Помочь сайту
Поздравления
Сотворение любви - Глава 17
29 октября 2018 -
Вера Голубкова
Однако, открыв дверь подъезда, я заметил, что уже не одинок. На мраморных ступеньках лестницы, придающей дому обманчиво-величественный вид вкупе с лепниной на потолке и зеркалами и канделябрами на стенах, сидел Самуэль и крепко сжимал голову руками. Его волосы, раньше собранные в хвост, превратились теперь в нечесанную, спутанную гриву, закрывавшую лицо. На нем была та же самая, что и тем вечером, камуфляжная форменная рубашка военно-воздушных сил и замызганные джинсы. Одежда и сальные патлы делали его похожим на пожилого рокера с не совсем пригодным для обычных людей прошлым, зато отлично подходящим для разгульных буянов, тусовщиков и наркоманов.
- Привет, – я остановился рядом с ним.
- Кто ты такой? – Самуэль схватился рукой за перила, вроде бы собираясь подняться, но даже не попытался встать. – Я тебя не знаю, и плевать я на это хотел. Иди в задницу! Я хочу сидеть на лестнице, понял?
- Ну и сиди на здоровье, – я открыл стеклянную дверь, отделяющую наши квартиры от лестницы, но, прежде чем она закрылась, снова услышал за спиной его голос:
- Эй, ты, как там тебя зовут, ты не мог бы подать мне руку? Я расселся тут, как жирная куча, – промычал он. Нарисованный Самуэлем портрет абсолютно не вязался с потрепанным, исхудавшим пьянчужкой, тщетно силившимся сейчас подняться. Его попытки были безуспешны, пока я не схватил его под мышки и не помог встать на ноги, присовокупив свои усилия к его. Он стоял и таращился в сторону улицы, напоминая марионетку, полностью зависимую от туго натянутых нитей в руках кукловода.
- Ты уходишь или, наоборот, пришел домой?
- Все меня бросили. Не знаю, какого хрена я сделал, но все меня бросили.
- Ну, так что, ты уходишь или вернулся? Если хочешь, я тебе помогу.
Самуэль с большим трудом повернулся ко мне лицом. Он был явно не в себе, где-то далеко, и выглядел неважно: лицевые мышцы были дряблыми, словно он уже не мог управлять ими, а отвисшая нижняя губа делала его похожим, скорее, на слабоумного, чем на упившегося вдрызг человека. В уголках рта виднелись следы подсохшей слюны или блевотины. Немного помедлив, Самуэль кивнул. Видимо, в голове у него вертелся какой-то ответ, но он не мог его выговорить.
- Я же сказал, что мы незнакомы, – пробормотал он.
- Тебя зовут Самуэль.
- Верно.
- И ты живешь в квартире 4Д.
- Ладно, потом поговоришь.
Я повернул его к лестнице и помог подняться по ступенькам, а затем поддерживал до прихода лифта. В кабине Самуэль прислонился затылком к стенке и закрыл глаза. Пока мы поднимались, он почти при каждом вдохе сглатывал слюну, и я озадаченно гадал, не грохнется ли он на пол. Немного поразмыслив, я решил, что если Самуэль упадет, я не стану его поднимать, а отправлю лифт обратно вниз. Пусть он так и валяется там, скорчившись на полу, и его обнаружит кто-нибудь из соседей. Тем не менее, когда лифт неожиданно остановился на четвертом этаже, Самуэль все еще держался на ногах, хоть и на полусогнутых. Он наощупь выбрался из лифта. Я вышел следом и наблюдал, как Самуэль, слегка согнувшись, стоит перед своей дверью и роется в карманах.
- Шлюха драная, – злобно выругался он.
- Ключи не можешь найти?
- Жена, твою мать, так и врезал бы ей пару горячих.
- Позвони в дверь, так будет лучше.
- Да пошел ты на хрен.
- Или дай мне ключи.
- Я теперь один; у меня никого не осталось: ни одной, ни другой.
Только тут меня осенило, что имел в виду Самуэль. Я подошел к нему, вытащил его руки из карманов и сам залез туда, чтобы найти ключи.
