Гнев зверя

          - Маникюр? - с сарказмом уточнила Маша.

            - Угу... Короче, я кладу нож на пол лезвием вверх, прижимаю ногами ручку, а ты по нему руками води, если хочешь получить передышку для тела на пару часов.

            - Попить дай сначала, а то сил совсем нет.

            - Водки у меня нет, вина - тоже. И в квартире нет, иначе бы я знала.

            - Воды... стакан хотя бы...

            - Дожилась, матушка, до трезвой жизни: воды просишь. С радостью подам страждущему организму! А ты пока на швабру поглядывай. Вспоминай. Забыла, поди, за эти дни, как кусок хлеба зарабатывала, сидящая дома бездельница?

            - Воды дай...

            - А-а-а-а... Несу!

            Маша с таким удовольствием выпила стакан, что, глядя на нее удивленно, Вика подала еще. И второй стакан последовал за первым почти полностью.

            - Спасибо!

            - Как в системе нашей, однако, пересохло! - только и молвила та. - Вставай, а то оболью! Вся пресытишься водой... через поры.

            - Обливай, - с некоторой дерзостью заметила Маша.

            - И оболью!

            - И облей!

            Она ощущала себя до бесконечности, до самой вечности, грязной насквозь, и мечтала о душе, и долгой горячей ванне, но на такую милость рассчитывать не могла, поэтому злилась и неосознанно злила любовницу мужа. Та не замедлила исполнить свою угрозу. Воды было слишком мало в кувшине, но и ее "капля" немного взбодрила больное, усталое тело. Маша почувствовала себя немного лучше и попыталась встать, но веревка напомнила о себе.

            - Пили, дурища, - беззлобно заметила Вика и нависла над ней, без тени стыда демонстрируя свое нижнее кружевное белье телесного цвета, не оставлявшее никаких тайн для страстного мужчины, коим, естественно, являлся Машин муж, но Маша не ревновала. Ей, попросту, теперь было все равно. Он мог убить ее, но убил ее чувства.

            Через несколько минут руки освободились и она, подтягивая под себя непослушные ноги, попыталась встать, но колени ее подогнулись сразу же.

            - Этак я могу и не дождаться помощи, - не выдержала любовница. - Еще кувшинчик на тебя, а?.. В ванну - нельзя. Если будешь такая же немощная, оттуда я тебя не достану. Значит, кувшинчик! К швабре привяжу, если что, и уберешь за собой! А так могла бы помыться, переодеться... Мишаня, думаю, не заметил бы! Он и мои наряды не замечает. Не это ему нужно, по большому счету... Полик вымоешь, приляжешь на старое местечко, сама себя привяжешь к кровати - к этой веревке я пальцем не прикоснусь, но прослежу, чтобы было все исключительно и замечательно.

            Она ворковала, мурлыкала, очень довольная своей сообразительностью, но Маша упускать свой шанс не собиралась. Она не знала, что предпримет, в итоге, поэтому поковыляла к швабре, как моряк, проведший в штормах половину своей жизни, ощущая сильную слабость в коленях и изнуренном теле. Стараясь настроить себя на позитивную волну, окунула швабру в ведро и потыкала ею в то место, где лежала и где сейчас была мутноватая лужица.

            - Мой, а не делай вид! - прикрикнула Вика и Маша остановилась.

            - Пусть немного намокнет. Так будет легче.

            - Мой сейчас! - приказала та и Маша, импульсивно, не понимая, как так получилось, резко взмахнула шваброй и с силой толкнула девушку. Та отлетела к окну, а Маша бросилась на выход; но, видимо, не в том душевном состоянии пребывала, потому что, накинув миниатюрный крючочек снаружи на дверь в комнатку; вместо того, чтобы бежать из квартиры, проковыляла к ванной, со вздохом облегчения скользнула в нее, открыла кран с холодной водой, затем горячей. Вытерпела пытку холодом, потом жаром, который в летнее время только считался таковым, и растеклась каждой клеточкой. Смешалась с водой, растворилась в ней. Есть, почему-то, не манило, но воды ей все хотелось и хотелось. И она пила ее через поры, и прихлебывала из ванны, когда та сама стремилась в рот. "Часа два-три", - внезапно вспомнила она и схватилась за мочалку. В дверь барабанила Вика, требуя открыть, но крючок был достаточно крепок и прибит основательно, и Маша не беспокоилась.

