Носов. Глава 13. Сказка в Past Indefinite

Посещение с Леной матери Дятлова было последним выходом Игоря в «мир» на протяжении последующих двух дней. Он смог уладить вопросы поминального стола с Бабакиным по телефону, и это было все, на что ему хватило желания и сил. Гроб и венки были оплачены, и работники ООО «Путь» лишь ожидали своего часа для исполнения заказа.
Смерть не спешила, а жизнь не ждала. Проснувшись от тяжелого похмельного сна, Игорь взял с тумбочки мобильный телефон, на котором еще вчера, после ухода Лены, отключил звук. Как он и предполагал, его искали. Телефон содержал восемь непринятых звонков. Игорь быстро просмотрел номера и открыл СМС-сообщение от Бабакина.
«Носов, не дозвонились до тебя. Ждем в морге в 10:00. Не опаздывай».
Игорь посмотрел на часы телефона, убедившись что «опоздал» на похороны Николая. Не умываясь, он спокойно оделся и поехал на работу. На железнодорожную станцию он подошел около полудня. Привычно усевшись в маршрутку, он уставился в окно, рассматривая скучную снежную суету проснувшегося Города. Окинув взглядом площадь, его внимание привлек автомобиль, похожий на автомобиль Мазая. Игоря кто-то толкнул сзади в плечо и без слов сунул двадцать рублей. Передав деньги за проезд, Игорь вновь посмотрел на автомобиль, рядом с которым уже находилось два человека – Мазай и Пузырь. Пузырь что-то нервно рассказывал Мазаю, когда со стороны кафе к ним подошел высокий худощавый парень лет тридцати. Парень был одет в военную куртку цвета хаки и темные брюки, которые были заправлены в армейские ботинки. У Игоря замерло сердце, он пытался разглядеть лицо парня, но козырек бейсболки не позволял отчетливо разобрать его черты.
Из вида участников беседы следовало, что разговор был нелицеприятным для Пузыря. Выглядел он сильно напуганным. Пузырь жестикулировал и в какой-то момент трижды перекрестился. Спустя несколько мгновений неизвестный парень огляделся и ударил Пузыря в лицо. Пузырь схватился за лицо руками и шагнул назад. В следующее мгновение он, поскользнувшись, упал на снег, после чего худощавый парень со всего маха ударил его ногой по спине и, склонившись над ним, что-то сказал и посмотрел на Мазая.
Дверь маршрутки с грохотом закрылась, и автомобиль тронулся. Игорь еще пытался разглядеть продолжение сцены, но сделать это было уже невозможно. Увиденного было достаточно, чтобы понять, что именно «худощавый» был в квартире Дятлова по указке Мазая.
Привычная дорога в гостиницу оказалась невыносима долгой. Мысли о мести, поведение Лены и то, что он уклонился от похорон Дятлова, рвали его разум и душу на части. Сознание уже отказывалось осмысливать реальность, которая страшной ширмой окружала его.
«Всего несколько часов, и я вернусь домой, только потерпеть, совсем чуть-чуть потерпеть. Я смогу, я должен терпеть, а потом я уйду от них, только не сейчас, только не сегодня», – тяжело размышлял Игорь.
Около часа дня Игорь приехал в гостиницу. Подходя к главному входу, он заметил черный внедорожник, который нарочито стоял напротив стеклянных дверей. Обогнув автомобиль, Игорь увидел довольного швейцара, который сидел за рулем внедорожника.
– Вылезай нахрен! Ты что делаешь!? Я же вам, идиотам, запретил парковать машины, – резко сказал Игорь.
– Чего, Игорь Сергеевич? – спросил швейцар, опустив боковое стекло и приглушив громкость звучавшей в салоне музыки.
– Ты что, дебил, а?! Давай, вали из машины! – заорал Игорь.
– Игорь Сергеевич, гость сам попросил. Я ему говорил, что нельзя, а он говорит, мол, иди, прогревай. Вот, пятьдесят долларов дал, – извинялся швейцар, заметив «настроение» Игоря.
– Глуши и дай мне ключи!
– Хорошо, – швейцар заглушил автомобиль и протянул ключи.
– Что за гость? Из какого номера?
– Кажется, из 1220. Вон он с блондинкой выписывается, – швейцар указал на мужчину в пальто, стоявшего возле стойки размещения со стройной девушкой.
Игорь узнал мужчину и решил не подходить к нему. Вернувшись к автомобилю, он посмотрел на номера. Номер 010 принадлежал автомобилю Артема.
– Послушай, Борис, отдай ему ключи сам, раз уж он заплатил, – Игорь намеренно смягчил тон и вернул ключи, – и знай, в следующий раз вылетишь из отеля, понял?
Игорь сразу прошел в служебную зону гостиницы, незаметно проскочив рядом со стойкой. Увидев Артема, он на время позабыл о цели своего визита и направился в кабинет. Усевшись за компьютер, он открыл информацию о номере 1220. В номере значился гость Артем Малиновский. Игорь вспомнил просьбу Бабакина и просмотрел отчеты о заездах Артема за последний год, которые распечатала Ирина. Игорь сразу просмотрел последние декабрьские заезды, находившиеся в конце отчета. Среди ровного столбика фамилий ему попалась на глаза строка «г-н А.М. Малиновский, г-жа Е.Д.Свиридова. Игорь сначала проглядел эту строку, потом вернулся к ней и, пользуясь компьютером, вошел в архив проживания гостей. Открыв информацию о номере, он посмотрел на отсканированный паспорт г-жи Е.Д. Свиридовой.
Игорь молча и практически не двигаясь рассматривал фотографию Лены, всматриваясь в бесконечно любимый образ. Невероятный гнев нахлынул на него, жаром охватив все тело. Ненависть и боль овладели им. Игорь одним махом смел все, что у него было на столе. Документы, ручки, карандаши, калькулятор и другая офисная утварь с грохотом повалилась на пол. Дрожащей рукой он неуверенно набрал номер стойки размещения.
– Да, Игорь Сергеевич, слушаю вас, – в трубке раздался дежурный рафинадный голос Ирины.
– Ирина, сделайте мне распечатку счетов по номеру 1220 за последние полгода.
– Как фамилия гостя, Игорь Сергеевич?
– Малиновский Артем Михайлович, и побыстрее, мне некогда!
– Вам принести или…
– Нет, я подойду на стойку через десять минут и заберу их сам. Положите их в конверт, – Игорь завершил разговор с портье и тут же позвонил секретарю Улофа. – Нора, мне надо к Улофу.
– Игорь, господин Ярвинен занят, у него встреча и сейчас он не может тебя принять.
– Слушай, Нора, какая встреча!? О чем ты говоришь? – усмехнувшись, спросил Игорь.
– У господина Ярвинена переговоры. Что тут непонятного?
– Нора, о том, что он жрет своих устриц с часу до двух, знает весь отель, не грузи меня. Подними свою нежную попку, постучи к нему и скажи, что у меня для него есть важная информация, – Игорь бросил трубку и направился к Улофу с заявлением об уходе, не дожидаясь ответа Норы.
– Игорь, ты что себе позволяешь? – возмущалась Нора, увидев Игоря, решительно подходящего к кабинету Улофа.
– Нора, не лезь, прошу тебя, – Игорь резким движением открыл дородную дверь кабинета и бесцеремонно вошел внутрь. – Господин Ярвинен, приветствую вас. Приятного аппетита. Я хочу уволиться, вот заявление.
– Как уволиться? – Улоф поперхнулся, схватился за горло и, прокашлявшись, выпил стакан минеральной воды. – А как же отель, бренд? Игорь, ты совершаешь ошибку. Подумай, почему так сразу. Давай поговорим…
– Нам не о чем говорить, господин Ярвинен. Мне плевать на бренд, Улоф, я уезжаю. Я не смогу больше здесь работать. Давайте не будем уговаривать друг друга. Подпишите заявление, и «разбежимся» по-хорошему, – Игорь заметил в глазах Улофа непонимание. – Уедем в разные стороны. Понятно?
– У тебя есть дела, Игорь. Перед Рождеством нельзя бросать отель. Мы работали целый год для этих дней. – Улоф снял салфетку и швырнул ее на стол.
– Улоф, я не католик, я вообще неверующий. Подпишите.
– Я вижу, ты нервничаешь. Это связано с этим барменом… – Улоф пытался вспомнить имя Николая, но так и не смог. – О’key, мне нужен HR-директор.
– Не нужен нам никакой HR-директор. Подписывайте, или я оставляю заявление и возьму больничный, тогда расстанемся через две недели. Не надо этого делать, Улоф, прошу вас. Расстанемся людьми.
– Ты странный, Игорь, но раз ты захотел так, пожалуйста, – Улоф подписал заявление, боязливо посмотрев на возбужденного Игоря. – Но я не понимаю…
– Спасибо, Улоф, с вами приятно было работать, успехов отелю и процветания бренду, – Игорь вышел из кабинета и резко подошел к Норе. – Не дуйся. Сделай копию.
– Я вам всем здесь что, ксерокс?! – возмутилась Нора.
– Я знаю, что ты не ксерокс. Вот тут резолюция Улофа, – Игорь нервно ткнул пальцем в заявление. – Сделай копию быстро и распишись в получении.
Нора недовольно встала и подошла к ксероксу. В приемную вошел Бабакин с красным обветренным лицом и испачканными на кладбище брюками.
– Носов, ну ты даешь! Я тебе обзвонился. Ты чего ни на кладбище, ни на поминки не пришел? – сетовал Бабакин. – Мы стол отличный накрыли. Мать его тебя все спрашивала.
