Здрасьте, я ваш муж!
Каждая семья несчастлива одинаково, а вот счастлива - по-своему! Жизненная аксиома, не требующая доказательств. Она применима и к семьям военных.
Командир БЧ-2 большого противолодочного корабля «Чудной» Тихоокеанского флота капитан 3 ранга, назовем его просто Владимиром, возвращается из летнего отпуска с «Запада» домой на Дальний Восток. Не сообщив жене телеграммой о своем прилете, мужик глубокой ночью мухой прилетает из Одессы в небольшой уютный Владивостокский аэропорт. Рейсовые автобусы в такую рань по дорогам Приморья еще не ходят, поэтому он на случайной попутке едет в свой убогий поселок на краю географии с загадочным названием Разбойник. Это военное поселение расположилось на берегу загадочной одноименной бухты Японского моря.
В кузове бортовой машины, под жадные глотки теплого пива в голове молодого мужика начинают грезиться любовные видения. Он, закрыв глаза, под ночным звездным небом с умилением и восторгом воображает себе, как на рассвете абсолютного заката, уставший, но соскучившийся по любимой жене и домашним тапочкам приедет домой. Со жгучей жаждой любви сойдет у «первого» мостика в пелену утреннего тумана из волшебных запахов побережья и пройдется по берегу очаровательной бухты с чувством радости от предстоящей встречи.
Зажав от нетерпения яйца в кармане, он со щекоткой от любовных видений присядет на влажные камни черных скал. С детским восторгом, будто один на планете, встретит восход солнца, которое будет вставать из океана после ночного сна из-за красивейших сопок волшебного острова Путятин. Вдохнет полной грудью чарующие запахи моря. Нежная терпкость йодистых водорослей, выброшенных на берег зазвучит неповторимой ноткой в его утренней симфонии жизни.
Мужик насладится ласковым шорохом задумчивого прибоя, который будет ласково жаться к ногам. В легком, нежном и свежем, как дыхание ребенка приятном ветерке услышит щемящую песню ветки сосны. Наберет в ладошки лазоревые лучи утренней зари и с трепетом, стараясь не расплескать застывшее в глазах счастье, понесет их по безмятежно спящему поселку.
Подымится по грязным выщербленным ступенькам своего подъезда, пропахшего кошками, на четвертый этаж к своей обмусоленной квартире. Тихо, чтобы не потревожить любимую, откроет дверь своим ключом. Стараясь не расплескать упоительную утреннюю свежесть, бесшумно, на цыпочках просочится, как кровоподтек в семейную спальню. Со щемящей нежностью, не разбудив, долгим прикосновением поцелует свою благоверную за сексапильным ушком.
Раздевшись, он со своим «нефритовым жезлом», тихо проскользнет под крахмальное одеяльце к родному трепетному бедру любимой со страстным желанием сделать её «пещеру божественного лотоса» счастливой. Нежно и тихо, чтобы не разбудить уткнется лицом в сладкую волосатую, как белочка подмышку и аккуратно возьмет в ладошку трепетную грудь второго размера с оливковым соском. Потом они вместе радостно проснутся.
Жена спросонья сладострастно потянется, как «богатка» - счастливая трехцветная кошка. Вскрикнет и от счастья замурлыкает. Окончательно проснувшись, с женским счастьем в глазах распахнет руки, что тебе лебединые крылья. Прижмет его лицо к своей молодой божественной груди, а потом неистово исцелует своими сладострастными губами до дыр.
Владимир вздохнет запах любимого тела, отдающего утренней лавандой. Безвозмездно, то есть даром поцелует в нежную улыбку и подарит ей шелест морского прибоя, радугу утра и печальную песню фазана. Вовчик любил, как говорят японцы - «Любоваться на распустившуюся ветку сакуры в зимнем луче восходящего солнца», что соответствовало русскому - «Глазеть на всё, как баран на новые ворота». Потом будет горячий душ с дороги, домашний завтрак на двоих с долгим-долгим рассказом об отпуске.
« Не расплескать бы счастье до дома. Она не ожидает меня, беспокоится, переживает. А как, наверное, у неё за меня сердце болит? Как соскучилась по мне в долгом мучительном одиночестве? Месяц - это срок! - с томлением в душе до спазм ниже живота волнуется Володя, красочно представляя себе, как его встретит дома жена. - Вот радость-то ей будет. Как бы от бабьего счастья её «кондратий» не хватил!»
С первыми лучами солнца отпускник приезжает по дырявой грунтовой дороге в свой поселок в четыре глазастых дома. С долгой истомой в штанах спрыгивает с бортовой машины у «первого» мостика. Жирная пыль оседает. От мужского нетерпения, позабыв об утренней заре и песни фазана, Володя, захлебываясь счастьем, как влюбленный воробей, со скоростью бешеной крысы летит бурундуком от остановки по грязной тропинке мимо злопахучей поселковой помойки к своему серому желищу.
Через две ступеньки, на одном дыхании мужик взмывает орлом по остывшим за ночь летним грязным, будто в ржавчине лестничным пролетам на свой этаж. Сердце в предвкушении долгожданной встречи громко бьется в гулком кошачьем подъезде и готово выпорхнуть тараканом из груди.
Поставив на площадке плотно набитую спортивную сумку с помятым барахлом, отдышавшись, мужик отряхивается от дорожной пыли. Поозиравшись по сторонам, помня флотскую заповедь «Оглянись вокруг себя - не «любит» ли кто тебя!» мужик завязывает свое «мужское естество» морским узлом, чтобы до унитаза не облажаться. Потирая от удовольствия руки, достает свои ключи. Ключи от счастья! Его волнует радостная встреча с тапочками и распирает жадное желание быстро-быстро сходить с дальней дороги в туалет по «маленькому». Литр пива, высосанный в одно «жало» в кузове машины дает о себе знать.
С предусмотрительно расстегнутой ширинкой на джинсах, он, скалясь улыбкой счастливого бандерлога, быстро начинает тыкать ключом в замочную скважину. «Только бы раньше времени не разбудить, не спугнуть бы свое счастье, - думает он, - и не обоссаться бы!» Пиво безжалостно!
С первого раза открыть замок не получается. «Попытка - не пытка!» - как говорит его «особист» - сотрудник особого отдела КГБ на корабле. Тихо постанывая, мужик, сжав коленки от нетерпения сходить в туалет, как квартирный воришка продолжает ковыряться в замке. Напрасно, ничего не получается.
Володя, радостно нахмурившись с недоумением, смотрит, словно пацан на конфетку, сначала на мертвую дверь, потом на руки, будто они растут не из плеч, а из другого места. «Ан-нет, все правильно - руки, как руки, просто замок закрыт изнутри на «собачку»! - сплевывая с досады на кошачьи экскременты, втуне успокаивает себя мужик и чешет с досады в потных чреслах. - Вот, незадача! Сюрприза не получилось! Что делать?»
- Была, не была! Где наша не пропадала! - говорит Вовчик себе и решает позвонить в дверной звонок.
Прежде чем нажать кнопку, ногой поправляет, зачем-то половичок у двери, будто оттягивая момент принятия решения. Набравшись какой-то внутренней решимости, он начинает вгонять кнопку в стенку, как осину в черта. В стандартной двухкомнатной квартире с бесовской веселостью звучит звонок с мелодией радости и победы - «Ты, моряк, красивый ты сам собою...». Дверь молчит, как выключенный холодильник. Мужик опять нажимает звонок, теперь требовательнее, чем прежде. - «Тебе от роду двадцать лет!»
- Танюша, хорош ночевать, приснится зима - ноги отморозишь! Открывай! - у мужика от предстоящей встречи радостное настроение еще пока не проходит, хотя в душе возникает ощущение проштрафившегося кота, выставленного за дверь. Слова колышут паутину на мутном окне подъезда.
В ответ тишина, как в морге. Ощущение, что за дверью «никто не вернулся из боя». Настроение потихонечку тухнет, как селедка на помойке. Моча уже готова литься из ушей. «Странно, - «заводясь», думает Володя, - Попугай может еще спать, собака молчать, чувствуя хозяина за дверью, кошке все до коридорного половичка, а вот жена оглохла, что ли от одиночества без мужа?»
Стучит пяткой в дерматиновую дверь, похожую на вертикальный караульный топчан, прошитый декоративными гвоздями, как пулеметной очередью. Эту дверь он сам по хозяйски крест на крест обивал полгода назад золотистыми шляпками. От биологического нетерпения мужик в буйном припадке недержания начинает подпрыгивать на одной ноге, словно играя в «классики». С дороги в гальюн хочется, как Филиппку учиться. Не зря же в народе говорят: «Продолжительность минуты зависит от того, по какую сторону закрытой двери в туалет вы находитесь!»
«Ну вот, сейчас все-таки обоссусь!» - чувствует мужик, терзая дверь. Ему уже ничего не хочется - ни жены, ни постели, ни ласки, только бы охладить закипевший «радиатор». Начинаются лестничные призывы и звон во все «колокола» в пустом утреннем подъезде, глухо отдающиеся, словно в могильном склепе.
