Амальгама. III
9 марта 2024 -
Евгений Ефрешин
III
В свинцовом небе парил черный ворон над Сережиной головой.
- Ты не вейся, черный ворон..., - через силу усмехаясь, подумал Сергей. Но в ту же минуточку кривая улыбка сошла с его лица. Черная птица, закрывая собой весь свет, спикировала ему на голову, ее огромный клюв раздробил человеческий череп и вонзился в мозг. Кроме боли он ощутил ужас наступающего помешательства. Что значит боль, если теряешь рассудок, перестаешь быть собой и превращаешься в бесформенную массу неосмысленного бытия?!
Сергей дико закричал и проснулся, но ужас только что пережитого им не проходил. Гулко, с перебоями билось сердце, жидкой ртутью наполнена голова. Хотелось вскочить и куда - то, к кому - нибудь близкому бежать, но он даже не мог встать на ноги. Когда сердцебиение немного улеглось, он кое - как поднялся, взял из холодильника бутылку холодного тоника, судорожно глотал, но жажда не проходила. Прихватив тоник с собой, он поплелся назад, к дивану. Перед глазами вспыхивали искры, летали оранжевые шары. Сон не приходил, но постепенно сознание заволакивалось, и он поплыл в мерзком, тягучем мареве.
Дикие, несуразные мысли мелькали одна за другой; усилием воли пытался он остановить абсурдный хоровод, но был не в силах это сделать. Под утро Сергей, наконец, пришел в себя, и, весь разбитый, с тоской смотрел на медленно наступающий рассвет. В квартире ни души, жена ушла к своим родителям два месяца назад, детей у них, к счастью, не было. Унылая тишина жилища нарушалась лишь тихим, равномерно - злым тиканьем больших настенных часов, которые бесстрастно отсчитывали бег Времени в комнате и во Вселенной. Квартира Сергея стала замкнутым, отделенным от всего Мира пространством и лишь время оставалось единственной связывающей их нитью.
Спешить Сергею было некуда, он уже год как уволился с работы. Да и проработал всего лишь два года после окончания филологического факультета преподавателем русского языка и литературы.
* * *
Студенческие годы Вьюгина были ростом сил и радостью его жизни, хотя печаль после гибели родителей никогда не оставляла его, осела в глубине души тяжелым осадком.
... Ночью крыса точит сухари
у меня на сердце...
Учился он легко и охотно, он с головой окунулся в великий безбрежный океан мировой литературы. Сергей начинал с азов, с упоением изучал почти неизвестный ему мир античной литературы: Вергилий, Гомер, Овидий, Плутарх. Но не только признанные титаны античности привлекали его. Он отличался любознательностью, не обходил вниманием и малоизвестных авторов. Неожиданно узнав, что Цезарь не только великий полководец и государственный муж, но и незаурядный литератор, Сергей с усердием изучал его дар. Он удивил преподавателей, написав работу о древнегреческом поэте Архилохе, творчество которого было неизвестно многим мэтрам факультета и простиралось от философии до явной непотребности.
Сотрудничал он в газетах и журналах, писал рассказы, статьи, очерки.
Круг интересов Сергея отличался необыкновенной широтой: он поклонялся перед Пушкиным и Гоголем, сердечно любил поэзию Есенина; зачитывался Булгаковым, очень интересовался мистическим и трагическим творчеством Эдгара Аллана По. Не пропускал и ни одной литературной новинки: и «Лолита» Набокова, и только что появившийся в русском переводе «Улисс» Джойса были внимательно им прочитаны.
В жарких студенческих спорах Вьюгин отличался резкостью суждений и бескомпромиссностью, он не считался ни с какими авторитетами, для него существовал один критерий - его собственное мнение. «Дон Кихота» Сервантеса он называл не шедевром, а скучной и нелепой книгой, главный герой которой своим «рыцарством» приносил всем одни неприятности. О том же «Улиссе» говорил скептически, хотя почти все вокруг восторгались Джойсом, многие даже не удосужившись прочитать, просто преклонение перед романом было очень модным и считалось признаком изысканного вкуса и высокого интеллекта. Вьюгин так не думал и рубил с плеча, не оглядываясь на самые почитаемые мнения: книга может быть очень сложной для понимания, но никогда специально зашифрованной, и если не хочешь быть понятым, то и читать тебя не стоит. А в «Улиссе» примечаний и комментариев столько, что в них растворится сам роман.
Как-то раз дискутировали о творчестве очень популярного в то время поэта, имя которого опустим. Мнения разделились, и спокойная дискуссия переросла в жаркий спор. И вдруг Николай Соколов, которого все считали высоколобым интеллектуалом, не выдержал и сорвался на крик: «Да что вы все нашли в этом «голубом» жиде?».
