Роковая встреча

Курсистка Вера Климанская содрогнулась от ужаса.

                 Она быстро шла по панели, шла и боязливо втягивала свою хорошенькую голову в плечи.

                Петроград, еще недавно лощёный и горделивый теперь казался ей горьковским Бароном. Вера сравнивала его с Петербургом и ужасалась еще более, боясь поверить своим тревожным мыслям.

                В городе царило странное оживление. Вере было страшно поверить, все её довоенные знакомые были или на фронте, или же работали в госпиталях, «неся раненым утешение».

                Вера помнила, что ещё недавно все эти люди жаждали потрясений. Они просто упивались поэтикой разрушения, читали стихи невозможных поэтов, предлагающих ходить в костюмах Прародителей и питаться соками земли, аки пчёлы.

                Но теперь ладная шубка и красивые, а главное удобные боты были нужнее, чем самые сладкие посулы.

                Вере было боязно. Она видела, что слишком расцвела, и из стройной, хотя и немного нелюдимой гимназистки превратилась в довольно милую не то тургеневскую. не то чеховскую барышню.

Но такие барышни, такие барышни были также беззащитны, как повешенный на рождественской ели зефир. Климанская не спешила расставаться с бременем девственности. Теперь все её кавалеры были слишком далеко, чтобы покушаться на её чистоту, а сама Верочка, сама Верочка не была последовательницей ни модного Арцыбашева, ни сладкоречивого Сологуба.

                До дома, где её отец статский советник Климанский имел квартиру о пяти комнатах, оставалось совсем немного шагов. Вера ускорила ход, она почти бежала, выбивая каблучками барабанную дробь.

                Уже у самого парадного её окликнули. Девушка остановилась и по-птичьи завертела головой, стараясь угадать окликнувшего.

                У поленицы берёзовых дров стоял какой-то странный человек. Он мало походил даже на мещанина. Верочка содрогнулась, попыталась сделать ещё один шаг, но почувствовала себя так, как, вероятно, чувствует попавшая в патоку муха.

                Незнакомец небрежно бросил на асфальт окурок и стал приближаться к ней, словно к восковой статуе.

                - Кесь ке се, месье? - пролепетала Вера.

                Она произнесла еще пару фраз по-французски. Но человек или не знал этого языка, или просто притворялся глухим.

                Наконец, подойдя почти вплотную, он повторил: «Вера!»

                «Что Вам угодно?» - прошептала Вера, мысленно пообещав самой себе: «Я закричу!»

                Но язык её не мог издать ни единого звука. Было слышно лишь напряженное дыхание, словно бы там, внутри неё, кто-то усиленно работал то ли насосом, то ли мехами, нагнетая вырывающийся изо рта воздух.

                Человек тронул её за плечо, как бы стряхивая нападавший снег, тронул и подтолкнул к дверям чёрного хода.

                Вере показалось, что он сказал ей: «Антре!» - словно бы цирковой лошади.

                -Что я делаю? надо позвать городового. Впрочем, их, говорят, всех разоружили...»

                Вера сделала шаг другой, затем пошла, как идёт лошадь, боящаяся сменить аллюр и получить за это удар извочничьим кнутом.

                В голове Веры был настоящий сумбур. Она вдруг ощутила себя совершенно голой, как на арене римского Колизея. Модный художник Зябликов предлагал отцу позволить Вере позировать ему обнажённой - он уже пару раз ходил в зверинец и делал зарисовки со льва.

                - Это будет пгосто Чудо, - внушал этот слегка картавый Человек. - Да, да я превзойду Семигадского. вы еще услышите имя Зябликова.

                Отец усмехался, он не любил Зябликова. Тот был выкрестом, но в его лице явно читались семитские черты.

                - Неужели, он думает, что я позволю своей дочери позировать какому-то грязному еврею, - сказал он за глаза, стоило  Зябликову выйти за дверь.

                Теперь Верочка почувствовала себя в картине Зябликова. Незнакомый человек подталкивал её к двери чёрного хода, а там, там несчастной уже мерещились голодные львы.

                «Что ему надо? Кто он вообще такой?.. Возможно, какой-нибудь отвергнутый поклонник. Но нет, он человек явно не нашего круга»...

                Между тем за спиной дочери статского советника с грохотом захлопнулась дверь. Человек толкал её по ступеням вниз, куда-то во тьму. Климанской даже почудилось, что её в лопатку упирается что-то холодное и круглое.