- Танька, японский натюрморт! - сжав зубы в кулак, на весь подъезд зло чертыхается мужик, все еще убеждая себя, что в такую рань жена должна быть дома по определению. - Просыпайся, ядрена мама! Открывай, зараза, иначе сейчас всю дверь обоссу! - отрывистые слова, как писали классики, начинают стрелять из мужика как шрапнель, но отскакивают от двери, словно бараний горох.
За дверью становится еще тише. У мужика возникает страшная догадка, но ее от себя отгоняет - «Не может быть!» Володя задает себе щемящий душу, проклятый вопрос - «Не ужели опять зафестивалила?» и опять начинает звонить чуть ли не до посинения. Минут через десять за дверью начинает ощущаться какая-то загробная жизнь. Слышатся сопение, тараканья возня и нервный трусливый шепот. Т-сс! Открывающийся замок, напоминающий звук заряжающегося дробовика щелкает и дверь в шесть часов десять минут утра по местному времени, наконец, выстреливает мужику в глаз, еще раз доказывая, что если бог захочет, так и дверь выстрелит.
В дверях стоит в одной комбинации, одетой на голое тело задом наперед со страшно бледным лицом, растрепанная и босая жена с левым тапком в руках. Увидев в сыром воздухе перед собой мужа, она опаленная неожиданными звонками и припорошенная летним утром, оторопев, цепенеет. В маске безумного ужаса в глубине лица вздрагивает, будто видит перед собой приведение. Делая шаг назад, с сумасшедшими глазами дворовой кошки, задушенным голосом растерянно задает глупый вопрос:
- Это ты? - пугливо обернувшись, будто ища от кого-то помощи, неприбранная женщина со сцепленными губами и разъезжающимися ногами тенью бледного исчадия пропадает в глубине квартиры, после чего наступает пауза, наполненная эпическим смыслом.
- Я… - с глупым выражением на кислых губах, отвечает растерянно-недоуменный Вовчик узкой скрывшейся спине с торчащими лопатками, которые напоминают отрубленные ангельские крылышки.
Зацепив бровями косяк двери с облупившейся краской, обескураженный мужик, поленом входит в квартиру со смутными предчувствиями чего-то страшного и смешного. Не замечая отсутствия света в узкой прихожей, он хочет надеть дежурную улыбку лежащую среди расчесок на полочке под зеркалом, но с размаху врезается взглядом в изысканную, как японская гравюра тужурку с мичманскими погонами, висящую на вешалке, будто танк на заборе. В квартире накурено и воняет солдатским «Шипром».
Ноги спотыкаются о не чищенные чужие ботинки тридцать девятого размера, которые застыли, как часовые в проходных Лубянки. «Вот тебе астролябия! - проносится в голове у Вовчика. - С какой сырости они здесь?» Электросчетчик прекращает стрекотать сверчком. Дружище-таракан Кеша с ужасом на морде лица сквозняком скрывается в коридорчике за плинтус. Призраки прошлого, населяющие квартиру, испуганно прячутся в пыли времени между заныканными банками тушенки и сгущенки на антресолях. Все тихо, с затаенным любопытством начинают ждать, что будет дальше...
Позабыв снять китайские кроссовки и отпихнув ногой обоссанные кошкой свои старые полуботинки, опешивший Володя с мокрым сердцем почему-то идет не в туалет, куда уже час его толкала природа, а прямо на кухню, оцепеневшую, словно в шоке, от внезапно приехавшего хозяина. Вместо безумного секса с дороги мужик, с видом баклана надетого на кол, тупо оглядывает убогую, покрашенную ядовито зеленой краской, кухоньку без занавесок с электрической плиткой «Мечта» в углу. Глядя на полное мусорное ведро с вызывающим запахом потрохов гнилой рыбы, Вовчик нервно дергается - «Целый день дома, зараза, а мусор вынести не кому! Зато мозг выносит регулярно!» Зачем-то трогает немытую алюминиевую вилку с выбитым клеймом «1 рота». Обреченно застегивает ширинку с поникшим мужским достоинством.
С параноидальным интересом любуется застывшими остатками романтического ужина на двоих, который видимо должен был перейти в завтрак в постели. Две рюмки, две грязных тарелки с обглоданными скелетиками кильки, недоеденный винегрет, пустая бутылка балованной водки. Бежевая керамическая баклажка его любимого рижского бальзама, цвета дыма над трубой завода «Базальт», откуда он ушел на флот, замыканная им в свое время от жены в бачке родного унитаза, возвышалась на столе, как погасший Форосский маяк.
«Вот суки, неужели выжрали весь бальзам?» - пулей проносится в голове у ошарашенного Вовчика. Пепельница, забитая изжеванными окурками погарской «Примы» пахнет изменой. Беспомощный огарок в стакане, насмерть убитой стеариновой свечи с запахом гари, накануне означавший поэзию и огонь любви, стыдясь хозяина, с грустью скорбно склонился с подоконника.
Отпускник, глупо таращится на старенький холодильник «Саратов», тарахтящий, будто грузовик на подъеме в сопку. «Шуба» из заморозки без срока давности, живущая своей жизнью, словно переваренная манная каша из кастрюли, готова затопить всю кухню своим могильным холодом. Из неплотно закрытого крана тоскливо капающая вода, ударяясь о выщербленный умывальник, символизирует, что все в жизни течет - все изменяется. Помирающая от старости герань на подоконнике, как стылое распятие на раскопанном могильном холмике пригорюнилась над растоптанными чувствами. Не хватает старенького проигрывателя «Аккорд», который бы выводил - «Поздняя осень… на кладбище старом… два старика, чей то гробик несут…»
«Любовь ушла? Куда? В прах? А как же женская верность и чистоплотность? - мужик раздавлен, убит! - Негодяйка! Подлая развратница! Безжалостная дрянь! Чудовище! Животное!» - невнятно бормочет Володя. Предательски сжимается сердце, чешется нос и вздрагивает печень. Мужику нараспашку открываются Врата Правды Жизни!
«Что делать? Умереть от любви? Из-за любви? Ради любви? - Вовчик, сцепив до скрипа зубы, что бы совладеть с волнением сердца, застывает по середине кухни. - Бежать сломя голову из этого вертепа? Выгнать? Развестись? Впасть в депрессию, в запой? Или удариться в загул? С кем и как теперь жить? Зачем?»
Володя подорвавшись, будто сапер на мине, садится мешком картошки за липкий стол, покрытый хлебными крошками на холодящий зад табурет. С грустью в кармане, роняет, как в старинных романах, коротко стриженую голову на большие смуглые кулаки, поставленные один на один. Загорелые руки красиво смотрятся на фоне грязного стола, где пробегает пустая ошалелая рюмка.
Мужик в позе согнутого идиота замирает, словно проглатывает утюг. Мысли начинают прыгать, как черти в решете. «Вот, коза сусанинская! - с чувством одураченности, думает Володя. - Все-таки изменила! При законном-то муже!» Он догадывался, что жена ему изменяла. Предполагал с кем и когда, но не мог понять - зачем?
До опустошенного и подавленного мужика, одинокой клизмой сидящего в кухне постепенно начинает доходить банальная жизненная ситуация про которую он где-то слышал, но что она может случиться с ним - не верил. Неотвратимость встречи с хозяином ботинок в коридоре настораживает. Вот, она чертова гримаса судьбы-разлучницы! Живешь-живешь, и на тебе - вся жизнь вдребезги-пополам! Застрявший в горле ком мешает дышать. Пропала жизнь!
Что испытывал мужик? Безумие? Душевную пустоту? Обиду или досаду? Собачью тоску? Горе? Несправедливость жизни или пугающее чувство, будто тебя обокрали? А может, он понял, что его просто предали? Да, да - измена, наверное, и есть простое предательство! Любви, идеалам, чистым человеческим отношениям! Или это не так?
Упав с матом в прошлое, Володя пытается вернуть себя туда, откуда ушел навсегда... Перед его мысленным взором начинают пролетать воспоминания, как феррари на колхозном поле. Ощущение будто это было вчера. Он видит свою первую трогательную встречу со своей будущей женой на танцах в танцзале «Космос», где было не протолкнуться. Молодые курсанты-салаги называли это место «Колосок» в честь поселка Колосовка, где они проходили после поступления в училище курс молодого бойца.
В глазах мужика всплывает картина, как он в толпе танцующих выглядел стройную девушку-девственницу с тихими глазами, словно с одинокой иконки затерянной деревенской церквушки. В скромной черной юбчонке и белой блузке в красный горошек, она была похожа на ангела...
Первые сердечные волнения, первая истома в брюках, когда от жажды встречи с любовью судорогой сводило яйца. Первый танец, когда девчушка невзначай уперлась ему через тонкую материю блузки и флотской фланки своим упругим соском в грудь. Это сладкое и щекотное чувство крепкого девичьего прикосновения он нес через всю жизнь…
Память... Память, словно якорная цепь, выуживала из моря прошлого звено за звеном... Страстные встречи в недолгих увольнениях за кофе с мороженным в кафе «Снежинка», «культпоходы» в киношку, тяжелые расставания… Первые поцелуи в подъездах до распухших губ, первая близость... Сколько в голове осталось разных мелочей, из которых и состоит наша жизнь? Одному Богу известно...
