Сотворение любви - Глава 14

27 октября 2018 - Вера Голубкова
article429541.jpg
Я только что я встретил Карину на станции метро, и теперь шел вместе с ней к себе домой. На ступеньках у входа сидели два китайца. Я почти каждый день сталкиваюсь с ними возле их мелкооптовых лавчонок с одеждой, буквально заполонивших мою улицу. Точнее говоря, китайцы захватили улицу еще до того, как я стал считать ее своей. Обычно они стоят возле своих лавчонок, говорят о торговле и курят, сплевывая на тротуар. Каждый раз, как я вижу китайцев, я задаюсь вопросом, видел ли я их раньше, или это уже другие. Так же обстояли дела и с китайцами, сидевшими на ступеньках. Черт их разберет, кто сидел здесь вчера и позавчера – именно они или их братья и кузены? Поначалу я не здоровался с ними. Китайцы казались мне выходцами из чужого мира, и любая попытка общения с ними не представлялась возможной. Кроме того, никто из них никогда не смотрел мне в глаза, не улыбался и не собирался здороваться. Если они стояли на дороге и мешали мне войти, то быстро отходили на несколько шагов, не прерывая разговора и никоим образом не показывая, что заметили меня. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не сказал: “привет”. С того времени мы стали здороваться. Я стараюсь говорить слово “привет” резко, отрывисто, как делают это они. Только “привет – привет”, и ни слова больше. По-моему это вполне нормально; точно так же мы говорим “да-да” по телефону для того, чтобы говорящий, знал, что мы его слушаем.

- Привет, – поприветствовал я китайцев, и они в один голос поздоровались со мной.

Мы с Кариной вошли в подъезд. Почтовый ящик Самуэля был открыт. На полу лежала кучка высыпавшейся из ящика цементной пыли, слой такой же пыли осел и на распахнутой дверце. Ничего не говоря, я открыл свой ящик, Карина тоже молчала, искоса поглядывая на ящик Самуэля. Она прошла вперед и вызвала лифт.

Уже закрывая дверь подошедшего лифта, я услышал за спиной торопливые шаги.

- Одну минуточку, подождите пожалуйста!

Нам с Кариной пришлось потесниться и прижаться к стенке, потому что вопреки маленькой металлической табличке с надписью “Грузоподъемность лифта 3 человека, 250 кг”, в кабинке очень сложно уместиться втроем. Я повернулся на девяносто градусов, подумав, что так нам будет удобнее. Карина стояла сбоку от меня, а прямо передо мной маячило незнакомое лицо. Мы кивнули друг другу, вроде бы здороваясь.

- Вам какой этаж?

- Пятый.

Незнакомец нажал четвертую и пятую кнопки, и впервые повернулся к Карине лицом. Он растерянно уставился на нее, в его взгляде мелькнуло беспокойство, и у меня зародилось смутное подозрение. Еще бы! В этой девушке есть нечто, что кажется тебе знакомым, Самуэль, и именно поэтому, ты стараешься сдерживаться, чтобы не казаться слишком наглым. Раз за разом ты слегка поворачиваешь голову, делая вид, что смотришь в другую сторону, но на самом деле ты вглядываешься в лицо Карины. Отчего оно кажется тебе знакомым, Самуэль? Как скоро ты все поймешь? Ты видишь воплощение призрака в незнакомой тебе девушке? Со своей стороны я тоже разглядывал Самуэля: сильно поношенные джинсы, дембельская рубашка цвета хаки с длинным рукавом, и слишком дорогие часы. Лицо Самуэля было похоже на рыхлую губку с широкими и глубокими порами, но кожа казалась плотной, как кусок свиного сала. Судя по запаху, он много пил и курил, хотя ни на пальцах, ни на зубах Самуэля не было заметно желтоватых никотиновых следов. Да, волосы ты мог бы и помыть; собрать их в конский хвост явно недостаточно, чтобы они казались чистыми. Когда мы подъехали к четвертому этажу, Самуэль кашлянул и принялся искать в карманах ключи от квартиры. От этого нельзя было уйти, но мне хотелось предотвратить неизбежное, а потому, когда Самуэль снова повернулся к Карине и открыл, было, рот, чтобы что-то сказать ей, я осадил его коротким и резким:

- До встречи.

Он сник и промолчал. О чем ты собирался спрашивать Карину, идиот? “Послушайте, а мы с вами, случайно, не знакомы?” – так что ли?

Войдя в квартиру, я сразу включил музыку, но Карина жестом попросила меня выключить ее. Она отказалась что-нибудь съесть или выпить, сказав, что не голодна.

- Ладно, давай, рассказывай, – попросила Карина, указав мне на дверь ванной.

В тоне ее голоса не было суровости и повелительности, и я задумался, что происходит в ее голове. Карина казалась напряженной, словно вот-вот услышит особенно важную для ее жизни тайну. Она не хотела на что-то отвлекаться и медлить, ей хотелось прямо сейчас услышать мой рассказ, который раскрыл бы причину, почему Клара не хотела, чтобы она о чем-то узнала. Возможно, Карина просто ревновала сестру ко мне, поскольку наша с Кларой близость могла быть более тесной, нежели она предполагала, ведь Клара не только перепихивалась со мной по выходным, находя утешенье в своей излишне монотонной жизни, но и доверяла мне свои секреты, подробно рассказывая о сложных отношениях со старшей сестрой и о том, что до сих пор по-девчоночьи переживает из-за того, как отнесется Карина к тому или этому событию, поскольку ей очень важно ее мнение. Неожиданно Карина увидела во мне мудреца, этакого хранителя тайных знаний, который может ответить ей на вопрос, почему не сложилась ее собственная жизнь, почему все пошло наперекосяк, который раскроет ей секрет, какой видела ее Клара, лучше всех знавшая ее. Она хочет, чтобы я поговорил с ней не о сестре, а о ней самой.




Я налил себе пива. Из-за лени я не удосужился заранее сочинить для Карины какую-нибудь байку. Из-за той же самой лени я принимался за зубрежку предмета всего за два-три дня до экзамена, составлял сметы в самую последнюю минуту и не не вызывал водопроводчика до тех пор, пока не возникала реальная опасность затопить квартиру. Я не подготовился к встрече и, наливая в стакан пиво, костерил себя на чем свет стоит, но в то же самое время испытывал восхитительное волнение сродни актеру, выходящему на сцену с импровизацией, от которой зависит его актерское будущее. Я ободряюще улыбнулся себе, и, не переставая улыбаться, вышел из кухни со стаканом в руке. Свободной рукой я махнул Карине, приглашая ее идти за мной на террасу. Она была очень серьезна, почти испугана. Мы сели на пластиковые диванчики. Вечер был тихим и безветренным, но немного прохладным. С улицы сильнее обычного доносились звуки повседневной городской суеты. Стрижи вычерчивали в небе замысловатый узор, и, как обычно, пронзали небеса следы летящих самолетов, светясь в наступающей темноте предзакатного часа, когда солнце уже скрылось из виду, но еще искрилось на горизонте.- Ну что, готова? – спросил я, перестав любоваться вечерним небом.