– Я тебе как-нибудь потом все объясню, Бабакин, – Игорь неожиданно обнял коллегу и похлопал его по спине, – а теперь прощай, Бабакин! Ты не представляешь, как много ты для меня сегодня сделал. Спасибо тебе за все и удачи. Ты славный малый. Прощай!
Игорь забрал копию заявления и вышел из приемной, оставив в прошлом ошеломленных Нору и Бабакина. Он зашел к себе в кабинет, шагая прямо по лежащим на полу документам и офисным принадлежностям, которые чуть ранее смел со стола. Он достал из шкафа подаренные партнерами гостиницы две бутылки виски и коньяк. Оставалось забрать счета на стойке, сдать мобильник и выполнить еще несколько формальностей, которые дались Игорю с трудом.
Выйдя на улицу, он тяжело вздохнул, едва сдерживая душевные терзания, глубину и силу которых ему трудно было представить еще неделю назад. Кивнув швейцару, он отошел на несколько десятков метров от главного входа, чтобы увидеть отель целиком.
Страшная картина затмила его разум. Он представил, как Лена приехала сюда с Артемом, зарегистрировалась на стойке размещения и они пошли в лобби-бар… а потом… что потом? Потом они поднялись на двенадцатый этаж в люкс 1220 с двуспальной кроватью и видом на парк и заказали шампанское с фруктами. «Как все просто?» – подумал Игорь. – «Ни роз, ни свечей, ни безумств. Все очень просто и практично. Пришли, сняли номер и…»
Игорь опустил голову, подумав, что их, возможно, обслуживал Дятлов, даже не представляя, кому он готовит коктейль или утреннюю чашку ароматного капучино.
«Нормальный мужик. Приехал, бухнул, мордой ее в подушку – отодрал, и свободный человек», – рассказывал он Носову про таких гостей.
Игорь схватился рукой за лицо, пытаясь успокоиться и остановить нахлынувшее отчаяние. Ему хотелось закричать, заорать что есть силы, выпустив давящую изнутри боль.
– Эй, слышь, че встал как столб!? Дай проехать! Не создавай людям проблем! – крикнул водитель автомобиля, на пути которого оказался потерявшийся Игорь.
– Проблем? – чуть слышно повторил Игорь и растерянно пробурчал себе под нос. – Да, да, конечно… проблем… я не буду создавать проблем…
Растерянно вздрогнув от резкого звука клаксона, он отступил на несколько шагов, пропустив автомобиль. Подняв голову, он посмотрел на небо, которое сыпало большими белыми хлопьями снега, устилавшими брусчатку парковки возле отеля.
Игорь в последний раз оглядел отель и территорию, развернулся и, намеренно цепляя носками ботинок пушистый снег, побрел на автобусную остановку.

***
На протяжении каждого из последующих трех дней с момента увольнения и похорон Игорь пил не переставая. Выходы его на улицу были редки и заключались в скоротечных «вылазках» в продуктовый магазин, находящийся в соседнем доме, где он покупал сигареты, колу, сосиски.
Время для Игоря остановилось. В дни глубоких душевных потрясений время имеет совершенно неестественный ход, замедляясь и не отпуская боль. Мир, который еще вчера казался ему счастливым замыслом Господа, созданный Его десницей, разрушился до последней песчинки и сделался пустым и ненужным. Игорь безнадежно утопал в боли, пытаясь вырваться из ее сладких, липких объятий, едва понимая, что тонет в ней как в трясине.
На четвертый день Игорь совершенно утерял мироощущение, закрыв в квартире несколькими днями ранее все окна списанными из гостиницы шторами black-out. Теперь сутками в его жилище царствовал настоящий мрак, стоило ему только выключить свет.
– Мама, привет. Мам, я решил уехать из Города, как мы с тобой договаривались. Я отмечу Новый год и с утра буду у вас, – Игорь тихо разговаривал с матерью по телефону. – Мне кажется, это символично – начать новую жизнь с Новым годом. Как ты думаешь?
– Игорь, это было бы здорово, хорошая новость, – мама Игоря обрадовалась звонку. – Знаешь, сынок, я планировала до Нового года перевезти почти все вещи. Я закажу машину.
– Мама, лучше потом. Все свое шмотье я сам привезу, а посуду, постель лучше вывезти после праздников. Так не хочется сейчас с этим возиться, – Игорь выдержал небольшую паузу. – Мам, я уволился.
– Когда? – обеспокоенно спросила Ольга Викторовна.
– Сегодня. Мне сделали предложение в другой отель, – соврал Игорь, – прямо в центре, да и засиделся я тут – надоело. Не мое это, понимаешь?
– Понимаю, ну ушел, так ушел. Не переживай. Юрий Николаевич хотел взять тебя к себе. Без работы не останешься. У нас сейчас дела идут хорошо.
– Мама, я очень скучаю и люблю тебя. С наступающим тебя, мама.
– Сынок, может, встретишь Новый год с нами? Юрий Николаевич будет рад. Сядем по-семейному, а? – с надеждой спросила Ольга Викторовна.
– Мама, я как минимум две недели праздников буду с вами, – голос Игоря дрожал. – Я здесь с ребятами погуляю. Мы уже и на стол сбросились, неудобно отказывать и… последний Новый год все-таки.
– Ну, смотри сам. Если надумаешь, приезжай. Договорились. Я тоже люблю тебя, сынок. Ждем тебя. Передавай привет Федору Андреевичу. Целую.
Игорь откинулся на диване и налил в бокал виски с колой, лимоном и льдом – так, как заставлял его делать Дятлов. Несколько глотков умиротворили его. Игорь включил диск с Реквиемом Моцарта и закрыл глаза, прислушиваясь к музыке. Он вспомнил волшебный вечер с Леной, который теперь больше походил на сказку или на сон, нежели на случившееся между ними таинство. Музыка уносила Игоря все дальше и дальше туда, где жили счастливые, незапятнанные банальностью дни, проведенные с ней. Он вернул в памяти их прогулки в городском парке, когда он трепетно держал ее руку в своей руке и говорил ей о любви. В его сознании с легкостью облаков пробегали молчаливые встречи в кафе, когда они пили кофе, глядя друг другу в глаза, и не пытались искать лишних слов для объяснений своих разных чувств. Вспомнились два невероятных дня, когда Игорь и Лена отдались всецело друг другу, позабыв об окружающем их мире…
Увы, теперь это все стало прошлым. Грустная сказка в Past Indefinite с предательством и несчастливым концом, ожидание которого разламывало Игоря на части. Невыносимая боль в каждом слове памяти о ней.
Самыми последними ростками разума он понимал, что Лена еще «не ушла» и, пожалуй, есть возможность вымолить у нее прощение за свой безумный поступок в отношении Соснина и Николая, но простить ее предательства уже не было возможности ни при каких обстоятельствах. Все было разрушено, разбито, раздавлено, а необъятные чувства сменились бездонным разочарованием. Ему казалось, что он попал в чудовищную катастрофу, когда неведомые силы с Божьего позволения стирают людей в пыль времен, когда разрушениям невероятной силы невозможно противостоять или остановить их, когда бессмысленность всего настоящего и прошлого становится хозяйкой будущего.
Игорь намеренно избегал вопроса о том, как Лена могла так поступить, потому что боялся найти на него тривиальный и очевидный ответ. Сейчас вопросы, ответы, воспоминания, желания отступали, и Игорь, переживший в эти дни разочарование, чудовищную ненависть и боль, тщетно искал только покоя, смирения и тишины.
Натиск музыки был настолько силен, что у Игоря оборвались все силы сдерживать в себе отчаяние. Терпеть, терпеть, он заставлял себя терпеть муки, которые невозможно было прогнать или осмыслить.
Игорь нашел в пепельнице «свежий» сигаретный окурок и закурил. Дым повис в воздухе, словно в квартире не было совершенно никакого движения. До тех пор пока Лена не нашла в себе силы не нажала на звонок, сокрушивший нетленное произведение гения неприятным дребезжанием.
Стоя в эти минуты за дверью и медленно протягивая руку к обычному дверному звонку, она задумывалась над тем, как окончательно скажет Игорю «Прощай». Как она сможет произнести одно только слово: маленькое и совсем незначительное, всего-то шесть букв. Как она вымолвит эти буквы, увидев его глаза? Как она уйдет, закрыв навсегда дверь и пожелав Игорю удачи? Что будет с ним в эти минуты? Как он отпустит ее?
Никогда бы она не могла представить, что так непросто будет сначала позвонить в дверь и прежде чем сказать «прощай», просто сказать: «Привет».
– Кого там еще принесло? – ворчал Игорь, услышав звонок дверь. – Ты?!
– Я. Можно? – на пороге квартиры стояла Лена, одетая в ослепительно белое пальто и черные лакированные сапоги на высоком каблуке.
Как и тогда, в первый день, она была восхитительна. На ее плечах и волосах таял снег, мгновенно превращаясь в маленькие беззащитные капли. Немного нахмуренные брови, упрямо сжатые губы и серо-зеленые глаза, выдавали ее неоднозначное настроение.
– Конечно, проходи, – Игорь с растрепанными волосами и небритый постеснялся своего вида.
– Я звонила на мобильный, но ты сначала был недоступен, а потом какой-то мужчина ответил и сказал, что этот номер тебе больше не принадлежит. Я удивилась. Что с тобой опять происходит?
– Я уволился, а телефон сдал, так что у меня пока нет номера. Я звоню по городскому, хотя… хотя мне и звонить то теперь некому. Потом новую симку куплю.
– Опять слушаешь Моцарта? – спросила Лена и прошла в комнату. – Не перестаешь удивлять меня.