- Педрила, – пробормотал он и пьяно расхохотался.
Я открыл дверь, первым вошел в квартиру, включил свет и махнул Самуэлю рукой, чтобы он шел за мной. Тот понуро поплелся следом, низко опустив голову.
- Закрой дверь, – велел я.
Не обращая на меня внимания, сосед, пошатываясь, шел вперед, но теперь его походка все же обрела некую уверенность. Самуэль добрался до дивана и осторожно присел на него, словно опасаясь, не развалится ли он под ним, как ветхий стул. Я закрыл входную дверь и пошел на кухню. Найдя там початую бутылку вина, я вернулся в комнату вместе с ней и двумя бокалами.
- А как же твоя жена?
- Сука конченая.
Я пошел вглубь коридора, по пути заглянув в обе комнаты: в квартире Самуэля две спальни, так же как в моей. В одной из них царил образцовый порядок. Двуспальная кровать была аккуратно застелена, уголок простыни отвернут назад, как это принято в некоторых гостиницах. В изголовье висели четыре фотографии, сделанные на каком-то североафриканском рынке: глиняные миски со специями непонятного красновато-желтого цвета. Кальян, стоявший на комоде, навел меня на мысль, что он и фотографии являлись частичкой воспоминаний о поездке в Турцию или еще какую-то восточную страну. Однако я не заметил ни одной фотографии самого Самуэля или его жены.В другой спальне все было перевернуто вверх дном, будто какой-то вор искал здесь драгоценности или деньги. Десятки самых разных вещей были разбросаны по полу: какие-то бумажки, одежда, компакт-диски, видеокассеты, смятые сигаретные пачки, рваная обувь, календарь с фотографиями животных, провода, шариковые ручки, книги. Постель была неубрана, а скомканные простыни бесформенной грудой валялись в углу. В комнате воняло затхлостью, падалью и пóтом.
Открывая дверь ванной, я знал, что я найду здесь точную копию моей собственной. Здешний беспорядок ограничивался несколькими полотенцами, сваленными кучей в раковине и парой серых трусов на полу.
Я повернулся и заметил стоящего за моей спиной Самуэля. Он так же, как и я оглядывал свои опустошенные владения. Так король после битвы окидывает взором тела своих убитых на поле брани вассалов.
- Даже та баба, что убиралась, ушла. Ума не приложу, что во мне такого.
- Прими душ, это помогает.
- Давай, я приглашаю тебя на стаканчик. Чувствуй себя, как дома. – Самуэль довольно осклабился, процеживая воздух сквозь стиснутые зубы, и положил руку мне на плечо.
Мне было трудно представить, что Клара любила эту дряхлую развалину, это потасканное, истрепанное чучело, которое сейчас, громко хлюпая, лакало вино и клевало носом. Самуэль был недостоин Клары, даже если был трезв и любил ее. Кларе было мало этого; ее изменившееся тело вчерашнего, слишком быстро выросшего, подростка было достойно большего, и Самуэль с его признаками увядания – залысинами, прикрытыми длинными волосами, слоящимися ногтями, обрюзгшим телом не в меру пьющего человека – совершенно не подходил ей. Я поднялся и схватил его за отвороты нелепой армейской рубашки.
- Ты был недостоин ее, подонок, ты не заслуживал ее.
Самуэль очнулся от своей тревожной дремоты. Скорее всего, он даже не вспомнил, кто это рядом с ним, и принял меня за вора, но постепенно в его испуганные глаза вернулось спокойствие.
- Тоже мне открытие, – Самуэль прищурился, – я, видите ли, был недостоин ее. Да нет ни одного, кто был бы достоин Клары, никто не заслуживал ее. У тебя сигареты не найдется?
Самуэль сразу понял, что я говорил о Кларе, а не о сбежавшей жене или уборщице.
- Ты заставлял ее сильно страдать.
- Не переживай, она меня тоже. Вначале… слушай, у тебя в самом деле нет сигаретки? Я пошел бы за Кларой на край света, и сказал ей об этом, но ей было жалко мужа, этого кретина, похожего на фарфорового пупса. Короче, она дала мне от ворот поворот, а когда захотела, чтобы мы ушли и стали…
- Она просила тебя?