- Уже давно.

Я приступил к рассказу. Несмотря на мелкую дрожь во всем теле, подобную вибрации высоковольтных линий передач или антенн, мой голос не дрожал, а звучал уверенно, убежденно и искренне – так что я и сам был этому удивлен.




Клара со слов Самуэля.




- Кларе было очень важно, что ты о ней думаешь. Должен признаться, мне казалось странным, что такая независимая, самостоятельная девушка придает столь большое значение мнению своей сестры.

- Именно поэтому, когда я посоветовала Кларе бросить тебя, она не обратила на мои слова никакого внимания.

- Да, не обратила, так же, как не обращала внимания на многое другое. Но сейчас, после того, как ты рассказала мне о ней, не думаю, что это было пренебрежением к тебе, вовсе нет. Клара прислушивалась к твоим словам и считалась с твоим мнением. Понимаешь, что я имею в виду? Нет, не понимаешь. Послушай, для нее было очень важно, что ты думаешь, и это ее бесило. Кларе казалось, что она должна быть взрослее и сама принимать решения. Она всячески старалась разузнать, какое решение ты одобрила бы, и как поступила бы на ее месте, и, порой, делала все в точности до наоборот. Кларе нравилось поступать в пику тебе именно потому, что она была слишком привязана к тебе и чувствовала свою зависимость.

Как я понимаю, в ранней юности Клара, по-видимому, неосознанно испытывала нечто подобное. Она никогда не рассказывала мне, что ушла из дома совсем девчонкой, и о дурацкой наркоте напрямую не сказала. Так упомянула вскользь, что покуролесила немного, и одно из ее, как она выразилась, чудачеств могло выйти ей боком. А вот о тебе она говорила взахлеб, с нежностью и восхищением. Ты казалась ей до смерти раздражающим совершенством. Клара обожала тебя и в то же время хотела, чтобы ты была не такой сильной, потому что только так она смогла бы приблизиться к тебе.

Карина нервно заерзала на диване и нахмурила брови, собираясь что-то сказать. Кажется, она была недовольна таким простеньким представлением о ней. Люди, которые восхищаются нами, ставят нас в неловкое пожение, потому что не признают наших слабостей. Восхищение – это способ не принимать нас такими, какие мы есть на самом деле.

- Честно говоря, мы никогда не приходили сюда, а встречались в гостинице. Мы снимали номер на день, а потом Клара возвращалась домой, а я обычно задерживался в гостинице на несколько часов. Как-то раз я даже заночевал в номере, где мы с твоей сестрой занимались любовью. Привыкла ли моя жена к тому, что иногда я не ночевал дома, смирилась ли с этим, не знаю. Я просто звонил ей и предупреждал, что переночую в гостинице. “Один?” – всегда спрашивала она, и я отвечал: “Конечно, один”. Однажды она настояла на том, чтобы приехать в гостиницу на свидание, как любовница, и провести со мной ночь. Та ночь была бурной. Мы и вправду встретились как любовники, а не как супруги, прожившие бок о бок двенадцать лет. Я не хотел рассказывать об этом, но мы были вместе. Знаешь, если я и дальше пойду по этой дорожке, ты окончательно решишь, что я – подлец, хотя в жизни не все так просто, и нелегко разделить наши чувства, когда привязанность и страсть тесно переплелись между собой.

Клара не хотела приходить ко мне домой, даже если жена была в отъезде; она считала, что это нехорошо и неправильно. Твоя сестра твердила, что, отняв мужа, не желает вторгаться на территорию жены, в ее любовное гнездышко, поскольку никому из нас не улыбается мысль, что наше место занято кем-то еще, а гостиничные номера не в счет – это нечто иное. Если мы воочию увидим, как наша половинка занимается с другим тем же, чем и с нами, на том же самом месте, наши смутные видения вмиг обретут конкретные черты, и третий, заменивший нас в постели, окажется лишним. Если честно, я и сам не хотел, чтобы Клара приходила сюда, потому что боялся, что она оставит какой-нибудь след: волос, запах, платок или какую-то вещицу, выпавшую из сумочки. Короче говоря, как следует обсудив этот вопрос, мы с Кларой пришли к согласию, и больше к этой теме не возвращались. Иногда гостиницу оплачивал я, иногда – Клара. Как ты знаешь, твоя сестра не была скрягой.

Карина сама не сознавая того, понуро опустила голову, будто это она признавалась в чем-то постыдном. Я исподтишка наблюдал за ней, стараясь заметить перемену в выражении ее лица или позе, говорящих о несогласии с моей характеристикой сестры, но она не двигалась, сжавшись как пружина.

- Жене, – продолжил я, – пришлось уехать на неделю незадолго до того, как Клара предложила мне жить вместе, а я отказался. Видишь ли, моя жена преподает в Национальном Университете Заочного Обучения, и ее частенько посылают в командировки, в провинцию, принимать экзамены. Иногда, если ей нравится место, куда ее направили, она пользуется случаем и остается там на выходные. В тот раз ее послали на Тенерифе, и она решила улететь в пятницу и остаться там на неделю, до воскресенья. Совпало так, что Алехандро почему-то тоже был в отлучке, я уже забыл, почему. Честно говоря, я даже не помню, где он работает.

- Не верю, что не помнишь.

- Видишь ли, память – мое слабое место.

- У него мебельные магазины.

- Да, верно, магазины.

- Скажи я тебе, что он концессионер одной из автомобильных компаний, ты тоже сказал бы “да, верно”.

- Нет, не сказал бы.

- Иногда ты говоришь так странно, будто никогда не был там и ничего не знал.

- Твоя сестра думала точно так же, что я живу как улитка в своей темной раковине, вижу только большое и не замечаю мелочей. Вероятней всего, я забыл об этом, потому что мне не нравилось, что Клара была замужем за владельцем магазина. Скорее, я представлял ее женой архитектора, адвоката или университетского профессора.- Тем больше причин, чтобы запомнить.

- Это ты так считаешь. Короче, Алехандро должен был уехать почти одновременно с моей женой, разница была всего лишь в день. Клара предложила мне взять отпуск и провести вместе эти дни. Мы подумывали о том, чтобы поехать на пляж, у ее подруги там квартира…

- Полагаю, что к Пилар, в Бланес.

- В Бланес? Сейчас, когда ты сказала “Бланес”, думаю именно туда мы и собирались. Видишь, с твоей помощью я начинаю что-то вспоминать. Ну да, конечно, мы хотели поехать в Коста-Брава, но не могли. И в самом деле, не мог же я вернуться домой загорелым после того, как жена несколько дней названивала мне по телефону и оставляла сообщения, а я на них не отвечал… Видишь ли, когда жена уезжала в командировку, она звонила мне каждый вечер, но не для того, чтобы убедиться, что я дома, а чтобы стать ко мне ближе. Мы как ни в чем не бывало болтали по телефону, будто нас не разделяли сотни километров. Честно говоря, я все еще не могу поверить, что жена бросила меня. Я не думал, что она сможет жить одна.

