Дорогому и любимому

Был тот тихий час, когда зимнее молодое утро потянулось, как деревенский кот на завалинке, очумело оглянулось вокруг себя и кратко изрекло.

- С добрым утром, флот!

На дворе стоял восемьдесят первый год прошлого столетия. Генеральному секретарю Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза Леониду Ильичу Брежневу, «Хозяину» должно было исполниться семьдесят пять лет. Вся страна затаила дыхание. Народ и партия – едины! Как никогда! В стране жили под лозунгом «Все ради Человека! Все на благо Человека!»

На флоте все готовились к грандиозному Юбилею этого Человека, посвящая свои учебные свершения и учебные победы «дорогому и любимому». Все брали повышенные социалистические обязательства, придумывали новые девизы, лозунги и почины.

У командиров болели головы о том, чтобы их незабвенный личный состав в преддверии этого всемирно-исторического события просто не нажрался бы водки. Не поранился где-нибудь от своей детской непосредственности и взрослого разгильдяйства. Гибель на флоте была не юбилейная. Замполиты строчили приказы «Об усилении политической бдительности в дни Великого Юбилея».

Вместе с солнцем на дальневосточном краю советской земли продрал свои наивные глазенки и старший лейтенант – не освобожденный секретарь комсомольской организации небольшого, всего в пятнадцать человек воинского подразделения. Назовем его Андреем. Он был нищ, весел и самоуверен.

- Чем я могу помочь родной Отчизне в преддверии Великого Дня Всенародного Торжества? – с улыбкой дворового кота задает себе вопрос комсорг.

Андрюша не позавтракав, думает и придумывает самое простое решение в тех дремучих и далеких заснеженных краях, где он служит. Он решает скромненько поздравить Леонида Ильича с его Юбилеем телеграммой.

А почему бы и нет? Стар-лей коммунист уже с пятилетним стажем, в политике не колеблется, а если колеблется, то только с линией партии. Передовик социалистического соревнования, специалист 2 класса, отличник боевой и политической подготовки, не судим, не награждался.

В плену не был, нарушений воинской дисциплины не имеет. Придумал даже четыре рационализаторских предложений, которые никому не нужны. Истинный русак татарского происхождения. Естественных и противоестественных связей порочащих звание коммуниста – не имеет.

Партийный активист, за границей не был – не выпускали, да и свою то страну еще плохо знает. С врагами Родины дел не имеет! Они тоже с ним не хотят дел иметь, так как парень мало чего знает. В антипартийных группах, в братских и не братских коммунистических партиях не состоит. Под судом и следствием не был, судимых родственников и обычных родственников за границей не имеет, не диссидент.

О чем думают лейтенанты? О карьере думают, чтобы начальство знало в лицо, продвигало по службе, награждало и поощряло. «Двадцать пять лет и ничего не сделано для бессмертия», - вспоминает он слова Федора Шиллера. А как хочется отличиться! Хоть чем-то!

Придя на службу, старший лейтенант садится за письменный стол в своем подземелье на технической территории, где уже служит четвертый год. Надышавшись порохами с душевным страхом (времена то КГБешные) Андрюша начинает сочинять телеграмму. Начинает он её лаконично и просто.

«Москва, Кремль. Леониду Ильичу Брежневу. Дорогой наш Леонид Ильич!» - так молодой комсомольский активист просто, как товарищ товарищу по партии, равный к равному сердечно и проникновенно обращается к Генеральному секретарю Центрального комитета КПСС.

Председателю Верховного Совета СССР, четырежды Герою Советского Союза, Герою Социалистического труда, Председателю Государственного Комитета Обороны, Маршалу Советского Союза, Верховному Главнокомандующему Вооруженных Сил СССР, кавалеру ордена Победы, лауреату Ленинской и других всевозможных премий.

«Военные моряки Тихоокеанского флота горячо и сердечно поздравляют Вас, нашего партийного вождя и народного лидера со славным Юбилейным Днем Рождения! Тепло и от души желаем Вам богатырского здоровья, долгих лет жизни, новых исторических успехов в построении мирового коммунизма на нашей планете!»