Вспомнил чувство молодого жеребца с опухшими яйцами, в которых уже пищали дети. Как он «пел» юной девчушке на разломанной скамейке пятидесятых годов в дальнем углу городского парка, пытаясь расстегнуть, чертовы пуговички на ее лифчике, как мечтал о планах на будущее… Как рассказывал о произведениях Чехова и Куприна, о кораблях, море, и что «даже в области балета - мы впереди планеты всей»… Вовчик-курсант был еще та «птица-говорун» - знал тогда ответы на абсолютно все вопросы, не то, что сейчас. Много можно было хорошего вспомнить...
Володя поднимает голову от стола. Опершись локтями на стол, с поникшей головой натачивает в стакан, недопитый невезучими любовниками бальзам. Махом выпивает горючую боль-тоску, крякает. Зарозовев зверобоем, чувствует, как на голове начинают прорастать рога. Хочется от отчаяния прочистить мозги затяжкой, но сигареты остались в сумке на лестничной площадке. Зная, что на флоте быстро выпитый стакан не засчитывается, глубоко несчастный и бесконечно одинокий мужик наливает себе остатки божьего напитка. Ожесточенно залпом бросает в рот. Опять кхмыхает. Примеряет новое выражение лица.
«Может выброситься от горя из окна? - мелькает в голове у мужика, но внутренний голос говорит. - Рога это не крылья!» Володя начинает искать выход из создавшейся ситуации, помня, что выхода нет только из гроба. Опираясь на стол, в душевном смятении встает, будто переболев свинкой. Пытается скинуть адские чувства, но они не отпускают. Давит ногтем указательного пальца заблудившегося таракана, но на сердце от этого легче не становится.
Завернув кран, чесоточно чешет спину об угол вспотевшего холодильника. Ненароком опрокидывает с кухонного шкафчика на голову таз для варки варенья, который начинает смеяться нутром над переживаниями Вовчика, лишний раз, доказывая, что у человека в России в любой момент может все накрыться медным тазом. Царапая быстро растущими рогами потолок в коридоре, позабыв в туалете поменять «воду» в перегретом «радиаторе», опупевший мужик тяжелой походкой проходит в большую комнату.
С разбитым сердцем и печальной душой, зайдя во чрево квартиры, Володя с видом солдата вернувшегося с фронта к сожженной врагами хате, чешет шишак и глубоко выдыхает. Хочется отделаться от прибивающего к полу «русского духа», исходящего от ботинок-говнодавов мичмана в коридоре. От тяжелого запаха тления носков уже начинает кружиться голова и першить в горле.
В большой комнате, среди переполошенных предметов, испугавшихся возникшей ситуацией, он видит живую пылеподобную картину Сальвадора Дали «Полеты во сне и на яву». Посередине комнаты на стуле, скучающем по свалке, с прямой, как полено спиной сидит по пояс, вкопанный в пол, мичман Вася с местного узла связи. Что парадоксально - лицом к входной двери. Торшер с бумажным абажуром, будто чекист, спрятался в углу между полустенкой и окном. Дешевенький палас предусмотрительно свернут колбаской у стены. Может быть, для того чтобы если что - не забрызгать мозгами любовника?
Напряженно подняв плечи, словно ожидая удара, оцепеневший связист с видом куска покойника в черных брюках и расстегнутой мятой кремовой рубашке без погон стеснительно прячет под стул свои долгопятые босые ноги в домашних мужниных тапочках со стоптанными задниками. Не стриженые худые ногти на сырых ногах готовы отделиться от хозяина и убежать к чертовой матери.
Соблазнитель, тифозно вспотев, ошеломлен внезапным появлением мужа. С белыми от ужаса глазами, мужик опускает голову и ждет заслуженных оплеух. Ноги у него одеревенели, руки стали ватными, волосатые фаберже втянулись в сморщенную мошонку, доказывая народную мудрость - «Главный мужской орган – это мошонка!», иначе бы яйца пришлось носить в руках. На лбу хахаля выступает холодный пот. Волосатые ладошки на предательски дрожащих коленях становятся влажными. Начинаются именины сердца. Что делать? Куда деться?
В экране выключенного экрана замученного телевизора «Рекорд», на который тотчас запрыгивает кошка с немым вопросом «Что будет дальше?», видно, как Вася с безумной мольбой в глазах и с расстегнутой хоризмой ширинки обреченно подымает голову и встречается со стальным взглядом Володи. Неподвижно застывший, словно кусок дерьма в куске льда, Казанова оцепенело, смотрит на мужа, играя всеми цветами радуги свежим «засосом» на шее. Непроизвольно хочет встать перед ним по стойке «Смирно», как перед старшим по воинскому званию, по возрасту и положению в этом классическом любовном «треугольнике», но намертво пристреливается к стулу грозной бровью мужа.
Неожиданно в кособокой клетке на полустенке просыпается полинялый попугай Сема с выдранным хвостом и начинает, как на церковной паперти оглашено орать - «Кошмар-р! Кошмар-р!» Любопытных голубей, заглядывающих через окно, от испуга смывает с откоса подоконника, как окурки в унитазе. Домашний скелет в шкафу начинает постукивать костями, напоминая о себе.
Ощетинившиеся мужики с вздыбленными холками изучающе смотрят друг на друга, будто два дворовых кота в подворотне. Рычания нет. Наступает пауза, как в анатомическом театре в зале показа трупов. Самцы ищут выход из создавшейся ситуации. Обоим хочется побыстрее выйти из комнаты. В квартире становится тихо, только слышно, как жалобно гудит сквозняком ржавый титан в ванной.
В глазах отупелого, с багровой солдатской рожей, взлохмаченного «молодого» видно одно – «Пипец! Жопа подкралась незаметно!» Любовник мгновенно ощущает весь ужас своего незавидного положения, хорошо зная, что жопа на флоте - это не часть тела, а событие! «Все ситуации банальны, если они не случаются лично с тобой…» - вспоминает мичман чьи-то слова.
В расплавленном мозгу его воображение начинает рисовать бредовую кровавую картину «Муж и любовник». Два удара – восемь дырок... от вилки. Реки крови, окровавленное тело, размозженный череп, конвульсии… Липкие мозги, сползающие, словно использованный презерватив по стене квартиры. Вопли через стенку проснувшихся возмущенных соседей - «Когда же это блядство прекратится?»
«Вот кость в горле! Почему на стуле и комнате? - пройдясь взором по любовнику с мрачной печатью на сжатых губах и скрипнув зубами, думает Володя-рогоносец, но ответа на свой дурацкий вопрос не находит, так как другой «лом» влетает в его голову. - Только бестолочи царя небесного ходят к замужним бабам, когда пол поселка «холостячек». Прямо «встреча без галстуков», яти их мать! Ширинку бы застегнул и носки бы надел, драный козел... - коротким замыканием проскальзывает в голове радостно нахмурившегося Володи. - Не можешь гулять, чтобы не застукали - не мучай яйца! Хотя не зря говорят «Сучка не захочет, у кобеля не вскочит!»
Откуда ни возьмись в тихую комнату, приведением появляется, с ввалившимися глазами цвета пасмурного неба, беспутная жена в стоптанных кожаных шлепанцах, запахнутом домашнем халате на голую комбинацию и со смятым засосом на шее. Грешнице, угрюмо глядящей себе под прелестные ножки с ужасом номер два на лице, умереть бы от стыда, но подпаленная изнутри не стандартной ситуацией, закусив бледную нижнюю губу, она, входя в комнату впереди греха, чтобы спрятаться за его спину, с безумием думает - «Мосты сожжены! Он понял! Он всё понял!»
Безотказная, как автомат Калашникова бесстыдница, пахнущая изменой поправляет помятую прическу. Женщина не знает что делать. Гробовая тишина забивает ей уши. Молчание начинает душить ее. Изменница бледнеет смертельным цветом и непроизвольно разворачивает лицо для пощечин мягким местом щеки. В ее вспотевших глазах готовы выступить слезы. Подбородок, слившись в экстазе со страхом и ужасом, начинает нервно дрожать. Блудницу после женского подвига от предстоящего семейного скандала начинает бить холодный озноб. Да такой сильный, что ее хочется согреть. Ненадолго.
В убогой квартирке на краю советской географии смыкаются чудовищная Измена и неуправляемая Страсть. С книжной полки Лев Николаевич Толстой гневно вопрошает женщину через свою бороду - «Пошто прелюбодействуешь! Церкви на тебя нет!» Сплошная каренинщина.