            Затем переоделась.

Проковыляла на кухню и выпила молока. В ее понимании, это не была еда, один вид которой вызывал отвращение, но это был новый вид жидкости, которую активно просил рот. Подумала, что делает что-то не то, что ей нельзя оставаться почему-то здесь, но расслабившийся организм желал подремать, и не настроен был думать. И внезапно, будто током ее поразила мысль запоздалая:

            "Бежать тебе отсюда нужно. Немедленно!  Он придет и все начнется снова, а... беглецы в фильмах берут с собой хлеб! Хлеб - всему голова, говорят... Где хлеб? Хлеб..."

            Она затолкала под просторное платье буханку хлеба и туго затянула под ним ремешок на платье, чтобы не вывалилась. Двинулась на выход из квартиры. Должна была успеть!

Вика билась во внутреннюю дверь, боясь последствий от разъяренного любовника. Дверь входная стала приоткрываться, но не Маша ее открывала. "Не успела!" - проскочила ужасающая мысль в ошарашенном мозгу, и она рухнула без сознания... к ногам того, кто бежал за ней в парке. Тот, о котором спросила, и за что несла неоправданные ничем муки. Это был он!

Он увидел ее и моментально изменился... Милые, прежде, черты лица исказились, колени согнулись, руки скрючились, намереваясь схватить "жертву", но та сама пала к его ногам, и он резко остановился. Преследовать стало некого. Туман в мозгу рассеялся. Он посмотрел с недоумением на лежащую жену и не сразу сообразил, почему она здесь, но бившаяся в дверь любовница своим шумом привела его в чувство. Он взял за руку не подававшее признаков жизни безвольное существо и потащил в комнату волоком, где долго стоял над ним, размышляя, а потом привязал и ушел равнодушно. Она была его собственностью, а с собственностью он поступал, как хотел. Говорила, что любит его, и он считал, что это правильно. Он не последний мужчина в этом мире и с этим обязана считаться. Своеволие не потерпит ни от кого. Теперь должна вымолить прощение, чтобы есть его хлеб, и жить, как он позволит, а уйти от него сможет только в могилу.

            Любовница была "наказана"  жестоко, но не возражала, так как могло быть хуже: мог прогнать навсегда, что повлекло бы за собой новую гонку... за женихом... или тем, кто покупал бы украшения, одежду и регулярно подбрасывал денежки на безбедную жизнь. Возражать она не имела права, так как служила дополнением к жене. И все, что недодавала та, обязана была предоставить эта. Иначе, в чем смысл заводить их, любовниц или содержанок?!

            В дверь, брезгливо сморщившись, заглянула Вика. Осмотрела новую комнатку от стен до потолка - видимо, никогда здесь ранее не бывала. Остановила понимающий взгляд на вычурной кровати со всевозможными завитушками и резными фигурками фривольного характера, доставшейся Мише от родителей.

            Иногда, смеясь, он рассказывал Маше, как заставал их неоднократно, вытворяющих черт те что, но никогда не признался, что подглядывал. Видимо, понимал детской душой, что поведение его они не одобрят... А рассказывая, вдруг возбуждался необычайно, и терзал затем Машу, предполагая, что доставляет ей неземное блаженство своими изощренными ласками. Она смирялась, не протестовала и не говорила, что в подобные моменты испытывает дискомфорт. Глядя на сладострастное выражение лица мужа решала немного потерпеть ради его удовольствия. И он был счастлив! После... А она... Она исполняла свой долг. Супружеский. Ее желание никогда не учитывалось, и она привыкла с этим жить...

