Розыгрыш

                                                     Р о з ы г р ы ш

           В  далекой уже моей молодости разыграли мы одного квасного патриота, который, как рассказывали мне товарищи-комсомольцы, на каждом собрании брал слово и, бия себя в белые груди маленькими кулачками, пытался убедить всех присутствующих, что жизнь нужно прожить так, как писал Николай Островский. Нужно горячо любить Родину, быть смелым, совершать только хорошие поступки.     Мои товарищи (да и я тоже) ничего не имели против замечательного писателя, и те строки, о которых говорил этот любитель-ментор, знали наизусть еще со школьной скамьи.  

Когда ребята, вернувшись с очередного комсомольского собрания, пожаловались,

что этот – назовем его – Патриот снова  "отличился", я предложил разыграть его.
          - А как?- заинтересовались ребята.
          - Вы говорили, что он любит выпить?
          - Не то слово,- рассмеялись они.
          - Вот от этого и будем плясать. Слушайте внимательно: "Место встречи изменить нельзя" все видели? Там есть сцена, когда Шарапова допрашивает "Горбатый". Давайте мы эту сцену воспроизведем в присутствии этого "радетеля". Я вам обещаю, что будет весело. Разбирайте роли, а я все срежиссирую.

          Надо сказать, что я  еще в школе участвовал в художественной самодеятельности, и кое-чего "нахватался", и вот подвернулся случай проверить свои силы на "большой сцене". Ребята согласи

лись, разобрали роли и по памяти, в общих чертах, восстановили монологи и диалоги. Мы догово

рились встретиться через неделю, а я тем временем подыщу подходящее помещение для "малины".
          На другой день я обратился к своему знакомому командиру оперативного комсомольского отряда дружинников (ОКОД) с просьбой посодействовать нашему мероприятию. Дело в том, что ОКОД размещался в полуподвальном помещении, имел две комнаты, разделенные небольшим коридорчиком, и - самое главное – там находилось старое-престарое пианино, на котором этот мой приятель недурно извлекал звуки. Я предложил ему роль Шарапова. Он неохотно, но согласился. Оставалось найти грим. Пришлось съездить в областной центр. Знакомые писатели свели меня с одним заслуженным артистом и тот, с пониманием выслушав меня, согласился помочь. Правда, только как гример.  Я привез его к себе, и он целую неделю рылся в своих двух больших чемоданах, неустанно комбинируя их содержимое. Последние два дня перед нашей общей встречей он жил в ОКОДе, проигрывая мизансцены в своем воображении. И когда мы все собрались, он только рассказал, как все должно происходить.

          Он заставил  "Шарапова" сесть за пианино и сыграть "Мурку", а потом что-нибудь из Моцарта. "Шарапов" его полностью удовлетворил, но встал вопрос, а кто сыграет "Аню"? И тут заслуженный артист расцвел в улыбке.
         - Я вам помогу. В вашем городе живет моя хорошая знакомая. Когда я в первый раз смотрел фильм "Место встречи изменить нельзя", я чуть не ахнул: та Аня вылитая Светлана. Ну, может чуть повыше ростом, но это не беда. Кто там будет измерять рост? Вот только как ее уговорить? Женщина она серьезная, и вроде замужем. Впрочем, надо ей позвонить.
         Он прошел к телефону, набрал номер. И о чудо! Светлана оказалась дома. Из их разговора стало понятно, что она рада его приезду, и требует, чтобы он немедленно ехал к ней.
         - А муж?- игриво спросил артист,- и тут же счастливо рассмеялся. – Ну, если объелся груш, я к твоим услугам.
        Он подмигнул нам и сказал, чтобы мы учили роли, разыгрывали мизансцены, а он отбывает, но завтра будет обязательно. И даже не один… В общем, через три дня мы были готовы к спектаклю. Даже интерьер сделали соответствующий. По плану нужна была хлебная машина, чтобы привезти  "Патриота"  в "малину".  Вызвался помочь командир ОКОДа: у него как раз на днях выходила из ремонта бывшая хлебовозка, переделанная на "Воронок". Белые халаты раздобыли у знакомых девчат с хлебокомбината, а остальное рванье нашлось у  каждого  в чуланах и в сараях.
         Первую репетицию сами же и сорвали из-за гомерического смеха над собой. Какие интересные мы были в костюмах и гриме. Как мы были не похожи на тех замечательных героев из фильма. 