Вьюгин отвел в его сторону и посоветовал больше никогда в большой кампании не затрагивать тем еврейства и гомосексуализма; - слишком много их вокруг, и неизвестно как потом такие выпады аукнутся.
Жизнь до краев переполнялась литературой, но далеко не ограничивалась ей. Студенты ездили в самые известные музеи страны и в заброшенные уголки, где только начинали подниматься из руин, порушенные «советской» властью монастыри, старинные усадьбы. Они посетили Поленово, Шамордино, Оптину пустынь, Талашкино и многие другие известные миру и заброшенные места, варварски уничтожаемые:
...Деревянные церкви Руси,
перекошены древние стены,
подойди и о многом спроси,
в этих срубах есть сердце и вены...
Сергей Вьюгин не отличался особым даром в изобразительном искусстве, но с детских пор боготворил его. Он восторгался картинами Левитана, благоговел перед Федором Васильевым, который, несмотря на нищенски отпущенный ему земной срок (двадцать три года!), так проникновенно запечатлел родную Русь, ее тяжкую грусть и неяркие всплески сердечного веселья.
А иногда он застывал над инфернальными картинами Босха, над «Капричиос» Гойи и глубинные меланхолические думы преследовали тогда его, думы о предвечной пошлости и нелепости всей человеческой жизни, петляющей, по верной дороге в ад.
Часть студентов увлекалась картами, и порой ночи напролет просиживали за покером. Они пытались привлечь в свою кампанию и Сергея.
- Сереж, почему ты отказываешься, только попробуй, так увлекательно, настоящий экстаз.
- Я не хуже вас знаю игру в покер. Но еще я знаю, что покер - грубый примитив тайных карт Таро, на которых посвященные предсказывают любые события в жизни человека. Слово «Таро» в переводе с древнеегипетского, с языка Кеми, означает дорогу королей к высшей мудрости. Поэтому, ваш покер ребячество и глупость, а карты Таро мне раскинет сама жизнь.
Студенческая жизнь бурлила, как крепкая брага: были хохот и розыгрыши, ненависть и любовь, кокетство и откровенное ****ство, веселые пирушки, походы в рестораны с драками и без них. Да и как же без драк, ведь даже не безызвестный немец Иоганн Себастьян Бах участвовал в потасовках и даже дрался на шпагах.
Сергей тоже дрался, правда, не на шпагах, а руками и ногами. Один раз они повздорили в кабаке со студентами физинститута. Накаченные спортивные ребята поджидали их недалеко от ресторана, спокойные, абсолютно уверенные в своей победе. Откуда им было знать, что среди «гнилых интеллигентов» присутствовал профессиональный разведчик, поступивший в университет после службы в Афгане. Ну в общем физы не сносили голов, в чем принял участие и Вьюгин, хотя центральной фигурой нешуточного боя стал, конечно, «афганец», вырубивший двух самоуверенных бычков физов.
* * *
IV.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0526729 выдан для произведения:
III
В свинцовом небе парил черный ворон над Сережиной головой.
- Ты не вейся, черный ворон..., - через силу усмехаясь, подумал Сергей. Но в ту же минуточку кривая улыбка сошла с его лица. Черная птица, закрывая собой весь свет, спикировала ему на голову, ее огромный клюв раздробил человеческий череп и вонзился в мозг. Кроме боли он ощутил ужас наступающего помешательства. Что значит боль, если теряешь рассудок, перестаешь быть собой и превращаешься в бесформенную массу неосмысленного бытия?!
Сергей дико закричал и проснулся, но ужас только что пережитого им не проходил. Гулко, с перебоями билось сердце, жидкой ртутью наполнена голова. Хотелось вскочить и куда - то, к кому - нибудь близкому бежать, но он даже не мог встать на ноги. Когда сердцебиение немного улеглось, он кое - как поднялся, взял из холодильника бутылку холодного тоника, судорожно глотал, но жажда не проходила. Прихватив тоник с собой, он поплелся назад, к дивану. Перед глазами вспыхивали искры, летали оранжевые шары. Сон не приходил, но постепенно сознание заволакивалось, и он поплыл в мерзком, тягучем мареве.