            - Протрезвела? - укоризненно спросила. - Мишаня вчера сказал, что у тебя была белая горячка, а то, временное прояснение разума, как пришло, так и ушло. В целях твоей безопасности решил привязать тебя снова. Уже здесь. На кровати. Но ты упала с нее, желая уползти за новой "дозой", но... веревка была начеку. Ты бранилась, как торговка рыбой, и дралась, поэтому тебя снова оставили на полу. Как понять не можешь, что нельзя позорить нашего голубка?! Сор выносить из избы он не желает: должность важная... ну и так далее. Поимей совесть! Я к тебе по хорошему, а ты как? Меня и шваброй?! Не работаешь, в прекрасной квартире живешь. Мне бы так! Думаю, удивляешься, почему до сих пор я здесь, такая красивая, ухоженная. Мишаня попросил. "Воняет, - говорит, - от нее". До этого не велел к тебе входить, веревку строго - настрого запретил развязывать, как бы ты ни хитрила, а помыть, как, уж, получится, и переодевать прямо на полу. Все же, для женщины три дня без памяти - это перебор. Тем более, когда нет доступа к ванной и туалету, хотя, чем тебе... там? Однако, литр молока выдуть за раз, еще нужно постараться! Думаю, оно и вода сослужили свою службу: ты в отключке, а организм - как часы... Я согласилась сразу и с большой готовностью. Дура, что ли, рубить сук, на котором сижу?! Могу поблагодарить тебя за твой, ха-ха, побег! Мишаня любил меня так отчаянно и напористо в тот день и весь поздний вечер, что самой было трудно ходить и наклоняться, а до этого у нас длительный перерывчик случился. Я, меж делом, подумывала, что придется искать нового любовника, а, вот, обошлось-таки. Не люблю резкие перемены! Не по мне любовный марафон. Значит, так, дорогуша! Задача: вымыть тебя, гм-м, переодеть... И я это сделаю! Ершиком для посуды в нужных местах, чтобы неповадно было драться. У меня, если помнишь, дорогой маникюр. Есть и был всегда! Я у себя ничего не делаю из-за него. Что смотришь?! Есть предложения? Нет? И быть не должно. Что ты можешь без швабры?!

            Маша смотрела и молчала. Она притворялась с того самого момента, как очнулась в первый же день. Пусть считают ее лежащей без памяти. Ей проще - не докучают. Буханку хлеба за эти три дня съела потихоньку. Таскала связанными руками из-под платья и с наслаждением жевала, когда ее не могли видеть, и силы возвращались в тело. Видимо, молоко сыграло правильную роль: пробудило аппетит. Повезло еще, что веревку перевязали по-новому. Не особо старались, или животные инстинкты, возникшие у Мишани неожиданно, помешали... Да и раны не так болели, как прежде. Видимо, ее потеря сознания сыграла на руку, и она осталась без наказания.

            Наказывал он любовницу, как мог "наказать", капая обильной слюной и глядя со сладострастием на фривольные фигурки в извращенных позах этой "сексуальной" кроватки. С той, как с гуся вода, - одна великая радость! Поломало немного тельце, но принесло упоение и удовлетворение. Скромнице Маше восторги Викины были непонятны. Щедростью своей души, нежностью одаривала она мужа, а ему, оказывается, совсем не то было нужно.

            - Что без швабры могу?! Сама помыться! Принеси ведро воды или тазик с водой, и... все дела. Имею желание предупредить: можешь колотить меня, можешь забить до смерти - я больше не боюсь, но с пола всю грязь сама уберешь! Твой маникюр останется тебе только в том случае, если отведешь меня в ванную. Веревку развязывать не придется, не бойся! Ты получила предупреждение и исполнишь его. Поведешь на поводке. Как собаку или другое животное. Тебе нравится видеть в сопернице животное? Вот она - я! Смотри! Торжествуй! Как сдохну, станцуешь на костях!

            - Что ты такое говоришь? Я помогаю тебе выздороветь! А все, что ты наговорила, от неприязни и ревности. Мне нравится Мишаня и я бы желала стать его женой, после тебя, если устранишься сама или он тебя... устранит. О разводе речь заводила, а тот, будто не слышит или не понимает. "Она - трепетная лань, - сказал как-то, - а ты, как удобные башмаки". Думаю, для меня это не оскорбительно. Кто из нас не трепещет порой?! А обувь если жмет, то всему организму морока!

            - Башмаки можно снять и забыть, потому что появятся новые и тоже удобные. А те покроются пылью, и после угодят на помойку.

            - Ты хочешь меня обидеть?

            - Нет. Он это сделал до меня. Неужели сама не понимаешь?

            - Я так не думаю! Все зло от жен, которые не понимают своего счастья!

            - Что ты обо мне знаешь? Только то, что любовник твой сказал?

            - Я ему доверяю!

