Чудеса в решете 24

(продолжение)

"ЗЕЛЁНЫЙ БОР"

Первый секретарь Тмутараканского обкома КПСС Николай Иванович Пирдюков действительно находился на объекте с двумя упругими и прелестными холмиками и стройными ножками. Звали этот объект... Впрочем, стоит ли нам знать имя этой начинающей актрисы местного драматического театра, возложившие свои большие надежды на овдовевшего год назад Николая Ивановича? Ну да, положила она своё обворожительное тело на постель под старого козла. Но зато какой выигрыш ей сулит брак с партийным бонзой, если одно звание его любовницы выдвинуло её в ведущие актрисы Тмутараканского театра. Однако в нашем повествовании она сбоку припёка. Вопреки её мнению Пирдюков не был стар и несправедливо его было бы называть козлом, хотя и юным козликом сорокасемилетнего мужчину не назовёшь.

Любовники возлежали на широком ложе обкомовской дачи "Зелёный бор" вдали от шума городского и наслаждались вином, фруктами и любовью. Играла тихая импортно-магнитофонная музыка, мерно гудел недавно поставленный японский кондиционер, превращая горячий уличный воздух в приятно освежающий, и постанывала актриса, разыгрывающая очередной приступ оргазма. Одним словом, романтическая встреча была в полном разгаре.

В соседней со спалней столовой две девушки с застывшими серьёзными лицами и с комсомольскими значками на белых фартучках, накрывали для обеда стол на две персоны - для "Хозяина" и его гостью.

НИКОМУ НЕ НУЖЕН

Никита Эрнестович держал в руках маленький тёплый попискивающий комочек, покрытый слизью.

- Мальчик! - громко возгласил Фёдор Прохорович и, забыв о субординации, похлопал Никиту Эрнестовича по плечу. - Молодец!

Елизавета Ниловна с восторгом посмотрела на доктора влюблёнными глазами и занялась родильницей, у которой начал отходить послед. Любка уже не орала. Она лежала с закрытыми глазами и с лицом утомлённого изнурительной работой человека.

- Мальчик у тебя, Любаша, - сказала Елизавета Ниловна. - Как назовёшь его?

- Никак, - неожиданно зло ответила Любка. - Из-за этого выблядка я чуть не окочурилась. И видеть его не хочу! Хоть утопите его, как котёнка.

От такой её реакции все опешили.

- Ты что, Люба, - воскликнула Елизавета Ниловна. 

- Где мать? - спросила Любка, приоткрыв помутневшие глаза. - Пусть она заберёт меня отсюда.

Реакция Аганьки на появление внука была тоже резко отрицательной.
- Лучше бы вы его убили, - сказала она. - Любке её блядёныш не нужон и мне он ни к чему. Девайте его, куда хотите.

Никита Эрнестович выслушал её и вернулся в родовую.

- Надеюсь, что они обе ещё одумаются, - вздохнул он.

ПЕРЕЧЕНЬ БЛЮД

К столу любовники вышли по-домашнему: "Сам" был в махровом халате на голое тело, его гостья - в нейлоновом пеньюаре. На лоснящихся щеках Пирдюкова светился румянец, в щелястых глазках плавало важное самодовольство.

На большом столе, накрытом белой накрахмаленной скатертью, стоял бело-голубой гжелевский сервиз: тарелки и блюда с холодными закусками, соусницы, хлебное блюдо, ваза с фруктами, два кувшина с фруктовыми соками. В центре в высокой вазе стоял букет белых и пурпурных роз. Ближе к Пирдюкову стояла запотевшая бутылка "Столичной", около гостьи - бутылка "Мукузани". Из холодных закусок на столе имелись нарезанный треугольными ломтиками балык, заливная осетрина, салат из дичи, буженина, копчёная колбаса и любимое Николаем Ивановичем сало. Ёмкие судки были наполнены красной и чёрной икрой, паштетом из оленины и квашеной капустой с бордовыми капельками клюквы.

Пирдюков любил покушать вкусно и сытно, считая,что он имеет на это полное право.

Прежде всего он пальцами прихватил капусту и отправил её в рот, потом взял ломтик сала, положил его на кусок ржаного хлеба. Ел он не торопясь, тщательно пережёвывая пищу. Себе он налил стопку заледеневшей водки и ею запил поедаемое. Гостья предпочла "Мукузани" и фрукты. Она берегла фигуру. Правда, она не отказала себе в бутерброде с чёрой икрой и ломтике балыка.