- Вероятней всего, и не живет.

- В смысле?

- Скорее всего, она живет с другим мужчиной.

- Да нет, вряд ли. Во время нашего прошлого разговора, я не сказал тебе о расставании с женой, но на самом деле она бросила меня потому, что узнала о моем романе с твоей сестрой.

- Или умело использовала ваш роман для того, чтобы сделать то, что хотела, но не решалась.

- Ты не знала мою жену.

- Ты, видимо, тоже. Скорее всего, из командировки она звонила тебе, чтобы удостовериться, что ты дома, или для того, чтобы ты не позвонил ей в самый неподходящий момент. А может, просто для того, чтобы избавиться от угрызений совести. Мы не всегда понимаем людей и расцениваем их поступки, как нам удобно…

Хоть это и кажется смешным, но меня задели слова Карины. Смешно, что я вообще задумался об этом. Но больше всего меня задело не то, что Карина допускала измену жены и сказала мне об этом, а ее вызывающий тон, словно она мстила мне за какую-то обиду, разжигая во мне подозрения. Что известно ей о моем браке, о жене, о наших с ней отношениях и о том, изменяла она или нет? Она и обо мне ничего не знает. Теперь Карина сидела на диване не с понурым, а с вызывающим видом, который я терпеть не мог: спина прямая, зубы стиснуты, глаза смотрят на меня прямо в упор. Мне стало не по себе: я чувствовал себя нерадивым студентишкой на экзамене, который вот-вот засыплется. Да кем она себя возомнила, черт возьми? Она у меня дома, на моей террасе; я рассказываю ей о сестре то, что она хотела узнать; помогаю разобраться, какими были на самом деле их отношения с Кларой, а она забыла обо всем, чтобы рассориться со мной, как рассорилась со всеми, и ждет, когда я начну словесную перепалку.

- Знаешь, мне все равно. Я не стану спорить с тобой, тем более что теперь это уже неважно. Я хотел поговорить с тобой о твоей сестре. Мне продолжать? – Карина не шелохнулась, только шумно дышала, но вот она перестала сопеть и воинственно вскинула голову, готовая к сражению. – Короче говоря, я предложил Кларе пожить эту неделю у меня дома. Я рассказал ей о террасе и о дурманящих ночах под звездами на надувных матрасах – точь-в-точь как в отпуске – пообещал, что сам буду для нее готовить, что днем буду натягивать над ней тент и подавать пиво и дайкири, словно она лежит на краю бассейна, и, знаешь, убедить ее оказалось гораздо легче, чем я думал.

Помню, Клара вошла в квартиру так, словно боялась, что ей устроили ловушку. Ей-богу, иногда она была странной, непредсказуемой, ее нельзя было понять. Порой твоя сестра была такой дерзкой и безбашенной, что от нее захватывало дух, и в эту минуту тебе казалось, что если ты уступишь ей, она увлечет тебя за собой в нескончаемое падение. А потом ее решительность внезапно сменялась робкой застенчивостью, и ты улыбался, чувствуя себя суперменом, ведущим ее за руку в неизведанные места. Ты меня понимаешь, правда?

Карина кивнула и откинулась на спинку пластикового дивана. Я не знал точно, слушает ли она меня или думает о чем-то другом, глядя на ставшее темно-синим небо. Стрижи уже разлетелись, и небо было безоблачным и безмятежным; лишь изредка дул, не нагоняя туч, слабый ветерок.

- Клара села на диван внизу, как обычно широко расставив ступни и сдвинув колени. Она оперлась локтями на колени и положила подбородок на руки. Я немного волновался, боясь, что Кларе здесь не понравится, и мы упустим наш отпуск, беззаботную, веселую и озорную неделю, когда мы вдвоем, в нашем маленьком спокойном мирке, без тревог и дурных предчувствий. “Хочешь посмотреть террасу?” – поинтересовался я. Клара, не поднимая головы, быстро стрельнула глазами в сторону металлической лестницы, по которой ты недавно поднималась. “Не хочешь? Но там и вправду очень хорошо”. Тогда она вскочила, шагнула ко мне и толкнула в грудь один раз и другой. Я не понял, шутливыми были ее тычки или всерьез; подначивала она меня или нападала, стараясь выплеснуть гнев. Клара продолжала толкать меня, вынуждая шаг за шагом пятиться назад. Мы оказались сначала в коридоре, потом в спальне, и там она повалила меня на кровать и сама упала сверху.

- Я не желаю слушать о вашем сексе.

- Я и не собирался рассказывать о нем, я уже все сказал. Клара снова вернулась к своей роли, как бы это сказать, темной и светлой одновременно, опять став беззаботной и радостно-ненасытной. Я понятно выражаюсь? Иначе говоря, в Кларе есть какая-то агрессия, воинственность, если не сказать, злость, но все это выливается в жизнерадостность и жизнелюбие, которые делают ее светлее. Надо же, я становлюсь поэтом.

- Это лучше, чем становиться пошляком, поэзия лучше непристойностей.

- Я же сказал, что не собирался... Слушай, я не понимаю, какого хрена рассказываю тебе все это? Ты же сама меня спросила.- Ладно.

- Что ладно?

- Ладно, проехали, сделай милость, продолжай.

- Хорошо, буду говорить коротенько, без подробностей, как просила. Все было замечательно, мы отлично проводили время. Ты видела фотографии. Я наслаждался жизнью с твоей сестрой. Мы вместе завтракали, вместе чистили зубы, рука об руку загорали на солнце. Вместе готовили...

- Сестра не умела готовить.

- Зато я умел.

- Ей не нравилась готовка.

- А со мной нравилась. Что-то еще?

- Извини.

- Мы вместе принимали душ, а когда неделя нашей любви подошла к концу, фотографии стали тому свидетелями. Мы доказали, что могли любить друг друга. Это те самые, известные тебе, фото. Я как последний дурак сохранил их в телефоне, а где-то через месяц их обнаружила жена. Черт его знает, почему я не удалил их, отослав копии твоей сестре, почему решил отложить на потом? Помню, я еще подумал, что это рискованно.

Но это случилось уже после. Наша чудесная неделя подошла к концу, наступила суббота. Мне нужно было прибраться в квартире, выбросить кучу накопившихся бутылок, выстирать простыни, осмотреть шкафы и избавиться от всевозможных следов: волос, упавших на пол шпилек и прочее. Мы с Кларой попрощались здесь, она не хотела, чтобы я провожал ее до такси.

- Нет, лучше проститься здесь и сразу, – твердо сказала она, и добавила: – Не рассказывай никому, прошу тебя.