Задумавшись, почесав авторучкой в ухе и вытерев серу о тужурку, он смотрит в конспекты по марксизму-ленинизму. Далее подробно и красочно, чуть ли не с лубочными картинками салага начинает расписывать, как «наши атомные корабли бороздят просторы Большого театра».

От усердия мозги старлея начинают капать тяжелыми перламутровыми каплями на тетрадные листки. На столе, покрытом пожелтелым, будто прокуренным полиэтиленом, снятым со стартового агрегата крылатой ракеты, поэма политического экстаза вырастает в оду военной службе. Маразм и оргазм у парня начинают крепчать.

«Знайте! Мы, воины-тихоокеанцы, на самом диком краю нашей Великой страны надежно, бдительно, мужественно и «настоящим образом» защитим священные морские рубежи родного социалистического Отечества! Мы ощущаем причастность к борьбе за достижения великих коммунистических идеалов.

Впереди нас ждут суровые испытания, длительные мили боевых походов, успешные ракетные, артиллерийские и минные стрельбы по морским, воздушным, береговым и подводным целям! Мы жаждем морских баталий, готовы выполнить любое боевое задание родной партии и Советского правительства!

Окруженные отеческой заботой КПСС, всех советских людей и лично Вас, дорогой и любимый наш последователь бессмертного дела Ленина, мы готовы с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни выступить на защиту нашей Отчизны!» - душевно и сердечно пишет своим корявым почерком первоклассника Андрюша.

«Воины тихоокеанцы оправдают великие чаяния советских людей, еще выше подымут свою боевую и политическую готовность родного флота! Будем еще зорче стоять на страже мирного неба, бескрайнего моря, беззаботного сна нашей матери-Родины!»

В своем опусе старший лейтенант проходится по морально-боевому духу своих боевых товарищей, их нравственным устоям. О пьянках, драках, самоубийствах и беспорядочных половых связях - ни слова.

«Будьте уверены»! - Андрей неистово, с комсомольско-пионерским задором продолжает заверять в телеграмме своего гаранта спокойной жизни. - «В каких бы морях и океанах, мы - «буревестники революции» не находились, моряки-тихоокеанцы всегда с достоинством и честью, самоотверженно и мужественно, до последней капли крови выполнят свой святой долг перед Родиной!

Пожертвуем своими жизнями, как это делали наши отцы и деды, как и подобает советским воинам – бескрайним патриотам и международным интернационалистам! Родная партия и советский народ могут спать спокойно под мирным небом Советского Союза!» - горячо и от всего пламенного сердца заверяет молодой большевик «дорогого и любимого».

Андрюша останавливает раскаленное от страсти к Родине и Партии перо, встает и остужает его в воде пожарной бочки. Вытирает потные ручонки о замасленную тужурку и оглядывается вокруг себя, пытаясь успокоить сердечное волнение. Вокруг себя он видит убогое сырое служебное помещение с низкими арочными бетонными перекрытиями, зарытое в подножье дальневосточной сопки. Везде сочится взрывоопасная тоска.

Звучит прохладная тишина, которая капает из не зацементированных пазов бетонных арок. В углах прячутся тени предшественников Андрюши. На стене, вместо Почетной грамоты за активное участие в уборке территории части, висит гильза от карабина СКС, пуля от которой недавно по разгильдяйству караульного прошла в двух сантиметрах от половых органов старлея.

Старлей нервно чешет промежность и грустно вздыхает, да так, что от тоски мозжечок начинает сводить нервной судорогой. Он ощущает щемящую боль, которую чувствует отслужившая заварка в кадке под фикусом.

Лампочка «Ильича» тускло освещает обгрызенный службой письменный стол, сейф, деревянную еле-еле обструганную лавку времен Льва Толстого.

