Такая скромная история!

[Скрыть] Регистрационный номер 0371907 выдан для произведения:
Такая скромная история! 
(Владимир Исаков)
 - Приiхали ми на рiдну для мого серця Украiну, в рiдний Киiв. Моi прадiди жили тут триста рокiв тому, якщо не бiльше... Приiхали з Сергiем, щоб помолитися за здоров"я Володi в Киiво-Печерськiй лаврi. Володя пiсля аварii не змiг вийти iз коми. Виною всьому був Сергiй, пропаща душа, зi своiми машинами. 
Наташа перевела дыхание. 
-Самiх любив i сина привчив. Вiн же, Валентинович, дитятко мое, iхав до нас на дачу, як йому на встрiчну полосу вискочив п"яний придурок i врiзався в нього... Сам на смерть, а Володя в реанiмацii. Вже хотiли йому вiдключити аппаратуру штучного дихання, але ми не дали цього зробити. Мiй-то iм саму нову iз Швецii... Ось тодi i впросила я Сергiя поiхати в лавру i помолитися за сина. На рiднiй матерi землi молитви до БОГА швидше доходять. А тут i Сергiйко простудився i в готелi злiг.
 - Дядя Володя, я же озвонила в их Киевскую скорую помощь, кричала в трубку: «Помогите!». А когда услышали, что я из России… 
Она на минутку замолчала… 
-Бессовестные! Назвали меня «Москалихой поханой» и добавили: «Пусть тебе твой Путин помогает!». 
Судорожно комкая белоснежный платок в руке и путая украинский с русским языком, Наташа продолжала: 
- Владимир Валентинович, мне так стало обидно… Прямо до слёз! Володя, моя ягодка в реанимации. Сережа слёг с температурой аж в тридцать девять с половиной. Я же ему талдычила всю жизнь про его горло и ледяное мороженое брикетами. И моему горю и помочь-то некому. Вы далеко за тридевять земель в Парижах своих. Когда еще прилетите! А тут она вот помощь нужна. Да и чего Вас беспокоить…, от дел отрывать. 
Сережа взял сигарету, и в тишине квартиры было слышно, как он её мнет пальцами. 
- Помню, как зажгла свечу перед иконой матушки БОГОРОДИЦЫ. Ноги подкосились, и с силой бухнулась на колени и завыла от бессилия в молитве о помощи. 
В глазах опять у Наташи появились слёзы. Мы, молча, сидели и слушали женскую исповедь, когда-то самой задорной и веселой хохлушки, а сейчас поседевшей  женщины.
 - Не поверите, Валентиныч! Стала я земные поклоны бить, просить прощения за совершенные и еще не совершенные грехи! А какие у меня грехи- то?! Картошку пережаривала! Вот сына и мужа не уберегла! Я же и грехов-то не совершала. Ведь ко всем с добротой и улыбкой, как мама завещала. За что меня так!? Бомжи и те Наташенькой кличут и порой,  оберегают меня от хулиганов за борщи мои для них стужей лютою. Мужу была верна всю жизнь, а как иначе-то! Ждала его из этого… Афганистана чёртова. Дождалась, и не было счастливей меня женщины тогда на всем белом свете. Да и сейчас я счастлива за Серёженькой своим, вот только Володю не уберегла. Грех мой великий… Мне надо было бы сесть тогда самой за руль. 
Наташа вздохнула тяжко и протяжно!
 - Одним словом, дала я слово и поклялась матушке БОГОРОДИЦЕ, что поцелую каждую икону во всем монастыре, каждый сантиметр пола перед чудотворной иконой Успения БОЖИЕЙ МАТЕРИ за выздоровление своих мужчин! 
Наташа в поклоне перекрестилась на образа.
 - Владимир Валентинович! Не помню, как до кровати добралась и рухнула убитой в сон. Да и сон-то был странным! В нём высокая и красивая женщина гладила меня по волосам, как маленькую девочку, которая сбила коленку в кровь и кричала от боли. Что-то шептала мне доброе и ласковое на ухо, от чего боль ушла, и осталось лишь чувство радости. А на утро меня разбудил Серёжа. Он тряс меня за плечо, вытирая слезы, кричал на ухо, что Володя в реанимации пришел в себя и первые его были слова: «Как мама?!». Попросил пить. Вот, Валентиныч! Такая скромная история. 
- Накинула я платок на голову и пошла в монастырь выполнять своё послушание перед матушкой БОГОРОДИЦЕЙ. 