- Само собой, просила. Из-за меня она собиралась уйти из дома, представляешь? Вот так-то, приятель, уйти из дома из-за меня, – повторил он с вызовом и стукнул себя в грудь кулаком, – а я вел себя, как дурак, как последний идиот…
- Почему?
- Почему? Да потому, что жена догадалась обо всем, и я чувствовал себя ужасно. В смысле, я не отказал Кларе наотрез, а попросил ее подождать, потому что не знал, что мне делать и хотел разобраться в себе.
- Верно – дурак, да еще какой!
- Да откуда мне было знать, что Клара меня бросит? Я об этом даже не думал. Вот уже две недели от нее ни слуху ни духу. О, смотри-ка, неужели сигареты, – удивленно воскликнул Самуэль, ощупав карман рубашки. – Будешь?
Мы закурили. Я взглядом поискал пепельницу, но Самуэлю было до лампочки, и он стряхивал пепел прямо на стол. Мне и подавно было беразлично, и я стряхнул пепел на ковер.
- Клара перестала тебе звонить.
- Это все козни ее недоделанной сестрицы.
- Ты ее знаешь?
- Нет, но Клара сказала, что сестра посоветовала ей бросить меня – дескать, нечего жалеть мужика, который не может принять решение. Блин, как будто принять решение так легко.
- А теперь еще и жена ушла. Да уж, ты законченный мудак.
- Эх, кабы знать! Заметь, если бы я послушался Клару, то теперь она была бы здесь, со мной вместо... или мы были бы вдвоем где-то еще... а может, и не были бы, как и сейчас... знаешь, после того, как я отказался уйти с ней, мы еще встречались, но однажды она подумала, что я не стоил... Послушай, как тебя зовут? И что ты здесь делаешь? По-моему, я тебя не звал.
- Расскажи мне о Кларе.
- О Кларе? Ты тоже знал ее?
- Кажется, я как-то видел вас вместе. Она зашла к тебе домой. Веснушчатая девушка гораздо моложе тебя, с короткими волосами. Это она?
- Да, дружище, приводить ее сюда было опрометчиво. Потому она сюда и не приходила, чтобы жена не узнала. Ты и вправду хочешь, чтобы я рассказал тебе о ней?
- Не заставляй себя упрашивать, ты и сам этого хочешь.
Я налил нам еще по бокалу вина. Самуэль даже не прикоснулся к бокалу. Теперь он казался собранным, словно пытался вернуть былые, ускользающие от него воспоминания или же старался сформулировать не совсем понятную ему мысль. Самуэль нахмурился и даже бросил курить, хотя сигарета еще дымилась. Он несколько раз провел ладонями по волосам, пока не остался доволен результатом. Его пальцы напоминали грабли, скребущие по земле и захватывающие траву. Впервые Самуэль посмотрел на меня более или менее осмысленно. Его помятое доселе лицо немного разгладилось, и глаза перестали закрываться сами собой, даже если он и не проснулся полностью. Я испугался, что сейчас он задумается над тем, что это за незнакомец заставляет его рассказывать о своей жизни, и что, собственно, этот самый незнакомец делает в его квартире на рассвете?
- Ладно, – выдавил он, – я расскажу тебе о ней.
Клара со слов Самуэля с четвертого этажа.