Стены, покрашенные ядовито-желтой краской и блоки контрольно-проверочной аппаратуры, «привязанные» кабелями к электрической «фазе» плачут конденсатом. С переборок помещения на него смотрят убогие стенды из ДСП, опаленные паяльной лампой с повышенными и невыполненными социалистическими обязательствами, инструкциями по технике безопасности. Бумаги написаны под копирку и ни кем не выполняются.

Парень начинает нервно нарезать в крохотном помещении круги гистерезиса. Ему от затерянности в бескрайней стране становится жалко не только себя, но и папу, который в свое время не предохранялся, маму, родившую его в сорок лет, своих товарищей и крысу, которая живет второй месяц под его столом.

Мысли от замкнутой жизни в заброшенном поселке размером с алтын, где он неприкаянно живет не первый год на первом этаже с крысами его содрогают. К тому же вчера начальник штаба его нещадно отодрал за грязный подворотничок на кителе. Крыса с голодухи перегрызла электрические кабели от проверочной аппаратуры, за которую он отвечает партийным билетом.

На глазах Андрюши чуть ли не выступают слезы. Ему от безысходности жизни хочется заземлиться на железную шину, опоясывающую всю подземную арку и даже повеситься от тоски на кабелях от аппаратуры, но силы воли для этого у него нет.

Почерпнув до нервной дрожи в паху душевное «вдохновение» от этой красочной картины, комсоргу хочет написать, что он и его товарищи, как брошенные с размаху камни в Тьмутаракань, ни в чем не виноваты перед советской властью и народом.

Никому они здесь не нужны – ни партии, ни государству, ни родному Министерству! Зато в тяжелейших условиях не жалея живота своего, нервов и здоровья ведут борьбу за выживание со своими долбанными начальниками, которые их в грош не ставят. Вдруг он останавливается, как вкопанный уткнувшись чумными глазами в знакомую до боли приборную доску аппаратуры, приходит от медитации в себя и говорит пустой комнате.

- Нет, надо всеми способами отсюда выбираться, иначе не сказав даже спасибо, в этой подземной арке через десять лет и закопают!

Парень еще не знал, что отдаст этому подземелью не десять, а двадцать три года жизни, дослужится до заместителя командира, станет капитаном 2 ранга, заведет собаку и огород с картошкой и крыжовником. В доме в поселке с дивным названием Разбойник сменит семь прогоревших титанов, пять проржавевших радиаторов и пятнадцать любовниц. Каждая выбоина на дороге в поселке станет родной, как прыщ на заднице командира.

Лейтенант, вдумчиво «работая» над собой, превратится в знаменитого Кобелино-сукино поселка, профуфукает прекрасную домашнюю библиотеку. Три раза женится. От каждой жены родит по ребенку. Первая жена уедет в Израиль, вторая в Германию. Третья - в Калининград. Страшное дело.

Друзья его будут звать в Испанию, но он как истинный русак уедет на родину в Татарию. Приобретет язву желудка и много-много прекрасных друзей, которые будут, не смотря ни на что сопровождать его всю его жизнь.

Не знал он, что через тридцать лет поселок, которому он отдаст жизнь, вообще перестанет существовать. Дома будут разрушены, и даже фундаменты домов бульдозерами засыпят гравием и битыми скальными породами, как надгробным холмом на погосте. Все будет похоронено, и страсти в некогда гудящем молодежном поселке уйдут в область древней старины.

Старлей с партийным билетом в кармане даже в страшном сне не мог представить, что придет Перестройка с «мышленьем», а потом Демократия по-русски, где будет трудно понять, кто есть, где и что есть как. Затем грянет Перестрелка с пьяным «э-э блин понимаешь».

Будут банальная борьба за власть между меченым ставропольским «комбайнером» и четырехпалым уральским «прорабом», обнищание народа, путч и танки, война в Чечне, терроризм и наркомания. Страну будут раздирать во все стороны, многие друзья уедут за границу, искать лучшей доли, как их далекие предшественники после Октябрьской революции. Исчезнет с карт мира великий Союз Советских Социалистических Республик, где он родился.

Россию захлестнет церковное мракобесие, похеризм, бандитизм и воровство. Она будет отброшена на пятьдесят лет назад. Быть честным и порядочным станет неприлично и стыдно.

К власти придут дельцы, которым завоевания Великого Октября станут поперек их ненасытных глоток, а свой карман – главная цель в жизни. Мир перевернется и все полетит к чертям собачьим. Хорошо, что мы не знаем своего будущего!

Андрюша, почувствовав прилив любви и жадности к жизни с замиранием сердца и с тишиной в душе, как ни в чем небывало продолжил торжество политики над разумом, то есть писать свою «повесть временных лет».

«Советские моряки-дальневосточники отстоят всемирные завоевания социализма и не отдадут недругам ни пяди русской земли! Поверьте! Дальневосточные рубежи нашей Родины будут надежно защищены! Но пассаран! Враг не пройдет!

Мы понимаем, что являемся важнейшим средством современной войны и сдерживающим фактором агрессивных устремлений планетарного империализма в Мировом океане.

Сегодня у нас идет напряженная боевая учеба, которая богато насыщена учениями (цифры), тренировками (цифры), ракетными, торпедными, артиллерийскими и стрелковыми стрельбами (грамодье цифр). В подразделении идет состязание за лучшее решение и выполнение боевых задач под девизом – «Приготовлению оружия – комсомольскую гарантию!»

Андрей от безделья сам как-то с большого бодуна придумал этот девиз, который хотел «дотащить» наверх до всего флота и стать всефлотским инициатором нового движения. Между снаряжением ракет взрывоопасными элементами он «придумывал» еще почины - «Ни одного отстающего рядом», «От мастера в расчете – до расчета мастеров», «Сегодня - рубеж Отличника ВМФ, завтра – рубеж Отличного воинского коллектива». В общем, развлекался как мог, и на что хватало выдумки.

Далее в велеречивой телеграмме комсорга снова шли сногсшибательные и лихие цифири наличия в его подразделении отличников ВМФ, отличников боевой и политической подготовки, мастеров военного дела, специалистов 1,2,3 класса, передовиков социалистического соревнования, разработанных (цифры) и внедренных (цифры) несуществующих рационализаторских предложений.

Не забыл он и о сдавших ВСК – военно-спортивного комплекса. О нарушителях воинской дисциплины – молчок. Все итоги приведены в процентном отношении к 1913 году! В процентах получаются бешеные цифры, от которых у него самого дух захватывает, да так что он упирается о стол, чтобы не сорвало «крышу». Подписывается наш коммунистический Орфей скромно и просто - «По поручению военно-морского коллектива - комсорг подразделения, старший лейтенант Андрей такой-то».

Все! Труд написан! Что дальше? Конечно, отправлять. Старлей со сладким волнением в яйцах идет на почту, разместившуюся на первом этаже в небольшой обшарпанной комнатенке одного из убогих домов своего поселка.

На почте сидит, как Аленушка на заколдованном озере, местная достопримечательность Галя-почтальонша, которая от нечего делать лузгает, как семечки вареные красные креветки.

- Галчонок! Телеграмму отправить можно? - сначала поздоровавшись, спрашивает Андрюша.

- Конечно, какой может быть разговор! - радуясь редкому посетителю, доброжелательно щебечет ему местная царица почтовой связи, вытирая губы от шелухи, подвигаясь роскошной грудью к парню. - Только учти, телетайпа у нас нет. Твоя телеграмма будет отправлена только через несколько часов, да и то если из базы придет дежурная машина.

- Хорошо. Оформляй! - Андрей, положительно оценив грудь, одобрительно кивает и с потными ручонками решительно подает почтовой пичужке заранее склеенную на нескольких телеграфных бланках свою «портянку».

- Молодец, Андрюша! - девушка Галя, шевеля своими припухшими от поцелуев губами еще не вчитавшись в ее содержание, начинает считать слова. - Длинную телеграмму ты накропал! – хвалит она нашего «писателя», радуясь будущей большой её оплате.

Усердно, с вытянутым язычком она принимается считать на счетах цифири, умножая миллиметры ртутного столба на количества жителей поселка и деля их на копейки, но со временем до нее доходит адрес послания: «Москва Кремль Леониду Ильичу Брежневу».

Она в ужасе вздрагивает, отодвигает счеты и подымает на Андрюшу полные удивления и беспокойства глазки. Аккуратненько и благолепно кладет заполненный бланк телеграммы на прилавок. Слегка бледнеет, как от поцелуя Квазимодо и с испугом ноготками её осторожно, как урну с прахом отодвигает от себя.

- И-извини! Андрюша! Я п-принять такую телеграмму не м-могу...

- Это почему? – удивляется наш отправитель, может быть будущий Генеральный секретарь.

- Ну, просто... ну, просто, – девчушка, хочет что-то сказать в свое оправдание, но ничего вразумительного на ум не приходит, поэтому через мгновения выпаливает, как из пушки. - У нас связи с Кремлем нет! Тем более с самим Ильичем!

Видно, что девчонка впервые в жизни нервничает от политического волнения, поэтому быстро прячется за свои ресницы. Андрюша начинает Галину спокойно убеждать, что в отправке такой «обычной» телеграммы, нет ни чего страшного или запретного.

В свое время Никиту Сергеевича Хрущева такой аналогичной телеграммой поздравил даже зек из мест не столь отдаленных. А тут - коммунисты и комсомольцы, соскучившись по своему лидеру, шлют Генеральному секретарю сердечный пламенный коммунистический привет и душевные пожелания ему здоровья и долгих лет жизни.

- Что здесь плохого? – рассудительно спрашивает он.

- Не знаю, не знаю. Я понимаю, что попытка - это не пытка, но езжай сам в базу, там объясняй и отправляй, - девчушка, тяжело карабкаясь в мыслях непонимающе качает своей точеной выпившим Роденом головкой. - Мне головной боли и лишних проблем не надо. Хватает своих неприятностей! Соль пропала, лампочек днем с огнем не сыщешь. Вон опять в магазин молоко не привезли. Ребенка, хоть вашим спиртом или красной икрой корми, - здесь она тяжело вздохнув, продолжает. - Если что не так - мне мало не покажется! Упекут по полной программе

Это верно! Времена лихие, сусловские, но наш Андрюша живет и служит по принципу – если я что решил, то выпью обязательно, то бишь – сделаю. Чтобы не подводить соседку «под монастырь» берет свое нетленное литературно-политическое «творение» в руки и идет на рокадную дорогу к «первому мостику». Убывает через сопки и «Крымский» перевал в свою военно-морскую базу. Для политической собаки тридцать верст не расстояние.

Как он добирался в родную базу – это отдельный печальный рассказ. Веселое было время, особенно когда надо было срочно попасть в этот осколок человеческой цивилизации. Однажды ему пришлось добирать в кузове попутного грузовика с покойником, предварительно уговорив его не обижаться.

Андрей останавливает попутку, забирается в кузов грязного самосвала по колено в хлам и начинает трястись по приморской грунтовой «фронтовой» дороге, так как рейсового автобуса из базового поселка Техас нет. Он ходит всего лишь два раза в сутки – рано утром и поздно вечером. Парень в уме мучительно рассуждает, что его ждет впереди.

В поселке история повторяется. Здесь такие же суровые и легендарные времена. «Шаг в сторону – попытка к бегству, прыжки на месте – провокация!»

- Нет! - говорят на почте. - Мы такую телеграмму отправить не можем! - и отодвигают депешу от себя, будто она обжигает им руки, и начинают требовать от офицера всякую чушь. - Где протокол партийного собрания? Почему на телеграмме нет печати воинской части? Да и вы товарищ старший лейтенант не пострижены. И носки у вас неуставные! Предъявите документ, удостоверяющий ваши полномочия! Может вы засланный «казачок»?

- Какую печать вы хотите на проявления простых человеческих чувств советских людей к своему партийному лидеру? – старлей со смелыми бровями после двадцатиминутных препирательств на почте доходит до белого каления. «Взрывается» и начинает греметь голосом, как боевая корабельная трансляция «Каштан». - Сургучную или мастичную? – резко, как из пушки, выпаливает он. - А может вам её поставить в ваши трудовые книжки на запись «Уволить по статье»?! – парень, давя военным интеллектом, прет на девчат, как крейсер на пивной ларек.

Его все равно стараются отправить подальше во Владивосток. Все опасаются оформлять телеграмму самому Леониду Ильичу. Атмосфера на почте начинает накаляться до красноты государственного флага.

Народ недоуменно начинает прислушиваться к скандалу. Любим мы это дело. Старлей ничего вокруг себя не замечает и, в конце концов, доходит до "ручки", становится в «седьмую позицию», делает умное лицо, что как мы знаем, не идет настоящему флотскому офицеру и говорит:

- Все! Довольно! Где заведующая? Давайте её сюда!

Заведующая, тихо разлагаясь от духоты в своем кургузом кабинете, долго не идет, но, слыша шум в операционном зале, наконец, недовольно и степенно появляется с суровым лицом и с занавесками на глазах. Руки, почему держит за спиной.

- Что здесь происходит? Кто тут хули...

- Вы что здесь совсем очумели от безделья? - парень, не давая ей закончить мысль, начинает её решительно приводить к православной вере с интонациями... нет, не Лубянки - она далеко и в Москве, а Особого Отдела, который родной за углом рядом притулился.

- Вся страна живет преддверием Юбилея своего Лидера, не побоюсь сказать своего Вождя! – Андрюша продолжает распекать главного работника почты. - Люди не жалея живота своего отдают все что имеют на алтарь истории, а вы ставите препоны простому и искреннему человеческому всплеску искренних сердечных эмоций и душевных чувств. К кому?!!! К самому дорогому и любимому, - старлей отдышавшись, сглатывает цинковую слюну во рту и с тимуровским задором продолжает.

- Да я вас тут всех разнесу вдребезги пополам и отправлю в Сибирь снег убирать, ядрен батон! Позабыли кто в стране хозяин? Все! Хватит! Звоню в Политбюро ЦК КПСС! - Андрей, непроизвольно оглянувшись вокруг себя и убедившись, что за спиной пока еще нет ребят в фуражках с малиновыми околышами и «стечкиными» на бедре, зловеще спрашивает.

- Где у вас тут правительственный телефон? Проводите меня к нему!

Представительная зав почтой, проснувшаяся и сразу одуревшая от натиска и неуемного напора этого не на шутку разбушевавшегося буревестника революции поправляет очки с золотой дужкой.

Обладая партийной бдительностью, начинает успокаивать Мальчиша-Кибальчиша. Просит сесть и попить водички. Закурить не предлагает, своих сигарет жалко. Она резонно думает – «Этот активист с пламенным сердцем и безумной головой и вправду сумеет дозвониться до самого Политбюро. Этот гад, сможет! Вот тогда точно, всем небо с овчинку покажется, замучаешься потом объяснительные бумаги писать…»

Заведующая оперативно дает команду своим девчатам-операторам быстро оформить телеграмму этого чудного офицера не как простую, а под грифом «Правительственная» и отправить его к чертовой матери, пока её не посадили в подвал политотдела базы.

Все эти «исторические события» происходят примерно за неделю до славного всенародного Юбилея. В части о поздравлении никто не знает и не догадывается. Продолжаются, как и прежде нарушения воинской дисциплины, офицеры пьют, матросы сачкуют.

Сделав, что задумал, наш Андрюша «скромно» продолжает служить Родине, ковыряясь в служебном дерьме, но лавры Матильды, как у Фемистокла после победы в сражении при Марафоне в пятом веке до нашей эры, ему не дают покоя.

Выдержки и скромности нашему «поздравителю» хватает на несколько дней. Как это, думает он, я сделал такое удивительное дело, а никто о нем не знает. Его распирает врожденная, с кровью матери всосанная, «скромность».

Помня святую заповедь любого служивого – Вспотел, покажись начальству, Андрюша за два дня до знаменательной даты, в конец «обессиленный» от молчаливого воздержания не выдерживает. На ватных ногах идет к главному бездельнику части, любителю протоколить и голосовать - заместителю командира по политической части, как в свое время Эдип пошел к Дельфийскому оракулу, чтобы узнать всё о своей судьбе.

Закончив в свое время педагогическое училище, замполит гордо носил на правой стороне своей тужурки полуромбик техникума с раскрытой книгой, как бы говоривший, что этот человек является инженером человеческих душ. На военной службе он окончил двухгодичный Университет марксизма-ленинизма, после чего любил в разговоре с офицерами блеснуть своим словесным перлом.

- Даже я с моим университетским образованием тебя не понимаю, а моряк тем более…

Принцип работы этого замполита был прост, как болт - День прошел и… черт с ним! Это он придумал девиз «Моя воинская часть – Моя Родина! Моя Родина - Моя воинская часть!» Зам любил с заботой о подчиненных всех доставать риторическим вопросом – «Ну как?»

Эта привычка закончилась у него, после того как он встретил одну из бухгалтерш идущую из туалета.

- Ну, как? - автоматически спросил он её, после чего бойкая Наталка-крымчанка, не краснея, выдала.

- Спасибо, по «маленькому» сходила, а вот по «большому» - не получилось!

О таких политрабочих на флоте говорили: «Рот закрыл - рабочее место убрано», хотя с ним служить было можно, главное надо было говорить с ним на его языке. Зам сидя в штабе, резался в шахматы с секретарем парткома.

- Товарищ капитан 2 ранга, разрешите обратиться? – вкрадчиво привлекая к себе внимание, говорит старлей.

- Ну? Что у тебя стряслось? - спрашивает инженер человеческих душ через плечо, крутя в руках шахматную ладью, не зная, куда её всунуть.

- Товарищ капитан 2 ранга! Как вы смотрите на то, чтобы поздравить нашего дорогого и любимого Леонида Ильича с семидесятипятилетним Юбилеем? - преданно заглядывая в глаза и пряча свою «портянку» за вспотевшей спиной с придыханием и елейным голосом делает предупредительный выстрел, в смысле вопрос наш Андрюша.

- Как-как? – думая об очередном шахматном ходе, задумчиво переспрашивает зам, и сам же отвечает, не подымая головы. - Кверху «каком»! Шучу, шучу, конечно, - и делает неверный ход ладьей. - Вот так-то, нет бубей, так хреном бей! – повернув свою с плешью голову к комсоргу, замполит начинает довольно улыбаться. - Показывай, что там у тебя.

Прочитав, как эпос, заранее приготовленный второй экземпляр красочного политического «рассказа» комсорга замполит вначале удивленно смотрит на лейтенанта, мол, надо же какие политические орлы у него служат, а потом удовлетворенно хмыкает.

- Ну что тебе сказать, альбатрос революции? Политически грамотно, наглядно, да и вообще - складненько-гладенько, - зам делает паузу. - Политзанятия для тебя даром не прошли. Можешь матку схватить голыми руками, уловить суть политического момента. Можешь! Нечего сказать! Цифры впечатляют! Хорошо! Молодец! – хвалит замполит молодого коммуниста.

- Только вот в словосочетании «Верховному Главнокомандующему» ты, грамотей буковку «эл» забыл написать. Не аккуратен, братец! Не аккуратен! Надо быть более внимательным и собранным! - подумав о чем-то своем, решительно, утвердительно кивает головой. - Добро! Исправляй и с богом, фу ты, со спокойной душой отправляй!

- Дык я, эту телеграмму давным-давно... послал! – старлей, как портовая проститутка на выданье, потупив свои серые стеснительные юношеские очи, смотрит на ширинку капитану 2 ранга, готовый разделить радость от этой новости вместе с ним.

- Куда, екарный бабай, «дык» ты ее отправил? - с глазами как у беременной кобылы спрашивает мгновенно вспотевший на загривке зам, спустившись с шахматного Олимпа на нашу грешную землю с её закидонами, от которых рождались инфаркты и инсульты.

- Как куда? В Политбюро!

- Чтоооо? - ресницы у замполита задираются настолько, что брови оказываются на затылке.

- Дорогому и люби…

- Как? Кто разрешил? - перебивая старлея, с глубоким изумлением и коммунистическим испугом, не на шутку встревожено восклицает замполит. - П-почему без моего в-ведома? – с лица зама стирается индийский гамбит и сползает вдохновение, уступая место простой скорби и печали.

Мужик вскакивает, начинает суетиться, опрокидывая шахматы. От страха и ужаса он мгновенно покрывается корочкой льда, представляя себе, что его ждет впереди за несвоевременный доклад.

- Я у оперативного! - срывая дверь с петель и стукаясь о косяк, кричит на ходу зам, помогая себе ушами.

В рубке, отобрав у оперативного дежурного телефонную трубку, «садится» на телефон и, не попадая пальцем в диск, начинает очумело названивать во Владивосток в политотдел соединения.

- Товарищ капитан 1 ранга! Владимир Владимирович! – весь взъерошенный в сметенных чувствах начинает орать зам в военную телефонную трубку оперативной связи, нервно вытирая платком с шеи льдистый пот. - У нас тут есть инициатива «снизу». Поздравить нашего дорогого и любимого Леонида Ильича с юбилеем. Как вы на это смотрите?!! А? – после чего начинается половецкая кутерьма.

На следующий день весь веселый Тихоокеанский флот узнал, что где-то в забытом советской властью бухте Разбойник есть чудак с «пулей» в голове, который по своей инициативе поздравил с днем рождения самого «Хозяина». Эта весть стала сразу притчей всефлотского масштаба. Разговоров и обсуждений было много.

Вы знаете, что такое слава? Нет, вы не знаете. В то далекое время это знала только Алла Пугачева и ещё Андрюша, у которого она простиралась на территории одного поселка.

Флотская слава, как и палка, имеет два конца. Теперь любая начальствующая проверяющая комиссия, которая приезжала в часть для проверок боевой и политической подготовки личного состава, первым делом направлялась, не как полагается к командиру, а к нашему комсоргу с животрепещущим вопросом.

- Андрюша! Что тебе ответил Леонид Ильич? Как он тебя отблагодарил за поздравление?

Этим вопросом «скромнягу» комсорга после всемирно-исторического Юбилея все замучили и задолбали в кость и в гриву так, что он придумал дежурный ответ для себя и всех самых любопытных чудаков.

- А вы разве не читали в главном печатном органе Центрального Комитета КПСС - газете «Правда»?

- Где? В каком номере? За какое число? – всем сразу хотелось удовлетворить свое простое человеческое любопытство и лично прочитать ответ Генерального секретаря дальневосточному чудику.

- Да на первой полосе, в правом верхнем углу. - Андрюша, вставая в позу, как знаменитый артист погорелого театра, назидательно начинал отвечать. - В заметке, где Леонид Ильич после Юбилея сердечно благодарил весь советский народ. В ней он так же выражал благодарность всем Центральным Комитетам коммунистических партий союзных республик, крайкомам, обкомам, райкомам, парткомам, первичным партийным организациям, всем коммунистам и беспартийным.

Он не забыл трудовые коллективы фабрик, заводов и колхозов, а так же рабочих, колхозников и гнилую интеллигенцию страны за теплые слова поздравлений, – Андрюша делал артистическую паузу и продолжал.

- Если хорошо присмотреться, то можно увидеть в конце заметки – «и др.». Так вот «ИДР» – это я! Это так он меня лично поблагодарил.