Больничная плясовая
25 июля 2012 -
Виктор Сафронов
Больничная-плясовая
Говорят, в больницах кормят плохо. Врут гады.
Подумаешь, нервный какой нашелся. Выискивает недостатки и сигнализирует… Лицом хлопочет, мол, рядом с раздаточной, гнойная перевязочная. Так это ж временно… Каждый дурак скажет, а я готов подтвердить.
И вообще ни герцоги и не князья какие-нибудь, чтоб капризы строить. Поел, перекрестился на образа и дуй до палаты. Дрыхни. Выздоравливай.
Друган Генка недавно участвовал в процессе обрезания, дык говорит, что без ста граммов, камера на которую он снимал обряд посвящения в правоверные евреи дрожала, ракурс прыгал куда ему хотелось… И вообще, снимать было невозможно…А ведь поел человек больничной еды, выпил гвардейско-сионистские сто граммов, и дело пошло, как по-маслу, елею…
Оттого у нас в столовке красота и нега, как в молодежной бригаде, всё по норме, в строгом соответствии с рекомендациями диетологов.
Смотри сюда!
Пришлось недавно проваляться месячишко в ней родимой, больничке оштукатуренной, естественно в условиях бесплатной медицины.
Отлично провел время. Всего два шрама осталось после соприкосновения. Зато в середине организма имею одиннадцать танталовых скрепок и твердое убеждение - все это не для проклятых богатеев, а для нас простых и быстро выздоравливающих. Говоришь: мягко стелют? Не всегда.
Иногда, правда, когда из палаты вывозят очередного выздоравливающего в реанимацию или еще куда похуже, а потом родственники, со скорбными лицами приходят за шмотками, аппетит на больничную еду снижается. Но, как выяснилось, не надолго.
Согласен, невесёлые моменты присутствуют: пельменей на такую скучающую ораву не налепишь, да и с ливерной полный затык. Нету, говорю, ливера на всех. Согласен? Чего нет, того нет.
Во всём остальном - машинами протёртом, нежирном и несолёном, всё в полном порядке.
- Слышь, доходяга!
- Чё?
- Стол, говорю, какой?
- Нулевой, кажись…
- На вот, кушай затирку из овсянки. - И подперев кулаками пышные бока, грозно из-за прилавка. - Тольки не соли, сдохнешь здесь, а мне отвечай…
- Адольфовна, дык, в прошлый раз блины из асфальта давали…
- Иди, иди… Лопай… Ровняй морду с ж…пой. Шутник сраный…
Раздаётся весёлый смех. А вы говорите: кто в онкологии лежал, тот в цирке не смеётся.
После еды для медперсонала наступает тихий и очень сонливый час. Пациент врачу не враг, поэтому чтобы не злить людей в белом, ты должен до пяти лежать тихо и своим нытьём не надоедать.
- Перед тем, как переходить на больничные харчи, две недели металлолом собирал по колхозным полям и совхозным буеракам…
Слово, после смачной отрыжки взял Егор Чужих. У него из живота, как в фантастических фильмах о пришельцах, торчало четыре трубки. Он очень этим гордился и всем любопытным охотно демонстрировал выводные концевики.
Во время профессорского обхода, наш завотделением Александр Степаныч, кстати, прекрасный мужик, со своеобразным для онколога-хирурга юмором, открыл профессорской свите (мы услыхали случайно) - Егорино горе.
- Это матёрый пациентище, имеет билио-дигестивную анастомозу на сквозных транспеченочных дренажах при высокой обтурационной желтухе - доверительно поведал он, и чуть тише, со вздохом добавил, - хронический алкоголик, ёб… его мать.
- Ага, - догадались мы, ни хрена не поняв. Так он никакой не Франкенштейн… Полностью же наш человек. С таким лежать и выздоравливать, это ж одно удовольствие.
