прохоровичем поухаживать за больным.
- Нужно померить температуру, - сказала Марья. Прикосновение рук её было лучшим лекарством для Никиты Эрнестовича. Он прикрыл глаза. - Вам плохо? - встревожилась Марья. - Нет, хорошо, - ответил Никита Эрнестович. - Мне очень хорошо... с вами... Марья смущённо порозовела. - Нет, это никуда не годится, - рассердился Хромой. - Ничего у вас не выйдет... или я не бес.
БЕСЕДА О ЛИТЕРАТУРЕ
К обеду Никите Эрнестовичу и впрямь полегчало. Температура снизилась до 37 градусов. Он поел куриного бульона и выпил стакан клюквенного морса.
- У вас нет ли чего почитать? - спросил он Марью. - Здесь нет, - ответила та. - Но я могу сходить в библиотеку. Что вам взять? - Неплохо бы перечитать "Три товарища" Ремарка.
Марья скинула халат. Ситцевое платье облегало её восхитительную фигурку. Она убежала, но в комнате оставался её неповторимый аромат.
Хромой поспешил за ней. - Я вам поиграю в любовь, - бормотал он, глядя Марье в спину. - Или я не бес...
Помочь сайту
Поздравления