                -Не убивайте, я вам деньги отдам, вот два империала.

                -Нужны мне твои империалы, как собаке пятая нога, - хохотнул мужик и посоветовал: «Давай, двигай»...

                Климанская почти скатилась по ступеням. Мужик открыл её телом дверь и встал сзади.

                - Что вы хотите? Я закричу, - плаксиво протянула Климанская.

                -Кричите, барышня. А я послушаю. Али меня не признаёте? Да, трудно теперь Яшу-красавчика признать. А всё Ваш папенька разлюбезный. Это он меня в каторжные работы заслал. Думал, сгину на Сахалине, ураганом стану. А я вот в Питер вертался, и теперь по полной с Вами буржуями проклятыми.

                По лицу Климанской потекли слёзы. Она теперь поняла, что вряд ли выйдет из дворницкой живой. Ей стало не по себе, страх проник в каждую пору её изнеженного тела.

                - Поняла, милая? Так вот, что раздевайся-ка живенько. Всё, всё скидывай, а то взопреешь. Не люблю, когда от бабы потом воняет.

                Вера заплакала. В своё время она зачитывалась романами Крестовского и Ричардсона. И теперь, этот позабытый лакей терзал её душу, как самый настоящий романный злодей.

                - Ну, чего сидишь, как припаянная? - Давай. Жду.

                -А потом?

                -Чего «потом»?..

                -Что мне делать?

                - Хрен мне сосать.

                -Зачем? Я не проститутка.

                -А кто тебе это сказал?

                Яков захохотал. Он был рад покуражиться над растерянной барышней. Слишком долго он был молчалив и предупредителен. И теперь.

                -Ну, живо.

                Климанская икнула, и стала торопливо разоблачаться, путаясь сначала в шубке, затем в платье и исподнем. Нагота легла на её тело как-то внезапно. Вера покраснела и инстинктивно поднесла руки к грудям.

                -Я готова, - пролепетала она, пугаясь собственного голоса.

                -Молодец. Будешь слушаться, я тебе духи куплю. Любишь духи?..

                Вера кивнула.

                Она плохо помнила, как встала на четвереньки и стала сосать, сосать, сосать. Её язык облизывал чужую срамную плоть. Веру, прежнюю горделивую Веру тошнило, но испуганная душа противилась протесту глупой плоти.

                «Как я теперь на глаза отцу покажусь. Он же меня на порог не пустит. И что потом? Неужели я буду второй Чухой [1] ?

                Вера вдруг представила, как скребётся, подобно мыши у чёрного хода.

Скребётся, совершенно голая, дрожа от презрения к самой себе.

                Между тем в её рот потекло что-то противное, похожее на белок сырого куриного яйца.

                «Неужели, именно из этого получаются дети? Значит, и я была этим?

                Она вдруг поняла, что давно мечтала лишь об этом. Что об этом мечтал и красивый студент: он писал стихи о Свободе, а сам краснел, как барышня, приходя в квартиру Климанских.

                -Неужели, и он мечтал лишь об этом?

                Вера закрыла глаза и представила себя на четвереньках перед студентом историко-филологического факультета. Она была не против, попробовать на вкус и его член. Слёзы потекли по щекам, а по подбородку побежала струйка лакейской спермы.

                Падение становилось привычным.

                «Если уж Государь Император от Престола отрёкся, то уж с меня чего взять?!»

                Ну, что. Здесь пока поживёшь. Семейку твою порешили. Извели под корень. Я вот тебя пожалел. Решил, женой мне будешь! - проговорил наглый и довольный Яков, касаясь своей лапищей её чистых и мягких волос.

                «Как «порешили?» Как «женой»?

                Климанская закашлялась и с ужасом взглянула на свои оголенные груди. Только теперь она почувствовала стыдную зябкость. Взгляд упал на ремень на поясе брюк её совратителя.

                «А если он меня высечет!»

                И Вера вдруг вспомнила голого кухаркина сына. Тот вертелся, словно бесёнок, выпачканный сажей. Его хватали поперёк живота и волокли к скамейке. Из бочки выглядывали розги.

                Маленькая Верочка тогда не могла оторвать взгляда от этого зрелища.

                Теперь она была на месте этого испуганного мальчишки.

                Вера скоро забыла, что звалась дочерью статского советника Станислава Климанского. Она покорно ублажала своего нового повелителя, ублажала и забывала всё своё дореволюционное прошлое.