 "Промокашка" до того залапал чье-то белое кашне, что его срочно пришлось стирать. "Шарапов" на репетиции часто сбивался, забывал ноты, жаловался на усталость, но мы с артистом были непрек

лонны,  и не отступили, пока игра на пианино не наладилась.
         "Карпуша", он же – "Горбатый", буквально давился смехом, когда говорил "Шарапову", что они его не больно зарежут.  Дело в том, что "Горбатого" играл брат его жены, которая была полновласт

ной владычицей в семье, и "Шарапову" частенько перепадало от нее на орехи. Когда он поздно приходил домой, объясняя это спецмероприятиями, дура-баба кричала, что было бы лучше, если б кто-нибудь из тех, кого они по ночам ловят, пырнул бы его ножом, или бы пулю в лоб закатил.  

Утром, конечно же, ластилась, старалась быть заботливой, но никогда не извинялась. Но это так, к слову.
          Остальные  "немногословные  артисты" особых нареканий не вызывали, а "Аня" вообще была на высоте. Она была безумно рада встрече со своим заслуженным артистом и играла свою роль само

забвенно и со всей серьезностью.  Глядя на нее, и нам захотелось играть по-настоящему.
         Приближалась суббота. Это был день, когда наша "жертва" ходила в ресторан, усаживалась в укромном месте и потихоньку пила горькую. Я взял на себя обязательство привезти "патриота" в "малину". Мы еще толком не представляли себе моей "роли", но я надеялся на экспромт. Это у меня получалось неплохо.
         Итак, наступила суббота. Еще с утра я договорился с метрдотелем, чтобы он зарезервировал столик на двоих в самом дальнем углу от сцены. Мне это обошлось в пятьдесят рублей, но, как гово

рится, искусство требует жертв, тем более – самодеятельное. Вечером я уже сидел за столиком и ждал "патриота", который вскоре появился отнюдь не трезвый. Метрдотель усадил его за мой столик, на котором уже стояли графин с водкой и легкая закуска.  Мой визави слегка поклонился мне и представился:
         - Виктор. Инженер.
         - Сеня,- сказал я в ответ,- вор.
         Глаза у Виктора на мгновение сделались квадратными, он растерянно похлопал себя по карма

нам и негромко спросил:
         - Шутка?
         - Шутка,- согласно кивнул я, и предложил выпить за знакомство.  После третьей рюмки его раз

везло. Это осложняло дело. Нам он  нужен был вменяемым, поэтому следующую рюмку я разбавил минералкой, а после пятой или шестой мой напарник пил уже чистую воду, совершенно не замечая этого. Я сходил к музыкантам и договорился, чтобы они после каждой песни играли фокстрот из фильма "Место встречи изменить нельзя". Это влетело мне еще в двадцать пять рублей.
          Услышав знакомую музыку, Виктор икнул и, махнув рукой, ткнул указательным пальцем куда-то в пол и гаркнул на весь ресторан:
          - Я сказал – "Горбатый"!
          Удача сама шла мне в руки.
          - Откуда Пахана знаешь?-  начал я импровизировать.
          - Какого Пахана? – недоуменно спросил он.
          Я придвинулся к нему.
          - Кончай гнилой базар. Я тебя еще днем срисовал, когда ты пас своего опера из МУРа. Оружие с собой? Руки на стол, руки на стол!
          Он торопливо положил пухленькие ручонки на край стола ладонями вверх, а я быстро обыскал его карманы и похлопал по спине. Его начало трясти так, что на столе зазвенела посуда.
          -Ты тоже из МУРа? Колись, падла, не то сейчас  "перышком" защекочу.
          Я взял с тарелки нож для сыра и показал ему. И вдруг  он  потерял сознание и обмяк. Это тоже было мне на руку. Взвалив "Патриота" на плечо, я черным ходом вышел из ресторана. На улице нас ждал "Воронок", и водитель помог мне погрузить тело в фургон, где валялись несколько хлебных лотков. "Молодец",- похвалил я командира ОКОДа, видно, сам вошел во вкус.