В разгар семейного адюльтера из-под дивана бесшумно вылазит пес дворовой авось-масти по имени Кабыздох. Он, навострив уши, с мужской солидарностью смотрит на хозяина с выражением глубинной серебряной грусти - «Ну, что, дружок, доотдыхался, стал инородным телом в доме? Это тебе не Родину защищать! Здесь надо быть всегда начеку!» Одинокий мужик, будто покойник на ветру, тонет в собачей тоскливой печали.
Преданная дворняга идет в спальню и залазит под полуразломанное от страсти «ложе любви». Из-под супружеской кровати греха с не перестеленной мятой простынкой достает из клобуков пыли вонючий носок сорок пятого размера, с прилипшим к нему использованным нелепым презервативом. Осуждающе смотрит на разврат. С брезгливостью, будто мокрицу, берет в пасть и добросовестно приносит «трофей» к ногам несчастного хозяина.
Недовольно выплевывает находку на голый, будто плаха пол. Чихает и грустно тявкает, после чего с чувством исполненного «долга» преданно смотрит на хозяина. Извинительно виляет лохматым хвостом, будто презерватив его, после чего тыркается носом в кроссовки Володи, своим видом показывая, что забыл таблицу умножения. С поникшей грустной головой садится у ног «вожака стаи» и говорит нечеловеческим голосом – «Хозяин! У тебя нет больше жены!» Как божье знамение - со стены падает с зацелованными изгибами семейная фотография в дешевой деревянной рамке и разбивается в дребезги-пополам.
Посмотрев на носки, мичманец первым нарушает молчание. Поставив сдвинутое лицо на место, с мертво-стеклянным взглядом и прямолинейностью симоновского карабина говорит неживым голосом:
- Эт-то не м-мой… - невнятные слова колышут мятые занавески.
«Вот чукча итальянская! - Володя с горестной спиной, не обращая внимания на глупую реплику мутного мужика, думает о своем. - Кто же любовью занимается в «резинке»? Это одно и то же, что целоваться в противогазе!»
Если бы кобелек мог говорить, то многое рассказал бы своему хозяину. Про то, как чужой мужик - этот червь похоти и разврата, перед тем как его безразлично пнуть его под диван, заперся на пару с хозяйкой на кухне и почти один выжрал бутылку водяры. Собаке хочется пересказать слова мужика об одиночестве, о том, что его не уважает жена, не понимает мегера-теща. Тесть, старый козел, бывший тюремный смотритель, пьет как сапожник. Денег не хватает, дети-спиногрызы постоянно какают, где попало, и болеют, чем придется, жизненная неустроенность замучила.
Соблазнитель под бальзам до глубокой ночи, возбуждая свою неуемную плоть, жаловался на то, что на службе его в грош не ставят, считая «сундуком», а он широкой души человек. И только хозяйка – женщина необыкновенной доброты, с которой не может сравниться ни одна обитательница этого заброшенного богом поселка, своим сердцем его поняла. Она необыкновенна, восхитительна и прекрасна, как Афродита. Нежная будто летняя волна омывающая труп свиньи на берегу. Он в ней полюбил не просто грешную женскую плоть, а эфир божественной души, огонь пылкого сердца!
Затем сволочной обольститель, простой как надпись на заборе, взбивал ей челку, поправляя бюстгальтер в вырезе ее платья. Потом на ходу снимая брюки, пошел подмываться в ванную холодной водой. Бр-р-р!!! Всю ночь, еле сдерживая кобелиные вопли на брачном жертвеннике с панцирными простынями, погружаясь в хозяйку, скрипел зубами, бесстыдно доказывая ей свое восхищение. Чуть не разломав в пылу необузданной страсти непотребную стонущую кровать потел, соскальзывая с молодой женщины. А как вжимался плотской утробой, как дышал? Не зря же мокрая хозяйка ночью несколько раз бегала на разъезжающихся ногах в ванную подмываться, а заодно жарить яичницу для поправки сексуальных сил.
Кошка по кличке Стерлядь, не раз битая хозяином за ссанье в тапочки, наоборот, в одобрение действий хозяйки спрыгивает с пыльного телевизора и вытягивает хвост трубой. Не торопясь, жеманно потягивается и, как ни в чем не бывало, шаркая своими ногтями по полу начинает сладострастно тереться спинкой о ее ноги. «Не можешь сделать счастливой женщину - не мешай другому! - по-бабски как бы ехидно говорит кошачьим взглядом. - Так тебе и надо, хозяин! Телеграмму надо присылать, чтобы не наступать на грабли!»
В помятой клетке попугай, вместо того чтобы как мужик мужика с негодованием поддержать хозяина возгласом – «Измена!», неожиданно для всех на всю квартиру начинает кривым клювом картаво похотливо тараторить, будто последняя проститутка - «Дафай! Дафай! Дафай!», после чего кульбитом через голову хвастливо делает в клетке кучу.
Володя, глядя на жену-шалаву видит, что у нее с груди падает родинка, которую он любил по пьяни целовать. Серый чулок на правой ноге у нее начинает предательски сползать к коленке, напоминая использованный презерватив.
«Вот она, сука-жизнь! - растерзанный изменой, измочаленный ситуацией мужик чувствует себя глуповато, словно в разговоре с командиром.- Жизнь разбита. Абсурд. Обман. Роковая ошибка. Покарябанное сердце погибло! За что? Чем он заслужил такую злую человеческую неблагодарность? Что ей сказать? Как назвать?» - муж с исковерканным внутренней болью лицом, не ища ответа на сакраментальный русский вопрос - «Кто виноват?» дергает подбородком и осуждающе оглядывает растрепанную росомаху с головы до тапочек.
Его выразительный взгляд говорит - «О дьявольское порождение! Ненасытная баба! Одного мало? Сменила все-таки офицерскую шинель на мичманский бушлат. К тому же на пять лет меня моложе! На молодых потянуло, стерву? Чужой хрен больше и слаще? Что мне теперь с тобой делать? Кто в твоей душе посеял семя порока, которое дало такие «всходы?» В шкафу опять начинает осуждающе шевелиться скелет.
Поруганные мечты и замаранные надежды взывают к мщению. «Может надавать по морде? Точнее - по двум мордам или в отместку ножки у кровати отпилить к чертовой матери? Не убивать же этих долбаков?» - со злорадством оскорбленного мужа Вовчик задает себе очередные риторические вопросы.
Незадачливому любовнику приход в «гости» еще вчера вечером казался презабавным приключением, о котором можно было бы рассказать при случае за бутылкой. Теперь же, когда он нарвался на мужа, как на минное поле, предугадать, чем все кончится, не мог бы даже бог. Это в анекдотах смешно - «Муж вернулся из командировки!» В жизни это чревато не только простым мордобоем, но и трупом.
Бледное лицо, сразу похудевшего мичмана с одеревеневшей от холода спиной, судорожно перекашивает от ужаса. Брови набухают мандражом. Во рту вкус старой галоши. Зрачки глаз готовы сами выскочить и повиснуть на небритых щеках, с которых от животного страха сыпятся прыщи. Молодой мичманец, трепещущий, как осиновая ветка под ветерком, сидит под люстрой на стуле, готовый к роковому развитию событий и думает - «Любовницу надо выбирать латышку - они хорошо ухаживают за могилками...»
Бестолковый ловелас, горя углями страха, делает волевое лицо. Храбрится, но перед тяжелым объяснением с не вовремя вернувшимся супругом от бздения в задницу нельзя просунуть даже соломинку. Смотря на законного мужа потухшим взглядом, уксусный Вася еще больше бледнеет, вспоминая народную мудрость - «Гулять бегут к любовницам, а умирать - домой!»
С тоской, посмотрев на фотографию изменницы с мужем на фоне поселковой помойки, похожую на пасхальную открытку, у кобелино-сукино в голове проскальзывает мысль - «Дома любимая жена, уважаемые тесть и заботливая теща. Чего не хватало? Сейчас бы спокойно с необыкновенной женой завтракал кофе с вкуснячими пирожками, пожаренными обожаемой тещей под мудрый стрекот изумительного тестя. Потом пошел бы на любимую службу, – содрогнувшись своим мыслям, он, загипнотизировано следит за КЦБ - кулаками центрального боя супруга. - Вместо ласки, тепла и уюта сейчас, наверное, будут бить. Боже мой, только не по лицу!!!»
Прячет в сразу вспотевший пах, закоченелые руки и смиренно поджимает ненужные ноги. Его крючит. Становиться мокро, смято и печально. «Что ж это за проклятие такое? - в голове молодого любовника, как дуэлянты бьются вшивые мысли. - Говорили же друзья - к замужним бабам не ходи, не послушался. А теперь на тебе - мужнина ревность, оскорбленное мужское достоинство, тяжелое душевное потрясение, аффект и битая морда. Может, и в брюхо пырнет - «два удара, восемь дырок». Доказывай потом, что сам споткнулся и упал на вилку. Черт побрал бы всех этих мужей!» - ужас смерти мутит сознание мужика. Собака с интересом смотрит на любовника.