Степаныч, будучи не только прекрасным спецом, но и отличным психологом, чтобы отучить хоть на время мужиков пить, водит их в косметологическое отделение, где пугает ботоксом. Если это не помогает, приглашает из морга прозектора Раскольникова. Тому, в отличие от однофамильца, топор не нужен, его заменяют ногти и дурноватый взгляд. Кстати, пару безнадёжных покойников этим взглядом было оживлено.
Если и после этого задроты в перерывах между процедурами бегали за чернилом и пивасиком, приходилось неуправляемых заводить на кухню и показывать чем их кормят и как, из этого готовится больничная еда..
- В чем Егорка, твои проблемы? - спросил завзятый пациент Михалыч.
- Рост наркомании меня очень беспокоит… Спать спокойно не могу... Судороги… у меня, сам посуди, как никак три дочери!
Эти слова не мальчика, но мужа, было приятно услышать от многолетнего, закалённого в боях с зелёным змием мужчины средних лет.
Только Михалыч хотел ему об этом сказать, а его уже и след простыл. Вместе с ним закончился и тихий час.
Егор появился часа через два. Его сообщение, что он с периодичностью в три месяца заваливается к медицине варяжским гостем, где можно спокойно, в тепле и хорошей компании, выпивать и закусывать, было встречено с пониманием. Насторожило другое… Несвязная речь и сбивчивость мысли.
Если вы, ребятки, видели полностью счастливых людей - это был самый яркий и сочный образчик лучезарного человеческого счастья.
Он был не только счастлив, но и пьян в полный драбадан и рванный лоскут.
- Скольки ж ты покатил, - с завистью спросил у него, выздоравливающий Мишка Сбербанков, сомневаясь в искренности своей жалкой улыбки.
Зависть была вызвана тем, что ему вообще ничего было нельзя… ни то, что есть, смотреть, и то запрещалось. Мужика раздуло так, что из него, сделав предварительно в брюхе дырку, откачали одиннадцать литров грязной, мутной и дурнопахнущей жидкости.
Егорушка не стал скрывать обременительную для читателя дозу, ведущую к подножию лестницы в небо.
- Восемьсот грамм, грамулечек…
- Чего? - с ужасом спросил обладатель вёдерного живота.
- Водки! - сладко зажмурившись, ответил собственник мудреного анализа, и пошел каруселью болтаться по больничному коридору.
- Что в нашей больничке хорошо? - проснувшись от наркоза, а больше от егоркиных танцев, спросил Казимир Навахо.
- Кормят бесплатно, - охотно ввязался я в разгадывание загадки.
- Не-а…
- Лечат бесплатно…
- Да что ты всё по верхам… - С наркозной обидой просипел собеседник. - Главное, это то, что нас здесь принимают такими как мы есть и никто не конючит: «ты мне жизнь испортил… вынеси мусор… убери за собой с пола и смой воду…».
Пациенты задумались. После согласились. Точно. И что уж совсем удивительно - спора, обычного больничного спора - не было.
Перед вечерним отбоем, те, кто мог передвигаться на своих конечностях, ходили отбивать у медсестер пьяного Егора. К часу ночи палата угомонилась.
Егор, приняв очередной стакан антидепрессанта «Поху…зм», захмелел и увалился на свою койку. Когда ночью проснулся по малой нужде, обнаружил в руках дозиметр в виде фалоиммитатора. Что же он им мерил?
Он спал, и во сне его беспокоила одна проблема. Если он завтра во время операции гикнется, как люди в белых халатах будут избавляться от трупа. После махнул рукой, перевернулся на другой бок и с мыслью, что это их проблемы, счастливо уснул.
Вспоминая плакат с загадочным больничным призывом: «Пациент, помни! Твой стул, в т воих руках!». Последуйте же и вы его примеру.
г. Вена 02.07.2012 – 25.07.2012
[Скрыть]
Регистрационный номер 0065185 выдан для произведения:
Больничная-плясовая
Говорят, в больницах кормят плохо. Врут гады.