          С моря подул холодный ветер, стало сыпать снегом, который громко стучал по крыше фургона. "Патриот" вдруг очнулся.
          - Где я?- спросил он сдавленным голосом.
          - В надежных руках.
          - А куда мы едем?
          - К твоему дружку.
          - К какому?
          - А к тому оперу, который про Аню выспрашивал.
          - Да что происходит?- с надрывом закричал "Патриот".
          - Чего шумишь?- нарочито ласково сказал я,- все равно никто не услышит.  А твои муровцы даже не знают, где ты и твой мусорок. Так что сиди тихо и готовься правдиво все рассказать "Пахану". Он у нас мужик справедливый, но не любит, когда ему врут. Сразу ножичком по горлу – чик.
          - Какой "Пахан", что ты несешь?- кричал "Патриот", весь дрожа то ли от холода, то ли от страха,- какой "Пахан".
          - Скоро узнаешь,- деланно-равнодушно ответил я. Очень скоро.
          Водитель, по нашему уговору, пропетлял по городу и дал условный знак, что мы подъезжаем к ОКОДу.
          - Ну, вот мы и приехали,- похлопал я по плечу "Патриота",- постарайся быть умницей, а пока извини – глаза я тебе завяжу. Ну, не дергайся, для тебя же стараюсь. Меньше знаешь – крепче спишь. А вдруг ты не мусорок, а честный фраер? Мы фраеров не убиваем. Ты кто - мусорок или фраер?
          - Я – инженер,- залопотал "Патриот",- я – комсомолец. У меня жена, дети. Я ни в чем не вино

ват.
          Он разрыдался.
          - Разберемся,- сказал я и завязал ему его шарфом глаза. Машина остановилась, дверцы отво

рились, и мы с водителем вытащили "Патриота", на руках отнесли его в "малину" и посадили на стул в угол. Я дал отмашку и спектакль начался.
          - Ну-ну,- начал "Горбатый", обращаясь к "Шарапову",- пой дальше. Пока у тебя получается.
И "Шарапов залился монологом о своем  папашке, о машине, о тюрьме. О том, что он музыкант и так далее.

           Я тем временем снял с "Патриота" шарф, и он с широко раскрытыми  немигающими глазами стал "въезжать в ситуацию. Ребята постарались на славу. Антураж был почти один к одному. Правда, кроватей не было, но их видимость представляла занавеска, прикрывающая противоположный угол комнаты. На столе, среди настоящей выпивки и закусок, возвышалась керосиновая семилинейная лампа, добавляющая реальности всему происходящему.

          Наш "Патриот" потихоньку сходил с ума. Он вдруг встал на колени и начал молиться. Это не входило в наши планы. Спас положение "Горбатый".
          - Ану, подожди-ка,- остановил он "Шарапова",- потом допоешь. – Кого ты привел?- спросил он меня.
          Это было почти по сценарию, и я бодро ответил:
          - Товарищ его,- кивнул я в сторону "Шарапова",- тоже мусорок. Пас своего дружка, пока он про Аню разнюхивал.
          - Не знаю я его,- закричал "Шарапов",- может, он и мусорок, но я здесь ни при чем.  Может, он за мной следил, когда меня из тюрьмы выпустили, чтобы навести на вас, но я не причем, говорю вам!
          Хорошо играл командир ОКОДа.  Молодец! Дома бы так с женой разговаривал…
          - А мы сейчас его самого спросим,- сказал "Горбатый",- Ану, поднимите его.
          Я поднял "Патриота" с колен и подтащил к "Пахану".
- Ну,- приторно - ласково начал он,- правду будешь говорить? Мы правду любим. А за неправду мы наказываем. Но ты не бойся, мы тебя не больно зарежем.
          Было видно, что "Патриот" поверил, что он действительно оказался в "малине" у "Горбатого", и все, что он когда-то видел в кино, оказалось реальностью.  Он стал ощущать себя в ТОМ времени. Он снова упал на колени и стал горячо доказывать, что он случайный человек. Он инженер, комсомолец, что у него жена и дети, и что он никогда не был в МУРе.  Он плакал, повизгивал, размазывал по лицу сопли. Вот-вот и начнется истерика.  "Горбатый" почувствовал это и прекратил допрос.
        - Ну, хорошо,- снисходительно сказал он,- отдохни, потом поговорим. А ты,- повернулся он к "Шарапову", расскажи-ка нам про Фокса.
       Тут последовал длинный монолог, который прервала "Аня", постукивая по клавише пианино. "Горбатый приказал "Шарапову" поиграть.
       - Женское сердце не обманешь,- сказал он и широко улыбнулся.
       Грим у всех артистов был потрясающим, настолько они походили на наших любимцев.

"Промокашка", для большей убедительности, держал за голенищем сапога длинный и широкий нож, каким  хозяйки обычно шинкуют капусту. Он то вытягивал его, то снова засовывал, красноречиво поглядывая на  "Патриота", который закатывал глаза, бился мелкой дрожью и спасительно погля

дывал на "Шарапова", ибо видел в нем своего спасителя.
       "Шарапов" сел за пианино, выдержал паузу и заиграл "Аппассионату"  Моцарта. Играл вдохно

венно, здорово. Все заслушались. Я толкнул "Промокашку", который, очнувшись, вошел в игру.
        - Ха!- крикнул он, кривляясь,- так и я смогу.
        - А что же сыграть?- почти искренне спросил "Шарапов".
        - "Мурку"! - выкрикнул фальцетом "Промокашка" и взглянул на меня. Я одобрительно кивнул, и "Шарапов" стал играть.

        В общем, все шло как надо. "Шарапов" еще раз рассказал легенду про Фокса, и все стали держать совет. Когда дошли до места, где "Горбатый" приказывает "Шарапову" идти с ними, тот превзошел  все мои ожидания. Сцена отказа и торга прошла безукоризненно. Сошлись на двадцати тысячах, после чего "Горбатый" ткнул пальцем в "Патриота".
        - Ты тоже пойдешь с нами.
        - Да вы с ума сошли,- завопил тот,- там же засада!
        Вот этого никто не ожидал. Спас ситуацию опять "Горбатый".
        - Какая засада?- ласково спросил он.
        - Там Жеглов вас ждет с ментами. Вы только сунетесь в подвал, они свет выключат, а он – Шарапов – спрячется в каморку. Там на ее двери будет фотография его девушки – Синичкиной. Там вас всех и повяжут. А Жеглов застрелит вот этого,- кивнул он в сторону "Левкина",- он попытается бежать, ну Жеглов его и застрелит. А они с Шараповым вместе воевали, и поэтому он – Левкин – сидит и молчит, дружка выгораживает. А я умирать не хочу.
        Наступило молчание. Такого никто не предвидел. Спектакль заканчивался.
        - А ты откуда все это знаешь?- снова стал я импровизировать. – Вот ты и попался, инженер-комсомолец. Мусорок ты. А что предупредил – спасибо.
        - Карпуша,- подыграла мне "Аня", я же сердцем чуяла, что врет он, - показала на "Шарапова".
        - Да,- осклабился "Горбатый",- чуть не провели старика. А я уже было хотел поднимать вас на святое дело – друга из беды выручать, а оно вон как вышло. Ну что ж, будем резать больно. 

 "Промокашка"! Привести приговор в исполнение.
         "Промокашка" со зловещей улыбкой медленно вытянул нож из-за голенища и замер, не зная, что же делать дальше.
          Спектакль был скомкан.
          "Патриот" опять уже был на коленях и с завыванием доказывал, что  он не  мусор, а знает о
засаде, потому что просто знает.  Он действительно поверил в реальность ТОГО времени, но не мог понять, как это произошло.
          "Аня" вдруг подошла к "Патриоту", попросила меня поднять его, и со всего размаху влепила ему пощечину, после которой он снова потерял сознание.
          - Все, ребята,- сказал я,- помогите отнести  его в машину.
          Мы быстренько отвезли "Патриота" к ресторану, посадили на скамейку. Хотели привести в чувство, но я остановил.
          - Сам очнется, а мы проследим.
          Минут через десять "Патриот" зашевелился, пришел в себя, вскочил со скамейки, стал ози

раться, но  морозная улица была пуста.

           Шел третий час ночи. Снег пошел крупнее, потом повалил хлопьями. Сориентировавшись, "Патриот" засеменил к своему дому, а мы, вернувшись в "малину", стали отмечать рождение и смерть нашего спектакля.
           На душе у всех было муторно…
           Где-то через месяц  ребята пригласили меня на их комсомольское собрание. Одним из воп

росов повестки дня был вопрос о патриотическом воспитании молодежи. Докладчиком был наш "Патриот". Он с умным видом ждал объявления своей очереди, и когда председательствующий начал объявлять его выход, предваряя доклад сакраментальным:
            - А теперь…
            Он сделал паузу, чтобы привлечь внимание, и хотел, было сказать, что слово предоставляется такому-то, меня как кто подтолкнул, и я, заполняя паузу, вдруг гаркнул голосом Жеглова:
            - Горбатый!
            Нашего "Патриота" подкинуло с места, он заметался по залу, и сломя голову кинулся вон. Наш гомерический смех был подхвачен всеми, даже председательствующий так зашелся смехом, что несколько раз стукнулся лбом об стол, и добавил  комсомольцам еще несколько минут уже здоро

вого, очищающего  гогота. Мы были вознаграждены, и, картинно кланяясь присутствующим, поки

нули собрание.
           А "Патриота" с того времени стали звать "Горбатым", но он на это не отзывался, однако на всех последующих комсомольских собраниях сидел молча.
           Но немного запоздалая развязка нашего спектакля удовлетворила всех. Наш заслуженный артист и "Аня" поженились, и, по моим сведениям, живут вместе до сих пор.  
           Совет им да любовь!