Затем Пирдюков сделал знак юным официанткам и они внесли супницу. Над ней поднимался парок с аппетитным запахом настоящей рыбацкой ухи, до которой Николай Иванович был охоч.

Едва Пирдюков с гостьей управились с ухой, комсомолки-официантки внесли блюдо с фаршированной грецкими орехами уткой. Пирдюков одолел изрядный кусок, гостья уже насытилась, поэтому ограничилась крохотным кусочком.

На десерт они пили кофе со сливками, съели по вазочке пломбира с вишнёвым сиропом.

Обед закончился. Пирдюков оделся и вызвал машину.

Он уехал, а Маргарита осталась. Взяв дозволенную ей "Хозяином" "Лолиту" Набокова, изданную в Париже на русском языке, на вышла на тенистую террасу и легла на шезлонг.

ЗОЛОТО ПРЁТ.

Золото в колодце продолжало подниматься. Мобилизованные Рваным коммунисты работали в полную мощь. Всё новые и новые мешки относились в сельсовет под охрану двух милиционеров.

- Прямо-таки Пестюринский Клондайк, - пошутила Зинаида Зайонц. Она знала, что некогда так называлось месторождение золота в Америке.

ДОКЛАД

Звонок из обкома раздался в половине пятого. Охламонов с волнением поднял трубку и услышал голос "Самого".

- Ну, чё ты звонил? Чё ты хочешь мне сказать, Охламон? - лениво поинтересовался "Первый".

Охламонов, стараясь унять дрожь в голосе изложил историю с кладом, найденном в колодце села Пестюрино.

- Говоришь, золота там немеряно? - спросил Пирдюков и посоветовал: - А ты перемерь его...

Однако, уяснив объёмы находки, он распорядился "золотой автофургон" направить прямиком в Тмутараканское отделение Госбанка и в заключение пообещал:
- Возможно, я сам загляну к тебе.

Охламонов опустил трубку, услышал, как в его ушах стучит сердце и, к своему удивлению, отметил, что сегодня "Хозяин" его ни разу не обматерил, как это бывает обычно, и не обозвал. Он нажал на кнопку вызова секретарши. Вошла Рита, неся себя на высоких "шпильках".
- Запри дверь, - приказал ей Охламонов. - Мне нужно расслабиться.

ЗИНАИДА ВСПОМНИЛА

Зинаида пила чай у себя в подсобке и вспомнила, на ком она видела такой лифчик, розовый, атласный с зелёными пуговками.

- Это ж Катерины Лексеевны. Она в таком фигуряла в бане, - подумала она. - Неужели это она с Рваным Юркой?..

Дождавшись, когда начальство разойдётся, она вошла в кабинет. Лифчик валялся на подоконнике. Зинаида свернула его и сунула в карман халата.

ПРОПАЖА

Елизавета Ниловна нашла способ, как дать Никите Эрнестовичу приворотное зелье. Она завтра принесёт бутылку домашнего квасу и угостит им его. Доктор, хотя бы из уважения, отведает его...

Весёлая, она вошла в амбулаторию, чтобы переодеться и взять зелье. Уже переодевшись, она открыла шкаф с лекарствами и похолодела: её флакона там не было. Она осмотрела весь шкаф, но безуспешно. Кто мог взять его?

- Фёдор Прохорович, - догадалась она. - Он вёл приём больных вместо Никиты Эрнестовича. Только он мог взять...

Елизавета Ниловна побежала к Жукову.

Фёдор Прохорович жил недалеко от больницы. Он был уже дома, обедал и рассказывал жене Шуре о Любкиных родах и ловких руках молодого доктора, спасших и ребёнка, и саму Любку, которая теперь отказывается от сына.

- Фёдор Прохорович, - прямо с порога спросила Елизавета Ниловна, - вы, случайно, не брали в нашем шкафу флакон с отваром коры дуба? 

- Да, - ответил Жуков, - я отдал его прокурору, что приехал вчера. Его прихватило.

- Как вы могли, Фёдор Прохорович, - с отчаянием воскликнула Елизавета Ниловна. - Это же моё лекарство.

- Ты прости, Лизавета, но кто мог знать, что это твоё лекарство? Не ставила бы его в шкаф, - ответил Жуков.

Елизавета Ниловна выбежала из дома. Ей хотелось рыдать.