- О чем? Что я был с тобой?

- Нет, о том, что я была у тебя дома. Я не должна была этого делать, как и многое другое.

- А кому я об этом расскажу? Неужели ты думаешь, что я стану хвастаться своими победами на работе?

- Я прошу, чтобы ты не рассказывал об этом никому и никогда, ни теперь, ни после. Молчи о том, что я была настолько подлой, что заявилась в этот дом.

- А не все ли равно, где встречаться?

- Конечно, нет, глупый. Я умираю от стыда, стоит только подумать, что об этом узнает сестра.

- Да я даже не знаю, как выглядит твоя сестра. У тебя, случайно, нет ее фото?

- Нет, да и какая, в сущности, разница? Если когда-нибудь, через месяц или через год, вы с сестрой познакомитесь, я сама расскажу ей.

- А сестре-то что за дело, хоть бы и в моей квартире, и в моей постели?

- В постели твоей жены.

- И в моей тоже.

- Нет, в постели твоей жены. И я прошу тебя – ничего не говори моей сестре.

- С тем же успехом ты могла бы просить меня не рассказывать об этом Бараку Абаме или Дженифер Лопес.

- Ты действительно хочешь испортить наше прощание? – в эту минуту твоя сестра выглядела грустной, словно случилось нечто непоправимое, что, возможно, станет преследовать ее всю жизнь, словно мы упустили случай примириться с самими собой. Мне тоже было грустно, потому что предстояло сказать Кларе, что я не хочу уходить с ней. Я знал, что не смогу уйти, и понимал, что не смогу жить с Кларой, любить ее, возможно, ссориться с ней или, наоборот, не связываться, зная темные стороны ее натуры. Я знал, что мне нигде не найти себе места, я вечно буду маяться, спрашивая себя: каково мне, счастлив ли я?

- И ты ей пообещал?

- Что?

- Что ничего мне не расскажешь.

- Не помню, кажется, нет, или брякнул что-то неопределенное. Тогда ее просьба показалась мне дурачеством, и я вспомнил о ней, только познакомившись с тобой, и понял, что должен хранить ее секрет. Где ты нашла фотографии?

- Какая разница, где.

Карина встала с дивана и зябко обняла себя за плечи. Я живо вообразил, как ее мозг силится переварить новости, сложить воедино детали головоломки, поменять ее представления о сестре.

- А во-он то строение... это телефонная станция, да? – спросила она, указывая на север, и я кивнул, подумав, что она права. – А вот это – Навасеррада... Ничего не понимаю. [прим: Пуэрто-де-Навасеррада – горно-лыжный курорт в 60 км на северо-западе от Мадрида]

- Чего тут непонятного? Конечно, Навасеррада.

- Я тебе не верю. Не понимаю, с какой стати сестре понадобилось скрывать от меня эту ерунду, если она рассказала мне, что не просто встречается с тобой, а что у нее роман с женатым мужчиной? Я не ругала и ничуть не осуждала ее. Она была уже не девчонкой, которую я хотела защитить от жизни наркоманки, а женщиной со своими твердыми убеждениями, что хорошо и что плохо. Клара знала, что мои дела не так гладки, и что я, казалось бы, держащая все под контролем, этот самый контроль потеряла.

- Ага!

- Самуэль, твоего “ага” не достаточно. Скажи мне что-нибудь.

- Я не знаю, что сказать. Я слушаю тебя, мотаю на ус, но не знаю, что посоветовать.

- Я не прошу у тебя совета.

- Сестра восхищалась тобой. Ты ведь это хотела услышать? И бесилась, потому что ей казалось, что ты прожигаешь свою жизнь, попусту теряя время. Послушай, между делом, ты и правда остеопат?

- У меня есть патент, но я никогда этим не занималась. На самом деле я администратор в клинике.

- А Кларе тоже не нравились твои костюмы?

- Да, и туфли на высоченных каблуках, насколько я знаю.

- И эти серьги с жемчугом.

- Хватит, не продолжай.

- Я думаю, сестру восхищала твоя серьезность, но в то же время, ты казалась ей точной копией своих родителей. По-моему, это достаточно полное объяснение, верно? Знаешь, Клара абсолютно точно страдала оттого, что ты советовала ей бросить меня.

- На самом деле мы почти не разговаривали о ее романе. Она рассказала мне о тебе, и поначалу я видела, что она счастлива. Потом она начала переживать, стала мрачной, рассеянной, блуждала как ненормальная. Но, опять-таки, у нас было очень мало времени, чтобы поговорить начистоту. Впрочем, даже если бы времени было навалом, не уверена, что мы стали бы откровенничать. В основном, мы встречались на семейных праздниках, а помимо них – очень редко. Я вернулась к роли старшей сестры только тогда, когда Клара призналась, что предложила тебе жить вместе. Сама не понимаю, зачем я это сделала? Кто я такая, чтобы раздавать советы, как стать счастливой? Я живу одна, и почти все время на работе, которая не приносит радости. Я не помню, когда в последний раз ходила куда-нибудь с мужчиной, и, мне кажется, что я заслужила это наказание. У меня появляются морщины, я грызу ногти.- Не замечал.

- Чего именно?

Карина протянула мне руки ладонями вниз. И правда, у нее были такие коротенькие ноготки, что они не доставали до кончиков пальцев, и там виднелась кожа. Наверное, поэтому она и не красила ногти, чтобы не привлекать к ним внимания.

- Иногда мы советуем другим поступать точно так же, как мы, и это оборачивается для нас несчастьем.

- Очень к тебе подходит. Кто это сказал?

- Думаю, я, но не уверен.

- Несколько сурово, учитывая обстоятельства.

- Обстоятельства – дерьмо.

- Знаешь, что я нашла на другой день в ящике? Упаковку противозачаточных таблеток. Даже нераспечатанную. А знаешь, что я нашла несколькими днями раньше? Билет, оставшийся от моей последней отпускной поездки. Прошло три года. Не думай, что мне много надо. Всего-то быть рядом с кем-нибудь – мужчиной, женщиной или собакой – чувствовать, что я не одна.

- С собакой проще всего.

- Ладно, вычеркнем собаку. На худой конец, мне нужно быть одной по собственному желанию.

Я встал и, ни о чем не думая, шагнул к Карине. Вокруг горели огни, и очертания гор расплывались в ночи.

- Но, ты еще ничего не решила.

Карина серьезно посмотрела на меня и печально кивнула, продолжая хмурить брови и стискивать зубы. Я обнял ее, и она слегка напряглась. Я был уверен, что она оттолкнет меня, но ошибся. Постепенно Карина расслабилась, забылась в моих объятиях, доверившись мне и приняв мою поддержку. Мы спокойно стояли, прижавшись друг к другу. Она смотрела на юг, я – на север, но мне казалось, что мы видим одно и то же.