Подумаешь, нервный какой нашелся. Выискивает недостатки и сигнализирует… Лицом хлопочет, мол, рядом с раздаточной, гнойная перевязочная. Так это ж временно… Каждый дурак скажет, а я готов подтвердить.
И вообще ни герцоги и не князья какие-нибудь, чтоб капризы строить. Поел, перекрестился на образа и дуй до палаты. Дрыхни. Выздоравливай.
Друган Генка недавно участвовал в процессе обрезания, дык говорит, что без ста граммов, камера на которую он снимал обряд посвящения в правоверные евреи дрожала, ракурс прыгал куда ему хотелось… И вообще, снимать было невозможно…А ведь поел человек больничной еды, выпил гвардейско-сионистские сто граммов, и дело пошло, как по-маслу, елею…
Оттого у нас в столовке красота и нега, как в молодежной бригаде, всё по норме, в строгом соответствии с рекомендациями диетологов.
Смотри сюда!
Пришлось недавно проваляться месячишко в ней родимой, больничке оштукатуренной, естественно в условиях бесплатной медицины.
Отлично провел время. Всего два шрама осталось после соприкосновения. Зато в середине организма имею одиннадцать танталовых скрепок и твердое убеждение - все это не для проклятых богатеев, а для нас простых и быстро выздоравливающих. Говоришь: мягко стелют? Не всегда.
Иногда, правда, когда из палаты вывозят очередного выздоравливающего в реанимацию или еще куда похуже, а потом родственники, со скорбными лицами приходят за шмотками, аппетит на больничную еду снижается. Но, как выяснилось, не надолго.
Согласен, невесёлые моменты присутствуют: пельменей на такую скучающую ораву не налепишь, да и с ливерной полный затык. Нету, говорю, ливера на всех. Согласен? Чего нет, того нет.
Во всём остальном - машинами протёртом, нежирном и несолёном, всё в полном порядке.
- Слышь, доходяга!
- Чё?
- Стол, говорю, какой?
- Нулевой, кажись…
- На вот, кушай затирку из овсянки. - И подперев кулаками пышные бока, грозно из-за прилавка. - Тольки не соли, сдохнешь здесь, а мне отвечай…
- Адольфовна, дык, в прошлый раз блины из асфальта давали…
- Иди, иди… Лопай… Ровняй морду с ж…пой. Шутник сраный…
Раздаётся весёлый смех. А вы говорите: кто в онкологии лежал, тот в цирке не смеётся.
После еды для медперсонала наступает тихий и очень сонливый час. Пациент врачу не враг, поэтому чтобы не злить людей в белом, ты должен до пяти лежать тихо и своим нытьём не надоедать.
- Перед тем, как переходить на больничные харчи, две недели металлолом собирал по колхозным полям и совхозным буеракам…
Слово, после смачной отрыжки взял Егор Чужих. У него из живота, как в фантастических фильмах о пришельцах, торчало четыре трубки. Он очень этим гордился и всем любопытным охотно демонстрировал выводные концевики.
Во время профессорского обхода, наш завотделением Александр Степаныч, кстати, прекрасный мужик, со своеобразным для онколога-хирурга юмором, открыл профессорской свите (мы услыхали случайно) - Егорино горе.
- Это матёрый пациентище, имеет билио-дигестивную анастомозу на сквозных транспеченочных дренажах при высокой обтурационной желтухе - доверительно поведал он, и чуть тише, со вздохом добавил, - хронический алкоголик, ёб… его мать.
- Ага, - догадались мы, ни хрена не поняв. Так он никакой не Франкенштейн… Полностью же наш человек. С таким лежать и выздоравливать, это ж одно удовольствие.
Степаныч, будучи не только прекрасным спецом, но и отличным психологом, чтобы отучить хоть на время мужиков пить, водит их в косметологическое отделение, где пугает ботоксом. Если это не помогает, приглашает из морга прозектора Раскольникова. Тому, в отличие от однофамильца, топор не нужен, его заменяют ногти и дурноватый взгляд. Кстати, пару безнадёжных покойников этим взглядом было оживлено.
