Данное произведение является практически документальным изложением
имевших место событий и может вызывать у читателя некоторые душевные волнения и антипатию к автору.
Это пройдет!
Вы слышали о «подъездных бабушках» и прочих активистах преклонного возраста любого многоквартирного дома в спальном районе где-нибудь в любом крупном или малом городе нашей необъятной Родины? Среди интеллигентного населения данная категория граждан несказанно уважаема и почитаема, будучи причисленной к некому стану защитников светлого и доброго в отдельно взятом доме. Увы, уважение, оказываемое чаще всего лишь «за возраст» (ибо иных причин уважать главных носителей сплетен чаще всего нет) нередко доходит до маразма, а многие вокруг впадают чуть ли не в священный ужас при упоминании их – великих и могучих бабушек у подъезда. Вот казалось бы – пенсия, свободная жизнь, относительно крепкое здоровье – смотрите фильмы, вяжите носки, гуляйте себе по паркам! Но нет же, нужно обязательно отравить чью-то жизнь или доказать, кто здесь главный!
Когда я заселялся в свою первую собственную однушку, приобретенную в старой хрущебе-пятиэтажке, хозяева честно меня предупредили, что подъезд (а заодно и почти весь дом) исключительно скотский и населен процентов на 70 пенсионерами, занятыми контролем за всем и вся. Этим, мол, и объясняется весьма низкая цена жилья – квартиросъемщики больше месяца тут не выдерживали, а квартира хозяевам не нужна.
Помимо постоянного наблюдения службы БСБ - «Большого Старого Брата», ее участники, скучающие от безделья в четырех стенах и все те, кому здоровье позволяло совершать некие осознанные действия, расписали друг другу кучу важных и общественно-значимых должностей, которые остальное работоспособное и не желающие страдать фигней население хрущебы, должно было уважать и понимать. Попутно они устраивали межподъездные собрания, стачки, круглые столы, постоянно принимали какие-то протоколы, жаловались в управы и устраивали еженедельные обходы всех и вся. Вся их деятельность была формальной и безуспешной, судя по ржавым контейнерам, побитому асфальту и ржавой, покосившейся оградкой пустыря, когда-то бывшего детской площадкой. Первое по тем временам ТСЖ, возглавляемое военным пенсионером, занималось лишь социальными опросами и номинально существовало где-то в пределах дома. Тоска. Жуть. Безысходность.
Через неделю спокойной жизни меня местная бабушенция, возглавляющая самоназванную группу общественных контролеров, разбудила мою светлость в 8.00 в субботу наглым и непрерывным звонком в дверь, длившимся ровно до того момента, пока я не встал, не оделся и не выполз на свет Божий, будучи заснувшим часа 3 назад. Горим? Кого убили? Ограбили? Ан нет, меня выдернули из царства Морфея, лишь чтобы сообщить об установленном в подъезде графике дежурств по уборке подъезда и что завтра, в воскресенье, наступает моя очередь. С трудом подавив желание послать далеко и насовсем, я жестко, но пока еще вежливо сообщил, что о графике меня уведомили хозяева и попросил более не будить меня по выходным раньше полудня, так как промышляю еще и фрилансом, работая почти до утра в выходные.
Бабуля смерила меня подозрительным взглядом, впившись им в мои красные от недосыпа глаз, от чего я почти услышал ход ее мыслей, в которых явно читалось сакраментальное «Наркоман, не?». На следующий день эта же мадам в половину девятого вновь озарила своим мерзким явлением мой порог с напоминанием о том, что дежурство, мать его, уже сегодня и когда я буду мыть подъезд!? Поскольку мой второй рабочий день, точнее ночь, закончилась чуть более 2 часов назад, то мой возмущенной ор гремел, наверное, аж в самом дворе, а на обещание спустить всех спозаранку будящих с лестницы дама побледнела и, что-то лопоча про участкового, в тот же час испарилась.
Для глупых повесил аккуратную цветную табличку формата А5 под звонком следующего содержания: «В случае бессмысленной побудки жильца по выходным дням ранее 12-00, разбуженный жилец ответственности за моральные страдания, причиненные нецензурными выражениями по отношению к будящим его лицам, не несет.»