В квартире серым покрывалом зависла тишина. Я засиделся поздним гостем у моего бывшего однополчанина, старшего лейтенанта Сергея Бронского. Давным-давно там, за «речкой», он был взводным у меня в разведбате. Служил достойно. При выходах «на войну» вёл себя обдуманно, но чуть бесшабашно и очень дерзко. Сколько я ему устных взысканий лепил на погоны у себя в командирской палатке… Аж не счесть, но победителей не судят. Да и удачлив был сорванец. Бойцы всего батальона мечтали попасть к нему во взвод, заваливали меня рапортами. И прозвище среди офицеров у него было соответствующим по состоянию его души: «Позитивчик!». Шуткой мог любого поднять и увлечь за собой, даже в атаку. Сережа выходил из всех ситуаций живым, невредимым, но и сохранял личный состав вверенного ему подразделения. Ни одного двухсотого. А дело в том, что даже после удачных выходов давал четыре часа на отдых бойцам, потом подъем и опять «гонял» учёбой, как «волков»-первогодков. Дороги с ним после Афгана разошлись. А тут, случайно, через столько лет и встретиться в одном городе! Волшебство, да и только. Я бы его не узнал! Вальяжный, импозантный и ужасно серьёзный; с такими же усами, как у меня, но шуток и прибауток на языке не убавилось. После объятий, от которых плечи заболели, он с ходу в лицо: « Товарищ майор, а помните, как Вы вытащили мой взвод с того поганого перевала?! Думал уже конец. До сих пор по ночам просыпаюсь в холодном поту. Всё отдаю команды по занятию круговой обороны». Он глубоко вздохнул и уже с улыбкой.
 - После того случая я поклялся Вашим именем назвать своего первенца. У меня теперь есть сын Владимир,Ваш тезка, товарищ майор! Или уже товарищ полковник?!». 
 Я промолчал. Приятно про сына! Про полковника не очень. Оказывается, Бронский уволился в девяностые из армии и зря время не терял: сделал бизнес на строительстве. Первый миллион сколотил лет пятнадцать назад. Для миллионера он был одет скромно, хотя чего ему пижонить?! Футболка, тертые джинсы, скромные кроссовки. Вот только тяга к дорогим машинам так и не выветрилась из его буйной головы. Рядом с тротуаром, где увиделись, заметил припаркованный скромный за пять «муликов» «кадилак». Вспомнил тот первый наш трофейный « Ниссан»… Как он вымаливал его у меня (взяли в первом караване). После того «японца» были и другие…, намного лучше. «Позитивчик» лично стрелял с СВД строго в боковое стекло, лишь бы не испортить презентабельный вид будущего своего транспорта, который можно было обменять на всё. 
Помню, зашли в бар и долго-долго сидели (он даже выключил постоянно звенящий надоедливый телефон)...Сидели, выпивали за встречу, смеялись, молчали, прижавшись плечом к плечу; поминали молодых пацанов-лейтенантов, бойцов, грустили о нашей той невозвратной молодости. Вот, во всех питейных заведениях я привык платить за себя и других, из уважения… А тут нашла коса на камень: рядились, кто оплатит счет. Даже дошло до слов: «Ты меня уважаешь?!». Улыбались..! 
 Ко времени нашей встречи он был женат на ослепительно красивой и веселой хохотушке хохлушке. Потом после повествования (не хотелось прерывать: заслушался) чуть ли не в поэме о красоте своей гарной дивчины попросил рассказать про мою семью. Я промолчал. Не было у меня семьи: не дождались из Афгана. А после вывода войск меня в смутное время внезапно со своим батальоном по тревоге в Чечню! Не до «романти-кэ» было. Мне тогда в это ельцинское время из сопливых пацанов надо было бойцов лепить да кормить их от пуза: на гражданке голодно было. Одним словом, грустная история. 
  Вспомнил,как любимая женщина твердила на ухо, накликая на меня беду, что доставят меня к ней грузом «двести» и она останется вдовой. Как слёзно просила отказаться от командировки в горную местность. Как пришел через три года к бывшей любимой с тростью, чуть заметно прихрамывая на правую ногу; … для посторонних глаз почти незаметно. Пришел в парадном кителе с двумя орденами «Красной звезды» и одной жёлтой нашивкой за ранение. Не ожидала та меня увидеть живым в холодной от душевной стужи квартиры. Я посмотрел ей в глаза и, не сказав ни слова, развернулся строго через левое плечо и ушёл опять в тепло родной казармы. 
А полковником (очень жаль) не стал лишь по одной причине: кинул графином с водой в сердцах и попал в лицо взяточнику, разбив ему нос. На то время он был моим командиром. Так и остался я служить с майорскими пагонами на плечах до убытия в отставку… 
Смешно вспомнить те эмоции. Сейчас бы я этого не сделал, хладнокровно расстрелял бы….
 Наташа, жена Сереги, дюже харная дивчина. С первого дня знакомства взяла меня под опеку и при любом удобном случае норовила накормить. Вот и сейчас она сидела за кухонным столом, подперев кулачком подбородочек. Русые волосы заплетены в косу. А та громадным питоном возлежала на плече. Белоснежная кожа лица цвета сметаны, прямой нос чуть с горбинкой. Соболиные брови. И вот… из-под них глаза, …как омут! Почему- то сегодня они смотрели на меня с сочувствием. Васильковый цвет глаз, как наше северное небо в июне, отражался от зеркальной стеклянной столешницы стола. Хозяйка с тоской наблюдала за мной, как я с остервенелой жадностью уминал за обе щёки её наваристый горячий борщ с пампушками. Ну, ужасно вкусно! Быстрый приём пищи - это моя отрицательная армейская привычка. Так и не смог устранить этот недостаток.