- Вот кого я всегда терпеть не мог, так это женщин, которые держат кошек, – начал свой рассказ Самуэль, – особенно одиноких женщин с кошками. Они меня бесят, но от них никуда не деться. Одно из немногих жизненных правил, которое я зарубил себе на носу, это избегать одиноких кошатниц. Я знать не знал, что у Клары были кошки, и не знал, что именно они станут причиной этой беды. Вот ведь дело-то какое, прямо греческая трагедия: судьба подстерегла, и на тебе – какая-то ерунда разродилась катастрофой. Я сказал разродилась? Ну, да ты меня понял. Дерьмо кошачье. По крайней мере, Клара жила не одна. Я уверен, что это были именно ее кошки, а не мужа. Она была замужем за Алехандро несколько лет. В жизни я его не видел, только на фотографии. Он похож на пупса. Клара даже не упоминала о нем, и я был рад, что она не использовала меня, чтобы рассказывать о том, какой козел ее муж. И вообще, если я слышу от какой-нибудь женщины, как она начинает пространно вещать о своем муженьке, мне тут же лезет в голову, что живи она со мной, через какое-то время она так же болтала бы и обо мне.Короче говоря, мои отношения с Кларой сводились не к болтовне, а к сексу. Эй, парень, ты не думай: дескать, вот мужик, у которого на уме, как обычно, только секс, и больше ничего, и которому не нужны нормальные, прочные отношения, этакая нудятина. Это Клара не хотела. Я уже говорил, что предлагал ей сбежать со мной. Я хотел чего-то большего... черт его знает, более серьезного, что ли. Поначалу я сильно сомневался в ней. Клара использовала меня, словно я был жиголо, а потом с ней что-то случилось: она влюбилась в меня. Что, не верится? Ясное дело, я не эталон, и у меня есть свои изъяны. Как видишь, я подызносился. Так сказать, усталость материалов. Я не очень-то следил за собой, но, если бы понял, что Клара собралась прочно войти в мою жизнь, то сел бы на диету, ходил бы в спортзал. Я даже курить перестал бы. А ты куришь?
- Нет.
- Тем лучше для тебя. Вот я курю слишком много, а Клара не курила, и пила тоже мало. Она работала на телевидении, как и я. Вообще-то, я работаю не на самом телевидении, а, скорее, на него. Я – сценарист, точнее, пишу диалоги для сериалов, что-то типа: “Если ты уйдешь с этой женщиной, то пожалеешь”, или “Ты подлец, Иван”, или “Скажи, что всегда будешь любить меня”, или “Ну как ты можешь так поступать с матерью твоих детей?” Мне это нравится. Клара говорила, что я растратил попусту свой талант, но я считаю, что извлекаю из этого выгоду, понимаешь? Клара была славной девушкой, она верила во что-то. Мне казалось, что она могла быть настоящей, отличной подругой, но не любовницей. Я имею в виду, так я думал в самом начале, тогда, когда знал ее только в лицо и по рассказам о ней. Клара одна из тех женщин, которые утешают тебя, если тебе плохо, и все у тебя идет наперекосяк, которые интересуются тобой и радуются вместе с тобой. Когда они смеются, в их смехе не слышены издевка или горечь, он звучит по-настоящему весело. Впрочем, какая разница. Я ведь вот что хочу сказать: я изменял жене потому, что, встречаясь с Кларой, думал, что она станет моим звездным часом, и я раскрою ей неведомые доселе чувства и позы, заставляющие ее краснеть. Я смотрел бы ей в глаза после любовных развлечений и чувствовал бы себя более мускулистым, более красивым. И вот ведь дерьмо, парень. Все менялось как в фильмах ужасов, едва мы входили в номер отеля, а мы часто бывали в отелях. Так вот там она получала некую власть. Я не стану вдаваться в подробности, хотя тебе хотелось бы, да? Ну так вот на – выкуси! Но я расскажу тебе один случай, чтобы ты понял, какой была Клара.
Я уже говорил, что познакомился с ней на телевидении, верно? Она была документалистом, так что в работе у нас не было ничего общего. С Кларой меня познакомил в кафе на Прадо-дель-Рей один мой сослуживец, костюмер – то ли гомик, то ли косящий под него. Потом мы часто встречались с ней совершенно случайно. Клянусь, я даже не мечтал о ней. Да, не спорю, Клара была симпатичной и даже привлекательной, но я представлял ее матерью двоих маленьких детей, у которой имелся домик в горах, а все ее мысли о безумных ночах сводились к походу в караоке с четырьмя подружками. Короче, я относил ее к разряду женщин, которых ты можешь представить себе только в кругу семьи или в компании подруг, а к таким я и на пушечный выстрел не подхожу. Мне вспомнилась одна моя любовница, колумбийская мулаточка, которая, лежа в постели, сначала поломалась для вида и заставляла себя упрашивать, а потом первым делом заявила: “Я хочу подарить тебе сына”. Еще и простыни подсохнуть не успели, как я сделал ноги, фьють – только меня и видели. – Самуэль красноречиво изобразил руками, как он крутит педали, а затем продолжил свой рассказ. – Вместе с Кларой я отлично проводил время в баре, болтал с ней, в общем, за словом в карман не лез. Все было классно, но однажды вечером Клара подошла ко мне и объявила:
- Мне нужно уехать по делам, но почему бы тебе не прийти и не выпить что-нибудь со мной?