– Почему? Эта музыка напоминает мне о нас и о том, что было между нами… – спокойно и сдержанно сказал Игорь. – Странно, что ты пришла. Я уже думал, что не увижу тебя никогда.
– Я сегодня здесь последний день, завтра надо маму забирать из больницы. Я уезжаю, – Лена села на кровать.
– Останься сегодня со мной, – Игорь сел на пол и обнял ноги Лены, – прошу, останься со мной в последний раз.
– Не знаю, – Лена смутилась, – а надо ли это делать, Игорь?
– Просто помоги мне нарядить елку, через неделю Новый год, а я еще совсем не готов. Помнишь, ты обещала…
– Хорошо, я тебе помогу, – Лена вышла в коридор, сняла пальто и вернулась в комнату.
Игорь выключил музыку и достал со шкафа елку и игрушки, занявшись собиранием елки.
– Знаешь, из всех праздников мне всегда нравился только Новый год. Помню, в детстве я всегда со странным трепетом ждал этого дня, и он мне казался самым волшебным. Этот день в нашей семье всегда проходил хлопотно. Родители, как обычно, работали, а мы с бабушкой наряжали дома елку.
Отец приносил живую елку. Я помню, как он кряхтел и ругался, устанавливая ее в ведро с водой или песком, и как его ругала мама, если елка падала на пол, – Игорь улыбнулся, – и иголки осыпалась. Когда он, наконец, укреплял елку, мы с бабушкой наряжали ее. Бабушка видела мое волнение, и, как только она позволяла мне достать игрушки, я несся в другую комнату и доставал из шкафа заветную коробку с елочными украшениями. Потом я возвращался к ней, и она, что-то бормоча, вытирала коробку мокрой тряпкой, а мне так и не терпелось открыть ее. Мы разрезали веревку, и я открывал коробку, словно сундук с драгоценностями. В коробке всегда было много ваты и мишуры. Сначала я доставал два огромных шара. Бабушка, увидев эти шары, напоминала мне об осторожности. Она каждый год рассказывала, как купила эти шары матери, когда та еще была маленькой девочкой. Один шар был фиолетовый, а другой желтый. Я аккуратно держал их в руках и боялся уронить. Бабушка все время указывала мне, куда какие игрушки вешать. Мне это не нравилось, но я не спорил, потому что тайком перевешивал их на следующий день. Я хотел повесить шары, а она говорила, что начинать надо с гирлянды. Мы снова спорили, но в конце концов я уступал. Гирлянду я все равно не мог повесить сам – не доставал до самых верхних веток елки. Мне всегда очень хотелось надеть звезду на макушку елки, но бабушка не разрешала мне этого делать. С тех пор как я чуть не перевернул елку, стоя на табурете, бабушка делала это сама, а я с завистью смотрел на нее.
После гирлянды и звезды наступала очередь игрушек, которые крепились к ветвям на прищепке. Эти игрушки мне всегда не нравились: они постоянно свисали набок и потом это были какие-то снегири, зайчики и другая чушь. Я торопил бабушку, желая поскорее начать вешать заветные шары. Бабушка, наоборот, будто назло мне не торопилась и делала все основательно. Так она каждый раз проверяла гирлянду, вкручивая и выкручивая каждую лампочку.
Дождавшись, когда я мог приступать к украшению елки, я вешал шары на самые толстые, по моему мнению, ветки. В петлю шара была вставлена веревочка, скрученная из нескольких ниток, и я злился, когда иголки цеплялись за нитку. Бабушка смеялась надо мной и предлагала помочь, но я наотрез отказывался и со всем своим детским упрямством боролся с иголками.
Через час елка была готова, и бабушка, воткнув гирлянду в розетку, показывала мне ту лампочку, которую необходимо было повернуть, что бы елка «зажглась». Это, наверное, был один из самых восхитительных и чарующих моментов. Елка зажигалась, и я быстро бежал к выключателю и гасил в комнате свет. Когда свет гас, елка светилась разноцветными огнями, а я смотрелся в игрушки и корчил рожи, смеясь над своим отражением. Все это очень глупо и, наверное, сентиментально, да?
– Нет, Игорь, не глупо, – сказала Лена и попросила открыть коробку с елочными украшениями, – почему ты спрашиваешь?
– Я никогда никому не рассказывал об этом… – Игорь замолчал и едва слышно сказал себе под нос. – Правда, это все быстро кончилось. Отец ушел, а бабушка умерла.
Между Игорем и Леной зарождалось то редкое и уникальное чувство, которое случается исключительно у людей, принявших обоюдное решение расстаться. Это чувство почти физическое, но его едва ли можно испытать в обыденной жизни. Люди еще продолжают общаться, возможно, шутить и улыбаться, понимая, что уже все кончено и теперь предстоит преодолеть разлуку, боль которой уже сковывает их сердца. Они ещё не понимают: «Почему так?» и не задаются вопросами, ответы на которые уже завтра будут терзать их осиротевшие души. Игорь ненавидел это чувство и никогда не умел противостоять этой густой и липкой зависимости от прошлого, которая испаряется только с течением времени.
– Смотри, какие интересные игрушки, у меня были такие же. Отец, кстати, запрещал мне заниматься елкой. Они, как правило, наряжали елку вместе с мамой. Мне нравилось, когда наутро под елкой оказывались подарки, – Лена вытаскивала игрушки из коробки и рассматривала их. – Мы встречали Новый год шумно. Отец каждый праздник приглашали много гостей, а мама и бабушка ворчали, ковыряясь на кухне.
Однажды у нас в гостях было несколько детей, и родители, заранее договорившись, пригласили Деда Мороза. Помню, как пришел странный тип, и один из мальчиков сорвал с него бороду. Шутка была такой глупой, что Дед Мороз выругался и, бросив наши подарки на пол, быстро ушел.
– Смешно, – печально улыбнулся Игорь.
– Смешно было, когда мы воевали за подарки, разрывая обертку на каждой коробке и рассматривая ее содержимое. В одной из коробок оказался пластмассовый пистолет. Я первая добралась до него, а ребята пытались у меня его выхватить. Пистолет был куплен как раз для того мальчика, который «разоблачил» Деда Мороза. Он дернул меня за руку, и я выронила его подарок, который шлепнулся на паркет и у него откололся кусочек дула. С мальчиком случилась настоящая истерика, – Лена засмеялась. – В общем, Новый год у него не удался.
Лена вытаскивала игрушки одну за другой и аккуратно складывала их на журнальный столик, возвращая обертку обратно в коробку.
– Смотри, снегирь, – она наивно разглядывала старые игрушки, – синица…
– Ну, ты как ребенок, что там еще? – собирая елку и не поворачиваясь к Лене, спросил Игорь. – Ну что ты молчишь?
Игорь обернулся и увидел в руках у Лены фигурку дятла. Они оба замолчали, разглядывая маленькую хрупкую фигурку птицы, которую Лена держала в руках.
– Ты был на похоронах? – тихо спросила Лена.
– Нет. Я не смог пойти. Я не хотел видеть его в гробу, и потом все эти слезы и стоны… сейчас я не смог бы это вынести. Я бы с ума сошёл… – Игорь хотел еще что-то добавить, но замолчал. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Ни Лена, ни Игорь не моли найти продолжение разговора.
Игорь достал второй бокал, налил в него виски с колой и молча протянул его Лене. Их взгляды встретились. Игорь, как и в тот первый раз, пристально смотрел на Лену, в глазах которой уже не было бесконечности, поразившей его. Взгляд её был холодным и чужим. Она взяла бокал и, не чокаясь, сделала глоток. Слезы проступили на ее глазах, и она шмыгнула носом.
– Любимая моя, ты совсем другая. Странно, как будто той Лены и не существовало.
– Какая другая?
– Не знаю, не та, что была раньше.
– Раньше… когда раньше, Игорь? Мы знакомы около месяца, и мой взгляд всегда был таким.
– Зачем ты так? Ты же знаешь, о чем я говорю.
– Игорь, пойми, у меня другая жизнь и…
– Я знаю. – Игорь провел тыльной стороной ладони Лене по щеке. – В ней нет места для меня. Ты это хотела сказать?
– Нет, просто… – Лена запнулась, не решаясь сказать Игорю самое важное, то, ради чего она и пришла, – просто, хм, мне никогда не было так непросто.
– Говори.
– Все это было ошибкой. Страшной, дикой ошибкой, – Лена никак не могла подобрать подходящих слов. – Мне говорили, что не надо было сюда ехать, что я не убегу от себя, от своих воспоминаний.
– Ошибкой…
– Извини, никак слов не подберу, – Лена почувствовала, как горькие слезы хлынули у нее из глаз.
– Говори, завтра уже будет легче. Говори, любимая моя. У нас есть еще немного времени, – Игорь подсел к ней на кровать и аккуратно большим пальцем вытер слезу. – Ты божественно красива, даже когда плачешь. Я люблю тебя.
– Игорь, зачем ты так говоришь со мной? Я не могу так больше, не могу. Мне надо идти дальше, надо уезжать, убегать, надо возвращаться, понимаешь? – Лена всхлипывала после каждого слова. – Эти дни здесь с тобой… я не знаю, как все получилось, не знаю, прости меня, прости, прошу тебя.
– Родная моя, любимая девочка, я тебя ни в чем не виню. Тебе незачем извиняться. – Игорь улыбнулся. – Я понимаю, о чем ты говоришь. Я слышу тебя. Тебе ведь очень больно сейчас, правда? Мне тоже больно.
– Да, больно, – Лена закрыла лицо руками, словно пыталась укрыться от взгляда Игоря и чуть слышно продолжила. – Нам надо расстаться.