Если и после этого задроты в перерывах между процедурами бегали за чернилом и пивасиком, приходилось неуправляемых заводить на кухню и показывать чем их кормят и как, из этого готовится больничная еда..
- В чем Егорка, твои проблемы? - спросил завзятый пациент Михалыч.
- Рост наркомании меня очень беспокоит… Спать спокойно не могу... Судороги… у меня, сам посуди, как никак три дочери!
Эти слова не мальчика, но мужа, было приятно услышать от многолетнего, закалённого в боях с зелёным змием мужчины средних лет.
Только Михалыч хотел ему об этом сказать, а его уже и след простыл. Вместе с ним закончился и тихий час.
Егор появился часа через два. Его сообщение, что он с периодичностью в три месяца заваливается к медицине варяжским гостем, где можно спокойно, в тепле и хорошей компании, выпивать и закусывать, было встречено с пониманием. Насторожило другое… Несвязная речь и сбивчивость мысли.
Если вы, ребятки, видели полностью счастливых людей - это был самый яркий и сочный образчик лучезарного человеческого счастья.
Он был не только счастлив, но и пьян в полный драбадан и рванный лоскут.
- Скольки ж ты покатил, - с завистью спросил у него, выздоравливающий Мишка Сбербанков, сомневаясь в искренности своей жалкой улыбки.
Зависть была вызвана тем, что ему вообще ничего было нельзя… ни то, что есть, смотреть, и то запрещалось. Мужика раздуло так, что из него, сделав предварительно в брюхе дырку, откачали одиннадцать литров грязной, мутной и дурнопахнущей жидкости.
Егорушка не стал скрывать обременительную для читателя дозу, ведущую к подножию лестницы в небо.
- Восемьсот грамм, грамулечек…
- Чего? - с ужасом спросил обладатель вёдерного живота.
- Водки! - сладко зажмурившись, ответил собственник мудреного анализа, и пошел каруселью болтаться по больничному коридору.
- Что в нашей больничке хорошо? - проснувшись от наркоза, а больше от егоркиных танцев, спросил Казимир Навахо.
- Кормят бесплатно, - охотно ввязался я в разгадывание загадки.
- Не-а…
- Лечат бесплатно…
- Да что ты всё по верхам… - С наркозной обидой просипел собеседник. - Главное, это то, что нас здесь принимают такими как мы есть и никто не конючит: «ты мне жизнь испортил… вынеси мусор… убери за собой с пола и смой воду…».
Пациенты задумались. После согласились. Точно. И что уж совсем удивительно - спора, обычного больничного спора - не было.
Перед вечерним отбоем, те, кто мог передвигаться на своих конечностях, ходили отбивать у медсестер пьяного Егора. К часу ночи палата угомонилась.
Егор, приняв очередной стакан антидепрессанта «Поху…зм», захмелел и увалился на свою койку. Когда ночью проснулся по малой нужде, обнаружил в руках дозиметр в виде фалоиммитатора. Что же он им мерил?
Он спал, и во сне его беспокоила одна проблема. Если он завтра во время операции гикнется, как люди в белых халатах будут избавляться от трупа. После махнул рукой, перевернулся на другой бок и с мыслью, что это их проблемы, счастливо уснул.
Вспоминая плакат с загадочным больничным призывом: «Пациент, помни! Твой стул, в т воих руках!». Последуйте же и вы его примеру.
г. Вена 02.07.2012 – 25.07.2012
Рейтинг: +4
528 просмотров
Комментарии (3)
Таня Петербуржская # 25 июля 2012 в 01:00 0 | ||
|
Юрий Иванов # 25 июля 2012 в 10:21 0 | ||
|
Ольга Таранюк # 27 августа 2012 в 17:42 0 |