© Copyright: Вера Голубкова, 2018

Регистрационный номер №0429541

от 27 октября 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0429541 выдан для произведения: Я только что я встретил Карину на станции метро, и теперь шел вместе с ней к себе домой. На ступеньках у входа сидели два китайца. Я почти каждый день сталкиваюсь с ними возле их мелкооптовых лавчонок с одеждой, буквально заполонивших мою улицу. Точнее говоря, китайцы захватили улицу еще до того, как я стал считать ее своей. Обычно они стоят возле своих лавчонок, говорят о торговле и курят, сплевывая на тротуар. Каждый раз, как я вижу китайцев, я задаюсь вопросом, видел ли я их раньше, или это уже другие. Так же обстояли дела и с китайцами, сидевшими на ступеньках. Черт их разберет, кто сидел здесь вчера и позавчера – именно они или их братья и кузены? Поначалу я не здоровался с ними. Китайцы казались мне выходцами из чужого мира, и любая попытка общения с ними не представлялась возможной. Кроме того, никто из них никогда не смотрел мне в глаза, не улыбался и не собирался здороваться. Если они стояли на дороге и мешали мне войти, то быстро отходили на несколько шагов, не прерывая разговора и никоим образом не показывая, что заметили меня. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не сказал: “привет”. С того времени мы стали здороваться. Я стараюсь говорить слово “привет” резко, отрывисто, как делают это они. Только “привет – привет”, и ни слова больше. По-моему это вполне нормально; точно так же мы говорим “да-да” по телефону для того, чтобы говорящий, знал, что мы его слушаем.

- Привет, – поприветствовал я китайцев, и они в один голос поздоровались со мной.

Мы с Кариной вошли в подъезд. Почтовый ящик Самуэля был открыт. На полу лежала кучка высыпавшейся из ящика цементной пыли, слой такой же пыли осел и на распахнутой дверце. Ничего не говоря, я открыл свой ящик, Карина тоже молчала, искоса поглядывая на ящик Самуэля. Она прошла вперед и вызвала лифт.

Уже закрывая дверь подошедшего лифта, я услышал за спиной торопливые шаги.

- Одну минуточку, подождите пожалуйста!

Нам с Кариной пришлось потесниться и прижаться к стенке, потому что вопреки маленькой металлической табличке с надписью “Грузоподъемность лифта 3 человека, 250 кг”, в кабинке очень сложно уместиться втроем. Я повернулся на девяносто градусов, подумав, что так нам будет удобнее. Карина стояла сбоку от меня, а прямо передо мной маячило незнакомое лицо. Мы кивнули друг другу, вроде бы здороваясь.

- Вам какой этаж?

- Пятый.

Незнакомец нажал четвертую и пятую кнопки, и впервые повернулся к Карине лицом. Он растерянно уставился на нее, в его взгляде мелькнуло беспокойство, и у меня зародилось смутное подозрение. Еще бы! В этой девушке есть нечто, что кажется тебе знакомым, Самуэль, и именно поэтому, ты стараешься сдерживаться, чтобы не казаться слишком наглым. Раз за разом ты слегка поворачиваешь голову, делая вид, что смотришь в другую сторону, но на самом деле ты вглядываешься в лицо Карины. Отчего оно кажется тебе знакомым, Самуэль? Как скоро ты все поймешь? Ты видишь воплощение призрака в незнакомой тебе девушке? Со своей стороны я тоже разглядывал Самуэля: сильно поношенные джинсы, дембельская рубашка цвета хаки с длинным рукавом, и слишком дорогие часы. Лицо Самуэля было похоже на рыхлую губку с широкими и глубокими порами, но кожа казалась плотной, как кусок свиного сала. Судя по запаху, он много пил и курил, хотя ни на пальцах, ни на зубах Самуэля не было заметно желтоватых никотиновых следов. Да, волосы ты мог бы и помыть; собрать их в конский хвост явно недостаточно, чтобы они казались чистыми. Когда мы подъехали к четвертому этажу, Самуэль кашлянул и принялся искать в карманах ключи от квартиры. От этого нельзя было уйти, но мне хотелось предотвратить неизбежное, а потому, когда Самуэль снова повернулся к Карине и открыл, было, рот, чтобы что-то сказать ей, я осадил его коротким и резким:

- До встречи.

Он сник и промолчал. О чем ты собирался спрашивать Карину, идиот? “Послушайте, а мы с вами, случайно, не знакомы?” – так что ли?

Войдя в квартиру, я сразу включил музыку, но Карина жестом попросила меня выключить ее. Она отказалась что-нибудь съесть или выпить, сказав, что не голодна.

- Ладно, давай, рассказывай, – попросила Карина, указав мне на дверь ванной.

В тоне ее голоса не было суровости и повелительности, и я задумался, что происходит в ее голове. Карина казалась напряженной, словно вот-вот услышит особенно важную для ее жизни тайну. Она не хотела на что-то отвлекаться и медлить, ей хотелось прямо сейчас услышать мой рассказ, который раскрыл бы причину, почему Клара не хотела, чтобы она о чем-то узнала. Возможно, Карина просто ревновала сестру ко мне, поскольку наша с Кларой близость могла быть более тесной, нежели она предполагала, ведь Клара не только перепихивалась со мной по выходным, находя утешенье в своей излишне монотонной жизни, но и доверяла мне свои секреты, подробно рассказывая о сложных отношениях со старшей сестрой и о том, что до сих пор по-девчоночьи переживает из-за того, как отнесется Карина к тому или этому событию, поскольку ей очень важно ее мнение. Неожиданно Карина увидела во мне мудреца, этакого хранителя тайных знаний, который может ответить ей на вопрос, почему не сложилась ее собственная жизнь, почему все пошло наперекосяк, который раскроет ей секрет, какой видела ее Клара, лучше всех знавшая ее. Она хочет, чтобы я поговорил с ней не о сестре, а о ней самой.




Я налил себе пива. Из-за лени я не удосужился заранее сочинить для Карины какую-нибудь байку. Из-за той же самой лени я принимался за зубрежку предмета всего за два-три дня до экзамена, составлял сметы в самую последнюю минуту и не не вызывал водопроводчика до тех пор, пока не возникала реальная опасность затопить квартиру. Я не подготовился к встрече и, наливая в стакан пиво, костерил себя на чем свет стоит, но в то же самое время испытывал восхитительное волнение сродни актеру, выходящему на сцену с импровизацией, от которой зависит его актерское будущее. Я ободряюще улыбнулся себе, и, не переставая улыбаться, вышел из кухни со стаканом в руке. Свободной рукой я махнул Карине, приглашая ее идти за мной на террасу. Она была очень серьезна, почти испугана. Мы сели на пластиковые диванчики. Вечер был тихим и безветренным, но немного прохладным. С улицы сильнее обычного доносились звуки повседневной городской суеты. Стрижи вычерчивали в небе замысловатый узор, и, как обычно, пронзали небеса следы летящих самолетов, светясь в наступающей темноте предзакатного часа, когда солнце уже скрылось из виду, но еще искрилось на горизонте.- Ну что, готова? – спросил я, перестав любоваться вечерним небом.

- Уже давно.

Я приступил к рассказу. Несмотря на мелкую дрожь во всем теле, подобную вибрации высоковольтных линий передач или антенн, мой голос не дрожал, а звучал уверенно, убежденно и искренне – так что я и сам был этому удивлен.




Клара со слов Самуэля.




- Кларе было очень важно, что ты о ней думаешь. Должен признаться, мне казалось странным, что такая независимая, самостоятельная девушка придает столь большое значение мнению своей сестры.

- Именно поэтому, когда я посоветовала Кларе бросить тебя, она не обратила на мои слова никакого внимания.

- Да, не обратила, так же, как не обращала внимания на многое другое. Но сейчас, после того, как ты рассказала мне о ней, не думаю, что это было пренебрежением к тебе, вовсе нет. Клара прислушивалась к твоим словам и считалась с твоим мнением. Понимаешь, что я имею в виду? Нет, не понимаешь. Послушай, для нее было очень важно, что ты думаешь, и это ее бесило. Кларе казалось, что она должна быть взрослее и сама принимать решения. Она всячески старалась разузнать, какое решение ты одобрила бы, и как поступила бы на ее месте, и, порой, делала все в точности до наоборот. Кларе нравилось поступать в пику тебе именно потому, что она была слишком привязана к тебе и чувствовала свою зависимость.

Как я понимаю, в ранней юности Клара, по-видимому, неосознанно испытывала нечто подобное. Она никогда не рассказывала мне, что ушла из дома совсем девчонкой, и о дурацкой наркоте напрямую не сказала. Так упомянула вскользь, что покуролесила немного, и одно из ее, как она выразилась, чудачеств могло выйти ей боком. А вот о тебе она говорила взахлеб, с нежностью и восхищением. Ты казалась ей до смерти раздражающим совершенством. Клара обожала тебя и в то же время хотела, чтобы ты была не такой сильной, потому что только так она смогла бы приблизиться к тебе.

Карина нервно заерзала на диване и нахмурила брови, собираясь что-то сказать. Кажется, она была недовольна таким простеньким представлением о ней. Люди, которые восхищаются нами, ставят нас в неловкое пожение, потому что не признают наших слабостей. Восхищение – это способ не принимать нас такими, какие мы есть на самом деле.

- Честно говоря, мы никогда не приходили сюда, а встречались в гостинице. Мы снимали номер на день, а потом Клара возвращалась домой, а я обычно задерживался в гостинице на несколько часов. Как-то раз я даже заночевал в номере, где мы с твоей сестрой занимались любовью. Привыкла ли моя жена к тому, что иногда я не ночевал дома, смирилась ли с этим, не знаю. Я просто звонил ей и предупреждал, что переночую в гостинице. “Один?” – всегда спрашивала она, и я отвечал: “Конечно, один”. Однажды она настояла на том, чтобы приехать в гостиницу на свидание, как любовница, и провести со мной ночь. Та ночь была бурной. Мы и вправду встретились как любовники, а не как супруги, прожившие бок о бок двенадцать лет. Я не хотел рассказывать об этом, но мы были вместе. Знаешь, если я и дальше пойду по этой дорожке, ты окончательно решишь, что я – подлец, хотя в жизни не все так просто, и нелегко разделить наши чувства, когда привязанность и страсть тесно переплелись между собой.

Клара не хотела приходить ко мне домой, даже если жена была в отъезде; она считала, что это нехорошо и неправильно. Твоя сестра твердила, что, отняв мужа, не желает вторгаться на территорию жены, в ее любовное гнездышко, поскольку никому из нас не улыбается мысль, что наше место занято кем-то еще, а гостиничные номера не в счет – это нечто иное. Если мы воочию увидим, как наша половинка занимается с другим тем же, чем и с нами, на том же самом месте, наши смутные видения вмиг обретут конкретные черты, и третий, заменивший нас в постели, окажется лишним. Если честно, я и сам не хотел, чтобы Клара приходила сюда, потому что боялся, что она оставит какой-нибудь след: волос, запах, платок или какую-то вещицу, выпавшую из сумочки. Короче говоря, как следует обсудив этот вопрос, мы с Кларой пришли к согласию, и больше к этой теме не возвращались. Иногда гостиницу оплачивал я, иногда – Клара. Как ты знаешь, твоя сестра не была скрягой.

Карина сама не сознавая того, понуро опустила голову, будто это она признавалась в чем-то постыдном. Я исподтишка наблюдал за ней, стараясь заметить перемену в выражении ее лица или позе, говорящих о несогласии с моей характеристикой сестры, но она не двигалась, сжавшись как пружина.

- Жене, – продолжил я, – пришлось уехать на неделю незадолго до того, как Клара предложила мне жить вместе, а я отказался. Видишь ли, моя жена преподает в Национальном Университете Заочного Обучения, и ее частенько посылают в командировки, в провинцию, принимать экзамены. Иногда, если ей нравится место, куда ее направили, она пользуется случаем и остается там на выходные. В тот раз ее послали на Тенерифе, и она решила улететь в пятницу и остаться там на неделю, до воскресенья. Совпало так, что Алехандро почему-то тоже был в отлучке, я уже забыл, почему. Честно говоря, я даже не помню, где он работает.

- Не верю, что не помнишь.

- Видишь ли, память – мое слабое место.

- У него мебельные магазины.

- Да, верно, магазины.

- Скажи я тебе, что он концессионер одной из автомобильных компаний, ты тоже сказал бы “да, верно”.

- Нет, не сказал бы.

- Иногда ты говоришь так странно, будто никогда не был там и ничего не знал.

- Твоя сестра думала точно так же, что я живу как улитка в своей темной раковине, вижу только большое и не замечаю мелочей. Вероятней всего, я забыл об этом, потому что мне не нравилось, что Клара была замужем за владельцем магазина. Скорее, я представлял ее женой архитектора, адвоката или университетского профессора.- Тем больше причин, чтобы запомнить.

- Это ты так считаешь. Короче, Алехандро должен был уехать почти одновременно с моей женой, разница была всего лишь в день. Клара предложила мне взять отпуск и провести вместе эти дни. Мы подумывали о том, чтобы поехать на пляж, у ее подруги там квартира…

- Полагаю, что к Пилар, в Бланес.

- В Бланес? Сейчас, когда ты сказала “Бланес”, думаю именно туда мы и собирались. Видишь, с твоей помощью я начинаю что-то вспоминать. Ну да, конечно, мы хотели поехать в Коста-Брава, но не могли. И в самом деле, не мог же я вернуться домой загорелым после того, как жена несколько дней названивала мне по телефону и оставляла сообщения, а я на них не отвечал… Видишь ли, когда жена уезжала в командировку, она звонила мне каждый вечер, но не для того, чтобы убедиться, что я дома, а чтобы стать ко мне ближе. Мы как ни в чем не бывало болтали по телефону, будто нас не разделяли сотни километров. Честно говоря, я все еще не могу поверить, что жена бросила меня. Я не думал, что она сможет жить одна.

- Вероятней всего, и не живет.

- В смысле?

- Скорее всего, она живет с другим мужчиной.

- Да нет, вряд ли. Во время нашего прошлого разговора, я не сказал тебе о расставании с женой, но на самом деле она бросила меня потому, что узнала о моем романе с твоей сестрой.

- Или умело использовала ваш роман для того, чтобы сделать то, что хотела, но не решалась.

- Ты не знала мою жену.

- Ты, видимо, тоже. Скорее всего, из командировки она звонила тебе, чтобы удостовериться, что ты дома, или для того, чтобы ты не позвонил ей в самый неподходящий момент. А может, просто для того, чтобы избавиться от угрызений совести. Мы не всегда понимаем людей и расцениваем их поступки, как нам удобно…

Хоть это и кажется смешным, но меня задели слова Карины. Смешно, что я вообще задумался об этом. Но больше всего меня задело не то, что Карина допускала измену жены и сказала мне об этом, а ее вызывающий тон, словно она мстила мне за какую-то обиду, разжигая во мне подозрения. Что известно ей о моем браке, о жене, о наших с ней отношениях и о том, изменяла она или нет? Она и обо мне ничего не знает. Теперь Карина сидела на диване не с понурым, а с вызывающим видом, который я терпеть не мог: спина прямая, зубы стиснуты, глаза смотрят на меня прямо в упор. Мне стало не по себе: я чувствовал себя нерадивым студентишкой на экзамене, который вот-вот засыплется. Да кем она себя возомнила, черт возьми? Она у меня дома, на моей террасе; я рассказываю ей о сестре то, что она хотела узнать; помогаю разобраться, какими были на самом деле их отношения с Кларой, а она забыла обо всем, чтобы рассориться со мной, как рассорилась со всеми, и ждет, когда я начну словесную перепалку.

- Знаешь, мне все равно. Я не стану спорить с тобой, тем более что теперь это уже неважно. Я хотел поговорить с тобой о твоей сестре. Мне продолжать? – Карина не шелохнулась, только шумно дышала, но вот она перестала сопеть и воинственно вскинула голову, готовая к сражению. – Короче говоря, я предложил Кларе пожить эту неделю у меня дома. Я рассказал ей о террасе и о дурманящих ночах под звездами на надувных матрасах – точь-в-точь как в отпуске – пообещал, что сам буду для нее готовить, что днем буду натягивать над ней тент и подавать пиво и дайкири, словно она лежит на краю бассейна, и, знаешь, убедить ее оказалось гораздо легче, чем я думал.

Помню, Клара вошла в квартиру так, словно боялась, что ей устроили ловушку. Ей-богу, иногда она была странной, непредсказуемой, ее нельзя было понять. Порой твоя сестра была такой дерзкой и безбашенной, что от нее захватывало дух, и в эту минуту тебе казалось, что если ты уступишь ей, она увлечет тебя за собой в нескончаемое падение. А потом ее решительность внезапно сменялась робкой застенчивостью, и ты улыбался, чувствуя себя суперменом, ведущим ее за руку в неизведанные места. Ты меня понимаешь, правда?

Карина кивнула и откинулась на спинку пластикового дивана. Я не знал точно, слушает ли она меня или думает о чем-то другом, глядя на ставшее темно-синим небо. Стрижи уже разлетелись, и небо было безоблачным и безмятежным; лишь изредка дул, не нагоняя туч, слабый ветерок.

- Клара села на диван внизу, как обычно широко расставив ступни и сдвинув колени. Она оперлась локтями на колени и положила подбородок на руки. Я немного волновался, боясь, что Кларе здесь не понравится, и мы упустим наш отпуск, беззаботную, веселую и озорную неделю, когда мы вдвоем, в нашем маленьком спокойном мирке, без тревог и дурных предчувствий. “Хочешь посмотреть террасу?” – поинтересовался я. Клара, не поднимая головы, быстро стрельнула глазами в сторону металлической лестницы, по которой ты недавно поднималась. “Не хочешь? Но там и вправду очень хорошо”. Тогда она вскочила, шагнула ко мне и толкнула в грудь один раз и другой. Я не понял, шутливыми были ее тычки или всерьез; подначивала она меня или нападала, стараясь выплеснуть гнев. Клара продолжала толкать меня, вынуждая шаг за шагом пятиться назад. Мы оказались сначала в коридоре, потом в спальне, и там она повалила меня на кровать и сама упала сверху.

- Я не желаю слушать о вашем сексе.

- Я и не собирался рассказывать о нем, я уже все сказал. Клара снова вернулась к своей роли, как бы это сказать, темной и светлой одновременно, опять став беззаботной и радостно-ненасытной. Я понятно выражаюсь? Иначе говоря, в Кларе есть какая-то агрессия, воинственность, если не сказать, злость, но все это выливается в жизнерадостность и жизнелюбие, которые делают ее светлее. Надо же, я становлюсь поэтом.

- Это лучше, чем становиться пошляком, поэзия лучше непристойностей.

- Я же сказал, что не собирался... Слушай, я не понимаю, какого хрена рассказываю тебе все это? Ты же сама меня спросила.- Ладно.

- Что ладно?

- Ладно, проехали, сделай милость, продолжай.

- Хорошо, буду говорить коротенько, без подробностей, как просила. Все было замечательно, мы отлично проводили время. Ты видела фотографии. Я наслаждался жизнью с твоей сестрой. Мы вместе завтракали, вместе чистили зубы, рука об руку загорали на солнце. Вместе готовили...

- Сестра не умела готовить.

- Зато я умел.

- Ей не нравилась готовка.

- А со мной нравилась. Что-то еще?

- Извини.

- Мы вместе принимали душ, а когда неделя нашей любви подошла к концу, фотографии стали тому свидетелями. Мы доказали, что могли любить друг друга. Это те самые, известные тебе, фото. Я как последний дурак сохранил их в телефоне, а где-то через месяц их обнаружила жена. Черт его знает, почему я не удалил их, отослав копии твоей сестре, почему решил отложить на потом? Помню, я еще подумал, что это рискованно.

Но это случилось уже после. Наша чудесная неделя подошла к концу, наступила суббота. Мне нужно было прибраться в квартире, выбросить кучу накопившихся бутылок, выстирать простыни, осмотреть шкафы и избавиться от всевозможных следов: волос, упавших на пол шпилек и прочее. Мы с Кларой попрощались здесь, она не хотела, чтобы я провожал ее до такси.

- Нет, лучше проститься здесь и сразу, – твердо сказала она, и добавила: – Не рассказывай никому, прошу тебя.

- О чем? Что я был с тобой?

- Нет, о том, что я была у тебя дома. Я не должна была этого делать, как и многое другое.

- А кому я об этом расскажу? Неужели ты думаешь, что я стану хвастаться своими победами на работе?

- Я прошу, чтобы ты не рассказывал об этом никому и никогда, ни теперь, ни после. Молчи о том, что я была настолько подлой, что заявилась в этот дом.

- А не все ли равно, где встречаться?

- Конечно, нет, глупый. Я умираю от стыда, стоит только подумать, что об этом узнает сестра.

- Да я даже не знаю, как выглядит твоя сестра. У тебя, случайно, нет ее фото?

- Нет, да и какая, в сущности, разница? Если когда-нибудь, через месяц или через год, вы с сестрой познакомитесь, я сама расскажу ей.

- А сестре-то что за дело, хоть бы и в моей квартире, и в моей постели?

- В постели твоей жены.

- И в моей тоже.

- Нет, в постели твоей жены. И я прошу тебя – ничего не говори моей сестре.

- С тем же успехом ты могла бы просить меня не рассказывать об этом Бараку Абаме или Дженифер Лопес.

- Ты действительно хочешь испортить наше прощание? – в эту минуту твоя сестра выглядела грустной, словно случилось нечто непоправимое, что, возможно, станет преследовать ее всю жизнь, словно мы упустили случай примириться с самими собой. Мне тоже было грустно, потому что предстояло сказать Кларе, что я не хочу уходить с ней. Я знал, что не смогу уйти, и понимал, что не смогу жить с Кларой, любить ее, возможно, ссориться с ней или, наоборот, не связываться, зная темные стороны ее натуры. Я знал, что мне нигде не найти себе места, я вечно буду маяться, спрашивая себя: каково мне, счастлив ли я?

- И ты ей пообещал?

- Что?

- Что ничего мне не расскажешь.

- Не помню, кажется, нет, или брякнул что-то неопределенное. Тогда ее просьба показалась мне дурачеством, и я вспомнил о ней, только познакомившись с тобой, и понял, что должен хранить ее секрет. Где ты нашла фотографии?

- Какая разница, где.

Карина встала с дивана и зябко обняла себя за плечи. Я живо вообразил, как ее мозг силится переварить новости, сложить воедино детали головоломки, поменять ее представления о сестре.

- А во-он то строение... это телефонная станция, да? – спросила она, указывая на север, и я кивнул, подумав, что она права. – А вот это – Навасеррада... Ничего не понимаю. [прим: Пуэрто-де-Навасеррада – горно-лыжный курорт в 60 км на северо-западе от Мадрида]

- Чего тут непонятного? Конечно, Навасеррада.

- Я тебе не верю. Не понимаю, с какой стати сестре понадобилось скрывать от меня эту ерунду, если она рассказала мне, что не просто встречается с тобой, а что у нее роман с женатым мужчиной? Я не ругала и ничуть не осуждала ее. Она была уже не девчонкой, которую я хотела защитить от жизни наркоманки, а женщиной со своими твердыми убеждениями, что хорошо и что плохо. Клара знала, что мои дела не так гладки, и что я, казалось бы, держащая все под контролем, этот самый контроль потеряла.

- Ага!

- Самуэль, твоего “ага” не достаточно. Скажи мне что-нибудь.

- Я не знаю, что сказать. Я слушаю тебя, мотаю на ус, но не знаю, что посоветовать.

- Я не прошу у тебя совета.

- Сестра восхищалась тобой. Ты ведь это хотела услышать? И бесилась, потому что ей казалось, что ты прожигаешь свою жизнь, попусту теряя время. Послушай, между делом, ты и правда остеопат?

- У меня есть патент, но я никогда этим не занималась. На самом деле я администратор в клинике.

- А Кларе тоже не нравились твои костюмы?

- Да, и туфли на высоченных каблуках, насколько я знаю.

- И эти серьги с жемчугом.

- Хватит, не продолжай.

- Я думаю, сестру восхищала твоя серьезность, но в то же время, ты казалась ей точной копией своих родителей. По-моему, это достаточно полное объяснение, верно? Знаешь, Клара абсолютно точно страдала оттого, что ты советовала ей бросить меня.

- На самом деле мы почти не разговаривали о ее романе. Она рассказала мне о тебе, и поначалу я видела, что она счастлива. Потом она начала переживать, стала мрачной, рассеянной, блуждала как ненормальная. Но, опять-таки, у нас было очень мало времени, чтобы поговорить начистоту. Впрочем, даже если бы времени было навалом, не уверена, что мы стали бы откровенничать. В основном, мы встречались на семейных праздниках, а помимо них – очень редко. Я вернулась к роли старшей сестры только тогда, когда Клара призналась, что предложила тебе жить вместе. Сама не понимаю, зачем я это сделала? Кто я такая, чтобы раздавать советы, как стать счастливой? Я живу одна, и почти все время на работе, которая не приносит радости. Я не помню, когда в последний раз ходила куда-нибудь с мужчиной, и, мне кажется, что я заслужила это наказание. У меня появляются морщины, я грызу ногти.- Не замечал.

- Чего именно?

Карина протянула мне руки ладонями вниз. И правда, у нее были такие коротенькие ноготки, что они не доставали до кончиков пальцев, и там виднелась кожа. Наверное, поэтому она и не красила ногти, чтобы не привлекать к ним внимания.

- Иногда мы советуем другим поступать точно так же, как мы, и это оборачивается для нас несчастьем.

- Очень к тебе подходит. Кто это сказал?

- Думаю, я, но не уверен.

- Несколько сурово, учитывая обстоятельства.

- Обстоятельства – дерьмо.

- Знаешь, что я нашла на другой день в ящике? Упаковку противозачаточных таблеток. Даже нераспечатанную. А знаешь, что я нашла несколькими днями раньше? Билет, оставшийся от моей последней отпускной поездки. Прошло три года. Не думай, что мне много надо. Всего-то быть рядом с кем-нибудь – мужчиной, женщиной или собакой – чувствовать, что я не одна.

- С собакой проще всего.

- Ладно, вычеркнем собаку. На худой конец, мне нужно быть одной по собственному желанию.

Я встал и, ни о чем не думая, шагнул к Карине. Вокруг горели огни, и очертания гор расплывались в ночи.

- Но, ты еще ничего не решила.

Карина серьезно посмотрела на меня и печально кивнула, продолжая хмурить брови и стискивать зубы. Я обнял ее, и она слегка напряглась. Я был уверен, что она оттолкнет меня, но ошибся. Постепенно Карина расслабилась, забылась в моих объятиях, доверившись мне и приняв мою поддержку. Мы спокойно стояли, прижавшись друг к другу. Она смотрела на юг, я – на север, но мне казалось, что мы видим одно и то же.
 
Рейтинг: 0 253 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!