Еще через неделю, но к счастью для явившихся – через полчаса после моего пробужденияи, ко мне наведались еще две представительницы местного серпентария, обе, как на подбор, с выжженными хной волосами и чудовищными украшениями а-ля прихвостни вождя племя Лумумбы. Они сообщили, что мне нужно складывать мусор исключительно в третий, соответствующий подъезду, мусорный бак, поскольку у них трения с соседними подъездами и на меня придут жаловаться, а им придется «принимать ко мне меры». Погоготав, максимально вежливо пояснил, что юридически никто не вправе обязать меня кидать мусор в определенный бак, так как все 7 относятся к нашему дому, и мне совершенно плевать на их общественные волнения. Могу в порядке исключения равномерно раскидывать мусор по контейнерам, притом – исключительно по «вражьим», минуя свой. А коль «старшие по помойке» придут ко мне – меры к ним буду принимать уже я, после чего они пойдут как минимум обратно, как максимум – на небезызвестный фаллический символ. Возмущенно пошевелив ушами и бровями, визитеры удалились, что-то вполголоса бормоча. До меня донеслось лишь "неслыхано" и "за 15 лет такое впервые". Што?! Они пятнадцать лет делять помойку по подъездам?! Жесть то какая!
Суббота. Ну, вы догадались? 8.20, непрерывный звонок и на пороге делегация из двух бабулек и возмущенно шевелящий брежневскими бровями дед. Начавшийся было менторский тон повествования «Ма-а-а-ала-а-а-адой человек! А в курсе ли вы, что у нас принято складывать мусор…» был прерван моим сакраментальным «Да йоп же вашу Бога-душу-маму в ухо…» и последующим возмущенным монологом, в котором одна лишь оценочная категория «монопенисуально» была употреблена раз так 5 в разнообразных идиоматических формах, включая критически некультурную. Выслушав примерно 1/5 сказанного, вся делегация подъездных странников, имитируя поведение перепуганных раков, задом попятилась вон с площадки.
Вечером зашел участковый. Выпил чаю, пообщался, расстались друзьями – его этот дом утомил больше всего участка, вместе взятого, и он советовал не вязаться с ненормальными или быть более сдержанным. Узнав, что я имел недавно отношение к структурам правоохранительным, и вовсе расчувствовался и показал фотоснимки особо ярких шедевров местного населения. Дословные показания с описанием матерной ругани на поллиста. Требование об обнаружении террористов на чердаке. Требование проверить жильца квартиры такой-то на предмет связи с потусторонними силами. Заявление об угрозе отравления злобным соседом сверху путем пуска яда через микро-шланги, подведенные к розеткам оказалось выше всяких похвал! Поняв, в какое интересное место я заселился, я даже взбодрился.
На следующий день, в воскресенье, как будто с издевательским мотивом, в 8.30 прерывисто заверещал звонок. Люто матюгаясь про себя и вслух, непреодолимым напряжением сдерживая рвущееся на волю желание убивать, я открыл дверь и лицезрел ужасное: старшую по дому, о которой был наслышан и от хозяев квартиры, и от мужиков во дворе, с которыми уже успел пару раз пообщаться. Чудовище, схожее по мифической силе с Ктулху, которое боялись (а точнее – не трогали, ибо не тронь чего-то там и запаха не будет) даже склочные одинокие домохозяйки. На деле же Елизавета Константиновна оказалась невзрачной сухонькой старушкой в огромных очках, щеголявшей в свои непонятные то ли 70, то ли 80 лет, на 5 сантиметровых каблуках, а в глаза отсвечивая омерзительно вишневой помадой, контрастировавшей с совершенно безвкусными желтыми (!) очками.
Испытывая сжигавшее грудь изнутри желание изобразить Царя Леонида из прекрасного фильма «СПАРТА!» и издать одноименный с названием киношедевра вопль, оттолкнув нарушителя моего сна ногой в пролет, я ожидающе уставился в каменное лицо снизошедшего до меня мини-Кракена.
- Ну-у-у? – вопросительно протянул я. – Я вас внимаю!
- Вы сделали должные для себя выводы после беседы с властями? – строго глядя на меня сквозь тусклые стекла очков, отчеканила «старшая».