            - Доверяй, но проверяй. Советую быть осторожной в своих желаниях. Иногда думаешь, что имеешь бриллиант, но однажды поймешь, это - искусная, но стекляшка.

            - Ты о чем?

            - О своем, наболевшем... Ну, так как?!

            - Пойдем в ванную, конечно. И кто придумал такие тяжелые кровати? Пуп сорвешь, пока вытащишь другой конец, но маникюр мне дороже! Могла бы тебя заставить, но сейчас ты и ложку не поднимешь сама. Как можно столько дней не есть и не умереть с голоду, не понимаю?! Мишаня сказал, что денек или два еще подержит тебя, а потом в больницу сдаст, чтобы лекарствами покормили. Вытаскивать из трясины, гм-м, трепетную лань души его и сердца, пропойцу...

            - Не продолжай! Пошли. Пора мыться. А то расскажу мужу, что не исполнила обещание. Он тебя выпорет розгами солеными, а потом... полюбит. Не пробовали еще?

            - Веревку пополощешь... Она жирная и мерзостная! А... про розги... ты пошутила?

            - Думай сама. Ты его знаешь, вроде, давно.

            - Не так давно, как хотелось бы. Платьице выбросим? Я не хочу его стирать!

            - А я не буду! Выбрасывай! Только не в мусорное ведро, а то Мишаня проверит, и горя хлебнешь по полной программе. Снеси в мусоропровод. Только осторожно, чтобы никто не увидел, - доложат ему в подробностях. Могут дворники принести обратно, если без пакета скинешь. Типа, ошибочка вышла, и хорошие вещи только богатые идиоты выбрасывают. Ну, они же поймут, из какой квартиры дурью маются - я его носила уже.

             - Пакет... пакет... сейчас... 

            Маша вдруг со всей отчетливостью поняла, что это - ее единственный шанс. Она полезла в воду, как была, в платье, с веревкой на связанных руках.

- Ты что наделала? - взвизгнула Вика, появляясь в дверях ванной. - Я.., а ты... ты...           

- Прости! Голова отказала, как только воду увидела. Ничего, пока моюсь, оно на кранике повисит и стечет. Пойди, другое принеси, теплое. И кардиган с носками. Так лежать будет комфортнее. На полу. Потом выбросишь, когда меня на органы сдадите!

            - Ты что бормочешь, шальная? Всякая муть из тебя прет, дурища!

            - Сама не знаю...  Взбаламутился мозг... Голова отплывает в дальние страны...

            - Мойся! А то уснешь еще, а мне таскать тебя не с руки!

            - Маникюр?!

            - Он, подлец!

            Маша прикрыла глаза, чтобы не видеть многочисленные синяки всяких оттенков, которые им полагалось иметь, и стала мыться. Наслаждаясь. К веревкам за эти дни привыкла, и их наличие считала чем-то естественным. Опрокидывала на них гель. Использовала вместо мочалки. Немного неловко получалось, но получалось же!

            Мылась и напряженно искала выход. Бессмысленные мысли скакали по мозгу, но ничего реального не придумывалось. Она напряглась и стала размышлять...

            Муж не ушел в магазин, как в прошлый раз, а был на работе, поэтому раньше вечера не явится. Вика получила от него изрядную порцию указаний и предостережений. И будет следовать им. Что остается для Маши? Уйма времени и продумывание побега? Что может она, слабая, истощенная, с подгибающимися коленками, предпринять против здоровенькой и крепенькой Вики, у которой еще и ключи от входной двери?!

А ту, в этот момент, больше интересовали ногти и прочий... гламурный вид. Она стояла, прислонившись к двери, и рассматривала себя в зеркале. Затем неосознанно присела на край ванны, но получив тычок в бок острым локтем, встала и с озабоченным видом, размышляя о чем-то сокровенном, вышла в коридор, где и пристроилась на тумбочке.

             И тогда Маша открыла кран. Неосознанно. Будто изначально знала, что только так нужно поступить. Сбросила на пол мокрое грязное платье. Оно тоже отдаст порядочно водицы. Она знала, что у соседей снизу всегда кто-нибудь дома. Буйная взбалмошная семейка и в "хорошие времена" находила повод, а сейчас от них требовался грандиозный скандал, который поможет ей.