Дикие, несуразные мысли мелькали одна за другой; усилием воли пытался он остановить абсурдный хоровод, но был не в силах это сделать. Под утро Сергей, наконец, пришел в себя, и, весь разбитый, с тоской смотрел на медленно наступающий рассвет. В квартире ни души, жена ушла к своим родителям два месяца назад, детей у них, к счастью, не было. Унылая тишина жилища нарушалась лишь тихим, равномерно - злым тиканьем больших настенных часов, которые бесстрастно отсчитывали бег Времени в комнате и во Вселенной. Квартира Сергея стала замкнутым, отделенным от всего Мира пространством и лишь время оставалось единственной связывающей их нитью.
Спешить Сергею было некуда, он уже год как уволился с работы. Да и проработал всего лишь два года после окончания филологического факультета преподавателем русского языка и литературы.
* * *
Студенческие годы Вьюгина были ростом сил и радостью его жизни, хотя печаль после гибели родителей никогда не оставляла его, осела в глубине души тяжелым осадком.
... Ночью крыса точит сухари
у меня на сердце...
Учился он легко и охотно, он с головой окунулся в великий безбрежный океан мировой литературы. Сергей начинал с азов, с упоением изучал почти неизвестный ему мир античной литературы: Вергилий, Гомер, Овидий, Плутарх. Но не только признанные титаны античности привлекали его. Он отличался любознательностью, не обходил вниманием и малоизвестных авторов. Неожиданно узнав, что Цезарь не только великий полководец и государственный муж, но и незаурядный литератор, Сергей с усердием изучал его дар. Он удивил преподавателей, написав работу о древнегреческом поэте Архилохе, творчество которого было неизвестно многим мэтрам факультета и простиралось от философии до явной непотребности.
Сотрудничал он в газетах и журналах, писал рассказы, статьи, очерки.
Круг интересов Сергея отличался необыкновенной широтой: он поклонялся перед Пушкиным и Гоголем, сердечно любил поэзию Есенина; зачитывался Булгаковым, очень интересовался мистическим и трагическим творчеством Эдгара Аллана По. Не пропускал и ни одной литературной новинки: и «Лолита» Набокова, и только что появившийся в русском переводе «Улисс» Джойса были внимательно им прочитаны.
В жарких студенческих спорах Вьюгин отличался резкостью суждений и бескомпромиссностью, он не считался ни с какими авторитетами, для него существовал один критерий - его собственное мнение. «Дон Кихота» Сервантеса он называл не шедевром, а скучной и нелепой книгой, главный герой которой своим «рыцарством» приносил всем одни неприятности. О том же «Улиссе» говорил скептически, хотя почти все вокруг восторгались Джойсом, многие даже не удосужившись прочитать, просто преклонение перед романом было очень модным и считалось признаком изысканного вкуса и высокого интеллекта. Вьюгин так не думал и рубил с плеча, не оглядываясь на самые почитаемые мнения: книга может быть очень сложной для понимания, но никогда специально зашифрованной, и если не хочешь быть понятым, то и читать тебя не стоит. А в «Улиссе» примечаний и комментариев столько, что в них растворится сам роман.
Как-то раз дискутировали о творчестве очень популярного в то время поэта, имя которого опустим. Мнения разделились, и спокойная дискуссия переросла в жаркий спор. И вдруг Николай Соколов, которого все считали высоколобым интеллектуалом, не выдержал и сорвался на крик: «Да что вы все нашли в этом «голубом» жиде?».
Вьюгин отвел в его сторону и посоветовал больше никогда в большой кампании не затрагивать тем еврейства и гомосексуализма; - слишком много их вокруг, и неизвестно как потом такие выпады аукнутся.
Жизнь до краев переполнялась литературой, но далеко не ограничивалась ей. Студенты ездили в самые известные музеи страны и в заброшенные уголки, где только начинали подниматься из руин, порушенные «советской» властью монастыри, старинные усадьбы. Они посетили Поленово, Шамордино, Оптину пустынь, Талашкино и многие другие известные миру и заброшенные места, варварски уничтожаемые:
...Деревянные церкви Руси,
перекошены древние стены,
подойди и о многом спроси,
в этих срубах есть сердце и вены...
Сергей Вьюгин не отличался особым даром в изобразительном искусстве, но с детских пор боготворил его. Он восторгался картинами Левитана, благоговел перед Федором Васильевым, который, несмотря на нищенски отпущенный ему земной срок (двадцать три года!), так проникновенно запечатлел родную Русь, ее тяжкую грусть и неяркие всплески сердечного веселья.
А иногда он застывал над инфернальными картинами Босха, над «Капричиос» Гойи и глубинные меланхолические думы преследовали тогда его, думы о предвечной пошлости и нелепости всей человеческой жизни, петляющей, по верной дороге в ад.