По идее, измена жены должна была бы отозваться в сердце мужа мучительной душевной болью, но взявший себя за «вымя» Володя думает - «Вот халда! На пять минут бабу нельзя оставить без присмотра, что-нибудь да накуролесит! Знала же, торфушка, что вот-вот приеду, а видно гормоны взыграли - стало невтерпеж! Воистину как в анекдоте: Жила фригидной и счастливой, и на тебе - оргазм!»
Вместо того чтобы мужику сказать жене, как в Одессе: «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало и на двадцать сантиметров ширинку приподняло!», он, почесав разбитое сердце, хрипло говорит свою сакраментальную фразу:
- Здрасьте! Я ваш муж! - после чего сразу попадает в легенду поселка.
Старается улыбнуться, но улыбка выходит какая-то корявая.
- Спокойно, еж твою медь, не суетись, а то «клиент» будет потеть и соскальзывать! - назидательно молвит он жене, прожигая ее ревнивым взглядом, пресекая буйство страсти и оправдательные поползновения.
- Ладно, я обязан, а ты баран траншейный, что здесь делаешь? - это уже относится к невезучему герою-любовнику.
Говорит, потому что надо что-то говорить. Смотрит на свои часы - прошло всего четыре часа, как он приземлился на дальневосточную землю, а семейная жизнь пришла к концу. Стал заправским рогоносцем и хочется опять к черту в небо. Володя, почесав рога, невольно вспоминает слова, прочитанные в какой-то книжке: «Револьвер выпал из его рук, и окровавленный любовник сполз с оскверненной липким семенем семейной постели кровоподтеком с возгласом - Не виноватый я, она сама хотела!»
С дрожью в теле оцепеневшая и бледная, как смерть, потухшая жена с паническими глазами, нервно играя желваками и грызя розовые ногти, как палач занимает место за спиной своего молодого любовника. В мутном стекле полустенки отражаются виноватые, как у просящей собаки глаза и нервно теребящие халат пальцы. Можно лепить скульптуру - «Измена». Володе хочется воплощение Греха сфотографировать. На памятник.
Начинается «прощание славянки». Видно, что у бабы от простого женского плотского недоедания повреждение в уме и судорожные мысли скачут, как голодные блохи по полу. Ее корежит от грозного взгляда мужа, который эгоистически не хочет ее делить с другим самцом. Она готова царапать себе щеки. Чтобы как-то занять свои побелевшие руки она подбирает с пола свою родинку и, плюнув на нее, водружает на место. Зябко запахнув дрожащими руками домашний халатик, будто сберегая тепло недавней страсти, блудница скрещивает руки на груди, как в гробу и начинает нервно тереться упругим животом о спинку стула.
Стоя за спиной своего «друга», чуть ли не описавшаяся женщина, поняв, что видуха у нее не в «тему», начинает придерживать затвердевшие от ужаса коричневые соски на груди, будто стесняясь мужа. «Интересно, сколько раз я целовал их?» - проносится в голове у Володи.
Ошалевшая же изменница понимает, что жизнь ее разбита. Случилось самое непоправимое в ее жизни, и теперь она до скончания века будет виновной и распутной. «Это срам и стыд на всю жизнь! Дверь обмажут дегтем, а её ничтожную будут таскать за волосы по поселку, как это делали в старину, - предполагает женщина. - Не спасут ни обращения к командованию и в партком, ни к родителям, ни к друзьям. От нее все отвернутся и как итог - зловещая тишина, вновь в гробу лежу одна!» Блудница чувствует, что ее сейчас сожгут на семейном костре.
За окном солнечное дальневосточное утро набирало обороты. Часы на стене начинают показывать вчерашнее время. Пастух с пастушкой на полочке демонстративно отворачиваются от прелюбодейки. Семейные основы поруганы, честь семьи затоптана в грязь, порок торжествует!
Собрания сочинений Чехова, Куприна, Есенина зачитанные Володей до дыр в самодельном до потолка стеллаже, обклеенном коричневой текстурной бумагой от серьезности ситуации застывают, как матросы в строю. Они тоже с не поддельным интересом смотрят на любвеобильную жену с перекошенным лицом и шелестят страницами - «Этого не может быть! С виду такая порядочная женщина!»
Жене с распущенными волосами бы успокоиться и сказать обоим мужикам: «Познакомьтесь. Это мой муж, а это Вася. Ну, а пока вы знакомитесь, я пойду вызову комендатуру...» Она же вся взлохмаченная, как курица из-под петуха с истерическим блеском в глазах бесстыже готова как пантера метаться по квартире. Прелюбодейка начинает непослушными губами тарахтеть по воздуху, будто задницей по ступенькам лестницы подъезда:
- Я тебе не изменяла и нечего упираться рогами! - с бездной страсти с глазами медузы Горгоны кричит оперным речитативом жена, доказывая народную мудрость: «Если женщина «захочет», то и стенка захохочет!» - Сам виноват! Ты когда должен был вернуться? - и встает между мужем и любовником, готовая защищать.
Кого? Пока и сама не знает, так как еще не поняла, кого она больше любит. Мужа или любовника? Баба на нерве еще не определила, кому и с кем она все-таки изменила
Володя, стоя со свежими рогами напротив любовника, как провинциальный трагик, понимая, что был женат на пустоте, делает паузу и пристально смотрит на обделавшегося парня, с нервно дергающимся ухом. Решительно снимает ветровку и закатывает рукава рубашки, для того чтобы… помыть руки в умывальнике и все-таки пописать.
- Не надооо!!! - раздается обезумевший истеричный визг ошпаренной кошки, которой дверью прищемляют хвост, после чего наступает металлическая журчащая тишина.
Молодой любовник затравленно вертит головой, как застигнутая врасплох крыса в трюме. Смотрит с потаенной надеждой на окно, но какое здесь к черту окно? Четвертый этаж, а он не Икар! Дон-Жуан готов бежать сломя голову, но куда денешься «с подводной лодки», да и классической тумбочки, куда можно было бы спрятаться, в квартире нет.
«Почему я не человек-невидимка? - думает мужик в колотящем мандраже. - Как хорошо быть тараканом! Спрятался бы себе сейчас за плинтус и превратился бы мертвым. Горя бы не знал!» Адреналин начинает медленно стекать по ногам в тапочки. Руки «Казановы» нервно бьют по коленкам мотив «Прощайте скалистые горы, уходим мы завтра поход…», пытаясь совладеть с банальным страхом за свою жизнь. Желания сражаться за свою «любовь» у него нет. Да и мужа за что бить? Нелогично. Тут самому бы не получить мордой об коленку! Господи, спаси и сохрани!
Немая сцена, хоть святых выноси, которых в квартире нет и, видимо, уже никогда не предвидится. Воздух в комнате сразу становится густым, словно дым из трубы крематория и начинает чувствоваться запах свежего покойника…
Читатель, прочитав эту простую историю, может сказать:
- Ну и что? Вот удивил ежа в тумане голой задницей! Да от таких семейных сцен книги уже давно пожелтели!
Может быть. Не спорю. Просто в нашей истории Володя приехал домой не один, а с отпускной «дамой сердца». Жгучая брюнетка, с туго обтянутой джинсами попкой в два кулачка, отрешенно стояла в прихожей у косяка открытой входной двери и без интереса прислушивалась к происходящему в глубине квартиры, пилочкой натачивая ногти.
Женщина в золотом загаре терпеливо ждала, когда же все-таки Водьдемар сходит в туалет и прекратит заниматься чепухой. Поменяет свое грязное барахло, отберет у любовника свои домашние тапочки, и они поедут к ней в соседний поселок продолжать отпуск...
Каждая семья счастлива одинаково, а вот несчастлива по-своему! Аксиома нашего классика из Ясной Поляны не требует доказательств. Она применима и к семьям военных.
Командир БЧ-2 большого противолодочного корабля «Чудной» Тихоокеанского флота капитан 3 ранга, назовем его просто Владимиром, возвращается из летнего отпуска с «Запада» домой на Дальний Восток. Не сообщив телеграммой о своем прилете, мужик глубокой ночью мухой прилетает из Одессы в небольшой уютный Владивостокский аэропорт. Рейсовые автобусы в такую рань по дорогам Приморья еще не ходят, поэтому он на случайной попутке едет в свой убогий поселок с загадочным названием Разбойник. Это военное поселение расположилось на берегу одноименной бухты Японского моря.
В кузове бортовой машины, под жадные глотки пива в голове молодого мужика грезятся необузданные видения. Он, закрыв глаза, под ночным звездным небом с умилением и восторгом воображает себе, как рано утром, он уставший, но соскучившийся по любимой жене и домашним тапочкам приедет домой. Сойдет у «первого» мостика в пелену утреннего тумана из волшебных запахов побережья. Пройдется по берегу очаровательной бухты, с трепетом предстоящего счастья и радости любви присядет на влажные камни скал. С даунским восторгом встретит восход советского солнца, которое будет вставать из океана после сна из-за сопок волшебного острова Путятин.
