Конец Анжелики

Анжелика продолжала тупо рыдать. Больше всего на свете она боялась умереть, превратиться со временем в жалкий скелет, прикованный к спинке кровати. Она рыдала и старалась не вслушиваться в тупое жужжание мух. Те продолжали кружить над Колей, как пчёлы над цветком.

Теперь её окружали одни мертвецы. «А что, если та дура и старуху убила? Кто мне теперь поесть даст?», - подумала она, закрывая глаза от ужаса. Так было спокойнее, казалось, что вот ещё мгновение, и она очнётся от этого ужасного сна, потянется и увидит доброе и ласковое лицо отца.

Но вместо этого чья-то холодная и шершавая ладонь легла на её голову. Анжелика затаилась, как много раз битая кошка. Казалось в её изнеженном теле теперь жил кто-то другой, а не избалованная и втихомолку презираемая подругами Анжелика Набоева.

Она вспомнила, как всего каких-то полтора года назад гордо шла получать свою золотую медаль. Как затем гордо вальсировала с отцом, который пригубив шампанского, казался всем очень приветливым.

Но не теперь кто-то страшный возвышался над ней, словно бы приведение. Чужая ладонь скользнула ниже, прошлась по заиндевевшему в ожидании позвоночнику, небрежно потрепала ягодицы.

- Старуха или та дура с ружьём? – думала Анжелика. теряя вместе с робкими струями влаги и остатки самоуважения. Палец неизвестной проникнул во всё ещё саднящий анус,

- Эка, милая. Тебе досталось то. Сыночек у меня завсегда у меня бабьи дырки путает. Никак встал у него отросточек. А. Да, ты не бойся, не бойся Василисушка. Мы с тобой хорошо заживём, ладком -да мирком.

- Старуха, - выдохнула мысленно испуганная секретарская дочь, а вслух смущенно промямлила: «Отпустите, тётенька…».

- Какая я тебе тётя. Ты мне вроде не племянница. Ишь, как моего-то. Прямо в сердце, да… Говорила я ему: уходи из милиции, а он не послушал. Водку от меня прятал, подлец. А мне водочка, что подружка. Мне ведь мало-то и надо – стопарик всего лишь. А вот и ключики…

Старуха достала что-то из нагрудного кармана сына, над головой Анжелики тупо звякнули наручники.

Девушка подползла к висящей на столе одежде, но старуха оказалась проворнее и тотчас разорвала её на тряпки.

- Что вы делаете? Как же я домой-то  голой пойду? – всхлипнула Анжелика.

- Домой. Нечто ждут тебя дома. Вот он твой Иван-то царевич – протух-то весь. И ты также протухнешь, если слушать бабулю не станешь. Бабушка ведь тебе не враг. Не топырься, милая, хоть ты и Премудрая, но на всякого мудреца простоты довольно.

- И чего я попёрлась на эту дискотеку. Нужно очень, тут в дыре этой и кавалеров нет хороших. Теперь вот умирай, как подпольщица. Из института меня, наверняка выгонят.

Она ходила гусиным шагом, моя противный, тошнотворно пахнущий пол. Следы крови никак не желали покидать его, а с портрета невинно, как младенец, улыбался Юрий Гагарин.

Ну, вот старайся. Старайся. А потом я тебя постригу. Ишь волосы-то у тебя какие, грязные. Непорядок это, ой непорядок...

- Как пострижёт? Зачем?

Ноги Анжелики противно дрожали. Она осталась теперь только заводной куклой, мечтающей, чтобы её завод поскорее кончился, и она стала свободной, как и эти трое.

Ей на мгновение показалось, что сейчас с ковра на неё спрыгнут шишкинские медведи. Они могли полакомиться старухой, но наверняка бы набросились на неё,  хотя и исхудавшую, но ещё вполне годную для звериного завтрака.

Старуха вошла в комнату с табуретом и парикмахерскими причиндалами.

- Садись вот. Волосики-то твои я потом щёткой смету. Да, не бойся, на всю попу садись. Вот так. Тебе ещё понравится - не завивать не надо, ни шампуни покупать. Нечто здесь хороший шампунь купишь. Совсем страну довели, ироды, Сталина на них нет.

Старуха защёлкала ножницами. Она срезала пряди неровно, словно бы только притворялась парикмахером. Анжелика смотрела на уже довольно мокрые и грязные носки и беззвучно плакала, ощущая на своей голове всё меньше приятной тяжести.

Очень скоро её голова стала совсем невесомой. Старуха протянула ей осколок зеркала. Из глуби зазеркалья на Анжелику смотрело голое и совершенно бесполое существо.

- Ну, как… Я старалась, милая. Что надо бабушке сказать?

- Спасибо, - заученно произнесла Анжелика, удивляясь, что никто не спешит к ней на помощь.

Теперь она совершенно зависела от этой бабки. Хитрая старуха, уходя, приковывала её к кровати, а приходя, гладила по гладкой и часто потной голове. Анжелика привыкала жить совершенно иначе. Однажды она встретила свою хозяйку со шлёпанцами в зубах и с того момента стала для той просто собакой.

Ей даже говорить по-человечески не хотелось. Слова казались стёртыми, словно забытые в кармане копейки.

Незаметно наступила зима. И вот однажды накануне Нового Года старуха отправилась вслед за сыном, оставив её тихо скулить по умершей хозяйке.

-