Она шла быстрым шагом по больничному двору и увидела молодого мужчину, сидящего на скамейке.

ЧЕМ ДОЛЬШЕ БУДЕШЬ ДУМАТЬ, ТЕМ ДОЛЬШЕ БУДЕШЬ СИДЕТЬ

Шубайс допрашивал Лаптева. Он добивался от Ефрема Акимовича признания в краже и требовал назвать имена соучастников.

- Вы, даже вдвоём с женой, не смогли бы дотащить мешок до дома, - говорил майор. - И не вешайте мне лапшу на уши, что вы сами его на своих плечах несли до дома. Вы не Жаботинский.

- Я этого не говорил, - возразил Лаптев. - Я не крал золото.

- Откуда же оно у вас появилось в подвале, - усмехнулся Шубайс. - Черти вам его подбросили, скажете?

- Может, и черти, - вздохнул Лаптев. - Только я его не крал и Юлия тоже.

Шубайс с сожалением посмотрел на него и сказал:
- Думай, Лаптев. У тебя ещё есть немного времени, чтобы смягчить и свою участь и участь жены. Но чем дольше будешь думать, тем дольше будешь сидеть.

ЗВОНОК В МОСКВУ

Пирдюков, выслушав Охламонова, положил трубку. Лицо его сделалось озабоченным и даже где-то неглупым. Поковыряв пальцем в правом ухе, он побарабанил пальцами по столу. Сообщение Затраханского персека о невообразимом количестве найденных сокровищ в сельском колодце поразило его. Автофургон, под завязку набитый золотом, не шутка.

- Пожалй, это дело не в моей компетенции, - подумал Пирдюков, а подумав, набрал номер на белом телефоне с гербом СССР на вертушке. Москва отвечать не спешила.

Слушая монотонные гудки в трубке, Пирдюков обозревал свой просторный кабинет. Солнечный свет сияющим столбом падал на лимонно-жёлтый паркет, разрезаемый красной ковровой дорожкой от двери до его внушительных размеров стола. Вдоль безоконной стены стоял длинный стол для заседаний с придвинутыми к нему стульями, обитыми бордовым плюшем.
Между высоких окон с бордовыми тяжёлыми шторами стоял широкий кожанный диван. Два уютных кресла для посетителей приткнулись друг против друга у стола. За спиной хозяина кабинета стояло красное знамя области и величественный бронзовый бюст Ленина.

Долгий путь прошёл Николай Иванович пока сел в этом кабинете с телефоном, напрямую связывающим обладателя его с Москвой, и не просто с нею, а со Старой площадью, мозгом партии, мозгом государства. Много жоп пришлось ему перелизать ради этого. 

Слушая гудки в телефонной трубке, Пирдюков понимал, что Москва выдерживает свою марку и терпеливо ждал, когда ТАМ снимут трубку или без объяснений дадут отбой.

Я ВАС ЛЮБЛЮ

Дунин, выйдя из сельсовета, направился прямиком в больницу. Он шёл, чтобы увидеть Её, не зная, что скажет Ей, и, вообще, скажет ли что, сумеет ли что-то сказать. По мере приближения к больницы ноги его наливались свинцом, и он еле передвигал ими.

Больничный двор был пуст. Дунин присел на скамейку у дорожки и с облегчением подумал, что Незнакомка, верно, уже ушла домой. Но ему хотелось побыть здесь, на этом месте, у здания, в котором она проводит часть своей жизни, видит эти берёзки, ходит по этим дорожкам... Дунин прикрыл глаза, пытаясь мысленным взором увидеть Её.

- Вам плохо? - вдруг он услышал над собой прелестный женский голос, а открыв глаза, увидел Её в лучах склоняющегося к заходу солнца. Он узнал Её. 

- Нет, - едва слышно ответил Дунин. - Мне хорошо, - и представился: - Никита Николаевич Дунин. Можно просто Никита.

- И всё-таки вам плохо, - сказала девушка. - Вы бледнее полотна. Похоже, у вас тепловой удар. Вы же сидите на самом солнышке.

- Как вас зовут? - спросил Дунин.

- Елизавета Ниловна, - ответила Она и улыбнулась. - Можно просто Лиза.

- Лиза, - произнёс Дунин, повторил: - Лиза... - и внезапно выпалил: - Я люблю вас, Лиза!

В глазах его потемнело и он провалился в мягкую, как бы выстланную пухом, яму.


(продолжение следует)