Вдохнет полной грудью чарующие запахи моря и насладится ласковым шорохом задумчивого прибоя. Наберет в ладошки лазаревые лучи утренней зари и с трепетом понесет их по безмятежно спящему поселку. Подымится по грязным выщербленным ступенькам своего подъезда, пропахшего кошками, на четвертый этаж к своей квартире. Тихо, чтобы не потревожить любимую, откроет дверь своим ключом. Стараясь не расплескать солнечную радость, бесшумно, на цыпочках просочится, как кровоподтек в спальню. Сначала нежно, не разбудив, поцелует свою благоверную в лобик, потом раздевшись тихо проскользнет под крахмальное одеяло.
В мужских мечтах жена спросонья сладострастно потянется, как счастливая кошка. Вскрикнет и от счастья замурлыкает. Проснувшись, с радостью и женским счастьем в глазах распахнет руки, что тебе лебединые крылья. Прижмет его лицо к своей молодой трепетной груди, а потом неистово исцелует своими страстными губами до дыр.
Он вздохнет запах любимого тела, отдающего утренней лавандой и безвозмездно, то есть даром подарит ей шелест морского прибоя, радугу утра и печальную песню фазана. Вовчик любил, как говорят японцы - Любоваться на распустившуюся ветку сакуры в зимнем луче восходящего солнца, что соответствовало русскому - Глазеть на всё, как баран на новые ворота. Потом будет горячий душ с дороги, домашний завтрак на двоих с долгим рассказом об отпуске.
Не расплескать бы счастье до дома. Она не ожидает меня, беспокоится, переживает. А как, наверное, у неё за меня сердце болит? Как соскучилась по мне в долгом мучительном одиночестве? Месяц - это срок! - с томлением и теплотой в душе думает Володя, красочно представляя себе, как его встретит дома жена. - Вот радость-то ей будет. Как бы от бабьего счастья её «кондратий» не хватил, - волнуется мужик.
С первыми лучами солнца отпускник приезжает в свой поселок. Выходит у «первого» мостика. Жирная пыль от машины оседает. От мужского нетерпения, позабыв об утренней заре, Володя, захлебываясь счастьем, как влюбленный воробей, со скоростью бешеной крысы летит бурундуком от остановки по грязной тропинке к своему серому дому. Через две ступеньки, на одном дыхании мужик взмывает орлом по лестничным пролетам на свой этаж. Сердце его в предвкушении долгожданной встречи сильно бьется и готово выпорхнуть из груди.
Поставив на площадке плотно набитую спортивную сумку с помятым барахлом, отдышавшись, мужик отряхивается от дорожной пыли. Завязывает свое мужское естество морским узлом, чтобы не облажаться. Потирая от удовольствия руки, достает свои ключи. Ключи от счастья! Его волнует радостная встреча с тапочками и распирает жадное желание быстро-быстро сходить с дальней дороги в туалет по «маленькому». Литр пива, высосанный в одно «жало» в дороге дает о себе знать.
С предусмотрительно расстегнутой ширинкой на джинсах, он, скалясь улыбкой счастливого бандерлога, быстро начинает тыкать ключом в замочную скважину. Только бы раньше времени не разбудить, не спугнуть бы свое счастье, - думает он, - и не обоссаться бы! Пиво безжалостно!
С первого раза открыть замок не получается. Попытка - не пытка, как говорит его особист на корабле. Тихо постанывая, мужик, сжав коленки от нетерпения сходить в туалет, как квартирный воришка продолжает ковыряться в замке, словно пацан в носу. Напрасно, ничего не получается. Володя с недоумением смотрит сначала на мертвую дверь, потом на руки, будто они растут не из плеч, а из другого места. Ан-нет, все правильно - руки, как руки, просто замок закрыт изнутри на «собачку». Вот, незадача, - сплевывая с досады на кошачьи экскременты, рассуждает втуне Володя и чешет с досады в потных чреслах. - Сюрприза не получилось! Что делать?
- Была, не была! Где наша не пропадала, - сам себе говорит Володя и решает позвонить в звонок.
Прежде чем нажать кнопку ногой поправляет, зачем-то половичок у двери, будто оттягивая момент принятия решения. Набравшись какой-то внутренней решимости, он начинает вгонять кнопку в стенку, как осину в чёрта. В квартире с бесовской веселостью звучит звонок. Дверь молчит, как выключенный холодильник. Мужик опять нажимает звонок, теперь требовательнее, чем прежде.
- Танюша, хорош ночевать, приснится зима - ноги отморозишь! Открывай! - у мужика от предстоящей встречи радостное настроение еще пока не проходит.
В ответ тишина, как в морге. Ощущение, что за дверью «никто не вернулся из боя». Настроение потихонечку тухнет, как селедка на поселковой помойке. Моча уже готова литься из ушей. Странно, - «заводясь», думает Володя, - попугай может еще спать, собака молчать, чувствуя хозяина за дверью, кошке все до коридорного половичка, а вот жена оглохла, что ли от одиночества без мужа?
Стучит пяткой в дерматиновую дверь похожую на вертикальный караульный топчан. От биологического нетерпения мужик начинает подпрыгивать на одной ноге, словно играя в «классики». С дороги в гальюн хочется, как Филиппку учиться. Не зря же в народе говорят - продолжительность минуты зависит от того, по какую сторону закрытой двери в туалет вы находитесь. Ну вот, сейчас все-таки обоссусь! - чувствует мужик, терзая дверь. Ему уже ничего не хочется - ни жены, ни постели, ни ласки, только бы охладить закипевший «радиатор».
Начинаются лестничные призывы и звон во все «колокола» глухо отдающиеся в пустом утреннем подъезде, словно в могильном склепе.
- Танька, японский натюрморт! – на весь подъезд зло чертыхается мужик. - Просыпайся, ядрена мама! Открывай, зараза, иначе сейчас всё тут разнесу вдребезги-пополам!
Слова, как пишут в книгах, начинают стрелять из мужика как шрапнель, но отскакивают от двери, словно бараний горох. За дверью становится чересчур тихо. У мужика возникает страшная догадка, но её от себя отгоняет. Не может быть! Володя убеждает себя, что в такую рань жена должна быть дома по определению.
Минут через десять за дверью начинает ощущаться какая-то загробная жизнь. Слышатся сопенье, тараканья возня и нервный трусливый шепот. Т-сс! Наконец замок щелкает и дверь в шесть часов десять минут утра по местному времени выстреливает Володе в глаз, как аркебуза еще раз доказывая, что если бог захочет, так и веник выстрелит.
В дверях стоит в одной тонкой сорочке со страшно бледным лицом, растрепанная, босая жена. Увидев перед собой мужа, она опаленная неожиданными звонками, припорошенная летним утром цепенеет, потом вздрагивает. В маске безумного ужаса, будто видит перед собой черта, делает шаг назад. С сумасшедшими глазами дворовой кошки задушенным голосом растерянно задает глупый вопрос.
- Эт-то ты? - после чего, пугливо обернувшись, будто ища от кого-то помощи, приведением застывает на пороге квартиры. Наступает пауза, наполненная эпическим смыслом.
- Я, - обескураженный вопросом, глупо отвечает Вовчик и входит в квартиру со смутными предчувствиями чего-то страшного и смешного.
Не замечая отсутствия света в прихожей, он с размаху спотыкается взглядом о чужую тужурку с мичманскими погонами, висящую на вешалке, как танк на заборе. В квартире накурено и воняет солдатским «Шипром». Ноги спотыкаются о не чищенные мужские ботинки тридцать девятого размера, которые застыли, как часовые в проходных Лубянки. Призраки прошлого, населявшие квартиру, испуганно прячутся между заныкаными банками тушенки и сгущенки на антресолях в коридорчике. Тихо с затаенным любопытством начинают наблюдать - что будет дальше?
Позабыв снять пыльные кроссовки и отпихнув ногой обоссанные кошкой свои тапочки, опешивший Володя почему-то идет не в туалет, куда уже час его толкала природа, а прямо на кухню. Вместо радостного крика - Слава богу! Я свободен! – он с параноидальным интересом любуется застывшими остатками романтического ужина на двоих, который видимо должен был перейти в завтрак в постели.
Две рюмки, две грязных тарелки с обглоданными скелетиками кильки, недоеденный винегрет, пустая бутылка балованной водки. Керамическая баклажка его любимого рижского бальзама, спрятанная им в свое время от домашних в бачке унитаза туалета, возвышалась на столе, как погасший Форосский маяк. Вот суки, неужели выжрали весь бальзам? - пулей проносится в голове у Вовчика.
Пепельница, забитая изжеванными окурками погарской «Примы» пахла, как распятие. Огарок, насмерть убитой стеариновой свечи, накануне означавший поэзию и огонь любви, стыдясь хозяина, устало наклонился к полу со старенького холодильника «Саратов». Мужик глупо таращится на холодильник. «Шуба» из заморозки, словно переваренная манная каша из кастрюли, готова затопить всю кухню своим могильным холодом. Из неплотно закрытого крана капала вода, символизируя, что все в жизни течет - все изменяется. Завядшие гвоздики в вазе без воды на грязном подоконнике, как на могильном холмике чему-то своему пригорюнились. Предательски сжимается горло. Открывается правда жизни.