Часть студентов увлекалась картами, и порой ночи напролет просиживали за покером. Они пытались привлечь в свою кампанию и Сергея.
- Сереж, почему ты отказываешься, только попробуй, так увлекательно, настоящий экстаз.
- Я не хуже вас знаю игру в покер. Но еще я знаю, что покер - грубый примитив тайных карт Таро, на которых посвященные предсказывают любые события в жизни человека. Слово «Таро» в переводе с древнеегипетского, с языка Кеми, означает дорогу королей к высшей мудрости. Поэтому, ваш покер ребячество и глупость, а карты Таро мне раскинет сама жизнь.
Студенческая жизнь бурлила, как крепкая брага: были хохот и розыгрыши, ненависть и любовь, кокетство и откровенное ****ство, веселые пирушки, походы в рестораны с драками и без них. Да и как же без драк, ведь даже не безызвестный немец Иоганн Себастьян Бах участвовал в потасовках и даже дрался на шпагах.
Сергей тоже дрался, правда, не на шпагах, а руками и ногами. Один раз они повздорили в кабаке со студентами физинститута. Накаченные спортивные ребята поджидали их недалеко от ресторана, спокойные, абсолютно уверенные в своей победе. Откуда им было знать, что среди «гнилых интеллигентов» присутствовал профессиональный разведчик, поступивший в университет после службы в Афгане. Ну в общем физы не сносили голов, в чем принял участие и Вьюгин, хотя центральной фигурой нешуточного боя стал, конечно, «афганец», вырубивший двух самоуверенных бычков физов.
* * *
IV.
III
В свинцовом небе парил черный ворон над Сережиной головой.
- Ты не вейся, черный ворон..., - через силу усмехаясь, подумал Сергей. Но в ту же минуточку кривая улыбка сошла с его лица. Черная птица, закрывая собой весь свет, спикировала ему на голову, ее огромный клюв раздробил человеческий череп и вонзился в мозг. Кроме боли он ощутил ужас наступающего помешательства. Что значит боль, если теряешь рассудок, перестаешь быть собой и превращаешься в бесформенную массу неосмысленного бытия?!
Сергей дико закричал и проснулся, но ужас только что пережитого им не проходил. Гулко, с перебоями билось сердце, жидкой ртутью наполнена голова. Хотелось вскочить и куда - то, к кому - нибудь близкому бежать, но он даже не мог встать на ноги. Когда сердцебиение немного улеглось, он кое - как поднялся, взял из холодильника бутылку холодного тоника, судорожно глотал, но жажда не проходила. Прихватив тоник с собой, он поплелся назад, к дивану. Перед глазами вспыхивали искры, летали оранжевые шары. Сон не приходил, но постепенно сознание заволакивалось, и он поплыл в мерзком, тягучем мареве.
Дикие, несуразные мысли мелькали одна за другой; усилием воли пытался он остановить абсурдный хоровод, но был не в силах это сделать. Под утро Сергей, наконец, пришел в себя, и, весь разбитый, с тоской смотрел на медленно наступающий рассвет. В квартире ни души, жена ушла к своим родителям два месяца назад, детей у них, к счастью, не было. Унылая тишина жилища нарушалась лишь тихим, равномерно - злым тиканьем больших настенных часов, которые бесстрастно отсчитывали бег Времени в комнате и во Вселенной. Квартира Сергея стала замкнутым, отделенным от всего Мира пространством и лишь время оставалось единственной связывающей их нитью.
Спешить Сергею было некуда, он уже год как уволился с работы. Да и проработал всего лишь два года после окончания филологического факультета преподавателем русского языка и литературы.
* * *
Студенческие годы Вьюгина были ростом сил и радостью его жизни, хотя печаль после гибели родителей никогда не оставляла его, осела в глубине души тяжелым осадком.
... Ночью крыса точит сухари
у меня на сердце...
Учился он легко и охотно, он с головой окунулся в великий безбрежный океан мировой литературы. Сергей начинал с азов, с упоением изучал почти неизвестный ему мир античной литературы: Вергилий, Гомер, Овидий, Плутарх. Но не только признанные титаны античности привлекали его. Он отличался любознательностью, не обходил вниманием и малоизвестных авторов. Неожиданно узнав, что Цезарь не только великий полководец и государственный муж, но и незаурядный литератор, Сергей с усердием изучал его дар. Он удивил преподавателей, написав работу о древнегреческом поэте Архилохе, творчество которого было неизвестно многим мэтрам факультета и простиралось от философии до явной непотребности.
Сотрудничал он в газетах и журналах, писал рассказы, статьи, очерки.