- Ладно, – согласился я, – почему бы и нет.
Когда я стал ее разыскивать, то подумал сначала, что ошибся, или она дала мне неправильный адрес, но в голове тут же вспыхнул маленький огонек, что я не настолько глуп. “Ну и ведьма,” – подумал я. Клара дала мне только адрес отеля. На мой вопрос о ней администратор ответил, что она проживает в 312 номере. Нехило, да? Все стало ясно, и я подумал: “Подумать только, вот так тихоня”.
Лишь закрыв за собою дверь, я понял, что все будет не так, как я думал. Это было все равно, что заниматься любовью с чудовищем из фильма “Чужой”. В первый раз я подумал, что она прожила без секса несколько лет. От нее исходила такая энергия, приятель, такой напор. А потом я постепенно узнал ее по-настоящему. От этой славной девчушки ты ждал, что она, как воскресный бисквит, подарит тебе сладкие мгновения. В ней жили два человека. Ну да, в каждом из нас уживается два человека, а то и три-четыре; с некоторыми из своих я еще и не встречался. Но в Кларе жили два врага. Как бы это объяснить? Понимаешь, только что Клара была такой хрупкой, нежной и ласковой девушкой, что ты и представить себе не мог, причем не только в постели, но потом вдруг из нее вылезала наружу совсем другая, самоуверенная хищница с когтями и клыками. Да, это так, Красная Шапочка и серый волк в одном лице. Мне нравилось заниматься с Кларой любовью, с ними двумя в одной. Сначала я старался удерживать инициативу в своих руках, но, подумать только, в итоге я сдавался. Ты не представляешь, как я от этого выигрывал, и сколько получал.
А потом, гораздо позже, летом, когда стояла жара... – с каждой секундой Самуэль говорил все быстрее, словно швыряясь словами. Теперь его речь не была пьяным бормотанием двухминутной давности. Сейчас Самуэль стоял, выпрямившись, и, помогая себе, активно жестикулировал руками. Его лицо освещалось воспоминаниями о времени, проведенном с Кларой, которое он упустил. Возможно, этот самый роман был самым лучшим событием в его жизни за многие-многие годы. В эту минуту Самуэль не сознавал ни горечи, ни печали от своей потери. Клара стояла перед ним, и Самуэль был горд, почти высокомерен, потому что не кто иной, а именно он добился свиданий с самой красивой девушкой квартала. Я тоже гордился тем, что, разговаривая с Кариной о ее сестре, попал прямо в яблочко: Клара была робкой, застенчивой девушкой, но она брала инициативу в свои руки, твердо зная, чего хочет. В ней жили две разных девушки – … и мы поехали в Каса-де-Кампа. Погода была прекрасной, и Клара не хотела идти в гостиницу. Она заразила меня своей идеей поехать в парк, как в юношестве, когда пойти некуда, а привести девчонку в родительский дом нельзя. Так мы и сделали, поехали в парк. Дул приятный ветерок, не очень холодный и не слишком жаркий, светили звезды, была луна и все такое прочее, и Клара сказала: “Вот здесь, стоя у этого дерева”. Она показалась мне прекрасной из-за того, что не собиралась казаться такой. Но я не успел даже ширинку расстегнуть. Черт его знает, откуда они вышли. Их было всего двое, но у них были заточки. Думаю, это были наркоманы. Они окинули взглядом ее, потом посмотрели на меня. Один из них рубанул по воздуху самодельным ножом и угрожающе сказал: “Тебе я почикаю душу, а ей – задницу”. Знаешь, не стану врать – в тот миг я подумал пуститься наутек. Не думаю, что они были готовы гоняться за мной по полям. Но что потом? Как жить потом? “Что же делать? – думал я. – Оставить Клару с этой парочкой обкурышей?” На рожах у обоих в дымину пьяных или обдолбанных подонков были ссадины и ушибы – следы бесчисленных падений – а кожа на руках была содрана. Один из них, с трясущейся от пьянства или дури рукой, обмотанной в грязное тряпье, думал только о грабеже. Впрочем, о чем это я? Думал он, как же! Голова ему была дана не для того, чтобы думать; в его черепушке и одной мыслишки не нашлось бы. Знаешь, дружище, в какой-то момент я подумал, что наложу в штаны. Веришь или нет, но я чертовски психовал из-за этой ерунды. “Что подумает Клара, если я наложу в штаны?” – думал я, и мне было стыдно от одной только мысли об этом. Тот из подонков, что угрожал нам, на вид казался гораздо старше нас с тобой, но, скорее всего, он просто выглядел стариком.- Эй, ты чего ржешь? – неожиданно спросил у Клары наркоман с замотанной рукой. Мне тоже хотелось бы спросить ее об этом. Нет, в открытую Клара не смеялась, она улыбалась. Клара была абсолютно спокойна, хотя оказалась в ситуации, когда должна была бы рыдать или, по крайней мере, интересоваться, что с ней будет. Той ночью, в парке, Клара улыбалась, когда ее жизнь могла разрушиться, а то и вовсе угаснуть навсегда. Я спрашивал себя: “Может, так начинаются приступы помешательства: с глупой улыбки, а не с жуткого хохота, как показывают в телесериалах?” Эта хрень втемяшилась мне в голову, пока парочка стояла рядом со мной, держа свои ножи перед моим носом.
- Обними меня, Карлитос, – попросила в ответ Клара.
- Твою мать, Кларита, солнышко, блин, ты мое, – пробормотал ширяльщик, которого, видимо, звали Карлитос. От удивления он выронил нож и стоял, разинув рот. – Солнышко ты мое, – повторил этот долбаный задира, убирая нож. Он обнял Клару и смачно, взасос поцеловал в губы, словно хотел съесть ее.
- Попроси у них деньги, блин, пусть они отвалят тебе бабла, – ничего не понимая, плаксиво тянул другой, с трясущимися руками.
Я не знал, что сказать, и потому молчал. Я остался вместе с дергунчиком, а Клара с его подельником отошла от нас на несколько шагов. Они тихо переговаривались между собой, попутно обнимаясь. Время от времени он ласково гладил ее рукой. Понятия не имею, сколько времени они болтали, пока я ждал Клару вместе с трясущимся забулдыгой, стоявшим в сторонке. В конце концов, Клара с задирой вернулись к нам.
- У тебя есть с собой деньги? – поинтересовалась у меня Клара.
Я достал бумажник и протянул ей. Думаю, этой парочке досталось сотни полторы евро. Два пугала, случайно повстречавшихся в ночи, убрались так быстро, насколько им позволяли ноги.
- Ну что, идем? – спросил я, повернувшись к Кларе. Она шагнула мне навстречу, остановилась прямо передо мной, и я понял, что ее рука расстегивает молнию на моих брюках.
Для меня это было уже слишком, и я ответил Кларе, что не пойду с ней. Я отказался жить с Кларой, по большей части, не из-за жены, хотя она, конечно, тоже сильно страдала, бедняжка. Я просто струсил, поняв, что какая-то часть клариной жизни выходит за рамки моего жизненного уклада. Я – тихий, спокойный человек, мне и раньше не нравился риск, а теперь и подавно. Мне сорок три года, и у меня есть девчонка, которая ни с того ни с сего обнимается с наркоманом, грабящим тебя на пустыре. Если связать воедино этот жуткий эпизод, о котором я тебе только что рассказал, с ее прочими выходками, у тебя появляется повод для крепких размышлений. Короче говоря, несколько дней я провел в раздумьях, а когда она спросила меня о нашей с ней совместной жизни, я ей отказал.
А теперь Клара мне не звонит, не ходит на работу. Как-то на днях, я спросил, когда она вернется, и мне не ответили, потому что не знали, что сказать. Мне кажется, скоро я расхрабрюсь и позвоню ей. Черт, когда Клара исчезла, я звонил ей на мобильник, но она не отвечала. Скорее всего, она не хочет со мной разговаривать, так что придется звонить ей с другого номера, чтобы она из интереса взяла трубку, ведь я теперь свободен, парень, я свободен. Мне по хрен, что меня бросила жена. Не веришь? Плевать я на это хотел, это же здорово. Теперь я могу пойти с Кларой, хотя и понимаю, что мне не одолеть страх. Раньше мне было, что терять, а теперь? Посмотри на квартиру. Думаешь, мне хочется жить здесь дни и ночи напролет, закрывшись в четырех стенах наедине с собой? Знаешь, думай, что хочешь, но за те прошедшие дни, что от Клары не было никаких известий, я понял, что тоскую по ней, правда, тоскую. Встаешь с постели и чувствуешь, что упустил частицы своей жизни, по крайней мере, зрелой жизни, и в груди давит такая тяжесть, словно ты умираешь. Как я чудовищно ошибся, дружище. Мне так хотелось, чтобы не было Клары со всеми ее сложностями, тайнами, чтобы не было ее неясной жизни, темной, или какой она там была, но Клара – та женщина, которая оживила меня, сделала сильнее, как в пору двадцатилетней юности. Порой просто поразительно, что ты видишь все в сером цвете и движешься так медленно, словно находишься на дне бассейна с мутной водой, но тебе это кажется нормальным. Удивительно, верно? Я позвоню ей. Что скажешь? Как ты думаешь, нужно ли мне звонить ей, даже если она взбесится?
- По-моему, звонить уже слишком поздно.
- Я же не говорю, что буду звонить ей прямо сейчас, кретин. Сколько сейчас? Пять или четыре? А, может, шесть? У тебя есть часы?
- Клары нет, она погибла.
Я не был уверен, что Самуэль меня услышал. Он приподнял рукав рубашки, словно ища часы, потом снова достал из кармана пачку сигарет, да так и застыл с ней в руке.
- То есть, как это погибла? – Самуэль издал какой-то неясный звук, отдаленно напоминающий смешок.
- Клара покончила с собой. После того, как ты отказался пойти с ней, она села в машину и врезалась в дерево, ублюдочный ты сукин сын.
Самуэль отрицательно помотал головой, без истерик и драматизма, так спокойно, будто услышал глупость и хотел сказать: “нет, мужик, нет, какая чушь”. Я даже подумал, что сейчас он рассмеется или пошутит: так блестели его глаза. Но Самуэль выпустил пачку из рук, и сигареты упали на пол. Со странным выражением на лице он принялся кусать губы, словно хотел съесть их. Самуэль поднялся и пошел на кухню, но внезапно повернул к комнатам и вошел в неприбранную спальню. Из комнаты донесся страшный грохот, подсказавший мне, что Самуэль потерял сознание, упал и ударился головой о пол. Я вошел в спальню и увидел, что он лежит в предельно неустойчивой позе: ноги моего тезки лежали на кровати, а лицом он касался паркета. Он не вставал и не соскальзывал на пол. Я наклонился над ним, чтобы проверить, дышит ли он, и тогда Самуэль шевельнул рукой, ища, за что бы схватиться.- Хрен ли ты знаешь, – выдохнул он. – Хрен ли ты знаешь.
Я развернулся и вышел из квартиры. Ссутулившись и тяжело дыша, я медленно поднимался по ступенькам, не зная, чем объяснить огромную печаль, свалившуюся на меня. Говорят, такое удушье бывает при инфаркте. Боли не было, только не хватало воздуха, и все сильнее давило в груди. Я остановился и со слезами на глазах, веря и не веря, отрицательно мотал головой, будто это именно мне сообщили трагическую новость.
Не знаю, когда я плакал в последний раз. Я ворошил свою память, неподвижно стоя перед дверью: очень давно, лет десять назад, а, может и двадцать. Это другие плачут, а у меня нет причин для слез. Я был как сломанный телевизор, и не уверен, хороший это признак или плохой.
Рейтинг: 0
317 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