Что бы скрыть волнение, Володя обессилено садится за стол, покрытый крошками на крашенный корабельной краской табурет. Наливает в стакан бальзама. Махом выпивает, крякает. Чувствует, как на голове прорастают рога. Мысли начинают прыгать, как черти в решете. Вот, стерва! – с чувством одураченности, думает мужик. - Все-таки изменила! При законном-то муже!
Вовчик догадывался, что жена ему изменяла. Предполагал с кем и когда, но не мог понять - зачем? До мужика постепенно начинает доходить банальная жизненная ситуация про которую он читал где-то в романах, но что она может случиться с ним - не верил. Думал, что она может быть с кем угодно, только не с ним. Вот, она насмешка судьбы!
Хочется от отчаяния прочистить мозги затяжкой, но сигареты остались в сумке на лестничной площадке. Помня, что на флоте быстро выпитый стакан не засчитывается, мужик наливает себе остатки божьего напитка. Залпом бросает в рот. Опять кхмыхает. Нервно чешет спину об угол вспотевшего холодильника.
Сразу уставший Володя тупо оглядывает убогую кухоньку без занавесок с электрической плиткой «Мечта» в углу. Глядя на полное мусорное ведро, вздыхает — Целый день дома, а мусор вынести не кому. Зачем-то трогает немытую алюминиевую вилку с выбитым клеймом «1 рота». Обреченно застегивает ширинку. Ненароком опрокидывает с серванта на голову медный таз для варки варенья. Спотыкаясь сердцем, тяжело проходит в большую комнату спогтыкаясь об чужие ботинки.
Зайдя во чрево квартиры, мужик чешет шишак и глубоко выдыхает, чтобы отделаться от тяжелого запаха исходящего от ботинок мичмана в коридоре. От «русского духа» уже начинает кружиться голова и першить в горле. В большой комнате он видит банальную картину. На стуле, скучающем по свалке посередине комнаты сверкая голыми немытыми пятками, сидит по пояс, вкопанный в пол мичман Вася с местного узла связи. Что парадоксально – лицом к двери, будто ждет манны небесной. Напряженно подняв плечи, будто ожидая удара, связист в черных брюках и растегнутой мятой кремовой рубашке без погон на голое тело стеснительно прячет сырые долгопятые ноги под стул. Соблазнитель ошеломлен внезапным появлением мужа.
С белыми от ужаса глазами и опущенной головой, мужик готов к заслуженным оплеухам. Ноги у него одеревенели, руки стали ватными. Фаберже втянулись в сморщенную мошонку. На лбу хахаля выступает холодный пот. Волосатые ладошки на коленях становятся влажными. Куда деться?
В пыльном экране замученного телевизора «Рекорд» видно, как Вася с безумной мольбой в глазах обреченно подымает голову и встречается с ошеломленным взглядом Володи. Казанова оцепенело, смотрит на мужа. Непроизвольно хочет встать перед ним по стойке «Смирно», как перед старшим по воинскому званию, по возрасту и положению в этом классическом любовном «треугольнике», но намертво пристреливается взглядом мужа к стулу. Неожиданно в углу комнаты просыпается полинялый попугай Кеша с выдранным хвостом и начинает оглашено орать - Кошмар-р! Кошмар-р!
Взлохмаченные мужики изучающе смотрят друг на друга, как два дворовых кота с вздыбленными холками в подворотне. Рычания нет. Наступает пауза, как в театре. Самцы ищут выход из создавшейся ситуации. Обоим хочется побыстрее выйти из комнаты.
В глазах отупелого, с багровой солдатской рожей «молодого» видно одно - Кабздец! Пипец подкрался незаметно! Любовник мгновенно ощущает весь ужас своего незавидного положения. Все ситуации банальны, если они не случаются лично с тобой - думает мичман. Его горячее воображение начинает рисовать кровавые картины. Реки крови, окровавленное тело, размозженный череп, его конвульсии. Липкие мозги, стекающие как использованный презерватив по стенке. Вопли через стенку проснувшихся возмущенных соседей - Когда это блядство прекратится?
Почему на стуле и комнате? – скрипнув зубами, думает Володя, глядя на «гостя», но ответа на свой дурацкий вопрос не находит, так как другой «лом» влетает в его голову - Только бестолочи царя небесного ходят к замужним бабам, когда полпоселка «холостячек». Прямо встреча без галстуков, яти их мать, ширинку бы застегнул и носки бы надел, драный козел, - коротким замыканием проскальзывает в голове Володи. - Не можешь гулять, чтобы не застукали, не мучай яйца! Хотя правильно в народе говоря: сучка не захочет - у кобеля не вскочит!
Откуда ни возьмись, приведением появляется с ввалившимися глазами жена в стоптанных тапочках. Он понял! - с ужасом думает женщина, закусив бледную нижнюю губу. - Он всё понял! – она, поправляя помятую прическу, не знает что делать. Тишина забивает ей уши. Молчание начинает душить её. Она еще больше бледнеет. Во вспотевших глазах готовы выступить слезы. Подбородок начинает дрожать. Бабу начинает бить нервный озноб от предстоящего скандала. Глодать предчувствие пощечин и вырванных волосенок.
С фотографии на книжной полке Лев Николаевич Толстой гневно вопрошает женщину через свою бороду – Прелюбодействуешь! Церкви на тебя нет! Из-под дивана бесшумно вылазит пес дворовой масти по имени Курвиметр. Он, навострив уши, с мужской солидарностью смотрит на хозяина грустным взглядом - что, мол, друг доотдыхался? Это тебе не Родину защищать. Здесь надо всегда быть начеку!
Курвиметр, будто поняв намерения хозяина идет в спальню и залазит под «ложе любви». Достает из-под супружеской кровати из клобуков пыли не стираные носки сорок пятого размера, с прилипшим использованным презервативом. Осуждающе смотрит на них. С брезгливостью берет в пасть и добросовестно приносит «трофеи» к ногам хозяина. Недовольно выплевывает находки на палас. Чихает и грустно тявкает. После чего, с чувством исполненного «долга» преданно садится у ног хозяина. Его вид говорит – Хозяин! У тебя нет больше жены!
Посмотрев на носки, мичманец первым нарушает молчание. С прямолинейностью симоновского карабина говорит не своим голосом - Эт-то не мои…
Дурень, - Володя с несчастной спиной, не обращая внимания на глупую реплику мужика, думает о своем. - Кто же любовью занимается в «резинке»? Это одно и то же, что целоваться в противогазе.
Если бы кобелек мог говорить, то многое рассказал бы своему хозяину. Про то, как чужой мужик, перед тем как безразлично пнуть его под диван, заперся на пару с хозяйкой на кухне и выжрал бутылку водки. Потом мичман под бальзам до глубокой ночи токовал хозяйке об одиночестве. О том, что его не уважает жена, не понимает теща мегера. Тесть старый козел, бывший тюремный смотритель, пьет как сапожник. Денег не хватает.
Соблазнитель жаловался на то, что на службе его в грош не ставят, считая «сундуком». А он широкой души человек и только хозяйка, с которой не может сравниться ни одна обитательница этого заброшенного богом поселка, своим сердцем его поняла. Она необыкновенна, прекрасна, как Афродита, нежна как летняя волна. Он в ней полюбил не грешную женскую плоть, а эфир божественной души, огонь пылкого сердца. Затем обольститель, простой как надпись на заборе, всю ночь на супружеских простынях доказывал хозяйке свое восхищение. Как филин в чаще похоти «пыхтел» в семейной спальне на мужниной кровати. А как дышал, как дышал?
Кошка по кличке Воблядь, не раз битая хозяином за ссанье в тапочки, наоборот, в одобрение действий хозяйки вытягивает хвост трубой. Не торопясь, жеманно потягивается, и как ни в чем не бывало, начинает сладострастно тереться спинкой о её ноги. Она как бы по-бабски ехидно говорит взглядом - Все мужики сволочи! Так тебе и надо, хозяин! Телеграмму надо присылать, чтобы не наступать на грабли! Тишина, только слышно как гудит сквозняком черный титан в ванной.
В помятой клетке попугай Кеша, вместо того чтобы как мужик мужика с негодованием возгласом поддержать хозяина – Измена! неожиданно для всех на весь поселок опять начинает кривым клювом картаво похотливо тараторить, как последняя проститутка - Дафай! Дафай! Дафай!, после чего кульбитом через голову хвастливо делает в клетке кучу.
Володя, глядя на жену, видит, что у нее с груди падает родинка, которую он любил по пьяни целовать. Серый чулок на правой ноге начинает предательски сползать к коленке, напоминая использованный презерватив.
По идее, измена жены должна была бы отозваться в сердце мужика «мучительной душевной болью», но Володя думает. - Дура! На пять минут бабу нельзя оставить без присмотра, что-нибудь да накуролесит! Знала же, овца, что вот-вот приеду, а видно гормоны взыграли - стало невтерпеж! Как в анекдоте. Жила фригидной и счастливой, и на тебе — оргазм!