– Видишь, это оказалось не так трудно. Иногда сказать «прощай» трудно, но несмотря ни на что «прощай» тебе оказалось сказать проще, чем сказать «люблю».
– Зачем это теперь?
Игорь обнял и поцеловал ее. Игорь впервые чувствовал, какой далекой она становится, находясь в его объятиях. Каждое мгновение отдаляло её недосягаемо. Он вновь поцеловал ее, чувствуя ее учащенное дыхание. Голова его кружилась, и он не стал сдерживать себя, продолжая осыпать ее поцелуями, на которые она продолжала и продолжала отвечать взаимностью…

***
Игорь молча лежал, чувствуя, как бесконечная боль сдавливает ему грудь. Он взял Лену за руку и, продолжая молчать, сжал ее руку в своей. Через небольшое расстояние между шторами комнату изредка освещали яркие огни предновогодних фейерверков, которые запускали беспечные горожане. Игорь не проронил ни слова, чувствуя, как слезы наполнили его глаза. Он отпустил руку Лены и, перевернувшись на живот, уткнулся лицом в подушку.
– Почему ты молчишь? – не выдержала Лена.
– Мне больно, и… и мне нечего сказать, – Игорь снова замолчал. Он искал продолжение, но понимал, что путается в мыслях и словах, которые хотел бы произнести и которые теперь переполняли его. – Я ничего не могу сказать тебе. Хочу, но не могу. Слов… их слишком много, для того чтобы я смог их все произнести. Их так много, что я не могу выбрать из них самое главное, самое нужное и самое правильное.
– Скажи любые слова, только не молчи, прошу тебя, не молчи сейчас. Скажи хоть что-нибудь, находиться в этой тишине невозможно.
– Знаешь, в математике и в других точных науках есть символ бесконечности. Он ничтожно мал и выглядит как цифра восемь, лежащая на боку. Этот маленький символ обозначает бесконечную величину числа или какого-нибудь значения. Когда люди поняли, что не в состоянии постоянно писать огромные, бесконечные числа и что часто этого просто не требуется для понимания бесконечности, они просто употребляют этот крохотный символ, глядя на который ты понимаешь, что имеешь дело с чем-то невероятно огромным. Примерно так обстоит дело и с моими словами и чувствами – нет смысла о них говорить или пытаться выразить, когда их можно приравнять маленькому сухому символу, который теперь никому не нужен.
Когда чего-либо становится очень много, то это «много» человек вправе заменить чем-нибудь очень простым и понятным. Поэтому я не буду много говорить, я просто скажу одно слово – «люблю», и ты должна понять, что за этим крохотным словом кроется огромный мир, в котором я жил тобой. Я люблю тебя, Лена.
– Прости меня… я не хотела…
– Опять ты… за что я должен тебя простить? – спокойно произнес Игорь. – Родной мой человечек, наша жизнь и состоит из таких бессмысленных историй как наша. Я даже удивлен, что ты была моей. Поверишь, я даже у Господа прощения просил за то, что он мне тебя дал. Вон там, в углу, на коленях перед бабушкиной иконой стоял и молился. Глупость, какая же все это глупость. И как Он, должно быть, смеется теперь, хм…  — Игорь задумался и после небольшой паузы продолжил, — так что тебе незачем извиняться. Ты была лучшим, что у меня случилось в жизни, а то, что ты меня не любила, я… да какое теперь это имеет значение.
– Игорь, я… не говори так, ты не понимаешь, что я… – тихо сказала Лена, но продолжать начатые слова не стала и спросила Игоря о другом. – Зачем ты истязаешь и мучаешь себя? Зачем ты был со мной?
– Я одержим тобой и жду каждую минуту встречи с тобой. Каждый миг я думаю о тебе – это как наркотик. Где бы я ни был, я живу только тобой. Я плюнул на всех и мыслю только о тебе… ты все, что у меня есть сейчас. Я всегда помню твой запах и вкус твоих губ. Мои руки помнят каждую частицу твоего совершенного тела, я хочу владеть тобой. Я хотел, чтобы ты вся была моей, понимаешь, вся, чтобы ни одно существо на земле не имело прав на тебя кроме меня. Прости, я опять захлебываюсь словами, – Игорь замолчал.
– Игорь, ну зачем ты такой? – Лена опустила глаза.
– Не знаю.
– Я виновата в том, что мы… не надо было бы это делать, – Лена опять заплакала. – Если бы я знала, что ты такой, то…
Игорь продолжал неподвижно лежать в кровати. Некоторое время он даже не слышал, как Лена плачет, а лишь ощущал характерное вздрагивание ее тела.
Наконец, встав с кровати, он подошел к балконной двери, распахнув шторы. Абсолютный мрак комнаты разбавил слабый, едва различимый свет холодной зимней луны. Луна позволила ему разглядеть одинокий силуэт Лены. Подойдя к балконной двери ближе, он посмотрел на замерзшие розы, оставленные на балконе. Усмехнувшись, он чуть слышно прошел на кухню.
Лена услышала, как Игорь совершал какие-то действия на кухне, и хотела подняться с постели, но он вернулся с бокалом в руке раньше, чем она успела что-нибудь предпринять. Она сидела на кровати и всхлипывала, обняв колени руками.
– Можно я не буду включать свет? – тихим голосом спросил Игорь.
– Да, так лучше, – ответила Лена.
– У меня совсем нет сил. Странное ощущение, как будто ты пуст. Правда. Прямо как облако в штанах, – Игорь немного улыбнулся, но Лена этого не заметила в темноте.
– Хочешь, я уйду прямо сейчас? – серьезно спросила она.
– Нет, побудь со мной еще немного. Вряд ли мне кто-нибудь сможет подарить такую ночь еще раз, – Игорь разом выпил бокал виски. – Зачем тебе уходить сейчас? Уйдешь утром. Помнишь, я говорил тебе, что закат я люблю больше чем рассвет?
– Помню.
– Утро, и особенно рассвет, иногда бывает бесчеловечно красивым, для того чтобы переживать то, что я сейчас чувствую. Чистое, девственное утро и солнечный рассвет неумолимо уничтожает твои мечты с каждой минутой. Бытие еще спит, а ты уже чувствуешь, что все, все кончилось, что ты не можешь продлить ни минуты ночи, ни минуты мечты, ни мгновения сказки. Тогда понимаешь цену времени и готов купить каждую минуту, но Продавец еще спит. Ты сопротивляешься и пытаешься обмануть себя, но солнце неумолимо поднимается и мир начинает жить вновь, напоминая тебе о твоем новом бессмысленном и одиноком существовании…
– Игорь, все будет хо… – начала говорить Лена.
– Перестань, прошу тебя. Ничего не будет, – Игорь резко перебил Лену, – не ври себе и тем более не унижай меня этими ничтожными словами. Ничего уже не будет, и ты это знаешь лучше меня. После того как я тебя встретил, ты до сих пор не поняла, что у меня уже ничего не может быть и ничего не будет. Сейчас мне невыносимо хочется прикоснуться к тебе вновь и вновь, просто лечь рядом и обнять твои ноги, прижаться к тебе и поцеловать тебя, и пусть уже утром это будет уничтожено раз и навсегда…
– Подойди ко мне, – чуть слышно сказала Лена и легла на кровати.
Игорь лег рядом с ней. Он обнял Лену и тихо сказал: «Я люблю тебя… очень люблю». Лена молчала, и Игорь, положив голову ей на грудь, слышал, как бьется ее сердце. Впервые и в последний раз он почувствовал полное и всеобъемлющее единение с другим человеком, которого прежде не могло случиться.
– Не плач, любимая моя, уже совсем недолго осталось терпеть. Завтра я стану тебе чужим и мы больше никогда в жизни не увидимся и не будем ранить друг друга. Это случится совсем скоро… и мы больше никогда не повторим этих мгновений, даже если сильно будем желать, – Игорь прервался, – любимый мой человечек, у меня нет никого дороже тебя на всем свете. Если бы ты знала, как это невыносимо терпеть.
– Я знаю, – почти шепотом сказала Лена. – я понимаю тебя.
Игорь не ответил, а лишь крепко, до боли, обнял Лену. Время от времени, затаив дыхание, он беспомощно что-то бормотал и несколько раз провел своей ладонью по телу Лены.
– Прощай, родная моя девочка, прощай...
– Прощай, – ответила Лена. – Прощай и прости, если сможешь. Я тебя за всё простила…
– Не смогу, любимая моя, не смогу… и прошу тебя, когда будешь уходить, пожалуйста, открой ящик под зеркалом и возьми там большой конверт. Прошу, только не открывай его здесь, – почти засыпая, говорил Игорь, – там, в конверте есть кое-что важное. Это не признание в любви, поэтому не спеши выбрасывать его. То, что там находится, поможет тебе разобраться в себе, хотя, возможно, с моей стороны это и подло. Я хотел сделать все, чтобы остаться с тобой, зная даже то, что и ты скоро узнаешь. Я хотел оградить тебя от всего того, что ты там увидишь, и я даже готов был терпеть, но теперь это не имеет значения. Помни, я всегда буду любить тебя, а теперь уходи.
Игорь отвернулся и уткнулся в подушку, а Лена молча встала с постели и проследовала в душ. Укутавшись в халат Игоря, она неторопливо собрала свои туалетные принадлежности и проследовала в кухню, где выбросила зубную щетку в мусорное ведро.
Через десять минут она уже стояла в коридоре полностью одетая. Смотря на себя в зеркало, она вспомнила слова Игоря и выдвинула ящик в тумбочке под зеркалом. В ящике действительно лежал большой конверт формата А4, плотно набитый бумагами. Лена не вскрыла конверт, поступив так, как просил ее Игорь, а положила его в сумочку. Она остановилась на пороге и, посмотрев в сторону «темной» комнаты, где спал Игорь, выключила свет и ушла, захлопнув за собой дверь.

© Copyright: Сергей Дубовик, 2013

Регистрационный номер №0119741

от 25 февраля 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0119741 выдан для произведения:

Посещение с Леной матери Дятлова было последним выходом Игоря в «мир» на протяжении последующих двух дней. Он смог уладить вопросы поминального стола с Бабакиным по телефону, и это было все, на что ему хватило желания и сил. Гроб и венки были оплачены, и работники ООО «Путь» лишь ожидали своего часа для исполнения заказа.
Смерть не спешила, а жизнь не ждала. Проснувшись от тяжелого похмельного сна, Игорь взял с тумбочки мобильный телефон, на котором еще вчера, после ухода Лены, отключил звук. Как он и предполагал, его искали. Телефон содержал восемь непринятых звонков. Игорь быстро просмотрел номера и открыл СМС-сообщение от Бабакина.
«Носов, не дозвонились до тебя. Ждем в морге в 10:00. Не опаздывай».
Игорь посмотрел на часы телефона, убедившись что «опоздал» на похороны Николая. Не умываясь, он спокойно оделся и поехал на работу. На железнодорожную станцию он подошел около полудня. Привычно усевшись в маршрутку, он уставился в окно, рассматривая скучную снежную суету проснувшегося Города. Окинув взглядом площадь, его внимание привлек автомобиль, похожий на автомобиль Мазая. Игоря кто-то толкнул сзади в плечо и без слов сунул двадцать рублей. Передав деньги за проезд, Игорь вновь посмотрел на автомобиль, рядом с которым уже находилось два человека – Мазай и Пузырь. Пузырь что-то нервно рассказывал Мазаю, когда со стороны кафе к ним подошел высокий худощавый парень лет тридцати. Парень был одет в военную куртку цвета хаки и темные брюки, которые были заправлены в армейские ботинки. У Игоря замерло сердце, он пытался разглядеть лицо парня, но козырек бейсболки не позволял отчетливо разобрать его черты.
Из вида участников беседы следовало, что разговор был нелицеприятным для Пузыря. Выглядел он сильно напуганным. Пузырь жестикулировал и в какой-то момент трижды перекрестился. Спустя несколько мгновений неизвестный парень огляделся и ударил Пузыря в лицо. Пузырь схватился за лицо руками и шагнул назад. В следующее мгновение он, поскользнувшись, упал на снег, после чего худощавый парень со всего маха ударил его ногой по спине и, склонившись над ним, что-то сказал и посмотрел на Мазая.
Дверь маршрутки с грохотом закрылась, и автомобиль тронулся. Игорь еще пытался разглядеть продолжение сцены, но сделать это было уже невозможно. Увиденного было достаточно, чтобы понять, что именно «худощавый» был в квартире Дятлова по указке Мазая.
Привычная дорога в гостиницу оказалась невыносима долгой. Мысли о мести, поведение Лены и то, что он уклонился от похорон Дятлова, рвали его разум и душу на части. Сознание уже отказывалось осмысливать реальность, которая страшной ширмой окружала его.
«Всего несколько часов, и я вернусь домой, только потерпеть, совсем чуть-чуть потерпеть. Я смогу, я должен терпеть, а потом я уйду от них, только не сейчас, только не сегодня», – тяжело размышлял Игорь.
Около часа дня Игорь приехал в гостиницу. Подходя к главному входу, он заметил черный внедорожник, который нарочито стоял напротив стеклянных дверей. Обогнув автомобиль, Игорь увидел довольного швейцара, который сидел за рулем внедорожника.
– Вылезай нахрен! Ты что делаешь!? Я же вам, идиотам, запретил парковать машины, – резко сказал Игорь.
– Чего, Игорь Сергеевич? – спросил швейцар, опустив боковое стекло и приглушив громкость звучавшей в салоне музыки.
– Ты что, дебил, а?! Давай нахрен из машины! – заорал Игорь.
– Игорь Сергеевич, гость сам попросил. Я ему говорил, что нельзя, а он говорит, мол, иди, прогревай. Вот, пятьдесят долларов дал, – извинялся швейцар, заметив «настроение» Игоря.
– Глуши и дай мне ключи!
– Хорошо, – швейцар заглушил автомобиль и протянул ключи.
– Что за гость? Из какого номера?
– Кажется, из 1220. Вон он с блондинкой выписывается, – швейцар указал на мужчину в пальто, стоявшего возле стойки размещения со стройной девушкой.
Игорь узнал мужчину и решил не подходить к нему. Вернувшись к автомобилю, он посмотрел на номера. Номер 010 принадлежал автомобилю Артема.
– Послушай, Борис, отдай ему ключи сам, раз уж он заплатил, – Игорь намеренно смягчил тон и вернул ключи, – и знай, в следующий раз вылетишь из отеля, понял?
Игорь сразу прошел в служебную зону гостиницы, незаметно проскочив рядом со стойкой. Увидев Артема, он на время позабыл о цели своего визита и направился в кабинет. Усевшись за компьютер, он открыл информацию о номере 1220. В номере значился гость Артем Малиновский. Игорь вспомнил просьбу Бабакина и просмотрел отчеты о заездах Артема за последний год, которые распечатала Ирина. Игорь сразу просмотрел последние декабрьские заезды, находившиеся в конце отчета. Среди ровного столбика фамилий ему попалась на глаза строка «г-н А.М. Малиновский, г-жа Е.Д.Свиридова. Игорь сначала проглядел эту строку, потом вернулся к ней и, пользуясь компьютером, вошел в архив проживания гостей. Открыв информацию о номере, он посмотрел на отсканированный паспорт г-жи Е.Д. Свиридовой.
Игорь молча и практически не двигаясь рассматривал фотографию Лены, всматриваясь в бесконечно любимый образ. Невероятный гнев нахлынул на него, жаром охватив все тело. Ненависть и боль овладели им. Игорь одним махом смел все, что у него было на столе. Документы, ручки, карандаши, калькулятор и другая офисная утварь с грохотом повалилась на пол. Дрожащей рукой он неуверенно набрал номер стойки размещения.
– Да, Игорь Сергеевич, слушаю вас, – в трубке раздался дежурный рафинадный голос Ирины.
– Ирина, сделайте мне распечатку счетов по номеру 1220 за последние полгода.
– Как фамилия гостя, Игорь Сергеевич?
– Малиновский Артем Михайлович, и побыстрее, мне некогда!
– Вам принести или…
– Нет, я подойду на стойку через десять минут и заберу их сам. Положите их в конверт, – Игорь завершил разговор с портье и тут же позвонил секретарю Улофа. – Нора, мне надо к Улофу.
– Игорь, господин Ярвинен занят, у него встреча и сейчас он не может тебя принять.
– Слушай, Нора, какая встреча!? О чем ты говоришь? – усмехнувшись, спросил Игорь.
– У господина Ярвинена переговоры. Что тут непонятного?
– Нора, о том, что он жрет своих устриц с часу до двух, знает весь отель, не грузи меня. Подними свою нежную попку, постучи к нему и скажи, что у меня для него есть важная информация, – Игорь бросил трубку и направился к Улофу с заявлением об уходе, не дожидаясь ответа Норы.
– Игорь, ты что себе позволяешь? – возмущалась Нора, увидев Игоря, решительно подходящего к кабинету Улофа.
– Нора, не лезь, прошу тебя, – Игорь резким движением открыл дородную дверь кабинета и бесцеремонно вошел внутрь. – Господин Ярвинен, приветствую вас. Приятного аппетита. Я хочу уволиться, вот заявление.
– Как уволиться? – Улоф поперхнулся, схватился за горло и, прокашлявшись, выпил стакан минеральной воды. – А как же отель, бренд? Игорь, ты совершаешь ошибку. Подумай, почему так сразу. Давай поговорим…
– Нам не о чем говорить, господин Ярвинен. Мне плевать на бренд, Улоф, я уезжаю. Я не смогу больше здесь работать. Давайте не будем уговаривать друг друга. Подпишите заявление, и «разбежимся» по-хорошему, – Игорь заметил в глазах Улофа непонимание. – Уедем в разные стороны. Понятно?
– У тебя есть дела, Игорь. Перед Рождеством нельзя бросать отель. Мы работали целый год для этих дней. – Улоф снял салфетку и швырнул ее на стол.
– Улоф, я не католик, я вообще неверующий. Подпишите.
– Я вижу, ты нервничаешь. Это связано с этим барменом… – Улоф пытался вспомнить имя Николая, но так и не смог. – О’key, мне нужен HR-директор.
– Не нужен нам никакой HR-директор. Подписывайте, или я оставляю заявление и возьму больничный, тогда расстанемся через две недели. Не надо этого делать, Улоф, прошу вас. Расстанемся людьми.
– Ты странный, Игорь, но раз ты захотел так, пожалуйста, – Улоф подписал заявление, боязливо посмотрев на возбужденного Игоря. – Но я не понимаю…
– Спасибо, Улоф, с вами приятно было работать, успехов отелю и процветания бренду, – Игорь вышел из кабинета и резко подошел к Норе. – Не дуйся. Сделай копию.
– Я вам всем здесь что, ксерокс?! – возмутилась Нора.
– Я знаю, что ты не ксерокс. Вот тут резолюция Улофа, – Игорь нервно ткнул пальцем в заявление. – Сделай копию быстро и распишись в получении.
Нора недовольно встала и подошла к ксероксу. В приемную вошел Бабакин с красным обветренным лицом и испачканными на кладбище брюками.
– Носов, ну ты даешь! Я тебе обзвонился. Ты чего ни на кладбище, ни на поминки не пришел? – сетовал Бабакин. – Мы стол отличный накрыли. Мать его тебя все спрашивала.
– Я тебе как-нибудь потом все объясню, Бабакин, – Игорь неожиданно обнял коллегу и похлопал его по спине, – а теперь прощай, Бабакин! Ты не представляешь, как много ты для меня сегодня сделал. Спасибо тебе за все и удачи. Ты славный малый. Прощай!
Игорь забрал копию заявления и вышел из приемной, оставив в прошлом ошеломленных Нору и Бабакина. Он зашел к себе в кабинет, шагая прямо по лежащим на полу документам и офисным принадлежностям, которые чуть ранее смел со стола. Он достал из шкафа подаренные партнерами гостиницы две бутылки виски и коньяк. Оставалось забрать счета на стойке, сдать мобильник и выполнить еще несколько формальностей, которые дались Игорю с трудом.
Выйдя на улицу, он тяжело вздохнул, едва сдерживая душевные терзания, глубину и силу которых ему трудно было представить еще неделю назад. Кивнув швейцару, он отошел на несколько десятков метров от главного входа, чтобы увидеть отель целиком.
Страшная картина затмила его разум. Он представил, как Лена приехала сюда с Артемом, зарегистрировалась на стойке размещения и они пошли в лобби-бар… а потом… что потом? Потом они поднялись на двенадцатый этаж в люкс 1220 с двуспальной кроватью и видом на парк и заказали шампанское с фруктами. «Как все просто?» – подумал Игорь. – «Ни роз, ни свечей, ни безумств. Все очень просто и практично. Пришли, сняли номер и…»
Игорь опустил голову, подумав, что их, возможно, обслуживал Дятлов, даже не представляя, кому он готовит коктейль или утреннюю чашку ароматного капучино.
«Нормальный мужик. Приехал, бухнул, мордой ее в подушку – отодрал, и свободный человек», – рассказывал он Носову про таких гостей.
Игорь схватился рукой за лицо, пытаясь успокоиться и остановить нахлынувшее отчаяние. Ему хотелось закричать, заорать что есть силы, выпустив давящую изнутри боль.
– Эй, слышь, че встал как столб!? Дай проехать! Не создавай людям проблем! – крикнул водитель автомобиля, на пути которого оказался потерявшийся Игорь.
– Проблем? – чуть слышно повторил Игорь и растерянно пробурчал себе под нос. – Да, да, конечно… проблем… я не буду создавать проблем…
Растерянно вздрогнув от резкого звука клаксона, он отступил на несколько шагов, пропустив автомобиль. Подняв голову, он посмотрел на небо, которое сыпало большими белыми хлопьями снега, устилавшими брусчатку парковки возле отеля.
Игорь в последний раз оглядел отель и территорию, развернулся и, намеренно цепляя носками ботинок пушистый снег, побрел на автобусную остановку.

***
На протяжении каждого из последующих трех дней с момента увольнения и похорон Игорь пил не переставая. Выходы его на улицу были редки и заключались в скоротечных «вылазках» в продуктовый магазин, находящийся в соседнем доме, где он покупал сигареты, колу, сосиски.
Время для Игоря остановилось. В дни глубоких душевных потрясений время имеет совершенно неестественный ход, замедляясь и не отпуская боль. Мир, который еще вчера казался ему счастливым замыслом Господа, созданный Его десницей, разрушился до последней песчинки и сделался пустым и ненужным. Игорь безнадежно утопал в боли, пытаясь вырваться из ее сладких, липких объятий, едва понимая, что тонет в ней как в трясине.
На четвертый день Игорь совершенно утерял мироощущение, закрыв в квартире несколькими днями ранее все окна списанными из гостиницы шторами black-out. Теперь сутками в его жилище царствовал настоящий мрак, стоило ему только выключить свет.
– Мама, привет. Мам, я решил уехать из Города, как мы с тобой договаривались. Я отмечу Новый год и с утра буду у вас, – Игорь тихо разговаривал с матерью по телефону. – Мне кажется, это символично – начать новую жизнь с Новым годом. Как ты думаешь?
– Игорь, это было бы здорово, хорошая новость, – мама Игоря обрадовалась звонку. – Знаешь, сынок, я планировала до Нового года перевезти почти все вещи. Я закажу машину.
– Мама, лучше потом. Все свое шмотье я сам привезу, а посуду, постель лучше вывезти после праздников. Так не хочется сейчас с этим возиться, – Игорь выдержал небольшую паузу. – Мам, я уволился.
– Когда? – обеспокоенно спросила Ольга Викторовна.
– Сегодня. Мне сделали предложение в другой отель, – соврал Игорь, – прямо в центре, да и засиделся я тут – надоело. Не мое это, понимаешь?
– Понимаю, ну ушел, так ушел. Не переживай. Юрий Николаевич хотел взять тебя к себе. Без работы не останешься. У нас сейчас дела идут хорошо.
– Мама, я очень скучаю и люблю тебя. С наступающим тебя, мама.
– Сынок, может, встретишь Новый год с нами? Юрий Николаевич будет рад. Сядем по-семейному, а? – с надеждой спросила Ольга Викторовна.
– Мама, я как минимум две недели праздников буду с вами, – голос Игоря дрожал. – Я здесь с ребятами погуляю. Мы уже и на стол сбросились, неудобно отказывать и… последний Новый год все-таки.
– Ну, смотри сам. Если надумаешь, приезжай. Договорились. Я тоже люблю тебя, сынок. Ждем тебя. Передавай привет Федору Андреевичу. Целую.
Игорь откинулся на диване и налил в бокал виски с колой, лимоном и льдом – так, как заставлял его делать Дятлов. Несколько глотков умиротворили его. Игорь включил диск с Реквиемом Моцарта и закрыл глаза, прислушиваясь к музыке. Он вспомнил волшебный вечер с Леной, который теперь больше походил на сказку или на сон, нежели на случившееся между ними таинство. Музыка уносила Игоря все дальше и дальше туда, где жили счастливые, незапятнанные банальностью дни, проведенные с ней. Он вернул в памяти их прогулки в городском парке, когда он трепетно держал ее руку в своей руке и говорил ей о любви. В его сознании с легкостью облаков пробегали молчаливые встречи в кафе, когда они пили кофе, глядя друг другу в глаза, и не пытались искать лишних слов для объяснений своих разных чувств. Вспомнились два невероятных дня, когда Игорь и Лена отдались всецело друг другу, позабыв об окружающем их мире…
Увы, теперь это все стало прошлым. Грустная сказка в Past Indefinite с предательством и несчастливым концом, ожидание которого разламывало Игоря на части. Невыносимая боль в каждом слове памяти о ней.
Самыми последними ростками разума он понимал, что Лена еще «не ушла» и, пожалуй, есть возможность вымолить у нее прощение за свой безумный поступок в отношении Соснина и Николая, но простить ее предательства уже не было возможности ни при каких обстоятельствах. Все было разрушено, разбито, раздавлено, а необъятные чувства сменились бездонным разочарованием. Ему казалось, что он попал в чудовищную катастрофу, когда неведомые силы с Божьего позволения стирают людей в пыль времен, когда разрушениям невероятной силы невозможно противостоять или остановить их, когда бессмысленность всего настоящего и прошлого становится хозяйкой будущего.
Игорь намеренно избегал вопроса о том, как Лена могла так поступить, потому что боялся найти на него тривиальный и очевидный ответ. Сейчас вопросы, ответы, воспоминания, желания отступали, и Игорь, переживший в эти дни разочарование, чудовищную ненависть и боль, тщетно искал только покоя, смирения и тишины.
Натиск музыки был настолько силен, что у Игоря оборвались все силы сдерживать в себе отчаяние. Терпеть, терпеть, он заставлял себя терпеть муки, которые невозможно было прогнать или осмыслить.
Игорь нашел в пепельнице «свежий» сигаретный окурок и закурил. Дым повис в воздухе, словно в квартире не было совершенно никакого движения. До тех пор пока Лена не нашла в себе силы не нажала на звонок, сокрушивший нетленное произведение гения неприятным дребезжанием.
Стоя в эти минуты за дверью и медленно протягивая руку к обычному дверному звонку, она задумывалась над тем, как окончательно скажет «Прощай». Кто любил, тот знает, как непросто произнести одно только слово: маленькое и совсем незначительное, всего-то шесть букв. Как она произнесет это ему, увидев его глаза? Как она уйдет, закрыв дверь и пожелав удачи? Как он отпустит ее?
Никогда бы она не подумала, что так непросто будет позвонить в дверь и сказать: «Привет».
– Кого там еще принесло? – ворчал Игорь, услышав звонок дверь. – Ты?!
– Я. Можно? – на пороге квартиры стояла Лена, одетая в ослепительно белое пальто и черные лакированные сапоги на высоком каблуке.
Как и тогда, в первый день, она была восхитительна. На ее плечах и волосах таял снег, мгновенно превращаясь в маленькие беззащитные капли. Немного нахмуренные брови, упрямо сжатые губы и серо-зеленые глаза, выдавали ее неоднозначное настроение.
– Конечно, проходи, – Игорь с растрепанными волосами и небритый постеснялся своего вида.
– Я звонила на мобильный, но ты сначала был недоступен, а потом какой-то мужчина ответил и сказал, что этот номер тебе больше не принадлежит. Я удивилась. Что с тобой опять происходит?
– Я уволился, а телефон сдал, так что у меня пока нет номера. Я пока пользуюсь городским телефоном. Придется новую сим-карту покупать.
– Опять слушаешь Моцарта? – спросила Лена и прошла в комнату. – Не перестаешь удивлять меня.
– Почему? Эта музыка напоминает мне о нас и о том, что было между нами… – спокойно и сдержанно сказал Игорь. – Странно, что ты пришла. Я уже думал, что не увижу тебя никогда.
– Я сегодня здесь последний день, завтра надо маму забирать из больницы. Я уезжаю, – Лена села на кровать.
– Останься сегодня со мной, – Игорь сел на пол и обнял ноги Лены, – прошу, последний раз.
– Не знаю, – Лена смутилась, – а надо ли это делать, Игорь?
– Просто помоги мне нарядить елку, через неделю Новый год, а я еще совсем не готов. Помнишь, ты обещала…
– Хорошо, я тебе помогу, – Лена сняла верхнюю одежду и вернулась в комнату.
Игорь выключил музыку и достал со шкафа елку и игрушки, занявшись собиранием елки.
– Знаешь, из всех праздников мне всегда нравился только Новый год. Помню, в детстве я всегда со странным трепетом ждал этого дня, и он мне казался самым волшебным. Этот день в нашей семье всегда проходил хлопотно. Родители, как обычно, работали, а мы с бабушкой наряжали дома елку.
Отец приносил живую елку. Я помню, как он кряхтел и ругался, устанавливая ее в ведро с водой или песком, и как его ругала мама, если елка падала на пол, – Игорь улыбнулся, – и иголки осыпалась. Когда он, наконец, укреплял елку, мы с бабушкой наряжали ее. Бабушка видела мое волнение, и, как только она позволяла мне достать игрушки, я несся в другую комнату и доставал из шкафа заветную коробку с елочными украшениями. Потом я возвращался к ней, и она, что-то бормоча, вытирала коробку мокрой тряпкой, а мне так и не терпелось открыть ее. Мы разрезали веревку, и я открывал коробку, словно сундук с драгоценностями. В коробке всегда было много ваты и мишуры. Сначала я доставал два огромных шара. Бабушка, увидев эти шары, напоминала мне об осторожности. Она каждый год рассказывала, как купила эти шары матери, когда та еще была маленькой девочкой. Один шар был фиолетовый, а другой желтый. Я аккуратно держал их в руках и боялся уронить. Бабушка все время указывала мне, куда какие игрушки вешать. Мне это не нравилось, но я не спорил, потому что тайком перевешивал их на следующий день. Я хотел повесить шары, а она говорила, что начинать надо с гирлянды. Мы снова спорили, но в конце концов я уступал. Гирлянду я все равно не мог повесить сам – не доставал до самых верхних веток елки. Мне всегда очень хотелось надеть звезду на макушку елки, но бабушка не разрешала мне этого делать. С тех пор как я чуть не перевернул елку, стоя на табурете, бабушка делала это сама, а я с завистью смотрел на нее.
После гирлянды и звезды наступала очередь игрушек, которые крепились к ветвям на прищепке. Эти игрушки мне всегда не нравились: они постоянно свисали набок и потом это были какие-то снегири, зайчики и другая чушь. Я торопил бабушку, желая поскорее начать вешать заветные шары. Бабушка, наоборот, будто назло мне не торопилась и делала все основательно. Так она каждый раз проверяла гирлянду, вкручивая и выкручивая каждую лампочку.
Дождавшись, когда я мог приступать к украшению елки, я вешал шары на самые толстые, по моему мнению, ветки. В петлю шара была вставлена веревочка, скрученная из нескольких ниток, и я злился, когда иголки цеплялись за нитку. Бабушка смеялась надо мной и предлагала помочь, но я наотрез отказывался и со всем своим детским упрямством боролся с иголками.
Через час елка была готова, и бабушка, воткнув гирлянду в розетку, показывала мне ту лампочку, которую необходимо было повернуть, что бы елка «зажглась». Это, наверное, был один из самых восхитительных и чарующих моментов. Елка зажигалась, и я быстро бежал к выключателю и гасил в комнате свет. Когда свет гас, елка светилась разноцветными огнями, а я смотрелся в игрушки и корчил рожи, смеясь над своим отражением. Все это очень глупо и, наверное, сентиментально, да?
– Нет, Игорь, не глупо, – сказала Лена и попросила открыть коробку с елочными украшениями, – почему ты спрашиваешь?
– Я никогда никому не рассказывал об этом… – Игорь замолчал и едва слышно сказал себе под нос. – Правда, это все быстро кончилось. Отец ушел, а бабушка умерла.
Между Игорем и Леной зарождалось то редкое и уникальное чувство, которое случается исключительно у людей, принявших обоюдное решение расстаться. Это чувство почти физическое, но его едва ли можно испытать в обыденной жизни. Ты еще продолжаешь общаться, возможно, шутить и улыбаться, понимая, что уже все кончено и теперь предстоит преодолеть разлуку, боль которой уже цепляется за тебя. Игорь ненавидел это чувство и никогда не умел противостоять этой густой и липкой зависимости от прошлого, которая испаряется только с течением времени.
– Смотри, какие интересные игрушки, у меня были такие же. Отец, кстати, запрещал мне заниматься елкой. Они, как правило, наряжали елку вместе с мамой. Мне нравилось, когда наутро под елкой оказывались подарки, – Лена вытаскивала игрушки из коробки и рассматривала их. – Мы встречали Новый год шумно. Отец каждый праздник приглашали много гостей, а мама и бабушка ворчали, ковыряясь на кухне.
Однажды у нас в гостях было несколько детей, и родители, заранее договорившись, пригласили Деда Мороза. Помню, как пришел странный тип, и один из мальчиков сорвал с него бороду. Шутка была такой глупой, что Дед Мороз выругался и, бросив наши подарки на пол, быстро ушел.
– Смешно, – печально улыбнулся Игорь.
– Смешно было, когда мы воевали за подарки, разрывая обертку на каждой коробке и рассматривая ее содержимое. В одной из коробок оказался пластмассовый пистолет. Я первая добралась до него, а ребята пытались у меня его выхватить. Пистолет был куплен как раз для того мальчика, который «разоблачил» Деда Мороза. Он дернул меня за руку, и я выронила его подарок, который шлепнулся на паркет и у него откололся кусочек дула. С мальчиком случилась настоящая истерика, – Лена засмеялась. – В общем, Новый год у него не удался.
Лена вытаскивала игрушки одну за другой и аккуратно складывала их на журнальный столик, возвращая обертку обратно в коробку.
– Смотри, снегирь, – она наивно разглядывала старые игрушки, – синица…
– Ну, ты как ребенок, что там еще? – собирая елку и не поворачиваясь к Лене, спросил Игорь. – Ну что ты молчишь?
Игорь обернулся и увидел в руках у Лены фигурку дятла. Они оба замолчали, разглядывая маленькую хрупкую фигурку птицы, которую Лена держала в руках.
– Ты был на похоронах? – тихо спросила Лена.
– Нет. Я не смог пойти. Я не хотел видеть его в гробу, и потом все эти слезы и стоны… сейчас я не смог бы это вынести, – Игорь хотел еще что-то добавить, но замолчал. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Ни Лена, ни Игорь не моли найти продолжение разговора.
Игорь достал второй бокал, налил в него виски с колой и молча протянул его Лене. Их взгляды встретились. Игорь, как и в тот первый раз, пристально смотрел на Лену, в глазах которой уже не было бесконечности, поразившей его. Взгляд Лены был холодным и чужим. Она взяла бокал и, не чокаясь, сделала глоток. Слезы проступили на ее глазах, и она шмыгнула носом.
– Лена, ты совсем другая. Странно, как будто той Лены и не существовало.
– Какая другая?
– Не знаю, не та, что была раньше.
– Раньше… когда раньше, Игорь? Мы знакомы около месяца, и мой взгляд всегда был таким.
– Зачем ты так? Ты же знаешь, о чем я говорю.
– Игорь, пойми, у меня другая жизнь и…
– Я знаю. – Игорь провел тыльной стороной ладони Лене по щеке. – В ней нет места для меня. Ты это хотела сказать?
– Нет, просто… – Лена запнулась, не решаясь сказать Игорю самое важное, то, ради чего она и пришла, – просто, хм, мне никогда не было так непросто.
– Говори.
– Все это было ошибкой. Страшной, дикой ошибкой, – Лена никак не могла подобрать подходящих слов. – Мне говорили, что не надо было сюда ехать, что я не убегу от себя, от своих воспоминаний.
– Ошибкой…
– Извини, никак слов не подберу, – Лена почувствовала, как горькие слезы хлынули у нее из глаз.
– Говори, завтра уже будет легче. Говори, любимая моя. У нас есть еще немного времени, – Игорь подсел к ней на кровать и аккуратно большим пальцем вытер слезу. – Ты очень красивая, даже когда плачешь. Я люблю тебя.
– Игорь, зачем ты так говоришь со мной? Я не могу так больше, не могу. Мне надо идти дальше, надо уезжать, убегать, надо возвращаться, понимаешь? – Лена всхлипывала после каждого слова. – Эти дни здесь с тобой… я не знаю, как все получилось, не знаю, прости меня, прости.
– Любимая моя девочка, я тебя ни в чем не виню, – Игорь улыбнулся. – Я понимаю, о чем ты говоришь. Я слышу тебя. Тебе ведь очень больно сейчас, да?
– Да, больно, – Лена закрыла лицо руками и чуть слышно продолжила. – Нам надо расстаться.
– Видишь, это оказалось не так трудно. Иногда сказать «люблю» проще, чем сказать «прощай», хотя первого ты мне так и не сказала.
– Зачем это теперь?
Игорь обнял и поцеловал ее. Игорь впервые чувствовал, какой далекой она становится, находясь в его объятиях. Каждое мгновение отдаляет ее все дальше и отнимает все больше. Он вновь поцеловал ее, чувствуя ее учащенное дыхание. Голова его кружилась, и он не стал сдерживать себя, продолжая осыпать ее поцелуями, на которые она продолжала и продолжала отвечать…

***
Игорь молча лежал, чувствуя, как бесконечная боль сдавливает ему грудь. Он взял Лену за руку и, продолжая молчать, сжал ее руку в своей. Через небольшое расстояние между шторами комнату изредка освещали яркие огни предновогодних фейерверков, которые запускали беспечные горожане. Игорь не проронил ни слова, чувствуя, как слезы наполнили его глаза. Он отпустил руку Лены и, перевернувшись на живот, уткнулся в подушку.
– Почему ты молчишь? – не выдержала Лена.
– Мне больно, и… и мне нечего сказать, – Игорь снова замолчал. Он искал продолжение, но понимал, что путается в мыслях и словах, которые хотел бы произнести и которые теперь переполняли его. – Я ничего не могу сказать тебе. Хочу, но не могу. Слов… их слишком много, для того чтобы я смог их все произнести. Их так много, что я не могу выбрать из них самое главное, самое нужное и самое правильное.
– Скажи любые слова, только не молчи, прошу тебя, не молчи сейчас.
– Знаешь, в математике и в других точных науках есть символ бесконечности. Он ничтожно мал и выглядит как цифра восемь, лежащая на боку. Этот маленький символ обозначает бесконечную величину числа или какого-нибудь значения. Когда люди поняли, что не в состоянии постоянно писать огромные, бесконечные числа и что часто этого просто не требуется для понимания бесконечности, они просто употребляют этот крохотный символ, глядя на который ты понимаешь, что имеешь дело с чем-то невероятно огромным. Примерно так обстоит дело и с моими словами и чувствами – нет смысла о них говорить или пытаться выразить, когда их можно приравнять маленькому сухому символу, который теперь никому не нужен.
Когда чего-либо становится очень много, то это «много» человек вправе заменить чем-нибудь очень простым и понятным. Поэтому я не буду много говорить, я просто скажу одно слово – «люблю», и ты должна понять, что за этим крохотным словом кроется огромный мир, в котором я жил. Я люблю тебя, Лена.
– Прости меня… я не хотела…
– Перестань! За что я должен тебя простить? – спокойно произнес Игорь. – Родной мой человечек, наша жизнь и состоит из таких бессмысленных историй. Я даже в каком-то смысле удивлен, что ты была моей. Поверишь, я даже у Господа прощения просил за то, что он мне тебя дал. Вон там, в углу, на коленях перед бабушкиной иконой стоял и молился. Глупость, какая же все это глупость. И как Он, должно быть, смеется теперь, хм… так что тебе незачем извиняться. Ты была лучшим, что у меня случилось в жизни, а то, что ты меня не любила, я… какое теперь это имеет значение.
– Игорь, я... не говори так, ты не понимаешь, что я… – тихо сказала Лена, но продолжать начатые слова не стала и спросила Игоря о другом. – Зачем ты истязаешь и мучаешь себя? Зачем ты был со мной?
– Я одержим тобой и жду каждую минуту встречи с тобой. Каждый миг я думаю о тебе – это как наркотик. Где бы я ни был, я живу только тобой. Я плюнул на всех и мыслю только о тебе… ты все, что у меня есть сейчас. Я всегда помню твой запах и вкус твоих губ. Мои руки помнят каждую частицу твоего совершенного тела, я хочу владеть тобой. Я хотел, чтобы ты вся была моей, понимаешь, вся, чтобы ни одно существо на земле не имело прав на тебя кроме меня. Прости, я опять захлебываюсь словами, – Игорь замолчал.
– Игорь, ну зачем ты такой? – Лена опустила глаза.
– Я не знаю.
– Я виновата в том, что мы... не надо было бы это делать, – Лена опять заплакала. – Если бы я знала, что ты такой, то…
Игорь продолжал неподвижно лежать в кровати. Некоторое время он даже не слышал, как Лена плачет, а лишь ощущал характерное вздрагивание ее тела.
Игорь встал с кровати и подошел к балконной двери, распахнув шторы. Абсолютный мрак комнаты разбавил слабый, едва различимый свет холодной зимней луны. Луна позволила ему разглядеть силуэт Лены, но он не совершил ни малейшего движения. Подойдя к балконной двери ближе, он посмотрел на замерзшие розы, оставленные на балконе. Усмехнувшись, он чуть слышно прошел на кухню.
Лена услышала, как Игорь делал что-то на кухне, и хотела подняться с постели, но он вернулся с бокалом в руке раньше, чем она успела что-нибудь предпринять. Она сидела на кровати и всхлипывала, обняв колени руками.
– Можно я не буду включать свет? – тихим голосом спросил Игорь.
– Да, так лучше, – ответила Лена.
– У меня совсем нет сил. Странное ощущение, как будто ты пуст. Правда… прямо как облако в штанах, – Игорь немного улыбнулся, но Лена этого даже не заметила.
– Хочешь, я уйду прямо сейчас? – серьезно спросила она.
– Нет, побудь со мной еще немного. Вряд ли мне кто-нибудь сможет подарить такую ночь еще раз, – Игорь разом выпил бокал виски. – Зачем тебе уходить сейчас? Уйдешь утром. Помнишь, я говорил тебе, что закат я люблю больше чем рассвет?
– Помню.
– Утро, и особенно рассвет, иногда бывает бесчеловечно красивым, для того чтобы переживать то, что я сейчас чувствую. Чистое, девственное утро и солнечный рассвет неумолимо уничтожает твои мечты с каждой минутой. Бытие еще спит, а ты уже чувствуешь, что все, все кончилось, что ты не можешь продлить ни минуты ночи, ни минуты мечты, ни мгновения сказки. Тогда понимаешь цену времени и готов купить каждую минуту, но Продавец еще спит. Ты сопротивляешься и пытаешься обмануть себя, но солнце неумолимо поднимается и мир начинает жить вновь, напоминая тебе о твоем новом бессмысленном существовании…
– Игорь, все будет… – начала говорить Лена.
– Перестань, прошу тебя. Ничего не будет, – Игорь резко перебил Лену, – не ври себе и тем более не унижай меня этими ничтожными словами. Ничего уже не будет, и ты это знаешь. После того как я тебя встретил, ты до сих пор не поняла, что у меня уже ничего не может быть и ничего не будет. Сейчас мне невыносимо хочется прикоснуться к тебе вновь и вновь, просто лечь рядом и обнять твои ноги, потом прижаться к тебе и поцеловать тебя, и пусть уже утром это будет уничтожено раз и навсегда…
– Подойди ко мне, – чуть слышно сказала Лена и легла на кровати.
Игорь лег рядом с ней. Он обнял Лену и тихо сказал: «Я люблю тебя… очень люблю». Лена молчала, и Игорь, положив голову ей на грудь, слышал, как бьется ее сердце. Впервые он почувствовал полное и всеобъемлющее единение с другим человеком, которого прежде не могло случиться.
– Не плач, любимая моя, уже совсем недолго осталось. Завтра я стану тебе чужим и мы больше никогда не увидимся и не будем ранить друг друга. Это случится совсем скоро… и мы больше никогда не повторим этих мгновений, даже если сильно будем желать, – Игорь прервался, – любимый мой человечек, у меня нет никого дороже тебя на всем свете. Если бы ты знала, как это невыносимо терпеть.
– Я знаю, – почти шепотом сказала Лена.
Игорь не ответил, а лишь крепко, до боли, обнял Лену. Время от времени, затаив дыхание, он беспомощно что-то бормотал и несколько раз провел своей ладонью по телу Лены.
– Прощай, любимый мой человечек, прощай...
– Прощай, – ответила Лена. – Прощай и прости, если сможешь.
– Не смогу, любимая моя, не смогу… и прошу тебя, когда будешь уходить, пожалуйста, открой ящик под зеркалом и возьми там большой конверт. Пожалуйста, только не открывай его здесь, – почти засыпая, говорил Игорь, – там, в конверте есть кое-что важное. Это не признание в любви, поэтому не спеши выбрасывать его. То, что там находится, поможет тебе разобраться в себе, хотя, возможно, с моей стороны это и подло. Я хотел сделать все, чтобы остаться с тобой, зная даже то, что и ты скоро узнаешь. Я хотел оградить тебя от всего того, что ты там увидишь, и я даже готов был терпеть, но теперь это не имеет значения. Помни, я всегда буду любить тебя, а теперь уходи.
Игорь отвернулся и уткнулся в подушку, а Лена молча встала с постели и проследовала в душ. Укутавшись в халат Игоря, она неторопливо собрала свои туалетные принадлежности и проследовала в кухню, где выбросила зубную щетку в мусорное ведро.
Через десять минут она уже стояла в коридоре полностью одетая. Смотря на себя в зеркало, она вспомнила слова Игоря и выдвинула ящик в тумбочке под зеркалом. В ящике действительно лежал большой конверт формата А4, плотно набитый бумагами. Лена не вскрыла конверт, поступив так, как просил ее Игорь, а положила его в сумочку. Она остановилась на пороге и, посмотрев в сторону «темной» комнаты, где спал Игорь, выключила свет и ушла, захлопнув за собой дверь.

 

Носов. Глава 12. Исповедь

Носов. Глава 14. Молитвочка