Круг интересов Сергея отличался необыкновенной широтой: он поклонялся перед Пушкиным и Гоголем, сердечно любил поэзию Есенина; зачитывался Булгаковым, очень интересовался мистическим и трагическим творчеством Эдгара Аллана По. Не пропускал и ни одной литературной новинки: и «Лолита» Набокова, и только что появившийся в русском переводе «Улисс» Джойса были внимательно им прочитаны.
В жарких студенческих спорах Вьюгин отличался резкостью суждений и бескомпромиссностью, он не считался ни с какими авторитетами, для него существовал один критерий - его собственное мнение. «Дон Кихота» Сервантеса он называл не шедевром, а скучной и нелепой книгой, главный герой которой своим «рыцарством» приносил всем одни неприятности. О том же «Улиссе» говорил скептически, хотя почти все вокруг восторгались Джойсом, многие даже не удосужившись прочитать, просто преклонение перед романом было очень модным и считалось признаком изысканного вкуса и высокого интеллекта. Вьюгин так не думал и рубил с плеча, не оглядываясь на самые почитаемые мнения: книга может быть очень сложной для понимания, но никогда специально зашифрованной, и если не хочешь быть понятым, то и читать тебя не стоит. А в «Улиссе» примечаний и комментариев столько, что в них растворится сам роман.
Как-то раз дискутировали о творчестве очень популярного в то время поэта, имя которого опустим. Мнения разделились, и спокойная дискуссия переросла в жаркий спор. И вдруг Николай Соколов, которого все считали высоколобым интеллектуалом, не выдержал и сорвался на крик: «Да что вы все нашли в этом «голубом» жиде?».
Вьюгин отвел в его сторону и посоветовал больше никогда в большой кампании не затрагивать тем еврейства и гомосексуализма; - слишком много их вокруг, и неизвестно как потом такие выпады аукнутся.
Жизнь до краев переполнялась литературой, но далеко не ограничивалась ей. Студенты ездили в самые известные музеи страны и в заброшенные уголки, где только начинали подниматься из руин, порушенные «советской» властью монастыри, старинные усадьбы. Они посетили Поленово, Шамордино, Оптину пустынь, Талашкино и многие другие известные миру и заброшенные места, варварски уничтожаемые:
...Деревянные церкви Руси,
перекошены древние стены,
подойди и о многом спроси,
в этих срубах есть сердце и вены...
Сергей Вьюгин не отличался особым даром в изобразительном искусстве, но с детских пор боготворил его. Он восторгался картинами Левитана, благоговел перед Федором Васильевым, который, несмотря на нищенски отпущенный ему земной срок (двадцать три года!), так проникновенно запечатлел родную Русь, ее тяжкую грусть и неяркие всплески сердечного веселья.
А иногда он застывал над инфернальными картинами Босха, над «Капричиос» Гойи и глубинные меланхолические думы преследовали тогда его, думы о предвечной пошлости и нелепости всей человеческой жизни, петляющей, по верной дороге в ад.
Часть студентов увлекалась картами, и порой ночи напролет просиживали за покером. Они пытались привлечь в свою кампанию и Сергея.
- Сереж, почему ты отказываешься, только попробуй, так увлекательно, настоящий экстаз.
- Я не хуже вас знаю игру в покер. Но еще я знаю, что покер - грубый примитив тайных карт Таро, на которых посвященные предсказывают любые события в жизни человека. Слово «Таро» в переводе с древнеегипетского, с языка Кеми, означает дорогу королей к высшей мудрости. Поэтому, ваш покер ребячество и глупость, а карты Таро мне раскинет сама жизнь.
Студенческая жизнь бурлила, как крепкая брага: были хохот и розыгрыши, ненависть и любовь, кокетство и откровенное ****ство, веселые пирушки, походы в рестораны с драками и без них. Да и как же без драк, ведь даже не безызвестный немец Иоганн Себастьян Бах участвовал в потасовках и даже дрался на шпагах.
Сергей тоже дрался, правда, не на шпагах, а руками и ногами. Один раз они повздорили в кабаке со студентами физинститута. Накаченные спортивные ребята поджидали их недалеко от ресторана, спокойные, абсолютно уверенные в своей победе. Откуда им было знать, что среди «гнилых интеллигентов» присутствовал профессиональный разведчик, поступивший в университет после службы в Афгане. Ну в общем физы не сносили голов, в чем принял участие и Вьюгин, хотя центральной фигурой нешуточного боя стал, конечно, «афганец», вырубивший двух самоуверенных бычков физов.
* * *
IV.
Рейтинг: 0
45 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения