Кое-что о Билли, часть третья... или прелести режима управляемой демократии

Игорь Альмечитов
 
 
 
 
Кое-что о Билли, часть третья...
или прелести режима управляемой демократии
 
 
 
 
Говорят, время не щадит никого и ничто. Оспаривать это бессмысленно, как и любое очевидное утверждение. Все это верно в плане философском и физическом... на достаточно длительных этапах мировой истории, включая и долгие периоды в каждой отдельной человеческой жизни.
 
Но в редких случаях, даже на относительно растянутых по времени участках личной истории отдельного человека, время словно бы застывает, а подчас, кажется, даже поворачивает вспять...
 
Что-то подобное произошло и с Билли… с тем самым Билли, о котором мы уже писали, существом, в принципе, далеко не глупым, но бестолковым в житейском плане, чудовищно ленивым и совершенно безвредным для всего, что несъедобно.
 
У Билли, как в истории с Бенджамином Баттоном, процесс морального развития, казалось, изменил направление на диаметрально противоположное. Взрослея физически, морально Билли все больше погружался в инфантилизм, становясь в свои сорок с маленьким хвостиком лет, все более схожим со среднестатистическим пятнадцатилетним подростком. Даже положение иждивенца, Билли все более воспринимал, как данность, пока и сам не начал требовать к себе все большего внимания, а также гарантий социальной и ежедневной пищевой стабильности от своей дамы… желудка. Откровенно «садясь на шею», как делают часто подростки в своем переходном возрасте.
 
Но об этом чуть позже, а пока вернемся все к тому же Билли, которого каждый прошедший год все более закалял и убеждал в том, что счастливо можно прожить свою жизнь и не работая, более того, принципиально не беря на себя вообще никаких обязательств.
 
Как у птицы небесной... переведенной на положение домашнего перекормленного питомца...
 
Увы, как и раньше, в жизни Билли, так и не произошло никаких кардинальных изменений, которые могли бы поколебать его отсутствующую социальную позицию. Он не совершил ни одного подвига, которых, впрочем, от него никто уже и не ждал, он так и не смог заставить себя «сесть за производство» скульптурных композиций и даже не изменил ровным счетом ничего в своем ежедневном графике прожигания жизни: еженощный сон начинался далеко заполночь и продолжался до обеда. По пробуждении его ждал плотный завтрак, переходящий в обед. Второй — облегченный — обед съедался в антикварном магазине, где его также угощали во время ежедневных — без исключения — визитов. И, наконец, ежевечерний ужин у Большого Брата, который плавно переходил в дополнительный ужин перед сном у себя дома... ужин, заблаговременно приготовленный дамой желудка и доставляемый ей же к Билли, уже на ночь глядя. За чем следовало сидение в интернете на форумах по обсуждению невнятного вида «реликвий» времен обоих мировых войн иногда до самого утра. «Скульптура коня» все так же пылилась в углу объемного по площади стола уже второй год и так же бессистемно передвигалась с места на место, когда мешала рассматриванию и чистке ржавого антиквариата.
 
Впрочем кое-что все же изменилось. С тех пор, как мы расстались с Билли в предыдущей части повествования о нем, прошло довольно много времени: как художник своего дела, а именно, как профессиональный иждивенец, Билли сумел прожить в положении субсидируемого безделья еще несколько месяцев, одновременно, теряя даже те немногие иллюзорные «крохи» свободы, которые у него еще оставались от прежней пусть полуголодной, но все же беспечной и насыщенной разноплановыми эмоциями и встречами жизни. Кроме того, с того времени в его “антикварной” коллекции, добываемой и пополняемой все с большим трудом, появились штыковая лопата с немецким клеймом сорок какого-то года, крышка от металлической бочки из-под авиационного топлива с немецкими же клеймами, насквозь проеденные ржавчиной ножны от якобы кортика Люфтваффе и еще несколько безделиц, понятных и признаваемых разве что такими же безумными энтузиастами собирателями.
 
В личной жизни Билли также почти ничего не изменилось. Билли с дамой его желудка, она же – Большой Брат, контролирующая подавляющую часть его душевной территории и его же желудка, как-то незаметно стали притираться друг к другу. И, хотя, подозрений Билли в изменах стало не меньше, как и истерик, но качество их и острота заметно поубавились.
 
Для закрепления мягкой диктатуры на завоеванных в свое время территориях, Большой Брат ввел режим управляемой демократии, что, впрочем, не отменяло режима «железного занавеса» на границах свежеобразованной административной единицы или «ячейки общества». Граница все так же была под неусыпным надзором Большого Брата и любые попытки «контрабанды» извне, либо попытки вырваться за пределы «территории безбрежного семейного счастья» предпринимаемые самим Билли, жестко пресекались привычными обвинениями в неблагонадежности и истериками.
 
Классическим коллекционированием антиквариата то, как, где и что собирал Билли, назвать можно было лишь с большой натяжкой. Посему, увлечение собирательством в симбиозе с характером Билли не могло остаться просто неким банальным хобби. Помимо поиска невнятного вида вещей на развалах и в антикварных, Билли и самому захотелось играть «первую скрипку» в этом процессе. И Билли решил копать. В прямом смысле. Иными словами, стать «черным копателем».
 
Хотя, эпитет «черный копатель» и здесь будет не совсем верным. «Черные копатели» беспринципно и, не гнушаясь ничем, раскапывали могилы в местах боев и массовых захоронений, в попытке отыскать хоть что-то, что представляет собой материальную  ценность и просто перепродать найденные вещи. Вопрос здесь стоял не более, чем в финансовой выгоде.
 
Билли же... просто копал. Быть беспринципным мешали не только и не столько жизненные установки и воспитание, но и лень, а также полное отсутствие профильных результатов раскопок, более того, отсутствие выводов, до которых он никогда не снисходил, чтобы сделать их по факту отсутствия все тех же результатов и подкорректировать свежевыбранный жизненный курс.
 
Билли копал, не сверяясь с историческими источниками, картами боевых действий и мемуарами. Выезжал за город и копал по наитию там, где, как ему казалось, в рамках Второй Мировой войны проходили ожесточенные бои. Его вдохновлял сам процесс и безбрежные возможности пополнить свою коллекцию чем угодно... без какой-либо платы за пополнение.
 
Как и прочее в его жизни, процесс копания был бессистемным и нелогичным. Важны были причастность и процесс самоудовлетворения. Вполне естественно, что и данный подход был обречен на почти полное отсутствие результатов. Под «почти» в его деятельности понималось все же наличие ржавого металлолома, никоим образом не связанного со Второй Мировой войной, который просто сдавался в лом, часто даже не окупая затрат на горючее для автомобиля. Но Билли не особенно и переживал по этому поводу, поскольку бензин ему, хоть и изредка, но все же заливался силами и средствами Большого Брата, да, и ездил он на раскопки часто не на своей машине, а удовлетворение, которое он получал от причастности, нельзя было купить вообще ни за какие деньги. 
 
Вполне естественно, что каждый ищет братьев по разуму. Братья по глупости находятся сами... точнее, в случае с Билли такого «брата», естественно, с иронией, можно былом обозначить более мягким и более звучным термином — «братом по оружию».
 
В гаражном кооперативе, где у Билли была скульптурная мастерская, она же гараж и она же склад невнятного вида проржавевших предметов, у него нашелся сообщник. Он же помощник, он же духовный лидер, когда дело касалось того, когда и куда ехать и, соответственно, куда и за сколько сдавать ржавый металлический лом.
 
Опять же, у подобного персонажа не могло не быть и уникального имени, которое дал ему сам Билли. Звали его «Камрад». На некий условно немецко-фашистский лад. Раз дело касалось раскопок, связанных со временем Второй Мировой войны и особенно возможностью найти что-то из «реликвий» Третьего Рейха, то у подобного персонажа и не могло быть иного имени. А, если и могло, то, думается, оно бы не сильно отличалось о того, каким его окрестил Билли.
 
Условное «духовное лидерство» Камрада объяснялось такими же банальными причинами, как и прочее в жизни Билли. Ехать куда-либо одному Билли было... лень. В отсутствии компании для раскопок, Билли предавался только мечтательному планированию поездок. Мечты были связаны с поездками в Севастополь, под Волгоград и прочие места боевой славы, где частотность боевых действий была настолько плотной, что возможности найти что-либо интересное, увеличивались с геометрической прогрессией. По крайней мере, по мнению Билли. Вторая причина состояла в наличии у Камрада металлоискателя, что автоматически ставило Билли в зависимое положение.
 
Планирование поездок к местам воинской славы так и не перешло в активную фазу. Как и планирование поездок за границу со мной несколько лет назад — в Бразилию, Испанию и Португалию, с Камрадом у Билли история повторялась с точностью...ну, скажем, процентов до восьмидесяти. Разница была в том, что сам Камрад, судя по всему, и не горел никакими отдаленными поездками. И в рамках городской черты дел у него было более, чем достаточно — металлолома и здесь было возить-не перевозить в пункты приемки, потому планы Билли по поездкам в дальние края оставались чем-то вроде мечтаний о дальних странствиях романтичного подростка.
 
И, тем не менее, все же не стоит сводить Билли до роли полного социального овоща. Не смог бы стопроцентный овощ самостоятельно найти кормовую базу и осесть в ней на долгие месяцы, как Билли был бы не Билли, если бы не смог привить Камраду, пусть и минимальный, но интерес не просто к металлолому, которым до того безразборно интересовался Камрад, но к «металлолому историческому».
 
Таким образом, искать ржавые реликвии они стали вместе, не забывая, по требованию, Камрада, собирать весь металлолом, попадающийся при раскопках и сдавать его в пункты приемки цветных и не очень металлов.
 
Билли не тяготили ни погодные условия, ни тяжести, которые они перетаскивали вместе, ни то, что Камраду доставались почти все деньги за сданный металлолом. Билли и здесь был верен себе, оставаясь художником своего дела — просто горя платонической страстью «к искусству ради искусства» и надеясь когда-нибудь лично выкопать немецкий рыцарский крест второй степени.
 
Тяготило его только отсутствие металлоискателя. О чем он неоднократно прямо и косвенно намекал Большому Брату. Намеки, надо отдать должное Билли, были системными, ежедневными и целенаправленными. И Большой Брат сдался в очередной раз.
 
Откуда у Большого Брата появлялись деньги, было неясно никому, но только Билли предпочитал вообще не задумываться об этом. То ли «сусеки» оказались намного бездоннее, чем казалось на первый взгляд, то ли на страсти Билли тратились уже и остатки денег за ее проданную квартиру, а также включительно и алименты, предназначавшиеся для детей Большого Брата, но средства на прихоти Билли, в конце концов, все же находились. И находились почти всегда.
 
К некой очередной формальной дате — чтобы не затягивать с подарком и не видеть долго кислое лицо Билли — был приобретен металлоискатель. Естественно, за сумму, которая зашкаливала за разумную цифру. Но Билли был неумолим и настоял именно на этой модели. А получив подарок, он вздохнул, наконец, с облегчением и пару раз опробовал его работу «в полях» — один раз с Камрадом, второй раз с дамой желудка. После чего протер металлоискатель, сложил его в заводскую упаковку... и больше им не пользовался, чтобы «не портить хорошую вещь».
 
Дама желудка не то, чтобы поддерживала Билли в его начинаниях и одобряла подобный подход к ежедневному расписанию жизни, включая и поездки на раскопки по три-четыре раза в неделю, но и не мешала Билли, плавно и незаметно переводя их в разряд относительных побед, которыми она все больше завоевывала желудок и душевное расположение Билли. Все же ковыряние в земле было лучше, чем затраты моральных и физических сил, которые она тратила на «отстрел» всех соперниц из предыдущих и потенциально новых «призывов», которые так ли иначе не могли угомониться и постоянно то и дело появлялись в жизни Билли. Появлялись, естественно, в ее воспаленном собственническим инстинктом воображении.
 
Изредка просто знакомые женского пола звонили или писали Билли по нейтральным вопросам. Большому же Брату казалось, что все они имели виды на Билли и все они без разбора прощупывали почву и подкапывались под прочный фундамент «территории их  безбрежного семейного счастья».
 
Как и следовало ожидать, все это отражалось на Билли — после каждого такого звонка следовали серии истерик и бессонные ночи, которые Билли в его уже умиротворенном состоянии выносить было сложно. За серией истерик следовали уверения в любви и преданности «до гроба». Далее Большой Брат требовал таких же уверений от Билли. Билли, пытаясь быстрее лечь спать, давал их в любом виде и любом количестве, как того и требовал Большой Брат. Но ей этого было мало — одно и то же повторялось по второму, третьему кругу, пока Билли не сдавался окончательно и не просил пощады.
 
Под утро все успокаивалось, слезы просыхали, сил на дальнейшие истерики у дамы желудка без дополнительной подзарядки уже не оставалось, и они мирно встречали утро в постели. Постель подразумевалась именно в первичном и основном смысле, а не переносном: речи о сексе в большинстве случаев даже не шло — Большой Брат метался из кухни в комнату, принося Билли то кашу, то сырники, то кофе, то суп, то салаты, то что-либо недоеденное с предыдущего дня, причем последовательности в приносе блюд не было — Билли нравилось просто кушать, лежа в кровати и смотря телевизор. Что именно и в каком порядке, было неважно. После чего он ложился спать и мирно спал до обеда, пока дама желудка готовила пищу насущную на весь день, а потом, не будя Билли, бежала в хорошем расположении духа кормить детей и кошек.
 
Во время совместных прогулок или посещений торговых центров, Билли, как весенний цветок подпитывается солнечными лучами, подпитывался случайными взглядами незнакомых девушек, надувая грудь и незаметно улыбаясь случайным взглядам и улыбкам. Естественно, Большой Брат все это замечал и чувствовал. На время Большой Брат замыкался и умолкал, готовясь к новой серии атак на «неблагодарного импотента». Но, замыкался Большой Брат, вполне естественно, ненадолго. Достаточно было добраться до дома, и Билли получал очередную порцию истерик...
 
Чтобы распугать остатки вражеской армии соперниц или, что будет более точно — собственных демонов, одолевавших ее в этом, вечно насущном вопросе, под фотографией обобщенного семейного счастья с обнимающимися людьми на картинке, в ее анкетах в социальных сетях, появились стихи.
 
Стихи, а лучше сказать — попытки рифмы, были сочинены самостоятельно. «Совет мой тем, кто любит лезть в чужие семьи и ворошит семейное гнездо: не суйся в то, что не тобой создали, а лучше создавай и береги СВОЁ!»
 
Как часто случается с людьми, плохо владеющими языком и неожиданно, под влиянием стресса выведенными из привычной зоны комфорта, что с дамой желудка случалось с завидной периодичностью, ее потянуло на стихи. Судя по написанному, ей, очевидно, казалось, что поэтические средства наиболее действенно и болезненно утрут нос соперницам, более того, ирония и сарказм, выраженные рифмой убьют оппоненток наповал. Дама желудка не учла самого важного — отсутствия собственных талантов в стихотворчестве. Опыт стихосложения оказался, мягко говоря, куцым. Не говоря о банальности рифм, даже при поверхностном взгляде фраза «не суйся в то, что не тобой создали» пугала отсутствием логики.  Очередная фраза в ее исполнении «упавшая стремительным домкратом» полностью растеряла смысл в процессе «падения». Не вдумываясь в написанное, Большой Брат перепутал грамматически субъект с объектом, как и грамматические залоги в родном... но не близком языке.
 
Некая условная “тобой”, к которой обращалась дама желудка, была одной из последних и самых упорных поклонниц Билли, с аналогичными даме желудка клиническими инстинктами завоевательства и собственничества, которая никак не могла угомониться и выступала здесь, судя по всему, в роли, строительного инструмента вроде лопаты или мастерка, от использования которых вовремя отказались при строительстве небоскреба семейного счастья “СВОЁ”. По крайне мере, именно так это и читалось в сомнительном подобии четырехстопного ямба дамы желудка, нежданно-негаданно обнаружившей в себе зачатки поэтического дарования…
 
Вообще в политике захвата жизненного пространства Билли, дама желудка руководствовалась простым народным средством: стерпится — слюбится. Билли повсеместно лишался любых эмоций и ситуаций, которые могли бы помешать строительству идеального семейного очага. Но, как и в любом тоталитарном режиме, закамуфлированном под идеальное человеческое общежитие, гегемону где-то надо было спускать пар. И Большой Брат оставил для Билли несколько узких и зафиксированных четкими границами коридоров для выпуска лишних страстей и эмоций. Что называется, было выбрано меньшее... но контролируемое зло.
 
В активе Билли оставили автотему, поскольку появившиеся у него недавно водительские навыки иногда требовались и Большому Брату, когда приходилось отвозить куда-либо ее детей, либо привозить их обратно, либо планировать поездки «всей семьей». Тема антиквариата также подпитывалась и культивировалась и, хотя, была очень зыбкой, так как давала Билли возможность маневра и встреч с людьми, которые Большим Братом не контролировались. Но и эта тема также была оставлена, как основной канал спуска пара и набора вдохновения. Оставлена была и возможность заниматься физкультурой — играть по три-четыре раза в неделю в волейбол и футбол, главным образом, потому, что кроме особей мужского пола, женщины там почти не появлялись. А также были приобретены два абонемента в фитнес клуб, чтобы ходить туда вместе. И, хотя, походы туда Большому Брату лично не требовались, но обоюдное посещение заведений рождало иллюзию совместного физического совершенствования, где формулировка «совместное» была превалирующей. По факту, совместное физическое совершенствование заключалось только в посещении сауны и джакузи, ибо на посещении джакузи в фитнес клубе, вся спортивность Большого Брата и заканчивалась.
 
Кроме того, железная хватка Большого Брата пока еще не добралась до общения с его друзьями. Либо дама желудка оставила эту тему напоследок, решив пока не вторгаться в святая святых и опасаясь открытого бунта Билли из-за очередного аншлюса его исторически исконных территорий.
 
Естественно, перед тем, как отпустить Билли на все четыре контролируемые стороны, дама желудка не однажды посетила и “родной” антикварный Билли, и секции футбола и волейбола, чтобы убедиться, что ее не ожидает там мина замедленного действия в лице потенциальных соперниц. В фитнес клуб она отпустила его сразу без проверок… и каждый раз сопровождала навязчивой тенью.
 
Первое время Билли, естественно, маялся постоянным наличием дамы желудка рядом с собой, особенно в сауне фитнес клуба, где приходилось раздеваться до пляжно-исподнего, и где дама желудка проигрывала абсолютно всем своими некондиционными формами. Лишь только “на горизонте” появлялась очередная спортивная женская фигурка, как Билли расправлял плечи, незаметно отодвигался от дамы желудка и…  делал вид, что в клуб он пришел один. Познакомиться с девушкой у него все равно бы не получилось из-за постоянного тотального контроля, так что в случае Билли срабатывал некий рефлекторный механизм альфа-самца, заложенный в подкорку его подсознания нашими далекими предками. Естественно, дама желудка все это видела и чувствовала. Дома Билли получал очередную порцию истерик и обвинений в предполагаемой неверности.
 
Как натура нервическая и часто непоследовательная, дама желудка также пыталась подстроить реальность под свои персональные требования. Ее психологические комплексы постоянно подпитывались потенциальной неблагонадежностью Билли, как самца еще не до конца прирученного. Сравнения проводились постоянно и повсеместно. Там, где она проигрывала потенциальным соперницам физически, она упирала на глубину и открытость собственной души и то, что уже положила многие месяцы своей нелегкой жизни на алтарь любви Билли. Между строк о любви читалось, что теперь с живого Билли она не слезет, но Билли между строк читать не любил, как не любил вообще задумываться о любых надвигающихся проблемах. Там, где она условно-сравнительно проигрывала в интеллектуальной сфере, она также упирала на глубину и открытость собственной души. Там, где она гипотетически проигрывала в социально-материальной сфере, дама желудка… также упирала на глубину и открытость души, которая разрывалась от любви к Билли.
 
Судя по всему, во всем этом была характерная история для людей дряблых физически и неуверенных в себе – к месту и не к месту приводить в пример собственную мятущуюся душу и оправдывать наличием “любящей души”, которая всегда и везде может заменить неказистое тело, лень и нежелание “оторваться от дивана”.
 
Естественно, сравнения эти рождались только в ее воспаленном ревностью к Билли мозгу, но систематически выплескивались всем на обозрение в виде навязчивых звонков знакомым Билли и бесконечному ряду пафосно-елейных фотографий в социальных сетях с такими же пафосно-елейными подписями под фотографиями.
 
После особенно ожесточенных битв с Билли за оккупацию остатков территории его свободы, с истериками, слезами и обвинениями “неблагодарного немытого импотента” в отсутствии такой же объемной и громоздкой любви к ней, в ее анкетах в социальных сетях, как грибы после дождя, появлялись новые цитаты из прочитанных когда-то любовных романов, надерганные из глубин памяти своего же распаленного псевдостраданиями мозга. “ - Ты всегда такая влюбленная, как тебе это удается? Неужели в семье все так гладко? - Не всегда, но я предпочитаю терять голову от любви, чем искать предлоги для ненависти”.
 
Как ни странно, но чем спокойнее все становилось в жизни Билли, все более равнодушно взирающему на захват исконных территорий, тем подозрительнее становилась дама желудка и тем сильнее “теряла голову от любви”. Логика ее была проста – если Билли сдался на милость ей, не найдется ли соперница не менее упорная, которой, уже почти усмиренный Билли, сдастся совсем безропотно.
 
При разговорах о Билли, мы не могли сдержать улыбок. Виртуальные ставки росли и были, как ни странно, диаметрально противоположными. Кузен Ави считал, что Билли потерян окончательно и бесповоротно, покоренный бурной стихией своего вечно голодного желудка. И даже в случае прекращения кормежки, он уже не уйдет от этой дамы желудка ни к какой другой, так как никто больше не сможет до такой степени поощрять и культивировать его праздное существование. Сэр Персиваль, наоборот, говорил, что все закончится тогда, когда у Большого Брата закончатся деньги и кормовая база оскудеет. После чего Билли опять уйдет в свободное плавание к новым изобилующим пищей берегам.
 
Но пока рука дающего не оскудевала, и желудок принимающего работал исправно, все продолжалось в привычном вялотекущем режиме ежедневного графика Билли.
 
Очередным достижением Большого Брата было то, что весь информационный поток или информационная подпитка Билли, не считая совместного просмотра телевизионных кабельных каналов, шли исключительно от Большого Брата. Подруги якобы завидовали тому, какой у нее “красивый и стройный мужчина” и “как ей повезло, что она встретила его”, родственники Большого Брата единодушно соглашались, что они “идеальная пара” и тому подобное. Скрытые и навязчиво открытые комплименты сыпались на Билли ежедневно, создавая иллюзию новой и счастливой реальности, где все земные и небесные тела вращаются исключительно вокруг одного основного светила.
 
На наши упорные вопросы – слышал ли что-либо Билли своими ушами из бурного потока панегириков в свой адрес, он, нехотя, отвечал, что своими ушами ничего подобного не слышал, так как говорилось все это лично и приватно даме желудка, чтобы не смущать “почти идеального мужчину” и чтобы “он не испортился от похвал”.
 
Ленивый и уже давно испорченный ленью и бездельем, Билли легко и непринужденно покупался на поток лести из одного ненадежного источника и принимал сказочно-виртуальную реальность Большого Брата за чистую монету.
 
Любовные романы и брошюры по завоеванию мужчин, которых дама желудка перечитала немало, требовали создать для покорения мужчины сказку, и сказка была создана. Билли же в силу отсутствия аналитического мышления, сомнению ничего не подвергал и “купался в лучах персонального вечно греющего солнца”.
 
Судя по всему, Большому Брату были неважны творческие устремления Билли, как неважны были перспективы и высоты, которых он мог бы достичь, будучи ежедневно пинаемым женщиной более требовательной. Даме желудка требовалось всего лишь ощущение общественного признания, что она не одна, а с любимым питомцем, обладание всеми частями тела и всеми душевными стремлениями Билли, причем неважно на стадии уже одноклеточного или все еще многоклеточного организма на тот момент будет находиться ее избранник… он же жертва ее комплексов. А чтобы контролировать стремления, количество их было сведено до абсолютного минимума. Билли получал то, что хотел, слышал то, что хотел слышать о себе, спал, сколько хотел и с каждым уходящим месяцем, все меньше хотел что-либо делать в жизни… но при этом страдал от отсутствия денег вполне искренне и бурно выражал свое негодование по причине их отсутствия…
 
Соответственно, у всех сторонних наблюдателей возникал вопрос – когда же к Большому Брату вернется обратно этот давно запущенный бумеранг и насколько сильно зацепит ее саму при возвращении.
 
 
 
 
Хотя ритм и расписание “семейной жизни” Билли почти полностью устоялись под неусыпным надзором Большого Брата, тем не менее, отдельными, часто спорадическими поступками уже сам Билли неосознанно ломал долгие месяцы построения витиеватых комбинаций Большого Брата.
 
Вполне естественно, что первичные посылы для будущих поступков Билли шли не непосредственно от него, а из сторонних источников, но, тем не менее, они напрямую – свежим ветром перемен – врывались на несколько часов, а иногда и дней в территорию безбрежного семейного счастья и дама желудка, подхваченная ветром перемен, когтями и зубами вгрызалась в железобетонные когда-то основы их совместного “счастливого существования” и… держалась изо всех сил, чтобы не быть выброшенной за границы “идеальной ячейки общества”.
 
Иными словами, Билли вспоминал иногда, что он – цитата: “все же мужик”, а не домашний питомец и обнажал свою “звериную” натуру… на приличном расстоянии от Большого Брата, чтобы сразу не попасть под каток ее обаяния и не быть раздавленным...
 
Каждый год Камрад получал долго ожидаемый отпуск и ездил к морю. Не стоит думать, что у непонятных и часто комичных персонажей, которые окружали Билли, или – точнее – к которым в силу своего характера притягивался он сам, не было постоянной занятости. Камрад, несмотря системную привычку собирать металлолом на окраинах города, имел все же постоянную работу, а, значит, вполне попадал под официальное трудовое законодательство, которое гласило, что каждый имеет право на отдых.
 
 
 
 
Каждый год Камрад заблаговременно планировал отдых. В силу странности и замкнутости характера, отпуск планировался без семьи и детей, которые у него непостижимым образом все же имелись в наличии. Естественно, отпуск планировался за несколько месяцев. Как у и большинства людей, само планирование и мечтательные ожидания того, как насыщенно будет проведен отпуск, уже доставляли удовольствие Камраду. Вполне естественно, что первый, кто узнавал обо всех планах Камрада, в силу постоянного общения на почве любимого хобби, был Билли. Билли включался в обсуждение и через несколько минут они уже планировали отпуск вместе. Отдых Камрада традиционно состоял из поездки на неделю-полторы на машине к Черноморскому побережью, лежания тюленем на пляже и периодического купания в море. На большее моральных ресурсов и воображения Камрада не хватало. Отдых без малейшего напряжения каких-либо сил и нервов, как и безо всяких обязательств полностью вписывался в интересы и душевные склонности Билли.
 
Зная о планах Камрада, Билли также заранее и издалека “забрасывал удочку” и намекал даме желудка, что ему требуется отдых и разрядка от напряженного городского ритма жизни, который выматывал Билли тем больше, чем ближе становилась перспектива отпуска Камрада. Дама желудка, чуя неладное, сразу становилась на дыбы. Билли “уходил в тину” на несколько дней и затаивался. Лишь только Большой Брат расслаблялся, Билли в очередной раз намекал о разрядке и его желательном совместном отдыхе… наедине с Камрадом. Дама желудка, чувствуя, что выпадает “из колоды”, так, как Камрад, зная ее характер, напрочь отказывался брать ее с собой, в очередной раз устраивала Билли истерику и промывку мозгов. Билли опять затаивался на несколько дней.
 
Так продолжалось в течение полутора-двух месяцев, пока, наконец, дама желудка не понимала, что Билли не отступится. А, поняв, начинала искать способы либо сразу сломать планы Билли, либо сломать их постепенно – одновременно, получая максимальные дивиденды для себя и выбивая Билли из привычной для него зоны комфортного существования и комфортной же среды ежедневного обитания.
 
Неожиданно мама Большого Брата, живущая в другом городе, чувствовала недомогание, и им вместе требовалось ехать к ней, чтобы поддержать ее всеми возможными средствами. Мама обычно оказывалась живой и здоровой, но Билли, в силу отсутствия аналитического мышления и возможности связать все причинно-следственные связи воедино, опять принимал все за чистую монету. Поездки к маме учащались и занимали по несколько выходных кряду.
 
Также неожиданно возникал бывший муж Большого Брата, которого она опасалась, выставляя диковинным и безжалостным монстром, от которого она могла ожидать чего угодно и от которого ей была нужна систематическая защита в лице Билли. Муж, вполне естественно, появлялся только в испуганных рассказах Большого Брата. Билли с ним не сталкивался ни разу ни до его развода с Большим Братом, ни после. Как не видел и не слышал лично ни одного пугающего звонка или контакта с Большим Братом, за исключением историй от ее детей, что “недавно заезжал папа и привез подарки”. И тому подобные хитрые и долгоиграющие интриги Большого Брата.
 
Но отсутствие аналитического мышления и неумение увидеть все причинно-следственные связи и здесь шли на пользу Билли. Понимая и видя “опасности”, подстерегающие Большого Брата на каждом шагу… он никак не связывал их с невозможностью совместного отдыха с Камрадом. “Мухи” существовали отдельно, а ”котлеты”… тоже существовали отдельно. Радости Билли любил делить вместе, а мнимые и не очень проблемы не мешал решать Большому Брату самостоятельно…
 
В преддверии отпуска Камрада, позиция Билли становилась все более жесткой и несгибаемой. И Большой Брат сдавался, понимая, что лучше потерять немногое и приобрести лояльное отношение со стороны Билли до поездки и доверие по приезду, чем потерять все…
 
Но понимание было делом одним, а реальность – диаметрально противоположным. Большой Брат сдавался, но делал жизнь Билли невыносимой до отъезда, обвиняя его во всех смертных грехах, которым тот будет предаваться на юге, устраивая ежевечерние истерики различной степени тяжести, включая многочасовые крокодильи слезы, словно провожая Билли на фронт и умоляя остаться с ней и вычеркнуть себя из списка добровольцев-самоубийц.
 
Билли, как человека, хотя ленивого и не гнушающегося никакими средствами, когда дело шло о пополнении коллекции антиквариата, но, одновременно, воспитанного и в меру сентиментального, грызла совесть. После еженощных слез и просьб дамы желудка не оставлять ее ни на день, Билли весь на нервах и в сомнениях, шел в мастерскую, чтобы “побыть одному и принять, наконец, правильное решение”. Но при виде Камрада, который также ежедневно проводил дни и часть ночей у себя в гараже, все сомнения моментально рассеивались… до следующей ночи и следующей порции крокодильих слез.
 
Камрад не упрашивал в слезах поехать с собой, не требовал заверений в любви и нежности. Камрад просто обозначал дату, когда он уедет и место, куда он собирается. И Билли, уставший от бесконечных истерик, требований и обязательств, ломался и каждый раз обещал Камраду, что поедет с ним. Безо всяких промежуточных вариантов. А свои проблемы с Большим Братом решит до отъезда сам. 
 
Понятно, что проблемы решались… вместе с отъездом Билли. Последняя ночь с Большим Братом уже не была для Билли такой напряженной, но все же была бессонной. Билли, окрыленный утренним отъездом и сам не мог заснуть из-за бушующего в жилах адреналина и романтических образов пляжей и солнца в своем распаленном воображении.
 
Большим Братом всеми силами сдерживались крокодильи слезы ярости из-за того, что Билли вырывался, хоть и ненадолго из-под ее опекунского крыла. Дама желудка стращала сорокалетнего Билли опасными южными женщинами, которые все без исключения, готовы были польститься на идеального северного мужчину, упрашивала не пить много с принципиально мало пьющим Камрадом и не брать с собой металлоискатель Камрада, чтобы их не забрали соответствующие гос.органы за незаконные раскопки в незаконных же местах. Билли соглашался автоматически со всеми доводами, давал стандартные обещания любви и верности в ожидании утра и утренней же музы дальних странствий в виде вечно хмурого и заспанного Камрада.
 
Камрад по привычке просыпал запланированное время встречи на пару часов, чем давал слабую надежду Большому Брату на то, что поездка все же не состоится. Автоматически ее изворотливым умом «за уши» притягивались аргументы, что, если человек опаздывает с выездом, который планировал полгода, значит, от него можно ждать каких угодно курьезов и в дальнейшем, вплоть до аварий на трассе и преступлений во время отдыха.
 
Билли замолкал пытаясь найти причины опоздания Камрада. Дама желудка наоборот, окрыленная молчанием Билли, еще больше наседала на него, требуя отказаться от поездки. Но долгое молчание Билли связано было не с сомнениями в Камраде, а опасениями, что поездка вообще может не состояться. Мозг его от бессонья работал плохо, но инстинкты были все также обострены, а нервы напряжены.
 
Не выдерживая словесного потока дамы желудка, которая к тому моменту, уже работала на публику, словно в театре одного актера и одного зрителя и чувствовала приближающийся триумф ее персональной победы, Билли озлобленно и матом рявкал на нее, требуя, чтобы та заткнулась. Дама желудка в когнитивном диссонансе — слыша рев разъяренного Билли, но, все еще не веря тому, что его ярость обращена к ней — продолжала несколько мгновений свой незаконченный монолог, пока Билли еще более яростно не требовал, чтобы она заткнулась.
 
Дама желудка, как армия, захлебнувшаяся в яростной штыковой атаке, откатывалась на прежние, знакомые и хорошо укрепленные позиции — к крокодильим слезам и стенаниям по поводу лучших лет жизни, потраченных на неблагодарного негодяя.
 
Нервно и обреченно Билли уходил на кухню и ставил кипятиться воду в чайнике, чтобы хоть чем-то заглушить неутолимое горе дамы желудка. Но дама желудка и здесь была неумолима — не выходя из комнаты, она прибавляла звук стенаний до нужной громкости, заглушающей и гудение чайника, и звук кипящей воды, и даже музыку, которую Билли включал вслед за чайником.
 
По причине отсутствия все той же логики, сразу позвонить Камраду, чтобы узнать о причине задержки, Билли не приходило на ум. Когда же Били вспоминал, что можно просто набрать его номер, сделать это в шесть часов утра он не решался... боясь разбудить спящего Камрада. Очередная характерная для его манеры мышления и характера «дилемма»...
 
В конце концов, Камрад все же появлялся. Невыспавшийся и недовольный ранним выездом... который сам же и запланировал на четыре утра. Дама желудка, с уже высохшими глазами, приветствовала Камрада, как радушная хозяйка, и любяще целовала Билли, крепко держа его в объятьях... и предлагала выпить чая на дорогу. Но Билли, для которого каждая новая секунда в присутствии Большого Брата была пыткой, гневно взмахивал руками и требовал выезжать немедленно, аргументируя недовольство и без того долгой задержкой. Дама желудка, все еще не веря в расставание, мертвой хваткой вцеплялась в Билли, требуя обнять и поцеловать ее на прощание. Билли обнимал ее, формально целовал в щеку и поворачивался к выходу, но дама желудка разворачивала его обратно, требуя более страстно-театрального прощания. Камрад смущенно подвигался в сторону входной двери, со словами «буду ждать в машине», но Билли, боясь опять остаться наедине с дамой желудка, требовал, чтобы тот не уходил без него. Дама желудка еще крепче хваталась за одежду Билли, пока он насильно не отрывал ее от себя и на повышенных тонах со злостью в голосе говорил что будет скучать по ней и желал ей хорошо выспаться. В дверь Билли, вслед за Камрадом, протискивался уже полубоком, опасаясь нового нападения Большого Брата.
 
Последнее, что Билли слышал перед отъездом, было начало незапланированных и оттого чересчур отдающих фальшью рыданий…
 
 
 
 
Свобода с непривычки оказалась настолько притягательной, что Билли отдался ей всей душой... и всем телом.
 
До «юга», как Билли одним словом обозначал все Черноморское побережье, они ехали почти без приключений и не спеша. Камрад не нарушал правил принципиально и буквально соблюдал все дорожные предписания. Билли порывался, как асс с полугодовым стажем вождения сместить гегемонию Камрада за рулем или, хотя бы изредка заменять его, но Камрад, зная, что Билли мог начать лихачить и, опасаясь за свой простенький автомобиль в руках асса, оставался непреклонен и всю дорогу сам сидел за рулем.
 
Дама желудка, судя по всему, спать не ложилась вообще и в одиночестве переживала свое горе... безостановочно присылая Билли сообщения с признаниями в любви и угрозами расправиться с Билли, если на юге он не будет следовать ее заветам. Сообщения сыпались с момента, как они сели в машину. Первое пришло буквально через пару минут после трепетного прощания. На первые полдюжины сообщений Билли старался добросовестно отвечать, но понял, но Большой Брат не угомонится и будет слать однотипную чушь безостановочно, и он... впервые за долгие дни спокойно и радостно заснул на пассажирском сиденье, отключив у телефона и звук, и вибрацию.
 
Со скоростью ниже средней, до “юга” они ехали больше суток, учитывая постоянные остановки для закупки сомнительных продуктов питания и не менее сомнительных жидкостей. За неимением возможности ехать быстро, Билли компенсировал свое нетерпение относительно отсутствия скорости… питанием. “В топку”, привыкшую за время общения с дамой желудка к безостановочному перевариванию пищи, закидывались чипсы, сухарики, сушеная рыба из пакетиков, шоколад, шашлыки из мяса непонятного происхождения, купленные на трассе, фрукты и прочие деликатесы, которые запивались также чем ни попадя. Желудок по привычке требовал количества и Билли безропотно и с удовольствием шел у него на поводу, поглощая все подряд без разбора и без какой-либо последовательности.
 
Первый конфуз случился через несколько часов после отправления, ближе к вечеру. Билли подвел желудок, отвыкший от бессистемности поглощения количеств за долгие месяцы домашней или почти домашней пищи. У Билли начался понос. Все на что его хватило – спрыгнуть в ближайшую совсем неглубокую обочину и более получаса быть объектом наблюдения всех проезжавших мимо машин. Камрад тактично сидел в машине, прикрыв лицо рукой.
 
Как всегда в подобных случаях с Билли, вылезши из канавы, он начал честить последнюю, купленную с рук партию груш, обвиняя оставшегося далеко в прошлом продавца, что тот продал им немытый товар. Целый день бессистемного питания в расчет, как обычно, не принимался и не учитывался.
 
Заночевали они в фактически в поле. За руль Билли Камрад так и не решился посадить, а сам он основательно устал за целый день вождения. Билли был не против “полевой” романтики. В основном из-за будущих воспоминаний, как мужественно он мог перенести сложные условия жизни. Но сложные условия в мечтах и сложные условия в реальности опять оказались не такими, как мысленно рисовал себе Билли: лежать на голой земле в спальном мешке с непривычки было неудобно, мешали комары и постоянно будили посторонние пугающие шумы с трассы и с полей. В результате Билли не выспался, а поднявшись с первыми лучами солнца, обнаружил, что спали они прямо посреди поляны, заросшей коноплей.
 
Раз героизм и сложности полевого выхода оказались не такими романтичными, как изначально казалось, Билли с Камрадом пошли самым простым путем, а именно: решили создать иллюзию героизма. Были сделаны панорамные фотографии места ночевки, фотографии поляны конопли…и себя на фоне героических окрестностей с мужественными и харизматичными улыбками опытных путешественников.
 
Постоянные сообщения и периодические звонки от Большого Брата, сопровождали Билли всю дорогу. Не стоит думать, что дама желудка взяла паузу на переосмысление отношений и чуть отпустила мертвую хватку. По факту проверки телефона еще днем, Билли обнаружил около десятка непрочитанных сообщений и более двадцати не дошедших до него звонков, причем только один был с незнакомого номера. Все остальные, вполне естественно, были от Большого Брата. Последние три сообщения отдавали истерикой: Большой Брат, не видя обратной реакции, самостоятельно додумал все варианты – от аварии на трассе и Билли в гипсе на больничной койке, вплоть до того, что он бросил ее и уже нашел на “юге” новую “любовь”. Причем, как бы он успел все сделать так быстро, даму желудка не волновало – важен был сам факт, уже подтвержденный ее сомнениями и воображением.
 
Билли поспешил разочаровать Большого Брата, что с ним все в порядке и что до “юга” они еще не доехали, а любовь на трассе он мог найти только продажную. Но, поскольку денег у Билли на такой вид любви все равно не было, он был обречен пока оставаться однолюбом. Впрочем, про продажную любовь, Большому Брату он, естественно, не писал, а только обсудил с юмором данное развитие событий с Камрадом.
 
К середине следующего дня они, наконец, добрались до “юга”. “Юг” встретил их теплым морем, солнцем и огромным количеством стройных и уже загоревших девушек. И Билли, давно отвыкший от такого великолепия под постоянным давлением и контролем… растерялся. А, растерявшись, сразу полез в море, как стихию, не требующую осмысления и выбора манеры поведения по отношению к ней.
 
Жить, в силу стесненности в финансах, они собрались в палатке, которую заблаговременно привезли с собой, а спать в спальных мешках, чтобы меньше везти с собой постельного белья. Питаться также собирались только свежими южными фруктами, наполненными витаминами и здоровьем, но уже к вечеру оказались в шашлычной, резонно решив не изменять изначальным планам… с понедельника, который должен был наступить только через день.
 
Дама желудка все так же бомбардировала Билли звонками и сообщениями, предварительно пополняя счет Билли, чтобы не давать ему окончательно расслабиться и не давать повода говорить, что телефон отключен из-за отсутствия средств на нем. На эти звонки и сообщения, Билли отвечал уже через раз, а то и вовсе игнорировал, поглощенный новыми эмоциями и беспредельным ощущением свободы.
 
В зависимости от погоды и ощущений, они планировали оставаться на побережье восемь-десять дней, но безбрежный океан свободы и возможностей, поглотил их обоих и, они тонули в нем осознанно, лишь изредка вырываемые из объятий романтики недовольными звонками и сообщениями Большого Брата, которая, и на расстоянии не гнушалась любыми средствами, чтобы контролировать Билли и не дать ему полной грудью надышаться пьянящим воздухом свободы.
 
Новости от Большого Брата шли безостановочным беспроводным телетайпом: несущественные подробности, чем она занималась целый день, чем питалась, чем занимались ее дети, какая погода в родных краях и даже пустые подробности ее общения с подругами или теми особями женского пола, которых она, в силу своего характера, могла назвать подругами. Каждое сообщение начиналось с обвинений в том, что он не взял ее с собой и заканчивалось признаниями в любви до того самого треклятого “гроба”, от упоминаний которого Билли уже начинало трясти, особенно при взгляде на этот “гроб” с большого расстояния, незамыленным ежедневными истериками Большого Брата, взглядом.
 
Большой Брат, пытаясь контролировать Билли ежеминутно, достигал прямо противоположного – растущего недовольства Билли. И Билли взорвался… а взрывная волна, подхваченная паническим рупором Большого Брата, докатилась до всех друзей и знакомых Билли. И докатилась, вопреки законам физики, несколько раз, ударяя с каждым разом тем мощнее, чем больше росла паника дамы желудка.
 
Все началось просто и банально: Камрад влюбился. Обычный курортный роман, усиленный южными ощущениями свободы и безделья. Влюбился ли за компанию Билли, история умалчивала. Но любовь Камрада была яркой и насыщенной и не меньшей, чем любовь Билли к морю и пище, хотя и продолжалась всего-то около недели… до момента отъезда дамы сердца Камрада туда, откуда она и появилась. Проблема была в том, что “меньше недели” нахлестнулось как раз на время предполагаемого отъезда Билли и Камрада домой, и даже на пару дней перехлестнулось за дату предполагаемого приезда.
 
Дама желудка неистовствовала. Ноты протеста, вопли о неверности, “предарбитражные” предупреждения и даже попытки начала тотальной войны против Камрада, сыпались одно за другим. Билли поначалу оправдывался как мог тем, что без Камрада он все равно не сможет уехать, просил милости к павшему так низко Камраду, умолял не ругаться и войти в его положение… 
 
Но даме желудка этого было мало. Ей был нужен Билли – под боком и под полным контролем. И даму желудка занесло с обвинениями.
 
Билли, что случалось с ним крайне редко, объективно оценил на ситуацию со стороны, вспомнил , что он – цитата: “все же мужик” и на третий день обвинений, матом послал даму желудка... (далее шло непечатное длинное и витиеватое ругательство, которое мог придумать разве, что мозг доведенный до определенной стадии кипения)… и отключил телефон.
           
Дама желудка не сразу поняла, что произошло, воспринимая брань Билли, как неприятные, но привычно знакомые слова, говорящиеся в ее адрес с вариациями каждый раз в разгар и в запале ссор, а также полагая, что это были разовые эмоции Билли. Что-то вроде бури в стакане, которую она уже научилась игнорировать или усмирять народными средствами в виде собственных слез или истерик. Кроме того, ей казалось, что произошла техническая заминка в виде разрядившегося телефона Билли. Но телефон упорно не хотел заряжаться весь день… и день следующий, и еще четыре дня.
 
Телефон Камрада также неожиданно разрядился и несколько дней не реагировал на попытки дамы желудка пробиться к Билли сквозь сотовое пространство.
 
И дама желудка сломалась... и панически начала звонить по кругу всем, чьи телефонные номера только знала. А чьи не знала, пыталась найти и вытребовать у всех знакомых или знакомых знакомых Билли. Проблема состояла в том, что никто даже из ее отдаленного окружения не хотел связываться с подобной капитуляцией и становиться пленником и жилеткой для обуревавших ее слез и эмоций, а также очно слушать уже не раз слышанные истории про «неблагодарного импотента», на которого она потратила лучшие годы жизни… Но дама желудка не сдавалась и не прекращала все шесть дней пропажи Билли звонить по кругу всем подряд, начиная с родителей Билли… и заканчивая даже его бывшими дамами желудка, включая и ту самую ненавистную, которой посвятила свои поэтические строки…
 
Как оказалось позже, Билли предложил Камраду догулять отпуск на море и, как можно дольше и дальше прятаться от нависших над ним грозовых облаков. А также подумать – стоит ли ему вообще продолжать хоть какие-то отношения с дамой желудка в дальнейшем.
 
Шесть дней, которые потрясли мир, прямо или косвенно связанный с Билли, сам Билли впоследствии охарактеризовал кратко и емко одним словом: «Клиника».
 
 
 
 
Казалось бы, как можно пасть так низко, как Билли, который «испортил лучшие годы жизни дамы желудка» и терпел тотальный контроль, променяв свободу всего лишь на виртуальные поощрения и на еду? Пожалуй, можно, ответим мы. Неужто мало среди нас тех, кто променял или готов был променять пустую в общем-то свободу на безоблачное место под солнцем? Думается нам, немало. И вопрос здесь стоит всего лишь в цене свободы. И не наше дело судить таких персонажей, ибо человек слаб в принципе, а раз он слаб, то не может ли он оказаться каждым из нас?
 
И пусть место Билли «под солнцем» и было в полной тени Большого Брата, ежеминутно следящего за ним, как и цена самого Билли была лишь размером с наполненный едой желудок, но, пав, Билли, одновременно, и вознесся... до недосягаемых многим высот иждивения.
 
Так что же Билли, спросите вы, неужели и от него мы дождались твердого мужского поступка? И, хотя, многие поверят в это с трудом, но поступка мы все же дождались. И поступка типично мужского...
 
Как говорят классики разговорного жанра: «мужик сказал — мужик сделал». И Билли тоже сказал свое веское слово... и даже сдержал его.
 
Дама желудка кинулась в его в прохладные объятия сразу по приезду и, не дав сказать ни слова... умоляя съездить с ней на «юг» хоть завтра. С полным обеспечением и возможностью вести машину сколько угодно душе и всю дорогу питаться шашлыками на трассе, и чипсами, и прочими вкусными деликатесами. Очередной прием из брошюр по мужской психологии сработал и здесь: «дайте мужчине то, чего он хочет, и он будет ваш»... как минимум, какое-то время.
 
И Билли не устоял и согласился сразу и без лишних сомнений, ибо, перефразируя классика английского богословия: сомнениями устлана дорога в ад, а решениями твердыми и однозначными... на теплый и солнечный «юг». 
 
P.S. Уехали они на юг, надо сказать, действительно на следующий день. И, хотя, Билли еще не конца восстановился и отдохнул от отдыха, но искушать музу, которая могла взорваться очередной порцией истерик и обвинений его во всех смертных грехах, он не решился. Все же Билли был слаб, а не учили ли и нас всех, что к слабым и убогим надо проявлять хоть чуточку снисхождения?
 
 
 
 
Май 2015г.

© Copyright: Игорь Альмечитов, 2015

Регистрационный номер №0287130

от 8 мая 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0287130 выдан для произведения: Игорь Альмечитов
 
 
 
 
Кое-что о Билли, часть третья...
или прелести режима управляемой демократии
 
 
 
 
Говорят, время не щадит никого и ничто. Оспаривать это бессмысленно, как и любое очевидное утверждение. Все это верно в плане философском и физическом... на достаточно длительных этапах мировой истории, включая и долгие периоды в каждой отдельной человеческой жизни.
 
Но в редких случаях, даже на относительно растянутых по времени участках личной истории отдельного человека, время словно бы застывает, а подчас, кажется, даже поворачивает вспять...
 
Что-то подобное произошло и с Билли… с тем самым Билли, о котором мы уже писали, существом, в принципе, далеко не глупым, но бестолковым в житейском плане, чудовищно ленивым и совершенно безвредным для всего, что несъедобно.
 
У Билли, как в истории с Бенджамином Баттоном, процесс морального развития, казалось, изменил направление на диаметрально противоположное. Взрослея физически, морально Билли все больше погружался в инфантилизм, становясь в свои сорок с маленьким хвостиком лет, все более схожим со среднестатистическим пятнадцатилетним подростком. Даже положение иждивенца, Билли все более воспринимал, как данность, пока и сам не начал требовать к себе все большего внимания, а также гарантий социальной и ежедневной пищевой стабильности от своей дамы… желудка. Откровенно «садясь на шею», как делают часто подростки в своем переходном возрасте.
 
Но об этом чуть позже, а пока вернемся все к тому же Билли, которого каждый прошедший год все более закалял и убеждал в том, что счастливо можно прожить свою жизнь и не работая, более того, принципиально не беря на себя вообще никаких обязательств.
 
Как у птицы небесной... переведенной на положение домашнего перекормленного питомца...
 
Увы, как и раньше, в жизни Билли, так и не произошло никаких кардинальных изменений, которые могли бы поколебать его отсутствующую социальную позицию. Он не совершил ни одного подвига, которых, впрочем, от него никто уже и не ждал, он так и не смог заставить себя «сесть за производство» скульптурных композиций и даже не изменил ровным счетом ничего в своем ежедневном графике прожигания жизни: еженощный сон начинался далеко заполночь и продолжался до обеда. По пробуждении его ждал плотный завтрак, переходящий в обед. Второй — облегченный — обед съедался в антикварном магазине, где его также угощали во время ежедневных — без исключения — визитов. И, наконец, ежевечерний ужин у Большого Брата, который плавно переходил в дополнительный ужин перед сном у себя дома... ужин, заблаговременно приготовленный дамой желудка и доставляемый ей же к Билли, уже на ночь глядя. За чем следовало сидение в интернете на форумах по обсуждению невнятного вида «реликвий» времен обоих мировых войн иногда до самого утра. «Скульптура коня» все так же пылилась в углу объемного по площади стола уже второй год и так же бессистемно передвигалась с места на место, когда мешала рассматриванию и чистке ржавого антиквариата.
 
Впрочем кое-что все же изменилось. С тех пор, как мы расстались с Билли в предыдущей части повествования о нем, прошло довольно много времени: как художник своего дела, а именно, как профессиональный иждивенец, Билли сумел прожить в положении субсидируемого безделья еще несколько месяцев, одновременно, теряя даже те немногие иллюзорные «крохи» свободы, которые у него еще оставались от прежней пусть полуголодной, но все же беспечной и насыщенной разноплановыми эмоциями и встречами жизни. Кроме того, с того времени в его “антикварной” коллекции, добываемой и пополняемой все с большим трудом, появились штыковая лопата с немецким клеймом сорок какого-то года, крышка от металлической бочки из-под авиационного топлива с немецкими же клеймами, насквозь проеденные ржавчиной ножны от якобы кортика Люфтваффе и еще несколько безделиц, понятных и признаваемых разве что такими же безумными энтузиастами собирателями.
 
В личной жизни Билли также почти ничего не изменилось. Билли с дамой его желудка, она же – Большой Брат, контролирующая подавляющую часть его душевной территории и его же желудка, как-то незаметно стали притираться друг к другу. И, хотя, подозрений Билли в изменах стало не меньше, как и истерик, но качество их и острота заметно поубавились.
 
Для закрепления мягкой диктатуры на завоеванных в свое время территориях, Большой Брат ввел режим управляемой демократии, что, впрочем, не отменяло режима «железного занавеса» на границах свежеобразованной административной единицы или «ячейки общества». Граница все так же была под неусыпным надзором Большого Брата и любые попытки «контрабанды» извне, либо попытки вырваться за пределы «территории безбрежного семейного счастья» предпринимаемые самим Билли, жестко пресекались привычными обвинениями в неблагонадежности и истериками.
 
Классическим коллекционированием антиквариата то, как, где и что собирал Билли, назвать можно было лишь с большой натяжкой. Посему, увлечение собирательством в симбиозе с характером Билли не могло остаться просто неким банальным хобби. Помимо поиска невнятного вида вещей на развалах и в антикварных, Билли и самому захотелось играть «первую скрипку» в этом процессе. И Билли решил копать. В прямом смысле. Иными словами, стать «черным копателем».
 
Хотя, эпитет «черный копатель» и здесь будет не совсем верным. «Черные копатели» беспринципно и, не гнушаясь ничем, раскапывали могилы в местах боев и массовых захоронений, в попытке отыскать хоть что-то, что представляет собой материальную  ценность и просто перепродать найденные вещи. Вопрос здесь стоял не более, чем в финансовой выгоде.
 
Билли же... просто копал. Быть беспринципным мешали не только и не столько жизненные установки и воспитание, но и лень, а также полное отсутствие профильных результатов раскопок, более того, отсутствие выводов, до которых он никогда не снисходил, чтобы сделать их по факту отсутствия все тех же результатов и подкорректировать свежевыбранный жизненный курс.
 
Билли копал, не сверяясь с историческими источниками, картами боевых действий и мемуарами. Выезжал за город и копал по наитию там, где, как ему казалось, в рамках Второй Мировой войны проходили ожесточенные бои. Его вдохновлял сам процесс и безбрежные возможности пополнить свою коллекцию чем угодно... без какой-либо платы за пополнение.
 
Как и прочее в его жизни, процесс копания был бессистемным и нелогичным. Важны были причастность и процесс самоудовлетворения. Вполне естественно, что и данный подход был обречен на почти полное отсутствие результатов. Под «почти» в его деятельности понималось все же наличие ржавого металлолома, никоим образом не связанного со Второй Мировой войной, который просто сдавался в лом, часто даже не окупая затрат на горючее для автомобиля. Но Билли не особенно и переживал по этому поводу, поскольку бензин ему, хоть и изредка, но все же заливался силами и средствами Большого Брата, да, и ездил он на раскопки часто не на своей машине, а удовлетворение, которое он получал от причастности, нельзя было купить вообще ни за какие деньги. 
 
Вполне естественно, что каждый ищет братьев по разуму. Братья по глупости находятся сами... точнее, в случае с Билли такого «брата», естественно, с иронией, можно былом обозначить более мягким и более звучным термином — «братом по оружию».
 
В гаражном кооперативе, где у Билли была скульптурная мастерская, она же гараж и она же склад невнятного вида проржавевших предметов, у него нашелся сообщник. Он же помощник, он же духовный лидер, когда дело касалось того, когда и куда ехать и, соответственно, куда и за сколько сдавать ржавый металлический лом.
 
Опять же, у подобного персонажа не могло не быть и уникального имени, которое дал ему сам Билли. Звали его «Камрад». На некий условно немецко-фашистский лад. Раз дело касалось раскопок, связанных со временем Второй Мировой войны и особенно возможностью найти что-то из «реликвий» Третьего Рейха, то у подобного персонажа и не могло быть иного имени. А, если и могло, то, думается, оно бы не сильно отличалось о того, каким его окрестил Билли.
 
Условное «духовное лидерство» Камрада объяснялось такими же банальными причинами, как и прочее в жизни Билли. Ехать куда-либо одному Билли было... лень. В отсутствии компании для раскопок, Билли предавался только мечтательному планированию поездок. Мечты были связаны с поездками в Севастополь, под Волгоград и прочие места боевой славы, где частотность боевых действий была настолько плотной, что возможности найти что-либо интересное, увеличивались с геометрической прогрессией. По крайней мере, по мнению Билли. Вторая причина состояла в наличии у Камрада металлоискателя, что автоматически ставило Билли в зависимое положение.
 
Планирование поездок к местам воинской славы так и не перешло в активную фазу. Как и планирование поездок за границу со мной несколько лет назад — в Бразилию, Испанию и Португалию, с Камрадом у Билли история повторялась с точностью...ну, скажем, процентов до восьмидесяти. Разница была в том, что сам Камрад, судя по всему, и не горел никакими отдаленными поездками. И в рамках городской черты дел у него было более, чем достаточно — металлолома и здесь было возить-не перевозить в пункты приемки, потому планы Билли по поездкам в дальние края оставались чем-то вроде мечтаний о дальних странствиях романтичного подростка.
 
И, тем не менее, все же не стоит сводить Билли до роли полного социального овоща. Не смог бы стопроцентный овощ самостоятельно найти кормовую базу и осесть в ней на долгие месяцы, как Билли был бы не Билли, если бы не смог привить Камраду, пусть и минимальный, но интерес не просто к металлолому, которым до того безразборно интересовался Камрад, но к «металлолому историческому».
 
Таким образом, искать ржавые реликвии они стали вместе, не забывая, по требованию, Камрада, собирать весь металлолом, попадающийся при раскопках и сдавать его в пункты приемки цветных и не очень металлов.
 
Билли не тяготили ни погодные условия, ни тяжести, которые они перетаскивали вместе, ни то, что Камраду доставались почти все деньги за сданный металлолом. Билли и здесь был верен себе, оставаясь художником своего дела — просто горя платонической страстью «к искусству ради искусства» и надеясь когда-нибудь лично выкопать немецкий рыцарский крест второй степени.
 
Тяготило его только отсутствие металлоискателя. О чем он неоднократно прямо и косвенно намекал Большому Брату. Намеки, надо отдать должное Билли, были системными, ежедневными и целенаправленными. И Большой Брат сдался в очередной раз.
 
Откуда у Большого Брата появлялись деньги, было неясно никому, но только Билли предпочитал вообще не задумываться об этом. То ли «сусеки» оказались намного бездоннее, чем казалось на первый взгляд, то ли на страсти Билли тратились уже и остатки денег за ее проданную квартиру, а также включительно и алименты, предназначавшиеся для детей Большого Брата, но средства на прихоти Билли, в конце концов, все же находились. И находились почти всегда.
 
К некой очередной формальной дате — чтобы не затягивать с подарком и не видеть долго кислое лицо Билли — был приобретен металлоискатель. Естественно, за сумму, которая зашкаливала за разумную цифру. Но Билли был неумолим и настоял именно на этой модели. А получив подарок, он вздохнул, наконец, с облегчением и пару раз опробовал его работу «в полях» — один раз с Камрадом, второй раз с дамой желудка. После чего протер металлоискатель, сложил его в заводскую упаковку... и больше им не пользовался, чтобы «не портить хорошую вещь».
 
Дама желудка не то, чтобы поддерживала Билли в его начинаниях и одобряла подобный подход к ежедневному расписанию жизни, включая и поездки на раскопки по три-четыре раза в неделю, но и не мешала Билли, плавно и незаметно переводя их в разряд относительных побед, которыми она все больше завоевывала желудок и душевное расположение Билли. Все же ковыряние в земле было лучше, чем затраты моральных и физических сил, которые она тратила на «отстрел» всех соперниц из предыдущих и потенциально новых «призывов», которые так ли иначе не могли угомониться и постоянно то и дело появлялись в жизни Билли. Появлялись, естественно, в ее воспаленном собственническим инстинктом воображении.
 
Изредка просто знакомые женского пола звонили или писали Билли по нейтральным вопросам. Большому же Брату казалось, что все они имели виды на Билли и все они без разбора прощупывали почву и подкапывались под прочный фундамент «территории их  безбрежного семейного счастья».
 
Как и следовало ожидать, все это отражалось на Билли — после каждого такого звонка следовали серии истерик и бессонные ночи, которые Билли в его уже умиротворенном состоянии выносить было сложно. За серией истерик следовали уверения в любви и преданности «до гроба». Далее Большой Брат требовал таких же уверений от Билли. Билли, пытаясь быстрее лечь спать, давал их в любом виде и любом количестве, как того и требовал Большой Брат. Но ей этого было мало — одно и то же повторялось по второму, третьему кругу, пока Билли не сдавался окончательно и не просил пощады.
 
Под утро все успокаивалось, слезы просыхали, сил на дальнейшие истерики у дамы желудка без дополнительной подзарядки уже не оставалось, и они мирно встречали утро в постели. Постель подразумевалась именно в первичном и основном смысле, а не переносном: речи о сексе в большинстве случаев даже не шло — Большой Брат метался из кухни в комнату, принося Билли то кашу, то сырники, то кофе, то суп, то салаты, то что-либо недоеденное с предыдущего дня, причем последовательности в приносе блюд не было — Билли нравилось просто кушать, лежа в кровати и смотря телевизор. Что именно и в каком порядке, было неважно. После чего он ложился спать и мирно спал до обеда, пока дама желудка готовила пищу насущную на весь день, а потом, не будя Билли, бежала в хорошем расположении духа кормить детей и кошек.
 
Во время совместных прогулок или посещений торговых центров, Билли, как весенний цветок подпитывается солнечными лучами, подпитывался случайными взглядами незнакомых девушек, надувая грудь и незаметно улыбаясь случайным взглядам и улыбкам. Естественно, Большой Брат все это замечал и чувствовал. На время Большой Брат замыкался и умолкал, готовясь к новой серии атак на «неблагодарного импотента». Но, замыкался Большой Брат, вполне естественно, ненадолго. Достаточно было добраться до дома, и Билли получал очередную порцию истерик...
 
Чтобы распугать остатки вражеской армии соперниц или, что будет более точно — собственных демонов, одолевавших ее в этом, вечно насущном вопросе, под фотографией обобщенного семейного счастья с обнимающимися людьми на картинке, в ее анкетах в социальных сетях, появились стихи.
 
Стихи, а лучше сказать — попытки рифмы, были сочинены самостоятельно. «Совет мой тем, кто любит лезть в чужие семьи и ворошит семейное гнездо: не суйся в то, что не тобой создали, а лучше создавай и береги СВОЁ!»
 
Как часто случается с людьми, плохо владеющими языком и неожиданно, под влиянием стресса выведенными из привычной зоны комфорта, что с дамой желудка случалось с завидной периодичностью, ее потянуло на стихи. Судя по написанному, ей, очевидно, казалось, что поэтические средства наиболее действенно и болезненно утрут нос соперницам, более того, ирония и сарказм, выраженные рифмой убьют оппоненток наповал. Дама желудка не учла самого важного — отсутствия собственных талантов в стихотворчестве. Опыт стихосложения оказался, мягко говоря, куцым. Не говоря о банальности рифм, даже при поверхностном взгляде фраза «не суйся в то, что не тобой создали» пугала отсутствием логики.  Очередная фраза в ее исполнении «упавшая стремительным домкратом» полностью растеряла смысл в процессе «падения». Не вдумываясь в написанное, Большой Брат перепутал грамматически субъект с объектом, как и грамматические залоги в родном... но не близком языке.
 
Некая условная “тобой”, к которой обращалась дама желудка, была одной из последних и самых упорных поклонниц Билли, с аналогичными даме желудка клиническими инстинктами завоевательства и собственничества, которая никак не могла угомониться и выступала здесь, судя по всему, в роли, строительного инструмента вроде лопаты или мастерка, от использования которых вовремя отказались при строительстве небоскреба семейного счастья “СВОЁ”. По крайне мере, именно так это и читалось в сомнительном подобии четырехстопного ямба дамы желудка, нежданно-негаданно обнаружившей в себе зачатки поэтического дарования…
 
Вообще в политике захвата жизненного пространства Билли, дама желудка руководствовалась простым народным средством: стерпится — слюбится. Билли повсеместно лишался любых эмоций и ситуаций, которые могли бы помешать строительству идеального семейного очага. Но, как и в любом тоталитарном режиме, закамуфлированном под идеальное человеческое общежитие, гегемону где-то надо было спускать пар. И Большой Брат оставил для Билли несколько узких и зафиксированных четкими границами коридоров для выпуска лишних страстей и эмоций. Что называется, было выбрано меньшее... но контролируемое зло.
 
В активе Билли оставили автотему, поскольку появившиеся у него недавно водительские навыки иногда требовались и Большому Брату, когда приходилось отвозить куда-либо ее детей, либо привозить их обратно, либо планировать поездки «всей семьей». Тема антиквариата также подпитывалась и культивировалась и, хотя, была очень зыбкой, так как давала Билли возможность маневра и встреч с людьми, которые Большим Братом не контролировались. Но и эта тема также была оставлена, как основной канал спуска пара и набора вдохновения. Оставлена была и возможность заниматься физкультурой — играть по три-четыре раза в неделю в волейбол и футбол, главным образом, потому, что кроме особей мужского пола, женщины там почти не появлялись. А также были приобретены два абонемента в фитнес клуб, чтобы ходить туда вместе. И, хотя, походы туда Большому Брату лично не требовались, но обоюдное посещение заведений рождало иллюзию совместного физического совершенствования, где формулировка «совместное» была превалирующей. По факту, совместное физическое совершенствование заключалось только в посещении сауны и джакузи, ибо на посещении джакузи в фитнес клубе, вся спортивность Большого Брата и заканчивалась.
 
Кроме того, железная хватка Большого Брата пока еще не добралась до общения с его друзьями. Либо дама желудка оставила эту тему напоследок, решив пока не вторгаться в святая святых и опасаясь открытого бунта Билли из-за очередного аншлюса его исторически исконных территорий.
 
Естественно, перед тем, как отпустить Билли на все четыре контролируемые стороны, дама желудка не однажды посетила и “родной” антикварный Билли, и секции футбола и волейбола, чтобы убедиться, что ее не ожидает там мина замедленного действия в лице потенциальных соперниц. В фитнес клуб она отпустила его сразу без проверок… и каждый раз сопровождала навязчивой тенью.
 
Первое время Билли, естественно, маялся постоянным наличием дамы желудка рядом с собой, особенно в сауне фитнес клуба, где приходилось раздеваться до пляжно-исподнего, и где дама желудка проигрывала абсолютно всем своими некондиционными формами. Лишь только “на горизонте” появлялась очередная спортивная женская фигурка, как Билли расправлял плечи, незаметно отодвигался от дамы желудка и…  делал вид, что в клуб он пришел один. Познакомиться с девушкой у него все равно бы не получилось из-за постоянного тотального контроля, так что в случае Билли срабатывал некий рефлекторный механизм альфа-самца, заложенный в подкорку его подсознания нашими далекими предками. Естественно, дама желудка все это видела и чувствовала. Дома Билли получал очередную порцию истерик и обвинений в предполагаемой неверности.
 
Как натура нервическая и часто непоследовательная, дама желудка также пыталась подстроить реальность под свои персональные требования. Ее психологические комплексы постоянно подпитывались потенциальной неблагонадежностью Билли, как самца еще не до конца прирученного. Сравнения проводились постоянно и повсеместно. Там, где она проигрывала потенциальным соперницам физически, она упирала на глубину и открытость собственной души и то, что уже положила многие месяцы своей нелегкой жизни на алтарь любви Билли. Между строк о любви читалось, что теперь с живого Билли она не слезет, но Билли между строк читать не любил, как не любил вообще задумываться о любых надвигающихся проблемах. Там, где она условно-сравнительно проигрывала в интеллектуальной сфере, она также упирала на глубину и открытость собственной души. Там, где она гипотетически проигрывала в социально-материальной сфере, дама желудка… также упирала на глубину и открытость души, которая разрывалась от любви к Билли.
 
Судя по всему, во всем этом была характерная история для людей дряблых физически и неуверенных в себе – к месту и не к месту приводить в пример собственную мятущуюся душу и оправдывать наличием “любящей души”, которая всегда и везде может заменить неказистое тело, лень и нежелание “оторваться от дивана”.
 
Естественно, сравнения эти рождались только в ее воспаленном ревностью к Билли мозгу, но систематически выплескивались всем на обозрение в виде навязчивых звонков знакомым Билли и бесконечному ряду пафосно-елейных фотографий в социальных сетях с такими же пафосно-елейными подписями под фотографиями.
 
После особенно ожесточенных битв с Билли за оккупацию остатков территории его свободы, с истериками, слезами и обвинениями “неблагодарного немытого импотента” в отсутствии такой же объемной и громоздкой любви к ней, в ее анкетах в социальных сетях, как грибы после дождя, появлялись новые цитаты из прочитанных когда-то любовных романов, надерганные из глубин памяти своего же распаленного псевдостраданиями мозга. “ - Ты всегда такая влюбленная, как тебе это удается? Неужели в семье все так гладко? - Не всегда, но я предпочитаю терять голову от любви, чем искать предлоги для ненависти”.
 
Как ни странно, но чем спокойнее все становилось в жизни Билли, все более равнодушно взирающему на захват исконных территорий, тем подозрительнее становилась дама желудка и тем сильнее “теряла голову от любви”. Логика ее была проста – если Билли сдался на милость ей, не найдется ли соперница не менее упорная, которой, уже почти усмиренный Билли, сдастся совсем безропотно.
 
При разговорах о Билли, мы не могли сдержать улыбок. Виртуальные ставки росли и были, как ни странно, диаметрально противоположными. Кузен Ави считал, что Билли потерян окончательно и бесповоротно, покоренный бурной стихией своего вечно голодного желудка. И даже в случае прекращения кормежки, он уже не уйдет от этой дамы желудка ни к какой другой, так как никто больше не сможет до такой степени поощрять и культивировать его праздное существование. Сэр Персиваль, наоборот, говорил, что все закончится тогда, когда у Большого Брата закончатся деньги и кормовая база оскудеет. После чего Билли опять уйдет в свободное плавание к новым изобилующим пищей берегам.
 
Но пока рука дающего не оскудевала, и желудок принимающего работал исправно, все продолжалось в привычном вялотекущем режиме ежедневного графика Билли.
 
Очередным достижением Большого Брата было то, что весь информационный поток или информационная подпитка Билли, не считая совместного просмотра телевизионных кабельных каналов, шли исключительно от Большого Брата. Подруги якобы завидовали тому, какой у нее “красивый и стройный мужчина” и “как ей повезло, что она встретила его”, родственники Большого Брата единодушно соглашались, что они “идеальная пара” и тому подобное. Скрытые и навязчиво открытые комплименты сыпались на Билли ежедневно, создавая иллюзию новой и счастливой реальности, где все земные и небесные тела вращаются исключительно вокруг одного основного светила.
 
На наши упорные вопросы – слышал ли что-либо Билли своими ушами из бурного потока панегириков в свой адрес, он, нехотя, отвечал, что своими ушами ничего подобного не слышал, так как говорилось все это лично и приватно даме желудка, чтобы не смущать “почти идеального мужчину” и чтобы “он не испортился от похвал”.
 
Ленивый и уже давно испорченный ленью и бездельем, Билли легко и непринужденно покупался на поток лести из одного ненадежного источника и принимал сказочно-виртуальную реальность Большого Брата за чистую монету.
 
Любовные романы и брошюры по завоеванию мужчин, которых дама желудка перечитала немало, требовали создать для покорения мужчины сказку, и сказка была создана. Билли же в силу отсутствия аналитического мышления, сомнению ничего не подвергал и “купался в лучах персонального вечно греющего солнца”.
 
Судя по всему, Большому Брату были неважны творческие устремления Билли, как неважны были перспективы и высоты, которых он мог бы достичь, будучи ежедневно пинаемым женщиной более требовательной. Даме желудка требовалось всего лишь ощущение общественного признания, что она не одна, а с любимым питомцем, обладание всеми частями тела и всеми душевными стремлениями Билли, причем неважно на стадии уже одноклеточного или все еще многоклеточного организма на тот момент будет находиться ее избранник… он же жертва ее комплексов. А чтобы контролировать стремления, количество их было сведено до абсолютного минимума. Билли получал то, что хотел, слышал то, что хотел слышать о себе, спал, сколько хотел и с каждым уходящим месяцем, все меньше хотел что-либо делать в жизни… но при этом страдал от отсутствия денег вполне искренне и бурно выражал свое негодование по причине их отсутствия…
 
Соответственно, у всех сторонних наблюдателей возникал вопрос – когда же к Большому Брату вернется обратно этот давно запущенный бумеранг и насколько сильно зацепит ее саму при возвращении.
 
 
 
 
Хотя ритм и расписание “семейной жизни” Билли почти полностью устоялись под неусыпным надзором Большого Брата, тем не менее, отдельными, часто спорадическими поступками уже сам Билли неосознанно ломал долгие месяцы построения витиеватых комбинаций Большого Брата.
 
Вполне естественно, что первичные посылы для будущих поступков Билли шли не непосредственно от него, а из сторонних источников, но, тем не менее, они напрямую – свежим ветром перемен – врывались на несколько часов, а иногда и дней в территорию безбрежного семейного счастья и дама желудка, подхваченная ветром перемен, когтями и зубами вгрызалась в железобетонные когда-то основы их совместного “счастливого существования” и… держалась изо всех сил, чтобы не быть выброшенной за границы “идеальной ячейки общества”.
 
Иными словами, Билли вспоминал иногда, что он – цитата: “все же мужик”, а не домашний питомец и обнажал свою “звериную” натуру… на приличном расстоянии от Большого Брата, чтобы сразу не попасть под каток ее обаяния и не быть раздавленным...
 
Каждый год Камрад получал долго ожидаемый отпуск и ездил к морю. Не стоит думать, что у непонятных и часто комичных персонажей, которые окружали Билли, или – точнее – к которым в силу своего характера притягивался он сам, не было постоянной занятости. Камрад, несмотря системную привычку собирать металлолом на окраинах города, имел все же постоянную работу, а, значит, вполне попадал под официальное трудовое законодательство, которое гласило, что каждый имеет право на отдых.
 
 
 
 
Каждый год Камрад заблаговременно планировал отдых. В силу странности и замкнутости характера, отпуск планировался без семьи и детей, которые у него непостижимым образом все же имелись в наличии. Естественно, отпуск планировался за несколько месяцев. Как у и большинства людей, само планирование и мечтательные ожидания того, как насыщенно будет проведен отпуск, уже доставляли удовольствие Камраду. Вполне естественно, что первый, кто узнавал обо всех планах Камрада, в силу постоянного общения на почве любимого хобби, был Билли. Билли включался в обсуждение и через несколько минут они уже планировали отпуск вместе. Отдых Камрада традиционно состоял из поездки на неделю-полторы на машине к Черноморскому побережью, лежания тюленем на пляже и периодического купания в море. На большее моральных ресурсов и воображения Камрада не хватало. Отдых без малейшего напряжения каких-либо сил и нервов, как и безо всяких обязательств полностью вписывался в интересы и душевные склонности Билли.
 
Зная о планах Камрада, Билли также заранее и издалека “забрасывал удочку” и намекал даме желудка, что ему требуется отдых и разрядка от напряженного городского ритма жизни, который выматывал Билли тем больше, чем ближе становилась перспектива отпуска Камрада. Дама желудка, чуя неладное, сразу становилась на дыбы. Билли “уходил в тину” на несколько дней и затаивался. Лишь только Большой Брат расслаблялся, Билли в очередной раз намекал о разрядке и его желательном совместном отдыхе… наедине с Камрадом. Дама желудка, чувствуя, что выпадает “из колоды”, так, как Камрад, зная ее характер, напрочь отказывался брать ее с собой, в очередной раз устраивала Билли истерику и промывку мозгов. Билли опять затаивался на несколько дней.
 
Так продолжалось в течение полутора-двух месяцев, пока, наконец, дама желудка не понимала, что Билли не отступится. А, поняв, начинала искать способы либо сразу сломать планы Билли, либо сломать их постепенно – одновременно, получая максимальные дивиденды для себя и выбивая Билли из привычной для него зоны комфортного существования и комфортной же среды ежедневного обитания.
 
Неожиданно мама Большого Брата, живущая в другом городе, чувствовала недомогание, и им вместе требовалось ехать к ней, чтобы поддержать ее всеми возможными средствами. Мама обычно оказывалась живой и здоровой, но Билли, в силу отсутствия аналитического мышления и возможности связать все причинно-следственные связи воедино, опять принимал все за чистую монету. Поездки к маме учащались и занимали по несколько выходных кряду.
 
Также неожиданно возникал бывший муж Большого Брата, которого она опасалась, выставляя диковинным и безжалостным монстром, от которого она могла ожидать чего угодно и от которого ей была нужна систематическая защита в лице Билли. Муж, вполне естественно, появлялся только в испуганных рассказах Большого Брата. Билли с ним не сталкивался ни разу ни до его развода с Большим Братом, ни после. Как не видел и не слышал лично ни одного пугающего звонка или контакта с Большим Братом, за исключением историй от ее детей, что “недавно заезжал папа и привез подарки”. И тому подобные хитрые и долгоиграющие интриги Большого Брата.
 
Но отсутствие аналитического мышления и неумение увидеть все причинно-следственные связи и здесь шли на пользу Билли. Понимая и видя “опасности”, подстерегающие Большого Брата на каждом шагу… он никак не связывал их с невозможностью совместного отдыха с Камрадом. “Мухи” существовали отдельно, а ”котлеты”… тоже существовали отдельно. Радости Билли любил делить вместе, а мнимые и не очень проблемы не мешал решать Большому Брату самостоятельно…
 
В преддверии отпуска Камрада, позиция Билли становилась все более жесткой и несгибаемой. И Большой Брат сдавался, понимая, что лучше потерять немногое и приобрести лояльное отношение со стороны Билли до поездки и доверие по приезду, чем потерять все…
 
Но понимание было делом одним, а реальность – диаметрально противоположным. Большой Брат сдавался, но делал жизнь Билли невыносимой до отъезда, обвиняя его во всех смертных грехах, которым тот будет предаваться на юге, устраивая ежевечерние истерики различной степени тяжести, включая многочасовые крокодильи слезы, словно провожая Билли на фронт и умоляя остаться с ней и вычеркнуть себя из списка добровольцев-самоубийц.
 
Билли, как человека, хотя ленивого и не гнушающегося никакими средствами, когда дело шло о пополнении коллекции антиквариата, но, одновременно, воспитанного и в меру сентиментального, грызла совесть. После еженощных слез и просьб дамы желудка не оставлять ее ни на день, Билли весь на нервах и в сомнениях, шел в мастерскую, чтобы “побыть одному и принять, наконец, правильное решение”. Но при виде Камрада, который также ежедневно проводил дни и часть ночей у себя в гараже, все сомнения моментально рассеивались… до следующей ночи и следующей порции крокодильих слез.
 
Камрад не упрашивал в слезах поехать с собой, не требовал заверений в любви и нежности. Камрад просто обозначал дату, когда он уедет и место, куда он собирается. И Билли, уставший от бесконечных истерик, требований и обязательств, ломался и каждый раз обещал Камраду, что поедет с ним. Безо всяких промежуточных вариантов. А свои проблемы с Большим Братом решит до отъезда сам. 
 
Понятно, что проблемы решались… вместе с отъездом Билли. Последняя ночь с Большим Братом уже не была для Билли такой напряженной, но все же была бессонной. Билли, окрыленный утренним отъездом и сам не мог заснуть из-за бушующего в жилах адреналина и романтических образов пляжей и солнца в своем распаленном воображении.
 
Большим Братом всеми силами сдерживались крокодильи слезы ярости из-за того, что Билли вырывался, хоть и ненадолго из-под ее опекунского крыла. Дама желудка стращала сорокалетнего Билли опасными южными женщинами, которые все без исключения, готовы были польститься на идеального северного мужчину, упрашивала не пить много с принципиально мало пьющим Камрадом и не брать с собой металлоискатель Камрада, чтобы их не забрали соответствующие гос.органы за незаконные раскопки в незаконных же местах. Билли соглашался автоматически со всеми доводами, давал стандартные обещания любви и верности в ожидании утра и утренней же музы дальних странствий в виде вечно хмурого и заспанного Камрада.
 
Камрад по привычке просыпал запланированное время встречи на пару часов, чем давал слабую надежду Большому Брату на то, что поездка все же не состоится. Автоматически ее изворотливым умом «за уши» притягивались аргументы, что, если человек опаздывает с выездом, который планировал полгода, значит, от него можно ждать каких угодно курьезов и в дальнейшем, вплоть до аварий на трассе и преступлений во время отдыха.
 
Билли замолкал пытаясь найти причины опоздания Камрада. Дама желудка наоборот, окрыленная молчанием Билли, еще больше наседала на него, требуя отказаться от поездки. Но долгое молчание Билли связано было не с сомнениями в Камраде, а опасениями, что поездка вообще может не состояться. Мозг его от бессонья работал плохо, но инстинкты были все также обострены, а нервы напряжены.
 
Не выдерживая словесного потока дамы желудка, которая к тому моменту, уже работала на публику, словно в театре одного актера и одного зрителя и чувствовала приближающийся триумф ее персональной победы, Билли озлобленно и матом рявкал на нее, требуя, чтобы та заткнулась. Дама желудка в когнитивном диссонансе — слыша рев разъяренного Билли, но, все еще не веря тому, что его ярость обращена к ней — продолжала несколько мгновений свой незаконченный монолог, пока Билли еще более яростно не требовал, чтобы она заткнулась.
 
Дама желудка, как армия, захлебнувшаяся в яростной штыковой атаке, откатывалась на прежние, знакомые и хорошо укрепленные позиции — к крокодильим слезам и стенаниям по поводу лучших лет жизни, потраченных на неблагодарного негодяя.
 
Нервно и обреченно Билли уходил на кухню и ставил кипятиться воду в чайнике, чтобы хоть чем-то заглушить неутолимое горе дамы желудка. Но дама желудка и здесь была неумолима — не выходя из комнаты, она прибавляла звук стенаний до нужной громкости, заглушающей и гудение чайника, и звук кипящей воды, и даже музыку, которую Билли включал вслед за чайником.
 
По причине отсутствия все той же логики, сразу позвонить Камраду, чтобы узнать о причине задержки, Билли не приходило на ум. Когда же Били вспоминал, что можно просто набрать его номер, сделать это в шесть часов утра он не решался... боясь разбудить спящего Камрада. Очередная характерная для его манеры мышления и характера «дилемма»...
 
В конце концов, Камрад все же появлялся. Невыспавшийся и недовольный ранним выездом... который сам же и запланировал на четыре утра. Дама желудка, с уже высохшими глазами, приветствовала Камрада, как радушная хозяйка, и любяще целовала Билли, крепко держа его в объятьях... и предлагала выпить чая на дорогу. Но Билли, для которого каждая новая секунда в присутствии Большого Брата была пыткой, гневно взмахивал руками и требовал выезжать немедленно, аргументируя недовольство и без того долгой задержкой. Дама желудка, все еще не веря в расставание, мертвой хваткой вцеплялась в Билли, требуя обнять и поцеловать ее на прощание. Билли обнимал ее, формально целовал в щеку и поворачивался к выходу, но дама желудка разворачивала его обратно, требуя более страстно-театрального прощания. Камрад смущенно подвигался в сторону входной двери, со словами «буду ждать в машине», но Билли, боясь опять остаться наедине с дамой желудка, требовал, чтобы тот не уходил без него. Дама желудка еще крепче хваталась за одежду Билли, пока он насильно не отрывал ее от себя и на повышенных тонах со злостью в голосе говорил что будет скучать по ней и желал ей хорошо выспаться. В дверь Билли, вслед за Камрадом, протискивался уже полубоком, опасаясь нового нападения Большого Брата.
 
Последнее, что Билли слышал перед отъездом, было начало незапланированных и оттого чересчур отдающих фальшью рыданий…
 
 
 
 
Свобода с непривычки оказалась настолько притягательной, что Билли отдался ей всей душой... и всем телом.
 
До «юга», как Билли одним словом обозначал все Черноморское побережье, они ехали почти без приключений и не спеша. Камрад не нарушал правил принципиально и буквально соблюдал все дорожные предписания. Билли порывался, как асс с полугодовым стажем вождения сместить гегемонию Камрада за рулем или, хотя бы изредка заменять его, но Камрад, зная, что Билли мог начать лихачить и, опасаясь за свой простенький автомобиль в руках асса, оставался непреклонен и всю дорогу сам сидел за рулем.
 
Дама желудка, судя по всему, спать не ложилась вообще и в одиночестве переживала свое горе... безостановочно присылая Билли сообщения с признаниями в любви и угрозами расправиться с Билли, если на юге он не будет следовать ее заветам. Сообщения сыпались с момента, как они сели в машину. Первое пришло буквально через пару минут после трепетного прощания. На первые полдюжины сообщений Билли старался добросовестно отвечать, но понял, но Большой Брат не угомонится и будет слать однотипную чушь безостановочно, и он... впервые за долгие дни спокойно и радостно заснул на пассажирском сиденье, отключив у телефона и звук, и вибрацию.
 
Со скоростью ниже средней, до “юга” они ехали больше суток, учитывая постоянные остановки для закупки сомнительных продуктов питания и не менее сомнительных жидкостей. За неимением возможности ехать быстро, Билли компенсировал свое нетерпение относительно отсутствия скорости… питанием. “В топку”, привыкшую за время общения с дамой желудка к безостановочному перевариванию пищи, закидывались чипсы, сухарики, сушеная рыба из пакетиков, шоколад, шашлыки из мяса непонятного происхождения, купленные на трассе, фрукты и прочие деликатесы, которые запивались также чем ни попадя. Желудок по привычке требовал количества и Билли безропотно и с удовольствием шел у него на поводу, поглощая все подряд без разбора и без какой-либо последовательности.
 
Первый конфуз случился через несколько часов после отправления, ближе к вечеру. Билли подвел желудок, отвыкший от бессистемности поглощения количеств за долгие месяцы домашней или почти домашней пищи. У Билли начался понос. Все на что его хватило – спрыгнуть в ближайшую совсем неглубокую обочину и более получаса быть объектом наблюдения всех проезжавших мимо машин. Камрад тактично сидел в машине, прикрыв лицо рукой.
 
Как всегда в подобных случаях с Билли, вылезши из канавы, он начал честить последнюю, купленную с рук партию груш, обвиняя оставшегося далеко в прошлом продавца, что тот продал им немытый товар. Целый день бессистемного питания в расчет, как обычно, не принимался и не учитывался.
 
Заночевали они в фактически в поле. За руль Билли Камрад так и не решился посадить, а сам он основательно устал за целый день вождения. Билли был не против “полевой” романтики. В основном из-за будущих воспоминаний, как мужественно он мог перенести сложные условия жизни. Но сложные условия в мечтах и сложные условия в реальности опять оказались не такими, как мысленно рисовал себе Билли: лежать на голой земле в спальном мешке с непривычки было неудобно, мешали комары и постоянно будили посторонние пугающие шумы с трассы и с полей. В результате Билли не выспался, а поднявшись с первыми лучами солнца, обнаружил, что спали они прямо посреди поляны, заросшей коноплей.
 
Раз героизм и сложности полевого выхода оказались не такими романтичными, как изначально казалось, Билли с Камрадом пошли самым простым путем, а именно: решили создать иллюзию героизма. Были сделаны панорамные фотографии места ночевки, фотографии поляны конопли…и себя на фоне героических окрестностей с мужественными и харизматичными улыбками опытных путешественников.
 
Постоянные сообщения и периодические звонки от Большого Брата, сопровождали Билли всю дорогу. Не стоит думать, что дама желудка взяла паузу на переосмысление отношений и чуть отпустила мертвую хватку. По факту проверки телефона еще днем, Билли обнаружил около десятка непрочитанных сообщений и более двадцати не дошедших до него звонков, причем только один был с незнакомого номера. Все остальные, вполне естественно, были от Большого Брата. Последние три сообщения отдавали истерикой: Большой Брат, не видя обратной реакции, самостоятельно додумал все варианты – от аварии на трассе и Билли в гипсе на больничной койке, вплоть до того, что он бросил ее и уже нашел на “юге” новую “любовь”. Причем, как бы он успел все сделать так быстро, даму желудка не волновало – важен был сам факт, уже подтвержденный ее сомнениями и воображением.
 
Билли поспешил разочаровать Большого Брата, что с ним все в порядке и что до “юга” они еще не доехали, а любовь на трассе он мог найти только продажную. Но, поскольку денег у Билли на такой вид любви все равно не было, он был обречен пока оставаться однолюбом. Впрочем, про продажную любовь, Большому Брату он, естественно, не писал, а только обсудил с юмором данное развитие событий с Камрадом.
 
К середине следующего дня они, наконец, добрались до “юга”. “Юг” встретил их теплым морем, солнцем и огромным количеством стройных и уже загоревших девушек. И Билли, давно отвыкший от такого великолепия под постоянным давлением и контролем… растерялся. А, растерявшись, сразу полез в море, как стихию, не требующую осмысления и выбора манеры поведения по отношению к ней.
 
Жить, в силу стесненности в финансах, они собрались в палатке, которую заблаговременно привезли с собой, а спать в спальных мешках, чтобы меньше везти с собой постельного белья. Питаться также собирались только свежими южными фруктами, наполненными витаминами и здоровьем, но уже к вечеру оказались в шашлычной, резонно решив не изменять изначальным планам… с понедельника, который должен был наступить только через день.
 
Дама желудка все так же бомбардировала Билли звонками и сообщениями, предварительно пополняя счет Билли, чтобы не давать ему окончательно расслабиться и не давать повода говорить, что телефон отключен из-за отсутствия средств на нем. На эти звонки и сообщения, Билли отвечал уже через раз, а то и вовсе игнорировал, поглощенный новыми эмоциями и беспредельным ощущением свободы.
 
В зависимости от погоды и ощущений, они планировали оставаться на побережье восемь-десять дней, но безбрежный океан свободы и возможностей, поглотил их обоих и, они тонули в нем осознанно, лишь изредка вырываемые из объятий романтики недовольными звонками и сообщениями Большого Брата, которая, и на расстоянии не гнушалась любыми средствами, чтобы контролировать Билли и не дать ему полной грудью надышаться пьянящим воздухом свободы.
 
Новости от Большого Брата шли безостановочным беспроводным телетайпом: несущественные подробности, чем она занималась целый день, чем питалась, чем занимались ее дети, какая погода в родных краях и даже пустые подробности ее общения с подругами или теми особями женского пола, которых она, в силу своего характера, могла назвать подругами. Каждое сообщение начиналось с обвинений в том, что он не взял ее с собой и заканчивалось признаниями в любви до того самого треклятого “гроба”, от упоминаний которого Билли уже начинало трясти, особенно при взгляде на этот “гроб” с большого расстояния, незамыленным ежедневными истериками Большого Брата, взглядом.
 
Большой Брат, пытаясь контролировать Билли ежеминутно, достигал прямо противоположного – растущего недовольства Билли. И Билли взорвался… а взрывная волна, подхваченная паническим рупором Большого Брата, докатилась до всех друзей и знакомых Билли. И докатилась, вопреки законам физики, несколько раз, ударяя с каждым разом тем мощнее, чем больше росла паника дамы желудка.
 
Все началось просто и банально: Камрад влюбился. Обычный курортный роман, усиленный южными ощущениями свободы и безделья. Влюбился ли за компанию Билли, история умалчивала. Но любовь Камрада была яркой и насыщенной и не меньшей, чем любовь Билли к морю и пище, хотя и продолжалась всего-то около недели… до момента отъезда дамы сердца Камрада туда, откуда она и появилась. Проблема была в том, что “меньше недели” нахлестнулось как раз на время предполагаемого отъезда Билли и Камрада домой, и даже на пару дней перехлестнулось за дату предполагаемого приезда.
 
Дама желудка неистовствовала. Ноты протеста, вопли о неверности, “предарбитражные” предупреждения и даже попытки начала тотальной войны против Камрада, сыпались одно за другим. Билли поначалу оправдывался как мог тем, что без Камрада он все равно не сможет уехать, просил милости к павшему так низко Камраду, умолял не ругаться и войти в его положение… 
 
Но даме желудка этого было мало. Ей был нужен Билли – под боком и под полным контролем. И даму желудка занесло с обвинениями.
 
Билли, что случалось с ним крайне редко, объективно оценил на ситуацию со стороны, вспомнил , что он – цитата: “все же мужик” и на третий день обвинений, матом послал даму желудка... (далее шло непечатное длинное и витиеватое ругательство, которое мог придумать разве, что мозг доведенный до определенной стадии кипения)… и отключил телефон.
           
Дама желудка не сразу поняла, что произошло, воспринимая брань Билли, как неприятные, но привычно знакомые слова, говорящиеся в ее адрес с вариациями каждый раз в разгар и в запале ссор, а также полагая, что это были разовые эмоции Билли. Что-то вроде бури в стакане, которую она уже научилась игнорировать или усмирять народными средствами в виде собственных слез или истерик. Кроме того, ей казалось, что произошла техническая заминка в виде разрядившегося телефона Билли. Но телефон упорно не хотел заряжаться весь день… и день следующий, и еще четыре дня.
 
Телефон Камрада также неожиданно разрядился и несколько дней не реагировал на попытки дамы желудка пробиться к Билли сквозь сотовое пространство.
 
И дама желудка сломалась... и панически начала звонить по кругу всем, чьи телефонные номера только знала. А чьи не знала, пыталась найти и вытребовать у всех знакомых или знакомых знакомых Билли. Проблема состояла в том, что никто даже из ее отдаленного окружения не хотел связываться с подобной капитуляцией и становиться пленником и жилеткой для обуревавших ее слез и эмоций, а также очно слушать уже не раз слышанные истории про «неблагодарного импотента», на которого она потратила лучшие годы жизни… Но дама желудка не сдавалась и не прекращала все шесть дней пропажи Билли звонить по кругу всем подряд, начиная с родителей Билли… и заканчивая даже его бывшими дамами желудка, включая и ту самую ненавистную, которой посвятила свои поэтические строки…
 
Как оказалось позже, Билли предложил Камраду догулять отпуск на море и, как можно дольше и дальше прятаться от нависших над ним грозовых облаков. А также подумать – стоит ли ему вообще продолжать хоть какие-то отношения с дамой желудка в дальнейшем.
 
Шесть дней, которые потрясли мир, прямо или косвенно связанный с Билли, сам Билли впоследствии охарактеризовал кратко и емко одним словом: «Клиника».
 
 
 
 
Казалось бы, как можно пасть так низко, как Билли, который «испортил лучшие годы жизни дамы желудка» и терпел тотальный контроль, променяв свободу всего лишь на виртуальные поощрения и на еду? Пожалуй, можно, ответим мы. Неужто мало среди нас тех, кто променял или готов был променять пустую в общем-то свободу на безоблачное место под солнцем? Думается нам, немало. И вопрос здесь стоит всего лишь в цене свободы. И не наше дело судить таких персонажей, ибо человек слаб в принципе, а раз он слаб, то не может ли он оказаться каждым из нас?
 
И пусть место Билли «под солнцем» и было в полной тени Большого Брата, ежеминутно следящего за ним, как и цена самого Билли была лишь размером с наполненный едой желудок, но, пав, Билли, одновременно, и вознесся... до недосягаемых многим высот иждивения.
 
Так что же Билли, спросите вы, неужели и от него мы дождались твердого мужского поступка? И, хотя, многие поверят в это с трудом, но поступка мы все же дождались. И поступка типично мужского...
 
Как говорят классики разговорного жанра: «мужик сказал — мужик сделал». И Билли тоже сказал свое веское слово... и даже сдержал его.
 
Дама желудка кинулась в его в прохладные объятия сразу по приезду и, не дав сказать ни слова... умоляя съездить с ней на «юг» хоть завтра. С полным обеспечением и возможностью вести машину сколько угодно душе и всю дорогу питаться шашлыками на трассе, и чипсами, и прочими вкусными деликатесами. Очередной прием из брошюр по мужской психологии сработал и здесь: «дайте мужчине то, чего он хочет, и он будет ваш»... как минимум, какое-то время.
 
И Билли не устоял и согласился сразу и без лишних сомнений, ибо, перефразируя классика английского богословия: сомнениями устлана дорога в ад, а решениями твердыми и однозначными... на теплый и солнечный «юг». 
 
P.S. Уехали они на юг, надо сказать, действительно на следующий день. И, хотя, Билли еще не конца восстановился и отдохнул от отдыха, но искушать музу, которая могла взорваться очередной порцией истерик и обвинений его во всех смертных грехах, он не решился. Все же Билли был слаб, а не учили ли и нас всех, что к слабым и убогим надо проявлять хоть чуточку снисхождения?
 
 
 
 
Май 2015г.

 

Кое-что о Билли, часть четвертая... или апологетика пустоты

Кое-что о Билли, часть вторая …или тернистый путь героя нашего времени