   Неожиданно тихо, почти шёпотом, Наташа произнесла: «Владимир Валентиныч, Вам нужно хозяйку в дом! Мы бы с ней подружились, научила её прихатовить настоящий наш добрый борщ с салом!». И тут же замолчала. 
 От такого поспешного замечания я поперхнулся. Перестал махать деревянной ложкой под усами. Уставился в глубину тарелки вкусноты красного бархата в задумчивости. Да уж, была у меня такая возможность совсем недавно «хозяйку» в дом. Даже в семью ввели… Но, увы! Не ожидал я, что меня выбросят из жизни, как фантик на заблеванный пол грязного подъезда. Да уж!
 Наташа белоснежным передником смахнула с очаровательных глаз крупинки слёз.
-  Ой, простите дюже, Валентиныч! Мне же Сережа всё рассказал!. 
Передник метнулся опять к щекам.
-Ой, звиняйте меня, Валентиныч, я же зашла к Вашей бывшей на страничку. 
 В удивлении глянул в глаза Сереже. Опустил ложку в тарелку, не хотелось ворошить прошлое. Да и не по мне слушать про женщину отрицательные отзывы, которую когда-то любил. И к своему сожалению сердце до сих пор грустит, да так, что  порой тоскует по ней, замирая и сбивая ритм: приходится с ним, как с маленьким малышом уговаривать остепениться. Сколько времени минуло с той последней встречи...Нехорошо! 
  А Наталья стрелой, боясь, что её перебьют, как трындычиха на базаре, затараторила. 
- Дядя Володя, по мне, всё-таки, она выглядит как дворняжка! И мужиков- то себе выбирает таких же: меньше Вас ростом, узких в плечах, не породистых, а так… из дворовых. Вы уж меня простите дуру, не утерпела. Вот, сказала… 
Отодвинул от себя тарелку и, было, хотел встать, чтобы прекратить прямую речь Наташи, как она скороговоркой «побежала» словами, будто по клавишам пальцами компьютерной «клавы»:
 - Валентиныч! А Вы же далеко не дворовый. Да, битый жизнью! Вон, глаза какие грустные. Но несломленный! По Вам сразу определишь, что Вы матерый серый волк. Волчара по жизни, с душой и шкурой в шрамах. Иной раз Вам в глаза страшно глянуть: так зыркните, аж до мурашек по позвонку. Страх ледяными пальцами душу гладит. Дюже боязно на душе становится от опасности. 
Потом  сделав  паузу выпалила.
-Дура Ваша бывшая баба! Такого мужика упустить из рук! 
 Тут Серёжа не выдержал, зашипел на Наталью змеей!
А Наталья, покраснев, как в сказке Морозко, закрыла передником очаровательные губы и вымолвила: «Молчу! Молчу!». Потом «промычала» на выдохе: «БОГА ради, Владимир Валентинович! Я же не со зла! В Вас же скрытая сила какая-то непонятная… стержнем, и каждая баба, даже незнакомая, что рядом с Вами стоит, чует её. Мне всю память на телефоне подруги эсэмэсками забили, просятся познакомить их с Вами. Молодые вумэн, которые сделали себя сами. Да ещё, ко всему и красавицы, хозяйки, умницы! Да и младше Вашей-то старухи на десять, а  то и на пятнадцать лет».
  В наступившей тишине яичница тихонько свербела на плоской поверхности чугуна сковородки посреди стола. Отдыхала от горячих рук приставучего противного огня. Томилась в ожидании нирваны. Встал из-за стола. 
На автомате потянулся за сигаретой в левый карман кителя. Забыл, что бросил курить уже лет двадцать тому назад. Молчал… Всё возвращался в мыслях к исповеди Наташеньки. Вспомнил отрывки из БИБЛИИ:
 - Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: «Помилуй нас, Иисус, сын Давидов!». 
-Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: «Веруете ли, что Я могу это сделать?». Они говорят Ему: «Ей, Господи!».
 - Тогда Он коснулся глаз их и сказал: «ПО ВЕРЕ ВАШЕЙ ДА И БУДЕТ ВАМ!».

 И ЕЩЁ Я ЗАВИДОВАЛ БЕЛОЙ ЗАВИСТЬЮ СВОЕМУ МЛАДШЕМУ ДРУГУ В ТОМ, ЧТО У НЕГО ЕСТЬ ТАКАЯ ВЕРНАЯ ЖЕНА...

© Copyright: Владимир Исаков, 2016
Свидетельство о публикации №216122300073