Володя чувствует себя глуповато, как в разговоре с замполитом. Дергает подбородком и оглядывает растрепанную жену с головы до тапочек, как бы говоря взглядом - Ненасытная баба! Одного мало? Сменила все-таки офицерскую шинель на мичманский бушлат. К тому же на пять лет меня моложе! На молодых потянуло, стерву? Чужой хрен всегда толще? Что мне теперь с тобой делать? Может в отместку ножки у кровати отпилить к чертовой матери? Не убивать же? - со злорадством оскорбленного мужа задает себе очередные риторические вопросы Володя.
Незадачливому любовнику приход в «гости» еще вчера вечером казался презабавным приключением, о котором можно было бы рассказать при случае за бутылкой. Теперь же, когда он нарвался на мужа, как на минное поле, предугадать, чем все кончится, не мог бы даже бог.
Это в книжках смешно - Муж вернулся из командировки! В жизни это чревато не только простым мордобоем, но и трупом. Бледное лицо, сразу похудевшего мичмана с одеревеневшей от холода спиной, судорожно перекашивает от животного страха и ужаса. Брови набухают мандражом. Зрачки глаз готовы сами выскочить и повиснуть на небритых щеках. Молодой мичманец, трепещущий как осиновая ветка под ветерком, сидит под люстрой на стуле, готовый к роковому развитию событий.
Бестолковый ловелас делает волевое лицо. Храбрится, но перед тяжелым объяснением с не вовремя вернувшимся супругом от страха в его задницу нельзя просунуть даже соломинку. Смотря на законного мужа потухшим взглядом, Вася еще больше бледнеет. Прячет в сразу вспотевший пах, закоченелые ненужные руки и смиренно поджимает ноги. Его крючит. Становиться мокро, смято и печально.
С тоской, посмотрев на семейную фотографию на стене хозяев квартиры, кобелино-сукино думает - Дома любимая жена, уважаемые тесть и заботливая теща, ласка, тепло и уют. Чего не хватало?
Сейчас бы спокойно с необыкновенной женой завтракал кофе с вкусными пирожками, пожаренными обожаемой тещей под мудрый стрекот изумительного тестя. Потом пошел бы на любимую службу. Вместо этого его сейчас, наверное, будут бить. Боже мой, только не по лицу!!! – содрогнувшись своим мыслям он, загипнотизировано следит за руками супруга.
Говорили же друзья - к замужним женщинам не ходи, не послушался. А теперь вот тебе - мужнина ревность, оскорбленное мужское достоинство. Тяжелое душевное потрясение, аффект и битая морда. Может, и в брюхо пырнет - «два удара, восемь дырок». Доказывай, что сам споткнулся и упал на вилку. Черт бы побрал всех этих мужей! Ужас смерти мутит сознание.
- Здрасти! Я ваш муж! - говорит Володя свою сакраментальную фразу присутствующим, сразу попадая в легенду поселка. Старается улыбнуться. Улыбка выходит какая-то судорожная и корявая. - Спокойно, не суетись, а то «клиент» будет потеть и соскальзывать, - назидательно молвит он жене, пресекая её оправдательные поползновения. Говорит, потому что надо что-то говорить - Ладно, я обязан, а ты, что здесь делаешь? - это уже относится к невезучему потухшему герою-любовнику.
Смотрит на часы - прошло всего четыре часа, как он приземлился на дальневосточную землю, а семейная жизнь пришла к концу. Стал заправским рогоносцем и хочется опять к черту в небо.
Володя невольно вспоминает слова, прочитанные в какой-то книжке: «Револьвер выпал из его рук, и окровавленный любовник сполз с оскверненной семенем семейной постели кровоподтеком с возгласом - Не виноватый я, она сама хотела!»
С дрожью в теле оцепеневшая и бледная, как смерть жена, нервно играя желваками и грызя розовые ногти, как палач занимает место за спиной своего молодого любовника. Видно, что её тоже корежит от взгляда мужа, который эгоистически не хочет её делить с другим самцом. Чтобы как-то занять свои побелевшие руки она подбирает с пола родинку.
Зябко запахнув дрожащими руками домашний халатик, накинутый на прозрачный пеньюар, блудница начинает нервно тереться упругим животом о спинку стула. Стоя за спиной своего «друга», чуть ли не описавшаяся женщина придерживает затвердевшие от ужаса коричневые соски на груди, будто стесняясь мужа.
Ошалевшая изменница понимает, что жизнь её разбита. Случилось самое непоправимое в ее жизни, и теперь она до скончания века будет виновной и распутной. Это срам и стыд на всю жизнь! Дверь обмажут дегтем, а её ничтожную будут таскать за волосы по поселку, как это делали в старину, - предполагает женщина. - Не спасут ни обращения в партком, ни к родителям, ни к друзьям. От нее все отвернутся и как итог - «зловещая тишина, вновь в гробу лежу одна».
Пастух с пастушкой на серванте демонстративно отворачиваются от прелюбодейки. Семейные основы поруганы, честь семьи затоптана в грязь, порок торжествует! Собрания сочинений Чехова, Куприна, Есенина зачитанные Володей до дыр в самодельном до потолка стеллаже, обклеенном коричневой текстурной бумагой от серьезности ситуации четко застывают, как матросы в строю. Они тоже с не поддельным интересом смотрят на любвеобильную жену с взбляднувшем лицом и шелестят страницами - Этого не может быть! С виду была как бы порядочная женщина.
Жене бы успокоиться и сказать обоим мужикам - Познакомьтесь. Это мой муж, а это Вася. Ну, а пока вы знакомитесь, я пойду вызову комендатуру. Она же вся взлохмаченная, на нерве бесстыже начинает непослушными губами тарахтеть по воздуху, как задницей по асфальту.
- Я тебе не изменяла и нечего упираться рогами! Сам виноват! Ты когда должен был вернуться? - и встает между мужем и любовником, готовая защищать. Кого? Пока и сама не знает, так как еще не поняла, кого она больше любит. Мужа или любовника? Баба не определила еще, кому и с кем она все-таки изменила.
Володя, стоя с рогами напротив любовника, как провинциальный трагик делает паузу и пристально смотрит на обделавшегося парня, с нервно дергающемся ухом. Решительно снимает ветровку и закатывает рукава рубашки, для того чтобы… помыть руки в умывальнике и все-таки пописать. В металлически журчащей тишине раздается обезумевший крик женщины.
- Не надооо!!!
Молодой любовник молча вертит головой, как застигнутая врасплох крыса в трюме. Смотрит с потаенной надеждой на окно, но какое здесь к черту окно? Четвертый этаж, а он не Икар! Дон-Жуан готов бежать сломя голову, но куда денешься «с подводной лодки», да и классического шифоньера, куда можно было бы спрятаться, здесь нет. Почему я не человек-невидимка? - думает мужик в продолжающем его колотить мандраже. - Как хорошо быть тараканом! Спрятался бы себе сейчас за плинтус и превратился бы мертвым. Горя бы не знал! Руки «Казановы» нервно начинают бить по коленкам мотив «Прощайте скалистые горы», пытаясь совладеть с банальным страхом за свою жизнь. Мысли сражаться за свою «любовь» у него нет, а получить мордой об коленку – влегкую.
Немая сцена, хоть святых выноси, которых в квартире нет и, видимо, уже никогда не предвидится. Воздух в комнате сразу становится густым, как дым из трубы крематория и начинает чувствоваться запах свежего покойника.
Читатель, прочитав эту любовную историю, может сказать.
- Ну и что? Вот удивил ежа голой попой! Да от таких банальных сцен книги уже давно пожелтели!
Может быть. Не спорю. Просто в нашей ситуации Володя приехал домой ни один, а с отпускной «дамой сердца». Загоревшая жгучая брюнетка, с обтянутой джинсами попкой в два кулачка, отрешенно стояла в прихожей у косяка открытой входной двери. Она без интереса прислушивалась к происходящему в глубине квартиры.
Отпускная любовница, пилочкой чища ногти, терпеливо ждала, когда же все-таки Владимир сходит в туалет и прекратит заниматься чепухой. Поменяет свое грязное барахло, и они поедут к ней домой в соседний поселок продолжать отдыхать.
Детский конкурс ЛЯЛЯНДИЯ # 29 марта 2014 в 09:39 +1 | ||
|
Лялин Леонид # 29 марта 2014 в 21:45 0 | ||
|
Петр Трапезников # 1 декабря 2014 в 22:10 +1 |
Лялин Леонид # 4 декабря 2014 в 21:47 0 |
Марина Попенова # 18 января 2016 в 10:31 +1 | ||
|
Лялин Леонид # 30 января 2016 в 18:47 0 | ||
|
Ольга Кельнер # 18 января 2016 в 17:09 +1 |
Лялин Леонид # 30 января 2016 в 18:49 +1 | ||
|