- Выводы сделал. Нельзя два ружья в одном сейфе хранить. Поеду вот сегодня за вторым, чтобы поближе к двери поставить. Участковый сказал, что подъезд у нас неспокойный… надо быть наготове! - сказал я, улыбаясь пятидневной щетиной и красными от ежедневного 4 часового сна глазами. – А вы то что переживаете? Я когда злой – за ружье не хватаюсь, только за газовый пистолет максимум!
После 5 секунд давящей на уши тишины, Елизавета Константиновна кое-как совладала с проявившимся тремором рук, поправила очки и, буркнув то ли «До свиданья», то ли «Как всегда», молча засеменила на каблучках по лестнице.
С того момента все «активистское» население дома стало либо демонстративно отворачиваться при виде меня, либо заискивающе здороваться. И это я, собственно, к чему. Все мне поголовно говорят, что старческие «чудачества» надо уважать и я, эдакий поганец, повинен в разрушении привычной среды обитания отдельно взятого социума в доме. В корне не согласен. Чудачества – это когда твоя бабушка покупает только сиреневые калоши, потому что в черных вредная нефть, а под клеенкой стола хранит советскую 10-ти рублевку для «приплода денежек». А когда группа престарелых партизан умышленно месяц кряду портит тебе сон своими идиотскими выходками, пытаясь доходчиво показать, кто тут хозяин – это не чудачества, это общественно-опасная болезнь!
А вам встречались столь неадекватные случаи "болезни вахтера", когда и вахтера-то никакого нет, а болезнь - есть?
Помочь сайту
Поздравления
Вы слышали о «подъездных бабушках» и прочих активистах преклонного возраста любого многоквартирного дома в спальном районе где-нибудь в любом крупном или малом городе нашей необъятной Родины? Среди интеллигентного населения данная категория граждан несказанно уважаема и почитаема, будучи причисленной к некому стану защитников светлого и доброго в отдельно взятом доме. Увы, уважение, оказываемое чаще всего лишь «за возраст» (ибо иных причин уважать главных носителей сплетен чаще всего нет) нередко доходит до маразма, а многие вокруг впадают чуть ли не в священный ужас при упоминании их – великих и могучих бабушек у подъезда. Вот казалось бы – пенсия, свободная жизнь, относительно крепкое здоровье – смотрите фильмы, вяжите носки, гуляйте себе по паркам! Но нет же, нужно обязательно отравить чью-то жизнь или доказать, кто здесь главный!
На следующий день эта же мадам в половину девятого вновь озарила своим мерзким явлением мой порог с напоминанием о том, что дежурство, мать его, уже сегодня и когда я буду мыть подъезд!? Поскольку мой второй рабочий день, точнее ночь, закончилась чуть более 2 часов назад, то мой возмущенной ор гремел, наверное, аж в самом дворе, а на обещание спустить всех спозаранку будящих с лестницы дама побледнела и, что-то лопоча про участкового, в тот же час испарилась.
На следующий день, в воскресенье, как будто с издевательским мотивом, в 8.30 прерывисто заверещал звонок. Люто матюгаясь про себя и вслух, непреодолимым напряжением сдерживая рвущееся на волю желание убивать, я открыл дверь и лицезрел ужасное: старшую по дому, о которой был наслышан и от хозяев квартиры, и от мужиков во дворе, с которыми уже успел пару раз пообщаться. Чудовище, схожее по мифической силе с Ктулху, которое боялись (а точнее – не трогали, ибо не тронь чего-то там и запаха не будет) даже склочные одинокие домохозяйки. На деле же Елизавета Константиновна оказалась невзрачной сухонькой старушкой в огромных очках, щеголявшей в свои непонятные то ли 70, то ли 80 лет, на 5 сантиметровых каблуках, а в глаза отсвечивая омерзительно вишневой помадой, контрастировавшей с совершенно безвкусными желтыми (!) очками.
И это я, собственно, к чему. Все мне поголовно говорят, что старческие «чудачества» надо уважать и я, эдакий поганец, повинен в разрушении привычной среды обитания отдельно взятого социума в доме. В корне не согласен. Чудачества – это когда твоя бабушка покупает только сиреневые калоши, потому что в черных вредная нефть, а под клеенкой стола хранит советскую 10-ти рублевку для «приплода денежек». А когда группа престарелых партизан умышленно месяц кряду портит тебе сон своими идиотскими выходками, пытаясь доходчиво показать, кто тут хозяин – это не чудачества, это общественно-опасная болезнь!
